Электронная библиотека » Станис Фаб » » онлайн чтение - страница 7

Текст книги "История об офортах"


  • Текст добавлен: 17 августа 2015, 15:00


Автор книги: Станис Фаб


Жанр: Современные детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Глава двенадцатая. Засухина раз, Засухина два, Засухина три!

За 23 дня до судебного процесса


Савелий позвонил Адель и напросился в гости. Если вдруг девушка по каким-то причинам не захочет ехать, тогда он попробует убедить ее мать.

Такую квартирку, как у Адели, в былые времена называли распашонкой (из одной комнаты метров в 18 две двери вели в совсем маленькие помещеньица, которые тем не менее создавали иллюзию изолированности). Но это не мешало создать удивительный уютный мир и, ничего лишнего, как сказали бы сегодня, – ярко выраженный минимализм.

Обе двери были закрыты.

– Мама отдыхает, – пояснила Адель, – пойдем на кухню, я тебе чаю налью. У нас замечательный чай – китайский пуэр. Дорогой! Ему 30 лет. Мне однокурсник из Китая привез. Когда в него молоко наливаешь, он приобретает красноватый оттенок. Полезный, говорят! Увеличивает продолжительность жизни.

– У китайцев все увеличивает жизнь. – Савелий вздохнул. – Кабы спать вовремя да подолгу, не бодяжить кофейную гущу, то и без пуэра можно бы обойтись.

…Адель так быстро согласилась уехать на целый месяц с мамой в Дом творчества, что Савелий даже как-то растерялся. Он приготовил большую речь, собрал все мыслимые аргументы в пользу такого «путешествия». А в случае отказа он был готов лично сопроводить «отдыхающих» до места, но ничего такого не понадобилось.

– Я читала, что сосновый лес и солнце очень полезны для легких. Савелий, но у меня нет столько денег, чтобы целый месяц ничего не делать. Недели на две – самый раз, а?

– Увы и ах, путевка на половинку не делится. Ты, Адель, вот что. Возьми. – Он протянул ей конверт. – Тут на все должно хватить. Мои доны Педры оказались щедры как никогда.

– Я так не могу, я вам кто?

– Действительно, кто?

– Модель для позирования.

– Ну ладно, я могу себе позволить позаботиться раз в жизни о хорошем человеке. Чтобы тебе было спокойнее, считай, это деньги в долг. Потом отработаешь сеансами.

– Ой, тогда я согласна, а говорят, чудес не бывает, – засмеялась девушка и обняла Савелия.

Тот от неожиданности замер, не зная, как отреагировать на такое бурное проявление радости Адели.

– Ты, вот что, ну в самом деле, мы с Вигдором. Я не один. Маму подлечишь. Сама отдохнешь.

Но Адель еще крепче обнимала художника, а в итоге осыпала его поцелуями.

Савелий, что называется, «поплыл». Слова вообще «покинули» его и он замер, не зная, как себя вести.

– Адель, я к такому общению не привык. Ты же знаешь, живу в мастерской, девушки у меня нет, в общем, одинокий я художник.

– И совершенно непонятый, – рассмеялась Адель. – Похоже, я твоя девушка, чаще меня никто к тебе не приходит.

– Так-то да. Господи, Адель, не смущай меня, ты же совсем ребенок, я даже фамилии твоей не знаю.

– Засухина я, тоже мне тайна.

Савелий уставился на Адель и не мог произнести того, что вертелось у него на языке. Пауза явно затянулась.

– За-су-хи-на. Значит, Засухина. Я не ослышался.

– Господи, ну что особенного в мой фамилии. Да, Засухина я, Адель.

– Да нет. Ничего. Так, подумал. Кстати, давно хотел тебя спросить, что за имя такое редкое.

– Господи, ну прямо день знакомств, вопросов и ответов. Графиня Адель де Формутье – героиня из веселой мелодрамы Россини.

– Мало ли каких графинь и баронесс в операх и опереттах. Но выбрали Адель!

– И ничего странного нет. Моя мама потрясающе пела, она ведь работала в Музыкальном театре.

Савелий осторожно опустился на стул.

Глава тринадцатая. И все-таки Марианна!

За 22 дня до судебного процесса


Вигдор и Марианна договорились встретиться в городском саду на набережной речки Лесовки. По вечерам здесь играл оркестр. Как-то по-живому, по-особенному звучал духовой на берегу реки. Кто хотел, танцевал, кто-то просто слушал старинные вальсы и марши, наслаждаясь речной прохладой.

Вот сюда он и позвал Марианну. Ему очень захотелось увидеть ее, и если она не будет против… потанцевать.

Приглашение потанцевать под музыку духового оркестра в центре шумного города должно было звучать по крайней мере оригинально.

…Марианна пришла ровно в семь, как и договаривались. Он любовался ею уже издалека. Она шла той особой походкой, в которой было все: женская грация, обаяние, словом, все прелести, которые есть в каждой молодой особе. Вигдор непроизвольно подумал, что на такой он мог бы жениться сразу, без «изучения и притирания». «Легковесный тип», – поставил он сам себе диагноз, но это было так, для формы.

Она подошла, и он опять же не запланированно «чмокнул» ее в щечку, как старую знакомую, с которой давно не виделись. И она не рассердилась, а тем более не обиделась, потому что произошло все как-то непроизвольно и само собой. Обижаться или сердиться на такой знак внимания, здесь, в «танцующем» сквере, было бы совсем неуместно.

Странно, он второй раз видит Марианну, но вдруг стал прислушиваться к себе. Так сказать, вызывать внутренний голос, который должен был подсказать ему, все ли он делает так, как надо.

– У вас сегодня получился длинный день. Если вы начинаете работать в 10, то получается девять часов! Совсем не бережет государство культуру.

– Что вы, бережет, еще как! Обычно в пять я уже свободна, но нынче в гости пожаловал отпрыск художника Спицына Федор. Вот пришлось задержаться.

– Да вы что! Спицын нынче в моде. То мы пожаловали с Селиной, теперь вот родня. Впрочем, сыну полезно время от времени отцовское творчество изучать. Так что визит вряд ли удивителен.

– Все удивительно, Вигдор Борисович, все!

– Марианночка, а давайте попробуем на ты. Прошу вас, поверьте, в этой моей просьбе нет ничего предосудительного. Пусть будет просто Вигдор. Сделайте мне одолжение.

– Хорошо, господин писатель. Я попробую. Вигдор Борисович! – Марианна рассмеялась. – Сейчас потренируюсь: Вигдор, Вигдор, Вигдор. Ух, непросто как.

– Так что вас удивило в визите Федора?

– Понимаете, с Федором мы еще недавно, ну как бы это точнее сказать, не то что бы встречались, но дружили. Он был очень хорошим, добрым, понимающим человеком. А примерно год назад его как будто подменили. В один момент – раз и все – другой Федор. Что произошло, не знаю. Могу только догадываться.

– Может быть, причина вы?

– Если бы! Допускаю, что любое расставание – тяжелая история, с этим сложно смириться, но можно жить, искать «своего» другого человека. Но в том-то и дело, оказалось, что я для него была лишь симпатичным «хомячком», игрушкой, которая сегодня интересна, завтра менее, после завтра более.

Понимаете, Федор – художник способный. Не выдающшийся. Нет, и даже не очень оригинальный, что так распространено среди сегодняшних новых. Но основа для движения вперед явно была. На одной из выставок молодых он представил свои работы. А жюри, представьте себе, даже не попыталось оценить его творчество. Просто посмотрели при общем обходе и все. И ни полслова автору.

Я попыталась тогда успокоить его, убедить, что нужно еще много работать, что в нем есть искорка таланта.

…Никогда не забуду этого его взгляда. Он так презрительно оглядел меня, вот так, сверху донизу, и тихо сказал «цыц». Как будто я и есть источник всех его бед.

В общем, мы расстались, не успев крепко подружиться. Мне рассказывали, что он стал гулять, выпивать и даже дебоширить. Получается, он сдался, сдался с первого раза, не захотел постоять ни за себя, ни за свое творчество… – Марианна сделала паузу. – Да и за меня тоже. Одна выставка, одна первая неудача и все. Сломался! Мне очень жаль Федора. Не без способностей. Ой, да что ж я так разболталась, не мое это дело.

– Нет, нет, Марианна, интересно. Слушать вас интересно.

Девушка внимательно посмотрела на Вигдора.

– Я же не сказала ничего особенного, вы явно пытаетесь сделать комплимент.

– Пытаюсь, но, видимо, не получается.

– А вы женаты, Вигдор Борисович? – в лоб спросила Марианна.

– Вигдор Борисович не женат.

– Правда?

– Истинная.

– Мне мама, когда жива была, запретила с женатиками встречаться. «Неча говорит, Марьянка, смуту за собой сеять». А я бы и не поверила, что вы без семьи.

– Верьте.

– А я тоже, представьте себе, «одинокая гармонь», – рассмеялась Марианна. – Это моя соседка, профессорша из университета, так сама себя называет. Вся жизнь была отдана общественным наукам. Теперь вдруг оказалось, что политэкономии социализма нет и быть не может, и философия марксизма штука выдуманная. История КПСС, «разумеется» сказочная страна, в отечественной истории все переврали и сами же запутались. Ну вот и осталась моя профессорша без науки и теперь считает, что «одинокая как гармонь».

– Жаль вашу общественницу. Когда рушатся надежды, всегда легко потеряться.

– Ой, вы прямо как Федор заговорили. Вы уж извините, я опять про него вспомнила. Он такой загадочный пришел, сказал, что скоро все изменится и он женится на мне. Уморил…

Марианна так искренне засмеялась, что Вигдор поверил – свадьбы точно не будет.

– Нужна мне его женитьба.

– А что, наследник известного художника.

– Вот-вот. Он и пришел на папины картины посмотреть. Ну прямо как вы тогда, один к одному. И когда до портрета Веры Засухиной дошли, он, знаете, совсем изменился в лице. Паясничать перестал, показушная веселость вмиг улетучилась. Он долго стоял перед полотном. Отойдет, опять подойдет, словно не картину, а холст изучал. Я даже испугалась, не сотворил бы чего с работой отца. Потом задвинул ее и: «Хорошая работа, коллекционная». Видно, что-то такое увидел в работе отца, чего мы не разглядели. Я пыталась поспрашивать, мне как искусствоведу очень интересно, но он только-то и сказал: «Только непонятно, что он любил сильнее – эту женщину или свою любовь».

И ушел было, а совсем скоро вернулся, точно забыл, зачем приходил, и начал выспрашивать, что в моде из местной живописи. Интересуются ли иностранные туристы лесковскими авторами? Что-то вроде крылатого «Почем искусство для народа».

Ой, ну что это я опять по него. А ведь всего-то хотела обьяснить, почему я сегодня задержалась в музее и что наши работодатели люди не вредные.

…Они шли по набережной в то замечательное время, когда в Лесовске наступает равновесие, а может быть, точнее сказать, умиротворение в природе. Солнце. Это важный момент. Оно только-только начало садиться за старым мостом Лесовска. Интересно, что перед тем как совсем «упасть» за ажурную горизонталь моста, его красно-оранжевый круг быстро-быстро теряет свою половину, а потом начинает медленно-медленно растворяться в Лесовке-реке. И в это время уходящего полукруга все словно бы замедляет ход. Кажется, парочки, и без того медленно плывущие вдоль реки по набережной, идут еще тише, разговоры их и вовсе стихают, и машины вдоль дороги тоже перестают нестись, сбавляют ход, чтобы пассажиры могли вдохнуть настоящей речной прохлады с запахом лета.

На летней веранде модного кафе они с Марианной пили кофе. Болтали обо всем. Настолько обо всем, что любой мало-мальски наблюдательный человек, покажи ему запись их разговора, подтвердил бы: «Точно, ни о чем».

Но так ведь и случается при первых знакомствах.

Вигдор слушал Марианну и время от времени ему казалось, что он то растворяется в беседе «ни о чем», а то и вовсе теряет нить разговора, потому что больше смотрит, чем слушает.

Маринанне было интересно общаться с известным писателем и знатоком городской истории и она ловила себя на мысли, что было бы неплохо слушать его почаще. И потом, и потом, и потом, если уж она так хороша, как намекает Чижевский, то пора и ей подумать о своем «одиночестве», так ли уж оно прекрасно даже во имя «прекрасного».

«Пора, пора, пора, – твердо решила Марианна. – Может, для кого-то одиночество прекрасно, а я хочу нормального мужика, семью, детей, кошку или собаку, на худой конец морскую свинку, дачу с грядкой и вечернего чаю с писателем Чижевским. Интересно, какой он в быту? Не монстр, я надеюсь?»

Внутренний монолог закончился, и она неожиданно засмеялась так звонко и счастливо, что Вигдор даже испугался. Но потом каким-то своим творческим чутьем примерно угадал, чему так беззаботно и открыто смеялась девушка, и ему тоже стало теплее.

– Я что-то не так сказал? – удивился Вигдор.

Но Марианна замахала рукой, словно бы пыталась развеять его сомнения, и продолжала смеяться от мысли, а ну как писатель более ничего не умеет, кроме сочинительства, и ей опять придется бороться с кухонной сантехникой, батареями и прочей коммунальной братией.

Вигдор подумал, что ему нравится проводить с Марианной время, слушать ее, смотреть на нее, думать о ней. И чтобы понять это, понадобилось всего несколько дней.

Ах, если бы не этот дурацкий процесс, он мог бы с ходу предложить ей руку и сердце, поездку в Китай, Тайланд или Вьетнам. Настоящее свадебное путешествие, но не туда, где обычно встретишься с половиной Лесовска, а куда-нибудь подальше от городов, в глубинку.

«А ведь если бы не это происшествие с художником Спицыным, он не оказался бы в музее, не познакомился бы с ней. Пути неисповедимы, но неужели так все предопределено в судьбе», – подумал Вигдор и… тоже рассмеялся. Они смеялись оба, словно бы расчищая этим счастливым началом дорожку, по которой каждый не прочь был отправиться в ближайшее время.

Глава четырнадцатая. «Гордыня твоя велика!»

За 21 день до судебного процесса


Майков встретился с Федором на набережной в плавучем ресторанчике, который расположился на переделанной по этому случаю барже. До обеда здесь практически не было посетителей и можно было общаться, не привлекая внимание любопытных.

Федор к удивлению Майкова был сегодня на удивление собран.

– Разительные перемены, что так?

– В предчувствии законного гонорара. У меня на него большие планы.

– Как это в традиции – делить то, чего еще нет. Ну ладно, как прошел визит в музей?

– Плодотворно. Все, что ты просил, я разузнал

– Хорошо, поделись знаниями.

– Местная живопись нынче в моде у иностранцев, особенно активно покупают китайцы. Они какую-то программу приняли. Если ты культурная семья, то дома желательно иметь картину, а не фотографию. Скупают все по дешевке. Но наши и этим деньгам рады.

Работы отца тоже спрашивают. Китайцы умнее всех поступают. Они свой первый визит делают в государственный музей – к специалистам. Вроде как на экскурсии, через них и узнают настоящих мастеров, а уж потом по частным галереям путешествуют. Большие молодцы.

– В каком смысле?

– А в том, что понимают – старые специалисты за любовь к искусству расскажут тебе про всех художников, лучших экспертов не найти.

– Хорошо, хорошо. Ну а папенька хорошо идет?

Федор с нескрываемой злобой посмотрел на Майкова.

– Да не коси, что, слабоваты продажи?

– Классика нонче не в тренде. Рисунки не так выигрышно смотрятся, как холсты в багетах. И потом тема. Отец рисует главным образом старый Лесовск. А кому охота тащить за тридевять земель уголок Лесовска. Словом, Спицын сейчас продается не очень.

– Это плохо. Даже очень плохо. Хотелось бы другого. Мы будем доказывать в процессе, что работы Спицына до тех пор, пока не были опубликованы большим тиражом, разлетались как горячие пирожки.

– Не получится. Музей подторговывает работами художников официально, так сказать, организует выставки-продажи. За год купили четыре офорта Спицына, а модного Кокорева боле 20 картин. Это легко проверить.

– Ну вот и пусть проверяют. Это не наша забота. Мы будем рассуждать и ставить вопросы. А доказательства пусть Чижевский ищет. Замотаем их, завалим запросами. Это время и деньги, которые они будут тратить и тратить, пока с ума не сойдут, пока сами не предложат мировую.

Если ремеслом папенька твой заработать не может, попытаемся сами, своими методами домашнюю копилку пополнить. А, Федяй, нынче говоришь графика не в моде? Говоришь, старый Лесовск перестал иностранцев привлекать? А может, как в пословице, плохому танцору все время что-то мешает?

Майков захохотал.

Федор зыркнул на Майкова.

– Отец хороший мастер!

– Ну конечно, хороший. Только ни хрена прокормить тебя не может. Я таких исторрий мно-о-го знаю. Лет через двести все опомнятся, писать и говорить о папеньке будут. Подождешь двести лет, Федяй?

Федяй обиделся не на шутку. Не за отца, за себя. Он представлял, что предстоящий судебный процесс станет для него не только возможностью получить деньги и решить если не все, то большую часть личных проблем. Но он еще хотел публичного признания. Он надеялся рассказать, как тяжело живут художники. Как несправедливо поступают чиновники, заставляя платить все больше и больше за мастерские, что сами художники от продаж своих работ получают крохи – все деньги оседают главным образом у перекупщиков и посредников. Федору казалось, что каждое судебное заседание будет начинаться с пламенной речи для журналистов, что телеканалы завалят его приглашениями выступить в эфирах. И тогда все узнают, каков на самом деле Федор Спицын.

На деле же Майков думает только о деньгах, ему нет никакого дела ни до Федора, ни до отца. Майков, мерзкий прилипала, какую унизительную кличку он придумал для него – Федяй!

Нет, Майков обязательно получит свое, как только дело будет выиграно. Кто дал ему право поучать Федора Спицына, кто позволил ерничать и смеяться над его жизнью!

Как только Майков ушел, Федор прямо на салфетке ручкой стал рисовать портрет Майкова. Злости и мастерства хватало на то, чтобы этот рисунок получился по памяти. Он рисовал, вкладывая в каждый штрих этого салфеточного портрета всю ненависть за свои прошлые неудачи. Поймав на злости драйв, Федор взял еще одну салфетку, другую и теперь уже из-под его руки выходили карикатуры на Майкова, которые очень точно схватывали человеческую суть его.

А когда все было готово, Федор уже дома отсканировал эти рисунки и отправил их в социальные сети. Отныне они начали свой собственный путь и свою собственную жизнь, и автор даже предположить не мог, к каким результатам приведет этот его поступок.

…Никто, конечно, в Художественном музее не удивился, увидев Спицына. Было бы странным, если бы художники время от времени не приходили сюда, чтобы, так же как литератор в библиотеке или историк в архиве, музыкант в филармонии, посмотреть на работу давних или стародавних времен, современных мастеров и быть, как это стало модно говорить, в тренде.

Но если сказать, что совсем никто не удивился появлению Спицына, это будет не совсем точно. Странным показался визит директору «художки» Алевтине Павловне Чикойкиной, которая знала-презнала Спицына много лет, еще с той поры, когда он приходил сюда студентом училища. Спицын тогда часами просиживал перед любимыми картинами, пытаясь проникнуть в тайные замыслы автора. Он был просто уверен, что у каждой картины есть два лица: то, что видно всем, и то, что доступно лишь избранным. В самом деле это только кажется, что изображение на картине явно. Сколько тайных смыслов, сколько фантазий скрыто автором.

Алевтина Павловна стала директором в те времена, когда лидер страны и партии Никита Хрущев громил абстракционистов, а под горячую руку и поэтов. Спицын в те годы был еще настолько молод, что вряд ли понимал, в чем провинились молодые и талантливые художники. Но этого властного окрика было достаточно, чтобы сориентироваться, от чего лучше держаться подальше.

В местном училище абстракционистов, конструктивистов, кубистов не оказалось. Здесь царил соцреализм. Вся молодежь воспитывалась в духе работы на светлое будущее и честно писала портреты передовиков труда, рабочих многостаночников, председателей колхозов, знатных доярок, изредка учителей, врачей, артистов и собственные автопортреты, которые в силу воображения получались лучше всего. Лишь однажды он усомнился в правильности выбора, когда был послан на Лену-реку работать над альбомом для здешнего пароходства. Проходив на баржах, катерах, танкерах и пассажирских суденышках два месяца, он увидел настоящую жизнь людей и реки, которая оказалась тяжелее и красивее того, что он читал и слышал. Здесь все оказалось настоящим, а показуха тонула сама по себе, не выдерживая, если разобраться, того самого соцреализма, к которому их всех призывали.

…Что-то вело Спицына в музей именно сейчас. Он не был здесь давно, несколько лет точно. Да и зачем? Мир совсем сошел с ума. Все, чему поклонялись и верили, объявили ересью, все, что было под запретом, вдруг, как по мановению волшебной палочки, стало истиной.

Спицын устал верить – не верить. Устал от того, что перестал быть нужным, а будущее в новых координатах не просматривалось.

У каждого человека есть точка ностальгического спасения. Это то место, предмет или событие, которое в сложное время дает надежду. На что? Нет смысла заниматься перечислением. Главное, надежда, и главное, дает.

Спицын хотел вновь увидеть портрет Веры Засухиной. Отчего и почему именно сейчас, не так уж это важно. Он хорошо помнил то время, когда был готов рвать все: семейные узы, налаженный быт, обязательства… и не очень стремился скрывать то, что происходило с ним.

…Марианна проводила Спицына в хранилище и оставила одного. Он выдвинул картину и вздрогнул. Время смотрело на него без всякого сожаления. Оно перетащило Спицына на десятки лет назад, когда жизнь была понятной и предсказуемой, когда безумство страсти попирало все, абсолютно все…

С картины молодая красивая женщина смотрела на уставшего и не очень удачливого человека без всякого укора. Укор? Возможно, он заслуживал большего – презрения: в последний момент просто испугался, что у него будет ребенок от Веры. Он и это помнил хорошо: вместе с известием исчезла смелость и улыбчивость. Господи, отпало всякое желание видеться с Верой. Значит, все-таки не было любви? А что было? Да почем он знает что. Ему казалось, все-таки любовь была.

Спицын отошел к стене и присел на табуретку. Так было удобнее смотреть большое полотно.

«Хорошая работа», – подумал Спицын. – Не стыдно показывать в галереях. А она живет здесь, в полном одиночестве…»

Он не разрешал выставлять ее. Почему? Страх, что прошлое может потревожить настоящее? Вера не захотела сделать так, как ему казалось лучше. Она решила забыть обо всем, в том числе и о нем, ради той новой жизни, которая только-только затеплилась в ней. Потом ее отьезд в Италию, возвращение, эта жуткая авария.

Спицын вздрогнул. Вот уж действительно жизнь играет с нами в прятки. В тот злополучный день в машине была родная сестра Веры, близняшка. Ну а те, кому было положено разбираться на месте гибели, сделали все на удивление быстро и плохо. По всем новостям сообщали, что погибла талантливая певица. Вера не делала опровержений, он тоже «обходил» прессу стороной, догадываясь, что Вера молчит по каким-то своим причинам. Он, единственный реальный свидетель, который знал все до мельчайших подробностей, но тогда по горячим следам, а теперь и подавно, спустя столько лет, никому не расскажет о тайне двух сестер. Да и кому нужна она, спустя столько лет. Разве станет легче?

В том ужасном происшествии прямой вины его не было, но все равно Спицын терзался, считая, что вольно или невольно все произошло при его участии. Мария спорила, горячилась, требовала, чтобы он исчез из Вериной жизни, не мешал ей родить ребенка, которого они воспитают сами.

Перепалка продолжалась всю дорогу. Он не уступал, умолял подумать, зачем Вере гробить карьеру, зачем ставить под удар его собственную жизнь. Ребенок будет расти без отца и это будет вечным проклятием над ним. А когда машина, которую вела Мария, вылетела с дороги и скатилась под откос, он от шока и неожиданности просто оцепенел, словно в анабиозе. Несколько дней Спицын «болтался» в полубессознательном состоянии. Только звонок Веры вернул его к реальности, заставил собраться. Вера просила об одном: забыть ее и никого не убеждать, что погибла сестра Мария. Зачем и почему нужно было сделать именно так, он даже не спросил. До того ли ему было в те дни, а Марию все равно не вернуть…

…Он сидел, склонив голову перед картиной. Время от времени смотрел на нее долгим взглядом. Хотел бы подольше, но не получалось, что-то мешало. Он ждал, что «портрет» с ним «заговорит», но, увы, он был «неразговорчив», несмотря на более чем двадцатилетнее одиночество.

«Ну вот и зря», – подумал Спицын. – Годы ничего не изменили, я знаю, ты по-прежнему считаешь, что я виноват во всем? Нееет!»

Спицын приблизился к картине совсем близко, словно бы упав к ногам Веры.

Удивительно, но ему стало легче. Кто скажет от чего? Может быть, ему показалось, что он вымолил прощение у женщины?

…Федор сканировал свои карикатуры на Майкова, приверстал короткую надпись «Поделитесь своими историями об этом человеке». Затем зашел в компьютерное кафе и отправил их гулять по соцсетям под ником «Кабы знать». Рисунки ушли в сети, и Федору стало легче. Он отомстил Майкову за свои обиды


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации