Текст книги "Боже, спаси президента"

3

Вернувшись в гостиницу, я отыскал в Интернете некоторых из своих подводных друзей. Рыба с черным пятном у хвоста называлась oblade. А с желтыми полосками – sarpa salpa. Оказывается, ее мясо обладает галлюциногенными свойствами. Римляне использовали его как наркотик. Упоминался случай, когда человек, отведав рыбу в ресторане, тридцать шесть часов мучился галлюцинациями, наподобие тех, что вызывает ЛСД. «Может, мне ее подали за обедом вместо морского леща? – подумал я. – И черноволосая девушка на стене мне померещилась…»

Еще я просмотрел сайты о Средиземноморье в надежде найти что-нибудь об осетрах. Я решил, что мне необходимо нарыть информацию, которая поможет М. в ее расследовании. Возможно, это ее хоть немного расслабит.

В постели-то она была расслабленной, но вне секса М. начинала напрягаться и остро реагировать на самые невинные замечания. Должно быть, стресс… Значит, моя задача помочь ей продвинуться в работе – надеюсь, это уменьшит стресс и улучшит наши отношения. Пока же мы колеблемся между потрясающей близостью во всем, что касается постели, и холодной отчужденностью вне ее. Такие колебания – не по мне, но и с М. расставаться не хотелось.

Если верить Интернету, за пределами порта в Коллиуре много странного… Как вам, например, сардины, больные герпесом, или огромная белая акула, атаковавшая небольшое грузовое судно, или корова, найденная болтающейся на воде в тридцати километрах от Марселя, или новый вид ядовитых водорослей, уничтожающих морских ежей. Не то чтобы мне было жаль этих паразитов, но все же…

Похоже, все Средиземноморье находилось в полном беспорядке. Идеальное место для того, чтобы прятать осетров. А спрятали их, похоже, недурно, потому что о них я не нашел ни слова. Либо французские икорные пираты успели истребить всех осетров, либо они хранили свой бизнес в тайне значительно лучше французского спецназа.

– Пол, ты меня не забыл?

Из глубин послеобеденной сиесты меня вытащила Элоди. Она звонила, чтобы напомнить: я контролирую продуктовые поставки на свадьбу.

– Нет, конечно, не забыл, – ответил я, как только вспомнил, где вообще нахожусь. – Чуть позже я набросаю свои идеи для меню. Если я сброшу их тебе на электронную почту, может, твои отец с братом проконтролируют заказ самостоятельно?

– Нет. Ты же знаешь папу: он закажет запрещенное мясо из Бельгии или Китая. А Бенуа все перепутает, и мы получим одну бутылку вина и пятьсот зажаренных свиней.

Я попытался встать на защиту ее младшего брата, который весьма эффективно управлял моей чайной большую часть года, но Элоди даже слышать ничего не хотела. Она настаивала на том, что я должен был заниматься всем лично.

– Нам надо угодить стервозной бабке Валери, – сказала она.

– Кому-кому?

– Как, я тебе не рассказывала? Его бабушка настроена против свадьбы. Видишь ли, я не происхожу из grande famille, так что мне до них как до Луны. Она заявила Валери, что я – как бы это перевести? – не digne de porter son voile.

– Не достойна ходить под ее парусами? Она что, моряк?

– Нет, идиотище! Voile – это штука, которую невесты надевают на голову.

– Фата?

– Ну да. В таких семьях невеста надевает фату бабушки или другого важного члена семьи женского рода. И эта стерва заявила Валери, что я не достойна ее фаты. А сама меня еще ни разу в жизни не видела, grosse vache![27]27
  Жирная корова! (фр.).


[Закрыть]

– Да уж, если бы она могла услышать, как ты о ней отзываешься, полюбила бы тебя моментально, – заметил я.

– Пол, это серьезно. Бабка-стерва не хочет, чтобы Валери на мне женился, так что он сам организует свадьбу. Он заплатил бешеные деньги за прием в замке рядом с Авиньоном. Но его воля ослабевает. Конечно, он хочет независимости, но все-таки он из grande famille. В таких семьях продемонстрировать свою независимость значит один раз пропустить воскресный обед у родителей. Поэтому ты должен помочь.

– Хорошо. Как?

– Я хочу заткнуть старой корове рот великолепием свадебного стола. Хочу все самое лучшее. Так что ты должен составить фантастическое меню. По поводу цены не волнуйся. Заказывай все, что сочтешь нужным.

– Ладно. – Я улыбнулся, представив реакцию ее отца, если бы он услышал, как она распоряжается его деньгами.

– Проблема в том, что бабка-стерва хочет познакомиться с тобой, чтобы убедиться в том, что ты достоин того, чтобы заказывать еду для ее семьи.

– В смысле?

– Пол, ты и правда не знаешь эти grandes familles. Они устраивают семейные заседания каждый раз, когда один из них собирается купить носки. А вдруг случится непоправимое и кто-то купит синтетические, да еще и красного цвета в придачу?

Я рассмеялся.

– Никаких проблем, я исключительный чистюля в стопроцентно хлопковых носках.

– Пол, я тебя умоляю! – трагически произнесла Элоди, и я устыдился, что не воспринимаю ее серьезно. Ситуация определенно накалялась.

– Ты должен встретиться с этой стервой, – приказала она. – Но сначала Валери встретится с тобой. Он тебя проинструктирует. Ты должен узнать побольше о старой корове. Она нам тут устраивает порядочное merde.

– Какое именно?

– Увидишь. Валери позвонит тебе, чтобы назначить встречу. Хорошо?

– Хорошо, – согласился я.

– Спасибо. А, ну да, займись вот еще чем. Однажды мы с папой были в Коллиуре и купили там потрясающие маринованные анчоусы. Такие, знаешь, выловленные вручную, ну и прочее. Купи десять килограммов.

– Но ты велела подождать с закупками, пока…

– Пол! – Скрежет ее зубов я слышал за тысячу километров. – Ты обязан убедить эту старую сволочь, что ты ей по всем статьям подходишь. Ясно? Иначе я тебя убью. Так что начинай заказывать еду прямо сейчас. Время пошло.

– Хорошо, я их куплю.

– Купишь? Ох, Пол, ты герой!

Тоже неплохо, подумал я, вот бы всех остальных женщин можно было бы осчастливить обещанием купить маринованной рыбы.

4

Вернувшись в гостиницу после второго за этот день заплыва (опускаю подробности), я увидел вещи М., разбросанные на кровати. Из ванной струился пар и доносился рокот льющейся из-под крана воды.

– Дорогая, я дома, – крикнул я.

– Если ты тот, кто я думаю, заходи в ванную, – ответила она, выключив воду.

М. лежала, погруженная в пену, на поверхности были только ее лицо, грудь и колени.

– Давай заныривай, вода очень приятная, – сказала она.

Я сбросил одежду, и мы провели несколько неудобных минут, пытаясь понять, как бы уместиться в тесном пространстве. С джакузи было не сравнить. Наконец я пристроился у М. за спиной. Ее голова была у меня на груди, а ее грудь – в моих руках.

– Удачный день? – спросил я.

– Да ну, сплошная болтовня. Банюльцы думают, что я чокнутая, потому что интересуюсь осетром вместо их местной рыбы.

– Ты выглядишь напряженной. Может, растереть тебя гелем с медом и имбирем? – предложил я.

– Попробуй.

По мне, на свете нет ничего приятнее, чем массировать парфюмированным гелем для душа тело красивой женщины, особенно когда она подбадривает тебя, показывая, как ей хорошо. Лично мне тоже было неплохо. Мои руки двигались от ее бедер к животу и вверх, к груди. Грудь у М., надо сказать, идеальная: тяжелая, но упругая.

Очень скоро мы оба почувствовали, что пришло время поменять позицию, М. уселась на меня сверху, и вот уже ее бедра ритмичными движениями заставили воду переливаться через края ванной на пол.

Только сейчас я заметил, что ее грудь абсолютно совпадала по цвету со всем остальным. Ровный золотистый загар без белых треугольничков. Она и впрямь была настоящей девушкой Бонда, причем куда более блестящей версией, чем Джилл Мастерсон[28]28
  Исполнительница роли девушки Бонда, Ширли Итон. – Примеч. пер.


[Закрыть] в «Голдфингере»[29]29
  Третий фильм из цикла фильмов о Джеймсе Бонде. – Примеч. пер.


[Закрыть], которая задохнулась, потому что Оджоб[30]30
  Слуга Голдфингера, злодея из фильмов о Джеймсе Бонде. – Примеч. пер.


[Закрыть] покрыл ее золотой краской с головы до ног. Выше я написал «без белых треугольничков», но это не совсем так. У основания позвоночника сохранился маленький кусочек незагорелой кожи. В оправдание скажу, что этого я заметить не мог, потому что смотрел на ее грудь. Ну, слава богу, подумал я, уж она-то не задохнется. В этот момент ее вздохи остановились, и она бессильно опустилась на меня. Как там французы называют оргазм? La petite mort – маленькая смерть.

Когда мы вышли поужинать, то увидели двух практически одинаковых парней, которые сидели рядышком за столиком во дворе гостиницы и читали газеты при свете фонаря, висевшего на дереве у них над головой. Оба надели кардиганы, чтобы спастись от прохлады, типичной для начала осени. Их волосы, как кофты и рубашки, были абсолютно белыми. Если бы не строчки газет, которые они держали в руках, парни слились бы со светлыми камнями, которыми был выложен дворик, и белой садовой мебелью.

Я пожелал им доброго вечера, и они кивнули в ответ. Но М., пребывавшей в шумливом посткоитальном настроении, этого показалось недостаточно, и она несколько раз повторила громкое Bonsoir[31]31
  Добрый вечер (фр.).


[Закрыть].

Мужчины ответили:

– Bonsoir, monsieur, madame, – провожая М. глазами.

Да, подумал я, она так хороша, что даже голубых может превратить в гетеросексуалов.

М. взяла меня за руку, и я почувствовал прилив счастья. Я испытывал то ни с чем не сравнимое волнение, которое испытываешь, когда, переспав с кем-то, понимаешь, что хочешь делать это еще. И еще. И еще.

Еще днем я забронировал столик в ресторанчике Старого города. Это было крохотное темное местечко на узкой улочке, которое привлекло меня краткостью своего меню. В туристических районах меню чересчур стремится угодить, предлагая все, чего только может возжелать голодный посетитель. Можете быть уверены, что большая часть этого изобилия попадет на ваш стол из морозилки. А вот короткое меню в этом месте, написанное от руки, сообщало, что повар будет готовить именно сегодня, свидетельствуя о том, что все продукты подадут исключительно свежими.

Мы заказали бутылку коллиурского розового и чокнулись, как положено, глядя друг другу в глаза.

– За встречу, – сказал я. – Как это говорят французы? Retrouvailles. За то, что мы снова друг друга нашли.

– О да, мы определенно нашли удачный уголок в ванной, – прошептала она. – А ты нашел чудесный маленький ресторанчик, – добавила она чуть позже, осмотрев интерьер с преобладанием темно-красного и черных тонов. – Очень интимная обстановка.

М. была права. При свете свечей обстановка была настолько интимной, что разглядеть можно было только сидящего напротив. Правда, я смог заметить, что мы были не единственными посетителями. Половина столиков была занята в основном парами среднего возраста. В углу у стены, в глубокой тени, сидела женщина, единственная, кто был в одиночестве. Судя по всему, она читала книгу. Было так темно, что я удивился, что ей не понадобились очки с инфракрасными лучами.

– Абсолютно мое место, – сказала М. – Молодец, что догадался.

– Мне просто повезло. Я же о тебе ничего не знаю…

До меня вдруг дошло, что в такси по дороге из Перпиньяна всю дорогу проговорил я. М. лишь отвечала на мои вопросы своими собственными.

– Ты знаком со мной намного более интимно, чем большинство мужчин, – сказала она.

– Я серьезно. Я ведь понятия не имею, какие фильмы тебе нравятся, какую музыку ты слушаешь. Ну или, например, кто твои герои?

– Герои? – удивилась она.

– Ну, или героини, понятное дело.

– Нет, у меня есть герой, – ответила М. – Питер Уилкокс.

– Кто?

– Вот именно. Ты не виноват. О нем никто не знает. Это защитник окружающей среды. Большую часть своей жизни он провел, пытаясь защитить океаны от ядерных испытаний и истребления китов. Он никогда не сдается, не позволяет политикам одержать верх, хотя ему пришлось выдержать очень серьезные нападки. Он настоящий герой. А половина из тех, кто вообще о нем когда-либо слышал, пытается ему помешать.

М. замолчала и отпила вина.

– Это он вдохновил тебя на то, чтобы заняться морской экологией?

– Да, – она выглядела смущенной. – Но давай на сегодня забудем о работе. Я хочу расслабиться и хорошо провести время. Ладно?

– Конечно, – согласился я. – Давай покачаемся на волнах. Если слишком долго оставаться на глубине, можно и утонуть, а ты ведь все время находишься на больших глубинах, не правда ли? У меня такое чувство, что ты все время чем-то обеспокоена.

– Наверное, ты прав. – М. смотрела в свой бокал почти с грустью. – Это неотъемлемая часть моей работы.

– Но ты ведь и легкомысленным вещам время посвящаешь? Взять, к примеру, твой загар. Я думал, что как ученый ты будешь больше озабочена раком кожи.

– Как ученый я знаю только о том, что загорать надо постепенно и обильно пользоваться солнцезащитным кремом. Но да, я много путешествую и люблю проводить свободное время, растянувшись на солнце. Что здесь плохого?

– Совсем ничего… – Похоже, я снова задел за живое. – Ты потрясающе выглядишь.

– Спасибо! – Она улыбнулась и погладила меня по руке, как если бы извиняясь за свою резкую интонацию.

Я наполнил наши бокалы, и мы выпили за ее прекрасное тело. Я все-таки не удержался и бросил взгляд на столик, за которым в одиночестве ужинала женщина. Не очень-то галантно, когда сидишь напротив своей возлюбленной, но в незнакомке было что-то интригующее. Она только что закончила свой салат и протянула руку к бокалу. На секунду ее лицо озарилось свечой, и я понял, откуда у меня возникла потребность рассматривать ее. Это была та самая девушка с крепостной стены. Наши взгляды встретились, и я был убежден, что поймал искру узнавания в ее взгляде перед тем, как она снова отодвинулась в тень. Странно. Неужели она на самом деле тогда рассмотрела меня?

– Все в порядке? – спросила М.

– Отлично. Только есть хочется. – Слишком долго было объяснять.

5

На следующее утро я отправился покупать фрукты вдобавок к нашему гостиничному рациону. Если Франция меня чему-то и научила, так это хвататься за каждую возможность поесть сезонных фруктов. К черту вечную клубнику – в сентябре следует обжираться инжиром и мускатным виноградом.

Два белых привидения снова сидели рядышком во дворе и пили кофе. Они ответили на мое приветствие вежливыми кивками.

К тому времени как я вернулся с покупками, М. встала и оделась. Завтрак уже принесли, и она налила мне чашку кофе. Ее чашка была уже почти пустой, и она только что закончила разговаривать по телефону.

– Передай мне ручку, пожалуйста. – М. указала на прикроватную тумбочку.

Я взял первую попавшуюся ручку.

– Не эту. Другую, – попросила она.

Я протянул ей другую ручку, и она быстро написала что-то на уголке газеты, оторвав его и свернув вдвое. – Извини, – проговорила она. – Та ручка черная. Я никогда не пишу черной ручкой.

– Почему? – поинтересовался я.

– Длинная история. Терпеть не могу все черное. Черную одежду, черные машины…

Я подумал, что и в самом деле ни один предмет из ее одежды, включая белье, не был темнее шоколадно-коричневого оттенка. Похоже, в глубине души М. была фовисткой.

– Надеюсь, ты не против черного винограда и инжира, – сказал я, протягивая ей пакет с фруктами.

– Они не черные, а фиолетовые, – улыбнулась она, отламывая маленькую веточку винограда. – Да, кстати, мне снова нужно поехать в Банюль. Скорее всего, на весь день.

– Опять? – Я знал, что она сюда приехала работать, но не мог скрыть своего разочарования. – Я-то думал, мы возьмем лодку напрокат, изучим берег, займемся чем-нибудь вместе…

– Да, опять, – оборонительно сказала она.

– Может, мне поехать с тобой? Мы могли бы вместе пообедать или что-нибудь в этом роде.

– Лучше не надо. Не хочу, чтобы люди узнали, что я совмещаю бизнес с удовольствием, – меня лишат субсидий. В любом случае, это надолго. Ты и представить не можешь, как затягиваются встречи ученых. Обед будет полной тоской, если только не гореть желанием послушать, с какой скоростью ядовитые водоросли распространяются в Средиземном море.

– Ага, кстати, я как раз прочитал в Интернете…

Она закрыла мне рот поцелуем, не дав договорить.

– А какие у тебя планы на сегодня?

Я задумался. Провести весь день, валяясь на пляже, не хотелось.

– Я должен кое-что купить для свадьбы Элоди, – сказал я. – Думаю, это займет у меня минут десять.

И знаешь… почему бы мне не попробовать разговорить спецназовцев?

– Что?! – М. выглядела почти испуганной.

– Они полжизни проводят под водой, – объяснил я. – Может, если я с ними потусуюсь…

– Пол, я тебя очень прошу, – перебила она, – позволь мне все сделать по-моему. Не нужно никаких импровизированных опросов, ладно?

– Ладно.

– Обещаешь?

– Обещаю. На букву «М». Обещаю молчать.

Мы скрепили уговор поцелуем, и она ускакала вниз по ступенькам.

Вообще-то я не из тех мужчин, которые замирают при виде молодых людей атлетического телосложения с упругим мускулистым задом. Но у всякого правила есть исключения. Поэтому, заметив проходящего мимо спецназовца в черной майке и шортах, я последовал прямиком за его накачанными ягодицами.

Ну да, да, я только что пообещал М. не приставать к ныряльщикам, но какой может быть вред от простенькой слежки?

Парень удалялся от замка с целеустремленным видом. Ягодицы работали с такой скоростью, что невольно хотелось разузнать, куда это он спешит. Здесь вроде бы не Париж и спешить особо некуда… К тому же французская армия, на мой взгляд, никогда не отличалась мобильностью.

Спецназовец почти бежал по дороге мимо домиков, выкрашенных в пастельные цвета, его темная тень едва поспевала за ним. Голубые и зеленые ставни домов были закрыты, и казалось, за ними никто не живет.

На перекрестке спецназовец остановился, чтобы достать телефон из кармана шортов, и я уткнулся лицом в ближайший куст – к счастью, это оказалась пахучая жимолость, выглядывающая из обнесенного оградой сада. Его голос доносился до меня с расстояния двадцати ярдов[32]32
  Чуть больше 18 метров. – Примеч. пер.


[Закрыть], довольно приличного, чтобы разобрать слова.

Голос начал удаляться – парень разговаривал на ходу. Я оторвался от жимолости, выковырял из носа какое-то насекомое и продолжил преследование.

Вскоре улица привела меня к ступеням, над которыми витал сладковатый запах инжира. Спецназовец проскакал наверх и скрылся между двумя припаркованными машинами. Я поднялся вслед за ним, удивляясь, что такой бравый вояка до сих пор не заметил слежки.

За углом парень нырнул в ворота. Выждав некоторое время, я прошел мимо них, слегка замедлив шаги. Табличка сообщала, что за воротами находится CNEC, 1er Choc. За исключением строгой надписи «Défense d’entrer!», воспрещающей вход, и колючей проволоки, база совершенно не выглядела военной. При желании ворота можно было перемахнуть, а за ними в широкую щель просматривалась старая лодка, в которой разбили клумбу. Садовнический шоковый батальон, подумал я. И камни, которые эти парни собирают со дна, предназначены для того, чтобы дорожки выкладывать…

В любом случае, картинка была абсолютно мирной, и я укрепился в мысли, что ныряльщики с радостью поболтают со мной об икре. Все-таки зря М. вычеркнула их из своего расследования. Вот только как начать разговор? Одно было ясно: вербоваться в CNEC, 1er Choc я не собирался. Ничего не имею против ныряния, но шорты из лайкры на себе я представить не мог.

Ладно, отложим на потом. А пока самое время заняться поручением Элоди. Слежка за спецназовцем не была совсем уж напрасной. По дороге я заприметил магазин, в котором продавались анчоусы. Найти его на обратном пути не составило труда.

Типичная французская лавка из серии produits regionaux[33]33
  Местные продукты (фр.).


[Закрыть]. На витрине – рыболовная сеть с горшочками морской соли, банка меда в форме коллиурской колокольни, стеклянный бык, наполненным вином, и да – пирамидки разнокалиберных емкостей с анчоусами. Никакой икры – ни местной, ни импортной – я не заметил.

Привлекательность магазинчика была очевидной. Он находился на крутой узкой улочке, на первом этаже жилого дома, выкрашенного в горчичный цвет. По фасаду вилась виноградная лоза со спелыми гроздьями. Я сорвал несколько сочных ягод и положил в рот. Затем зашел в магазин. Внутри полки были заполнены банками, коробками, бутылками и консервами всевозможных видов. Пахло Провансом в чистом виде: лавандой, оливковым маслом и солнцезащитным кремом. Здесь же можно было купить сувениры – почему-то хозяин предпочитал фигурки животных, вроде быка, стоявшего на витрине. Пожилые туристы аккуратно пробирались вдоль полок, нюхая все на своем пути. Видно было, что в уме они производят сложные арифметические подсчеты: сколько, кому и за какую цену. Что ж, сочувствую… При том, что ирисовый леденец стоит здесь четыре евро, имея большое количество внуков, можно остаться без штанов.

Я пробрался к полке, заполненной рыбными продуктами: паштет из каракатицы, паста из рыбы-меч, филе скумбрии, мясо краба, печень морского черта и, наконец, нужные мне анчоусы в баньольском уксусе. Взглянув на ценник, я подсчитал, что купить десять килограммов, заказанных Элоди, обойдется, наверное, дороже, чем лодка, на которой их вылавливали.

Владелица магазина, стоявшая у кассы, держала в руках микроскопическую баночку меда. Цена баночки тоже была неслабой – вероятно, мед был от пчелы королевских кровей.

– Bonjour, – поздоровался я и добавил вежливое excusez-moi[34]34
  Простите (фр.).


[Закрыть].

Но мадам меня проигнорировала. У меня появилось время, чтобы полюбоваться на ее сноровку, пока она заворачивала горшочек в бумагу и приклеивала сверху золотой ярлычок.

– J’ai juste une petite question[35]35
  У меня к вам только один маленький вопрос (фр.).


[Закрыть], – повторил я попытку, пока она искала пакет, достаточно маленький, чтобы баночка с медом не потерялась в нем.

Никакого внимания.

Я терпеливо стоял, дожидаясь своего часа (боюсь, в прямом смысле). Должен признаться, мне было интересно вблизи понаблюдать за женщиной, какой никогда не встретишь в Париже. Парижанка среднего возраста не станет, подобно школьнице, собирать волосы в два рыжих хвостика. И не наденет майку в обтяжку песочно-камуфляжной раскраски. Декольте тоже было излишне глубоким. Парижанки в любом возрасте могут похвастать хорошей грудью, но прикрывают ее при первых же признаках увядания. Самоуверенность этой женщины вызывала восхищение. Ее губы были накрашены клубнично-красной помадой, ресницы походили на дреды, но она абсолютно не выглядела вульгарной, или – я недавно услышал это выражение – овцой, вырядившейся ягненком. Она выглядела… как женщина, которая не считала, что должна перестать быть сексуальной лишь по той причине, что ей уже не двадцать пять. Так держать, одобрительно подумал я.

– Oui?[36]36
  Да? (фр.).


[Закрыть], – проговорила она, отдав наконец покупателю сверток размером с грецкий орех и получив у него взамен кредитную карточку.

– Ваши анчоусы из Коллиура? – спросил я.

– Oui, – ответила она, хотя ей определенно было интереснее наблюдать, как мужчина набирает пин-код.

– Может быть, мне стоит приобрести анчоусы на заводе? Ну, где их солят…

Теперь ее внимание полностью принадлежало мне.

– На заводе? Нет, завод закрыт для посетителей, – сказала она. – Единственное место, где вы можете приобрести анчоусы, это здесь.

– А, ну да… – Может, у меня и не такой большой опыт, особенно с женщинами средиземноморского происхождения, но обычно я в состоянии определить, когда женщина врет. В этом случае она выглядит либо извиняющейся, либо (как девица в парижском банке, лишившая меня кредитной карточки) торжествующей. Я знал, что эта дама врет.

– Какого размера банку вы желаете? – спросила она.

– Пойду посмотрю, – ответил я и вернулся к рыбной секции.

На анчоусах был проставлен фирменный золотой ярлык этого магазина, но, отковырнув наклейку, я смог прочитать имя производителя. На банке было написано «Conserves Franchois» – пример той игры слов, которую так любят французы. В переводе получается что-то вроде «Маринованные франчоусы». Еще больше отогнув наклейку, я смог прочитать и адрес завода-производителя. Найти эту улицу на карте города – пара пустяков.

Прилепив золотой ярлык на место, я вышел из магазина…

… и нос к носу столкнулся с парнем в черной майке.

Моей первой мыслью было Merde, а второй, что у магазина есть охранник и он поймал меня за порчей товара. Заметив его голые ноги, я перевел дух. Коллиур, конечно, курортный городок, но охранников с голыми ногами я здесь что-то не замечал. К тому же на нем были лайкровые шорты в обтяжку. Он был спецназовцем. Поправка: тем самым спецназовцем. Тем самым, за которым я следил.

Пришлось вернуться к первоначальной оценке ситуации: Merde…

– Toi[37]37
  Ты (фр).


[Закрыть], – сказал он. – Ты за мной следил.

– Moi?[38]38
  Я? (фр.).


[Закрыть] – попробовал возразить я.

– Oui, toi. А я проследил за тобой.

Oh merde, в очередной раз подумал я. Вот тебе и весь мой талант разведчика.

Спецназовец заметил мое смятение и расхохотался. У него было дружелюбное лицо брутального типа. Бритая голова, огромный подбородок и ямочка на подбородке, которая делала его похожим на одного из тех французских игроков в регби, которых фотографируют для глянцевых календарей.

– Почему ты за мной следил? – спросил он, напрягая под майкой бицепсы, как если бы неправильный ответ мог отозваться мне парой ударов.

– Меня интересуют спецназовцы, – сказал я. – Мой дедушка был в Нормандии.

Это было правдой, за одной-единственной поправкой: дедушка был там не во время операции союзных войск по высадке десанта, а вместе с бабушкой – они ездили посмотреть на высокие парусники в Гавре.

– Это не объясняет того, почему ты за мной следил. – В глазах парня загорелся нехороший огонек. – Ты ведь англичанин, да?

– Да, – обреченно кивнул я, как если бы это все объясняло.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, но тут из магазина выскочили три старушки и, размахивая фотоаппаратами, стали спрашивать, не его ли они каждое утро видят на пирсе в компании таких же бравых молодых людей. Затем они стали упрашивать парня сфотографироваться с ними. Для меня это был шанс. Убыстряя шаги, я пошел в сторону моря.

– Эй, ты, – крикнул мне вдогонку спецназовец.

Обернувшись, я убедился, что от старушек он так скоро не отделается.

– Эй, ты! Я знаю, почему ты за мной следил!

Вот как? Это было интересно, но я не стал останавливаться, чтобы узнать, насколько верны его догадки…

– Вот этим я весь день и занимаюсь, – сказала женщина в белом комбинезоне, чьи черные кудри были спрятаны под сеткой для волос. Коротенькими пальчиками она ловко вытаскивала из анчоусов скелет и складывала рыбьи тушки рядышком на отрезке марли. – А что, помогает думать…

Представив, о чем она может думать, потроша сельдеобразных, я поспешил сменить тему и спросил, зачем их кладут на марлю.

Она объяснила, что анчоусы около месяца вымокали в соли и теперь им надо немного стечь.

С успехом удрав от спецназовца, я отыскал рыбзавод, где пока все складывалось как нельзя лучше. Когда я сказал менеджеру по продажам, что хочу разместить большой заказ, тот немедленно провел меня в цех и предложил перепробовать весь ассортимент. Анчоусы выглядели очень аппетитно. Я с удовольствием подцепил вилкой филе в сладковатом соусе. Единственное, чего не хватало, – бокала розового.

– Должно быть, это трудно, – глубокомысленно проговорил я. – Ваши пальцы, эти рыбки… – На большее красноречие мой французский не был способен.

– Да нет, привыкаешь. Это как вязание.

– Ну да, – сказал я, представив свитер из анчоусов. В моем воображении он не слишком отличался от тех, которые тетушки впаривали мне на Рождество.

– А с крупной рыбой вы не работаете? – спросил я.

– С крупной? Иногда с сардинами, они побольше будут.

– Нет, еще крупнее.

– Раньше здесь водился тунец, но что-то его давно уже нет.

– Нет, не тунец, другая рыба… – Я постарался придать голосу непринужденность… – Лосось, например…

– Лосось? Нет, нет.

– А может, осетр?

– Простите, что?

Я до сих пор не научился правильно произносить esturgeon[39]39
  Осетр (фр.).


[Закрыть]. В моем исполнении это больше походило на detergent[40]40
  Моющее средство (фр.).


[Закрыть].

– Э-стур-джо, – попробовал я заново, и на этот раз она меня поняла.

– А, осетр, нет, конечно. Наш профиль только анчоусы и сардины. Бывает, консервируем и других рыбок, но мы их не ловим, а покупаем. В Бретани, например. – Я видел, что она говорит правду. – А зачем вам осетры? – спросила женщина.

– Хочу купить разную рыбу. Это для свадьбы моей подруги. Десять килограммов анчоусов и, может, еще что-нибудь.

– Десять килограммов анчоусов? Не уверена, что молодоженам это понравится. Может, лучше подарить вазу или лампу?

– Это не в подарок. Я – поставщик.

Наверное, впервые за много часов моя новая знакомая перестала разделывать рыбу. Воздев руки, она закрыла глаза и громко расхохоталась. Перевозбуждение от встречи с поставщиком продуктов оказалось чересчур сильным для ее нервной системы. Еще бы, поработай тут…

– Простите, – наконец проговорила она и вытащила кости из очередной рыбки. – Но вы сказали, что вы traître, вместо того, чтобы сказать traiteur. Чувствуете разницу?

Я выдавил из себя короткий смешок. Оказывается, я неправильно произнес слово «поставщик» и обозвал себя «предателем». Лишнее доказательство того, что я не создан для шпионажа.