Текст книги "Никому не нужные люди"

Брать у Мокриды успокоительную травяную настойку смысла нет, заснуть засну, но очухаюсь так же только к вечеру.

Говорят, что если померзнуть, а потом лечь и согреться, то дрема придет сама собой. Стоит попробовать. Дни сейчас стоят еще теплые, зато ночью отлично ощущается, что осень уже вступила в свои права.

Аккуратно обогнув поставленную Трэком сигнализацию, я вышел на крыльцо. И оказалось, что не спится не только мне.

– О, как ты кстати! – приветствовала меня сидящая на крыльце Мокрида, зябко натягивая на колени подол халата. – Поделишься курткой? Подожди, не снимай, сам замерзнешь, – остановила она меня, когда я с готовностью потянулся к пуговицам.

– Я замерзну? Да сейчас просто уйду в промежуточную трансформацию, мехом наружу.

– Нет уж, не надо мне такого счастья. Терпеть не могу небритых мужиков. Если б оборотни в человеческом обличии не были такими… гладенькими… я б тебя давно из палатки выжила.

– А Трэк?

– С его бородой приходится мириться. Она у скаегетов такая же неотъемлемая часть тела, как рука или нога. А мы сейчас разберемся. Ты садись сюда, на нагретое местечко. А я к тебе на колени. Вот так, хорошо. Полами запахни. Здорово, когда на свете есть друзья! Чего бродишь, как неприкаянный дух?

– Полнолуние. А ты почему не спишь?

– Мои окна выходят на ту же сторону, что и у Бьянки, – пожаловалась целительница. – Сейчас сдуру выглянула, увидела этот огонь в часовне. Знаешь, действительно неприятно.

– Если б я не знал, что там собираются те, кто жаждет темного могущества, решил бы, что еще и таким способом из Сливовой Косточки хотят выжить хозяйку.

– Какое темное могущество, Сольв? Ты же образованный человек, должен знать, что его не существует. Так же как и зловредной магии в чистом виде. Это все равно, что назвать какую-то вещь, вот хоть бы твой меч, кац… как?

– Кацбальгер. Кошкодер.

– Придумают же название!

– Обычное. Меч для «кошачьей свалки». Наскочить, порвать противника, отпрыгнуть. Как коты дерутся. Особого искусства фехтования не требует, но в большинстве случаев оно при наших делах и не требуется. В отличии от…

– О, небо! Сольв, я не прочь посмотреть, как ты тренируешься, но давай без теории! Сейчас не об этом. Твой кошкодер не может быть злым или добрым сам по себе, вне зависимости от того, для каких целей его применяют. Так же и магия. Всё зависит от человека.

– Это знаем мы. А те, кто приходил в часовню… Там классический черный алтарь, совсем как на картинке в учебнике по истории давних веков.

– Ты еще пойдешь туда?

– Да. Надо разобраться. Но без Трэка, он, бедняга, позеленел весь, как увидел.

– Когда соберешься, скажи мне. Хочу посмотреть, что за чернокнижие здесь разводят.

– Мокрида, там кикиморы.

– И что? Скажут, что я шлюха? Так я это и без того постоянно слышу. Даже соседки с тех пор, когда проведали, что я состою в серых отрядах, постоянно маме в уши дуют. К счастью, моя матушка верит родной дочери, а не тем, кто выдумывает всякие гадости.

– Мокрида, зачем тебе это? Я имею в виду жизнь наемников.

– Тут мужиков много, – просто ответила целительница. – А я замуж хочу. Только не получается как-то. Я хорошая, я пригожая, только доля такая, – с грустной улыбкой пропела она. – Даже на бородатого нашего виды имела. Кто ж знал, что он семейный. Ты мне очень нравишься. Солнечные волосы и грозовые глаза… Только тебе вообще никто не нужен.

– Клевета! За тебя и Трэка я душу заложу. И за дядю тоже.

– С собой не хитри. За дядю ты глотку перервешь. За нас со Стензальтычем жизнью рисковать будешь. А к душе своей просто близко никого не подпустишь. По-настоящему ты доверяешь только своему мечу. Так и стоишь с ним один против неба… Солевейг, ты хоть раз думал обо мне не как о боевом товарище?

Вот черт… Всегда знал, что Мокрида привлекательная женщина, но мысли даже о том, чтобы просто с ней поцеловаться, ни разу не возникало.

– Да ладно тебе, не переживай. Сама не хочу. Я все твои шрамы помню, потому что большинство ран заговаривала. А теперь представь, каково мне было бы это делать, если б я была в тебя влюблена? Точно бы свихнулась!

…От сильного рывка пуговицы разлетаются веером. Горячая женская ладонь опускается мне на грудь.

– Лежи смирно! – командует Мокрида. – Будет больно. Терпи.

Да, надо терпеть. До крови закусив губу, впиваясь пальцами в сухую землю. Целительская магия жестока, но быстра и действенна. Только когда из груди раскаленными щипцами вырывают ребра… А-а-а!

– А если придется выбирать, кого вытаскивать, тебя или Трэка? Как тогда, в Кувшинных копях? Помнишь?

…Из пламени высовывается зубастая пасть саламандры, обжигает руки раскалившийся меч, а проклятая твердолобая тварь все лезет вперед, потому как сил на полноценный удар не хватает, но вот отступать стало некуда, сзади в сапоги уперлись ступени короткой лестницы, и целых три минуты, а казалось вечность, пришлось стоять, словно посреди горящего костра, и воздуха нет вовсе, а саламандра все напирает, но наружу ее выпускать никак нельзя, приходится отбиваться на месте, и руки, кажется, уже плавятся вместе с мечом, а потом откуда-то сбоку выскакивает Трэк и широким взмахом обсидиановой секиры сносит саламандре голову. Тварь рассыпается длинной кучей пепла, но из тьмы, откуда она выползла, вылетает огненный шар и бьет Трэка в лицо. Борода вспыхивает факелом. С лестницы за моей спиной спрыгивает Мокрида с ведром, выкрикивая чеканные формулы заклинания, с размаху выплескивает воду на Трэкула. Скаегет – лицо непривычно голое, обожженное – падает на руки целительнице. Боевая подруга, путаясь в мокром, липнущем к ногам подоле, тащит его прочь из сквозной пещеры.

Сзади накатывает мерный шум шагов. Гномы наконец поняли, с кем сцепились в подземелье высланные на разведку наемники, и на помощь спешит знаменитый горный хирд. Но если он войдет в узкий коридор, ведущий в пещеру, сквозь стену плотно сдвинутых щитов прорваться не сможет уже никто.

– Здесь раненый! – кричу я, срывая голос, и поступь гномов стихает. Теперь коридор свободен, Мокрида успеет увести Трэка. Но вслед за ними устремится тот, кто надвигается на меня сейчас с другого края пещеры, тот, кто посылал саламандр. Если только я не встану у него на пути.

Раскаленный меч, выскользнув из обожженной руки, со стуком падает на камень. Я один, помощь уже не успеет. Но у меня есть клыки и когти. А у моих друзей, уходящих по узкому каменному коридору, теперь будет время.

– Солевейг! – голос Мокриды возвращает меня в настоящее. – Ты подумай, сидела у тебя на коленях, а ничего, ни тебе ни мне. Во всяком случае, в душе. Друзья мы, милый мой, навечно просто друзья, – рассмеявшись, соратница дернула меня за косу и легко вскочила на ноги. – А сейчас идем спать. Каждый в свою комнату. До завтра, дорогой!

Послав мне воздушный поцелуй, целительница убежала в дом.

Эх, Мокрида, Мокридочка… Н-да…

– Ай, молодой красивый неженатый! Позолоти ручку, яхонтовый мой, всю правду скажу, что было, что будет, чем сердце успокоится!

Молодая татирка, выскочив из-за толстого ствола вяза, загородила мне путь.

– Мокрида! Ну ты сильна…

Рассмеявшись, соратница крутанулась на одной ноге. Взметнулись пышные юбки, вороные кудри, концы яркого платка. Звякнули в лад с подвешенным к поясу бубном серьги в виде больших колец и монисто.

– За татира выйду замуж,

Хоть родная мать убей!

Карты в руки, шаль на плечи —

И обманывать людей, – пропела наша хитрюшка. – Ну, если ты меня не сразу узнал, то посторонние тем более. И вопросов меньше будет, почему это дамочка весь день по рынку шатается, а ничего не покупает. Бородатый тоже сперва не догадался!

– Да где уж тут, – добродушно проворчал подошедший Трэк, – когда ты вертишься, тряпками своими размахиваешь. Не человек, а птица из эльфийского леса. Не холодно босиком-то?

– Педикюру, конечно, хана, – приподняв аккуратную смуглую ножку, Мокрида внимательно ее оглядела. – Но так достовернее. Ничего, сейчас днем еще тепло, а до темноты я вернусь. Не скучайте тут без меня! – помахав рукой и улыбнувшись на прощание, разведчица умчалась по аллее.

Тогда мы думали, что простились до вечера.

Трэкул сын Стензальта не может сидеть без дела. Причем почитать средь бела дня книжечку, лежа на диване, для него достойным занятием не является. Это культурный отдых после трудового дня. А пока что солнце еще высоко!

Трэк попался мне навстречу, вооруженный двуручной пилой.

– Я тут подумал… – смущенно буркнул он. – Пока госпожа Бьянка всё равно под присмотром…

С утра в Сливовую Косточку заявился дядя и сейчас сидел с дамами в гостиной. Но если Инессе не хватает такта или сообразительности, чтобы оставить хозяйку дома пообщаться с женихом наедине, или же она просто греет уши, то мне торчать в этом избранном обществе нет вовсе никакого резона. С дядей поговорить надо, но после.

– Трэк, не знаешь, где здесь взять топор?

Не барское это дело, дрова пилить и колоть, но мне нравится. Вообще люблю возиться с деревом. Были б руки нужным концом к правильному месту приставлены, занимался бы резьбой. А так хоть так.

На заднем дворе мы выбрали бревно потолще, водрузили его на козлы и с двух сторон взялись за пилу.

Дело ладилось споро. Пила ходила легко, аккуратные чурбаки падали с козел, светлые опилки усыпали землю. Покончив с бревном, мы уселись передохнуть.

Осень. Дивная пора! Солнечно, но не жарко, золотые, желтые, рыжие и красные листья пронизанные прозрачным светом, высокое бирюзовое небо. Запах подступающих холодов, особой свежести, дерева.

– Моя последняя осень, – сказал вдруг Трэк.

– Что?!

Я чуть с чурбака не свалился.

– Последнюю осень, говорю, наемничаю, – недоуменно взглянул на меня сын Стензальта. – К зиме срок изгнания выйдет.

– Трэк! Так это ж здорово!

– Да, – бородач неуютно поерзал на деревяшке. – Только всё думаю: вы-то без меня как?

– Да как, нормально! То есть, с тобой, конечно, не в пример лучше, но ты же домой поедешь?

Я взглянул на друга и осекся. Не известно, что натворил сын Стензальта, почему соплеменники изгнали его. Может быть, когда Трэк вернется в родные каменистые пустоши, его там ждет отнюдь не теплый прием.

– Хорошо ведь! К семье поедешь?

– Да.

– Давно своих не видел?

– Пять лет.

Трэк задумчиво запустил руку в свою бородищу. Быстро она отросла со времен Кувшинных копей.

– Пять. Девчонки подросли. Петра… Она меня ждать обещала.

– Трэк, а за что тебя?

Я всегда был убежден, что за веру. Скаегеты следуют своим культам, но никто не слышал, чтобы священников и проповедников ортодоксальной церкви, отправившихся на каменистые пустоши, как-то притесняли. Но, с другой стороны, о жизни и нравах скаегетов никто, кроме самих бородачей, ничего не знает.

– С женой расходиться не захотел, – тихо ответил Трэкул.

Такой причины я не ожидал.

– У нас главное, чтоб детишки были, сыновья, – со вздохом объяснил скаегет. – Закон: если жена тебе наследника родить не может, оставь ее, возьми другую. Пандауру помнишь? Первая моя супружница. Она всегда резкая была, решительная. С детьми не заладилось, уехать решила. Меня с собой звала: давай, мол, может, на свободе жизнь по-другому пойдет. Я отказался. Струсил. Да и не любил ее никогда особо. Даже обрадовался, грешник, что уходит. Может, за радость эту бог меня и наказал. С Петрой вот любовь да ласка, но только две дочки родились. Славные девчонки, умильные, но общине от них что за польза? Роду мужчины нужны. Вот старики и велели – бери новую жену. А не хочешь, отправляйся в изгнание, небось за пять лет образумишься. Только мне Петру всё равно никто не заменит. Я подумал, в пустошах нам так и так жизни не будет. Перевезу своих сюда. В город какой-нибудь небольшой, хороший.

Трэк подобрал с земли щепку, разглядывал ее, будто действительно что-то интересное.

– Мокридке как-то сказать надо. Как думаешь, сильно рассердится? Всё ж таки столько всего вместе, а теперь вас бросаю.

– Огорчится, скорее всего, а сердиться не будет. Ты нас не бросаешь, просто… Чем заниматься будешь?

– В пекарню устроюсь, – улыбнулся Трэкул. – Потом, может, свою откроем. Это ж лучшее на свете дело – хлебушек печь.

Я собирался подловить дядю, когда тот будет покидать Сливовую Косточку, но адмирал сам нашел меня.

– Солевейг, пройдемся.

На этот раз родственник заявился в поместье своей невесты пешком. И возвращаться домой решил по неудобной, но более короткой дороге мимо бывшего погоста.

Рассказ мой о часовне слушал молча, но по лицу адмирала было понятно: жалеет, что по болотам не ходят корабли. Одна боевая галера, снаряженная катапультой с зажигательными снарядами, навела б здесь порядок быстро и эффективно.

Найденные в кострище обрывки церковной книги его заинтересовали мало. Жизни Бьянки де ла Нир это угрожать не может, а до всего остального Сэульву Лусебруну дела нет. Он не откажется от невесты, даже если та сама признается, что отравила неугодного брата.

Остановившись у межевого камня, отмечающего границу владений Лусебрунов, дядя задумчиво покачивался с носка на пятку. Ноги широко расставлены, руки заложены за спину. Как на капитанском мостике.

– Солевейг, Жакоб де ла Нир содержал сестру чуть ли не впроголодь, но сам охотно придавался всяческим излишествам. Пил, объедался, не вылезал из борделей. Не мудрено, что его, как и утверждает шериф, хватил удар. По-другому быть не могло. В обществе, где соседей принято приглашать на чай, убить родственника просто невозможно, потому что неприлично. Это понятно? Никому нет никакого дела, почему греховодник наконец на радость всем отправился к чертям. Мне – тем более.

– А как же Сливовая Косточка? Если Инесса вздумает отсудить поместье?

– Если она достойная порядочная женщина, мы сумеем договориться по-хорошему. Если же нет… Пусть подавится. Я сумею обеспечить свою жену. Главное, чтобы Бьянка не волновалась. Она уже достаточно натерпелась в этой жизни.

– Вот и забирайте Туманное Озеро. Всё равно вы за ним присматриваете, хозяйство ведете.

– Нет, – твердо ответил дядя. – Это твой дом.

– Господин Лусебрун!

Я сначала даже не понял, что это ко мне обращаются. Господин Лусебрун – это дядя. Я Солевейг, для некоторых Сольв, Волк. Но делать вид, что забыл собственную фамилию, по меньшей мере странно.

Инесса Монфакор восседала на веранде за накрытым столом. Как говорила Мокрида? Целый день за кофейником? И разговоры о платьях и шляпках? Странно для свежей вдовы. Бьянка по притеснявшему ее брату скорбит больше.

– Господин Лусебрун!

– Сударыня?

– Присядьте! – мне властным жестом указали на стул напротив. – Почему вы нас избегаете?

О, небо! Никогда больше не подарю ни одной лилии! Близко не подойду!

– Мы не гости в Сливовой Косточке, наемники, работающие по контракту. В данный момент охраняем госпожу де ла Нир.

– Ах, я говорю конкретно о вас! С вашей… напарницей, – пристальный изучающий взгляд, – мы довольно мило общались. Кстати, почему ее не видно? Скаегет скрывается на кухне, но он у вас, похоже, вообще… нелюдим, – непроизнесенное «диковатый хам» угадывается без труда. – Но вы ведь интеллигентный человек, аристократ, – ага, о том, кто является истинным владельцем Туманного Озера ей сообщить еще не успели, хорошо. – Вы не должны сторониться общества.

Я не сторонюсь. Просто общества Мокриды и Трэка мне вполне хватает.

– Выпейте кофе, – Инесса протянула мне маленькую чашечку, на две трети наполненную черной жидкостью. Никакого сахара и сливок.

Кофе я не люблю. Запах нравится, пить могу, но без особого восторга. Иногда мне кажется, что его изобрели не для питья, а чтобы часами сидеть над такими вот наперстками и корчить многозначительные рожи. То ли дело чай в Туманном Озере или травяные, с ягодами, сборы Трэка.

– Вы ведь племянник адмирала Лусебруна?

Сейчас начнется. Как получилось, что представитель древнего знатного рода оказался в наемниках? Почему родственники такое допустили? Расскажите вашу историю! Иногда я жалею, что вырос не в городских трущобах… хотя нет, это сочли бы очень романтичным… не в семье какого-нибудь мелкого конторского служащего.

– Сударыня, – отставляю нетронутую чашку. – Я должен видеть госпожу де ла Нир. Убедиться, что с ней всё в порядке.

– Наша милая Бьянка, – тщательно нарисованные губы раздвигаются в сладкой улыбке, – удалилась в свои комнаты. Она так переживает о смерти брата. Так утомлена. Не нужно сейчас ее беспокоить.

Может, я действительно злобный, подозрительный, изуверившийся в людях тип, а Инесса честна, как слово праведника, добра и заботлива? Мало ли, какие не позорящие женщину обстоятельства заставили ее выйти за Жакоба де ла Нира, а теперь она рада, что избавилась от негодяя, а сестре его искренне желает добра? И духами этими кошмарными обливается потому, что они ей нравятся. Вкусы у людей бывают разные.

Я зажал пальцами переносицу, чтобы не расчихаться за столом, и поднялся.

– Я должен лично убедиться, что с госпожой де ла Нир всё в порядке.

Взгляд, брошенный мне вслед, никак нельзя было назвать благословляющим.

В комнату к дядиной невесте я не потащился, а, обогнув дом, занял заранее присмотренную позицию. Очень удобно: густые кусты шиповника здесь подступали к окнам достаточно близко и не позволяли подобраться настолько, чтобы причинить вред обитательнице комнаты, но давали возможность наблюдать за тем, что творилось за раздвинутыми кружевными занавесками. Приняв частичную трансформу, чтобы не совсем ободраться о колючки, я нырнул в заросли.

К счастью, Бьянка сейчас не переодевалась и не делала ничего такого, что позволило бы решить, что я подглядываю за дамой. Она вообще ничего не делала. Сидела на подоконнике и романтично смотрела в сторону, насколько я мог судить, Туманного Озера. Дядя был бы счастлив.

Только странно как-то мечтательница устроилась: неудобно, скособочившись и уронив руки. А потом вдруг вовсе начала кулем валиться наружу.

Забыв о колючках, я ломанулся сквозь шиповник.

Трансформу пришлось менять находу, не всякая женщина обрадуется, если ее поймают серые когтистые лапы, а над воротником рубашки спасителя она увидит незнакомую волчью морду.

Испытав на себе всю нежность цветущих кустов (шипы почему-то царапали не только открытые участки кожи), я успел подхватить Бьянку до того, как она весьма чувствительно шлепнулась на землю. Не нужны дядиной невесте синяки. Сломанная шея тоже.

Глаза у нее были как у куклы: голубые, блестящие и пустые.

– Госпожа Бьянка, что ж вы так.

Однако алкоголем не пахнет. Только крепким кофе и еще чем-то травяным, болотным. Только этот запах почти не различим, отодвинут куда-то на второй план.

Тихо пискнув, Бьянка вывернулась из моих рук. Снова чуть не упала, стояла растерянная, не зная, что ей делать и говорить.

– Лучше всего вам сейчас вернуться в свою комнату. Ложитесь, что ли, правда отдыхать.

Бьянка неуверенно кивнула, и от этого ее снова повело в сторону. Она оперлась о стену.

– Да, пожалуй, я пойду…

И побрела, пошатываясь.

Если рассчитывала на то, что я, как воспитанный человек, провожу даму, подставив ей согнутый локоть, или вовсе отнесу на руках, она ошибалась. В серых отрядах правило: наемника и работодателя объединяет лишь контракт, никому нельзя давать повод думать по иному, а госпожа Инесса наверняка сейчас пристально наблюдает с террасы за входом в дом.

Бьянка снова споткнулась.

О, небо! Сейчас хозяйка Сливовой Косточки завалится и будет лежать под собственными окнами, словно сломанная кукла.

– Госпожа де ла Нир, постойте.

Росточком дядина невеста не вышла, да и веса в ней было ненамного больше, чем в маленькой девочке. Ухватив за бока, я рывком поднял ее и посадил на подоконник. По-кошачьи припав к широкой доске, Бьянка удивленно смотрела на меня сверху вниз.

– Спасибо, Солевейг.

– Не за что. Вам действительно лучше лечь спать.

А мне – найти Трэка и Мокриду. Надеюсь, целительница уже вернулась.

Трэк обнаружился на кухне, а Мокриды еще так и не было.

– Не нравится мне это, – пожаловался сидящий на высоком табурете скаегет. – Что-то я волнуюсь.

Если Трэкул чем-то озабочен, он не успокоится, пока причины волнения не будут устранены. Но куда бежать, как разыскивать Мокриду? Базар наверняка уже закрылся, а если нет, кто будет следить, куда пошла молодая татирка? За такими приглядывают, только когда они крутятся подле прилавка.

До ночи оставалось еще несколько часов, но уже совсем стемнело. Сливовая Косточка притихла, словно затаилась. В провинции рано ложатся спать. Только мы с Трэком то сидели на крыльце, то неприкаянно бродили по подъездной аллее.

– Может, она знакомых встретила? – с надеждой спросил бородач. – Или в кутузку угодила?

Мысль о том, что Мокрида сидит сейчас хотя бы и за решеткой, арестованная за бродяжничество, зато в тепле и безопасности, была приятной, но целительница как в омут канула. В омут…

Осознание пришло одновременно.

– Черт! Болото!

– Часовня!

Грохоча сапогами, нимало не заботясь о покое обитателей Сливовой Косточки, мы помчались в дом.

Мокрида никогда не пойдет с незнакомцами, но нам ли не знать, как часто люди оказываются там, куда вовсе не стремились попасть. А время всегда работает против заложников.

Я забарабанил в дверь Бьянки и, когда девушка испуганно выглянула, схватил ее за руку, вытащил из комнаты и поволок за собой.

– Идемте! Скорее!

Прав Трэк – здесь я не дома. Не успел еще устроить в комнате такой бардак, что стыдно было бы привести сюда даму.

– Госпожа де ла Нир, сегодня переночуете здесь. Запритесь, никому не открывайте, если только придет кто-то из нас троих, или адмиралу, он приедет утром, услышите его голос или увидите в окно.

Бьянка молчала, только хлопала светлыми ресницами и послушно кивала. Как она живет, такая доверчивая? Или же такое благорасположение касается только людей, обещавших ее защищать?

– Не бойтесь. О вас позаботятся.

Трэк, вооруженный секирой, уже ждал меня на дороге, ведущей к заболоченному погосту. Побежали.

Кикиморы встретили нас с восторгом.

– А, явились, красавчики!

– Поторапливайтесь, а то девку протащили уже!

– Как же, без них не начнут!

Сунув меч Трэку, я принялся скидывать одежду. Плевать, что там увидят и как прокомментируют кикиморы. В полной трансформе оборотень гораздо быстрее и ловчее.

Полынь осталась в карманах, но попробовал бы сейчас кто-нибудь не то что напасть, а просто встать мне поперек пути. Распугивая лягушек и нечисть, несся я к словно пылающей изнутри часовне. Болотная жижа достигала волку по грудь. Оседает гать-то.

Дверь скорее всего не заперта, просто закрыта, но открывается наружу, с волчьими лапами тут не справиться.

Рядом светится окно. Моей массы хватит, чтобы выбить переплет, а шерсть хотя бы частично защитит от осколков.

Не снижая скорости, прыжок. Удар. Подгнившую раму вынес целиком.

Кто ругается на то, что я тощий? Иногда быть таким очень полезно. В окно влетел, как кусок мокрого мыла в умывальник.

Посреди часовни снова горит костер. Яркий, высокий, топлива на этот раз не пожалели. В пламени что-то подозрительно трещит и постреливает. Четыре фигуры в балахонах из мешков с дырками окружили огонь и, воздев руки, завывают нечто невнятное. Еще один взыскующий темного могущества стоит чуть в стороне и замахивается большим кухонным ножом на связанную Мокриду.

Он успел обернуться на грохот выбитой рамы, но я снова прыгнул. Сшиб, подмял под себя. Нож по-прежнему оставался в руке противника, но тот даже не подумал воспользоваться оружием. Капюшон свалился с головы самодеятельного жреца. Позеленевшее от ужаса лицо, выпученные глаза и жидкие усишки, какие мои однокашники пытались отращивать на первом курсе. Надеюсь, падаль, тебе всё же есть восемнадцать, и отвечать перед законом ты и твои соучастники будете по полной. Даже если по уголовной статье вменить будет нечего, то кощунство и глумление над мертвыми отрицать не удастся. Я уже успел принюхаться и понять, что, помимо дров, поганцы напихали в костер.

Щелкнув зубами над горлом «темного жреца» (не укусил, вырвало б от омерзения), и тем окончательно вогнав его в ступор, я отскочил и огляделся.

Участники действа тупо сбились в кучу. Гуляла б здесь настоящая магия, они бы уже зажарились на собственном костре. Что с ними делать-то теперь? Пять человек.

Дверь рывком распахнулась, и на пороге возник Трэкул. Перемазанный болотной тиной, с топорщащейся бородой, скаегет был жуток сам по себе, а грозно воздетая секира страха добавляла.

Боевой клич сотряс стены оскверненной часовни:

– Вот я вас, нечестивых!

Взыскующие темного могущества снова взвыли и бестолково заметались.

А в дверях уже появился новый участник событий.

– Именем закона!

– Серые отряды, лицензия! – гаркнул в ответ Трэк, показывая шерифу медальон наемника.

– Мокридка! Не лезь! Дай человеку хоть штаны спокойно натянуть!

Уже натянул. Даже сапоги уже. Теперь бы еще рубашку, привесить к поясу меч и можно показаться в приличном обществе.

Друг притащил не только мое оружие, но и барахлишко, но, судя по всему, оступился на гати и упал. Мокрая одежда надевается плохо.

Я торопливо облачаюсь один в пустой часовне. Адептов повязали и увели с болота стражники, освобожденную и разъяренную Мокриду утащил на безопасное расстояние Трэк, но, судя по приближающимся голосам, соратники возвращаются.

Что-то кикимор не слышно. Разбежались, или наша целительница мимоходом перетопила нечисть в ее же болоте?

Шериф сидел рядом с Трэком, задумчиво полирующим лезвие своей секиры пучком болотной травы, на большом камне у дороги и заинтересованно созерцал Мокриду, стоящую перед ними, энергично жестикулируя. На целительнице был всё тот же наряд татирки, но грязный и кое-где порванный. Никакого другого урона наша разведчица, похоже, не понесла.

– Я бы в жизни никуда не пошла с такой шушерой, но они подловили меня, навалились втроем, накинули мешок. В нем потом и вынесли. Чёрти как у вас осуществляется охрана базара! Сольв, волченька, шкура цела?

– Куртку надень, – вставил Трэк, поднимая с соседнего камня и протягивая мне названный предмет. – Простудишься.

– Шкура цела. Куртка – это кстати, спасибо. Доброй ночи, шериф. Какими судьбами?

– Жалоба поступила из Сливовой Косточки, – задумчиво ответил борец с преступностью. – На нарушение ночного покоя. Давно этих затейников пасем. Не думали, что таких конкурентов тут встретим.

– Ну извините. Кто эти властители тьмы, знаете?

– Из Плакучей Ивы компания. Сынок хозяйский и друзья его из города.

– Что теперь с ними будет?

– Суд решит. Если госпожа захочет подать жалобу…

Шериф многозначительно замолчал. Понятно, что его сейчас корчи корчат. И закон соблюсти надо, и с соседями не особо рассориться.

– Захочет, захочет, – мстительно фыркнула Мокрида. – Нечего порядочную девушку приносить в жертву да еще и лапать при этом почем зря.

– Учту, – шериф примиряюще поднял ладони. – А сейчас, судари мои, и, конечно же, прекрасная Мокрида, не пора ли вернуться в Сливовую Косточку? Не хорошо надолго оставлять госпожу Бьянку одну.

Уже в поместье, когда стучался в дверь и выпускал Бьянку, я устало подумал: зачем шериф увязался за нами? Не такое уж срочное дело с поимкой этих темных властелинов, вполне мог приехать завтра с утра или же вызвать свидетелей в Кортезьен. А так сейчас хозяйке с ним возиться. Бедняжка Бьянка и без того уже зеленая от переживаний, как травяная фея.

Мы вошли в гостиную. Шериф, стоящий у камина, опершись о кресло Жакоба, неторопливо обернулся.

– Бьянка де ла Нир, вы арестованы по подозрению в убийстве вашего брата.

В Сливовой Косточке делать было больше нечего. Мы перебрались в Туманное Озеро. Могли бы сразу вернуться в Кардис, но шериф предупредил, что еще вызовет нас по делу о темном ритуале в часовне и просил задержаться на несколько дней.

Дядя, пыхая огнем, как сифон боевой галеры, умчался в Кортезьен. Он проклинал Жакоба, шерифа, себя, не сумевшего защитить Бьянку, ханжеские провинциальные нравы. Будет теперь снова скандалить с представителями закона и пытаться увидеть любимую в зарешеченном тюремном окошке.

Я вспомнил, как тяжело далась дяде битва за Туманное Озеро и, прежде, за опекунство. Это с виду Сэульв Лусебрун грозен и непобедим, а на деле всяческие дрязги и интриги обескровливают прямодушного моряка сильнее открытых ран.

И всё-таки тогда он вступился за меня.

В какой-нибудь книге написали бы: «Пришла пора вернуть долг». Но это неправильные слова, потому как дядя никогда не считал, что я ему чем-то обязан. Он делал то, что мог, и что считал правильным.

Как и я сейчас.

Решившись, я повернулся от окна. Соратники лениво препирались.

– Трэк, не обижайся, но при всём уважении к твоим кулинарным талантам, кофе ты варишь отвратный. Пить невозможно.

– А я и не варю.

– А в Сливовой Косточке? Я бы сейчас выпила чашечку. Только настоящего. Чтобы сверху взбитые сливки пирамидкой. Присыпанные тертым шоколадом. Почему все хорошие сливки здесь, а настоящий кофе в Кардисе? Скорей бы домой. Сольв, наш здешний контракт уже можно считать выполненным?

– Я остаюсь.

Трэк и Мокрида молча смотрят на меня. Без удивления и осуждения, скорее, задумчиво.

– Я остаюсь, – повторяю я обреченно. – Нужно разобраться с этим делом до конца. Если Бьянка невиновна…

…То ее скоро освободят. Если же и вправду отравила брата, то кара будет справедливой, а дяде мои соболезнования вряд ли понадобятся. Шериф, как только узнает, что я путаюсь под ногами у профессионалов, придаст мне такое ускорение, что очухаюсь я уже где-нибудь за тысячной верстой.

Адмирал Лусебрун в свое время тоже мог отыскать множество достойных причин, чтобы не вмешиваться в судьбу племянника.

– Вы переговорите с шерифом и поезжайте. Может, в Кардисе как раз будет новый контракт. Чего время зря терять.

– Родственникам надо помогать, – задумчиво изрек Трэк. – Друзьям тоже. Мокридка, ты с нами?

– Да чтоб вам обоим провалиться на мосту к троллю в лапы без права выкупа! – с чувством произнесла целительница. – Один придурок, и другой не лучше. И я дура, что с вами, идиотами, связалась.

– Вот и славно, – потер руки довольный скаегет. – Втроем оно привычней и надежнее.

– Мокрида, это не контракт…

– Солевейг, счастье мое, – соратница подошла вплотную и цепко взяла меня за уголки воротника. – Вспомни правила хорошего тона – девушкам отказывать нельзя. А если ты сейчас скажешь, что я не девушка, а боевой товарищ, стукну тебя чем-нибудь тяжелым. Так что сделай даме приятное – заткнись!

Ближе к обеду мы с Мокридой, оставив Трэка в поместье ждать новостей, поехали в Кортезьен. Народу в вагоне паровика почти не было, все желающие попасть в город в это время уже там, можно было сесть и спокойно всё обсудить.

– Сначала поговорю с твоим дядей, – излагала план Мокрида. – Кажется, он достаточно разумный человек, чтобы не держаться за глупые предрассудки и серьезно отнестись к женщине-юристу. Тем более, ситуация такова, что и с чертом договариваться будешь. Потом порасспрашиваю шерифа. Интересный, кстати, мужчина.