Текст книги "Памяти солёная волна"

Матрос с «Находки»

Во время войны на море отнюдь не все совершают громкие и заметные подвиги, попадающие на страницы газет и в мемуары флотоводцев. Есть такие морские специальности, о представителях которых редко пишут, но, тем не менее, на их счету немало славных дел. Это – морские спасатели, аварийно-спасательная служба флота. Они поднимают затонувшие корабли и подводные лодки, работают на больших и малых глубинах в акваториях портов и военно-морских баз, устраняют последствия пожаров и радиационных аварий. Среди них особое место занимают водолазы. Мне в 1983 году пришлось участвовать в одной из спасательных операций АСС Тихоокеанского флота в бухте Чажма (залив Стрелок Японского моря) и работать с ними. Это были громадного роста мичманы, участники подъёма кораблей пакистанского флота из реки Карнапхули, разминирования порта Читтагонг в 1977 году и других громких и не очень спецопераций Военно-морского флота. Они круглые сутки, посменно, спускались под воду, герметизировали корпуса двух затопленных во время пожара кораблей. Тяжёлая и опасная мужская работа. Корабли подняли. С тех я всегда с большим уважением отношусь к ним и их нелёгкой и опасной работе.

Об одном из них, водолазе войны 1945 года, и пойдёт речь.

После завершения боевых действий с Японией советский флот приложил значительные усилия для устранения минной опасности. В 1945–1946 годах тральщики Тихоокеанского флота очистили полосу прибрежных вод Северной Кореи от американских донных мин. Американская авиация в июле-августе 1945-го ставила мины с индукционными взрывателями (М-9 и М-11), акустические (А-3 и А-5) и индукционно-гидродинамические (А-6). У порта Расин (Нан-джин) было поставлено 420 мин, у порта Сейсин – 208, у Сейкосин – 19 и у Гензан (Вонсан) – 139 мин, причём у Гензана последняя постановка была проведена 11 августа 1945 года, что можно объяснить только просчётом нашей дипломатии, которая не обеспечила интересов флота при заключении в Ялте соглашения о вступлении СССР в войну и допустила образование разрыва между зонами сухопутных войск и флота.

Самоликвидация мин должна была произойти через 140–200 суток после постановки. К тому же мины были обнаружены и вне районов, переданных нам 30-м авиакорпусом США, и если бы не тральные работы советского флота, то десантные операции в северокорейских портах пришлось бы отложить не менее чем на полгода.

Американские мины являлись основной причиной потерь корабельного состава ТОФ во время боевых действий с Японией. 9 августа у Расина на минах повреждены два торпедных катера типа «А-1» (погибло 4 и ранено 5 человек). 14 августа у Расина на мине подорвался и был повреждён тральщик «Т-279 (погибло 2 и ранено 27 человек). 15 августа на минах подорвались: у Сейсина – тральщик «Т-280», у Расина – транспорты «Сучан», «Камчатнефть» и танкер «№ 1».

16 августа у Расина погиб на мине торпедный катер «ТК-565» (погибло 4 и ранено 10 человек), там же подорвались и получили повреждения пограничный катер типа МО-4 – «ПК-42», и тральщик «Т-281», вторично – транспорт «Сучан». У Сейсина подорвались и были повреждены транспорты «Ногин» и «Дальстрой». 19 августа у Сейсина подорвался и погиб гидрографический моторный катер (один член экипажа погиб и олин ранен). 23 августа у Гензана подорвался тральщик «Т-277» (ранено 12 человек). 26 августа у Расина в третий раз подорвался транспорт «Сучан».

После окончания войны флот продолжал там нести потери: погибли гидрографическое исследовательское судно «Партизан» и гидрографический катер «ГОК-22» у Гензана. Тральщикам Тихоокеанского флота для обеспечения судоходства у корейских берегов понадобилось пройти с тралами 16769 миль, а с учётом бомбометания – 26500 миль, сбросить 21372 глубинные бомбы для уничтожения 416 мин: у порта Расин – 184, Сейсин – 90, Сейкосин – 4 и у Гензан – 138 мин.

В таких условиях пришлось вести работу водолазам Тихоокеанского флота, обнаруживая и обезвреживая мины, выставленные американцами и японцами в корейских портах. Были и жертвы.

Один из участников тех событий Анатолий Александрович Булгаков, в прошлом матрос-водолаз со спасательного судна ТОФ «Находка», поделился своими воспоминаниями.

Он родился в селе Жариково Тамбовского района Амурской области 6 декабря 1927 года. Был призван на флот в 1944 году, закончил электромеханическую школу на Русском острове, затем курсы водолазов и прослужил на «спасателях» до 10 марта 1951 года.

Бригада АСС (в/ч 20293) дислоцировалась тогда на 37-м причале Владивостокского порта. Командовал бригадой капитан первого ранга Кроль.

Матрос Анатолий. Булгаков. 1944 г.

Спасательное судно «Находка», на котором довелось служить матросу Булгакову, было относительно небольшим – 50 м длиной, 15 м шириной и 800 т водоизмещением, двигатель паровой, на угле. На юте находилась и небольшая двухместная барокамера для водолазов-глубоководников. Вооружение – одна 45-миллиметровая пушка и два пулемёта «Браунинг» калибра 12,7 мм.

Многие матросы и старшины на корабле служили ещё с довоенных времен, и Булгаков среди них был самым молодым по возрасту Однако занятия классической борьбой до призыва на флот здорово ему помогли. Особенно зауважали, когда он уложил на лопатки всех старослужащих. Да и особой дедовщины в то время не было – война уравнивала всех.

О работе спасательного судна «Находка» известно не так много, фотографий самого судна найти не удалось. От одного из ветеранов АСС ТОФ, капитана 3-го ранга Ю. Ткачёва, было получено такое короткое сообщение:

«31 августа 1943 года во время ночных торпедных стрельб в заливе Америка, из-за нарушения командиром подводной лодки «Щ-128» правил навигации, лодка на полном ходу нанесла таранный удар в борт другой лодки – «Щ-130». Командир «Щ-130» В. Стеценко, видя неизбежность удара, успел задраить люк рубки и отдать команду «аварийная тревога». В результате столкновения лодка получила пробоину размером 1 метр на 30 сантиметров в прочном корпусе и затонула на глубине 38 метров, зарывшись кормой на 6 метров в ил. В аварийном кормовом отсеке остались старшина группы трюмных И. С. Орлов и старшина 2-й статьи В. Носик.

Воздушный пузырь, оставшийся в затопленном смесью воды и топлива отсеке, некоторое время позволял им дышать и, ныряя, они смогли закрыть клапаны осушения трюма. Когда подошло спасательное судно «Находка» и к лодке спустились водолазы, стало ясно, что на подъём корабля потребуется не менее пяти часов, и надежда на спасение двух запертых моряков пропала. 2 сентября «Щ-130» была поднята. Люди погибли».

В августе 1945 года корабельная группировка Тихоокеанского флота под командованием адмирала Юмашева вышла в море для проведения десантной операции по захвату корейских портов и уничтожению японского флота. Вышла в море и «Находка». Три дня в штормовых условиях корабли десантной группировки пробивались к Корее.

Ветеран вспоминал, что для несения вахт на боевых постах приходилось даже привязываться.

Затем, после артподготовки и авиационных ударов, началась высадка десантов. Завязались кровопролитные бои, закончившиеся поражением и капитуляцией японских войск.

«Находка» подходила к порту Гензан в составе третьего эшелона десантных сил. Катер «морской охотник», патрулировавший район, сообщил, что неподалёку находятся якорные и плавучие мины. Командир приказал сбавить ход и выставил впередсмотрящих с биноклями. Принятые меры оправдались – через час была обнаружена плавающая мина, качающаяся на волнах. Её, с третьего выстрела, уничтожили комендоры бакового орудия. На месте мины поднялся громадный столб воды, по судну гулко ухнул гидродинамический удар.

Судно вошло на рейд Гензана. Горел город и портовые сооружения, повсюду слышались выстрелы: десантники добивали несдавшихся японцев. Командованием флота была поставлена задача по обследованию акватории порта и дна у причалов, где могли быть японские мины. Водолазы судна сразу приступили к работе, причём работали и в легководолазном снаряжении, и – на глубоких участках – в «трёхболтовках»[13]13
  Трёхболтовка — снаряжение для безопасного погружения под воду, классический водолазный костюм. Медный водолазный шлем крепится к манишке тремя болтами (отсюда название).


[Закрыть]. К счастью, японцы не успели заминировать причальный фронт на глубине, и с работой справились обычные сапёры. А авиационные донные мины американцев пришлось разминировать уже тральщикам и катерам «морским охотникам», используя глубинные бомбы.

Дальше «Находка» переходила из порта в порт (Юки, Расин, Сейсин), занимаясь своей опасной работой по обнаружению мин, обследованию и подъёму повреждённых боевых кораблей.

Эта работа длилась ещё несколько месяцев, после чего судно вернулось во Владивосток

За участие в войне Анатолий Александрович был награжден медалью «За победу над Японией». Служба на флоте продолжалась до 1951 года. Затем была работа электромонтером в городе Свободном, женитьба, учёба в институте. С 1977-го по 1997-й трудился инженером в городских сетях «Амурэнерго». А став пенсионером, ещё пятнадцать лет работал слесарем по ремонту котельных, делясь опытом с молодыми специалистами. Трудовую деятельность закончил лишь в 85 лет. Крепка оказалась флотская закалка.

Один из пилотов забытой войны

Уже почти семь десятилетий прошло с тех пор, как отгремела война на Корейском полуострове, в то время засекреченная, а ныне почти забытая. Стираются в памяти минувшие бои, уходят из жизни их ветераны. Другие войны и потрясения в жизни страны заслоняют те события. Но иногда происходят случайные встречи, которые неожиданно возвращают в далёкое прошлое…

Оказалось, что отец моего коллеги по работе был лётчиком, воевавшим в Корее в 1953 году. Посмотрев пожелтевшие от времени документы и фотографии того времени, я понял, что судьба приоткрыла мне историю жизни незаурядного человека, достойного сына своего времени, представителя того ушедшего поколения, которое вынесло на своих плечах страшную тяжесть не одной войны.

Реактивный истребитель МИГ-15 бис

Скупые строчки автобиографии гласят:

Семёнов Дмитрий Васильевич родился 24 октября 1918 года в с. Богородицкое Ухоловского района Рязанской области. Русский. После окончания школы в 1936 г. занимался в аэроклубе. Потом – Серпуховская военная авиационная школа летчиков, которую окончил в 1940 году. Был направлен на Дальний Восток в морскую авиацию. Начал службу в сентябре 1940 года младшим лётчиком в 45-м истребительном авиационном полку, в то время вооружённом истребителями И-15 бис и И-16. В составе полка на истребителе Як-9 принимал участие в войне с Японией, уже в качестве командира звена. Полк обеспечивал воздушное прикрытие боевых действий кораблей Амурской флотилии и базировался на аэродромах Маньчжурии. Награждён медалью «За победу над Японией».

После войны Семёнов служил в различных частях морской авиации Тихоокеанского флота в должности командира эскадрильи. В 1951 году был назначен помощником командира 781 – го истребительного авиаполка ВВС ТОФ, дислоцированного на аэродроме Унаши Приморского края (ныне Золотая Долина). В то время полк летал на американских истребителях Р-63 «Кингкобра» – последних самолётах, полученных по программе ленд-лиза.

После переучивания на реактивную технику (истребители МиГ-15 бис) полк был направлен в специальную командировку в Корею, где находился с февраля по октябрь 1953-го. Полк, под командованием подполковника Н. Снопкова, входил в состав 216-й истребительной авиационной дивизии 64-го истребительного авиационного корпуса, уничтожившего за войну 1106 вражеских самолётов (37,6 % от всех сбитых самолётов). На боевом счету полка, дислоцированного на аэродроме Аньдун (впоследствии на Мяогоу и Дапу), было 12 сбитых (один F-84 «Тандерджет», остальные – F-86 «Сейбр») и 7 повреждённых самолётов.

Период с февраля 1953 года и до окончания боевых действий был особенно сложным. К концу войны американцы получили новейшие модификации самолётов «Сейбр» F-86E и F, превосходившие наши МиГ-15 бис по ряду показателей, что придало войне в воздухе ещё более ожесточённый характер. Кроме того, полк комплектовался лётчиками морской авиации, имевшими налёт по 30–50 часов, что было совершенно недостаточно для уверенного владения машиной. Для сравнения: американские пилоты имели минимальный налёт на «Сейбрах» по 200 часов. Тем не менее люди сражались и побеждали.

В тех боях капитан Д. Семёнов со своим ведомым, старшим лейтенантом А. Куцыгиным, одержал две победы.

В литературе приводится эпизод, когда они путём резкого маневрирования заставили столкнуться на выходе из пикирования два «Сейбра» 335-й эскадрильи, которые были записали на их счёт как повреждённые.

В тех тяжёлых боях полк потерял 9 самолётов и 5 летчиков.

После окончания Корейской войны, завершившейся подписанием перемирия в Паньмыньчжоне, полк вернулся в Унаши. Капитан Семёнов за участие в войне получил орден Красного Знамени, два ордена Красной Звезды, орден Дружбы КНР. Начала поступать новая техника – самолёты Миг-17, МиГ-19, – пошло переучивание лётчиков. Морская авиация и в то время не знала покоя – вела борьбу с американскими самолётами-разведчиками в районе Охотского моря и Курильских островов. Участвовал в ней и 781-й полк.

Майор Дмитрий Семёнов

Майор Семёнов, как опытный летчик, в 1955 г. был переведён в формирующуюся истребительную авиацию ПВО страны, служил на командных должностях, был руководителем полётов, передавал свой богатый боевой опыт молодым пилотам. Был уволен в запас в декабре 1959 года.

Но на пенсии посидел недолго – небо его не отпускало. И вот, уже в должности старшего инспектора-летчика Амурского обкома ДОСААФ, он снова летает. Затем, пройдя обучение, с 1963-го по 1970-й работает старшим диспетчером службы движения Благовещенского аэропорта. Ветераны аэропорта ещё помнят, как он спас аварийный пассажирский самолёт Ил-18 со ста пассажирами, посадив его на военный аэродром города Завитинска, что категорически запрещалось в то время. На самолёте, летевшем из Хабаровска, отказал двигатель, аэропорт Благовещенска не мог его принять по метеоусловиям, а до запасного аэродрома гражданской авиации он бы просто не дотянул. И старший диспетчер принял решение, противоречащее инструкциям, но спасшее жизнь людям.

Умер Д. В. Семёнов в 1991 году. Семья бережно хранит его документы и награды.

Трагедия шхуны «Унго»

Впервые я услышал об этой истории ещё во время службы на флоте. Морское посыльное судно «Моржовец», куда я был временно прикомандирован в качестве врача, вышло из Владивостока в Тихий океан для обеспечения пилотируемых полётов с Байконура по программе «Эллипс» (была такая при СССР). Точка нашей плановой дислокации находилась где-то в районе атолла Уэйк, так что «топать» было весьма прилично. Кратчайший курс для выхода в Тихий океан лежал через японский Сангарский пролив.

Экипаж «Моржовца» был военным, командир – капитан-лейтенант. Сам пароход был из крупной серии гидрографических судов польской постройки. Кстати – с великолепными мореходными качествами: резво бегал и хорошо «отыгрывался» на волне. Такие суда до сих пор ещё сохранились в российском флоте.

Как только мы подошли к японским терводам, сразу в воздухе появился патрульный самолёт Р-2 «Нептун» и, посвистывая турбовинтовыми движками, начал облёт судна. А через пару часов на горизонте замаячила чёрная точка, постепенно принявшая очертания японского ракетного эсминца «Амацукадзе». Затем эсминец зашёл нам с кормы и пристроился параллельным курсом в паре кабельтовых. Агрессивных намерений не выказывал, но вид баковых 127-миллиметровых орудий особого оптимизма не внушал.

Во время обеда в кают-компании командир БЧ-5, кивнув на видневшийся по левому борту серый силуэт эсминца, сказал:

– А вот шарахнул бы он сейчас по нам парой снарядов – и всё, пошли бы рыб кормить.

– Да ну, не война ведь, – степенно ответил старпом. – Да и оружия у нас нет, и флаг не военный.

– А ты что, про «Унго» забыл? Там тоже флаг не военный висел, – вмешался в разговор штурман (тоже капитан-лейтенант, но уже в годах).

– Вы бы, товарищи офицеры, поосторожней про «Унго»-то! – заметил командир – А то наших гражданских товарищей до смерти напугаете, а нам ещё месяц в походе быть. Вдруг, понимаешь, духом ослабнут.

Разведывательный корабль «ГС-34» (гидрографическое судно «Унго»)

Вечером я зашёл в каюту штурмана и спросил про «Унго». Тот немного помялся, но всё же вкратце рассказал, что это было советское гидрографическое судно, которое в конце 50-х обстреляли корейцы. Погибло несколько человек. Дело мутное, засекреченное, и распространяться об этом особо не стоит. На том мы и расстались.

После было не особенно приятно созерцать из иллюминатора орудия «Амацукадзе», который сопровождал нас до конца пролива.

Духом, мы, конечно, не ослабли и в походе работали как надо. На обратном пути нас тоже сопровождали – эсминец «Аянами» и самолёт береговой охраны. А загадочное слово «Унго» засело в памяти – до поры до времени.

Недавно, перечитывая очередные материалы для статей про Корейскую войну, я снова наткнулся с интернете на это слово. И начал поиски… Материала нашлось немного, но главное о той давней трагедии удалось выяснить.

Итак, вернёмся в декабрь 1959 года, когда разведывательный корабль Тихоокеанского флота «ГС-34», имевший для прикрытия статус гидрографического судна и наименование «Унго», под командованием капитан-лейтенанта Александра Борисовича Козьмина находился в походе в Японском море – у восточного побережья Кореи, в Восточно-Корейском заливе.

В этот раз корабль выполнял обычный разведывательный поход, осуществляя разведывательное обеспечение безопасности возвращения репатриантов из Японии в Северную Корею.

Вечером 28 декабря штормило, была малая видимость. В 19 часов погода улучшилась. Командир БЧ-1 Э. Щукин по приказанию командира корабля чаще стал определять местоположение корабля. Быстро темнело, на корабле усилили визуальное наблюдение, несли вахту на постах радио– и радиотехнической разведки. С целью обеспечения скрытности ведения разведки активная радиолокационная станция не выключалась. До северокорейского берега было 30 миль, а до побережья Южной Корен и того больше – 36 миль (ширина территориальных вод КНДР равна 12 миль, Южной Кореи – 3 мили).

Вдруг по правому борту «Унго» в небо взвились ракеты, и почти в то же мгновение огненная трасса прочертила небо, устремляясь к кораблю. Командир корабля был твёрдо уверен в месте своего корабля и в том, что корабль не нарушил территориальных вод иностранного государства, а следовательно, этот залп не мог носить даже предупредительный характер.

«ГС-34», не имея на борту вооружения, вынужден был отвернуть на 90° и начать отходить ещё дальше от берега. На корабле включили один из прожекторов, и рулевой-сигнальщик матрос Г. Копанев, пользуясь международным сводом сигналов, начал непрерывно подавать в сторону берега сигнал «Чем вызван обстрел?» Прошло несколько напряжённых минут, и вдруг наши моряки увидели силуэты трёх кораблей без ходовых огней и каких-либо других опознавательных знаков. Корабли быстро приближались к «ГС-34». Один из них шёл прямо на судно и через несколько минут был опознан как малый противолодочный корабль «большой охотник». Командир «ГС-34» приказал направить один из прожекторов на гидрографический флаг СССР, развевавшийся над кораблём (под этим флагом с 3 августа 1959 года ходили разведывательные корабли ТОФ), а вторым прожектором, вахту на котором нёс Александр Шестернин, – освещать приближающийся к нему иностранный корабль. В 20.40 «большой охотник» приблизился к «ГС-34» на дистанцию 45–50 кабельтовых и без каких-либо предупреждений дал по безоружному «ГС-34» четыре очереди из 40-миллиметровых автоматических установок. Дистанция между кораблями в этот момент была настолько мала, что не разглядеть на «ГС-34» гидрографический флаг СССР было невозможно. После этого катер отвернул и ушёл в темноту. В результате огня был разбит компас, повреждены радиоантенна, шлюпка, труба и корпус корабля, разбит спасательный плотик; один из снарядов попал в носовой кубрик.

«ГС-34» уменьшил ход и лег в дрейф. Катер вновь приблизился к кораблю и открыл огонь. Снаряды рвались на палубе, один снаряд попал в ходовую рубку, командира корабля отбросило взрывной волной, а помощник командира корабля капитан-лейтенант А.П. Новомодный и рулевой-сигнальщик Ю. Фёдоров были ранены. Снаряды продолжали поражать корабль.

В момент взрыва снаряда в рубке рулевой-сигнальщик матрос А. С. Кажаев, стоявший вахту на руле, успел броситься в ту сторону, где находился командир, и заслонил его своим телом. Матрос был убит наповал, получив прямое попадание снаряда в живот. Тяжёлые ранения получили сигнальщик В. Казанцев и рулевой А. Белкин, но ни тот, ни другой не покинули свои посты. Всё это время раненый сигнальщик Г. Копанев продолжал освещать флаг своего корабля. Когда «охотник» вновь близко подошёл, наши моряки разглядели его номер «205» и корейский литер.

Катер, подержав луч прожектора на советском флаге, неторопливо ушёл в сторону и скрылся в темноте. Ушли во тьму и два других корабля, лежавшие в дрейфе поодаль. Во время обстрела весь экипаж держался храбро. Никто не покинул своих постов, радист поддерживал непрерывную связь с Владивостоком, а в машинной команде, где в это время было особенно тяжело нести вахту, не зная, что происходит наверху и что угрожает кораблю, ни один из мотористов ни на минуту не покинул своего поста.

В район инцидента вылетели самолёты Ил-28, по тревоге из военно-морской базы Стрелок был послан дежурный эсминец, который принял на борт тело убитого матроса А.С. Кажаева и раненых моряков для доставки их в военно-морской госпиталь. «ГС-34» («Унго») был взят на буксир и доставлен в базу. Погибший матрос похоронен на Морском кладбище во Владивостоке.

По этому инциденту была направлена нота протеста МИД СССР правительству Южной Кореи. ТАСС заявил, что впредь при подобных акциях суда «пираты» будут уничтожаться. Южнокорейские власти заявили о своей непричастности к инциденту и были готовы предоставить кинодокументы, зафиксировавшие нападение катеров Северной Кореи на советское судно.

Позже, по уточнённым данным, было установлено, что кораблём-пиратом был северокорейский малый противолодочный корабль «№ 205» типа «БО-1», полученный от СССР в начале 50-х годов (бывший американский типа SC-1, вооружение – одно 40-миллиме – тровое орудие и три 20-миллиметровых зенитных автомата). В советской печати о причастности к инциденту кораблей КНДР нигде не писалось. Кроме опубликованной в газетах 31 декабря 1959 года ноты протеста об этом инциденте были две публикации: в газете «Советский флот» от 31 декабря 1959 года и в журнале «Советский моряк», № 2 за январь 1959 года, но и в них вся вина возлагалась на Южную Корею.

В дальнейшем отремонтированный корабль «ГС-34» ещё в течение 13 лет, до 1972 года, нёс боевую службу. Командир корабля Александр Борисович Козьмин в 1960 году получил под своё командование разведывательный корабль «Измеритель», затем, в 1971 году, – «Забайкалье». Служил старшим офицером в разведуправлении ТОФ и в 1982 году закончил службу в звании капитана первого ранга на должности заместителя начальника школы мичманов-техников ВМФ в Киеве. Жил в Киеве и умер в 2001 году.

Инцидент был замят и не отразился на наших тогдашних отношениях с КНДР. Надо сказать, что в то время из-за неурегулированных с мировыми странами и соседями вопросов о ширине территориальных вод власти КНДР нервно реагировали на любое, как им казалось, нарушение их границ.

Тем более что северокорейские ВМС не всегда придерживались общепринятых правил поведения военных судов в море, так как имели приказ применять оружие против «чужих кораблей», действуя по принципу «Сначала стреляй, а потом разбирайся». Это и привело к тому, что они буквально расстреляли безоружное советское судно.

Разведывательный корабль «ГС-34» («Унго»), тип – шхуна, построен в 1954 году на верфях Штральзунда (ГДР) в составе крупной серии судов для рыболовного флота (как СРТ-4197). 9 мая 1955 года на шхуне был поднят государственный флаг СССР и присвоено наименование «Унго».

В 1955 году судно Северным морским путём перешло на Тихий океан и вошло в состав ТОФ как посыльное. С 1956 года шхуна отнесена к подклассу посыльных судов и получила наименование «ГС-34» (позже Лоц-75), а наименование «Унго» оставлено как легендное. В 1957 году судно было отнесено к кораблям 3 ранга специального назначения. Под разными наименованиями оставалось в строю 38-й бригады особого назначения ТОФ до 1972 года и в 1973-м было списано и сдано на слом.

Я, в ходе своей флотской службы, много встречал однотипных с «Унго» судов. Это были и рыбацкие траулеры, и транспортные и разведывательные корабли. Один был даже вооружён по типу малого противолодочного корабля и часто торчал в качестве брандвахты на выходе из бухты Золотой Рог. Но вообразить себя на борту маленького безоружного кораблика, безнаказанного расстреливаемого в ночи у чужих берегов, – выше моего понимания.

И в этом свете героизм наших моряков, не дрогнувших под снарядами на безоружном судне, – пример поведения в чрезвычайной ситуации. Правда, и матросы тогда были другие – из довоенного поколения.