Текст книги "Никому не нужные люди"

– Артефакта-накопителя? – переспросил я, а мастеровитый скаегет согласно кивнул, правда, не понятно, поддерживая меня или Мокриду.

– Сольв, ты уроки по базовой теории магии принципиально прогуливал? Или читал под партой книжки про рыцарей? Каждый человек изначально наделен способностями к магии, но не всякий может их реализовать. Это как слышат почти все, а писать музыку способны единицы. Но если несколько человек объединены одной целью и стремятся к ее достижению, их силы увеличиваются. Знаешь, небось, что о нас болтают: будто мы удачливые, потому что всё время вместе. Так вот, при соблюдении определенных условий эту силу можно сохранить, например, в каком-нибудь предмете, а потом использовать по мере надобности кому-то одному, добавляя к своей. Такой предмет и есть артефакт-накопитель.

Мы с Трэком переглянулись.

– Вроде бы в часовне не было ничего такого… необычного.

– А вы думаете, для подобных целей нужен особый предмет? Золотой жезл, перстень с драгоценным камнем величиной с куриное яйцо или чаша из человеческого черепа? Силу можно загнать и в обычную свечку, главное, не сжечь ее раньше срока. Даже в старую тряпку, самые хитрые и умные из магов прошлого именно так и делали… Ой, мамочка моя!

– Разве твоя мама магичка?!

– Нет, вы же сами ее видели. Я не о том. Эту компанию подбила на проведение ритуала колдунья…

Мокрида не договорила. Всё и так было понятно.

Мы перерыли всю часовню. Простукивали стены и снимали полы, даже на потолочные балки лазали. Я обнюхал углы. Ничего. Если тут и заряжали артефакт-накопитель, то кто-то уже забрал его. Или же мы просто не могли распознать нужную вещь.

Все найденные предметы мы с Трэком тащили к Мокриде.

– Мы делаем явно неправильно! – простонала целительница, сидя над кучей хлама. – Ищем даже не то, что не прятали, а вообще то-не-знаю-что! Каждый гвоздь может быть артефактом!

– А главное, ищем неизвестно зачем! – проворчал Трэк. – Шериф приведет мага и справится гораздо лучше нас.

Мы смотрели друг на друга и все думали об одном.

– Нужно только узнать, – наконец решился я, – кто напал на нас на дороге, и закрыть этот счет. Завтра попрошу Марка Бегора сообщить, когда изловят злодеев, и всё, возвращаемся в Кардис.

– Ну и правильно! – с чувством заключил скаегет.

Последний вечер… Где бы ни находился ты, что бы ни предстояло тебе с утра, он всегда немного грустен. Кончается еще один кусочек жизни, ты уходишь от чего-то, ставшего если не родным, то привычным. Часто – навсегда. Перебираешь вещи и дела, пытаешься вспомнить, не забыл ли чего-либо. Ведь скоро это уже нельзя будет исправить.

Вернувшись из часовни, мы сразу разошлись по комнатам собирать вещи. Только вот после переезда из Сливовой Косточки распаковаться толком никто не успел. Деловой настрой и занятия быстро закончились, а время осталось.

Мокрида заявила, что хочет использовать последнюю возможность подышать духом лиственниц и ушла гулять по аллее.

Я, усевшись на крыльце, машинально следил за ней, бродящей меж стволов. Целительница прощалась с лиственницами так, будто всю жизнь здесь прожила.

Что не так? Контракт мы, можно сказать, выполнили, Бьянка де ла Нир жива. Шериф постарается ради дочери любимой женщины, разберется со всей здешней дьявольщиной, адептами темного знания и науськивающей их колдуньей, выпустит невесту дяди из тюрьмы, а уж пресекать слухи и сплетни адмиралу не впервой. И поведет он счастливо даму сердца под венец. А сама Бьянка… Как про нее Ахиней сказал? Тихая? Вот и хорошо, дядя, который всю жизнь боролся, наконец отдохнет душой рядом с человеком, которому ничего не надо доказывать. Ахиней привезет в Туманное Озеро Сюзанну вместе с кошкой Головешкой, и заживут все мирно и радостно.

Что мне еще надо?

Вышел Трэкул, уселся рядом.

– Я у Ахинея узнал, как он чай заваривает.

– Сможешь повторить?

– Попробую.

– Трэк, я Мокриде сказал, что ты из серых отрядов уходишь.

– А она что?

– Рада за тебя. Мечтает, что семью в Кардис привезешь.

– Да я и сам так хочу. Думаю, Петра согласится. Опять же, свои люди рядом. Ты Мокридку-то не бросай. Шебутная она, всё смеется. Только сдается мне, что ей совсем не весело. Солевейг, ты когда глаза разуешь?

– В смысле? Ты о чем?

– Не о чем, а о ком. О Мокриде, конечно.

– Вчера я предлагал ей выйти за меня замуж. Она отказалась.

Друг смотрел на меня с таким видом, будто еле сдерживался, чтобы не влепить подзатыльник.

– Дурак ты, Солевейг, – выдал он наконец. – Это ж девушка, а не меч, что купил, прицепил к поясу и пошел.

– От меча, между прочим, жизнь зависит, – огрызнулся я. – За ним ухаживать надо.

– Тем более.

Тем более. Меч не испытывает надежд, обиды, разочарования. Ему нет дела до страха и безверия хозяина. Что с того, что после тех разговоров на крыльце в Сливовой Косточке и в кофейне напротив ратуши я уже не могу думать о Мокриде, как прежде? Не надо этого, не надо. Целых два года всё было хорошо.

Черт, черт, два года общался с человеком, а видел только неунывающую острую на язык взрывную целительницу. Прав Трэк, дурак я, полено бесчувственное, которому только в топку.

Вышедший из дома Ахиней показался почти что посланцем небес.

– Солевейг, госпожа Марджори по дальногрому. Хотела с адмиралом говорить, но его ведь сейчас нет. Я сказал, что ты дома. Не надо было, наверное, а? В общем, тебя требует.

В первый раз за всю жизнь дальногром и тетушка Марджори показались мне не таким уж великим злом.

Я не успел ничего сказать, только взял рожок дальногрома, как его пришлось отставлять от себя подальше. Не знаю, зачем тетушке Марджори аппарат дальней связи, по-моему, пронзительный голос почтенной дамы и так способен долететь из Кетбери сюда.

– Солевейг! Раз уж ты всё равно в Туманном Озере, то, пока тебе нечего делать, сходи на кладбище! Вчера был день памяти тетушки – между прочим, твоей бабушки! – но Тео занят на службе, Адель не может оставить малышку, а у меня опять разыгралась мигрень. Сэульв же бродит неизвестно где! Кстати, ты не…

И пошло, и пошло. Я такой-сякой, неблагодарный, весь в мамашу, не почтил вниманием… не выказал уважения… не проникся сочувствием… не испытал восторга… Хорошо, что я всё-таки научился пропускать эти нападки мимо себя, раньше заводился, расстраивался.

Думаю, мигрени донимали бы тетушку Марджори гораздо реже, если бы почтенная дама не отдавала столько сил обличению чужих пороков. Но кто тогда скажет мне правду!

– Ты чего молчишь? – подозрительно спросила двоюродная сестра отца.

– Вас слушаю… тётя.

Тяжкий вздох был свидетельством тому, что мне нисколько не поверили.

– Отправляйся на кладбище! И передай Сэульву то, что я тебе сейчас сказала!

Всё?! Что-то новое. Раньше тетушка неизменно рекомендовала дяде меня выпороть. Естественно, для моего же блага.

Нет, неужели правда всё? Я с недоверием покосился на умолкший рожок. Всего-то двадцать минут? Легко отделался! Ради такого праздника надо не искушать судьбу и действительно посетить гробницы предков.

Люди приходят на кладбище не только для того, чтобы прибраться на могилах, посмотреть, всё ли в порядке, оставить цветы и горящие свечи. Здесь вспоминают дорогих ушедших, мысленно разговаривают с ними, рассказывают новости и советуются. Мне на погосте обращаться не к кому. Все, кто мне дорог, находятся по эту сторону земли, а из предков что-то значит разве что имя Стефана, но, где бы ни обреталась сейчас душа барда, тела его на Лесном кладбище нет. Перед смертью оборотень отдал еретическое распоряжение: труп сжечь, а пепел отпустить вместе с ветром, дующим в сторону холодных морей на северо-западе. И ведь нашелся кто-то, кто, не убоявшись гнева ортодоксальной церкви, эту волю исполнил.

Некоторые обвиняют барда чуть ли не в богохульстве, а мне такое упокоение нравится, лучше, чем быть навечно запертым в каменном сундуке склепа, и так уже основательно набитого. Надо попросить Мокриду – а глаза в последний раз мне точно закроет она, – чтобы распорядилась по примеру предка.

Внешне семейная усыпальница выглядела чистой и ухоженной. Дядя старается, не иначе. Вряд ли адмирал лично орудовал здесь щетками, но кладбищенских работников нанимает вовремя.

Я посидел на узкой скамье под мраморным портиком, почитал имена, выбитые на плите у входа. Ничего в сердце не отозвалось.

Честно старался думать о бабушке, но не получалось. Я ее не видел и не знал. Странно, но дядя никогда не говорил о своих родителях. Да, его в двенадцать лет отдали в морской кадетский корпус, но до этого он жил с семьей, и на каникулы во время учебы приезжал.

Поставив у входа в склеп фонарик с поминальной свечой, положив цветы (пришлось ободрать куст хризантем в Туманном Озере, надеюсь, не дядин любимый), и насыпав на специальную полочку хлебных крошек для птиц, я двинулся к выходу.

На кладбище, похоже, не было больше ни одного живого человека. Естественно: уже смеркается, служители закончили свои дела раньше, а для сторожа, которому надлежит по ночам гонять некромантов и некрофилов, рабочее время еще не началось. Впечатлительные дамочки, способные задремать на могилке, после заплутать в темноте в поисках выхода и кинуться за помощью к одиноко бредущему по ночному погосту незнакомому мужику, водятся только в анекдотах.

«Проводите меня, пожалуйста, а то я покойников боюсь!»

«А чего нас бояться?»

Протяжный тоскливый скрип ржавых петель пронесся над кладбищем. Это что же, ворота уже запирают? Провинция, здесь народ упокаивается… тьфу, успокаивается, конечно!.. рано. В сумерки на улице-то мало кого встретишь, не то что на погосте.

Но до ворот еще слишком далеко, чтобы слышать, что там делается, да и звук донесся явно с другой стороны.

Встав на месте, я заозирался вокруг.

Скрипела дверь склепа, украшенного разбушевавшимся василиском. А открывал ее изнутри вылезающий из семейной гробницы покойный Жакоб де ла Нир.

Так, похоже близ Узкого озера всё же завелись вампиры.

Я успел услышать шаги за спиной и даже начал разворачиваться к новой близкой опасности, но пропустил сильный удар. Последнее, что уловил, теряя сознание – запах болота, перемешанный с сильным ароматом лилий.

Одно из правил, позволяющих наемнику выжить: если не помнишь точно, как и где мирно уснул накануне, не показывай сразу, что очнулся. Сначала оцени обстановку. Что я и попытался сделать.

Прежде всего познать себя. Голова на месте, дико болит. Туловище тоже, сообщает, что бока, а точнее бок и бедро я уже изрядно отлежал. Руки есть, между прочим, связаны за спиной. Ноги тоже при мне, свободны. Острая нехватка веревок?

Теперь надо постараться понять мир и заодно проверить органы чувств. Общее ощущение – холодно. Нет, скорее, зябко, потому как сыро. Пахнет мерзко – затхлостью, перекопанной землей. Лежу в каком-то сильно неприятном месте. В склеп затащили, в нижнюю часть? Осторожно приподнимаю ресницы – и ничего не вижу. Темно, как у черной кошки в ухе, да еще эти дьяволы копченые меня носом к стенке бросили.

Откуда-то сзади, из-за плеча, пробивается слабый свет, но чтобы понять, что там, нужно повернуться, а делать это сейчас категорически нельзя. Идут.

– …Слишком умный. Я уже говорила тебе, как он пытался пронюхать, не причастна ли я к вредоносной магии.

– Вот и доигрался. Прикопаем здесь, никто в жизни не найдет.

– Вроде очухался, сопит.

– Сейчас проверю.

Меня ухватили за плечо и резко развернули, ткнув в лицо горящую свечу, почти опалившую ресницы.

– Ага, в сознании, – довольно заключил Жакоб де ла Нир. – Дергается.

– Мне нужна кровь оборотня, и еще кое-что, что можно взять только у живого. Так что успокой его и тащи на стол, – велела Инесса.

– Сам пойдет. Эй, крысеныш, поднимайся!

– Приказывать наемнику имеет право только наш капитан!

Перекатившись, я пнул Жакоба под колено. Крепок он для трупа почти недельной давности, вон как кулаками машет. Но от дядиных затрещин я привык уворачиваться еще в детстве, а потом адмирал Лусебрун научил меня драться.

Один мощный удар всё же пропускаю, отлетаю к стене. Губу раскровянил, черт здоровый… Зато теперь есть возможность прислониться к шершавым камням, вогнать пальцы в щель между ними. Мятный холодок частичной трансформации привычно пробегает по запястьям. Волчьи лапы меньше кистей человеческих рук и в кости тоньше. Рванул из веревок сначала правую, жестоко сдирая шкуру. Есть!

Сразу в сторону, скользящим фехтовальным шагом. Руки свободны, но все тело словно опутано невидимым стягивающим жгутом, мешающим перейти в промежуточную боевую трансформу. Заклятие? Нужна хотя бы минута полного сосредоточения, но враг не собирается мне ее давать.

Воскресший Жакоб де ла Нир прет на меня как кабан на охотника. О кулачном бое с ним и думать нечего, слишком уж разнятся наши габариты. И это не шпана с дороги, которой хватило по одному удару. Сейчас бы в руку надежный кошкодер, но он остался в Туманном Озере. Враг зажмет меня в угол, и я буду в его полной власти. Помещение склепа слишком маленькое, к тому же плотно заставлено похожими на столы возвышениями с гробами усопших де ла Ниров.

Рухнув на колени, я нырнул под один из столов. Услышал, как выругался Жакоб и захохотала Инесса. Плевать, мне нужно отыграть время.

Красная короткопалая лапа просунулась в укрытие и чуть не схватила меня за сапог. Шарахнувшись, я выкатился с другой стороны.

Взгляд метался по полутемному склепу в поисках хоть чего-нибудь, что могло послужить оружием. По сторонам, вниз, вверх.

Под потолком усыпальницы протянут толстый трос. В дни погребений на нем вывешивают траурные флаги и гирлянды цветов.

Одним махом взлетел я на крышку чьего-то последнего пристанища, ухватился за трос и, раскачнувшись, впечатал оба каблука в грудь подоспевшего Жакоба.

Враг, ухнув, завалился между гробами, потревожив посмертный покой еще нескольких предков.

Нужно было снова встать на крышку, спрыгнуть по другую сторону постамента, и тогда у меня могло бы появиться столь необходимое время для трансформации.

Но пальцы, сломанные в детстве, подвели. Рука соскользнула, и я неловко рухнул на пол, припав на одно колено. Жакоб всё ещё возился в углу, но Инесса была от меня в трех шагах.

– Стой, оборотень.

Камень, на который я опирался ладонью, внезапно раскалился так, что пришлось отдернуть руку. Теперь я упал уже на оба колена.

– Так гораздо лучше, – промолвила мнимая вдова, поигрывая каким-то маленьким – в полутьме толком не разглядеть, – предметом, подвешенным на цепочку.

Артефакт-накопитель! Так вот для кого старались в часовне глупые адепты.

– Руки за спину! – велела колдунья. – Жакоб, на этот раз вяжи поосновательней. К столу тоже прикрути, биться ведь будет. Рот заткни.

Я быстро оглянулся. Де ла Нир приближался не спеша, потирая поясницу. Уверен в победе. Только я так просто всё рано не дамся.

– Именем закона!

Дверь склепа распахнулась. На пороге возник шериф Марк Брегон. Только вещал он из-за плеч Трэка и Мокриды. Наемники всегда идут на острие атаки.

Лицо колдуньи исказилось от злобы. Она начала поворачиваться к моим друзьям.

– У нее артефакт!

Зверем ли, человеком, рвануться вперед. Я успею.

Сильный удар в грудь, но я не вижу ничего и никого, кто мог бы его нанести. Заклятье… Огненный шар проникший под ребра, растет, затыкает горло.

Отчаянный крик Мокриды:

– Сольв! Волком! Скорее! Оборачивайся, гад! Глубокая трансформа!

Не получается… Простите все… Я больше не могу… Слишком больно.

Волк смотрел на меня. Красивый зверь, небольшой, но ладный, остроухий, с рыжей подпалиной на морде. Он не проявлял ни страха, ни агрессии, не лебезил и не пытался напасть. Но всё-таки было в нем что-то, неприятное и пугающее одновременно. Я присмотрелся пристальнее… Глаза! Обычно у волков они живые, умные. У этого были как тусклые латунные бляшки. Словно зачарованный, я придвинулся ближе. И понял, что смотрю на собственное отражение в неподвижной глади мертвой болотной воды.

– Солевейг! Немедленно открой глаза! Если только посмеешь умереть, Трэк напару с твоим дядей наймут некроманта, а я поучаствую! Не будет душе твоей покоя!

Угроза очень страшная, так что придется слушаться.

Я вижу нашу целительницу близко-близко, только почему-то не лицо, а грудь и плечо, платье заляпано неприятными красными пятнами.

– Мокрида! Откуда кровь?

– Это твоя.

– Тогда ладно.

Теперь понятно, почему мне так плохо. Кровь – это рана. Мокрида закроет. Она у нас красавица и умница. И Трэк хороший мужик. Повезло мне с друзьями. Обязательно скажу им об этом. Ради таких стоило вернуться. Откуда? Черт его знает, после подумаю.

Меня просили открыть глаза? Я это сделал. Сейчас опять закрою. Спать хочу.

– Нет, в сознании. Дрыхнет нахально. Так-то лучше. Трэк, давай на плечо и идем домой. Тут уже всё.

Контракт был один из самых мерзких. Хотя и вернулись все, и на своих двоих, и дельце было не гнилое, а осадочек остался. Правильно сказал наш капитан нанимателю: серый отряд не шлюха, чтобы пользовать его когда и как захочется.

Было видно, что даже у спокойного и невозмутимого Трэка на душе паскудно, мне же хотелось попросту где-нибудь закрыться и повыть.

Мы кисли несколько дней, а потом Мокрида решительно заявила, что она где-то слышала, что люди иногда ездят в лес, чтобы отдохнуть, а не пережидать шквальные заклятия, лежа в муравейнике, или устраивать засаду на верхушке ёлки.

Поехали. На берегу озера, меж сосен и валунов в человеческий рост поставили палатку. В том месте было пропасть голубики. Наверное, это был единственный раз в моей жизни, когда я добровольно поднимался рано утром. Меж рыжих сосен плыл туман, где-то наверху старался дятел, а я лазал по каменным обломкам, собирая с маленьких разлапистых кустов, торчащих изо всех щелей, сизые продолговатые ягоды. Их крепкие бока были влажны и прохладны от росы, сок окрашивал пальцы в красновато-фиолетовый цвет.

Набрав полный котелок, я нес его к палатке.

Трэк и Мокрида голубике радовались. Скаегет варил молоко с сахаром, и мы, сидя на бревнах у разгорающегося костерка, щедро заливали густой белой массой рассыпанные по кружкам ягоды.

С чувством этой прошлогодней сладости на губах я и очнулся.

Я лежал в постели, в любимой пижаме с аккуратно застегнутыми пуговичками (интересно, кто меня переодевал?), тепло укрытый и смотрел в знакомый потолок. Не дававший покоя Мокриде ржавый двуручник к изголовью прислонен не был, значит, я не в Кардисе, а в своей комнате в Туманном Озере.

– С возвращением, дорогой.

Мокрида, подперев подбородок ладонью, сидела на краю кровати.

– Как ощущения от жизни? Где больно?

Чувствовал я себя так, будто меня вывернули наизнанку, хорошенько отлупили палками и вернули в прежнее состояние.

– Везде больно.

– Это пройдет, – щедро пообещала целительница. – Заклинание «пылающий уголь» штука страшная. Ты сейчас должен был уподобиться фаршированной утке. Знаешь, когда с тушки «чулком» снимают кожу, а потом набивают собственным прокрученным мясом и запекают. Хорошо, что успел вовремя обернуться. И что возвратиться сумел.

Ага. Только что же всё-таки произошло?

– Мокрида, что такое глубокая трансформация?

– Ты что, оборотень, издеваешься?

– Нет. Больные часто ничего не знают о своей хвори, кроме диагноза.

– Это как раз к тебе относится, – проворчала целительница. – С раненым только о глубокой трансформе и разговаривать.

– Вот и не томи. Я давно хотел спросить, но всё забывал. Другие оборотни, с кем общался, ничего не говорят, или сами не знают, или считают тему неприличной. А если ты мне объяснишь, то я сразу успокоюсь. И вообще, пока болею, буду тебя слушаться.

– Сам сказал! – решила не упускать шанс Мокрида. – Вам в институте историю эпидемий читали?

– Нет, только общую.

– Тогда скажи мне, почему при Иоанне II оборотней объявили вне закона?

– Король хотел создать элитные войска. Всех совершеннолетних оборотней призывали на воинскую службу. Но потом начались нападения волков на людей. Что-то пошло не так.

– Не что-то. Государю стало мало, что его воины переходят в промежуточную боевую и даже полную трансформацию. Нужна была глубокая. А она не только полностью перестраивает организм, так, что закрываются раны и заклятия перестают действовать. Если оборотень вовремя не выйдет из такой трансформы, начинаются глубинные изменения психики. Волк, настоящий дикий зверь, вдруг оказывается в окружении людей, врагов. Нападает, чтобы защититься. Случаи бешенства были настолько частыми, что получили статус эпидемии. Из-за этого и был принят закон, предписывающий уничтожать всякого выявленного оборотня.

– И действовал он до самого указа короля Феликса: «Только тот может быть объявлен виновным, чье преступление доказано».

– Да. Тогда же эпидемия среди выживших оборотней стихла сама по себе. Со времен правления короля Адельстана не было вообще ни одного случая. Нам даже рассказывали о ней только на курсе истории целительства, без методов лечения. А тут ты лежишь, волчина, но в человеческой одежде и сапогах, хорошо хоть от слабости не можешь подняться, я обнимаю тебя, Трэк пытается укутать своей курткой, ты смотришь на нас и скалишь зубы, а мы прикидываем, что знаем из легенд про оборотней. Уже понял, что все они посвящены тем несчастным, кто по каким-то причинам уходил в глубокую трансформу? Трэк вспомнил, что чтобы вернуть обращенному волком человеческий облик, его нужно накормить хлебом. Прекрасно, но вроде как тесто должно быть замешано на материнском молоке, где бы мы его взяли? Еще помогает тело женщины. Ты же понимаешь, что его надо отнюдь не есть? Черт возьми, Солевейг, ты краснеешь и натягиваешь одеяльце до носа, а мне было каково? Да, я бы отымела волка, чтобы спасти друга, а потом утопилась в этом чертовом болоте или еще что-нибудь с собой сделала. Смотри, ляпнешь кому-нибудь об этом, сама тебя удавлю и закопаю! – Мокрида протянула руки, словно хотела схватить меня за грудки и потрясти, но просто поправила воротник.

– А потом что было?

– Потом… Ты снова обернулся человеком, и у тебя начался кровавый кашель. Заклятье так выходило. Ничего хорошего, конечно, но уже не так страшно.

Мокрида обнимала меня. Вот откуда кровь у нее на платье. А Трэк старался укрыть. Они не боялись, что бешенный волк вырвется и растерзает.

– Ладно, – вздохнула целительница. – Зато теперь знаешь, как лучше не делать. А сейчас спи. Ночь на дворе, к рассвету поворот. Давай-ка только зелье выпьем.

– Ы!

– Я тебе покажу «Ы!»! Пей давай! А не то Трэка позову, а он сам только лег. Час назад его прогнать удалось, когда стало ясно, что с тобой точно всё в порядке. Так что не упрямься, пожалуйста!

Обхватив за плечи, Мокрида приподняла меня, поднесла к губам кружку с зельем.

– Ну, давай залпом, за наше здоровье.

Отвратительное варево, что на вкус, что на запах. Зато руки у Мокриды надежные и ласковые, и плечо теплое, на таком и уснуть можно.

– Молодец, всё правильно сделал, – похвалила целительница, укладывая меня обратно на подушки.

– Мокрида, а эпидемия бешенства прекратилась, когда оборотней перестали убивать? И им можно было больше не бояться?

– Да! Солевейг! Я сама тебя сейчас пришибу! Можешь просто закрыть глаза и спать? Или помочь?

– Помоги.

– Тогда устраивайся поудобнее.

Ласковая теплая ладонь ложится на лоб.

– Спи, волченька.

Два дня я провел, как всегда хотел: никуда не ходил, валялся на кровати, читал, душевно беседовал с Трэком и Мокридой. Непрочь был бы пофехтовать, но сил физических не было в принципе. Захотелось новых впечатлений – открыл окно, высунул нос, вдохнул наполненный духом хвои воздух. Хорошо!

Дядя, убедившись, что любимый племянник помирать не собирается и находится под надежным надзором, укатил в Кортезьен встречать Бьянку, наконец выпущенную из узилища, а потом основательно застрял в Сливовой Косточке. Вот обвенчаются господин Лусебрун и госпожа де ла Нир, объединят хозяйства, а жить где будут? На два дома не разорвешься.

И мысль эта была самой глубокой за всё время спокойного существования. Когда я это осознал, стало скучно. И мы организованным отрядом двинулись к шерифу.

В ночь приключений на кладбище мои соратники вытащили Марка Бегора прямо из-под одеяла. Сработало чутье наемников и здравый смысл – приличному человеку ночью среди могил делать нечего. Трэк и Мокрида напали на дядю, удачно вернувшегося домой, убедили его связаться с шерифом по дальногрому. Совсем скоро спасательная экспедиция собралась на Лесном кладбище. Что идти нужно в склеп де ла Ниров вычисли тоже чуть ли не интуитивно. Не знаю, чем в это время занимались Жакоб и Инесса, почему не начали потрошить пленника сразу, но появление друзей оказалось для меня как нельзя кстати.

Захват преступником прошел быстро и без жертв с нашей стороны. Колдунью кулаком по темечку приложил Трэк. Переживал потом, добрая душа, что пришлось ударить женщину. Жакоба скрутила прибывшая стража.

А вот шерифу наша самодеятельность, похоже, здорово мешала. Во всяком случае, когда Трэк вежливо спросил, будут ли к нам еще вопросы и можно ли уже ехать в Кардис, Марк Бегор столь же культурно ответил, что свидетельские показания мы уже дали, посему можем быть свободны. Надо будет всё повторить на суде, но он состоится еще нескоро, так что проваливайте… э-э-э… отправляйтесь спокойно, господа, куда вам надобно, спасибо за помощь следствию.

С этим мы и уехали домой.

В конце осени Трэкул, довольный, как объевшийся гороха хомяк, сдал свой медальон наемника и отправился за семьей на каменистые пустоши, а мы с Мокридой взялись сопровождать друга. В обители скаегетов нам не сильно понравилось – очень уж неодобрительно смотрели местные на чужаков, – зато Петра, жена Стензальтыча, произвела исключительно хорошее впечатление. Веселая тётка в три обхвата толщиной, совершенно не умеющая варить щорб. Две дочки, девчонки подросткового возраста, папку за годы разлуки не забыли, и как накинулись на Трэка при встрече, так больше от него и не отходили.

В общем, переезду Трэкула сына Стензальта в Кардис все были только рады.

Вскоре после нашего возвращения Мокрида заявила, что хватит с нее ран телесных и душевных и устроилась в нотариальную контору.

Я, уже один, чтобы избежать обязательного присутствия на свадьбе дяди Сэульва и Бьянки де ла Нир, где должна была собраться вся родня, схватился за первый попавшийся контракт, в среде наемников считавшийся откровенно дурацким – поиски давно исчезнувшей полулегендарной библиотеки. Полгода болтался с экспедицией по королевству, черта лысего нашли, по причине полного отсутствия в нашем мире означенного объекта поиска, зато я окончательно понял, что мне интересно, и чем я хочу заниматься.

В Кардисе на пороге дома сразу попал в распростертые объятия Трэка и Мокриды. У друзей оказались потрясающие новости. Наша краса ненаглядная продолжала по переписке общаться с Марком Бегором, и сейчас хранитель покоя берегов Узкого озера звал нас на встречу. Не для дачи показаний.

В Кортезьене ничего не изменилось, только вместо желтых листьев на деревьях появились молодые зеленые.

Когда мы расположились в кабинете шерифа – Мокрида на стуле для посетителей, я на подоконнике, Трэк отказался от предложения принести ему табуретку и привычно прислонился к дверному косяку, – Марк Бегор оглядел нас и вдруг, рассмеявшись, махнул рукой:

– Слушайте, все разговоры по этому делу я вел с Лусебруном в трактире, так что давайте не нарушать традицию!

Стол у окна был, похоже, навечно зарезервирован за представителем местной власти.

– Господа! – торжественно провозгласил блюститель закона, подняв кружку с пивом. – Поздравляю вас с полным завершением дела Жакоба де ла Нира и Инессы Монфакор. Ваш вклад…

– Шериф! – Мокрида выразительно похлопала глазками. – Мы, конечно, очень хорошие, но, может быть, вы лучше расскажете поподробнее, что затевали эти злодеи?

Марк Бегор крякнул и, отставив кружку, с интересом взглянул на девушку.

– Госпожа Орел, вы интересуетесь как юрист?

– Как непосредственный участник событий. А Солевейг книжки сочиняет. Представляете, какой детектив он может написать, не называя имен? Или лучше с именами?

– Ну хорошо. Честно говоря, де ла Нира давно уже следовало засадить за решетку, хотя бы по совокупности деяний. Смолоду путался со всякими темными личностями, участвовал в гнусных делишках. Но официальных жалоб на него не было, а прижать владетеля не так-то легко. Соседи не хотели связываться, боялись, как бы хуже не обернулось. К тому же, все жалели Бьянку – близких родственников кроме брата нет, он хоть какая-то защита и опора. Жакоб был хитер, осторожен. Но один раз всё-таки прокололся. Причем нарушил закон отнюдь не королевства. И долг исчислялся не монетами. Что там было, выяснить пока не удалось, но де ла Нира предупредили. Да так, что за следующую проказу он отчитывался бы уже перед чертями в пекле.

Шериф помолчал, пока румяная трактирная служанка ставила перед ним новую кружку, а потом, обмакнув усы в пивную пену, продолжил:

– Даже такая самоуверенная сволочь, как Жакоб в конце концов должна была понять – пора уносить ноги. Самый верный способ исчезнуть так, чтобы не искали – притвориться мертвым. Жакоб знал, что долго с его трупом никто канителиться не будет, здешние обыватели не любят напоминаний о смерти. Одно дело обсудить усопшего соседа, и совсем другое знать, что где-то рядом лежит свежий покойник. Похоронить его побыстрее – правила хорошего тона. Но хитрецу нужны были деньги. Сливовую Косточку Корнелий оставил Жакобу. Было бы странно поступить по-другому, ведь все считали сына де ла Ниров законным. Если бы негодяй взялся за ум, начал хозяйствовать, мог бы жить вполне достойно. Но все средства семьи должны были достаться Бьянке. Братец вполне вольно ими пользовался. И вдруг конец сладкой жизни – сестра собралась замуж. И за кого! Против адмирала Лусебруна Жакобу было не вякнуть. Что получается? Земля горит под ногами, сестра скоро не будет служить прикрытием, к тому же заберет денежки. Он мог бы заставить Бьянку перевести все средства на его счет в банке, но это легко отследить, и вызвало бы ненужные толки. Да и куда б всё делось после мнимой смерти Жакоба? Нужен был кто-то, кто получил бы имущество де ла Ниров на законных основаниях.

– Инесса Монфакор?

– Она. Жакоб познакомился с ней, когда колдунья собирала дань с местных легковеров. Магических способностей у нее немного, зато знания о травах и артефактах – потрясающие. Такие б да на мирные цели! Прохиндеи действительно оформили брак, де ла Нир даже завещание написал честь по чести. Но тут перемудрил. Такие скоты, как Жакоб, убеждены, что они будут жить вечно. Он никогда не стал бы выражать последнюю волю на следующий день после свадьбы. Это было подозрительно.