Текст книги "Избранница"

Тристан подхватил ее и понес к кровати. И вот они вдвоем на широком ложе. Его мужское самолюбие, та примитивная часть, что жаждала физического обладания, торжествовало: она лежала перед ним обнаженная, жаждущая, предназначенная для него. Терзая ее губы, дразня языком ненасытный рот, он ласкал, совершенные груди, нежную округлость живота. Потом коснулся темных завитков и той мягкой, теплой плоти, что скрывалась под ними. Она охнула, тогда он вновь поцеловал ее, глубоко и долго, а потом отпустил, и теперь их губы лишь нежно соприкасались. Так нужно, чтобы она могла чувствовать и желать. Глаза в глаза, смешивая дыхание, они пойдут дальше. Пальцы его ласкали нежную плоть, дразня, заставляя учащаться дыхание. Грудь Леоноры вздымалась, рот приоткрылся. Палец его скользнул туда, где плоть сжималась и была так горяча… Тело девушки напряглось, она зажмурилась.

– Не прячься, смотри на меня.

Тристан продолжал ласку, давая ей возможность привыкнуть и осознать удовольствие. И с радостью ощутил, как тело ее расслабилось и раскрылось ему навстречу. Он смотрел – счастливый от того, что смог сделать это для нее, – как лицо девушки меняется: губы заалели, потемнели глаза. Дыхание Леоноры участилось, и Тристан почувствовал, как ногти впиваются в кожу. Она ловила ртом воздух, выгнулась и вдруг зашептала:

– Поцелуй меня… Прошу…

– Нет, я хочу смотреть на тебя.

Она судорожно вздохнула, и он прошептал:

– Расслабься и позволь этому случиться…

Ну же, его рука двигалась все быстрее, еще чуть глубже – и она закричала, поймав тот всплеск, что возносит на вершину блаженства. Тристан чувствовал, как сократились ее мышцы, видел дрожь, сотрясающую ее тело, – и был счастлив. И только теперь он поцеловал ее – долго и нежно, чтобы она почувствовала, что он с ней и они вместе. Он с сожалением покинул влажную глубину ее тела и погладил темные завитки и живот, чувствуя, как под его рукой опять напрягаются мышцы.

Надо отодвинуться, чтобы дать ей воздух и возможность прийти в себя. Но она не отпустила его. Руки крепче обвились вокруг шеи. Леонора взглянула в глаза Тристана и прошептала:

– Ты обещал выполнить любое мое желание. – Она провела языком по губам. – Не останавливайся.

– Леонора…

– Нет. Я хочу, чтобы ты был со мной. Не останавливайся.

Она выгнулась, и он задохнулся, чувствуя, как тело ее, влажное, горячее, прижимается к его плоти. Застонав, он подался назад, разорвав кольцо ее рук. Взглянул на ее лицо. Она смотрела на него странно глубокими глазами. Словно озера. Влага вдруг перелилась через темные ресницы, и серебристая капля покатилась по щеке. Слезы.

– Прошу тебя, не уходи, не оставляй меня.

Что-то дрогнуло у него внутри. Он хочет ее так, что голова пылает и мысли путаются. Но как джентльмен он знает, чего делать нельзя – нельзя овладеть девушкой вот так. Или нельзя противиться ее желанию, чтобы ею овладели вот так, прямо здесь и сейчас? Дом был пуст и тих, на улице – ночь. И словно только они двое остались во всем мире на огромной кровати. Она хочет его. Здесь и сейчас. Только это и имеет значение.

– Хорошо.

Он выпрямился и, взявшись за ремень, добавил:

– Помни, что это была твоя идея.

Она улыбнулась медленной улыбкой, глядя на него огромными глазами. Он сбросил остатки одежды, потом подошел к ее вещам, взял платье, встряхнул и вывернул наизнанку юбки. Вернулся к кровати и, приподняв ее бедра, подстелил платье.

Заметил, что бровь ее выгнулась вопросительно, но она промолчала и лишь послушно легла на платье.

Взглянула ему в глаза и без труда прочла его мысли.

– Я не передумаю.

– Так тому и быть.

Глава 9

Леонора была удовлетворена, а потому чувствовала себя комфортно, чего Тристан никак не мог бы сказать о себе. Пустой дом, окружавший их словно темный и теплый кокон, два обнаженных тела в постели и сознание незаконности происходящего натягивали его нервы до предела. О да, она захотела его сама и сказала об этом четко и ясно, и все же, узнай об этом кто-нибудь, в глазах всего общества он был бы виновен.

Но самым тяжким было увидеть себя со стороны и понять, какие темные глубины разбудила в нем эта женщина. Он не был уверен, что она не испугается натиска его страсти, и теперь, вытянувшись рядом с ней, медлил, давая возможность разглядеть ей свое тело и лицо: твердое, почти жестокое в обнаженности желания. Пусть она видит, и если хочет, еще можно отступить.

Но Леонора смотрела на него спокойными голубыми глазами и не собиралась убегать. Тогда он поцеловал ее – властно, как требовательный любовник, которому все позволено, как победитель, готовый вступить в покоренный город. Лица их были совсем близко, глаза смотрели в глаза, и он прочел в ней лишь решимость. Новая волна возбуждения охватывала ее, тело напряглось, требуя ласки, прикосновения.

И Тристан, решившись, отпустил себя на свободу. Теперь это тело принадлежало ему, и он позволил страсти, которая жгла изнутри и туманила голову, двигать его руками, управлять его губами. Леонора позволила ему, и он касался ее тела так, что думать об этом было просто невозможно, осталось лишь ощущать, гореть единым огнем и сливаться в одно целое, с восторгом чувствуя себя живой, страстной и желанной.

Вскоре она почти плакала – казалось, еще чуть-чуть, и тело ее разорвется от пустоты, которая странным образом росла внутри. Она извивалась и прижималась к его горячему телу, зная, что только он сможет удовлетворить это желание, погасить пламя, снедавшее ее плоть и душу, ибо вся душа сейчас была здесь, под его губами и руками.

Тогда он навис над ней, раздвинул бедра, и, глядя снизу вверх и принимая его поцелуй, чувствуя силу, она готова была поверить, что это молодой бог, облекшийся в плоть и кровь, – настолько он был прекрасен и силен.

Тристан закинул ее ногу себе на бедро и, опустив одну руку, принялся ласкать лежащее под ним тело. Она уже была в нетерпении, и вот теперь его пальцы ощущали жар и влагу желания. Опершись на локти, он подался назад и стал медленно входить в нее. Леонора задохнулась – слишком твердый, слишком горячий и большой, намного больше, чем она ожидала. Давление усилилось, он входил, и одновременно губы его раскрывали ей рот, проникая внутрь, желая овладеть всем, что теперь принадлежало ему. Напрягшись, она пыталась избежать его поцелуя, отвернуться.

Но он не позволил. Слишком большой, слишком сильный, он держал крепко и медленно наполнял ее, свою женщину. Тело Леоноры выгибалось в инстинктивной попытке ослабить давление, но все было тщетно, и за секунду до того, как ей стало казаться, что это невозможно, что он слишком велик, преграда исчезла – и он вошел. Теперь она чувствовала его внутри и с изумлением понимала, что тело ее действует само по себе – что-то сжималось, какие-то мышцы расслабились… И оказалось, что она приняла его – всего, так, словно создана была для этого.

– Ты как? – Голос прозвучал хрипло. Она приподняла ресницы и увидела его глаза совсем близко. Как? Как она себя чувствует? Леонора попыталась почувствовать себя – распростертую под ним, беззащитную, – ощутила тяжесть его тела и нежность своей кожи – и то, что пульсировало внутри ее, – и кивнула. Она знала, что это лишь начало, и вдруг поняла, что ждет продолжения с нетерпением, от которого готова стонать. Тогда она потянулась к его губам, лаская, требуя. И он задохнулся, принимая ее поцелуй. Тело его вновь ожило.

Он двигался очень медленно. Но вскоре этого оказалось недостаточно. Тело женщины отвечало ему, и Тристан понял, что теперь они единое целое. И они вместе прошли дорогой страсти, делая все новые открытия, узнавая и удивляясь. Леонора и представить себе не могла, что возможна подобная близость, столь тесное слияние. Оказалось, что рядом с обычным миром существовал еще один – только раньше ей был заказан вход в него. В этом мире все мысли и чувства были для двоих. Здесь были горячие, покрытые испариной тела. И новые дороги уводили ее все глубже в страну страсти, заставляя удивляться и жить чувствами и ощущениями. Тристан больше не разговаривал с ней, но Леонора время от времени встречала его взгляд, и от того, что он берег ее, даже теперь, когда все вокруг смешивалось и теряло привычный смысл, от этой заботы сердце ее наполнялось нежностью.

Теперь она смогла уловить тот девятый вал, который надвигался на них, и поняла, что сейчас мужчина уйдет, покинет ее тело – чтобы семя его не пролилось в ней. И тогда она обвила его ногами, и ногти вонзились в спину. Тристан застонал, чувствуя, что она не отпускает его, с трудом открыл глаза и встретил ясный взгляд голубых очей. Таково ее желание. Так тому и быть – последнее движение, глубже, сильнее, и он достиг пика. Леонора улыбалась. Она приняла его – всего-всего, – и это добавило силы и сладости той волне, которая уносила и ее тоже.

Тристан пытался осознать происшедшее. Он занимался с ней любовью и даже не смог оторваться, чтобы семя его пролилось мимо женщины. Его женщины. Какой-то момент ему казалось, что он умрет сейчас – никогда еще ощущения не были такими яркими и всепоглощающими. У него едва хватило сил перевалиться на бок, чтобы освободить ее от своего веса. Леонора лежала в полусне, совсем рядом, все еще принадлежащая ему. Он потянул покрывало – в комнате становится прохладно, и она может замерзнуть.

За окнами было совсем темно, но чувство времени, которое никогда не изменяло ему, свидетельствовало, что сейчас не может быть больше шести часов. Домашние не хватятся ее еще некоторое время. А значит, надо подумать о том, что будет дальше. Многолетний опыт подсказывал, что дальше можно двигаться только после того, как хорошенько уяснишь, где был раньше и где оказался в настоящий момент.

И тут Тристан почувствовал, что не уверен в том, что хорошо понимает, как все случилось. И почему все случилось именно так.

Началось с того, что на Леонору напали, он подоспел вовремя, чтобы спасти ее, и потом они пришли сюда. До этого момента все было нормально. Но она захотела отблагодарить его, а он не стал возражать. И тогда все запуталось. Сначала он думал о том, что ласки и поцелуи отвлекут девушку от мыслей о пережитой опасности, но… но оказалось, что опасность здесь ни при чем, а ему просто очень нужна эта женщина и он никак не может ее отпустить.

Оказалось, что внутри выдержанного и привыкшего контролировать свои эмоции бывшего тайного агента, а ныне графа и безупречного джентльмена, где-то под внешним лоском все это время скрывался собственник, дикарь, который, заполучив в свои объятия женщину, просто не пожелал с ней расстаться.

И тогда это случилось. Он посмотрел на темноволосую головку и нежное плечо. То, что мисс Карлинг решила выразить свою благодарность столь приятным способом, привело к осложнениям. И теперь все его стратегические и тактические планы летели к черту. Потому что из нынешней ситуации выход существует только один.

И как джентльмен…

«Пожалуйста, не покидай меня…» – шептала она, и слезы текли из ее прекрасных глаз. И он ни о чем не жалеет. Просто все свершилось немного раньше и не в том месте, но все равно – разве можно сожалеть о чем-либо, изведав счастье. И джентльменство тут ни при чем. И плевать он хотел на общество. Просто эта женщина принадлежит ему. Вот что движет его решимостью. И он будет беречь и защищать свою женщину – пока смерть не разлучит их.

Леонора очнулась от полудремы. Ей было необыкновенно тепло и хорошо. Она потянулась, открыла глаза – и мгновенно поняла, где находится источник этого тепла. И почему тепло не только снаружи, но и внутри… Щеки мгновенно вспыхнули румянцем, она извернулась и посмотрела назад. Тристан глядел на нее без улыбки.

– Лежите спокойно. Тело может немного саднить, это пройдет. Просто полежите, расслабьтесь и дайте мне подумать.

Он протянул руку под покрывалом и притянул ее поближе, устраивая поудобнее. Леонора закрыла глаза. Полежать и расслабиться. Там, под покрывалом, они были совершенно нагие. Она чувствовала ладонью завитки волос на его груди. И он все еще был внутри. Она его чувствовала.

Она, конечно, знала, что мужчины гораздо менее женщин чувствительны к наготе и всему такому. Но все же это как-то…

«Нет-нет, – сказала себе Леонора. – Сейчас я не буду думать об этом и о том, что произошло. Иначе это займет много времени и… и много эмоций, А к обеду должны приехать тетушки». Она взглянула на Тристана – он хмурился.

– О чем вы думаете?

– Я думаю, где бы найти епископа.

– Епископа?

– Ну да. У вас нет, случайно, знакомого епископа?

– Но зачем вам епископ?

– Нам понадобится специальное разрешение, и быстро…

Леонора уперлась руками ему в грудь и резко отодвинулась. Теперь он видел ее встревоженное личико и широко распахнутые глаза.

– Зачем вам понадобилось специальное разрешение?

Тристан задумчиво смотрел на нее.

– Вот уж не ожидал, что вы так рассердитесь.

Леонора отодвинулась еще дальше, потом умудрилась сесть, не вылезая из-под покрывала.

– Прекратите дразнить меня. – Она оглянулась. – Где мое платье?

– Я вас не дразню.

Тон Трентема заставил Леонору быстро перевести взгляд на его лицо. На нем было уже знакомое выражение – без улыбки, очень сосредоточенное, с тяжелым взглядом ореховых глаз. Сердце ее заколотилось.

– Это… не смешно.

– Я тоже так думаю.

Ах вот как… Она начала приходить в себя. Ну конечно – «как джентльмен…».

– Я не жду от вас предложения выйти замуж.

Он вопросительно и чуть насмешливо приподнял брови. Леонора вдохнула поглубже и быстро сказала:

– Мне двадцать шесть. Это слишком много, чтобы выходить замуж. И вы не должны чувствовать себя обязанным делать мне предложение из-за того, что случилось… – Она помахала рукой над кроватью. – Не надо представлять дело так, словно вы соблазнили меня и теперь обязаны что-то предпринять.

– Насколько я помню, это вы меня соблазнили.

Она вспыхнула до корней волос.

– Так и было. Поэтому нам совершенно не нужен епископ.

Леонора решила, что пришло время одеваться. Она углядела сорочку на полу рядом с кроватью и повернулась, собираясь выскользнуть из-под покрывала.

Его пальцы сомкнулись вокруг ее хрупкого запястья словно стальной браслет. Он даже не соизволил пошевелиться – оба понимали, что освободиться без его позволения она не сможет.

Леонора медленно села обратно. Тристан лежал на спине и смотрел в потолок. Она не видела выражения его глаз, и это как-то беспокоило.

– Давайте все выясним.

Голос звучал ровно, но что-то в нем было такое… У нее вдруг мурашки побежали по спине.

– Что мы имеем? Вам двадцать шесть лет, и вы девственница, пардон – бывшая девственница. У вас нет никаких обязательств или привязанностей. Я правильно понял?

– Да. – Леонора могла бы ответить что-нибудь резкое и колкое, но что толку – он сейчас совершенно неуязвим для стрел юмора и сарказма.

– Кроме того, если я правильно понял, вы вполне со знательно пошли на то, чтобы соблазнить меня?

Она сжала губы, помедлила, но потом все же ответила:

– Я не собиралась делать это вот так, сразу.

– Но коль уж так все сложилось, то вы решили… совершенно сознательно… использовать меня для… чего? Чтобы я просветил вас?

Тристан повернулся и взглянул девушке в лицо. Смотрел, как краска заливает нежные щеки. Но она гордо выпрямилась и кивнула:

– Именно так.

– Ага. – Он опять уставился в, потолок. – А теперь, получив желаемое, вы собираетесь сделать реверанс и сказать: «Спасибо, Тристан, это все, что я хотела. И давайте сделаем вид, что ничего не произошло».

– Я предполагала, что каждый пойдет своим путем… в дальнейшем, – холодно сказала Леонора. Не признаваться же, что, обдумывая средства достижения цели, она как-то упустила из виду, что потом будет некое «дальше». Теперь надо держаться увереннее. – То, что случилось сегодня, не будет иметь никаких последствий. А значит, и предпринимать ничего не требуется.

Уголки его губ приподнялись, но что-то мешало поверить, что это доброжелательная улыбка.

– Должен огорчить – вы ошиблись в своих расчетах.

Тон был пренеприятный, и Леоноре очень не хотелось ни о чем его спрашивать. Но Трентем просто замолчал – что оставалось делать?

– Каким же образом?

– Возможно, вы не ожидали и не желали, что я попрошу вас сочетаться со мной законным браком. Но поскольку вы меня соблазнили и я теперь ваша жертва, я требую, чтобы вы согласились на брак.

Он повернулся и уставился на нее. Приоткрыв рот, Леонора смотрела в его глаза и понимала, что он серьезен – совершенно серьезен!

– Это… это неразумно! Вы не хотите на мне жениться – это невозможно! Вы просто создаете трудности – себе и мне!

Она вывернула кисть, вырываясь. И обидно было сознавать, что руку она высвободила только потому, что он позволил. Леонора торопливо выбралась из кровати. Страх, гнев и раздражение переполняли ее душу. Где же эта чертова рубашка?

Тристан сел и смотрел на нее: на предплечьях ясно виднелись синяки. Ему стало нехорошо при мысли о своей несдержанности, но он вспомнил о нападении и перевел дух: это сделал Маунтфорд.

Но когда она нагнулась за рубашкой, оказалось, что он тоже оставил следы на нежной коже – на бедрах и на груди виднелись следы страстных поцелуев и объятий, – правда, это не были такие ужасные синяки, как на руках, и все же Тристану было жаль ее и неловко и он тихонько выругался. Она быстро оправила рубашку и спросила:

– Что?

– Ничего.

Он тоже встал и начал одеваться.

Тристан поднял с кровати ее платье. На юбке осталось лишь небольшое красное пятно. Он вдруг почувствовал, что со дна души поднимается нечто – темное, первобытное чувство. Стараясь вернуть самообладание, он старательно встряхнул и расправил смятое платье и отдал его Леоноре. Она высокомерно кивнула. Тристан застегнул рубашку, затем жилет, повязал галстук. Леонора возилась с платьем, и он сообразил, что она не умеет одеваться без помощи горничной.

– Позвольте мне.

Он ловко затянул шнуровку на спине, но прежде чем отпустить ее, притянул к себе за кончики шнурка и прошептал в ухо:

– Я принял решение. Я собираюсь жениться на вас.

Девушка выпрямилась, глядя перед собой, медленно повернулась, приняла из его рук плащ и очень уверенно и спокойно ответила:

– Я тоже приняла решение. Я не выйду за вас замуж. Я никогда и не собиралась выходить замуж.

Они спорили, спускаясь по лестнице, яростно шипели друг на друга, пока шли к парадной двери (чтобы Биггс не услышал), и опять ругались в полный голос в саду.

Трентем так и не смог поколебать ее решимость сохранить свое одиночество. И что самое главное – он никак не мог понять причин ее отказа. Ну почему двадцатишестилетняя девица, которую он только что приобщил к тайнам и радостям плотских утех – и ей понравилось, в этом сомнений не было, да она и не отрицала, – так вот, почему эта самая бывшая девица отказывается выйти за него замуж, если он молод, хорош собой, джентльмен, граф и владелец домов и приличного состояния? Раздосадованный, он пригрозил, что отправится прямиком к ее дяде и попросит ее руки. И если потребуется – расскажет, что они уже были близки.

Тут она остановилась, посмотрела на него – с неподдельным ужасом – и прошептала:

– Вы клялись, что все останется между нами.

И он отступил и, удивляясь сам себе, заверил, что никогда ничего подобного не сделает. Вот так – пойман на собственных словах. Хуже – против него использовали его же порядочность. Что может быть глупее и обиднее!

Позже вечером Тристан сидел в своей библиотеке – у камина, с бокалом хорошего бренди – и все пытался найти какой-то выход и разработать очередной стратегический план. Сначала он вспомнил все, что было между ними: они ведь много разговаривали, но гораздо важнее были мысли и эмоции, которые стояли за их словесными перепалками. Возможно, он не мог понять всего, но кое в чем был уверен, а именно: Леонора искренне полагала, что просто не может заинтересовать такого мужчину, как он, граф Трентем; заинтересовать настолько, чтобы он пожелал жениться на ней.

Теперь нужно было привести в порядок свои мысли. Он пил бренди, смотрел на огонь и через некоторое время решил, что может облечь свои эмоции и чувства в слова. Не важно, что она думает по поводу своей привлекательности. Он, Тристан, хочет получить эту женщину. Она должна жить в его доме и спать в его постели. Это было немножко странно: никогда раньше он не испытывал такой необходимости, таких собственнических наклонностей. Словно какой-то дремучий инстинкт вдруг овладел им. Зато все стало намного проще. Оказалось, что и выбора-то нет. Чтобы жить дальше, он должен на ней жениться – вот и все.

Осталась одна проблема: убедить Леонору выйти за него замуж. Некоторое время Трентем обдумывал этот вопрос, как стратег обдумывает предстоящую кампанию. Потом встал и отправился к старым дамам. Любой стратег знает: информация – ключ к успеху.

Обед с тетушками явился тяжелым испытанием. Во-первых, тетя Милдред, леди Уорсингем, все еще строила матримониальные планы в отношении Леоноры, а предстоящий сезон – время приемов, вечеров и бурной светской жизни – привел ее в боевое расположение духа. Но вообще-то не тетушка была виновата в его дурном настроении и крайней рассеянности. Виноват, само собой, был Трентем.

Прошла ночь, наступил новый день, но перед мысленным взором Леоноры то и дело вставали картины, вгонявшие ее в краску: их тела, единые в ритмичном движении, его лицо – странно откровенное, без маски очаровательного светского льва. Он был весь во власти своих эмоций, она видела и понимала это. И эти его чувства пугали. Восхищали. Завораживали.

Желая, с одной стороны, скрыться ото всех, а с другой – отвлечься от воспоминаний, она принялась разбираться в ящичках бюро. В двенадцать часов раздался звонок в дверь. Леонора слышала, как Кастор пошел открывать, и потом услышала звонкий голос тетушки Милдред: «В маленькой гостиной? Не трудитесь – я прекрасно помню дорогу!»

Девушка быстро закрыла бюро, встала и, обратившись лицом к двери, ждала, удивляясь, что могло сподвигнуть тетушку на повторный визит так быстро.

Костюм Милдред был выдержан в соответствии с последней модой – только черный и белый цвета.

– Дорогая. – Она быстро подошла в Леоноре и взяла ее за руки. – Который раз я нахожу тебя в полном одиночестве, и сердце мое разрывается. Я была бы счастлива, согласись ты составить мне компанию – мне нужно сделать еще несколько визитов, – но ведь ты откажешься, так что я даже просить не буду, зачем понапрасну тратить слова и расстраиваться!

Леонора поцеловала тетушку в надушенную щечку и пробормотала слова благодарности, ожидая продолжения, которое не замедлило последовать:

– Ужасный ребенок! – Тетушка присела на диван, аккуратно расправила юбки. – Я пришла, потому что у меня для тебя чудесный сюрприз! Представь, у меня есть билеты на сегодняшний вечер: новая пьеса с мистером Кином в главной роли! Все билеты раскуплены на недели вперед. Эта пьеса будет событием сезона, подумать только! И тут такая удача, просто подарок судьбы: моя подруга преподнесла мне эти билеты! Надеюсь, ты не откажешься пойти со мной? Герти, конечно, тоже идет, так что я очень на тебя рассчитываю. – Дама посмотрела на Леонору умоляюще. – Дорогая, соглашайся! Ты же знаешь, Герти будет бубнить весь спектакль и испортит мне все удовольствие. А при тебе она будет паинькой.

Герти приходилась Милдред старшей сестрой. Кроме того, она никогда не была замужем. О мужчинах дама имела весьма нелестное мнение и никогда не упускала случая поделиться с сестрой своими мыслями по этому поводу. При Леоноре она сдерживалась, почитая ту еще слишком юной для того, чтобы знать суровую правду жизни.

Леонора колебалась. Каждый поход в театр с тетушкой заканчивался знакомством по меньшей мере с двумя джентльменами, которые, с точки зрения леди Уорсингем, могли рассматриваться как кандидаты в мужья. Но с другой стороны, она увидит новую пьесу и, если повезет, сможет отвлечься от своих мыслей.

Ужасно хотелось посмотреть наконец на знаменитого Эдмунда Кина, о котором столько говорят в свете.

– Хорошо, – кивнула Леонора и, заметив триумфальную улыбку, которую тетушка не смогла скрыть, тут же добавила: – Но я не желаю, чтобы в антракте меня прогуливали в фойе словно племенную кобылу.

Милдред. небрежно махнула рукой:

– Если хочешь, можешь вовсе не покидать ложу, даже во время перерыва. А теперь пообещай, детка, что наденешь свое темно-синее платье! Тебе все равно, а мне будет так приятно!

– Обещаю. – Тетушке невозможно отказать. К тому же Леонора тоже любила это платье. – Но предупреждаю, я непотерплю бездельников, которых вам вздумается пригласить и которые будут нашептывать мне глупости на ушко во время спектакля.

Милдред вздохнула и сказала как-то очень задумчиво:

– Когда я была молоденькой девушкой, то наличие рядом джентльмена, нашептывающего на ушко разные милые глупости, было верхом несбыточных мечтаний.

Она встала и продолжала, уже направляясь к дверям:

– Я еду к леди Генри, а затем к миссис Арбатнот, так что мне пора. – Я заеду за тобой в восемь часов.

Леонора поблагодарила и проводила тетушку до двери. Оставшись в одиночестве, она подумала, что ей, пожалуй, стоит побольше бывать в свете. Еще несколько недель до начала сезона в салонах будет не слишком многолюдно. Это развлечет ее. Поможет отвлечься от мыслей о грехопадении и о предложении выйти замуж. Она совершенно не понимала, почему Трентем так настаивает на этом браке. Он, конечно, необычный человек, но… Надо выйти в свет. Несколько раутов, и она вновь возненавидит мужчин и ее решимость не выходить замуж окрепнет.

Леонора ничего не заподозрила. Карета подъехала к театру, остановилась, лакей кинулся открывать дверцы – все как всегда, немножко суетно, но довольно обычно. А потом она увидела его – и оказалось, что отступить и спрятаться негде. Трентем стоял у кареты и протягивал ей руку.

Позабыв о хороших манерах, она уставилась на него, приоткрыв от изумления рот. Костлявый локоток Милдред ткнул ее в ребра, девушка очнулась, и лицо ее приняло привычное высокомерно-насмешливое выражение. Сзади подъезжали все новые экипажи, на лестнице, ведущей ко входу в храм искусств, собралась толпа: все жаждали увидеть самую популярную пьесу сезона. Леонора вздохнула, с сожалением сознавая, что сейчас не время и не место устраивать сцены, хотя, Бог свидетель, она с удовольствием высказала бы этому типу все, что она думает о его уловках. А потом объяснила бы тетушке, что на сей раз она зашла слишком далеко.

Демонстрируя холодность королевской особы по отношению к неугодному вассалу, Леонора вложила свои пальчики в его теплую ладонь и позволила извлечь себя из кареты. Стояла, разглядывая оживленную толпу, пока он помогал тетушкам. Милдред, вновь вся в черно-белом, быстренько подхватила под руку Герти и поспешила вверх по ступеням.

Тристан молча предложил руку Леоноре. Несколько секунд девушка пристально смотрела ему в лицо, словно силясь прочесть, что скрывается за темными ресницами, в глубине ореховых глаз. К ее удивлению, Трентем не выглядел довольным – она почему-то ожидала, что он будет похож на кота, изловившего мышку. Но глаза его смотрели очень спокойно, даже грустно. Это немного примирило ее с действительностью, и Леонора снизошла до того, чтобы положить кончики пальцев на его рукав, и двинуться в сторону входа.

Пока они пробирались сквозь толпу, Тристан искоса посматривал на свою спутницу. Подбородок ее вздернут выше обычного, что указывало на готовность к боевым действиям, а потому он счел за лучшее пока хранить молчание.

В фойе творилось что-то невероятное – народу толпилось столько, что дамы ни за что не смогли бы пробраться к своим местам. Но Трентем, словно ледокол, шел вперед, ведя за собой Леонору. Тетушки семенили в кильватере.

В коридорах людей было меньше, и они не спеша добрались до дверей ложи, арендованной Тристаном на сегодняшний вечер.

Трентем заговорил, впервые с момента встречи:

– Я слышал, что мистер Кин – лучший актер нашего времени. Эта пьеса позволяет ему проявить все свои таланты. Я надеюсь, вы получите удовольствие от сегодняшнего спектакля.

Бросив на него равнодушный взгляд, она склонила голову. Трентем отдернул портьеры и пропустил дам в ложу.

Леди Уорсингем и ее сестра заняли два кресла из трех в первом ряду, устроились с возможным удобством и принялись щебетать, обсуждая присутствующих в других ложах и первых рядах партера и обмениваясь поклонами со знакомыми и друзьями. В сторону Леоноры они даже не взглянули, что выглядело несколько нарочито. Девушка все еще стояла в глубине ложи, задумчиво глядя на жизнерадостную тетушку. Тристан, поколебавшись, подошел поближе. Она повернула голову и зашипела на него, как рассерженная кошка.

– Как вы это устроили? Я не говорила вам, что она моя тетя!

– У меня свои источники информации.

– А билеты? – Она обвела взглядом театр – наблюдался полный аншлаг.

– Ваши тетушки сказали, что вы никогда не бываете в обществе.

– Никогда – за редким исключением. Сегодня как раз такой исключительный день.

Леонора смотрела на него, нахмурив брови и ожидая продолжения.

– Но вы правы, – вздохнул Тристан. – Я пришел сюда вовсе не для того, чтобы провести вечер среди сливок общества, которое мне безразлично.

– Тогда зачем же вы здесь?

– Чтобы провести этот вечер с вами.

Леонора бросила на него взгляд, полный недоверия, но тут раздался последний звонок, и он провел ее на свободное место в первом ряду. Взял стул и устроился чуть левее и сзади – чтобы удобнее было наблюдать за сценой.

Очень быстро он решил, что спектакль стоил тех безумных денег, что он отдал за билеты. Сначала Леонора, чувствуя на себе его взгляд, была немного скованна, но быстро увлеклась происходящим на сцене и позабыла о мужчине, который смотрел на нее. Эдмунд Кин, несомненно, был великим актером. Девушка смотрела на сцену, и на ее лице отражались все мысли и эмоции: она переживала и радовалась, отбросив на время маску высокомерной насмешливости, которую обычно носила при посторонних.

Тристан любовался тонкими чертами милого лица и мучился тем же вопросом: почему она отказала ему?

И почему утверждает, что вообще никогда не собиралась выходить замуж? Он провел довольно много времени, осторожно расспрашивая ее тетушек, но они не смогли пролить свет на эту загадку. Придется вести бой вслепую. Бой, в котором он должен отвоевать свою женщину… у нее самой.

Когда занавес упал, венчая конец первого акта, Леонора вздохнула и вернулась в реальный мир. Оглянулась на Трентема и, как и ожидала, наткнулась на его упорный взгляд.

– Я хотела бы чего-нибудь освежающего, – холодно сказала она.

Тристан кивнул и встал. Тетушки торопливо собирали свои ридикюли и поправляли шали.