Текст книги "Очерки по словообразованию и формообразованию в детской речи"

2. Отглагольная деривация

Отглагольные дериваты абсолютно преобладают среди детских словообразовательных инноваций, что объясняется прежде всего тем, что связь с действием – наиболее очевидный для ребенка признак явления, который часто оказывается положенным в основу его номинации. Это обнаруживается и при собственно словосочинительстве, и при модификации узуальных слов. Ср. узуальные номинации, связанные с действием, и детские номинации тех же предметов: молоток → колоток (Я же им колочу!); автомобиль → автовозиль; пластилин → вылеплин и т. п. Число отглагольных образований велико еще и потому, что глагол по сравнению с другими частями речи обладает наиболее богатым деривационным потенциалом [Соболева 1970]. Деривационный потенциал глагола исследован в ряде работ [Альтман 1981, 1982, 1983; Морозова 1981, 1984; Яруллина 1980; Грушко 1985; и др.].

От глагола образуются существительные, прилагательные, глаголы, т. е. дериваты глагольно-субстантивного, глагольно-адъективного и глагольно-глагольного классов. Дериваты, относящиеся к первым двум классам, возникают в результате так называемого транспонирующего деривационного шага, дериваты последнего класса – в результате идентифицирующего деривационного шага[128]128
  О разграничении транспонирующих и идентифицирующих деривационных шагов см. [Соболева 1972] при опоре на [Dokulil 1962].


[Закрыть].

Каждый из классов обладает обобщенным (категориальным) словообразовательным значением: дериватам глагольно-адъективного класса свойственно значение 'признак, связанный с действием'; дериваты глагольно-глагольного класса обладают общим значением, которое можно представить как 'действие, являющееся модификацией (пространственной, количественной, временной и пр.) другого действия'; дериваты глагольно-субстантивного класса распадаются на два разряда. Те из них, которые принадлежат к числу синтаксических дериватов[129]129
  Разграничение лексической и синтаксической деривации восходит к Куриловичу [Курилович 1962]. Объем класса синтаксических дериватов не вполне совпадает в работах исследователей (ср., например, концепции Е. С. Кубряковой, В. В. Лопатина, И. С. Улуханова, Е. Л. Гинзбурга, И. Г. Милославского, О. П. Ермаковой). Мы придерживаемся концепции и терминологии, изложенной в [Русская грамматика 1980].


[Закрыть], обозначают опредмеченное действие ('действие, представляемое в качестве субстанции'); другие, относящиеся к разряду лексических дериватов, имеют значение 'предмет, связанный с действием'. Категориальные словообразовательные значения могут быть конкретизированы. Так, например, значение 'предмет, связанный с действием' может быть конкретизировано как 'лицо, совершающее действие', 'орудие, предназначенное для совершения действия' и т. п. Каждое из конкретизируемых значений соотносится с определенным кругом словообразовательных моделей суффиксального, префиксально-суффиксального, постфиксального, префиксального, префиксально-постфиксального и других типов.

Можно, очевидно, утверждать, опираясь на исследования, разграничивающие языковую семантику и смысл, что «рисовать» и «рисование», «грабить» и «грабеж» и т. п. совпадают на уровне смысла, так как предполагают тождество денотата, но существенным образом различаются в плане языковой семантики, ибо «…уже само опредмечивание свойств и процессов, процессуализация признаков и предметов, атрибутивация предметов и действий представляет собой сложные процессы семантического переосмысления исходной единицы и редистрибуции ее семантических признаков» [Кубрякова 1978: 4]. Если производящие глаголы обозначают действие как процессуальный признак того или иного предмета (что обусловливает возможность их использования в роли предикатов), то производные существительные – синтаксические дериваты служат для обозначения действий, интерпретируемых языком как независимая субстанция (что определяет возможность изменения их синтаксических функций – использование их в роли подлежащих и дополнений). Наличие в языке отглагольного субстантива обеспечивает возможность номинализации процесса, требующейся в ряде случаев для его повторной номинации в тексте: «Она смеялась. Ее смех был беззаботным».

Все ли глаголы современного языка имеют параллели в виде синтаксических дериватов? Хотя системой языка и предполагается такая возможность[130]130
  «Существительное со значением отвлеченного действия в принципе может быть синтезировано от любого глагола» [Милославский 1980: 165].


[Закрыть], на уровне языковой нормы имеется ряд запретов, ограничивающих действие системных потенций. Во многих случаях тот или иной синтаксический дериват может по форме соотноситься с одним из глаголов, а по смыслу – с двумя или более, что делает избыточным образование синтаксических дериватов от одного из этих глаголов. В русском языке, как правило, членам видовой оппозиции соответствует один общий синтаксический дериват[131]131
  Любопытно, что славянские языки в этом плане различаются. Так, в польском языке синтаксические дериваты последовательно образуются от каждого из членов видовой пары, см. [Никитевич 1987: 74], а также [Ревзина, Новакова 1987: 183–189]. Это один из ярких примеров, иллюстрирующих возможные расхождения в родственных языках на уровне языковой нормы при их чрезвычайной близости на уровне языковой системы.


[Закрыть], хотя по форме он восходит к одному из ее членов: например вязать/связать → вязка; строить/построить → строительство. Ср. «Строительство школы продолжается», т. е. продолжают строить; «Приняли решение о строительстве в селе школы», т. е. о том, чтобы построить школу[132]132
  Интересна актуализация различий между аспектуальными вариантами синтаксических дериватов, иногда наблюдающаяся в разговорной речи взрослых. Тренер-кинолог, обучающий собак, заявляет: «Мы занимаемся не спасением, а спасанием утопающих», сосредоточивая внимание на процессуальной стороне упражнений, а не на их результате.


[Закрыть].

Синтаксический дериват соотносится не только с видовыми, но и с залоговыми коррелятами[133]133
  Сравнивая попарно следующие конструкции: «Он обменял одну марку на другую. Обмен произошел у меня дома. Мы решили обменяться марками. Обмен состоялся. Мы давно обмениваемся марками. Обмен этот взаимовыгоден», Е. С. Кубрякова замечает: «…В системе языка коррелятом слова „обмен“ является не столько глагол „обменять“, сколько вся система его видозалоговых форм. Все эти аспектуально-залоговые характеристики исходного глагола не столько сняты производным словом, сколько эксплицитно не отражены и „дремлют“ в нем в латентном состоянии» [Кубрякова 1978: 89].


[Закрыть]. В орбиту его действия оказываются втянутыми целые группировки однокоренных глаголов, представляющих собой модификации исходного глагола; например, синтаксический дериват «плач» соотносится по смыслу не только с «плакать», но и с «заплакать», «расплакаться» и т. д.

В современном языке имеется значительное число суффиксов, служащих для образования отглагольных субстантивов – синтаксических дериватов: -НИj-/-ТИj-/-Иj-, -К-, -СТВ-, -Б– и некоторых других. Наиболее широкое распространение имеют первые три суффикса. Как правило, в силу действия принципа языковой экономии для образования синтаксического деривата в нормативном языке избирается один из возможных суффиксов, причем выбор его обычно является непредсказуемым. Ср. «ворчать → ворчание», но «кричать → крик»; «варить → варка», но «грабить → грабеж» и т. д.

Таким образом, можно сказать, что система языка предопределяет возможность номинализации любого действия, существующая норма либо накладывает запрет на образование синтаксического деривата, либо осуществляет выбор одного из путей его образования. При этом выявляется вариативность двух планов: 1) вариативность производящих глаголов (и, прежде всего, при наличии видовой корреляции – возможность выбора одного из членов видовой пары); 2) вариативность используемых словообразовательных моделей. Следует также учитывать возможность вариативности морфов, представляющих одну морфему, а также возможность различных морфонологических преобразований основы. Последнее обстоятельство обусловливает возможность появления словообразовательных модификатов в различных областях, в том числе и в детской речи.

Заметим, что ребенок отнюдь не на ранних стадиях речевого развития начинает употреблять и продуцировать синтаксические дериваты, поскольку в первую очередь овладевает первичными функциями частей речи (каковой для существительного является значение конкретного предмета) и лишь значительно позднее – вторичными функциями, в которых выявляется асимметрия языкового знака.

В данной сфере имеется значительное число абсолютных и относительных лакун, которые могут заполняться детскими окказионализмами.

Особенно часто используется суффикс -НИj-: смеяние: У меня аж кисло во рту от баловства, от смеяния; боление: Надоело мне уже боление да боление; лепление, стуканье: Слышишь стуканье дятла?; кричание, хохотание и т. п. В нашей картотеке зарегистрированы также кашляние, ловление мяча и пр. Любопытны случаи, когда детский дериват образуется не от той из двух возможных глагольных основ, которая использована при образовании нормативного деривата: ср. «пение» и поение: Не хочу слушать ее поение, т. е. то, как она поет. Такие факты помогают вскрыть еще один резерв формальной вариативности – возможность параллельного употребления при отглагольной деривации открытых и закрытых глагольных основ (ср. «пе-ть» и «поj-у»).

Детские синтаксические дериваты с -НИj– часто оказываются семантически эквивалентными по отношению к существующим узуальным дериватам, образованным с помощью синонимичных суффиксов или от соотносительных по семантике производящих глаголов (иногда имеет место и то и другое одновременно). Ср. лепление и «лепка», ловление и «ловля», пропущение и «пропуск», хоронение и «похороны». Необычайно активное использование данного суффикса для создания окказиональных дериватов объясняется, очевидно, морфотактической прозрачностью создаваемых с его помощью производных, а также совпадением места ударения в производящем слове и деривате, обеспечивающем сходство их звукового облика.

Второе место по частоте использования в детских словообразовательных инновациях занимает нулевой суффикс: пахнуть → пах; падать → пад: Прокатились на горке и никакого паду!; ворчать → ворк; скулить → скуль; поднимать → подним: Мы сегодня делали балерические поднимы ноги. Следует заметить, что синтаксические дериваты двух указанных выше типов отчасти различаются своими аспектуальными характеристиками. Если синтаксические дериваты с суффиксом -НИj– чаще всего используются детьми для передачи процессов (что обнаруживается в возможности соответствующих трансформаций), то синтаксические дериваты с нулевым суффиксом чаще употребляются для обозначения конкретных фактов, что также выявляется в трансформациях: Из-за поссора к ней не пойду (из-за того, что поссорились); характерно сочетание с числительным «один», подчеркивающее конкретно-фактическое значение: Еще один робкий царап в дверь. Это один из многочисленных случаев, свидетельствующий о том, что в речи детей могут подчеркиваться в некоторых случаях такие тонкие семантические различия, которыми наш «взрослый» язык жертвует ради стремления к экономии.

Распространены конструкции типа «не таким гудом гудит», «другим пахом пахнет», являющиеся аналогами наших узаконенных оборотов типа «смеяться звонким смехом», «любить отеческой любовью» и т. п.

Третье место по частоте использования в детском словотворчестве у суффикса -К-: лежка, забежка, держка, шарка, ческа, пилька и т. п. В большинстве случаев отчетливо выявляется общефактическое аспектуальное значение, что подтверждает высказанную выше мысль о наличии некоторой семантической специализации каждой из данных словообразовательных моделей. Те тенденции к семантическому разграничению, которые в нормативном языке только намечены, могут с большей отчетливостью выявляться в детских новообразованиях[134]134
  Можно, очевидно, полагать, что тенденция к языковой экономии, проявляющаяся в устранении избыточности, действует в нормативном языке, перехлестывая установленные границы, т. е. вариативность снимается даже там, где она является семантически оправданной. При этом осуществляется нейтрализация семантических различий. Детская речь, последовательно реализуя возможности, предоставляемые системой, оказывается более чутким прибором, фиксирующим наличие семантических расхождений. И здесь речь может идти о выявлении в детской речи того, что дремлет в латентном состоянии в нормативном языке.


[Закрыть]: Я его обучаю после лежки стоять (о собаке); Ты забыла про кваску капусты?; А кукла может стоять без держки?; Для чего тебе пистолет? – Для стрилки! (т. е. для того, чтобы стрелять).

Реже для образования синтаксических дериватов используются другие словообразовательные модели: с суффиксом -Б-/-ОБ-: нырьба: Тут такая нырьба у нас началась!; кольба: В боку опять кольба; хвальба, лечёба (очевидно, не без воздействия пары «учить → учёба»): После лечёбы можно будет почитать?

Встречаются случаи использования суффикса -СТВ-: кланяться → кланство: Почему актеры уходят без кланства?; болтовство: Мама, иди ко мне, а то все болтовством занимаешься.

К настоящему времени является общепризнанным положение о том, что набор лексических дериватов, возможных для глагола, целиком определяется его содержательней валентностью, выявляемой в наборе актантов. Впервые это было обнаружено и описано Е. Л. Гинзбургом и получило дальнейшее развитие и обоснование в работах [Морозова 1981, 1984; Яруллина 1980; Земская 1992 и др.]. Система глагольных актантов наиболее подробно была разработана Ю. Д. Апресяном, выделившим ряд их разновидностей: субъект, прямой объект, результат, орудие, средство, побочный результат, цель, место действия [Апресян 1974]. Данная классификация (применительно к целям словообразовательного анализа) была дополнена Т. О. Морозовой, которая ввела понятия векторной валентности, валентности степени интенсивности, валентности меры выполнения действия [Морозова 1984]. Как убедительно показал Ю. Д. Апресян, актантные валентности глагола обусловливают возможности не только словообразовательной, но и внутрисловной семантической деривации, лежат в основе регулярных метонимических переносов.

Ясно, что не все глагольные валентности оказываются реализованными в производных словах и значениях на уровне языковой нормы, но очевидно также и то, что не может получить словесного выражения путем слово– или семообразования ни одно значение, которое не было бы предусмотрено валентностью производящего глагола.

Существительные – лексические дериваты образуются путем суффиксации, а также префиксально-суффиксальным способом[135]135
  Префиксально-суффиксальные отглагольные дериваты нами не рассматриваются, так как встречаются в детской речи крайне редко. Зарегистрированные нами инновации, например обпитки, представляют собой образования по конкретному образцу (Остались объедки и обпитки). Что касается широко распространенных образований с НЕ– (например, непонимаха, нехочуха, нехотение и т. п.), то они трактуются нами как суффиксальные дериваты от «не понимать», «не хотеть» и т. п. Обычно в случаях подобного рода видят пример префиксально-суффиксального образования (см. [Русская грамматика 1980: 237]). Думается, однако, что в качестве производящей базы здесь выступает глагол, включающий в свой состав префикс НЕ– (на это указывает семантическая структура производного — незналка – 'тот/та, кто не знает'). Консервативность орфографии, узаконившей раздельное написание НЕ с глаголами, мешает увидеть осуществившийся во многих случаях переход НЕ в приставку. Аналогичным образом мы рассуждаем и при анализе дериватов с другими формантами: непониматель считаем образованным от «не понимать», неразрешательный – от «не разрешать» и т. п.


[Закрыть].

Используются суффиксы -ТЕЛЬ, -НИК, -ЩИК/-ЧИК, -ЛЬЩИК-, -ЛЬНИК, -ЕЦ, -ЛЕЦ, -УН, -АЧ-, -ЛК- и ряд других. Как правило, каждый из суффиксов связан с несколькими словообразовательными категориями. Так, например, суффикс -ТЕЛЬ может использоваться в нормативном языке для номинации субъекта (покупатель), орудия (распылитель), средства (проявитель), места (вытрезвитель) действия, названного производящим глаголом. Имеются суффиксы, употребляющиеся в одной функции, например суффикс -ЛЬЩИК, использующийся в нормативном языке лишь для наименования субъекта действия.

Существительные со значением субъекта действия

Такие дериваты возможны от всех глаголов, которые являются агентными, т. е. обозначают действие, имеющее активного производителя. Отсутствие отглагольных дериватов с данным значением от таких слов, как светать, знобить, морозить и т. п., объясняется запретом, существующим на уровне языковой системы; следовательно, они не могут возникнуть даже окказионально.

В исследованиях дериватологов выявлена значимость модальных характеристик действия, сохраняющихся в производных субстантивах [Гинзбург 1979; Максапетян 1986]. Разграничиваются существительные со значением субъекта актуального, единичного, конкретного действия; субъекта, склонного к выполнению действия (крикун, лжец), – это значение обычно совмещается со значением характеристики субъекта по выполняемому действию; субъекта, профессионально выполняющего то или иное действие (фрезеровщик, учитель). Первая разновидность агентивных существительных для русского языка не является характерной, ср. распространенность дериватов с данным значением в других языках, например в английском. Так, слово «singer» употребляется не только в профессиональном значении, но и в значении 'тот, кто поет в данный момент'. Условие возникновения отглагольного деривата для русского языка – неоднократное повторение действия субъектом, превращающееся в его свойство или определяющее его профессию. Человек, читающий объявление на столбе, не может быть назван читателем, а тот, кто напевает песню, – певцом. Что касается детских словообразовательных окказионализмов, то они часто бывают созданы именно для номинации конкретных, единичных явлений: Гулять собираешься? – говорит четырехлетняя девочка собаке. – Собираха какая; Смотри — вылезатель из окна вылезает! Очевидно, в этом случае можно видеть проявление семантической сверхгенерализации, осуществляющейся на глубинном уровне системы. Характерно, что аналогичное явление отмечают и исследователи разговорной речи[136]136
  «Специфическая особенность РР состоит в том, что в ней свободно образуются наименования лиц по действию, актуальному для данного акта общения, но которое не является ни типической характеристикой, ни профессиональным занятием лица» [Земская, Китайгородская, Ширяев 1981: 94].


[Закрыть].

Рассмотрим основные словообразовательные модели, используемые в речевой деятельности ребенка для образования существительных с агентивным значением.

-ТЕЛЬ (женск. -ТЕЛЬНИЦ-(А)[137]137
  Мы рассматриваем здесь и дальше параллельно агентивные существительные, обозначающие лиц мужского и женского пола. Их можно трак товать как результат двухшаговой деривации (учить – учитель – учительница). Нас в данном случае интересует первый шаг, выявляющий возможности производящего глагола.


[Закрыть]. Этот суффикс в детской речи дает наибольшее число окказиональных образований, что объясняется, очевидно, в первую очередь тем, что он легко вычленяется из производных основ в силу простоты морфонологической структуры – отсутствия чередований на морфемном шве, наращений и усечений основы и т. п. Зафиксированы многочисленные образования с данным суффиксом: грузитель, подговариватель (о суфлере), водитель (тот, кто водит в игре), смотритель (зритель), соритель, предупреждатель (тот, кто всех предупреждает), чинитель (Какой я чинитель — будильник сам починил!), понижатель (Ты совсем понижатель! – сказано мальчику, который долго не мог понять, о чем ему говорили[138]138
  В данном случае можно видеть отмену лексико-семантического запрета на образование отглагольных дериватов: по наблюдениям Т. С. Морозовой, отглагольные лексические дериваты в нормативном языке образуются от глаголов конкретного физического действия, но не от так называемых интенсиональных глаголов [Морозова 1984]. Глагол «понимать» принадлежит к числу интенсиональных.


[Закрыть]) и, наконец, проигрыватель (о том, кто проигрывает в шашки), развлекатель, звонитель (Ты будешь пожарник-звонитель: о пожаре будешь звонить), сниматель (о фотографе), помогатель, выступатель, носитель (о носильщике), разбиватель (о том, кто разбил строение из кубиков, построенное детьми), отдыхатель (Я не барин, я просто отдыхатель – говорит, развалившись на диване), выключатель и приниматель (о тех, кто выключает из игры и принимает в игру), ломатель и т. п. В нормативном языке агентивные имена на -ТЕЛЬ образуются от глаголов как несовершенного, так и совершенного вида. Вид производящего глагола никак не связан с аспектуальной характеристикой существительного, это относится фактически ко всем отглагольным дериватам[139]139
  «… С семантической точки зрения слово, мотивированное глаголом, одинаково удалено от обоих составляющих эту пару глаголов» [Лопатин 1977: 100].


[Закрыть]. Чаще всего в роли производящего по форме в нормативном языке выступает глагол несовершенного вида; глаголы несовершенного вида преобладают в качестве производящих и в детских окказиональных образованиях (см. все примеры, приведенные выше). В ряде случаев в одном и том же значении употребляются дериваты, формально мотивированные обоими членами видовой пары; такие параллельные образования встречаются иногда в речи одного и

Того же ребенка: защититель и защищатель, объявитель и объявлятель (и в том, и в другом случае речь идет о конферансье), спаситель и спасатель и т. п.

В ряде случаев детское слово и его эквивалент в нормативном языке оказываются разными звеньями одной словообразовательной цепи, образуя так называемый семантический круг: сторож → сторожить → сторожитель, при этом в отглагольном деривате подчеркивается процессуальное начало.

Распространены и параллельные образования со значением женскости, образованные с помощью -ТЕЛЬНИЦ-, например продавательница, помогательница: Продавательница взяла у меня чек; Можно я буду ваша помогательница?

-НИК (женск. -НИЦ-(А). Данный суффикс также активно используется в детской речевой деятельности при образовании отглагольных дериватов со значением лица – субъекта действия: починник (Ботинки надо отдать починнику), советник (кто все всем советует – интересно в данном случае окказиональное «оживление» реальной внутренней формы существующего в нормативном языке слова), уборник (кто все убирает), красник, возник, успокойник (кто всех успокаивает), стрельник (кто стреляет), ездник (о лыжнике), слушник (кто слушается, хорошо себя ведет).

Часто используется суффикс -НИЦ– для наименования лиц женского пола: нападница (та, которая нападает): Мой папа – защитник. Он нас от мамы защищает. А мама — нападница. Только утром глаза откроет и сразу на нас нападает; ловница: Ой, какая я ловница! (поймала бабочку); печатница: Когда вырасту, буду печатницей, ну… это… машинисткой; путаница (кто все путает); сорница (кто сорит).

-ЩИК (женск. -ЩИЦ-(А), -ЧИК (женск. -ЧИЦ-(А). Эти суффиксы используются детьми преимущественно для обозначения профессий: уловщик: Ты будешь рыбой, а я — уловщиком; гримировщик (гример); фотографирщик (фотограф); характерен семантический круг, возникающий в данном случае: фотограф → фотографировать → фотографирщик; стройщик (о строителе); продавщик (продавец). В последнем случае можно видеть и факт заменительного словообразования от наименования лица женского пола «продавщица». Шестилетний мальчик: Папа у нас молодец, находчик (грибы хорошо ищет). Распространены также слова приказчик и приказчица (тот/та, кто любит приказывать): Ты что приказываешь? Приказчица какая!

Очевидно, и в этом случае, как это иногда бывает, восстанавливается утраченная в процессе изменения языка внутренняя форма слова.

Значительной словообразовательной активностью в речи детей отличается суффикс -ЛЬЩИК (женск. -ЛЬЩИЦ-(А): игральщик, плювальщик, победильщик, брильщик (тот, кто бреет), чинильщик, ложильщик, возильщик, мочильщик, сочиняльщик, помогальщик, стругальщик, смотрельщик и т. п. Характерна критика нормативной номинации: Почему говорят носильщик? Надо бы возильщик! – говорит девочка на вокзале, увидев носильщика с тележкой. Не менее распространены женские параллели: помогальщица: Я мамина помогальщица: всю посуду вымыла!; подметальщица, варильщица и т. п. Отмечены случаи снятия грамматического запрета: если в нормативном языке данный суффикс используется исключительно при образовании от переходных или, во всяком случае, обладающих сильным управлением глаголов, то в детской речи встречаются образования от непереходных, не способных к сильному управлению глаголов: Петя – такой улыбальщик! Все улыбается и улыбается; Мы с тобой терпельщики; Что плюешься? Плювальщик какой!

В отмеченной выше деривационной функции используется детьми и суффикс -ЛЬНИК (женск. -ЛЬНИЦ-(А), причем любопытно, что нормативному языку такое использование данного суффикса неизвестно. В соответствии с существующим на уровне нормы правилом этот суффикс применяется для образования отглагольных дериватов, называющих предметы, а не лица (паяльник, купальник и т. п.)[140]140
  Существует всего два исключения из этого правила – дериваты «молчальник» и «висельник», называющие лица [Русская грамматика 1980: 145].


[Закрыть]. В детской речи происходит расширение семантических функций данного форманта, которое можно интерпретировать как проявление семантической сверхгенерализации: починильник (о человеке, который все чинит), копальник (о том, кто копает), поливальник, красильник, спальник (о любящем спать), подметальник, целовальник (кто всех целует). Женские параллели с формантом -ЛЬНИЦ-: резальница: Хорошо работатьрезальницей — резать хлеб в столовой; вязальница, подметальница и т. п.

Суффикс -УН (женск. -УНj-(А) употребляется преимущественно для образования дериватов с четким значением характеристики, оценки лица. В нормативном языке данный суффикс обладает очень низкой эмпирической продуктивностью, что дало основание ряду исследователей зачислить его в разряд непродуктивных. Однако системная продуктивность его весьма высока (хотя на уровне нормы реализуется лишь в единичных случаях). Активность данной модели в детской речевой деятельности является косвенным, но весьма существенным аргументом в пользу ее системной продуктивности. Примеры словообразовательных окказионализмов с данным суффиксом: Ишь, боюны какие!; Какой ты страшный спун; Саша — визгун, визжит все время; Он драчун, а я смеюн (отчетливо ощущается воздействие изоструктурного образования «драчун»); Ты не мужчина, а плакун. Зарегистрированы также терпун (тот, кто терпит), ломун (тот, кто игрушки ломает) и др. Не менее продуктивен этот способ и при образовании наименований лиц женского пола: Вяземская все орет. Такая орунья!; Не умеешь мечтать. Плохая ты мечтунья; пивунья – та, кто любит пить.

Суффикс -ЛК-(А) в нормативном языке для образования номинаций со значением лица практически не используется[141]141
  В «Русской грамматике» указано всего два слова со значением лица – сиделка и гадалка; см. [Русская грамматика 1980: 149].


[Закрыть]. Однако в детской речи он обнаруживает значительную продуктивность при использовании его именно в этой функции. С его помощью возникают существительные, относящиеся к женскому или (чаще) общему роду: Просиха ты, просилка; Ты опять лопатку не принесла? Ну, ты, бабуля, и забывалка!; Я тут главная ходилка. Дериваты имеют, как правило, значение 'тот, кто характеризуется склонностью к выполнению данного действия':Ничего-то ты не знаешь! Ты просто незналка![142]142
  Мы полагаем, что это именно суффиксальное, а не префиксально-суффиксальное образование, поскольку в качестве производящего выступает глагол «не знать».


[Закрыть]

Весьма активен также суффикс -К-(А) (со всеми своими морфами: -УШК-, -АНК-, -УЛЬК-, -ОВК- и др.). С помощью его также образуются дериваты со значением характеристики лица: Ты промахайка: никогда не попадаешь! (во время игры); Мама у нас — роняшка, роняет все…; Ты — разбивашка (тому, кто разбил чашку); Лиза – себе, идя по горке: Какая ты боюшка!; Мы с тобой забывки, забыли зубы почистить; Сережа — забирака — забрал у Веры машину; Молчи, молчи, молчанка! – говорится бабушке, которая пообещала, что не будет с внучкой разговаривать[143]143
  Часто встречающееся в речи детей образованное по данной модели слово «бояка» не может быть рассмотрено в качестве окказионализма: оно скорее всего не производится, а воспроизводится детьми. Распространено оно и за пределами детской речи – в разговорной речи взрослых, где также является воспроизводимой единицей.


[Закрыть]. Зафиксированы также руганка (та, что ругается), карка (о вороне), авка (о собаке); двухступенчатая инновация: ав → авать → авка; колдовка (колдунья) и т. п. Реже встречаются обозначения лиц по профессии: дойка (доярка) – в ответ на вопрос: «Кто ухаживает за коровами?»; пойка (певица). Характерна критика нормативной номинации: Почему – певица? Она ведь не певичит, а поет! Надо бы – пойка! Портниха именуется шиткой; на предложение поесть следует недовольный ответ: Что я, жровка какая-нибудь? Распространены дериваты от глаголов с НЕ-: Ну что ты все не веришь и не веришь! Неверка какая-то!; Я ничего не забуду никогда, потому что я незабудка. Продавщица в магазине именуется продовкой. В последнем случае можно видеть не только прямую суффиксальную деривацию от глагола «продавать» (продавать → продовка), но и деривацию путем мены суффиксов от родового коррелята «продавец». Родовая оппозиция продавец → продовка устроена более «правильным» образом (ср. «комсомолец → комсомолка»), чем существующая в нормативном языке оппозиция «продавец → продавщица»[144]144
  Дети атакуют узуальную оппозицию с двух сторон, стремясь к большей регулярности, заменяют коррелят либо женского рода (продавец → продавица или продавец → продовка), либо мужского рода (продавщик → продавщица). Встречается также оппозиция c заменой обоих членов: продаватель → продавательница.


[Закрыть].

О стремлении детей к логичности деривационных пар свидетельствует следующий разговор: Давай играть: я буду продавец, а ты покупец. – Не покупец, а покупатель. – Ну ладно, давай играть: ты будешь покупатель, а я буду продаватель.

Существительные со значением орудия действия

Значительно число отглагольных дериватов с суффиксом -ТЕЛЬ-. Дети часто конструируют слова, обозначающие внутреннее устройство, предназначенное для совершения какого-либо действия, предполагая, что такое устройство непременно должно существовать. Эквивалентных по смыслу узуальных номинаций может не быть по причине отсутствия самих реалий. Так, после разговора о несчастных случаях на железной дороге последовал вопрос: А где у поезда губитель? В ответ на вопрос: «И как это ты все помнишь?» – последовало: А у меня внутри вспоминатель есть! Пятилетний мальчик, получивший приз за то, что хорошо отгадывал загадки, сообщает: У меня в голове есть такой специальный пониматель. Любопытно, что глаголы «вспоминать», «понимать» принадлежат к числу интенсиональных глаголов, которые в нормативном языке не способны к образованию лексических дериватов. В данном случае происходит отмена лексико-семантического ограничения, ведущая к расширению круга производящих глаголов, языковое правило оказывается сверхгенерализованным.

Услышав разговор взрослых о том, что они собираются купить проигрыватель, ребенок предлагает: Купите лучше выигрыватель! Поводом к образованию окказионального деривата послужила неверная (а возможно, шутливая) интерпретация слова нормативного языка, обусловленная омонимией производящих основ. В детской речи зафиксированы также зажигатель, замыкатель, охранятель и т. п. Детское слово колотель четко указывает на функцию предмета в отличие от нормативной номинации «топор». Детское слово гретель (устройство для нагревания воды в аквариуме) отличается от нормативного эквивалента «нагреватель» тем, что образовано от первичного, а не от вторичного имперфектива. Ср. словообразовательную цепочку греть → нагреть → нагревать → нагреватель в нормативном языке и более простую греть → гретель в речи ребенка.

Продуктивен в «орудийной» функции и суффикс -ЛЬНИК-, а также -ЛЬНИЦ-(А). Так, полотенце именуется вытиральником (четкая номинация с указанием функции), наушники — слушальниками. Многие дети называют утюг гладильником, обозначая этим функцию данного предмета (ср. также распространенное образование по типу народной этимологии: утюг — гладюк). Ручка именуется писальницей. Характерно слово припаяльник, заменяющее нормативную номинацию паяльник: детское слово более точно указывает на функцию данного предмета, подчеркивая значение присоединения, осуществляемого в процессе его использования. При этом снимается запрет, существующий на уровне нормы: в современном языке в качестве производящих в данной модели выступают лишь глаголы несовершенного вида.

Чрезвычайно велико число детских словообразовательных окказионализмов с орудийным значением, в которых используется суффикс -ЛК-(А). Потенциальная запрограммированность существительных с -ЛК– очень высока, они с легкостью возникают и в разговорной речи взрослых [Земская, Китайгородская, Ширяев 1981: 91–98].

Можно, очевидно, считать, что дериваты с -ЛК– обладают чрезвычайно общим «орудийным» значением, но не содержат семантических приращений. Так, например, вытиралка служит обозначением предмета, предназначенного для вытирания, чем и исчерпывается лексическое значение этого слова. Это может быть и ткань, и кусок замши, и специальная щетка (вопрос в аптеке: У вас есть вытиралки для стекол?), и что-нибудь другое. Приведем некоторые примеры из речи детей: Где заводилка от твоей машины?;Нужно сделать специальную чесалку из проволоки (собаку расчесывать); Струйка — резалка! (говорит ребенок, видя, как струйка воды разрезала кусочек сахара); стучалками названы барабанные палочки; чертилкой – ручка, закрывалкой – крышка, поливалкой – лейка, стиралкой – ластик. Ср., например, пару в нормативном языке: лить → лейка – и в детской речи цепочку лить → полить → поливать → поливалка. Дериват, созданный ребенком, более точно отражает функцию предмета: с помощью лейки именно поливают, а не просто льют воду. В другом случае поливалкой названа поливальная машина, в третьем – специальное устройство типа фонтана для поливания газона в парке. Градусник именуется измерялкой, плуг — пахалкой, щипцы для волос — завивалкой; приспособление для того, чтобы молоть кофе, – мололкой (ср. узуальную номинацию «кофемолка», включающую эксплицитное указание на объект) и т. п. Слово слушалка употребляется разными детьми в разных значениях. Один мальчик назвал так телефонную трубку, другой – фонендоскоп (при игре «в больницу»), третий, рисуя фантастический корабль, изобразил специальное устройство «для слушанья» и назвал его этим словом.

Суффикс -Л-(О) в детских словообразовательных окказионализмах используется сравнительно редко. Пятилетний мальчик назвал словом поливало водопроводный шланг, указав таким образом на его функцию. Другой мальчик назвал тормоз тормозилом, продлив словообразовательную цепочку и замкнув семантический круг: тормоз → тормозить → тормозило.

Весьма активен в данной функции суффикс -К-(А). Так, шестилетняя девочка назвала фотографиркой кинокамеру, которой ее собирались снимать: Уберите вашу фотографирку! При ответе на загадку, в которой речь шла о плуге, среди прочих ответов (пахалка, пахальник – оба слова относятся к словообразовательным моделям, рассмотренным выше) было названо и слово пашка. Ветка, которой пятилетний мальчик хлестал воображаемого коня, была названа им хлёсткой, а палка получила наименование ударки.

Существительные со значением места действия

Особенно активен в этой функции формант -ЛК-(А), что отчетливо выявляется и в детском словотворчестве. Так, место для стоянки машин именуется стоялкой: Надо увезти машину на другую стоялку; ср. в нормативном языке «стоянка» – семантический дериват от наименования отвлеченного действия. Телефонная будка именуется звонилкой; ремонтная мастерская — чинилкой: Грузовик весь разбитый. Наверно, поехал на чинилку, где чинят. Во многих случаях значение места совмещается со значением функционального назначения данного предмета.