Текст книги "Жизнь преблагословенной Владычицы нашей Богородицы, приснодевы Марии"

Исполнение благого желания

Тот, Кто учил всем воздавать должное, Божие Богу и человеческое человеку, то же делал и Сам: никогда не противился воле Своей Матери и мнимого отца, добродушного Своего воспитателя. «И был всегда Он, как сказано, в повиновении у них» (Лк. 2, 51). После скорби той, которую случилось потерпеть им, когда Он, будучи двенадцати лет, остался в храме, более не испытали они ни малейшего оскорбления от дел и слов Его, как бы не согласных с их волей. Сие показывает, что как Матерь Его, так и Иосиф были совершенны в исполнении Божией правды; иначе безгрешному Сыну Божию не привелось бы жить с ними в согласии, если бы дела, слова и помышления их не были во всем согласны с волей Божией. Сколь же был Господь покорен Своей Матери, сие можно видеть из следующего события.

Когда исполнилось Ему тридцать лет, и Он был приглашен, как простой смертный, на брачный пир к родственнику Иосифову с Матерью и братьями, у бедных, но радушных хозяев недостало вина. Мария заметила это и тотчас сказала Сыну Своему: «Они не имеют вина». – «Что Мне и Тебе, Жено? – отвечал Ей Господь. – Не пришел еще час Мой» (название «женщина» у евреев, как у всех восточных народов, было в обычае произносить в знак почтения и уважения). Хотя и не пришел еще час Иисусу Христу явить людям Божественную силу Свою, однако Матерь Его, зная, что Сын Ее всегда оказывал Ей послушание, сказала служителям: «Что скажет Он вам, то сделайте».

По обычаю иудейскому умывать часто руки и ноги, стояло у входа в дом шесть глиняных сосудов, ведра по два с половиной и по три. Господь велел их наполнить водой и тогда сказать, чтобы сим поили гостей, в сосудах же оказалось вино и еще самое лучшее. Здесь выказывается великая вера Матери Господа и Ее высокое познание, что власти Сына ее повиноваться должно всякое естество; также видно, что Господь исполняет всякое желание Своей Матери.

Скорбь Богоматери

При всей краткости евангельских повествований упоминается не однажды, как часто приводилось Матери Господа страшиться за жизнь Его. Не говоря уже о том, что Ирод искал погубить Его, лишь только начал Господь возвещать о Себе, указывая на пророчества, как случилось в Назарете, тотчас слушатели вознегодовали на Него, схватили и повели в конец горы, чтобы оттуда низринуть Его в пропасть. Сие покушение на жизнь Христову не могло, конечно, утаиться от Матери, о скорби Которой можно судить после случившейся Его потери, когда Ему было двенадцать лет. Не следствием ли сего и было то, что Она вскоре затем переселилась в Капернаум с Сыном и детьми умершего Иосифа? И после, видя и слыша злые намерения и насмешки врагов Христовых, Матерь Его не могла спокойно сидеть дома и потому часто сопутствовала Ему по городам и селениям.

Еще указывается следующий случай, сколь много опасностей терпела Она за жизнь Его; когда, проходя по городам и селениям, пришел Он в один дом, и собралось к Нему множество народа, так что ученикам Его не было возможности и хлеба есть, тогда, по научению врагов Его (книжников и фарисеев), произносится в народе, стоящем вне дома, известие, что Он вне себя и в Нем нечистый дух. Услышав о сем, Матерь и братия пришли, как сказано, взять Его и послали к Нему, чтобы вызвать Его из дома того, где окружали Его враги Его. Когда же Ему сказали: «Вот Матерь Твоя, и братья Твои, и сестры Твои вне дома спрашивают Тебя», – тогда Он, посмотрев на слушателей Своих, сказал: «Вот мати Моя и братия Мои. Ибо кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат, и сестра, и матерь» (Мк. 3, 35). Из сего видно, сколь беспокойна была жизнь Матери Господней во все время Его проповеди.

Но вот еще одно событие покажет нам, сколь верно пророческое слово: «Кто тя утешит, девице? яко возвеличися чаша сокрушения твоего» (Пл. Иер. 3, 13). Кто мог любить так Господа, а потому и сострадать Ему, как Всесвятая Мать Его, когда Она увидела Его на кресте пригвожденного? Хотя ни один евангелист не упоминает о Ее плаче и сердечном соболезновании, но это потому, что Ее скорбь тогда выше была слез и стенаний. Сколь безмерно Она Его любила, столь безмерно и страдала; и притом еще все Она помнила и верила и знала, Кто Он и за кого страдал. «О, Сын Мой возлюбленный! О, Чадо Мое! – так, быть может, вещало в Ней сердце, хотя и безмолвствовали Ее уста. Тебя ли Я вижу висящим на дереве? Твои ли Я ноги объемлю теперь? Как стерпеть Мне, видя Тебя пригвожденным к кресту? Исполнился глагол на Мне Симеонов: орудие смертно пронзает душу Мою, когда на глубокие раны смотрю Я Твои. Увы Мне, лишенной Рожденного Мною! Увы Мне, пресладкое Чадо Мое! Но воскресни, как обещался, Боже Мой; ибо Ты можешь все, что хочешь, да утолятся рыдания о Тебе любящих Тя».

Великая радость

Господь, предвозвещая о Своих страданиях, говорил ученикам: «Вы теперь имеете печаль; но Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вшей никто не отнимет у вас» (Ин. 16, 22). И сколь возрадовались ученики, когда Господь, по воскресении, явился им, видно из того, что от радости они не могли и увериться в воскресении Его (Лк. 24, 41). Это показывает, сколь великую радость имела Матерь Господа, как увидела Сына Своего восставшим из мертвых. Хотя Евангелие и умалчивает о сем, когда и как радостно Она встретила Его, но это потому, чтобы, приводя во свидетеля воскресения Христова Матерь Его, не подать повода к сомнению; быть же этого не может, чтобы Она не видела Его исшедшим из гроба. И радость великая объяла душу Марии Девы при виде воскресшего и вознесшегося на небо Сына Своего и Господа; и этой радости уже конца не было и не будет.

Видя радующуюся Матерь Господа, христианская душа, воззови к Ней: радости мое сердце исполни, Дево, яже радости приемшая исполнение!

Последующая жизнь Богоматери

Предсмертное завещание Господа: «Жено! Се сын Твой», – и: «се мати твоя», – усыновило Иоанна Деве Марии. «И с того часа, – как сказано, – ученик взял Ее в дом к себе» (Ин. 19, 27), который, как полагают, был на Сионе, где на апостолов сошел Дух Святый. В предании ничего особенного не упоминается о жизни Ее в доме Богослова, и это потому, что жизнь Ее была сокровенна в Боге. Преданная в любви Божией, Она любила посещать те места, которые были ознаменованы страданием Господа, Его последним на земле пребыванием и особенно гору Елеонскую, откуда вознесся Он на небо.

Служа утешением гонимой на земле Церкви Христовой, Богоматерь не однажды путешествовала то в Ефес, где проповедовал о Христе Иоанн Богослов, и где провела у него многие годы, то на остров Кипр, к Лазарю четверодневному, где он был первым проповедником и епископом. Во время сего мореплавания сильной бурей увлекло корабль, на котором была Пресвятая Дева Мария, к горе Афонской, где находилось тогда идольское капище, и много народа собиралось к прорицающему идолу.

Здесь Матерь Божия проповедала сошедшемуся к Ней народу, как Она родила Спасителя мира, как Он пострадал за грехи людские и как воскрес и вознесся на небо. Во святой радости взирая на уверовавших в Сына Ея, когда бывшие на горе люди приняли Ее благовестие, Она, отплывая отсюда на остров Кипр, предрекла о горе Афонской: «Да будет это место Моим уделом, данным Мне от Бога, Сына Моего; да почиет благодать Его на живущих здесь, и Я буду заступницей месту сему до конца века сего».

Возвратившись из Кипра в Иерусалим, Матерь Гос подня провела уже здесь остальную жизнь безвыходно, проживши после вознесения Господня еще 15 лет. По свидетельству мужей времен апостольских, Она была роста более чем среднего, лицо и нос имела продолговатые, волосы русые, брови черные, взор проницательный, речь тихую и приятную. Одевалась в простую одежду, неокрашенную; в гонении и нужде всегда оставалась благодушна и спокойна; к страждущим была весьма милосерда. Так свидетельствуют о Ней Игнатий Богоносец и Епифаний Кипрский.

Успение Богоматери

Не можно изъяснить того, с каким желанием сердца стремилась душа Богоматери к небу, где было Ее сокровище, куда вознесся и воссел одесную Бога Отца возлюбленный Сын ее; только ногами Она касалась земли и одним телом оставалась в мире, а душа Ее, все чувства и помышления были у Бога и в Боге. Огонь божественной любви, непрестанно пламенеющий в Ее сердце, давно бы уже восхитил Ее превыше небес, как Илию пророка огненная колесница и кони, если бы не Господь благоволил оставить Ее на земле для утешения учеников Своих. Значит, Она и на земле жила только для успокоения скорбящих и укрепления верующих, которые стекались к Ней со всех сторон и получали радость и утешение. Но пришло время, и Деве Марии надлежало разрешиться от уз земных, чтобы на небе со Христом быть во славе Сына Своего и Бога. И вот когда по обыкновению взошла Она на Елеонскую гору, откуда вознесся Господь на небо, и молилась здесь, предстал Ей служитель чудес – архангел Гавриил, вручил райскую ветвь и предвозвестил, что через три дня последует преставление Ее от земли на небо.

В день успения Богоматерь пожелала еще свидеться с апостолами, которые были на проповеди в разных странах, и вот, подобно как Филипп по крещении евнуха царицы эфиопской был восхищен и поставлен в Азоте (Деян. 8, 40), апостолы принесены были на облаках в Иерусалим. Принимая последнее благословение Матери Господа своего, апостолы с плачем и рыданием молили Ее яко общую всех Матерь, да не оставляет их в сиротстве, и Она, как повествует предание, «не плакати, но паче радоватися о Ея исходе веляше, яко ближае представши Божию престолу, и лицем к лицу зрящи Сына и Бога Своего, удобнее имать о всех молити и умилостивляти Того благостыню. Извествоваше же плачущим, яко не имать оставити их в сиротстве, по Своем преставлении, не точия же тех, но и весь мир имать посещати, назирати и помоществовати бедствующим».

15 августа, в третьем часу по восходе солнца, в храмине, где возлежала Богоматерь на одре, сделалось необыкновенно светло; Господь Сам сошел с небес принять душу Ее с миром, и Она просила Его, чтобы взоры Ее не видели мерзких и отвратительных духов злобы поднебесной; и за сим, как бы уснув сладким сном, предала дух Свой на руки Сына, Господа Своего.

Чудна была жизнь Богородицы, чудно и успение Ее и погребение честного тела Ее. Когда несли его на место погребения, в Гефсиманию, и пели вокруг него священные псалмы, священник иудейский Афоний схватился за одр с намерением повергнуть тело на землю, и мгновенно руки его отстали по локоть и повисли. Пораженный страхом, тотчас принес раскаяние и получил тут же исцеление; прочие же, которые хотели разогнать поющих, были все ослеплены, так что слышали только шаги и пение, а никого из апостолов не видели.

Тело Богородицы положено было в пещере, против Гефсиманского сада, в котором Господь молился Отцу Своему в последнюю ночь земной Своей жизни; и только к вечеру отошли от него апостолы, закрывши гроб большим камнем.

Слава честному успению Твоему, Богородица!

Первое явление

«Воскресни, Господи, в покой Твой, – провещавал пророк Давид, – Ты и Кивот святыни Твоей». Вмещавшая в утробе Своей Владыку всей твари, подобно Сыну Своему и Господу, не должна была остаться во гробе и видеть тление плоти Своей, так предназначено было в Божием совете и предвозвещено в пророческом писании. Чтобы явить сие дело Вышнего, Божией судьбой определено было Фоме апостолу, изъявившему некогда сомнение в воскресении Христовом, предстать ко гробу Богоматери на третий уже день после успения ее. Достойны были жалости рыдания Фомы, что он не удостоился, как прочие, увидеть в живых Матерь Господа своего; и вот открыли гроб Ее, чтобы он утешился целованием пречистого тела Ее. И что же? Апостолы увидели во гробе, где лежало тело Пречистой, одни только погребальные пелены. Удивление и недоумение были общие. Но вот в тот же день, после трапезы, когда други Христовы, по своему обыкновению, восстали, чтобы прославить Господа, вдруг увидели на воздухе Матерь Его в великой славе, окруженную небесными силами, и услышали Ее голос: «Радуйтесь! Я с вами есмь во вся дни». Движимые духом радости, апостолы, вместо обычного возгласа: «Господи Иисусе Христе, помогай нам», – воскликнули все: «Пресвятая Богородице, помогай нам!»

Так жила и так представилась от земли на небо Пресвятая Дева, Матерь Божия. Не присутствуя на земле телом, Она не оставляет и ныне посещением Своим всех верных, яко чад Своих, и молитвами Своими источает бесчисленные благодеяния христолюбивым людям. Слава Тебе, Пресвятая Богородице! Слава Твоя боголепная богоподобными сияет чудесы.

Нравственное достоинство и величие Богоматери

Проследив жизнь Божией Матери, нетрудно теперь усмотреть, сколь было высоко Ее нравственное достоинство, посредством которого Она достигла такой благодати, что удостоил Ее Господь быть Матерью Своей и через то возвеличил Ее превыше всякой твари. Сие понятно быть может и из того, что если бы нашлась в мире хотя одна жена выше Ее благонравием, то была бы несообразность в том, что Она преимущественно избрана быть Матерью Единородного Сына Божия. Но как не может быть несообразности в судах и делах Божиих, то потому и должно судить, что Преблагословенная в женах была и в нравственном достоинстве превосходнее всех людей. Это легко видеть можно, если только обратим внимание сначала хотя на смирение Ее, так как преимущественно относила Она Божию благодать к смирению Своему: «Яко призре на смирение рабы Своей».

Господь смиренным дает благодать и посему учит: поститься ли кто будет, или молиться, или подавать милостыню – все совершать втайне; а для чего? – «Да не явишися, – говорит, – людям, но Отцу твоему, иже в тайне, и Отец твой, видя втайне, воздаст тебе яве» (Мф. 6, 18). Так точно и поступала всегда Матерь Господа нашего, сохраняя Свое высокое достоинство втайне от всех людей. Сие можно видеть, во-первых, из того, как сокровенна была Ее чистота души от самых близких к Ней. Ибо кому лучше было знать Ее, как не тому, кто удостоен был доверенности хранить Ее чистоту? Но Иосиф вначале так мало знал, сколь должно Ее чтить, что почитал даже возможным обличить Ее, хотя и не хотел того. Он был готов уже повергнуть Сию Сокровищницу таин Божиих, если бы не была Она оберегаема более просвещенными хранителями – Божиими ангелами. «Не хотя Ея обличити, – сказано об Иосифе, – восхоте тай пустити Ю; сия же ему помыслившему, се ангел Господень во сне явися ему» (Мф. 1, 19–20). О, дивно смиренная Дева! Не ближе ли было Его Самой известить Иосифа о том, о чем, наконец, известил его ангел? Почто же ждала Она дальнего вестника с неба? Почто не спешила на помощь праведнику, почти впавшему в несправедливость? Без сомнения, для того, да не явится человеку со своей добродетелью, достоинством и благодатью, но только одному Отцу, иже втайне.

Пришло время родить Ей Божественного Младенца, Царя славы, и вдруг последовали одно за другим новые события, в коих тайну высокого достоинства Матери Господа более или менее открывали то ангелы с пастырями, то звезда и волхвы, то Симеон и Анна пророчица. Когда же ангелы возвратились на небо, волхвы ушли на Восток, звезда скрылась, и Симеон с миром отпущен был из мира сего, когда свет Вифлеемской славы был потушен злобным дыханием Ирода, залит кровью младенцев, тогда где обретается Матерь Света? Она с Младенцем то скрывается в Египте, то удаляется от знатного Иерусалима сколь можно далее и живет в неизвестности среди бедного и ничтожного Назарета; Ее же достоинство и величие в одном Ее сердце. «Мариам же, – как сказано, – соблюдаше вся глаголы, сия слагающи в сердце Своем» (Лк. 2, 19).

Наступило новое время, когда слава чудес и премудрого учения Сына Марии просияла во всей Иудее и Галилее; надлежало бы отблеску славы сей озарить и лицо Богоматери, как однажды и показалось сие. Некая жена, приведенная в восторг учением Господа, начала прославлять Его и Матерь с Ним: «Блаженно чрево, носившее Тя, и сосца, яже еси ссал» (Лк. 11, 27). Но, выражаясь такими околичностями, она ни разу вот не произнесла имени Той, Которую так прославляет; и почему? – Потому, вероятно, что она не знает Ее как и назвать. Другие же вот знали и имя Ее, и Ее личность, потому что не могли сего не знать, и, несмотря на это, оставались в странном о Ней неведении. Так, например, сограждане и соседи Ее, говоря о Сыне Ее, рассуждали: «Откуда Сему премудрость сия и силы? Не Сей ли есть тектонов сын? Не Мати ли Его нарицается Мариам?» (Мф. 13, 54–55). Вот они не знают и того, что все иудеи заботливо старались знать о себе и о других: не знают они рода, происхождения Марии. Отчего же? Без сомнения, оттого, что Она не старалась показать Себя перед людьми, что происхождение Ее от Давида, и что Она царского рода; потому соседи не умеют назвать Ее и по отце Ее.

Не так еще удивительно, что чужие – ближние ли то или дальние – не воздают славы в мире сем Той, Которую должны ублажать все роды, но вот и Божественный Сын ее, как свидетельствует Евангелие, показывает вид, что Он как бы и не знает Ее или не хочет знать. «Кто есть Мати Моя? – так раз произнес Господь, когда Матерь Его и братья, стоя вне дома, упрашивали, чтобы Он вышел к ним. – Мати Моя и братии Мои сии суть слышащии слово Божие и творящии его» (Мф. 12, 48; Лк. 8, 21). Говоря таким образом, Господь, конечно, не чуждается Своей Матери, Которая прежде всех слышала и приняла с верой слово, которое было сокровенно в Боге; притом и самое рождение Бога Слова дало Ей право называться Матерью Его. Однако, Сын медлил явить людям достоинство Матери – честнейшей херувимов, и не без причины: ибо Он сообразуется с Ее правилом, да не явится Она перед людьми, ища Себе славы от Единого Бога.

Следуя далее за поприщем земной жизни Матери Господа, видим то же самое: где наиболее является слава Господня, там отнюдь не является Мария, как, например, при торжественном входе Его в Иерусалим, а где является Она, там не слава Ее встречает, как, например, сказано: «Стояху при кресте Иисусове Мати Его» (Ин. 19, 25). Прошедши за распятым Господом через дверь Его гроба в область славы воскресения Его, видим, – вот уже и последний по вере ученик Его славит Его Божество: «Господь мой и Бог мой» (Ин. 20, 28). Уже за славой воскресения следует новая – вознесение Его на небо; посмотрим, нет ли где человека, или дела, или слова такого, в котором бы показалась хотя теперь слава Божией Матери, которую равно усмотрела Елисавета и возвещала хотя без свидетелей и последствий? В книге Деяний святых апостолов написано: «Сии вси бяху терпяще единодушно в молитве и молении, с женами и Мариею, Материю Иисусовою» (Деян. 1, 14). Вот какое удивительное слышим сказание! Не только после всех апостолов, но и после некиих неизвестных же едва, наконец, вспомнил писатель апостольских Деяний упомянуть Марию, Матерь Иисусову. Что же, неужели евангелист Лука так мало чтит Матерь Божию? Сохрани Бог допустить такую мысль, унизительную для апостола и оскорбительную для Господа! Так почему же упоминает он Матерь Господа после всех? Сие можно изъяснить не иначе, как тем, что так вела себя смиренно Матерь Иисусова посреди Его учеников и всех верных. Хотя по высоте благодати, по духу веры и любви Она была первая в Церкви Христовой, но по смирению Своего сердца и по образу Своих действий Она казалась на ряду с прочими женами, даже была как бы самая последняя из них.

Рассмотрев смиренный образ деяния и поступков Девы Марии, легко можно приметить в Ней другую добродетель, столь же возвышенную и приятную Богу, изрекшему: «На кого воззрю (посмотрю с любовью)? – только на кроткаго и молчаливаго» (Ис. 117, 2). День Благовещения начинает открывать в Ней чудную молчаливость, которая служит украшением души не одних дев, но всякого благоразумного человека, по Писанию: «Муж мудрый водит безмолвие» (Прем. 11, 12). Вот является Ей ангел и говорит: «Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою! Благословенна Ты в женах». Здесь для любопытного ума и немолчаливых уст необходимо привелось бы спросить: «Кто ты? Зачем пришел к Одинокой и за что так превозносишь?» Но уста любобезмолвной Девы неподвижны, язык Ее не спешит ответствовать небесному приветствию. Дева молчит и размышляет, как свидетельствует истина: «смутися о словеси его и помышляше». Ангел тотчас успокаивает Ее душу словом: не бойся, – в пояснение именования Благодатной присовокупляет, что Она обрела благодать у Бога. Потом предсказывает Ей зачатие во чреве, рождение Сына, Его спасительное имя, божественное достоинство, чудное воцарение и бесконечное царствование. Сколько тут предметов для любознательного испытания, причин для человеческого разглагольствования!

Но Благодатная не испытует тайн благодати; Благословенная не говорит о том, что выше слова и разума. И теперь Она не нарушила бы Своего обычного молчания, если бы любовь Ее к девству не принудила спросить: «Как будет сие, идеже мужа не знаю?»

При сем не бесполезно указать и на сие достоинство Пресвятой Девы, на Ее девственную чистоту, ненарушимую и брачным обручением мужу. Чтобы правильно понимать сие слово: идеже мужа не знаю, – нужно необходимо поверить тому преданию, что Дева Мария навсегда обязала Себя хранить Свое девство свято и ненарушимо. Иначе же ей, как уже обрученной мужу, не следовало бы и спрашивать о возможности родить Сына: как будет сие? Также и словом Своим: не знаю мужа! – Дева дает знать, что у Нее нет мужа по обету девства, хотя он и есть по обряду обручения. Итак, сими словами открывается тайна обручения девы Марии с Иосифом, под которым таится обручение Ее с Богом; и вот сие отречение Девы от мужа подает ангелу причину возвестить Ей достоинство Богоневесты: «Дух Святый найдет на Тя, и сила Вышняго осенит Тя».

Благовестие было принято; ангел удалился, и Дева зачала: Слово плоть бысть, – и явились признаки чревоношения. Но вот, хотя Пресвятая Дева «обретеся, – как сказано, – во чреве от Духа Свята», однако, Иосиф не может знать более того, что показывало чрево: ему не открыта тайна воплощения Бога Слова. Ибо, если бы он знал ее, то мог ли бы думать об обличении Богоневесты или решиться отпустить Ее? А он думал о первом и решился было на последнее: «не хотя Ее обличити, восхоте тай пустити Ю». Таким событием указывается на то, что у Девы Марии было столь чудное молчание, что недостает и слов выразить его; Иосиф видит в Ней, чего не ожидал и чего понять никак не может, а Мария, подвергшаяся подозрению, видит Себя в опасности изгнания, даже осуждения на смерть, и молчит, не открывает Божией тайны и силы, действующей в Ней. Что же это значит? К чему служит такой непонятны подвиг молчания? То, что Дева Мария есть совершенный сосуд Божией благодати, сосуд такой, который никакое искушение повредить, никакие удары напастей и бед сокрушить не могут. Ибо, как вещественный сосуд бывает негоден, когда течет или дает выдыхаться тому, что в него вливается, так и духовный сосуд делается недостойным, если не удерживает влиянной в него благодати, но изливает и выдыхается словом праздным и нетерпеливым, без нужды и без пользы, словом ропотливым или тщеславным. Если и говорила Мария о Своей тайне с Елисаветой, то потому только, что той открыта была сия тайна Святым Духом; но если бы Она стала передавать ее Иосифу, то или по страху, или же по человеческому доверию и, следовательно, не по Божиему побуждению. Потому Она и таится от Иосифа, которому, может быть, более всех открыто было Ее сердце, так как избрала его стражем Своего девства, и таится с явной для Себя опасностью. Такое молчание доказывает, что Она, восприняв в Себе Слово Божие, Его хранит в Себе, как сокровище, и любит паче избранного, паче даже жизни Своей. Ибо предстояла Ей опасность подвергнуться и осуждению, если бы Божие Провидение не послало ангела открыть Иосифу велией тайны – что рождшееся в Ней есть от Духа Свята.

Кто имеет довольно внимания, чтобы мог следить за Матерью Господа по всему пути земной Ее жизни, тот везде усмотрит один и тот же характер глубокой Ее молчаливости. Только четыре раза отозвался в Писании глас Ее: сначала, когда открыла перед ангелом обет Своего девства и смиренно предала Себя в волю Вышнего. Вторично, отклонив от Себя похвалу Елисаветы, воздала славу Господу. Потом слышался еще голос нежной Ее любви к Сыну в кроткой жалобе: «Чадо! Что сотворил еси нама тако?» И, наконец, на браке, где Ее любвеобильное сердце сжалилось над бедностью радушных хозяев и заставило Ее обратиться к Сыну. Но, чтобы усмотреть величие и силу Ее молчаливого духа, посмотрим еще, как Она стояла перед крестом страждущего Сына, и предреченное Симеоном орудие пронзало душу Ее. Если и чужие не могли удержаться от слез, когда Он шел еще на Голгофу, то, по-видимому, чего надлежало ожидать от Матери, когда Она видела Его распятым на кресте? Воплей, рыданий? Но, и по замечанию самовидца, мы ничего такого не слышим. Она, без сомнения, страдала как никто другой, кроме Распятого; однако душа Ее не была поглощена бездной страданий. Всегда преданная воле Божией, Она и теперь смирено и безропотно перенесла казнь и смерть Своего Сына.

При сем, взирая на образ смирения и молчания Пречистой Девы, Матери Господа, познавай, христианская душа, сокровенную в Ней добродетель, о которой писал пророк: «Вся слава дщери царевы внутрь Ея» (Пс. 44, 14), – и научись возлюбить сию красоту духовную, которая есть перед Богом многоценна; старайся сохранять всегда свое высокое достоинство в неистлении кроткого и молчаливого духа.

Не легко, как видится, обозреть весь жизненный путь Пресвятой Девы, большей частью закрытый и Ее собственным безмолвием, и молчанием о Ней евангелистов. «Вертоград заключен есть, сестра моя невеста, – изрек о Ней Дух Святый, – вертоград заключен, источник запечатлен» (Песн. 4, 12). Однако, проникнем еще взором ума в сей таинственный вертоград, как бы сквозь ограду, и, при посредстве откровений, увидим и еще цветы Ее добродетелей и ощутим благоухание Ее благодати.

Конечно, никто не сомневается в том, что для избрания Девы в Матерь Единородного Сына Божия требовалось высокое в Ней достоинство, какое только может быть на земле. Но в чем же оно должно состоять у существа разумного и свободного, как не в возвышенном, чистом воззрении ума и постоянной сильной наклонности к добру? Чтобы могло осязаться сие достоинство в Избираемой, надлежало дать место Ее способностям ума и воли. И вот, непонятное для иных Ее смущение от высокого ангельского приветствия, что иное знаменовало, как не движение души глубоко смиренной? Удержание сего смущения в молчаливом размышлении – это показывало в Ней мудрость и величие духа. В вопросе: «Как будет сие, идеже мужа не знаю?» – проявилась неизменная любовь к чистоте девства. Наконец, в решительном изречении: «Се раба Господня; буди Мне по глаголу Твоему», – нарекла Себе послушание вере.

«Если верою, – как учит апостол Павел, – вселяется в сердца Христос» (Еф. 3, 17), приблизившийся уже к людям, соединившийся с плотью и кровью их, то сколь превосходнейшей веры требовалось от Девы Марии для первоначального вселения в Нее Сына Божия, по святости и высоте Божественного Естества, недоступного к грешной твари! И, однако, обрелась же в Ней такая вера, которая сделала для Нее возможным послушание такому призванию, безмерно высокому, каково быть Матерью Господа, и притом без всякого со стороны Ее превозношения. И сие-то послушание веры преклонило Ее душу под осенение Святого Духа, соединило Ее волю с волей Божией, отверзло сердце Ее для входа силы Вышнего, и Вечный Свет пришел и засветил и в Ней новую жизнь, которая должна существовать для неба, жизнь вечную в жизни временной, всеоживляющую в умирающей, божественную в человеческой. «И слово, Им же вся быша, Которое было у Бога и было Бог, плоть бысть, и вселися в ны» (Ин. 1, 1, 3, 14).

Дивны дела Твои, Господи! Дивны и тайны Твои, Богородице! Архангел не всуе взывал Тебе: «Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою!» Господь был с Тобой не одним благодатным присутствием, но и существенным в Тебе вочеловечением. Благодать непостижимо высокая! Радость безмерно великая! И свет этой радости во тьме светился, и тьма скорбей не объяла его, не сокрыла, не уничтожила в Тебе; ибо Господь с Тобою бысть, и вера в Него не ослабла в Тебе.

При сем углубимся умом в тайны неведомых судеб Божиих и посмотрим еще, какие ужасные мраки скорбей земных облегали в мире сем Деву Марию, Сию живоносную Обитель Божественного Света! Еще Свет Сей, в котором живот бе (Ин. 1, 4), не воссиял от утробы Ее, как близ Ее уже восстала буря помышлений сомнительных и, омрачив Иосифа, едва не низложила сего стража Света. Когда же из вертепа и яслей отправился Свет присносущный в самых небесах и слава о Нем небесная отозвалась на земле, когда озарял Сей тихий Свет и простодушных пастухов, и дальновидных мудрецов, – злобный Ирод и весь Иерусалим с ним смутился от близости Света, и подвигся царь на смертную брань против безоружного Младенца. Тогда и Ей, Матери Света, надлежало убежать во тьму языческого Египта, бояться возвращения в отечество Света, поселиться, наконец, в Галилее, среди людей, сидящих во тьме и сени смертной. Праведный Симеон, один из немногих тайнозрителей, рано увидел, узнал и принял на руки Свет в откровении языков; но когда Сей Свет осветил для него будущее, тогда оружием пророческого слова пронзил он душу Матери Света, Которой суждено было впоследствии уязвиться оружием скорбей крестных. Божественное провозглашение Сына Ее на Иордане, светоличие Его на Фаворе, торжество учения и чудес Его довольно ли озаряло душу Благодатной, мы довольно не знаем; но то и в Писании возвещено и по собственному разумению нашему понятно, как многи и разнообразны были скорби Ее о Сыне, когда Она видела Его то в изнурении от подвигов и истощении сил, то в пререкании у народа и опасности от врагов, то, наконец, в самых руках врагов! Особенно, когда произносимые против Него вопли и хуления, наносимые Ему удары и раны поражали материнское сердце; когда Он вместо Себя дал Ей чуждого сына; когда видела Она последний Его взор, слышала последний глас и сопровождала бездыханное Его тело. Свет воскресения Христова, без сомнения, осиял Ее обильнее всех; но тем не более ли, как после молнии ночь, темной и безвидной оставалась для Нее земная жизнь, когда Свет святых сокрылся от Нее в вознесении на небо? И сия ли есть судьба Благословенныя в женах, – сперва быть сиротствующей Матерью после умершего на кресте Сына, потом от воскресшего и присноживущего в небесной славе вновь оставаться на земле сиротой? Таким-то вот путем прошла в сей юдоли слез Пресвятая Дева к вечному блаженству и небесной славе, путем, воистину небезбедным и многоскорбным; и все напасти Она перенесла смиренно, безропотно, воодушевленная великой верой и терпением.