Текст книги "Избранница"

Уловив сарказм, девушка вздернула подбородок, отвернулась и замолчала. Трентем кружил ее в танце и думал о том, что у Леоноры после разрыва с Уортоном сложилось очень одностороннее представление о военных. И к сожалению, она и его включила в эту категорию мужчин, недостойных доверия.

Глава 13

– Как хорошо, что вы пришли! – воскликнула Леонора. – Мы пойдем гулять в парк с Генриеттой, и я расскажу вам новости.

Она убрала бумаги в бюро, закрыла его и поднялась. Тристан вздернул брови, но промолчал. Придержал дверь, подал ей пальто на меху, надел свой плащ. На улице было сухо, но ветрено. Солнце пряталось где-то в облаках – наверное, там было теплее. Вчера Леонора попросила его зайти, пообещав, что расскажет об ответах, которые начали поступать от коллег Седрика. О прогулке речи не было.

Когда лакей привел счастливую Генриетту, Тристан осторожно спросил:

– Как понимаю, вы теперь сами выгуливаете собаку?

– Если вы хотели узнать, не брожу ли я по улицам одна, так бы и спросили, – не без ехидства отозвалась девушка. – Отвечаю: не брожу. И это меня раздражает! Надо как можно скорее поймать этого Маунтфорда, чтобы я перестала наконец ощущать себя затворницей… Идемте же, парк всего в паре кварталов отсюда.

Тристан подхватил поводок с нетерпеливо повизгивающей собакой и они пошли к воротам. Как только молодые люди оказались на улице, Трентем поймал руку девушки, положил себе на рукав, ослабил поводок, и Генриетта бодро затрусила в сторону парка. Они пошли следом.

– Рассказывайте, – потребовал он. – Что вы узнали?

– Знаете, самые большие надежды я возлагала на Каррадерса, потому что именно с ним Седрик чаще и активнее всего переписывался последние годы. Но ответа из Йоркшира все не было. Зато я получила три письма от специалистов по травам из других графств. Каждый из них выразил уверенность, что последнее время Седрик работал над чем-то исключительно важным, над некой формулой, но деталей они не знают. И все трое посоветовали мне связаться с Каррадерсом, так как он вел исследования в том же направлении.

– То есть три независимых источника подтверждали, что Каррадерс должен знать больше?

– Именно так. К сожалению, Каррадерс мертв.

– Мертв? – Тристан остановился как вкопанный. – И как же он умер? И когда?

– Этого я не знаю. Мне точно известен лишь факт смерти.

Генриетта, не понимавшая важности разговора, нетерпеливо натягивала поводок, с вожделением глядя на видневшиеся впереди деревья парка. Тристан внимательно огляделся, перевел даму с собачкой через дорогу, и они пошли по одной из тропинок парка. Предусмотрительный Трентем решил, что незачем пугать матрон с дочками зубастой овчаркой, и направился в наименее людную часть парка. Западная его часть, заросшая высокой травой и диким кустарником, была абсолютно пустынна. Леонора продолжала рассказ:

– Вчера я наконец получила письмо от поверенного из Харрогита. Он вел дела Каррадерса. Но поверенный мог лишь сообщить о его смерти, подробностей об увлечениях клиента он не знает. Правда, в письме имелось упоминание, что значительная часть писем Каррадерса была адресована именно Седрику и что незадолго до смерти моего кузена переписка шла особенно активно. Все бумаги Каррадерса унаследовал его племянник. Поверенный посоветовал мне обратиться к нему за дальнейшими подробностями.

– Он назвал дату смерти Каррадерса?

– Нет. Упомянул лишь, что он скончался раньше Седрика, а до этого довольно долго болел. Правда, в письмах к Седрику я не нашла упоминания о болезни, но, может быть, они просто не были настолько близки?

– Скорее всего. А что племянник? Имя и адрес известны?

– Нет. Поверенный посоветовал обратиться к «племянику из Йорка», и все. – Леонора сделала разочарованную гримаску.

Тристан шел молча, погруженный в раздумье. Она подождала некоторое время, но молчать было выше ее сил, и Леонора продолжала:

– Я считаю, что это очень важная информация. Фактически это единственная ниточка, которая увязывает интерес Маунтфорда с домом моего кузена. Из писем трудно что-либо понять, они постоянно ссылаются на детали какой-то совместной работы. Однако мы должны следовать именно этим путем.

– Да, – кивнул лорд. – Я постараюсь уже завтра раздобыть кое-какую информацию.

– В Харрогите?

– Нет, в Йорке. Раз нам известно имя и графство не будем откладывать поиски племянника.

Он с удовольствием отправился бы в Йоркшир лично, но немыслимо оставить Леонору одну. Даже если приставь охрану… Тристан искоса взглянул на нее. Нет, пока Маунтфорд на свободе, он не может уехать.

Некоторое время они просто следовали за Генриеттой, петлявшей по дорожке. Потом Тристан заметил, что спутница разглядывает его с задумчивым и загадочным выражением лица.

– В чем дело?

– В вас. – Она покачала головой и отвернулась.

– И что со мной такое?

– Вы очень необычный человек. И знаете столько… странных вещей. Например, замечаете, что кто-то сделал слепок с ключа. Умеете взламывать замки. Не побоялись дожидаться грабителя в пустом доме – один. Вы осматривали дом и оценивали его способность противостоять постороннему вторжению, словно делали это не раз. У вас имеется доступ к засекреченному отделу в государственном учреждении, хотя большинство сограждан даже не подозревают о существовании такого отдела. По мановению руки – вашей руки – появляются люди, которые следят за улицей и моим домом. Вы с привычной легкостью носите одежду простого моряка и бываете в доках. А потом возвращаетесь на бал в обличье блистательного графа. Причем этот граф всегда точно знает, где именно я буду. А также располагает удивительно точными сведениями о расположении комнат в каждом доме, который мне вздумалось посетить. Теперь, словно нечто само собой разумеющееся, вы собираетесь отправить кого-то собирать информацию в Харрогит и Йорк.

Леонора остановилась, повернулась к лорду лицом и твердо сказала:

– Вы самый странный отставной солдат и действительный граф на свете.

Тристан взглянул в ее глаза, понял, что от него ждут объяснений, и вздохнул.

– Я не был обычным солдатом.

– Я так и думала. Вы служили майором в гвардии и были как Девил Кинстер – про его безрассудства ходит много слухов.

– Нет. Я был…

Тристан замолчал. Он подозревал, что когда-нибудь этот момент наступит, но Леонора добралась до сути быстрее, чем он ожидал. И что теперь делать? Как девушка, которую предал один солдат, отнесется к тому, что другой обманывал ее? Ну не то чтобы обманывал. Он ведь не лгал ей прямо, просто умалчивал о том, что могло бы пролить свет на его опасное прошлое и на черты характера, которые неизбежно имеются у человека, способного вести подобную жизнь. Инстинкт говорил, что нужно как-то выкрутиться, но не открывать всего. Для нее же лучше оставаться в неведении. Леонора смотрела ему в лицо и ждала. Наконец Трентем собрался с силами.

– Я не был таким солдатом, как Девил Кинстер.

– А каким же солдатом вы были?

Она сохраняла отстраненно-спокойный вид, но сердце билось тревожно. От того, что она узнает сейчас, зависит многое. Возможно, ей наконец удастся хоть немного понять этого человека. Вот он стоит перед ней, и губы его кривятся в невеселой улыбке.

– Если бы вы заглянули в мое личное дело, то узнали бы, что я вступил в гвардию в двадцать лет и дослужился до майора. Там даже указан полк. Но вряд ли кто-то из солдат этого полка помнит меня – я служил в нем очень недолго.

– Где же вы служили? В кавалерии?

– Нет. Не кавалерия, не пехота, не артиллерия…

– Но вы сказали, что участвовали в битве при Ватерлоо!

– Я участвовал. Только меня не было среди наших солдат. – Глаза Леоноры расширились, и он добавил: – Я был в тылу врага.

– Так вы были шпионом? – Она растерялась и смотрела на него недоверчиво.

Он поморщился и поправил ее:

– Агент для выполнения неофициальных поручений правительства его величества.

Они замолчали и, глядя каждый прямо перед собой, медленно пошли по дорожке. Леонора думала, что теперь многое становится понятным… но кое-что – еще более загадочным. В голове у нее крутилось множество мыслей, и, вздохнув, она сказала:

– Должно быть, вы были очень одиноки… и пережили много опасностей.

Он не ожидал этого. Одинок? Чуть ли не впервые Тристан задумался об этом и, удивляясь, кивнул:

– Пожалуй, да.

Он ждал продолжения: сейчас она засыплет его вопросамаи о приключениях и опасностях… Но Леонора по-прежнему молчала. Просто шла рядом. Потом заглянула ему в лицо, улыбнулась и, решительно взяв его под руку, повернула в сторону Белгрейвии.

Так они и шли, не говоря ни слова. Тристан поглядывал на нее с удивлением. Девушка выглядела задумчивой, не расстроенной и не сердитой. Перехватив его взгляд, улыбалась и опять погружалась в какие-то свои мысли..

Они дошли до дома номер четырнадцать, Тристан открыл ворота, пропустил девушку и Генриетту вперед. У ступеней он остановился:

– Здесь я вас покину.

Леонора несколько секунд смотрела ему в глаза, потом мягко улыбнулась и сказала:

– Благодарю вас.

Ясный взгляд голубых глаз давал понять, что она благодарит не только за прогулку, и сердце Тристана сжалось. Он доверился ей, и, кажется, она все поняла правильно.

Сунув руки в карманы и почему-то опять чувствуя себя без доспехов на поле боя, он сказал:

Сегодня я отправлю человека в Йорк… Вы ведь собирались посетить прием у леди Манивер?

– Да. – Она улыбалась.

– Тогда до вечера.

– До вечера.

Трентем смотрел, как Леонора поднимается по ступеням в сопровождении умиротворенной долгой прогулкой Генриетты. Когда дверь захлопнулась, он повернулся и пошел прочь.

На следующее утро Леонора проснулась рано. Она нежилась в теплой постели и смотрела, как солнечные зайчики дрожат на потолке. В ее душе тоже все дрожало и становилось тепло, когда она вспоминала о Тристане. Надо взять себя в руки, решила девушка, и разобраться, что же все-таки происходит между мистером Уэмисом, бывшим шпионом на службе его величества, и мисс Карлинг.

Что удивительно, сначала их отношения казались девушке неправильными, но понятными. Однако день ото дня – или ночь от ночи? – мужчина не то чтобы менялся (такая цельная натура не может меняться так быстро и часто), он обнаруживал и являл ей какие-то новые качества, которые раз за разом ставили Леонору в тупик. И эти скрытые от большинства людей черты она находила чертовски привлекательными.

Вчера вечером… Можно было бы сказать, что события развивались как обычно. Сначала Леонора пыталась удержаться в рамках целомудрия, но то ли Трентем был настойчив, то ли после разговора с ним она сопротивлялась не очень убедительно, но так или иначе они вновь оказались вдвоем в какой-то отдаленной комнатке, полной тишины и теней. Там стояла замечательная кушетка, и на ней Тристан научил ее – даже сейчас щеки Леоноры вспыхнули румянцем от мыслей и воспоминаний, – он научил ее быть сверху. Это было так странно. Бедра немного побаливали, словно она скакала верхом. Зато так она смогла понять, как много удовольствия доставляет ему, с каким восторженным восхищением воспринимает он ее тело. Кроме того, девушка впервые управляла, вела любовную игру. И это оказалось замечательно… самой доставить ему удовольствие.

Чудесный, захватывающий опыт, подаривший осознание своей женской власти.

А затем произошел еще один разговор, который открыл нечто новое в их отношениях. Леонора устроилась поудобнее на подушках и начала вспоминать – каждое слово, каждый взгляд.

Она отдыхала, положив голову на плечо Тристана – умиротворенная и усталая, а потом поцеловала его в шею и прошептала, что ей нравится то, что он солдат, и то, каким солдатом он был. Трентем провел твердой горячей рукой по ее спине – она выгнулась как кошка – и сказал:

– Все солдаты разные. Клянусь вам, я не такой, как Уорток.

– Конечно, нет, вы совсем непохожи на Марка, – пробормотала она, удивленная, что он вдруг заговорил о нем. Приподнявшись на локтях, Леонора заглянула в лицо Тристана, но глаза его были еще темны после занятий любовью и невозможно было понять, что таится в их глубине. Она нахмурилась, и он истолковал это по-своему:

– Я хочу жениться на вас и не передумаю, не нужно бояться. Я не обижу вас…

Сообразив, о чем речь, Леонора соскользнула с его тела и села рядом.

– Марк никогда не обижал меня.

– Он вас бросил.

– Да, но… Честно сказать, я была только рад что так случилось.

Он смотрел удивленно, и ей пришлось объяснять, фактически повторяя раздумья того вечера, когда она увидела Уортона и его жену.

– Так что никакой душевной травмы не случилось. И у меня нет предубеждения против военных.

– Значит, вас не пугает то, что я был военным?

– Из-за Уортона? Нет, конечно.

К ее досаде, он не торопился закрывать тему. Наоборот, морщинка меж бровей сделалась глубже, и Трентем спросил:

– Но если то, что Уортон бросил вас, не явилось травмой и не могло стать причиной отвращения к замужеству, что тогда? – Его внимательный взгляд причинял ей почти физическое неудобство. Хотелось не просто отвести глаза, а спрятаться куда-нибудь. – Почему вы не замужем?

Леонора не была готова ответить на этот вопрос, а потому, применяя старую как мир тактику, ринулась в ответное наступление и задала свой вопрос:

– Значит, вы рассказали мне о своей военной карьере для того, чтобы подчеркнуть, что вы не такой, как Уортон?

– Если бы вы не спросили, я бы промолчал. Пока. – Он отвел глаза.

– Но я спросила, и причиной ответа был Уортон?

Он помолчал, потом неохотно ответил:

– Частично. Я все равно рассказал бы вам когда-нибудь…

– Но для вас было так важно, чтобы я увидела вас не таким, как Уортон, и поэтому вы решили открыться мне раньше…

Вместо ответа Тристан крепко обнял Леонору и поцеловал. Отвлекающий маневр удался, и на том разговор кончился.

Теперь у Леоноры было время обдумать, что именно, как и почему он сказал… Это очень важно. Должно быть, никто не знал о его занятии, кроме таких же, как он. И семья не знала. И все же Трентем нарушил многолетнюю привычку охранять свое прошлое, позволил девушке узнать правду – только для того, чтобы она не смешала его в своем сознании с Уортоном, человеком, который, как он думал, нанес ей душевную травму.

Он испугался, что это нанесет удар по их отношениям. Испугался…

Трентем нуждается в Леоноре. Этот сильный и умный человек, прошлое которого – она была достаточно взрослой, чтобы это понять, – скрывало немало мрачных теней, нуждается в ком-то, кто знает и понимает. И кому он может доверять.

И он смог довериться ей. Это было большое открытие, и некоторое время Леонора лежала, осознавая его, словно погрузившись в гулкую пустоту.

А затем вдруг, словно резкий поворот тропинки привел ее к долгожданной цели, она представила себе, каково это – быть его женой.

К немалому удивлению, девушка обнаружила, что картинка не является пугающей и отталкивающей, как бывало раньше. «Должно быть, дело в том, кого я воображаю на месте мужа», – решила Леонора.

Она свернулась калачиком и просто поплыла по волнам своих мыслей. И даже задремала…

Она повзрослела и стала более зрелой. Теперь, когда мечты семнадцатилетней глупышки ушли в прошлое, она научилась ценить другие вещи. Например, радости жизни за городом. Это было бы чудесно – иметь сад и большой дом. Кроме того, она обладает большим запасом здравого смысла организаторскими способностями – и могла бы многое делать для жителей графства… Это был бы ее круг, ее жизнь, для которой она предназначена. И можно было бы вырваться наконец из дядиного дома, где ей душно и она чувствует себя словно в ловушке…

Глаза Леоноры распахнулась. Как такая мысль могла прийти ей в голову? Но, допустив подобное, она вынуждена была признаться самой себе, что это правда.

Девушка смотрела, как солнечные зайчики танцуют на потолке, слышала звуки просыпающегося дома и все думала, думала.

Вот, значит, как. Девичьи мечты не рассеялись и не затерялись в прошлом. Они лишь видоизменились, чтобы стать привлекательными для нее – взрослой женщины. И если на минутку перестать бояться, то она вполне может вообразить себя женой Тристана. Хозяйкой его дома. Графиней. Его опорой и помощницей.

И еще – она будет его единственной. Воспоминаниe об этих словах, сорвавшихся с губ мужчины так неожиданно, как бывает, когда, не думая, вдруг говоришь правду. Единственная… это так сладко, так заманчиво. Лишь она может дать все, в чем нуждается этот сильный и красивый человек. И дело здесь не только в физическом влечении. Что-то еще росло между ними: новое и очень важное чувство; Его нельзя было назвать или разглядеть и разложить на составляющие, но оно здесь, рядом. Словно краем глаза она видела какое-то движение.

И это чувство – так странно – было одно на двоих. Его нельзя пережить в одиночку – только разделить с Тристаном. Ярче всего оно проявлялось, когда они занимались любовью, потому что ни он, ни она не думали об условностях и что-то теплое и яркое соединяло их. А потом, когда любовный жар спадал, оставляя лишь прерывистое дыхание и саднящие губы, это чувство все же оставалось – эфемерным облачком, но оно всегда было рядом.

Тристан доверился ей. А она? Сможет ли она честно ответить на его вопрос, почему она никогда понастоящему не хотела выйти замуж?

Леонора вздохнула. Причины таились слишком глубоко, они стали частью ее мироощущения, а потому не было даже надобности называть их и облекать в слова. Она жила с этим, сколько помнила себя – потому бегство Уортона стало скорее облегчением, чем трагедией. Теперь ей придется собраться с силами и заглянуть в себя, найти слова и ответить хотя бы себе: что она чувствует и почему?

Тристан взял ее за руку и привел в какой-то новый мир. Они стоят на пороге как дети, а за дверью – чудо. Но сможет ли она переступить эту границу? Откроется ли для нее дверь в новый, счастливый мир, где они будут вдвоем?

Влечение между ними не ослабнет и не пропадет – Тристан прав. Оно лишь растет с каждым днем, с каждой встречей. И она просто должна разобраться в себе, чтобы решить, как же теперь быть со всем этим.

Леонора нахмурилась. Откинула простыни и решительно выбралась из теплой постели. Ее ждали дом и куча забот.

Никто не пересматривает свою жизнь, самые ее основы, за несколько минут. Этот сложный и трудный процесс требует внимания и спокойного размышления. Но дни шли, наполненные суетой и домашними хлопотами, Леонора действительно не могла найти время, чтобы просто посидеть в тишине и подумать.

Поиски Маунтфорда пока не давали результатов, и это, в свою очередь, накладывало отпечаток на их отношения. Тристан волновался за нее, его желание защитить все больше походило на стремление собственника оградить принадлежащую ему ценность от посягательств. Он старался скрыть это, но Леонора поняла его. И может быть, даже приняла это как должное.

Февраль наконец-то сменился мартом, и в еще блеклых зимних красках появился намек на расцвет – скоро весна, представители высшего общества возвращались в город, хотя официальное открытие сезона еще не наступило. Балы и прочие увеселительные мероприятия, зимой довольно малолюдные и неформальные, обретали все больший размах и следовали буквально один за другим.

Леонора, Милдред и Герти, приглашенные на большой прием к леди Хаммонд, приехали, как всегда, не поздно и не рано. И теперь медленно поднимались по парадной лестнице вместе с полусотней вовремя прибывших гостей, чтобы засвидетельствовать свое почтение хозяйке. Это мероприятие можно было считать неофициальным началом весны, и Леонора представить себе не могла, что ожидается столько народу.

– Дорогая, я же говорила тебе, не стоит приезжать так рано, – капризно сказала дама, стоящая на несколько ступенек ниже, своей подруге.

– Позже только хуже, поверь мне. Сегодня здесь будут все… ну, почти все. По крайней мере все семьи, имеющие дочерей на выданье, уже вернулись в город. Так мало подходящих мужчин осталось после этой ужасной войны. Это просто преступно…

Ах вот в чем дело, поняла Леонора, слишком много девушек на выданье и мало холостяков.

Наконец тетушки смогли обменяться приветствиями с хозяйкой. Леонора сделала реверанс, сказала несколько милых слов по поводу несомненного успеха, который имеет бал, и они прошли в зал. Девушка проводила тетушек к диванам, где уже располагались многочисленные пожилые дамы и матроны. Выслушав несколько сомнительных комплиментов, она смогла отступить и смешаться с толпой.

Тристан не появился, пока они поднимались по лестнице. И теперь пройдет некоторое время, пока он тоже отстоит эту очередь и появится в зале, подумала Леонора.

Толпа гостей оказалась плотной, и в ней мелькало множество знакомых лиц. Обычно она скользила мимо, кивая и улыбаясь в знак приветствия, но сегодня это было невозможно. Приходилось останавливаться, обмениваться приветствиями и новостями, расспрашивать – словом, вести обычные светские разговоры. У Леоноры был талант: она умела слушать и поддерживать беседу практически на любую тему. Иногда, несмотря на заинтересованный вид и приветливую улыбку, это было ужасно скучно. Но сегодня у всех было великое множество свежих новостей, люди были оживлены и приветливы, так что девушка с удовольствием переходила от одной группы знакомых к другой. Бегло отметив, что вызывает интерес у многих джентльменов, и решив, что, как только они прослышат про лорда Трентема, разом предпочтут не замечать ее, Леонора улыбнулась. Ни к чему дразнить волков. Вернее, ее собственного волка.

– Леонора!

Девушка обернулась и радостно улыбнулась Крисси Уэйнрайт – пышной, пожалуй даже полноватой, блондинке. Девушки стали выходить в свет в один и тот же год, но Крисси быстро присмотрела себе лорда, выскочила за него замуж и надолго, пропала в омуте семейной жизни.

– Ох! – Добравшись наконец до подруги, Крисси от крыла веер и принялась быстро обмахивать разгоряченное личико. – Это просто сумасшедший дом! Подумать только, а я-то думала, что приеду в город раньше всех и буду самая умная.

– Похоже, в этом году всем пришла в голову та же мысль.

Девушки соприкоснулись щечками, изображая нежный поцелуй, и Крисси продолжала щебетать:

– Мама так рассчитывала опередить другие семьи и с толком использовать этот месяц. Ей нужно выдать замуж мою младшую сестру. И мамочка возлагает огромные надежды на графа, который должен жениться.

– Граф, который должен жениться? – с недоумением повторила Леонора.

Крисси придвинулась ближе и понизила голос: – Говорят, бедняга получил наследство совсем недавно, но если он не женится к июлю, то все потеряет. В смысле он потеряет деньги, а дома и куча родственников останутся на его попечении и ему решительно не на что будет их содержать.

– Я ничего об этом не слышала, – медленно сказала Леонора, чувствуя, как холодные иголочки впиваются в сердце. – И как же его зовут?

– Должно быть, тебе никто не рассказывал, потому что он тебе все равно не нужен. Ты ведь не собираешься замуж. Честно сказать, дорогая, я всегда считала, что ты со странностями, поскольку так решительно настроена против брака, – подружка нахмурилась, – но теперь… иногда… я думаю, ты права.

Крисси не умела долго грустить, поэтому тень печали быстро покинула ее личико и она бодро продолжала:

– И я пришла сюда с намерением позабыть, что я замужем, и повеселиться, как следует. Возможно, мне следует найти этого графа и посмотреть – если он уже забился в угол, спасаясь от наших гарпий, я смогу предложить ему тихую гавань. Говорят, он удивительно хорош собой. Это так редко встречается, чтобы все сразу: и красота, и богатство, и титул…

– Какой титул? – перебила Леонора, зная, что Крисси будет без умолку болтать очень долго.

– Разве я не сказала? Как же это… Триллингвелл, Треллем… что-то в этом роде.

– Трентем?

– Точно! – Крисси засияла. – Значит, ты слышала?

– Нет. Но я благодарна, что ты просветила меня.

Крисси, растерянно моргая, смотрела на подругу. Потом воскликнула:

– Ах ты, скромница! Значит, ты его знаешь?

– О да, я его знаю, – мрачно ответила Леонора, глядя на знакомую фигуру, пробирающуюся сквозь толпу. «И еще как знаю. Во всех смыслах». – Извини меня, Крисси. Думаю, мы с тобой еще непременно увидимся.

– Подожди! – Крисси схватила Леонору за руку. – Он правда так хорош, как говорят?

– Для его блага было бы лучше не иметь столько достоинств, – ответила Леонора и, вывернувшись из цепких рук, поспешила наперерез графу, «который должен жениться».

Тристан почувствовал неладное в ту же минуту, как только Леонора появилась перед ним. Глаза девушки метали голубые молнии, а пальчик уперся ему в грудь:

– Мне нужно с вами поговорить. Немедленно!

Она шипела как рассерженная кошка.

Трентем быстренько обозрел свою совесть, но не заметил на ней ни одного темного пятна. Поэтому безмятежно спросил:

– Что случилось?

– Я с радостью просвещу вас, но в более спокойной обстановке. Ну же, какой уютный уголок вы присмотрели для нас на сегодняшний вечер?

Единственное место в доме леди Хэммонд, где можно было уединиться – как уверил Тристана его информатор, – небольшая комната для слуг. В эти дни она не используется, там будет темно и тихо.

– К сожалению, в этом доме нет ни одного уголка, где мы могли бы пообщаться без свидетелей, – сказал он. И про себя добавил: «Особенно если одна моя знакомая выйдет из себя. Она и сейчас-то едва сдерживается».

Но Леонора не собиралась сдаваться. Посмотрев на лорда полным холодной ярости взглядом, она заявила:

– Самое время проявить ваши недюжинные таланты. Найдите место, где мы могли бы спокойно поговорить.

Трентем послушно взял девушку под руку (испытав значительное облегчение, когда она не оттолкнула его) и спросил:

– Где ваши тетушки?

– Где-то там. – Леонора махнула рукой.

Трентем устремился в указанном направлении, избегая смотреть по сторонам, чтобы не встретиться с кем-нибудь из знакомых и не оказаться втянутым в светскую беседу. Чуть склонившись к девушке, он негромко сказал:

– Скажите вашим тетушкам, что у вас разыгралась мигрень и вы хотите уехать немедленно. Я предложу отвезти вас.

Заметив лакея, Трентем сделал знак, и слуга поспешил на зоз. Отдав необходимые распоряжения, он двинулся дальше. Взглянув на Леонору, добавил:

– Если вам удастся чуть смягчить выражение лица, вы будете больше похожи на больную. Но не перестарайтесь – нам не нужно, чтобы тетушки вызвались сопровождать вас и лечить.

Это действительно оказалось самым сложным: уговорить Милдред и Герти остаться. Но Леонора твердо стояла на своем, и в конце концов они сдались. Трентем подумал, что согласие вырвано не столько благодаря актерским способностям девушки, столько впечатлению, что, если пойти сейчас против ее желания, она сделает что-нибудь… необдуманное.

Милдред, расстроенная, смотрела на Тристана с беспокойством:

– Вы уверены?

– Мой экипаж ждет, – ответил он спокойно. – Даю вам слово, что отвезу ее прямо домой.

Леонора метнула на мужчину яростный взгляд, но Трентем был сама уверенность и невозмутимость. С видом людей, которые неохотно уступают чужой воле, Милдред и Герти смотрели, как он повел Леонору к выходу. Экипаж ждал. Трентем помог своей спутнице, сел сам, дверца захлопнулась, кучер щелкнул кнутом, и копыта лошадей бодро зацокали по мостовой. Тристан взял девушку за руку и тихо сказал:

– Подождите еще немного. Не стоит посвящать кучера в наши проблемы. Грин-стрит совсем близко.

– Грин-стрит?

– Ну я ведь обещал отвезти вас домой. Вот мы и едем – только это будет мой дом. Где еще мы сможем поговорить без помех?

Леонора не стала спорить. «Так даже лучше, – решила она. – В комнатах будет свет, а я хочу видеть его лицо». Она молчала, с трудом сдерживая кипевшие в душе чувства.

Так они и сидели, глядя каждый в свое окно, пока экипаж катился по темным улицам. Трентем попрежнему держал ее руку и большим пальцем поглаживал ладонь. Девушка несколько раз кидала на него быстрые взгляды, но так и не заметила ничего подозрительного. Должно быть, он делал это чисто автоматически, решила она. Но вместо того что бы успокоить, его прикосновение лишь подлило масла в огонь. Как он смеет быть таким спокойным, уверенным в себе, когда она наконец-то нашла причину всех его поступков – низменный мотив преступления!

Экипаж повернул, не доезжая до Грин-стрит, въехал в узкую улочку, сжатую с двух сторон, высокими заборами, и вскоре остановился.

Тристан вышел и о чем-то быстро переговорил с кучером. Потом подал Леоноре руку и, как только она оказалась на тротуаре, быстро провел в сад через высокие железные ворота. Экипаж поехал прочь, и Леонора с недоумением спросила:

– Где мы?

Он прикрыл за собой створку ворот и кивнул в сторону большого темного дома, смутно видневшегося за кустами.

– Это мой сад. Мы минуем парадный вход, чтобы избежать ненужных объяснений.

– А как же ваш кучер?

– А что кучер?

Она хмыкнула и пошла вперед по тропинке между кустов. Тропинка превратилась в дорожку, достаточно широкую для двоих, и теперь они шагали рядом мимо цветочных клумб, вдоль фасада, пока не дошли до той замечательной гостиной, где ее принимали тетушки Тристана. Французские окна были заперты, и когда Трентем остановился подле одного из них, Леонора посмотрела на него с недоумением. Самоуверенно улыбаясь, он положил ладонь на раму в том месте, где был замок, и как-то очень резко толкнул створки. Они распахнулись почти бесшумно.

– Однако, – пробормотала Леонора.

– Тсс! – Трентем приложил палец к губам, и они вошли во тьму комнаты.

Поднялись по ступеням в коридор и дошли до прихожей, освещенной золотистым светом. Убедившись, что ни дворецкого, ни лакея не видно, Трентем увлек девушку в следующий коридор, который быстро привел их к двери. Тристан распахнул ее и пропустил Леонору в комнату. Потом закрыл дверь и прошел к окну. Прежде чем он задернул тяжелые портьеры, она успела рассмотреть, как таинственно блестит в лунном свете полированная поверхность письменного стола. И тяжелый стул за ним. Вдоль стен выстроились шкафы, тумба с ящичками для картотеки и еще стулья.

Портьеры плавно скользнули на кольцах, и комната погрузилась в полную темноту. Потом появился маленький огонек, осветивший спокойное и сосредоточенное лицо Тристана. Он зажег фитиль лампы и водрузил на место стекло.

Когда комната наполнилась теплым светом, он снял с Леоноры подбитое мехом пальто и указал девушке на кресла у камина. Было видно, что под одним из поленьев еще тлеют угли. Трентем быстро раздул их, и скоро пламя весело пылало, наполняя комнату теплом.

– Я выпью бренди. Вам налить что-нибудь? – спросил он.

Леонора смотрела, как он идет к небольшому буфету резного дерева. Вряд ли здесь, в этой мужской комнате, есть шерри, подумала она и сказала: