Текст книги "Ярослав Мудрый и его тайны"

Святополк уничтожал только братьев, но не сестер. Хотя наверняка знал, что многие кузины его ненавидят. Следовательно, перед нами человек лютой жестокости, но не полный выродок. Если, конечно, мы признаем его убийцей.

Подозрения насчет остальных убийств остаются. Как известно, сомнения в том, кто убивал братьев – Святополк или Ярослав, – высказывались учеными еще в XIX веке. Однако в царской России гипотеза не прижилась. Ее принятие потребовало бы пересмотра церковной истории и переосмысления сложившихся образов. Окаянный Святополк и мудрый Ярослав поменялись бы местами. Нет, невозможно!

В наше время Ярослава считает убийцей известный ученый И.Н. Данилевский, ссылающийся на работу Ильина, написанную и опубликованную еще в советское время. Но взгляды Данилевского на исторический процесс и на отдельных князей, мягко говоря, далеки от традиционных. Это, конечно, не беда, но аргументация историка не всегда убедительна. Бумажная версия его книги «Древняя Русь глазами современников и потомков» издана в 1998 году фондом «Открытое общество» (на грант Джорджа Сороса). Неизвестно, выслушивал ли автор рекомендации от кураторов, но иногда конечные выводы выглядят странно. (См.: Древняя Русь глазами современников и потомков. Приложение 4. Ярослав, Святополк и летописец. С. 334–354 электронной версии, приведенной в списке литературы.) А вообще, перед нами – типичный университетский педагог, вроде Милюкова или Ключевского; лавры последнего явно не дают Данилевскому покоя. Он читает лекции студентам вуза, делает несколько парадоксальных выводов, как оратор на митинге, и желает закрепить их на бумаге, а если получится, то и в Сети, где мы наткнулись на произведения почтенного ученого.

Ряд вопросов относительно «древнерусского детектива» Данилевский задает вполне правомерно. Обращает, скажем, внимание на вопиющие нестыковки летописного рассказа. Но сам обходится с летописью слишком вольно. Ведь есть внутренняя критика источника, есть перекрестные источники. И всё это Данилевский – остепененный ученый – прекрасно знает. Но игнорирует то, что ему невыгодно. Летописные сведения просто отметает, считая ложью, а зарубежным источникам вроде хроники Титмара Мерзебургского доверяет полностью. Более того, активно использует скандинавскую сказку «Прядь об Эймунде», разбору которой мы посвятим в своем месте особый раздел.

Конечные выводы Данилевского притянуты за уши и граничат с фальсификацией. Сперва высказываются обоснованные сомнения, затем факты приправляются пятью процентами лжи и – картина переворачивается с ног на голову. Такие манипуляции мы встречали в книгах и статьях Льва Клейна, которого жестко критиковали в работе «Руги и русы». С этими людьми очень трудно бороться, они умеют маскировать истинные взгляды, они очень далеки от науки и умеют ловко очернить оппонента, создав мнение в своей группировке. От подобных книг и подобных людей нужно предостеречь читателя, если он их еще не встречал.

Так что же Данилевский? Среди перечня вопросов, которыми задаемся и мы, и другие исследователи, вдруг появляется такой: почему никто из сыновей Ярослава не назван Борисом или Глебом (славянские имена убиенных князей) или Романом и Давыдом (крестильные имена)? Только среди внуков Мудрого появляются Роман, Давыд, Глеб… но не Борис. Ну что за чепуха! А битва на Нежатиной Ниве, которую помнит каждый хоть сколько-нибудь подготовленный студент истфака, а то и школьник? В ней погиб Борис Вячеславич, князь-изгой, сын смоленского князя и внук Ярослава Мудрого. И таких мелочей у Данилевского – пропасть. Словно читаешь не профессионального историка, а какую-нибудь книжку Виктора Суворова, с которым большинство русских уже разобралось и предало страшной каре: Суворов вышел из моды и лишился гонораров.

Данилевский договорился до того, что Борис Владимирович сел на княжение киевское и водил на Русь печенегов, за что и не любили его киевляне (Древняя Русь глазами современников и потомков. С. 346). Летописец, допустим, просто недоговаривает. Но Длугош-то говорит совсем о другом! Борис, напротив, воевал с печенегами! Да и в летописи – о том же: ходил Борис на печенегов, но не нашел.

Правда, Данилевский и не оспаривает первый поход Бориса в степь. Просто исследователь утверждает, что это не Святополк водил печенегов впоследствии на Русь, но Борис. Летописец просто переврал эти события… но зачем? Если Борис – злодей и враг киевлян, отчего понадобились сложные конструкции по сокрытию его убийства Ярославом, к чему сваливать вину на Святополка, который, кстати, привел поляков и тоже мог быть объявлен врагом? Получается, что составленная по принципам формальной логики концепция автора не столь уж логична?

В сказке об Эймунде, которую Данилевский использует как исторический источник, тоже ничего об этом нет. В общем, вывод таков: нельзя насиловать летописные тексты, словно перед вами ночные бабочки.

Со Святополком у автора концепции тоже проблемы и нестыковки. То Окаянный бежит в Польшу сразу после смерти Владимира Красное Солнышко, потому что Данилевский следует мутному в этом месте тексту Титмара, то – убегает из темницы во время смуты между Борисом и Ярославом (сообщение о смуте взято у Длугоша, но Длугош объявляет едва ли не главным действующим лицом в ней Святополка, что гораздо лучше согласуется с текстом летописей, чем произвольные выкладки Данилевского). Победу в смуте 1015 года (гипотетический первый поход Ярослава на Киев) Данилевский, вопреки теперь уже и Длугошу, присуждает Ярославу. Что остается от источников? Скандинавские мифы? Но и они нелогичны… Налицо лишь хрупкая концепция историка, которая опирается на его произвольные соображения и соответствует (да и то не всегда) принципам формальной логики.

Конечный вердикт таков: Данилевский задает правильные вопросы, но дает на них неудовлетворительные ответы. Факты у него заменяет полет фантазии, вроде бы местами логичный, но противоречащий всем имеющимся источникам. В истории такое недопустимо.

* * *

Обстоятельную, хотя и далеко не полную библиографию версии о том, что Святополк невиновен в убийстве Бориса и Глеба, можно найти в книге А.Ю. Карпова «Ярослав Мудрый» (с. 475–476). Сам Карпов придерживается традиционной точки зрения. Убийца – Святополк, Ярослав невиновен. Той же версии хранит верность Д.А. Боровков в сжатой, но информативно очень насыщенной монографии «Тайна гибели Бориса и Глеба».

…Автор этих строк в отроческом возрасте склонялся к мысли, что убийца – именно Ярослав. Человек жестокий и хитрый, не останавливавшийся перед фальсификациями летописи. К тому же очень уж подозрительна вереница смертей вокруг него. Очень кстати умирает отец, затем – несколько братьев, гибель которых он свалил на Святополка, иные братья исчезают, иные – опять же умирают подозрительно кстати, как Мстислав Тмутараканский. Странно…

Однако прошло время, подростковый максимализм и стремление к историческим разоблачениям уступили место взвешенному анализу. И тогда оказалось, что доказательств причастности Ярослава ко всем этим смертям нет. Если он и преступник, то очень талантливый, который сумел ловко запутать следы, свалив вину где-то на Святополка, где-то – на слепой случай, а чью-то смерть вообще замолчав.

Похоже, мы вправе с большей или меньшей уверенностью говорить только об одном: Бориса и Глеба устранил всё-таки Святополк. Это были его прямые соперники. Следовало расчистить поляну.

По остальным фигурантам «древнерусского детектива» – вопрос спорный. Двое из них умерли, по официальной версии, своей смертью – это Владимир Красное Солнышко и Мстислав Тмутараканский. Двое исчезли: Позвизд и Станислав. Один сел в тюрьму: Судислав. Убийство еще одного – Святослава Древлянского – приписывают Святополку, что неочевидно.

Расскажем обо всём по порядку.

Устранив Бориса, Святополк, по логике событий, должен был взяться за Глеба. Конечно, оба «святых» вовсе не походили на невинных овечек. Они были опасны, за ними стояли дружинники. И вот – Святополк решился на уничтожение ненавистных двоюродных братьев.

«И, замыслив это, злой дьявола сообщник послал за блаженным Глебом». Святополк написал: «Приходи немедля. Отец зовет тебя, тяжко болен он». Нужно было выманить Глеба из княжества, а по дороге прислать убийц. Операцией руководил один из дружинников Святополковых, «окаянный Горясер». Кроме того, у Святополка были свои люди в окружении Глеба. Подкуплен оказался княжеский повар Торчин (туркмен). Он поучаствует в убийстве.

Глеб поверил письму. Он любил отца и был ему верен. Поэтому мешкать не стал. В конце концов, Святополк зовет его делить власть после возможной кончины родителя. «Глеб быстро собрался, сел на коня и отправился с небольшой дружиной. И когда пришли на Волгу, в поле оступился под ним конь в яме и повредил слегка ногу. А как пришел Глеб в Смоленск, отошел от Смоленска недалеко и стал на Смядыни, в ладье», – повествуется в сказании о гибели братьев, которым мы пользуемся. В рассказе есть важная деталь. Глеб едет через Смоленск. В этом городе правит Станислав. Следовательно, он заодно с Глебом и против Ярослава?

Дальнейшее сообщение «Сказания о Борисе и Глебе» вроде бы противоречит этой гипотезе. Ярослав предлагает Глебу помириться и шлет к нему гонца со словами:

– Не ходи, брат. Отец твой умер, а брат твой убит Святополком.

Но имеем ли мы право верить этому сообщению? Оно может быть позднейшим вымыслом самого Ярослава. Это во-первых. Во-вторых, Глеб фактически отвергает предложение брата пойти на мировую. Он сохраняет верность отцу и ищет сближения со Святополком, который остается старшим в роде. Кроме того, соблазнительно думать, что именно Ярославу выгодно устранить Глеба как сторонника Владимира Красное Солнышко и как собственного врага. Если бы не одно «но». Повторим прежний аргумент. Если Святополк убил Бориса, то иного выхода, кроме убийства Глеба, у него не оставалось.

На чьей же стороне Станислав? Думается, он метался между коалициями, но пока поддерживал Святополка.

Услыхав о смерти Бориса, Глеб начал плакать и стенать:

– О, увы мне, господи! Вдвойне плачу и стенаю, вдвойне сетую и тужу. Увы мне, увы мне! Плачу горько по отце, а еще горше плачу и горюю по тебе, брат и господин мой, Борис. Я-то думал, что скоро увижу лицо твое ангельское, а вот какая беда постигла меня, лучше бы мне с тобой умереть, господин мой!

То есть вроде бы поверил сообщению Ярослава? Но что же, поехал к нему? Нет. Вернулся? Тоже нет. «Сказание о Борисе и Глебе» в этом месте нарочито невнятно, и из него следует, что Глеб продолжал путь в Киев.

Он находился в устье реки Смядынь. Здесь его настигли убийцы, которые плыли в ладье. Глеб «возрадовался», увидев этих людей. Почему бы это? Не потому ли, что принял их за переговорщиков – послов от Святополка, которые пришли, чтобы скоординировать действия против Ярослава? Так был ли гонец из Новгорода или перед нами вымысел?

Убийцы начали действовать. «И, когда поплыли рядом, начали злодеи перескакивать в ладью его с блещущими, как вода, обнаженными мечами в руках. И сразу у всех весла из рук выпали, и все помертвели от страха. Увидев это, блаженный понял, что хотят убить его». Только тогда понял. Взмолился, объятый страхом:

– Не трогайте меня, братья мои милые и дорогие! Не трогайте меня, никакого зла вам не причинившего! Пощадите, братья и повелители мои, пощадите!

«И ни единое слово не устыдило их, но как свирепые звери напали на него». Глеб молился, плакал, но жалости не вызвал. «Окаянный Горясер приказал зарезать его без промедления. Повар же Глебов, по имени Торчин, взял нож и, схватив блаженного, заклал его, как агнца непорочного и невинного, месяца сентября в 5-й день, в понедельник».

Еще одна странность. Бориса убили 24 июля. Глеба – 5 сентября. За это время Ярослав уже знал все подробности первого убийства, а Глеб даже был не в курсе, что умер отец. Загадки нагромождаются друг на друга. Рассказчики лгут и недоговаривают.

Автор повести обожает Бориса с Глебом, сочувствует Ярославу, ненавидит Святополка. А ведь Ярослав поднял мятеж против родного отца, перерезал новгородцев… и вполне мог расчищать вокруг себя пространство, устраняя братьев и сваливая вину на Святополка.

А Святополк чем лучше? Он выступил против своего дяди Владимира Красное Солнышко и попал под арест. Но разве не воспитал всех этих чудовищ глава семейства – пресловутый Владимир Святой, начавший карьеру с того, что публично изнасиловал мать Ярослава Мудрого?

В общем, нужно признать, что братьев в этом семействе могли убивать оба – и Святополк, и Ярослав. А в летописях и других документах слишком много недоговорок, чтобы делать однозначный вывод.

Тело Глеба бросили меж двух колод, но затем много позже нашли. Мощи совершали разнообразные чудеса, и их обладатель был канонизирован. А пока бесчинства продолжались.

«Святополк же окаянный и злой убил Святослава, послав к нему к горе Угорской, когда тот бежал в Угры, – говорит автор Повести временных лет. – И стал Святополк думать: «Перебью всех своих братьев и стану один владеть Русскою землею».

Кстати, у Святослава оставался сын Ян. Куда он подевался? Умер своей смертью? Возможно, да. Либо его убил Ярослав, и тогда это умолчание об убийстве в цепи других очень уместно для летописи.

Или Святослава уничтожил всё-таки Святополк? Вот так и убил – ни с того ни с сего? Но отчего же не убил Судислава, Мстислава, Брячислава и Позвизда? Опять мы в сомнениях. Не ответил ли Ярослав убийством на убийства? Святополк уничтожил Бориса и Глеба, а Ярослав – Святослава? Беда в том, что мы не знаем, на чьей стороне выступал Святослав. На первом этапе он, конечно, сторонник Святополка. Или держит нейтралитет. Но потом… Не уговорил ли его Ярослав изменить двоюродному брату? Вполне возможно. Тогда, получается, Святополк раскрыл заговор и уничтожил предателя? Обе приведенные версии равноправны.

Странно лишь, что Святослав не канонизирован. Выше мы говорили почему. Мощи Бориса и Глеба были «обретены», а останки Святослава Древлянского – нет. Но мы видели, что и с мощами Глеба, брошенными «меж двух колод», не всё однозначно. Точно ли это кости невинно убиенного князя? А если не точно, то что мешало таким же сомнительным образом «обрести» мощи Святослава, направив экспедицию в Карпаты? Значит, Ярослав по каким-то причинам сделать этого не пожелал? Либо этого не случилось потому, что сам же и убил Святослава, либо потому, что Святослав перед смертью себя скомпрометировал и об этом многие знали.

В этом детективе слишком много мрачных тайн. Неужто мы не дознаемся до истины? Видимо, нет. Но смерть других князей можем диагностировать с большей точностью. И уж там явно постарался Ярослав, расчищая себе путь к власти.

Глава 4
Война братьев

Если верить гипотезе Длугоша, Ярослав выступил уже во второй поход на юг.

«И собрал Ярослав тысячу варягов, а других воинов 40 000, и пошел на Святополка, призвав Бога в свидетели своей правды», – пишет автор Повести временных лет. В Новгородской I летописи младшего извода приводятся более скромные цифры: 4000 новгородцев и тысяча варягов.

Князь скорбно провозгласил в начале похода:

– Не я начал избивать братьев моих, но он; да будет Бог мстителем за кровь братьев моих, потому что без вины пролил он праведную кровь Бориса и Глеба. Или же и мне то же сделать? Рассуди меня, Господи, по правде, да прекратятся злодеяния грешного.

Мудрый старательно пытается отвести от себя подозрения в убийствах. Повторимся: это неспроста. Если он неповинен, то разве что в смерти Бориса и Глеба. Да и то вопрос требует очень осторожного подхода и дополнительных исследований.

И пошел Ярослав на Святополка. Посадником в Новгороде он оставил своего родственника Константина Добрынича (Костянтина, как его называют в летописи). Это сын Добрыни, который приходился уем Владимиру Красное Солнышко. Константин – двоюродный дядя Ярослава. Вот кто направляет политику молодого князя в то время. Вот кому нужен вольный Новгород.

«Услышав же, что Ярослав идет, Святополк собрал бесчисленное количество воинов, русских и печенегов, и вышел против него к Любечу на тот берег Днепра, а Ярослав был на этом».

Интересно сообщение о численности армии Ярослава. Цифра в 41 тысячу бойцов оспаривается историками. Возможно, она преувеличена. Но насколько сильно? Скажем, в Новгородской I летописи эта численность преуменьшена почти в 10 раз. Допустим. Но тогда следует признать, что численность славянских дружин вообще невелика. Иначе Ярослава разгромили бы киевляне и иные южные русичи.

…Кто такие варяги? Обычно считается, что скандинавы, но это неверно. Перед нами отборная княжеская дружина, набранная из разных племен. Варяг – это профессия, а не национальность. В войске Мудрого была действительно норвежская дружина Эймунда Рингссена, отпрыска королевской семьи, отправившегося на поиски приключений. Это герой «Пряди об Эймунде».

А какие племена помогли Ярославу, приведя условные «40 тысяч»? Эсты, ижора, водь, карелы, вепсы, словене, наемники-скандинавы и, может быть, полабские да поморские славяне, включая обитателей острова Руян. Прямых данных об этом нет, но культурные и торговые связи между Новгородом и полабами перечеркнуть нельзя. Иначе мы игнорируем работу археологов и проявляем неуважение к сделанным ими открытиям.

Золотая монета времен князя Владимира

Но торговля – одно, а наемничество – совсем другое, скажет неискушенный читатель.

Никак нет. Специалистам хорошо известно, что грань между балтийским купцом, разбойником и наемником в то время чрезвычайно тонка.

Кто еще был у Ярослава? Мы не знаем, чью сторону приняли жители северных земель после гибели Бориса и Глеба. Ростов мог определенно симпатизировать Мудрому и перейти на его сторону, тем более что этот князь правил здесь совсем недавно. По Муромской земле вероятность меньше, она слишком отдалена от Новгорода, да и в будущем ее жители не спешат под стяги Ярослава.

Значит, мы вправе предположить, что в армии Ярослава присутствует ростовское ополчение, а также чудь заволоцкая (финское племя, родственное эстонцам), меря и, возможно, часть балтийского племени голядь (галиндов). Впоследствии галинды вошли в состав кривской Смоленской земли, но в те времена их принадлежность неясна. Смоленская и Новгородская земли еще не сложились. Так, от Смоленска уже отрезали Полоцк (тоже населенный кривичами), но в его состав входила вся западная часть будущей Суздальской земли, включая территорию, на которой возникнет город Москва. Впоследствии и эта область уйдет от смолян, зато они присоединят на юге часть земли радимичей, на севере – тех же галиндов и Витебск – на западе. Видимо, покамест и Витебск, и голядь захватил Ярослав Мудрый. Или, точнее, присоединил, пополнив свои войска ратниками из этих земель. Но тогда перед нами нечто вроде восстания северных областей против Киева. Это вполне правдоподобно, племена стремились к свободе, а власть Киева была тяжела.

Кто еще вошел в армию Ярослава? Карелы или какая-то их часть? Вполне вероятно. В общем, рать собралась немалая. Имелось много язычников.

А Святополк? Несмотря на сообщение о том, что князь Киевский собрал «бесчисленное количество воинов», есть ощущение, что он не смог собраться с силами. Да, подошли печенеги, киевляне, воины из Турова и «Русской земли» в узком смысле: черниговцы, переяславцы. Но жители отдаленных областей: Северщины, Мурома, Гродно, даже Волыни – вряд ли поспели. Мстислав Тмутараканский и Брячислав Полоцкий демонстративно не помогли Святополку. Они играли свою игру. Возможно, Брячислав даже поддержал Ярослава в обмен на обещание последнего увеличить Полоцкую волость. Брячислав претендовал на Витебск, расположенный на удобном перекрестье торговых путей. Если Ярослав пообещал передать Витебск, а потом нарушил обещание, мы видим причину позднейшего конфликта с Брячиславом, о чем еще скажем. Позиция Брячислава была крайне важна, ибо позволяла нейтрализовать населенную балтами и кривичами Псковщину, коей управлял Судислав – несомненно, верный союзник Святополка.

Но что же Станислав Смоленский? Надо полагать, он столкнулся с крупной армией Ярослава и перешел на его сторону, хотя в Смоленск не пустил, а сам находился под надежной охраной. Ярославу было некогда разбираться с хитрым братом, который пользовался выгодным расположением своего княжества на Днепре.

Оговоримся: эти взаимоотношения – лишь гипотеза, а обстоятельства правления Станислава вызывают много вопросов.

В самом деле. Сообщение, что Станислав получил Смоленск от отца, содержится лишь в поздней Никоновской летописи (XVI век). Это имя включено в статью о разделе владений под условным 988 годом. Указание на то, что летопись позднего происхождения, может вызвать к ней недоверие. Но византийский хронист Георгий Кедрен (ум. в нач. XII в.) прямо говорит в своей книге «Обозрение Истории» о том, что Станислав правил в Смоленске. Таким образом, сведения поздней летописи подтверждает более ранний источник.

Теперь о времени правления Станислава. Некоторые исследователи русских летописей полагают, что он умер раньше отца, но Кедрен называет другую дату: 1036 год. Дата наводит на серьезные размышления, и мы к ней еще вернемся. А пока сделаем вывод. Станислав правит Смоленском всю первую половину княжения Ярослава Мудрого. Следовательно, он должен как-то взаимодействовать со своими братьями и кузеном – со Святополком, Борисом, Глебом, Ярославом и другими. Мы не вправе отмахиваться от этих взаимоотношений. Напротив – должны попытаться их понять. Для этого и выдвигаем гипотезы, нанизываем цепь фактов, как четки на нить. К сожалению, объем книги не позволяет столь же скрупулезно объясниться по всем приводимым фактам. Иначе исследование превратилось бы в череду объяснений и оправданий, а о самих фактах и о нашем понимании смысла событий и поговорить было бы некогда. Поэтому ограничимся тем, что приведем список литературы, в которой дотошные читатели отыщут нюансы. В то же время они не утратят возможности ознакомиться с нашими взглядами на предмет, которые возникли после прочтения приведенных источников и литературы.

Подведем итог. Похоже, Ярослав стремительно захватил Ростовскую землю после смерти Глеба, собрал крупную армию, нейтрализовал Судислава Псковского с помощью Брячислава Полоцкого, запугал Станислава Смоленского, но уничтожать его не стал – было некогда. После всех этих блестящих действий, проведенных на оперативном уровне, Ярослав мог позволить себе завершить главную стратегическую операцию войны: взять Киев. Мудрый князь выступил против Окаянного под предлогом мести за убиенных братьев… из которых, возможно, сам убил не менее одного. А войну против отца вообще начал безо всяких предлогов: не буду платить дань – и всё тут. Не потому ли и потерпел поражение, а потом замолчал его, так что о нем стало известно лишь из произведения Длугоша?

Кстати, можно сказать, что описание второго похода похоже на описание первого, но нет. Во время первого похода еще жив Владимир Красное Солнышко, против Ярослава выступает Борис, печенеги находятся на стороне Мудрого. Ярослав терпит поражение, и это – еще одно отличие.

Во время второго похода – всё иначе. Владимира и Бориса нет в живых, Святополк выступает против Ярослава, и печенеги на сей раз – на стороне Святополка. Трудно поверить, чтобы Длугош так сильно перепутал факты, хотя, конечно, всё может быть. Но мы склоняемся к мысли, что в руках польского хрониста были не дошедшие до нас источники, которые во времена Ярослава и его ближайших потомков вообще замалчивались или уничтожались.

Ну а что же союзники Святополка? Судислав Псковский, несомненно, принял его сторону и претендовал на Новгород. Позвизд и волыняне тоже находились в Святополковом лагере. В.Н. Татищев, скажем, не сомневается в том, что они помогали Святополку, и с его мнением нужно согласиться. Но при этом стратегическое положение Святополка и его союзников незавидно. Судислав отрезан на севере, Позвизд не успел подойти с запада. Святополк вынужден защищать Киев. Из палача великий князь превращается в жертву… если только изначально не был жертвой мудрого Ярослава.