Текст книги "Легкая поступь бытия. Избранные тексты: проза, поэзия, драматургия"

Тост на 70-ие Араика

(На этом празднике тамадой был наш друг Ваган джан, а я иногда на правах ближайшей родственницы юбиляра произносила тосты.)

Дорогие друзья, родные, рады вас всех видеть!

«Жизнь состоит из маленьких мгновений,

Простых и восхитительных явлений

из множества случайных совпадений,

На перекрестках наших дней и трасс».

Сегодня как раз такое совпадение, когда мы все собрались, чтобы чествовать Араика. Как любил говорить мой папа:" Все мы сегодня купаемся в лучах славы Араика».

Все наверное помнят, каким замечательным тамадой был папа – Михаил Христофорович. И я, как и Лева, постараюсь продолжить наши традиции. По градации, принятой в нашей семье, возраст человека делится на такие этапы: 0—21 – это детство, отрочество, юность; 21—35 – это молодость; 35—50 – это вторая молодость; 50—70 – это зрелость.

– Ну а потом, потом, уже старость, да?

– Нет, а потом мудрость, – твердо отвечал папа.

Араик вступает в пору мудрости. И я это ощущаю уже несколько лет. Мы вместе ездим на конференции, где Араик словно бард поет свои песни, рассказывает о своих идеях в разных научных сообществах. И встречает то бурное сопротивление, то такой же бурный восторг. И это здорово. Чтобы не быть голословной – за последний год Араик сделал доклады: в Армении на общем собрании Академии, В Судаке на конференции медиков и биологов, в Дивноморске на конгрессе по искусственному интеллекту, в Суздале на вновь образованном философском кружке, в Воронеже на заседании, связанном с исследованиями в космосе, чуть не забыла – в конце лета слетал на три дня в Лондон и там доложился, в октябре был доклад на конференции по нейроинформатике в Москве, а десять дней назад Араик сделал доклад о сознании, о формировании личного сознания на философском факультете. Получил Грамоту, и признание термина «виртуальный скачок» от придирчивых философских светил…

…Биологи не очень склонны к обобщениям, и у Араика, так мне виделось, были вначале доклады, описывающие экспериментальные данные с небольшим скромным выводом. Чем дальше, тем больше проявилась тяга к масштабности выводов, а доклады последних лет дошли уже до философского уровня, до некоего выявления смысла жизни. Мне это очень импонирует. И сегодня как раз такой повод, чтобы поговорить об этом вслух и всем вместе.

p.s. Араик как то признался: «Я когда попадаю в какое-то людное место, например в метро, люди вокруг симпатичные, а я смотрю на них и думаю: какие-то они не совсем счастливые, обездоленные что ли, они ведь не знают, как работают аутоадренорецепторы»….

Добавим, что докторская диссертация Араика называлась так: «Физиологическая роль аутоадренорецепторов». И в Москве в 1991 году, в издательстве «Наука» была издана монография с одноименным названием.

Араик подарил ее нам и надписал так: «Посвящаю моей любимой жене и детям».

***

Когда Араику стукнуло двадцать лет, он поехал завоевывать Москву. Наподобие герою Бальзака из «Человеческой комедии» (например, Эжену Растиньяку, завоевывающему Париж). Конкретный вариант был простым и четким: после третьего курса Араик перешел на индивидуальный план обучения и устраивался на курсовую и дипломную стажировку в научный институт. Милые родители, несмотря на то, что им хотелось иметь сына перед глазами, отпустили его, да еще папа способствовал его устройству в институт ВНД, именно там занимались, наряду с другими вопросами, изучением мозга. Ведь Араик хотел понять, что такое гениальность и связывал это с функцией мозга. Рассказывают, что директор института Эзрас Асратян, человек с громоподобным голосом и довольно жестким нравом, доброжелательно и милостиво спросил:

– А чем собственно хочет заниматься юноша?

Араик бодро ответил:

– Абстрактным мышлением!

Эзрас Асратян даже приподнялся от удивления над столом и переспросил с раскатами в голосе:

– Чэм, чэм!!!

Араик сразу сориентировался и ответил:

– Памятью.

– А, – успокоенно выдохнул дядя Эзрас, – тогда прямиком к Роману Ильичу Кругликову.

И под руководством Романа Ильича Араик завершил дипломную работу, а потом, в 1977-ом году защитил кандидатскую диссертацию.

На защите докторской диссертации уже присутствовали детки, Литочка и Аненька. И тогдашний директор Павел Васильевич Симонов спросил:

– А что, у нас сегодня елка? Защита была прямо перед Новым Годом. Не помню, за что мы тогда открыто голосовали (т. е. не мы, а Ученый Совет), кажется, за утверждение протокола заседания, и дети тогда тоже тянули свои ручонки. А на закрытом голосовании Ученого Совета диссертация прошла единогласно. Это был 1988 год.

И тогда, и следующие двадцать лет рядом с Араиком был человек, главный оппонент и одновременно учитель, по признанию самого Араика, и это был Левон Михайлович Чайлахян.

 
Как гласит мудрая пословица:
«Самая длинная дорога начинается
с маленького шажка».
 

Араик как-то сказал: Я все время думаю о том, как работает мозг.

Ему это было жизненно важно знать.

И я представила такую картинку.

В красиво убранной зале перед картиной известного художника сидят и рассуждают о жизни три ученых мужа.

Землянин (из рассказа Рэя Брэдбери) рассуждает так:

– В этой картине цвета как такового нет. Наука может доказать, что цвет всего – навсего определенное расположение частиц вещества, особым образом отражающих свет. Следовательно, цвет не является действительной принадлежностью предметов, которые попали в поле моего зрения.

Марсианин (тоже из рассказа Рэя Брэдбери) как более умный сказал бы так:

– Это чудесная картина. Она создана рукой и мозгом вдохновенного человека. Ее идея и краски даны жизнью. Отличная вещь!

Араик Базян, отпив крепкого кофе из чашечки, что стояла на подносе, проговорил:

– Друзья мои, я скажу еще шире: Мы находимся на темной беззвучной планете, которая летит с огромной скоростью в космическом пространстве.

Наше «Я», каждого из нас – вместе с нашим мозгом и нашей нервной системой -превращает эту тишину и темноту в цветной, теплый и музыкальный, поэтический мир личных субъективных ощущений.

При этом личные ощущения у всех у нас разные.

Это и есть самое объективное, которое мы наблюдаем и осознаем.

А. С. Базян «История Большого Дома Базика»

Запись по докладу, сделанному Араиком на вечере, посвященном 100-летию со дня геноцида армян в Турции. (Литмузей в Трубниковском переулке).

По-армянски, на слух, звучит очень поэтично, поэтому я написал по-армянски «Բազկե Մեծ Տան Պատմությունը», 1915 թ». Имя нашего прадеда Базик, который дал начало фамилии всего рода – Базикян. И моя фамилия была бы Базикян, но папа был литератором, по традиции взял псевдоним, Выкинул две буквы «ик» и стал Базяном. Я очень гордился, что у меня очень редкая фамилия Базян, а потом оказалось половина Нагорного Карабаха – Базяны. Название «Большой дом Базика» возникло потому, что все родные и двоюродные братья Деда жили вместе со своими семьями. Жили они в Шатахе, это в Васпуракане, уезд Ванского вилайета, Ванской области. Село в котором жили мои предки в 1915 г. назывался Чhнук.

Мой замечательный дед Мирзо. Именно благодаря ему вы можете меня лицезреть. Деда в селе звали Базке Мирзо, что означало большое уважение, и дед имел большой авторитет в своем селе. У деда было семь братьев, родных и двоюродных, и они со своими семьями все жили вместе. Бабушка рассказывала, что у них у них было более трехсот баранов и десяти коров. Они возделывали землю, сажали зерновые и у них были большие виноградники.

Дед Мирзо в отряде фидаинов – добровольческом отряде самообороны во время геноцида 1915 года.

Дед Мирзо был главным героем рассказов бабушки. Ну, он был самым красивым мужчиной, как считала бабушка. Он и вправду был красив. Он лучше всех танцевал. Был ведущим в мужских и смешанных армянских хороводных танцах. Это рассказывали мне и другие родственники. Дед замечательно стрелял. У него было ружье Мосина. Большую портняжную иглу, десять – пятнадцать см. длиной и один – два мм. в диаметре он сбивал с камня пулей, с тридцати шагов. Я в это верю, так как оказалось, что это генетически передаваемый признак. Я тоже хорошо стреляю, но меня никто никогда не учил. Где то в тридцать лет, когда я был офицером запаса, меня на пару дней взяли на сборы и повезли на стрельбище. Дали в руки автомат Калашникова, обойму с двенадцатью патронами, посадили паренька, солдата, рядом, чтобы он регистрировал мои результаты. Из двенадцати патронов я потратил восемь. Как обычно говорят «подавил пулемет, уложил дощатые фигуры противника на трехстах и восьмистах метрах.».

– Здорово, – сказал солдатик, – тебя живым не возьмут.

– Ну, утешил, – ответил я.

Но самое главное, что говорила бабушка, это то, что мой дед организовал двадцать пять – тридцать вооруженных людей, из которых семеро были его братьями, для защиты и охраны большого обоза, с которым они вышли на дороги репатриации. Фотография деда выделена из группового снимка, двадцать пять – тридцать вооруженных людей сидели и стояли сзади деда. Это была не наша фотография. Папа ее принес домой и на следующий день отнес фотографу, а затем вернул хозяину. У нас не было ни одной фотографии деда Мирзо. Эта единственная фотография с ним была сделана в горах среди камней. Очень жалко, что папа не снял копию всей фотографии. Как то, в начале девяностых годов, к нам домой пришел парень, не помню, как его зовут и не помню, кто его привел. Но он посмотрел на фотографию деда, которая висела на стене и сказал:

– А, значит, ты внук фидаина. Фидаины – это члены добровольческих отрядов, которые в 1915 году воевали с турками, чтобы не быть полностью уничтоженными.

Вообще я мало что помнил из рассказов бабушки, и всем рассказывал, в том числе и Григорию Соломоновичу, что дед хорошо стрелял, у него было семь братьев и они спасли в 1915 году всю семью от уничтожения. Когда Гриша сказал мне, что нужно рассказать всю эту историю моей семьи, я сел и начал вспоминать.

Все-таки память потрясающая вещь. Это моя прямая специальность, я этим занимаюсь более сорока лет и не перестаю удивляться способностям мозга. Слово цепляясь за слово воссоздает образ за образом, и начинаешь воспроизводить то, что казалось тебе давно забытым.

Бабушка говорила, что дед Мирзо организовал оборону обоза, который шел по дорогам репатриации. Я был маленький и естественно всему верил, что говорили взрослые. Но специально вспоминая рассказы бабушки, я вспомнил, что в середине пятидесятых годов, к бабушке пришел пожилой человек, который казался гораздо старше бабушки. Он еле передвигался и пришел с сопровождающим. Я тут рядом играл и вдруг слышу от бабушки слова глубокого уважения и пиетета. Мой папа долгие годы был деканом филфака и к нам приходили в гости очень много уважаемых людей: известные поэты и писатели, ученые, академики. Бабушка всех радушно принимала, относилась ко всем уважительно, но с достоинством, без каких-то особых вещей. А тут ее реакция меня очень удивила. Я улучшил момент и спросил:

– Тат, это кто?

Бабушка ответила коротко:

– Он с Родины, шел с нами в одной колонне.

В некий момент, когда бабушка вышла из комнаты, он сказал своему спутнику:

– Ее муж спас всех нас.

Моя бабушка Заруи. На Шатахском диалекте ее звали Зардар, что означает «украшение», а мой старший брат иногда, в шутку, звал ее Зара Карповна. У бабушки родилось семеро сыновей, но шестеро умерли еще в младенчестве, едва дожив до двух-трех лет. Выжил только мой папа, единственный сын.

Бабушкино улыбающееся лицо на фотографии, она держит на руках свою старшую правнучку, мою племянницу Асмик (в переводе Жасмин). На ней надет передник. На этом переднике спереди был большой карман. И в детстве, проходя рядом, я всегда залезал в этот карман. Бабушка это поощряла, она считала, что я плохо ем, и держала там или сухофрукты или конфеты, или печенье. Все это прекратилось, когда моим племянницам стало два-три года. Она хватала меня за руку и говорила:

– Ты взрослый парень, оставь детям.

И правда, мне было уже тринадцать-четырнадцать лет.

Мою вторую бабушку, мамину маму, звали Антарам, что означает «неувядающая». У бабушки Антарам было четверо детей, старшая – мама, и только мама прошла по дорогам беженцев. В 1915 году маме было два года. Она родилась в Карсе. Это известный город, его отвоевал Генерал Андраник, разгромив турецкую армию в Сардарапатской битве (21—28 мая 1918 года). А затем, в 1921 году, Ленин подарил его обратно туркам, заодно и Арарат. В 1915 году город был у турок и армян депортировали оттуда.

К сожалению, эта моя бабушка жила у младшего сына в Ленинакане и очень редко приезжала к нам. Поэтому я практически не знаю историю их исхода из Карса. Знаю только, что они жили в Ленинакане, и деда Арменака в 1928 году арестовали как кулака, и он погиб в лагерях.

Мой папа, Саак Мирзоевич Базян, был профессором Ереванского Госуниверситета. Долгие годы был зав. кафедрой армянской литературы, и деканом филологического факультета университета. Моя мама Ерануи Арменаковна Григорян, была врачом – терапевтом.

Отец рассказывал, что Дед участвовал в обороне Вана. Бои проходили в основном в городе Ване с 19 апреля по 16 мая, когда осаду города сняли русские войска, под командованием генерала Юденича, и армянские добровольческие отряды, под командованием Андраника. Стрелковой бригадой командовал генерал Назарбеков, а батальоном восьмого полка и добровольческим отрядом Андраника командовал полковник Джебашвили. Позже он писал:

– Дружинники вели себя превыше похвалы. В их действиях было замечено мною полное презрение к смерти.

Как вспоминал Назарбеков:

– Я видел в бинокль с горы, как дружинники во главе с Андраником, осыпаемые турецкими пулями, лихо двинулись в атаку, пригнувшись к земле и почти все почему-то без папах. Турки не выдержали такого напора и очистили деревню Барчитлы… В заключение могу сказать, что эта молодецкая атака и занятие деревни Барчитлы на фланге турок имели значительное влияние на общий ход Дильманского боя…

Я думаю, что дед не стал дожидаться пока придет регулярная турецкая армия, придет в его родной Шатах и заставит их уехать. В этом случае, они отделяли мужчин и уводили на тяжелые работы, где их убивали или они сами погибали. Женщин, детей, стариков или сгоняли в пустыни, или сразу убивали.

Зная все это дед организовал жителей деревни. Дом Базика (Базке Тун) собрал все самое необходимое и загрузил на телеги, запряженные волами и лошадьми. Маленьких детей, в том числе моего трехлетнего отца, привязали к спинам лошадей и вышли по направлению на Багдад, это была одна из дорог репатриации. Надо было идти около восьмисот километров, дорога предстояла длиной в несколько месяцев и надо было запастись едой.

Какую еду они взяли? Во-первых, лаваш, его пекут очень много, кладут один лист на другой и высушивают. В таком сухом состоянии, лаваш сохраняется несколько месяцев. Когда нужно, берут несколько листов лаваша, кладут на мокрое полотенце, немножко смачивают каждый лист и дальше накрывают мокрым полотенцем. Через десять – пятнадцать минут лаваш становится мягким.

Помню, как бабушка, уже в Ереване делала сильный солевой раствор, почти насыщенный раствор соли и держала в этой воде брынзу или другие сорта белого сыра. В таком растворе сыр сохранялся тоже несколько месяцев. Они взяли с собой несколько больших глиняных широкогорлых сосудов с солевым раствором и сыром.

У армян есть два вида сыро-вяленного мяса, которые сохраняются очень долго, так как туда добавляют острые приправы. Это бастурма и мясной суджух. Это мясо может сохраниться около года и даже дольше.

Но, кроме того, длительно сохраняемой, высококалорийной и очень вкусной едой является сладкий суджух, по-грузински чучхела. Но от чучхелы, особенно Шатахской, сладкий суджух, отличается тем, что делается из двух цельных половинок грецкого ореха. Однажды бабушка сделала это лакомство и в Ереване. Мы дети стояли тут же рядом, потому что если при нанизывании на нитку, хоть маленький кусок от ореха откалывался, бабушка говорила: «этот не годится» – и давала нам. Потом из винограда делают дошаб. Свежий виноградный сок выпаривают и концентрируют, добавляют туда муку и варят. Получается очень сладкая и очень густая смесь. Орехи, нанизанные на нитку, макают туда так, чтобы не оставалось никаких пустот. И сушат в висячем состоянии. После недельной сушки, макают в дошаб во второй раз и основательно высушивают. Получается очень питательная и очень вкусная вещь. Сладкий суджух размером в 15 – 20 см. держит человека полдня. Но на этот суджух можно здорово подсесть. Вот после того, как бабушка один раз макнула нитку с орехами в дошаб и повесила сушиться, эти «висюльки» не прожили даже недели. Мы дети все это, не снимая, съели. Бабушка даже обиделась:

– Такая кропотливая работа, а вы даже не дали довести до конца. Больше не буду делать.

И правда больше не делала. А зачем? Его можно было купить теперь в магазине, и до сих пор покупают, даже в Москве.

В этих телегах, кроме еды, были запасные ружья и патроны. Почему мужчины были так здорово вооружены? Потому, что геноцид начался не в 1915 году. Например, уничтожением армян всерьез занимался султан Абдул Гамид II. После поражения в Балканской войне, в 1894 – 1896 гг., с санкции турецкого правительства, турки и курды с поразительной жестокостью уничтожили огромное число армян, около трехсот тысяч человек в Эрзеруме, Сасуне и Урфе. Поэтому люди были вооружены, чтобы в случае чего дать отпор. И вот это оружие пригодилось для обороны обоза, идущего в Багдад.

Бабушка рассказывала, что вся дорога до Багдада была усыпана Васпураканскими женскими поясами, набитыми турецкими золотыми монетами и вообще золотом. Васпураканский женский пояс – это широкая и полая лента, длиной в полтора – два метра, которую женщины обматывали вокруг своей талии, и в них можно было хранить золото и драгоценности. Сначала, брали с собой накопленное богатство, потому, что это было символом их хорошей и счастливой жизни, потом все это сбрасывали, потому что на трудных дорогах репатриации это превратилось в обузу.

– А у вас разве не было накоплений, – спрашивали мы бабушку.

– Было, – отвечала она, – но дед Мирзо запретил брать с собой.

– Надо вывести детей и вообще выжить, не до золота – сказал дед.

Вот за этим золотом и охотились лихие люди. Могли просто подойти и ограбить, убить того, кто сопротивлялся. Если не было золота, брали еду, быков, лошадей и все, что можно было продать. Все это делалось с поощрения турецкого государства. Но ни один разбойник не сумел подойти к обозу, который охранялся вооруженными людьми, отрядом примерно в двадцать пять – тридцать человек, ближе прицельного ружейного выстрела. Только один раз, когда напал довольно большой отряд и началась перестрелка, вдруг из кустов. совсем рядом с папиным конем, выскочил спрятавшийся там человек. Кинулся к коню и уже протянул руку, чтобы схватить под уздцы, бабушка в ужасе смотрела на него. Тут грянул выстрел и он упал, бабушка схватила маленького папу и убежала. Я думаю, что она даже не видела, кто стрелял, мы и не спрашивали, заранее зная ответ. Они шли днем, а ночью ложились спать. При этом выставляли дозорных, которые сменяли друг друга.

Так они дошли до Багдада, не потеряв ни одного человека. А по дороге, рассказывала бабушка, было много холмиков и холмов с самодельными крестами. В Багдаде французы начали им помогать и давали еду, например, сыр с плесенью, «а мы все это выбрасывали», рассказывала бабушка. Однажды у брата деда Мирзо поднялась температура и он попросил:

– Какос джан, кинь этот сыр в соленую воду, я поем.

Какос – это сокращенное имя отца бабушки, полное имя – Киракос. По-русски это звучит, как скажем Петровна. Бабушка рассказывала, что она сделала особую круто подсоленную воду, выкинула всю плесень, а в воду бросила оставшуюся бело-желтоватую часть. На следующий день брат деда съел этот сыр. Никто так и не узнал, какой он был на вкус. Потому что никто другой не притронулся к этому заплесневелому сыру.

Вообще семья была очень спаяна и поддерживали друг друга. Я помню двоюродного брата отца, дядю Базика, его назвали как прадеда. Помню, он раз в два – три месяца приезжал к нам домой, привозил лаваш и бочонок домашнего вина. Несмотря на то, что наша семья в этом не нуждалась. Но это все началось во время войны. Дядя Базик отрывал этот лаваш и вино от себя и приносил нам. Причем в войну транспорт не ходил, а от его села Кахрцрашен до Еревана было тридцать километров. Он весь этот путь проходил пешком. Вот это пример преданности и самоотверженности.

Из Багдада часть семьи уехала в Европу, а часть пришла в восточную Армению, в Арташатский район, село Кахцрашен. В 1918 – 1919 году, деду вместе со всеми сделали прививку. После укола Дед получил заражение крови и вскорости умер, в возрасте тридцати восьми – сорока лет.

Вот так закончилась жизнь моего замечательного деда Мирзо, который спас всю свою патриархальную семью и не только ее, а еще семьи многих друзей и соседей.