Текст книги "Легкая поступь бытия. Избранные тексты: проза, поэзия, драматургия"

Глава II. Семейный альбом
(В главе приведены отрывки из книг, выходивших под редакцией Лилит Базян, Мариам Чайлахян, с научным консультированием Араика Базяна и художественным оформлением Анны Базян.)

Легенды, анекдоты и правдивые истории. (Из книги «Портрет ученого в интерьере» к 100-летию академика М. Х. Чайлахяна.)

Маленькая преамбула

Деда Михаила Христофоровича тоже звали Михаил, Микаэл, а фамилия была тюрского происхождения и обозначала птицу «чайлах», летающую над Босфором, что-то вроде альбатроса. Предки пришли из Ани – столицы древней Армении, современники называли его «Городом 1001 церквей». Тысяча храмов с изысканной резьбой украшали столицу, сейчас от былого великолепия остались лишь руины на берегу реки Аракс.

Спасаясь от преследований анийцы переселились в благодатный Крым и восточная часть Крыма, примыкавшая к Феодосии, стала называться Морской Арменией. Уже при Екатерине II произошло знаменитое переселение армян в Донские края. Считается, что оно было щадящим и благим и осуществлялось полководцем Суворовым, который имел армянские корни и по материнской линии был Мануковым.

Нахичевань-на-Дону – родина М.Х., и в начале прошлого века это был город, наполненный родственными кровотоками. Сейчас он слился с Ростовом-на-Дону и именуется Пролетарским районом города.

В школьные годы Миши Чайлахова вся семья жила в Новочеркасске, что находится в пятидесяти километрах от Нахичевани. Зеленый город, который уступами поднимается вверх к золотому куполу главного собора – Свято-Вознесенскому храму войска Донского. Его еще называют «второе солнце Дона».

Нам в 2011-ом году удалось пройти по этим местам, зайти в гимназию, где учился М. Х. Там теперь обычная школа, но как хороша – на века строили.

Потом мы шли по той дороге, по которой бегал гимназист Миша Чайлахов в начале прошлого века из гимназии домой на Хомутовский проспект. А мне вдруг показалось, что я и вправду иду домой к бабушке Варе, хотя тогда, когда папа учился там, она было молодой женщиной, работающей музыкальным аккомпаниатором в Пансионе для благородных девиц и воспитывающей пятерых детей.

Презентация книги «Волшебная роза княгини», октябрь, 2008 г. Араик на фоне фотографии Тамары и Михаила Чайлахян «20 лет спустя.«Москва, 1947 г.

Легенды, анекдоты и правдивые истории

Миша Чайлахов учился в Новочеркасской классической, имени атамана графа Матвея Ивановича Платова, мужской гимназии. При поступлении он сдал все экзамены на 5, но был зачислен в список последним. Ему не разрешили сдавать Закон Божий.

***

Однажды он решил явочным порядком присутствовать на уроке Закона Божия. Батюшка сразу заприметил своевольника и, ни слова не говоря, кривым указательным пальцем наметился сначала на него, а потом на дверь.

На одном из уроков истории преподаватель неодобрительно отозвался о евреях. Маленький Миша заступился:

– А что, разве евреи не люди?

– Вот, видите, защитник нашелся. А потому, что инородец, – заключил педагог.

***

У семьи Чайлаховых в детстве Миши была собака Гектор, хороший и умный пес, но была за ним такая особенность: не мог удержаться, чтобы не съесть вкусненького, даже если ему этого не полагалось. Однажды бабушка Варя, которая очень вкусно готовила, сделала индейку к празднику, но не успела подать к столу. Семья сидела в столовой – и вдруг входит Гектор на кривых лапах, и морда у него несчастная и виноватая. Бабушка восклицает: «Хазар вай тепиз бан!» (Фраза, непереводимая на русский язык, примерно означающая: тысяча ах, на мою несчастную голову). И стремглав кидается на кухню…

– Мама нас чем-то все же накормила, – рассказывали те, кто помнил эту историю

***

Миша Чайлахов с юношеских лет развивал волю.

– Руководством мне была книжка «Сила воли в деловой повседневной жизни». «А вообще я – первый йог Советского Союза», – утверждал папа.

И я помню, что в трудные напряженные моменты жизни папа делал йоговские дыхательные упражнения. Пранаяму-йогу. Восстанавливал таким образом душевное равновесие.

***

Старший брат М. Х., дядя Жорж, тоже сызмальства тренировал свою волю. С утра занимался гимнастикой со снарядами, а под конец начинал прыгать через стулья, приговаривая «утро Суворова». Генералиссимусом он не стал, зато участвовал в Сардарападской битве, тогда в чине капитана, вроде Тушина из «Войны и мира», и впоследствии стал генерал-майором.

***

Папа рассказывает:

– В 20-м году Копа (второй старший брат М.Х.) вез меня в Ереван, а у меня брюшной тиф, я лежу в полу-бреду, а Копа думает, как бы проскочить благополучно до Еревана. Вдруг на станции проверка – пришел приказ: «всех больных ссаживать на станции и в бараки»… А там к одной болезни прибавятся еще – и пиши пропало. Копа усадил меня, дал в руки газету. Комиссия заглянула в купе, видят: один чай пьет, другой газету читает, и прошли мимо. Только потом мы увидели, что я держал газету вверх ногами.

***

Мама и Папа соединили свою судьбу с родительского разрешения, вопреки завистливой любви друзей, и, конечно, с Божьего благословения. Это был брак из тех, что «совершаются на небесах». Но официально они оформили свои отношения лет через двадцать с лишним. По существу мы с Левой были незаконнорожденными детьми, детьми любви. Это и объясняет, почему папа уже в 50-ые годы с таким удовольствием подписывал письма: «твой законный муж». В упорядочении есть своя прелесть и красота.

***

Известный лингвист профессор Аджарян говорил, что фамилия Чайлахян происходит от турецкого слово «Чайлах», что означает птицу, летающую над Босфором. Что-то вроде альбатроса или сокола.

– Или, – добавлял он, – это может значить прибрежная морская галька.

– Значит, по-русски мы могли бы называться Соколовы или Гальковские, – говорил М. Х. Последнее звучит вполне аристократично.

***

Профессор Аджарян очень симпатизировал своей студентке Тамар Аматуни, ему был симпатичен и молодой человек, с которым Тамар соединила свою судьбу. Он обозначал это примерно так:

– А-а-а! Тот молодой человек, муж Тамар.

И папе это даже нравилось.

***

Глава ереванских хулиганов, как мы бы сейчас сказали «мафии», был влюблен в молодую прекрасную Тамар, но его обожание было платоническим и почти никак не проявлялось. Когда на горизонте появился молодой Микаэл Чайлахян, он установил за ним слежку. Папа рассказывает:

– Я вдруг почувствовал, что где бы я ни был, за мной всегда наблюдает одна или две пары любопытных глаз, обладатели которых при моем приближении стремглав убегали, сверкая голыми пятками. Потом я был представлен «самому» и он меня спросил: «Ты ухаживаешь за Тамар?» «Да». «У тебя серьезные намерения?» Я ответил, что да, после чего был милостиво отпущен, и больше не замечал любопытствующих глаз за своей спиной.

***

Когда папа проходил обязательную военную подготовку, уже после окончания ВУЗа, командир роты, заметив его твердую волю и организованность, уговаривал остаться на военной службе. «Или, – презрительно усмехнувшись, добавлял он, – не делом будете заниматься, а пойдете ловить своих бабочек». Но папа только улыбнулся в ответ и пошел ловить «своих бабочек».

***

Несмотря на твердый характер и сильную волю, М. Х. был удивительно демократичным человеком. Например, он говорил: «Вот когда меня выберут армянским царем…» Кто-то даже заметил: «Михаил Христофорович, на царство не выбирают, царство завоевывают…» Но остроумнее всех на эту фразу М. Х. среагировал «Зубр» – Тимофеев-Ресовский. «Ну, тогда, Михаил Христофорович, я буду командовать Вашей кавалерией», – сказал он.

***

В молодости М. Х. чем-то неуловимо походил на Чарли Чаплина. Его мальчишки так и дразнили, он носил усы «бретелькой» и нарочно ходил чаплиновской походкой. Много позже кинорежиссер, снимая документальный фильм (это был то ли «Волшебник зеленого царства» о гиббереллине, то ли еще какой-то) сказал, глядя на папин волевой подбородок: «Вы – мой Жан Габен». Так М. Х сделал самую невероятную карьеру в кино: от Чарли Чаплина до Жана Габена.

***

Шел 37-ой год. М. Х. вызвали на Лубянку. Неожиданно и без объяснений причины. Задавали какие-то вопросы. Следователь давил на психику, хватался за трубку, будто хотел вызвать конвой. М. Х. все спокойно выдерживал, но когда тот повысил голос, М. Х. тоже возвысил голос и сказал: «А вы на меня не кричите». Следователь осоловело посмотрел на него – и вскорости отпустил. Бывало и такое.

***

Как-то мы спросили:

– Папа, ведь этот человек был против тебя в лысенковские времена, осуждал тебя и даже выступал с этим осуждением на собраниях. А теперь ты с ним дружишь.

– Время было такое, он не мог поступить иначе, – ответил папа. Видимо это и означает: «Возлюби врага своего, как самого себя».

***

М. Х. любил такую поговорку: «Часы, проведенные с друзьями, Господом в годы жизни не засчитываются». И еще такую: «Гость нужен хозяину, как воздух. Но если воздух входит и не выходит»…

***

Когда появились первые внучки Томочка и Верочка, маме было немного больше сорока. И профессор А. А. Прокофьев посвятил ей такие строки:

«Вас не состарят годы, нет!

Вы не подвластны им нисколько,

Пикантно будет даже только,

Стать бабушкой в расцвете лет».

«Заговор бородатых» или ученые мужи в кабинете М. Х. Чайлахяна

***

Имя Лилит для третьей внучки М. Х. родители выбрали заранее, под влиянием поэмы Аветика Исаакяна. Когда имя было объявлено вслух, все возмутились, что их лишили удовольствия участвовать в поиске подходящего имени. Но родители были непреклонны. Тамара Карповна два дня была предельно сосредоточенна. Наконец, на третий день она подняла голову, улыбнулась, и сказала:

– А я знаю, как ее буду ласково называть – Лита, Литочка.

– А я буду ее называть, Мадонна Лита, – сказал М. Х.

Для четвертой внучки вся семья долго выбирала имя. Когда, наконец, имя было выбрано – Анна, М. Х. сказал:

– Ну вот, у нас есть, Мадонна Лита, а теперь у нас будет еще и Донна Анна.

***

Одним из излюбленных объектов исследования у М. Х. было растение перилла. И вот в очередной день рождения он получает такую телеграмму: «Всю жизнь свою Вам посвятила, Целую нежно Вас… Перилла». Можно добавить, что почтальоном был А. А. Прокофьев.

***

А. А. Прокофьев очень ценил М. Х. как ученого, но упустить возможности пошутить он не мог. Однажды, после демонстрации в оранжерее опытных растений, у которых часть листьев была оторвана, А. А. заметил: «Михаил Христофорович, у Вас опыты, как в том знаменитом анекдоте. Ставят таракана на стол, бьют по столу, таракан убегает. Отрывают таракану лапки, ставят на стол, бьют по столу, таракан не убегает. Вывод – таракан слышит лапками». Поднялся гомерический хохот, который всегда сопутствовал остротам Прокофьева. Когда все успокоились, М. Х. заметил: «А знаете, Александр Аркадьевич, ведь таракан на самом деле слышит лапками, у него там слуховые рецепторы давления». Теперь гомерический хохот сопровождался еще и аплодисментами.

***

Когда в 40 лет Лева отрастил бороду, М. Х заметил:

– Ну, Левон, теперь ты выглядишь старше меня. Все подумают, что ты мой старший брат.

Так Лева и стал называться «мой старший брат».

***

Папа любил играть в шахматы, но выигрывал далеко не всегда, и А. А. Прокофьев осветил этот момент в следующем стихотворном опусе:

«Наш Христофорыч Михаил,

Любил играть гамбиты,

За что романтиком прослыл,

И был нередко битым.

Сын искупил отца зевки,

В другом играет стиле,

За что его на две доски

Повыше посадили».

***

М. Х. считал, что он играет на уровне 2-го разряда, Лева играет в силу кандидата в мастера, а Араик играет в силу минус кандидата в мастера. Поэтому, играя в паре с Левой (не переговариваясь) против М. Х., они представляли собой достойных соперников, и даже общий счет был в их пользу. Но однажды в присутствии свидетеля (С. М. Базяна – отца Араика) Лева и Араик были наголову разбиты со счетом 5: 0. После окончания игры Саак Мирзоевич сказал:

– Даже не поверю, что вы хоть раз сыграли вничью.

Крыть было нечем, триумф М. Х. был полным.

***

В 50-ые годы Сабинин писал, что совершенно напрасно критикуют гормональную теорию цветения (М. Х. Чайлахяна), где главный герой – флориген (цитирую по памяти): «на данный момент, это наиболее разумная и красивая теория».

***

В 70-е годы, один из бурных исследовательских периодов жизни, М. Х. очень часто дома за обедом рассказывал про свои опыты и полученные результаты. Все рассказывалось очень понятным и доходчивым языком. М. Х. вообще был очень хорошим докладчиком и оратором. Все мастерство М. Х. отозвалось одной, но весьма примечательной фразой Тамары Карповны: «Как просто и красиво».

Т.К и «Три мушкетера». Мама была их королевой, а папа-любимым наставником. Слева направо: Генрих Казарян, Хачик Хажакян, Акоп Деведжян. Армения, Парз-лич, осень, 70-е годы.

***

Однажды родители, желая повысить средний уровень своего бытоустройства, поехали по предложению маминой любимой ученицы Людочки в Зеленоград, покупать там кухню. Было холодно, зима, мама была в своей шубке и шапке под боярышню. И Людочка рассказывает, что папа вместо того чтобы наблюдать, как грузят шкафы и полки, подошел к ней и сказал: «Посмотри на Т. К. Хороша, правда!» Сейчас уже можно сказать, что маме тогда было под семьдесят…

***

Звенигород, лето. Мы идем с речки, подбегает дачник средних лет, обращается к М. Х. с вопросом:

– А кто это там идет?

Впереди, не спеша, поднимался академик Понтрягин, уверенно двигая палкой перед собой. Папа ответил вопрошающему.

– Надо же, – изумился дачник, – живого академика довелось увидать. И радостный затрусил дальше. Не знал всю меру своего счастья, не знал, что и поговорить удалось ему с живым академиком. А мы не успели его просветить.

***

Защищая весомость и непреходящую ценность фундаментальных наук, М. Х. всегда цитировал слова известного физика Больцмана: «Нет ничего практичнее хорошо разработанной теории». А в конце 70-ых эти слова приписали Брежневу.

***

Кто-то из близких вспоминал, что когда мне было три месяца, мама, указывая на портрет Сталина, говорила:

– Смотри, Машенька, это кровопи-и-и-йца.

И я начинала плакать. Так что неприязнь к тоталитарному режиму я всосала с молоком матери.

***

Мне рассказывали:

– М. Х. своим сотрудникам в лаборатории перед началом опытов говорил: «Пойдите, поставьте свечку в церкви, чтобы все получилось». Понимай, как хочешь: то ли шутил, то ли всерьез говорил. Во всяком случае, молитве «Отче наш» меня именно папа научил.

В период юношеского максимализма, я как-то сказала своим родителям:

– Не знаю, как можно жить, когда мужчины подлы, женщины глупы, а дети неблагодарны.

Папа твердо посмотрел на меня и сказал:

– Не занимайся человеконенавистничеством.

А мама добавила:

– Старайся всегда чувствовать внутреннюю радость жизни.

Что сказать, стараюсь…

***

Папа пытаясь отучить курить своего зятя Араика и сына Леву, вывешивал у зеркала плакаты, вроде: «Курение – медленная смерть».

– А мы и не спешим, – отвечали заядлые курильщики и продолжали эту пагубу.

***

Антон Георгиевич Ланг, любимый друг, коллега и оппонент по научным воззрениям, как-то сказал М.Х.:

– Михаил Христофорович, если не дай Бог вернутся лысенковские времена и Вас выгонят со всех мест, Вы вполне можете зарабатывать как тамада.

Мы засмеялись и поддержали это предложение. М.Х был действительно блестящим оратором и мастерски вел и торжественные юбилеи, и дружеские застолья.

***

Первым фильмом тогда для нас нового и небывалого жанра, который мы смотрели по нашему «видику», была картина «Эмануэль». Детей выгнали, звук не могли наладить, и вот так с помехами, но, наверное, из-за этого с особым очарованием напряжения его и посмотрели. Я даже не помню, понравилось ли нам; помню только, что мы очень нервничали, что папа сел в первый ряд стульев, перед нами, молодыми, и никак не хотел уходить. Наверное, каждый думал: вот всыплет нам по-первое. Фильм кончился, папа с неопределенным выражением лица ушел к себе в кабинет. Мы переглядывались. За ужином Араик осмелел и сказал:

– Михаил Христофорович, а мы думали, что Вы нам всыплете за это. Папа ответил кратко и выразительно:

– Ханжой никогда не был.

Потом, подумав, добавил:

– Но вообще-то она, наверное, немного больная.

***

У Федора Эдуардовича Реймерса в те времена была пышная, чуть поседевшая шевелюра и свисающие, как у запорожских казаков, густые усы. Он сидел у нас за столом на Таганке и как всегда рассказывал что-то низким, с раскатами смеха голосом. Томочка, ей тогда было четыре года, долго, затаившись, смотрела на него, а потом сказала чуть дрожащим голосом, обращаясь к бабушке Тамаре:

– А Бармалея нету.

***

В прошлые годы к нам часто приходил молодой друг папы – Гиви Александрович Сонадзе. Они часто вели долгие шахматные баталии, играя и просто так, и на время – блиц-турниры. В дни юбилея Гиви подарил папе кинжал ручной выделки в память о рыцарских турнирах и в знак дружбы: так как твердо знал, что этот кинжал никогда не обратится против Грузии.

***

Очень явственно помнятся прочувствованные речи, веселые пожелания, дружественный гул голосов празднования 1982 года.

– Даже завидно, что нам не восемьдесят, – сказал кто-то из молодых.

– Бедные ваши стены, как они выдержат такое количество подаренных картин, – сказал другой.

А уж горячительных напитков было на всякий вкус: и горилка от украинских друзей, и отборные коньяки из Армении, и отменные вина из Грузии, заморские напитки, в их число входили, конечно, всякие джины и шотландские виски. И что же. Речи замолкли – «одних уж нет, а те – далече». На стенах, благодаря усилиям Анечки и ее друзей, висит еще больше картин. Напитки выпиты, и стол убран. Остались эти милые фотографии, такие теплые и щемящие: вот М. Х. дарят таджикский халат, а вот – туркменский, узбекскую тюбетейку, а вот… Только что коня не подарили, а жаль…

***

М. Х. называл А. И. Меркиса – литовским князем. Мы как-то спросили:

– Альфонсас Иоанасович, а Вы в Бога верите?

– На всякий случай, да, – ответил он, улыбаясь в усы. Замечательный охотник, он однажды прислал М. Х. заячью шкуру, выделанную им самим, как лучшее средство от радикулита.

Что остается после вещи? Память о ней; и она неистребима.

***

М. Х. рассказывал, что когда их везли по дорогам Великобритании, в Абериствис, автобус ехал очень медленно и делал частые и долгие остановки. «Я решил поразмяться, сделать маршевую гимнастику. (Маршевая гимнастика – это когда М. Х. бодрым и энергичным шагом, раз 20 проходил расстояние в 10 – 15 метров, от стенки к стенке или от дерева к дереву). За мной долго наблюдал водитель автобуса, затем подошел и спросил:

– Знаете, с нами едет ученый, которому восемьдесят лет. И нам поручили ехать медленно и часто останавливаться, чтобы не переутомлять его. Вы можете мне его показать?

– Это я, – ответил М. Х.

– Да! – удивился водитель, – ну, тогда поехали. После этого они доехали до места назначения очень быстро, без дальнейших остановок.

***

Дедушка с бабушкой часто ездили за границу и привозили оттуда множество слайдов и фотографий. Каждый раз, после очередной поездки, собирались друзья и родственники, и происходил торжественный рассказ и показ слайдов. И вот однажды, после поездки во Францию, рассказывал дед о Париже. На экране сменялись красивейшие виды, все сидели и внимательно слушали. И вот дед вставил очередной слайд. Группа людей с восточными лицами смотрела в объектив.

– Вот! – воскликнул вдруг один из дедушкиных племянников и моих дядей, – вот! А говорят, что только у армян носы большие!

Он вошел в ажиотаж и начал горячо убеждать всех, как несправедливо считают, что армяне большеносые, когда вот, у французов, носы не меньше. Мама попыталась вставить слово, но ничего не выходило. И когда все замолчали и наступила небольшая пауза, дед сказал:

– А это армянская община во Франции…

Представляете, какой поднялся хохот!

***

Дед очень любил рассказывать истории из своей жизни, но была одна, которую он рассказывал почти всегда, когда собирались гости. Это история про то, как трижды писали деда.

***

Портрет первый. Его сделал Сарьян (см. обложку книги). Чем-то он напоминает автопортреты самого Сарьяна. Так же честен и суров. Деду по началу не понравилось, как варпет изобразил его. Ему показалось, что правый глаз плохо виден, что нос излишне красный. А это было художественное видение натуры, когда красно-синяя гамма передает и национальный колорит и энергетику, а суровое выражение – ту стойкость, при наличии которой и можно было выстоять в лысенковско-сталинские времена, и ученому – не склониться и отстоять свою теорию, а художнику – сохранить свой стиль и не написать ни одного портрета вождя.

Но у каждой картины своя судьба. И этот портрет пролежал несколько лет на шкафу, бережно завернутый в газету.

***

Портрет второй. За это время дедушку выбрали академиком и пришел некий график, делающий портреты знаменитостей. Дед удивился, но согласился позировать.

– А вас кто-нибудь писал до меня? – спросил он во время сеанса.

– Да, – ответил дед, – Сарьян.

– Как! – не поверил своим ушам художник, – А где же картина?

Дед достал со шкафа портрет, развернул его и показал. Художник пришел в восторг. Он оценил по достоинству творение мастера, сделал для него рамку и собственноручно повесил на стену в гостиной, где он и висит до сих пор. А его собственная работа была повешена в кабинете. Каждый, кто приходил к деду по делу или просто в гости, заходили в его кабинет и нос к носу сталкивались с этим карандашным портретом.

– Кто это? – спрашивали люди.

Дед долго терпел и вежливо отвечал каждый раз:

– Это я.

Но однажды к нему пришел друг юности. Он внимательно посмотрел на портрет и задумчиво протянул:

– А-а-а, Сталин!

Я думаю, никто не удивится, если я скажу, что после этого портрет навсегда исчез из кабинета.

***

Портрет третий. Его сделали по заказу одного из младших друзей деда. Друг хотел сделать сюрприз и поэтому художник писал по фотографии. Это был парадный портрет, дед изображен на нем в костюме и при галстуке, ни дать ни взять – член политбюро. А на заднем фоне красуются многочисленные книжные полки, заставленные книгами. Портрет повесили в спальне напротив дедушкиной кровати. На следующий день дед встал в несколько мрачном настроении.

– Араик, – сказал он моему папе, – он на меня смотрит.

Пришлось портрет завесить газетой.

В общем, в нашей отдельно взятой семье победило настоящее искусство.

***

В день 10-ой годовщины со дня смерти Михаила Христофоровича мы поехали в армянскую церковь и на кладбище. Впереди шли двое людей, легко одетых для зимней погоды, один совсем молодой, другой чуть постарше. И один громко объяснял другому, что у растений существуют два вида гормонов – гиббереллины и антезины, которые влияют на зацветание растений. А их соотношение меняется в зависимости от длины дня. Это была точь-в-точь теория Михаила Христофоровича. Говорили с таким азартом, будто обсуждали очень модный сейчас роман про Гарри Поттера или фильм, вроде «Властелина колец».

На мой взгляд, они выглядели, как обычные, далекие от науки люди. Думаю, фамилия Чайлахян им бы ничего не сказала. Но дело его они знали. По-моему, это и есть настоящее бессмертие.