Текст книги "Жизнь прекрасна. 50/50. Правдивая история девушки, которая хотела найти себя, а нашла целый мир"

Стэф Джаггер
Жизнь прекрасна: 50/50

UNBOUND: A Story of Snow and Self-Discovery by Steph Jagger

© 2017 by Stephanie Jagger. Published by arrangement with HarperWave, an imprint of HarperCollins Publishers

© Качалов А. А., перевод на русский язык, 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2018

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

***

Посвящается…

моему отцу, научившему меня кататься на лыжах и моему мужу, научившему меня летать.

«СЕМЕНА всех наших бездумно совершаемых поступков по-тихому накапливались в темных, потаенных сокровищницах – в недрах, так сказать, нашей сознательной жизни. И как будто нить нашей судьбы, которую мы пряли так долго, медленно и неспешно запутывала нас без нашего ведома, и теперь, вследствие какого-то происшествия, вдруг резко натянулась. Мы узнаём, что попались в ловушку, оказались в сетях, из которых невозможно выпутаться и в которые мы сами бездумно себя привели. Мы втянулись в приключение неизвестных масштабов. И даже если мы встретим его с уверенностью в себе и с искренней верой в лучшее, оно неизбежно окажется чем-то совершенно другим, куда более сложным, опасным и трудным, чем мы ожидаем. Поскольку мы разрешили ему целиком и полностью выйти за грань нашего понимания, оно не может не поражать нас теперь своими деталями».

Генрих Циммер, «Король и труп»

Введение
Первая трещина

Я стояла на четвереньках на покрытой гравием автостоянке и ежилась, как раненая собака. Мои колени глубоко утопали в земле, зад был опущен книзу, а крошечные камешки и острый щебень впивались в ладони моих рук. Вокруг была разбросана вся моя экипировка, она лежала на земле там, где я ее разметала. Мои лыжи и палки валялись грудой, как контуженные солдаты, а мой рюкзак лежал недвижно, совершенно безжизненный. Шлем был справа от меня. Он аккуратно так раскачивался с боку на бок, будто насмехаясь надо мной с галерки. Всего этого не было в плане.

Мое дыхание утратило свою размеренность. Два или три резких вдоха, после чего все внутри меня начало сливаться в один порывистый, слезный вой. Вырвавшийся наружу звук с силой порвал воздух прямо передо мной.

Шел третий месяц моего годичного приключения, лыжного варианта Blizzard of Oz[1]1
  Альбом Оззи Осборна и посвященный его выходу одноименный концертный тур. – Прим. пер.


[Закрыть], который я придумала себе в стремлении доказать всем раз и навсегда, что я кое-чего стою и даже больше. Так представьте мое удивление, когда я оказалась там – не на вершине горы, а у самого ее подножия, на стоянке для машин, плачущая и проклинающая мир в порыве гнева и разочарования.

Слезы катились по моим щекам, а тонкие нити слюны текли по губам и подбородку. Я видела, как целая река соплей стекает и капает с моего лица на маленький участок гравия передо мной, видела, как земля делает работу, которую и должна делать, – впитывает в себя жидкость. К лучшему или к худшему, но земля впитала все до капли. Несколько прядей моих волос развевались на ветру, на короткий миг прилипая к щекам и губам, прежде чем снова оторваться от них. Я задавалась вопросом, произойдет ли то же самое с нитями моего дискомфорта, уйдет ли в землю унижение от неспособности собраться с духом в этот конкретный день и развеется ли оно по ветру. Я надеялась, что это случится.

Вокруг меня как будто валялись осколки шрапнели, словно кто-то прожевал и выплюнул мои вещи, а с ними и меня. Толстые обломки пород и разбитые на куски камни срывались здесь с гор и рассыпались, превращаясь в известняковый порошок, который затем утрамбовывала поступь обернутых в цепи противоскольжения колес полноприводных автомобилей. Это было место для крепких людей. Место это – Артурс-Пасс, расположенный в Южных Альпах Новой Зеландии, именно там я стояла, опершись на руки и колени, в позе, которая – если ты только не боец ММА в партере – отнюдь не указывает на то, что ты крепок.

И если я чего-то и хотела в этой жизни, то именно этого: быть непоколебимой, способной выдерживать любые испытания крепости. Я хотела, чтобы меня видели человеком, уверенно выходящим на арену, хотела, чтобы меня знали, как человека, крепко стоявшего на ногах или, в моем случае, на лыжах. Я хотела получить доказательство того, что способна справиться со всем в одиночку, доказательство того, что я достаточно решительна, достаточно сильна и, наконец, достаточно хороша. Отсюда и цель, которую я себе придумала, – пять континентов, 4 миллиона футов перепада высот на лыжах, погоня за зимой по всему миру в компании того, что большинство людей называли «огромными стальными яйцами». Но увы, три месяца спустя после начала я была на той парковке и таращилась на грязь прямо под собой. Такого в изначальном плане не было.

«Вставай, – сказала я себе. – Поднимайся». Презрение, вот что думала я о себе.

Быть может, я повела себя наивно, решившись на эту затею, но не была настолько наивной, чтобы полагать, что за десять месяцев путешествий по миру в одиночестве на мою долю не выпадет нескольких паршивых дней. Я не в первый раз пришла на родео. Я путешествовала в отдаленные края, бывала прежде в других странах. Я вполне отчетливо осознавала, дерьмо каких разновидностей и вкусовых свойств будет прилетать в мою сторону на этом пути. Помимо этого, я потратила немало времени на раздумья о том, какие требования мне предъявит конкретно это путешествие. Я знала, что непременно буду пропускать свои рейсы и расстраивать таксистов. Знала, что буду останавливаться в номерах отелей, покрывала в которых могли бы дать богатую пищу для ума сценаристам «CSI: Miami». Понимала, что потребуется от моего тела, – я наверняка потеряю в путешествии все ногти на ногах и раздамся в бедрах. Я знала, что кожа на моих щеках и носу будет трескаться, высыхать и шелушиться. Знала, что одежда будет вонять. Что я буду вонять.

Знала также, что буду терять вещи. Маленькие элементы моей экипировки непременно окажутся разбросанными и раскиданными по всему миру. Солнечные очки пропадут первыми, как и всегда, но с ними исчезнут и путеводители, переходники для розеток и нижнее белье, которое я буду стирать вручную в раковинах номеров отелей и оставлять сохнуть в маленьких сырых уборных.

Я была к этому готова. Каким-то странным образом я даже с нетерпением ожидала этого.

Любое грандиозное приключение станет только лучше от нескольких баек о войне, пары-тройки орденов Славы для победителя.

Но, наверное, именно на счет этого я заблуждалась сильнее всего. Все перечисленное выше было лишь проявлениями невезения, совершенно банальными трудностями, во всех этих ситуациях я легко могла продемонстрировать свою показную смелость и не утратить чувство контроля. Последнего со мной не случалось: не было возможности потерять именно его – контроль – особенно так, как я теряла его теперь. Это была головоломка, которую не разрешила бы даже самая крепкая изолента, а уж изоленты, скажу я с вашего позволения, я упаковала с собой изрядное количество – как раз на случай головоломок.

На стоянке были еще две машины, но людей в них не было, – если только они не попрятались, до смерти испугавшись перспективы прервать муки бившейся в истерике женщины. Никто из людей не слышал и не видел меня, слава богу. Этот инцидент не был примером того, как я умею «сохранять хладнокровие», что, к слову говоря, моя лучшая подруга Аликс считает моим самым сильным качеством. Я страшилась оказаться застигнутой в таком состоянии, в месте, где мои эмоции свалили и припечатали меня к земле; если бы я и захотела погрузиться в пучины самоуничижения, то предпочла бы сделать это в одиночестве.

ВСТАВАЙ

Я вытерла нос тыльной стороной ладони и дотянулась до помятого сцепного устройства для прицепа своей арендованной машины. Я подтянула себя и встала, а потом выудила ключи от машины из кармана. Я подняла крышку багажника и плюхнулась на бампер. Мои икры дрожали, пока я расстегивала застежки лыжных ботинок и поочередно снимала их. Я посмотрела вниз на изношенные стяжки: небольшие кусочки краски и эмали отсутствовали по краям. Я смотрела, как ботинки выскальзывают из моей руки, слышала, как они ударяются о землю, с хрустом падая на гравий, и видела, как маленькие камешки царапают их кожу.

Я вдохнула и потрясла головой.

«Соберись уже, Яггер», – сказала я.

Эмоционального переворота сегодня не будет. Я не позволю ему случиться. Вместо этого я сделала то, что делала всегда. Сделала то, что делают сильные люди. На скорую руку я придумала речь – по сути нагоняй, замаскированный под мотивационный монолог. Нечто такое, что поставило бы меня на место и вернуло бы на верный путь.

«Прошло три месяца, я уже отстаю от графика и чувствую себя так, будто раскалываюсь на две части. Этого нельзя допустить. Смысл этого путешествия не в том, чтобы треснуть и развалиться напополам. Не в том, чтобы узнать свои самые слабые и худшие стороны. А в том, чтобы открыть самые лучшие и смелые. Вставай».

Лекция сработала, как по волшебству. Но чего я тогда не знала, так это того, что раскрытие самых лучших и смелых сторон потребует многих трещин и разломов. Оно предполагает разрушение большей части, если не всего нашего «я». Если бы я знала это, если бы был хотя бы один намек на то, что в этом путешествии мое самолюбие повстречается с кувалдой, я бы осталась там же, где и была. Ведь кто по собственному желанию захочет устроить в своей жизни беспорядок? Кто вызывает шаровой таран, когда несущие стены все еще, ну, несут? Никто. Мы дожидаемся момента слома, ждем, пока наши жизни не превратятся в руины, только тогда мы проверяем себя, только тогда смотрим в зеркало. Никто не решается встать и резко поменять близкую-к-идеальной жизнь.

Послеполуденное солнце прорезалось сквозь воздух, открыв взору столбы пыли, опускавшиеся с неба толстой завесой. Весна уже вступала в свои права. Я чувствовала ее запах, ощущала, как теплое дерево расширяется с пришедшим жаром. На краю парковки гигантские буки стояли по стойке «смирно», облаченные в пиджаки цвета мха. Я посмотрела вниз на свою экипировку, разбросанную по земле. Ответ был прост: я все это подберу и двинусь дальше. Я просто отосплюсь, а утром вновь встану на лыжи. Где-нибудь в другом месте. Где-нибудь подальше от этого театра абсурда. Я продолжу движение и буду игнорировать трещину, которая появилась и побежала вниз по несущей балке моего бытия.

Я собрала все вещи, бросила их в багажник и села в машину. Несколько минут я сидела, разглядывая горы. Артурс Пасс – один из самых высоких «позвонков» горного хребта Южного острова, каменная граница, разделяющая его восток и запад. Глубоко под поверхностью залегают две тектонические плиты, и единственная цель каждой из них, как кажется, состоит в том, чтобы силой подавить другую и взгромоздиться на нее, толкаясь и выкручиваясь так, чтобы образовать скалистую артерию, которая – вполне буквальным образом – разделяет Южный остров на две части. Для маори это место некогда было охотничьей тропой, они проходили путь от спокойного побережья и холмистых равнин восточной части острова к буйной кромке Тасманова моря на западе, от одной половины острова к другой.

Наверное, мне не стоит удивляться, что я оказалась именно здесь. Быть может, это место было идеальным для того, чтобы в моем тщательно возведенном фасаде появились первые трещины. В конце концов это было место, в котором ледники и глубоко спрятанные в ущельях реки веками в буквальном смысле вырезали землю из кости, раскрывая самую суть, обнажая самый костный мозг. Если бы не повязка, которую мое эго плотно повязало мне на лицо, быть может, я бы заранее предвидела то, что случится.

Я завела мотор, выехала со стоянки и вырулила на маленькую грунтовую дорогу. Вся эта затея с катанием на лыжах по миру будет чертовски трудным делом – куда труднее, чем я думала изначально.

Часть I
Верхушка айсберга

«Она надевает свою броню, седлает своего современного коня, оставляет любимых позади и отправляется на поиски золотых сокровищ».

Морин Мёрдок,

«Путешествие героини»

Глава 1
Синий жестяной знак и коробка с лентами

И хотя магистраль-99 считается крупной артерией, соединяющей север и юг, гораздо лучшим ее описанием будет «маленькая канадская автострада». Она петляет, уходя к северу от границы Соединенных Штатов, прежде чем раствориться в дебрях Британской Колумбии. Покроете полпути по этой извилистой двухполосной дороге на север и окажетесь в Уистлере, курортном городке, спрятавшемся в складках Берегового хребта.

Конечно, Уистлер не прочь покрасоваться. Цепочки ледников сверкают в его короне, а национальный парк сбегает вниз по его «спине», словно плотная завеса волос. Легко ошибиться и принять его за дитя любви, плод жаркого романа Шамони[2]2
  Центр популярного горнолыжного региона Шамони-Монблан. – Прим. пер.


[Закрыть] и грубого канадского лесоруба. Красота его сурова, но есть в нем и некоторая изысканность, такая, которая подсказывает тебе, что на ночь он не останется. Ай, да кого я обманываю? Теперь там живет столько осси, что можете быть уверены, он точно останется на ночь.

Многие люди узнают Уистлер по одному названию, но немногие знают, что он может похвастаться двумя гигантскими горами, Уистлером и Блэккомбом. Он – вне всяких сравнений, этот гигантский заснеженный колосс, место подлинной канадской гордости. На самом деле единственное, что могло бы быть более канадским или более величественным в сравнении с ним, это одновременный приезд на три дня Селин Дион и Джастина Бибера в один из игорных домов около Ниагарского водопада, который к приезду «Бибона» вдруг превратился бы в каскад рыжевато-коричневого кленового сиропа.

В 1989 году мои родители приобрели домик в Уистлере. Мне было 8 лет, и мне чертовски повезло. Домик находился в двух часах езды от нашего дома в Ванкувере, и обычно мы наведывались туда по выходным.

́Эту привычку я сохранила и во взрослой жизни: каждую зиму на протяжении всех первых лет моего третьего десятка я слышала зов гор, звавших меня на север.

Каждую пятницу я заканчивала работу, прогуливалась пару кварталов от своей квартиры до автобусной станции и прыгала на экспресс, следующий в Уистлер. Оказавшись там, я пересаживалась в местный автобус, который довозил меня до остановки, находившейся чуть выше по дороге от домика моих родителей. Покидая автобус, я обычно выходила на дорогу и смотрела ему вслед, наблюдая за тем, как свет его габаритных огней становился все более и более тусклым, пока наконец не наступала полная темнота и вокруг не оставалось ничего, кроме моего собственного дыхания, зависшего в воздухе и триллиона звезд над головой. Я стояла недвижно, вопросы о том, что ждет меня в жизни дальше, стояли на паузе, все ожидания были заморожены, пусть и всего на несколько минут.

Я смаковала этот момент на дороге, момент, когда вокруг не было ничего, только я сама. Это было утешением, временной передышкой от навязчивой идеи о том, что произойдет после этого, а потом после того, от моего целеустремленного движения по «списку дел» в жизни, в котором я норовила проставить галочки по всем пунктам.

В одну из февральских пятниц 2009-го сцена была все той же, давно знакомой. Я сбежала в Уистлер и задержалась на дороге, пока автобус отъезжал от меня. В последнее время в мою жизнь закралась маленькая тоска. Я была счастлива, довольна всем, что у меня было, и всем, что я сделала, но этого все еще было недостаточно. Моя жизнь по ощущениям превратилась в кучу хвороста, и чтобы разжечь костер, мне нужны были большие поленья и громадные искры.

Вся моя жизнь до той поры представляла собой одно и только одно – погоню за целями в упорном стремлении достичь совершенства. К 25 годам, после многих лет метаний от одной цели к другой в мутном угаре лихорадочного «проставления галочек» и энергичного стремления к новым достижениям, я уже выполнила многие из важнейших пунктов программы: я благополучно проплыла по фарватеру университетской учебы и всегда соответствовала академическим требованиям, которые она там предъявляла, а мой паспорт был испещрен печатями. Я поучаствовала во многих марафонах и нескольких триатлонах. У меня была хорошая работа в сфере маркетинга и продаж, я купила кондоминиум в большом городе на собственные деньги, наполнила его всеми необходимыми вещами, а на оставшиеся средства сделала свои первые инвестиции. Моя жизнь была словно луч лазера, разжигавший пламя эффективности и исполнения задач, вся она была выстроена вокруг способности ответить на вопрос «А что дальше?» – его я регулярно бросала самой себе и усердно работала над тем, чтобы ответить на него с твердой уверенностью, без всяких обиняков. Эти поиски поистине стали моей одержимостью.

В ту ночь я никак не могла избавиться от надоедливого чувства неудовлетворенности, мысли о том, что я что-то упускаю, что дальше меня ждет нечто большее, лучшее, нечто новое и совершенно отличное от того, что есть в моей жизни сейчас. Я запрокинула голову и взглянула на небо. Дуновение ветра скользнуло по моему лицу, по коже побежали мурашки. Я чувствовала, как огромные снежинки опускаются мне на щеки и ресницы и смотрела, как тысячи миниатюрных кружевных салфеток падают с небес. Звезды прятались, и прогноз, сделанный мной ранее в тот же день, оказался точным – завеса дождя из Ванкувера проследовала на север и обратилась в снег. Много снега.

Толстое снежное конфетти всю ночь устилало горы, и, когда я проснулась утром следующего дня, я едва могла поверить своим глазам. Все вокруг было покрыто глубоким слоем пушистого снега, и в редкой, особенно для Уистлера, трайфекте[3]3
  Ставка на троих предполагаемых победителей одного забега с указанием последовательности, в которой они придут к финишу. – Прим. пер.


[Закрыть] идеальной погоды. В тот день было солнечно и холодно так, что мороз пробирал до костей. Я выпила свой кофе, договорилась о встрече с несколькими друзьями и наблюдала за тем, как крошечные кристаллики снега парят в воздухе, словно волшебная пыльца феи. Я знала, что нам предстоит эпический день катания на лыжах.

Пока над нашими головами раскрывалось голубое небо, мы двигались на лыжах по толстому, высотой по колено, снежному ковру, направляясь к той части курорта, где расположен Уистлер. А если говорить конкретнее, то мы проследовали в ту область горы, основную часть которой занимают две скоростные кресельные канатные дороги, Симфони и Хармони. С подъемника мы могли разглядеть под собой три огромные чаши, до краев наполненные нетронутой снежной пудрой.

Все утро и добрую часть дня мы катались по этим чашам, пока не достигали их дна и каждый раз, добираясь до конца каждой трассы, ощущали себя абсолютно, до крайности истощенными. Оказавшись внизу, мы вновь забирались на канатный подъемник и повторяли всю процедуру заново. Мы беспрерывно катались весь день напролет – усердно, как никогда. Мои ноги дрожали, молочная кислота расползалась от квадрицепсов к икрам, а оттуда дальше к стопам и, наконец, к маленьким пальчикам ног. Чувства смешались в эйфоричный коктейль – я бодрствовала, была в полном сознании, но при этом совершенно вымотана. Я хотела, чтобы это чувство длилось и длилось.

Каждая поездка на подъемнике к вершине была настоящим благословением, она давала десять минут отдыха и восстановления, в котором мы так остро нуждались. Когда полдень остался уже далеко позади, я запрыгнула в кресло на очередном подъеме и откинулась на спинку. Мои ноги болтались подо мной, а голова легла на спинку кресла, чтобы отдохнуть. Я посмотрела на небо и глубоко вдохнула. Мои губы расплылись в улыбке.

А потом, прямо там, наверное, под воздействием всей этой волшебной пыльцы, у меня случилось озарение, меня словно поразила молния, ударившая прямо с чистого голубого неба.

Эта великая идея была ответом на вопрос «А что дальше?»

и идеальным пунктом, чтобы напротив него поставить галочку. А может – и это, пожалуй, будет более точным эпитетом – она была как раз тем, что было нужно, чтобы раздуть в огонь все искры.

Я незамедлительно объявила о своем плане.

«Я сделаю это», – сказала я с уверенностью. «Я брошу работу и буду кататься на лыжах по всему свету». Я почувствовала дрожь в правой руке.

Тишина тяжело повисла в воздухе. Никакого ответа не последовало, лишь короткие, прерывистые выдохи и вдохи – остаточное явление после недавнего спуска.

Прошло несколько мгновений, тишину заменили приглушенные звуки смешков. Потом хихиканье. Потом недоверчивое фырканье.

«Отличная шутка, Яггер, – сказал один из ребят. – Вот это я понимаю – сраный воздушный замок!»

«Да! Что останавливает тебя?» – добавил мой друг Скотт, прежде чем скрючиться в приступе хохота.

В конце концов они все подключились к разговору и соревновались в остроумии, высмеивая эту поистине абсурдную и, по всей видимости, комичную идею.

«Не кажется ли тебе, что ты еще слишком молода для ухода на пенсию?» – сказал один из них.

«Ты хорошая лыжница, Яггер. Но ты не настолько хороша».

«Звучит неплохо, но помнишь, у тебя есть одно небольшое препятствие – ипотека?»

Этого было достаточно, чтобы потушить небольшой огонек от разгоревшихся искр, прошло совсем немного времени, и в беседу вмешался мой собственный внутренний голос.

Они правы. Я смеялась, качая головой из стороны в сторону. О чем я, черт подери, вообще думала? Я уже добивалась больших целей, но это уже немного перебор.

Когда мы уже приближались к конечной точке подъема на вершине, мое внимание привлек синий жестяной знак с указанием:

ПОДНИМИТЕ СДЕРЖИВАЮЩИЙ РЫЧАГ

Еще одна волна возбуждения. Эта зародилась у самого основания позвоночника и прошла по всему телу, отчего мои плечи содрогнулись.

Я уже видела этот знак прежде, тысячи раз. Его ставят на вершине каждого подъема на курорте – но в этот раз его смысл оказался иным, нечто такое в нем заставило меня на мгновение остановиться. Я вновь посмотрела на него:

ПОДНИМИТЕ СДЕРЖИВАЮЩИЙ РЫЧАГ

Что сдерживает меня? Спросила я саму себя. Где мой сдерживающий рычаг? Моя работа? Ипотека? Я придумаю, что сделать со всем этим.

Спичка загорелась. Теперь мне оставалось только бросить ее и зажечь костер.

В мгновение ока в голове у меня пронеслись десятки вопросов: как много времени все это займет? Сколько будет стоить? А что насчет билетов на самолет? Думаю, я сделаю это. Неужели я всерьез на это решусь?

Мне предстояло что-то масштабное, я знала это. Такие удары молнии, вдруг озаряющие чистое небо, были для меня не в новинку. «Что дальше?» – этот вопрос перманентно жил на кончике моего языка. Я знала, как распознавать ответы, летевшие мне навстречу, и знала, что делать с ними, когда они прилетали мне в руки.

В тот день я пришла домой и загуглила «перелеты по всему миру». Семнадцать месяцев спустя я стояла у выхода на посадку. Я собиралась следовать за зимой по всему земному шару, я собиралась попытаться преодолеть на лыжах 4 миллиона футов перепада высот за время своего приключения[4]4
  Просто на всякий случай, если вам интересно, поясню: замерить перепад высот можно, измерив дистанцию между вершиной горы и ее подножием. Этот показатель не следует путать с совокупной преодоленной на лыжах дистанцией, которая – чтобы совсем уж включить Билла Ная, научного парня из телевизора – зависит от крутизны склона. – Прим. авт.


[Закрыть].

Гоняться за зимой по всему миру, преследуя некую цель, как журавля в небе, – в этом я увидела смысл и задачу, идеально подходившую мне. Это была самая последняя на тот момент цель в моей жизни-погоне за синими ленточками, и доказательство этому можно отыскать в картонном коробе, покоящемся в гостевой комнате дома моего детства.

* * *

Мои родители прожили в одном доме тридцать три года. Когда мы въехали туда, я была умилительно толстенькой двухлетней девочкой с белокурыми волосами. Дом стоит на роскошной, обсаженной деревьями улице в Ванкувере. Клены, березы и вишни клонятся навстречу друг к другу с обеих ее сторон, образуя изумительный по красоте тоннель, преисполненный мерцающего света. В нашем квартале лишь горстка вечнозеленых деревьев, и два из них пустили свои корни на лужайке перед домом моих родителей. Если бы мы были в сказке, а некоторые могут заключить, что так оно и есть, то два этих дерева должны были быть воротами, входом в мир, в котором я и выросла.

Гостевая комната – моя самая любимая комната во всем доме. Я люблю эту желтую краску на стенах и покрывало кремового цвета, которым моя мама застилает кровать. Люблю большие окна, выглядывающие на задний двор, и чистый, яркий свет, который течет из них, – по нему я понимаю, что я дома. Люблю маленький белый стол и фотографию папы, стоящую на нем. Но из всех предметов и вещей в этой комнате лучше всех стенной шкаф. Каждый раз, когда я возвращаюсь к родителям с визитом, я поднимаюсь наверх по лестнице и направляюсь прямиком к этому шкафу, потому что в моем сознании он – семейный музей.

Шкаф до краев наполнен разными объектами. Во-первых, здесь хранится отличная коллекция шляп: ковбойские шляпы, оставшиеся с тех времен, когда моя семья недолгое время жила на Диком Западе, цилиндр с костюмированной вечеринки и большая широкополая пляжная шляпа. Также шкаф полон платьев на вешалках. Некоторые из них, словно придворные дамы, терпеливо ожидают своего часа, представляя, когда же их эпоха вернется вновь. Другие, как баклажанного цвета выпускное платье моей сестры, просто служат прекрасным напоминанием о каком-нибудь памятном событии из прошлого. На полу лежит ворох пыльных и давно вышедших из моды туфель: каждую пару изрядно сносили за десятилетия, что минули с момента их первого появления здесь. А на стеллаже над туфлями стоит архивный короб. Он живет в этом шкафу вот уже семнадцать лет.

Большинство людей назвали бы его сундуком воспоминаний, пусть это и немного надуманное название. Для меня же это коробка доказательств. Внутри хранятся какие-то полинялые и выцветшие памятные вещи родом из детства: ворох маленьких брелоков и разных безделушек, пачки писем, наполненных старыми сплетнями, и кучка фотографий времен Fujifilm.

Однако, главным образом коробка служит домом для призовых лент, их тут много.

И вот тут-то как раз и начинается «доказательная база».

Учитывая внушительный объем лент, легко можно заключить, что в детстве я была конкурентоспособным ребенком, что мое маленькое эго времен начальных классов школы жило и умирало в зависимости от результатов забегов с яйцом в ложке, проходивших каждые полгода. Но умозаключения могут быть обманчивыми; они не всегда говорят правду. О чем на самом деле рассказывает коробка с лентами, так это о том, что где-то глубоко внутри себя я считала, что если не перестану приходить на соревнования и пересекать финишные черты, у меня будет шанс быть замеченной. Что однажды – скрестим пальцы – я стану человеком, которым всегда хотела стать, тем, кем и должна быть, кем мне предначертано стать – еще одним образцовым членом семьи Яггер. В этом крылся весь смысл коробки в конце концов, в доказательствах того, что я могу быть ничуть не хуже других, что я – одна из них, что я могу и органично смотреться на фоне остальных и, одновременно, выделяться.

Рядом с коробом покоится другая коллекция – маленькая, хаотично сложенная папка газетных вырезок и журнальных статей, уже начинающая желтеть и немного подворачиваться по углам. Истории в газетных вырезках посвящены женщине, побившей мировой рекорд. В каждой статье – хроники ее путешествия, по ходу которого она преодолела на лыжах больше футов перепадов высот за год, чем любой другой землянин. В каждой статье – письменное свидетельство о ее невероятных похождениях, о достижении того, что многие назвали бы несбыточной мечтой. Эта женщина – я. Полагаю, что можно утверждать, что данное достижение стало лишь еще одной ленточкой, последним доказательством того, что я стала той Яггер, какую люди ожидали увидеть, но главным образом лишь номинально. На самом же деле я стала совершенно другим человеком.