Текст книги "Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография"

У Диона Цезарь медленно приходит в себя и осознает, что задержка в Египте «не принесла ему ни славы, ни выгоды» [78], но ничего не говорится об обстоятельствах, сопутствовавших речной идиллии. У Цезаря не осталось живых детей. К тому же ни один из трех браков не принес ему сына. А Египет в этом смысле обладал прекрасной репутацией. Как бы в подтверждение легендарной плодовитости своей земли, где круглый год цвели цветы и урожаи собирались сами собой, Клеопатра была на последних месяцах беременности. И весьма наглядно иллюстрировала миф о репродуктивной мощи этой удивительной страны. В общей сложности пара пропутешествовала от трех до девяти недель и у первого порога Нила повернула обратно. Река вернула их во дворец. Из Александрии Цезарь отправился в Армению, охваченную смутой. В конце июня Клеопатра родила дважды божественного младенца: во‑первых, он был Птолемеем, во‑вторых – Цезарем. Ничего подобного этот мир еще не видел.

4. Век золотой был никогда не век текущий

Рабыня

 
– Чем долгую отлучку господам
Я объясню?
 

Андромаха

 
– Уловкам ли учить
Тебя? Ты – женщина[64]64
  «Андромаха» Еврипида здесь и далее цит. в пер. И. Анненского.


[Закрыть] [1].
 

Еврипид. «Андромаха»

Цезарь уехал из Египта 10 июня, значительно позже, чем должен был. В Риме, где от него не имели вестей с декабря, бушевали беспорядки, и диктатор не мог об этом не знать [2]. Система донесений работала превосходно. С собой он прихватил сестру Клеопатры Арсиною – ту самую «сестролюбивую богиню», если не по духу, то хотя бы по имени – в качестве военнопленной: это было как в его личных, так и в политических интересах. Защищать возлюбленную он оставил 12 000 легионеров – опять же жест как личной, так и политической воли. Ни ему, ни ей не нужны были народные волнения. Конечно, можно предположить, что Цезарь не желал оставлять Клеопатру, хотя совершенно неправдоподобным выглядит ее намерение ехать с ним тем летом в Рим, о котором пишет Дион. Наверняка они обсуждали новую встречу перед расставанием, которое Цезарь, похоже, все откладывал и откладывал, пока откладывать дальше стало невозможно.

Через две недели у Клеопатры начались роды. О рождении этого ребенка мы знаем примерно столько же, сколько о предшествовавшем ему интиму, – то есть почти ничего [3]. С хитроумными приспособлениями или без них [4], наготове была целая команда повитух. Одна приняла и запеленала ребенка, другая перерезала пуповину обсидиановым ножом. Потом младенца передали царской кормилице. Требования к соискательнице позиции не отличались от сегодняшних: добродушие и чистоплотность. Ей предписывалось «не быть гневливой, болтливой и неразборчивой в еде, но быть собранной и здравомыслящей» [5]. В идеале ей также следовало быть гречанкой, то есть образованной. Обычно это была счастливая жена придворного чиновника, ее работа хорошо оплачивалась, считалась престижной и длилась несколько лет. С собой она приносила мудрость, накопленную веками. У ребенка режутся зубки? Дадим ему жареную мышь. Слишком много плачет? Проблему запросто решит толченое маковое зерно.

Пожелай того Клеопатра, она могла бы воспользоваться томами литературы, посвященной контрацепции и прерыванию беременности (кстати, там много на удивление эффективных советов) [6]. Нигде так резко не проявлялся конфликт между наукой и мифологией, просвещением и невежеством – а это было фоном ее жизни, – как в книгах по контролю рождаемости. Любой стоящей идее того времени противостояло настолько же дикое поверье. По сравнению с уже триста лет пользовавшимся популярностью рецептом прерывания беременности от Гиппократа – подпрыгнуть семь раз подряд, доставая пятками до ягодиц – некоторые советы I века до н. э. выглядят вполне обоснованными. Яйцо паука, перед рассветом примотанное к телу куском оленьей шкуры, могло на год уберечь от зачатия. Это было не более странно (ну или эффективно), чем привязать к левой ступне кошачью печенку, зато чихнуть во время секса – отлично работало. В век Клеопатры крокодилий навоз слыл хорошим контрацептивом, почти как отвар из почек мула и моча евнуха. В общем, советов по избавлению от плода было больше, чем по предотвращению зачатия; проверенное временем средство для приема на следующее утро – соль, мышиные экскременты, мед и смола. В то же время свою эффективность позже доказали некоторые широко применяемые тогда растения. Белый тополь, ягоды можжевельника, смолоносица действительно обладают противозачаточными свойствами. Другие же – уксус, квасцы и оливковое масло – лишь недавно вышли из употребления. Применялись и допотопные тампоны из шерсти, смоченной в меде и масле. Все эти способы были эффективнее, чем календарный метод: в Египте считалось, что женщина наиболее фертильна в дни до и после менструации.

В итоге материнство прекрасно вписалось в список дел двадцатидвухлетней Клеопатры. И что могло бы обезопасить ее будущее, как не ребенок от Юлия Цезаря? Были, конечно, и некоторые неудобства: начать с того, что каждый из родителей состоял в браке с кем-то другим. (Говоря технически, Клеопатра и овдовела, и снова вышла замуж на протяжении одной беременности.) Кроме того, с точки зрения египтян, Цезаря нельзя было считать идеальным отцом царскому отпрыску по двум причинам: в нем не текла ни кровь Птолемеев, ни вообще хоть какая-нибудь царственная кровь. А с точки зрения римлян, его отцовство вообще не стоило афишировать: с ним, скажем мягко, просто произошел конфуз. Клеопатра же считала, что никакая дипломатия не решит возникающие проблемы так, как это красноречивое свидетельство их союза. Раньше царица была слишком озабочена собственным выживанием, чтобы задумываться о потомстве, но теперь, когда оно появилось, она точно избежит судьбы Александра Македонского, не оставившего после себя наследника. Блистательная династия Птолемеев будет продолжаться. К тому же родился мальчик. Египтяне не возражали против женщины-фараона, но, как показала ужасная брачная история Береники IV, женщине все же нужен был рядом мужчина-соправитель, пусть хотя бы и как в па-де-де Баланчина – не столько в качестве поддержки, сколько в качестве украшения. С восседавшим на ее коленях Цезарионом – Цезарёнком, как прозвали Птолемея XV Цезаря александрийцы – Клеопатра без проблем управляла государством. И даже еще не начав лепетать, маленький царевич сделал ловкий ход: он превратил своего незадачливого дядюшку в абсолютное ничто. Просто однажды Птолемей XIV оказался перед фактом: его старшая сестра полностью прибрала к рукам власть в государстве.

А главное, Клеопатра здорово угадывала со временем: были ли у нее в этом вопросе советники, или ей так фантастически везло, но детей она всегда рожала в самое благоприятное для этого время. Появление на свет Цезариона пришлось на летний разлив Нила [7], который психологически, символически и финансово знаменовал собой начало благодатного сезона. Ежедневные треволнения сменялись радостным возбуждением по мере того, как река мутнела и зеленела, а потом неуклонно разбухала, заливая плодородные прибрежные земли с юга на север. Корзины полнились виноградом, фигами и дынями. Текли медовые реки. Клеопатра участвовала в ежегодном праздновании дня Исиды, крайне важной даты в египетском календаре. Здесь верили, что именно слезы всесильной богини приводили к разливу Нила. Подданные присылали в этот день своей царице (обязательные) подарки – практика, отражавшая нешуточную конкуренцию между царедворцами. К дворцовой гавани то и дело причаливали лодки с фруктами и цветами из всех уголков Египта [8]. Появление на свет малыша вновь заставило египтян увидеть в Клеопатре Исиду, хотя за это в большей мере отвечали самые блестящие ее предки по женской линии, вот уже двести пятьдесят лет отождествлявшие себя с богиней, которая в век всеобщей тоски по прекрасному была величайшим из божеств [9].

Ее наделяли почти неограниченными умениями: Исида изобрела алфавит (и египетский, и греческий), отделила землю от неба, задала путь солнцу и луне. Решительно, но мягко оторвала порядок от хаоса. Она была нежной утешительницей, но также и повелительницей войны, грома, моря. Исцеляла больных и поднимала из мертвых. Следила за любовными делами, придумала брак и планирование беременности, внушала детям любовь к родителям, радовалась семейному быту. Миловала, спасала, наказывала. Она – истинная мать-земля, которая, как большинство матерей, еще и немножко хитрая, всемогущая, невидимая глазу волшебница.

Исиду почитали абсолютно все подданные Клеопатры, потому что она обеспечивала комфортное сосуществование двух культур. В стране, где у многих имелось два имени – египетское и греческое, – она сплачивала нации и была иконой. В ней слились Деметра, Афина, Гера и Афродита. Ей строили храмы по всей Александрии, ее терракотовые статуэтки держали в домах. Властная женщина с ярко выраженной чувственностью, за границей она была далеко не так популярна. Однако ее колдовская сила взволновала воинственный римский мир, куда александрийские купцы привнесли культ богини. Сам Цезарь в свое время запретил ее жрицам ступать на римскую землю. Уже в 80 году до н. э. храм Исиды стоял в Риме на Капитолийском холме. Его разрушали и строили заново, и история регулярно повторялась на протяжении всей жизни Клеопатры. Такова была народная любовь к богине, что, когда в 50 году до н. э. вышел приказ разобрать ее храмы, никто из нанятых на работу мужчин не поднял топор. Консулу пришлось скинуть с себя тогу и самому нанести первые удары [10].

Сейчас уже сложно сказать, что произошло раньше: Исида пробудила в женщинах Египта стремление к превосходству или царицы династии Птолемеев наделили ее всесилием [11]. Ясно одно: Исида фактически ввела в стране равноправие полов. В некоторых источниках она дарует женщинам силу, равную мужской. В любом случае богиня отлично подходила Клеопатре. В ознаменование рождения Цезариона молодая мать приказала отчеканить монеты, на которых он изображался в образе Гора, маленького сына Исиды. (Картинка была удобно двуязычной: с той же легкостью с нее считывались и Афродита с Эросом.) Будущие события только укрепят сходство Клеопатры с Исидой, роль, которую она примерит на себя с гораздо большим размахом и серьезностью, чем кто-либо из Птолемеев до нее. На церемониях она облачается в сверкающую, ниспадающую до пола складками накидку с бахромой, туго затянутую вокруг бедер и левого плеча и завязанную на груди. Под накидкой – облегающий греческий хитон. По плечам рассыпаны вьющиеся волосы. На голове – диадема или, когда требует религия, традиционная корона из перьев и солнечного диска между коровьими рогами [12]. Через сорок семь лет изменчивая Исида уступит место совсем другой матери-одиночке, к которой перейдут по наследству многие ее атрибуты.

Материнство не только упрочило власть Клеопатры – в те дни царица Египта больше была матерью всего сущего, чем роковой женщиной, – но и укрепило ее связи с местными жрецами, которым она даровала серьезные привилегии. Здесь Клеопатра следовала по стопам отца. Даже отсиживаясь за границей, Авлет продолжал вкладываться в строительство храмов и поддерживал отношения со служителями культа [13]. Они играли ключевую роль в «работе с населением», а также были глубоко вовлечены в государственные дела. Храмы находились в гуще религиозной и коммерческой жизни, греческая бюрократия давно уже срослась с египетским духовенством. Главный казначей мог одновременно заведовать кормлением священных животных. Жрец, отвечающий за доходы храмов, в особых случаях мог выступать торговцем тростником. Те, кто имел вес в храме Мемфиса, не меньше значили и в бизнесе, к тому же занимали привилегированное положение при дворе Клеопатры. Это было весьма символично: жрецы – с религиозной точки зрения – нуждались в боге на земле, фараоне, ничуть не меньше, чем фараон нуждался в жрецах – политически и экономически. Жрецы работали адвокатами и нотариусами, в храмах размещались производства, культурные учреждения, торговые центры. Туда приходили наняться на работу, обратиться к врачу, занять мешок зерна. Храм мог предоставить убежище, такое право Клеопатра дала в 46 году до н. э. святилищу Исиды, а в конце своего правления – одной синагоге на юге дельты [14]. (Возможно, это была ее часть сделки: иудеи слыли в регионе отличными солдатами, а Клеопатре тогда требовалась армия). В принципе, никто не мог выгнать или выдать властям человека, получившего убежище в храме. Здесь находили приют те, кто осмелился на выходку против властей. Помимо того храмы выдавали кредиты – в том числе бывало, что и самим Птолемеям.

Еще в обязанности жрецов входило отслеживание любых изменений на Ниле – благосостояние Египта буквально росло и убывало вместе с водами реки. Нил мог принести большое богатство или большую беду. Подъем воды на семь метров вызывал панику, а на шесть с половиной – бурную радость. Пять с половиной метров – когда голубовато-серый ил оседал на берегу и отказывался покрывать плодородным слоем землю – не предвещали ничего хорошего. Таким был предыдущий год: Нил, как и весь мир, казалось, сошел с ума. Во время тайного путешествия в Александрию Клеопатра своими глазами видела катастрофически слабый разлив 48 года до н. э. Вода поднялась лишь на два метра, такого низкого уровня никогда раньше не фиксировалось. (Во время засухи экономика Египта замерла – вот еще одна причина осеннего изобилия рекрутов для антиримской кампании.) Река диктовала свои условия и семейным отношениям, и национальной политике. Один сын даже подписал соглашение с собственной матерью: он будет приносить ей указанное количество пшеницы, масла и соли в том случае, если вода не опустится ниже определенного уровня, если же это произойдет, она будет вести его домашнее хозяйство. Во многих храмах стояли так называемые ниломеры, градуированные колонны для измерения уровня воды в реке. Втайне от простых смертных жрецы как одержимые без конца записывали цифры. И каждый день сравнивали нынешние и прошлогодние показатели, а власти потом оценивали урожай и считали налоги [15]. С такой манией к измерениям и сравнению данных неудивительно, что геометрия как наука сформировалась именно в Египте.

Склонностью записывать прошедшие события можно объяснить и любовь египтян к истории, хотя это и не такая точная наука. Прежде всего делом чести для Клеопатры было накормить народ. Недаром ее изображали «Матерью изобилия»: она защищала своих подданных от голодной смерти. При существовавшей системе простой люд не мог себе позволить делать запасы, и в кризисной ситуации у Клеопатры не было другого выхода, кроме как открывать царские закрома. «Во время моего правления не было голода», – эта почетная фраза часто украшала гробницы фараонов [16]. Однако древняя пропаганда мало отличалась от ее сегодняшнего аналога. Красивые заявления редко совпадают с суровой реальностью.

К середине 47 года до н. э. Клеопатра полностью освободилась от придворных заговорщиков и критически настроенных членов семьи. Волнений в народе практически не было. И тем не менее она не могла позволить себе отдыхать. «Любой, кому знакома изматывающая работа правителя со всеми этими письмами, которые нужно читать или писать, никогда не рискнет хотя бы просто дотронуться до диадемы», – стонал до нее один эллинистический монарх. И это он еще не имел дела с бюрократической машиной Птолемеев, порождением раздутой, обложенной папирусами администрации, плановой экономики и необъяснимой тяги к учету всего. Греческий историк Диодор приводит расписание другого правителя I века до н. э., вариант которого вполне мог бы подойти и Клеопатре. Сразу после пробуждения она пробирается сквозь лавину донесений, сыплющихся на нее со всех сторон. Советники докладывают о положении дел в государстве. Она составляет послания высшим жрецам и коллегам-монархам. Если их публичные и личные дела в порядке, у нее – в соответствии с принятыми тогда стандартами – все тоже хорошо [17]. Она раздает распоряжения, диктует меморандумы нескольким писцам, ставит резолюции, иногда состоящие из одного могущественного слова, в переводе с греческого означающего «да будет так». Только после этого царицу купают и одевают, умащивают благовониями и красят, затем она воскуряет фимиам богам. В назначенный час принимает посетителей по государственным, религиозным и юридическим вопросам. Эти встречи отнимают много сил – предыдущих Птолемеев они вообще вгоняли в сон [18]. Обязанности Клеопатры и Исиды практически полностью совпадали: она не только вершила правосудие, командовала армией и флотом, регулировала экономику, вела переговоры с иностранными державами и ведала делами храмов, но также и определяла цены на сырье, следила за графиками посевных работ, распределением зерна, состоянием каналов, поставками продовольствия. Была судьей, верховной жрицей, царицей и богиней в одном лице. А еще – в режиме нон-стоп – главным исполнительным директором. Возглавляла две армии чиновников – светских и религиозных. Занимала позицию «главного по продажам». На решение проблем государственного бизнеса уходила бóльшая часть ее времени [19]. И, как признавал один из первых эллинистических монархов, абсолютная власть поглощает абсолютно.

Клеопатре служил разросшийся, прочно укоренившийся на египетской почве бюрократический аппарат. На местном уровне ее волю исполняли региональные чиновники и их замы, деревенские старейшины, писцы, сборщики податей и охранники порядка. На национальном – глава казначейства и начальник полицейского ведомства, ее диойкеты – с полчищами подчиненных. Всегда под рукой у царицы были личные секретари, писцы, ближний круг советников, иноземных посланников, философов. На этих желанных позициях сидели как греки, так и говорящие по-гречески египтяне, обладавшие громкими, всем в государстве известными именами: сильные мира сего входили в «Братство близких друзей» или в «Братство последователей». Некоторых Клеопатра знала с детства, доверяла им и держала возле себя со времен правления отца. С некоторыми – например с диойкетами – все время была в контакте. Ежедневно она просматривала официальный журнал, где ее секретарь фиксировал все происходящее.

Административный аппарат представлял собой громоздкую машину с огромным количеством рычагов, державшуюся на двух постулатах: Клеопатра собирает с народа налоги, народ наполняет ее сундуки. Для этого ее предки давным-давно внедрили в каждой отрасли хозяйства свою систему контроля: таких масштабов папирусомарания Древний мир до тех пор не знал. (Цезарь наверняка был ошарашен – в Риме тогда вообще отсутствовала бюрократия.) Клеопатра собирала крупнейшие урожаи в Средиземноморье. Именно ими она кормила свой народ, именно они давали ей власть. Многочисленные чиновники регистрировали каждый делавшийся в этом направлении шаг. Распределяли семена и зорко следили, чтобы получить ровно столько же зерна после жатвы. Земледельцы давали монарху клятву надлежащим образом обращаться с посадками. Погрузить зерно на баржу разрешалось, только если вы поклялись доставить товар «в чистом виде и без задержек» [20].

При Клеопатре, после десятилетий нестабильности, грузы перевозили по реке запечатанными, с вооруженной охраной. Приличных размеров судно могло взять на борт триста тонн пшеницы. Как минимум два таких судна курсировали по Нилу дважды в день – перевозили пшеницу, ячмень, чечевицу, – чтобы удовлетворить аппетиты одной только Александрии.

С такой же педантичностью контролировалась каждая сфера экономики. Не важно, кто возделывал землю – египетский крестьянин, греческий поселенец или служитель культа, – почти вся земля принадлежала правителю. Исходя из этого чиновники администрации Клеопатры и относились к использованию земли. Только с высочайшего дозволения вы могли спилить дерево, завести свиней, сделать из своего ячменного поля оливковый сад. Все было заточено под нужды учета и выгоды бюрократа, а не под удобство земледельца или пользу для урожая. Вас могли привлечь к уголовной ответственности (как случилось с одной чересчур предприимчивой женщиной) за то, что вы без разрешения выращиваете пальмы. Пасечник не имел права перевезти свои ульи в другой административный район, потому что это сбивало власти с толку. Ни крестьяне, ни их скот не могли покинуть деревню во время сезона жатвы. Учету подлежал каждый клок земли, каждое рабочее животное – причем учет производился на пике сезона половодья, когда животных никуда не спрячешь. Ткацкие станки обязаны были работать бесперебойно, нитки регулярно пересчитывались. Частное лицо не могло легально владеть маслобойным прессом или чем-то, хотя бы отдаленно его напоминавшим. Чиновники тратили кучу энергии на отлов подпольных предпринимателей. (Только храмы освобождались от действия этого закона – всего на два месяца в год, после чего их коммерческую деятельность тоже останавливали.) Каждому пивовару требовалась лицензия, он получал ячмень только от государства и только поклявшись варить из него исключительно пиво. После продажи своей продукции он предъявлял весь заработок властям, и те вычитали из него стоимость сырья и аренды оборудования. Таким образом, Клеопатра обеспечивала и рынок сбыта своему ячменю, и прибыль с продаж пивовара. Ее чиновники скрупулезно подсчитывали доходы и следили, чтобы можжевельник, и ивы, и акации высаживались вовремя, чтобы каналы работали на полную мощность под сопровождение жизнеутверждающего посыла: «никому не позволено делать то, что он хочет, зато все организовано наилучшим образом» [21].

Система, изощренность которой не имела аналогов, была очень эффективна и приносила Клеопатре хороший доход. Крупнейшие сферы производства в Египте – пшеница, стекло, папирус, лен, масло, разнообразные лечебные и косметические бальзамы – составляли основу государственной монополии. Реализуя эту продукцию, царица удваивала свою прибыль. Продажа масла государству облагалась 50-процентным налогом, а перепродавать его Клеопатре порой удавалось с 300-процентной накруткой. Ее подданные платили налог на соль, на дамбу, на пастбища – в общем, на все, что ни назови. Частные владельцы публичных бань отдавали короне треть своей выручки, рыбаки – 25 процентов улова, виноделы – 16 процентов литража. Клеопатре принадлежало несколько ткацких фабрик, на которых работали девушки-рабыни. Должно быть, она казалась божественной в своем всеведении. Любой Птолемей «каждый день знал, на что годен каждый из его подданных и чем большинство из них занято» [22].

Такая система просто взывала к злоупотреблениям, и на ее призыв охотно откликались. В фискальной политике Птолемеев действовала разветвленная иерархическая структура управления – начиная с диойкетов и заканчивая управляющими, их заместителями, казначеями, секретарями, бухгалтерами. Каждый из них был в равной степени готов разрешать чужие конфликты и набивать свои карманы. Возможностям нарушать правила не было числа. И сегодня еще живы призраки славы Александрии, которую городу принесла пресловутая бюрократическая машина Птолемеев. В конце концов чиновники Клеопатры начали вызывать не меньше недовольства, чем получали взяток. Так как они сами нередко были фермерами или крупными предпринимателями, частный бизнес легко смешивался с государственным. Интересы главных управляющих редко совпадали с интересами короны, а уж потребности таможенников, не упускавших случая наложить штраф на какую-нибудь подушку, кувшин меда или выделанную козлиную шкуру, не совпадали с потребностями государства никогда. Чиновники на разных уровнях постоянно спорили. И в этой мутной воде бесполезных, часто дублировавших друг друга функций отлично ловилась упитанная рыбка. Как отмечает исследователь династии Птолемеев Дороти Томпсон, семья Клеопатры потратила много времени, чтобы вывести формулу «хорошего чиновника». Он должен быть бдительным, честным светочем доброй воли. Должен сторониться плохой компании. Расследовать все жалобы, не допускать вымогательств и во время своих поездок с инспекциями «вдохновлять людей и улучшать их настроение» [23]. А еще он – фикция. «Мы приходим к выводу, что у нашего хорошего чиновника практически не было возможности не быть плохим», – утверждает Томпсон, исследовавшая множество свидетельств [24]. Слишком велико было искушение, слишком ничтожной – заработная плата, слишком закоснелой – система [25].

Список злоупотреблений впечатляет. Царские администраторы изымали земли, дома, деньги, лодки, накладывали аресты, собирали незаконные налоги. Они изобрели изощренные схемы рэкета. Их жертвами становились как греки, так и египтяне, как служители храмов, так и крестьяне [26]. Клеопатра постоянно вставала между своим народом и чересчур рьяными чиновниками: даже самые высокопоставленные из них получали царскую взбучку. Однажды на притеснения пожаловался главный бальзамировщик быков. Весной 41 года до н. э. Клеопатра приняла делегацию земледельцев: они жаловались на двойное налогообложение, и вскоре она их от него освободила. В мощном потоке донесений, петиций, поручений и приказов часто мелькали протесты и выговоры. Особенно много жалоб обрушилось на Клеопатру в первые годы ее правления [27]. Нарушения субординации, некомпетентность и нечестность наверняка терзали ее и дома, во дворце – все время приходилось вмешиваться в отношения между привратниками, псарями, конюшими, виночерпиями, швеями и постельничими.

Даже жалобы, не попадавшие лично к Клеопатре, взывали к ее доброму сердцу, мудрости и справедливости. Ее, подобно Исиде, считали милосердной защитницей всех подданных – и в человеческой, и в божественной ипостаси. Египтяне произносили ее имя вслух всякий раз, когда чувствовали себя униженными или хотели получить компенсацию. И, несмотря на огромное количество представителей власти – петиции просматривал отдельный чиновник, – ничто не мешало оскорбленной стороне обратиться к правительнице напрямую. Они осаждали ее толпами. Мудрая царица объявляла всеобщую амнистию перед каждой поездкой с проверками или на религиозный праздник, в противном случае ее ждала тысяча просителей. Похоже, в народе действовала бытовая мудрость: сомневаешься – пиши петицию (или пусть пишет деревенский писарь). Клеопатре приходилось сталкиваться со всеми возможными проступками и мелодраматическими сюжетами. Повара сбегали. Работники отказывались работать. Таможня пропускала поддельные товары. Охранникам не платили. Проститутки плевали на потенциальных клиентов. Женщины нападали на беременных жен своих бывших мужей. Чиновники крали свиней и присваивали себе чужие голубятни. Сборщики податей подвергались нападениям. Кредиты не возвращались. А еще существовали расхитители гробниц и проблемы с ирригацией, и безответственные пастухи, и фиктивные чеки, и несправедливые аресты. Банщики регулярно оскорбляли посетителей и сбегали с их одеждой. Немощный отец жаловался на свою непочтительную дочь [28]. Продавец чечевицы с лицензией, честный налогоплательщик, плакался, что на его рынок вторглись «тыквенники»: они «приходят рано утром, садятся возле меня и моей чечевицы и продают свои тыквы, и не дают мне возможности продавать чечевицу» [29]. Не могли бы власти дать ему больше времени, чтобы оплатить аренду? Налоговые споры были такими частыми, что Птолемей II столетиями раньше запретил адвокатам в подобных случаях представлять клиентов [30]. Раз храмовые смотрители за священными кошками освобождены от ручного труда, должны ли они на самом деле помогать с урожаем? Петиция готова.

Клеопатра постоянно сталкивалась еще с одним раздражителем. Когда некая женщина выплескивала содержимое ночного горшка на случайного прохожего, а в последовавшем споре раздирала в клочья его плащ и плевала ему в лицо, приходилось признать, что речь идет об этнических разногласиях. То же самое, когда банщик обливал посетителя кипятком и, как уверял посетитель, «он обварил мне живот и левое бедро, и моя жизнь была в опасности» [31]. В стране, где управляли в основном греки, а работали в основном египтяне, тихо зрело неизбежное недовольство. (И плюнувшая, и банщик были египтянами, их жертвы – греками. Вероятно, всего в стране жило менее полумиллиона греков[65]65
  По разным оценкам, в Египте тогда насчитывалось от 4,9 до 8 млн человек.


[Закрыть], большинство из них в Александрии.) Несмотря на неистовый синкретизм и хваленый столичный космополитизм – александрийцами называли себя эфиопы, скифы, ливийцы, сицилийцы, – все же здесь параллельно существовали две культуры. Особенно ярко это проявлялось в правосудии. Контракт на греческом языке подчинялся греческим законам, на египетском – египетским законам. Права египтянки не распространялись на гречанку, за которую полностью отвечал ее попечитель-мужчина. Правила действовали по-разному. Египтянин, попытавшийся уехать из Александрии без специального разрешения, жертвовал треть своей собственности. Грек же в аналогичной ситуации просто платил штраф. В некоторых областях две культуры оставались разделены – отдельные обычаи словно «отвергали трансплантат»: в этом Клеопатре и Цезарю еще предстояло убедиться. Греческая капуста необъяснимо теряла свой вкус, пересаженная на египетскую почву.

Экономика, которую оставил после себя Авлет, была в плачевном состоянии. «Наше же поколение», – жаловался Цицерон несколькими годами ранее, – получило «государство как превосходную картину, но уже потускневшую от времени»[66]66
  Цицерон. О государстве, V.I.2. Пер. В. О. Горенштейна.


[Закрыть] [32]. Это же можно сказать и о доставшемся Клеопатре Египте, славные дни которого остались далеко в прошлом. Авлета ненавидели в основном за непосильные налоги, с помощью которых он пытался выплатить свой долг Риму. Клеопатра выплатила долг, но казна была опустошена. (Когда в Риме узнали о смерти ее отца, зазвучало два вопроса: «Кто теперь правит Египтом?» и «Как мне вернуть мои деньги?».) По утверждению одного источника, Авлет к тому же промотал все накопленное семьей состояние [33]. Как справлялась Клеопатра? Решительной рукой управляла экономикой и первым делом провела 30-процентную девальвацию валюты. Она не выпускала новых золотых монет и снизила цену на серебро, то же сделал и ее отец незадолго до смерти. По большей части это все еще был своего рода «бронзовый век». Она инициировала широкомасштабное производство из бронзы, остановленное некоторое время назад. И ввела в Египте серьезное новшество: деньги разного номинала. Впервые достоинство монет определялось выбитым на них значением. Теперь их обязаны были принимать по номинальной стоимости, невзирая на вес, – это сулило ей большие выгоды [34].

В этой точке критики финансового благополучия Клеопатры расходятся в своих оценках. Через некоторое время Рим попросит у нее помощи, и царица Египта не проявит особой щедрости, что кое-кто считает доказательством скудости ее казны. Однако имелись и другие причины быть не слишком обходительной: она не хотела становиться римской марионеткой. Считается, что у Авлета не было средств на армию наемников в 58 году до н. э., когда из-за своей позиции по Кипру он лишился трона. А Клеопатра как-то умудрилась собрать войско десять лет спустя, когда пробыла у власти всего два года и ее брат попытался устроить переворот. Она стабилизировала экономику и определила для страны путь развития. Количество претендентов на ее руку как бы намекает, что у нее все еще немало личных богатств. Деревни Верхнего Египта благоденствуют. Искусства процветают. Александрийцы при Клеопатре – с вновь пробудившимся культурным голодом – предъявляют миру шедевры, не радовавшие качеством и количеством уже примерно сто лет. От того времени остались великолепные алебастровые изваяния и произведения из украшенного золотым кружевом стекла, что вряд ли возможно при обанкротившемся режиме.