Текст книги "Девушка с нижнего этажа"

Девять

Я поджидаю Кэролайн на выходе с кладбища, и вскоре она появляется с мечтательной улыбкой на губах. Ее настроение не могу испортить даже я, с натянутым видом стоящая посреди вымощенного камнем церковного двора. Мистера К. нигде не видно.

– Вот ты где.

– Надеюсь, прогулка принесла вам отдохновение, мисс.

Или погрузила в пучину разврата.

Кэролайн щурится, глядя на меня. Мы едем в тишине, которую нарушает лишь позвякивание сбруи. Только когда мы подъезжаем к водопою, Кэролайн наконец прерывает молчание:

– Я люблю кататься одна. Если тебе дорога твоя работа, ты ничего не скажешь моей матери. Только представь: у тебя будет целый час, который ты сможешь потратить на свое усмотрение, а тебе за это еще и заплатят.

Я обдумываю, как мне быть. Возможность кататься на Картофелине каждый день выглядит заманчиво, хоть я и знаю, что ни к чему хорошему это не приведет. Как говорится, что посеешь, то и пожнешь. Конечно, миссис Пэйн уволит меня, если узнает. Но если я расскажу ей всю правда, Кэролайн непременно придумает, как превратить мою жизнь в кошмар.

Пора прижать змею ботинком к земле, пока она не нанесла решающий укус.

– Как мне кажется, на кладбище люди обретает нетление, а не… растление.

Крошечные глаза Кэролайн становятся еще меньше – словно сжались два кулака.

– Ах ты мерзкая шпионка!

Хоть я и действую решительно, мое сердце сжимается от моей же дерзости.

– Думаю, мисс Солтворт будет любопытно узнать, кому еще пришелся по вкусу ее лакомый кусочек.

Кэролайн судорожно втягивает воздух. У нее побледнели даже дальние зубы.

– Ты знаешь Мелли-Ли?.. Ты не посмеешь.

– Я хочу справедливости. Меня наняли, чтобы быть вашей камеристкой, а не чтобы сносить ваши злобные выходки. Будьте справедливы по отношению ко мне и занимайтесь чем вам угодно. И еще: прическу я буду носить на свое усмотрение. Договорились?

Скрестив руки на груди, Кэролайн смотрит на плывущие в ручье листья таким взглядом, что я не удивилась бы, если бы вода начала закипать. Издав краткое ржание, Фредерик снова склоняет голову, чтобы попить. Бросив взгляд в сторону кладбища, Кэролайн поворачивается ко мне. Ее глаза пропитаны злобой вперемешку со смирением.

– Договорились.

Когда я подвожу лошадей к конюшне, то вижу, как Старина Джин, перегнувшись через низкую изгородь, окружающую поместье, что-то говорит цирковому пони, хозяин которого прислонился к стволу огромного дуба.

У меня едва не отваливается челюсть. Это же Билли Риггс, делец, торговец грязными секретами. Сегодня на нем та же шляпа, в которой он позировал перед фотографом «Конституции»: бордовый, как и костюм Билли, полуцилиндр с узкими полями. Его темно-каштановые локоны чем-то похожи на куниц, что спешат скорее забраться в норку. Пока гнедая лошадка перетаптывается на тротуаре, Билли Риггс перочинным ножом кромсает толстую кору дерева.

При виде Старины Джина Картофелина начинает ржать, и Билли, стоящий от нас в ста шагах, поднимает глаза. Он опускает нож, и черты его лисьего лица заостряются: оно принимает почти ликующее выражение. Его глаза медленно изучают мое лицо.

– Так-так-так, кто это тут у нас? – доносятся до меня слова Билли.

Заметив настороженный взгляд Старины Джина, я спешу к конюшне.

Приняв безразличный вид, я оставляю лошадей у коновязи – Старина Джин займется ими позже.

Затем я обхожу сарай сзади. Там я натыкаюсь на велосипед Кэролайн, соседствующий с горой ящиков с самыми разными предметами: от треснувшей посуды до шляп. Видимо, все это Пэйны хотят отдать нуждающимся. Заглянув в щель между досками, я вижу, что Старина Джин и Билли все еще беседуют. Билли наставляет нож на Старину Джина, и у меня из горла вместе с выдохом вырывается свист. Старина Джин остается невозмутим.

Резким движением руки Билли складывает свой нож и прячет его в рукав. Усевшись на гнедую лошадку, он гонит ее прочь от поместья Пэйнов.

Что этому дельцу нужно от Старины Джина? Мой названый отец явно хотел показать, что мы с ним никак не связаны, но не думаю, что ему это удалось. Всем в Атланте известно, что если два китайца одновременно оказываются в одном месте, это происходит совсем не случайно. Встряхивая затекшими руками и ногами, я пытаюсь восстановить дыхание, чтобы заставить энергию снова двигаться по телу. Так меня учил Молоток.

Должно быть какое-то объяснение. Я просто расспрошу Старину Джина. Решено.

Я обхожу велосипед Кэролайн, и мне на глаза попадается шляпа, лежащая в одном из ящиков с обносками. Превосходный капор цвета верблюжьей шерсти с рюшами и пышными бантами из розового шелка. Будучи только сшитой, такая шляпа должна стоить по меньшей мере восемь долларов, а миссис Инглиш попросила бы за нее все восемь пятьдесят. Вдруг миссис Пэйн уступит мне ее за полцены?

В конце дня я приношу капор в кабинет миссис Пэйн, где она часто проводит время, записывая что-то в своем дамском ежедневнике. Раньше я обожала эту комнату, ведь здесь на книжной полке стояли сборники сказок. А потом Кэролайн заперла в кабинете стайку котят, которые набедокурили там похлеще термитов в мешке с опилками. Кэролайн свалила вину на меня. Книги оказались испорчены. Миссис Пэйн все же поверила мне, а не своей дочери, и Кэролайн тогда прошептала мне на ухо: «Ненавижу тебя».

Оторвавшись от записей, миссис Пэйн переводит взгляд на шляпу в моих руках.

– Я хотела бы купить ее, мэм.

В глазах миссис Пэйн загораются искорки любопытства.

– А ну, примерь-ка.

Сняв кружевной чепчик, я водружаю капор на голову.

Миссис Пэйн встает из-за стола и по-модному завязывает розовые ленты у меня под подбородком, а затем перебрасывает мою косу вперед.

– Пусть это будет мой тебе подарок.

– Ч-что? Но нет, я не могу его принять. Я хотела попросить вас отложить шляпу до тех пор, пока у меня не появятся деньги…

– Я уже отдала Ноэми велосипед Кэролайн. Шляпа твоя. Она все равно немного поистрепалась.

– Благодарю вас, мэм. Вы очень щедры.

Миссис Пэйн опускает глаза. Проходит несколько неловких секунд, и она грациозно складывает руки перед собой, словно греет их о чашку с чаем. Уголки ее улыбающихся губ чуть подрагивают.

– Что ж, Джо, увидимся завтра.

Как только мы со Стариной Джином выходим за ограду поместья Пэйнов, я выпаливаю:

– О чем ты говорил с Билли Риггсом?

Старина Джин морщится.

– Этот черепаший сын, – выцеживает он сквозь зубы китайское ругательство, – возомнил, будто один китаец должен денег его отцу.

– О ком речь?

– Этот человек уехал еще до твоего рождения. – В карих глазах Старины Джина вдруг появляется сероватый отблеск – так сверкают крупинки железа в руде. – Если встретишь этого выродка, держись от него подальше. Ты же не хочешь почувствовать вонь, которую он источает, хм?

Подъезжает трамвай, и мы втаскиваем в него усталые тела, расположившись рядом с другими работягами. Мимо нас по улице проносятся совсем другие люди. Они ездят в экипажах с блестящими сиденьями, и их взгляд праздно блуждает по сторонам.

Старина Джин усаживается рядом со мной.

– По дороге из бани я встретил одного из близнецов Шетландов.

Он говорит о Шетландах, которые работают на владельца дома Беллов. Они объявляются только тогда, когда семья издателя вовремя не платит за аренду.

– Уже третий раз за год.

Старина Джин кивает:

– Если Беллов выселят, на месте дома построят фабрику.

Владеть фабрикой куда выгоднее, чем обычным домом. Когда дом снесут, нам придется уйти. Я вспоминаю про переулок туш, и у меня внутри все сжимается. Куда нам податься? Южане очень не любят, когда рядом с ними селятся китайцы, – Везунчик Йип был тому живым доказательством. Половину его тела покрывали лоснящиеся розоватые шрамы, которые остались у него после пожара: какие-то злодеи подожгли лачугу Везунчика Йипа, когда он работал на строительстве железной дороги. Китайцам, выбравшим такой путь, приходилось жить в тени, вот только найти тень было не так-то просто.

Заметив, что я хмурюсь, Старина Джин цокает языком.

– Не бойся. Я кое-что предпринял, чтобы обеспечить нам достойное будущее, пусть даже оно ждет нас не в Атланте.

Эти слова Старины Джина останавливают поток мыслей в моей голове. При всех недостатках Атланты уехать отсюда, оставив позади яркое солнце, пологие холмы и ласкающие ветра, будет нелегко. За семнадцать лет, что я провела в этом городе, его улицы и закоулки отпечатались на карте моих вен.

– О чем ты?

– В Огасте живет немало китайцев. Быть может, там мы найдем тебе мужа.

Холостые китайцы приезжают в Огасту, штат Джорджия, что лежит в пятидесяти милях к западу от Атланты, чтобы рыть канал. У меня во рту вдруг становится кисло.

– Мне совсем не хочется замуж.

Старина Джин обеспокоенно морщится.

– Нет дела благородней материнства. Моей матери было всего шестнадцать, когда она вышла замуж, но она вырастила двух достойных сыновей.

С этим трудно поспорить. В отличие от других дядюшек, Старина Джин не принадлежит к числу батраков, которых привезли в Миссисипи в годы Реконструкции Юга. Он происходит из рода ученых-бюрократов, возникшего вместе с династией Цинь. Его мать была знатной женщиной, которая полностью посвятила себя сыновьям и к которой жены отца Старины Джина относились с большим почтением.

– Чем ты будешь заниматься, если у тебя не будет семьи? Шляпами?

У меня опадают плечи. Благодаря шляпам я могла оставить в мире свой след, но миссис Инглиш позаботилась о том, чтобы меня не взяли ни в одну мастерскую города.

– Кажется, этого я еще сама не знаю. Молоток говорил, что сверчок счастлив тогда, когда поет свою песню, помнишь?

Старина Джин кивает:

– Молоток не любил копать канавы. Ему все зрелища подавай.

Молоток мог пройти по натянутому канату с завязанными глазами. Я это сама видела. Он уехал на север, где надеялся поступить на службу в передвижной музей со зверинцем, ярмаркой и ипподромом – всем этим заведовал Ф. Т. Барнум.

– Конечно, не всегда легко найти любимую работу.

– Знаю. Но у тебя же получилось.

– Я ведь говорил тебе, что мне очень повезло, хм? Как бы то ни было, хороший муж сможет тебя обеспечить, пока ты не найдешь себе дело по душе. Мы выберем тебе носатого жениха.

Приложив одно ухо к стене, я надеюсь услышать хотя бы намек на то, что мисс Ягодка скоро явит себя миру. Грохот печатного станка заглушает разговор, но вот Нэйтан решает сделать перерыв.

– Потрясающе, – произносит он. – Есть в этом что-то… восточное.

– Да, – раздается голос его матери. – Его сделала китаянка.

Речь об украшении на шляпке. Я стараюсь сидеть неподвижно, и у меня начинает болеть шея.

– Правда? Я недавно налетел на одну китаянку. Точнее, Дера на нее налетела.

– Как она выглядела?

– Явно была напугана.

– Как и та, что связала этот узел. Что еще ты можешь про нее сказать?

– Даже не знаю, мама. – В голосе Нэйтана слышится раздражение. – У нее два глаза, две ноги…

Я стискиваю зубы, вспомнив, что Нэйтан видел мои голые ноги.

– О, прекрасно, а то я на секунду испугалась, что тебе встретилась трехногая китаянка. Если нас, к примеру, ограбят, как ты опишешь злоумышленника полиции? Девушка, которую видела я, хороша собой, она, кажется, твоя ровесница, ростом в пять футов с небольшим, а еще у нее кроткие глаза каштанового цвета. У нее гладкая кожа – думаю, модистки умеют защищаться от солнца, – а все движения у нее очень осторожные. Она не пыталась выставить себя напоказ, как это делают иногда молодые люди. Перестань смеяться. Ну, что скажешь?

– Думаю, что если нас когда-нибудь ограбят, то с полицией говорить будешь ты.

– В городе не так много китайцев, особенно после истории с бешеным насильником. Ты, конечно, был совсем маленьким и не помнишь.

– Я читал отцовские статьи.

Я наконец выдыхаю. Насильника с бешеными глазами так и не поймали, зато задержали другого мужчину, который был очень похож на преступника, если не брать в расчет десятидюймовую разницу в росте. Несчастного освободили – вернее, освободилась его душа, когда тело вздернули на вековом дубе. После этого почти все оставшиеся в Атланте китайцы поспешили уехать.

– Думаю, мы говорим об одном человеке, – произносит Нэйтан.

– Я не запомнила ее имени. Наверное, можно спросить у миссис Инглиш. Мне любопытно узнать об этой девушке.

Мне приходится постараться, чтобы не ахнуть. Молоток часто говорил, что если люди связаны между собой, потоки их энергии начинают стремиться друг к другу, пока разум пытается найти закономерности. Вот почему Старина Джин строго-настрого запрещал дядюшкам нарушать правила. Мы оставляем следы не только на земле.

Оставила ли я еще один след, написав статью от имени мисс Ягодки? Да. Кажется, послать письмо Беллам было очень плохой идеей.

Десять

Хоть мое тело и сопротивляется, я запрыгиваю в трамвай и иду мимо скамеек, приглядываясь, нет ли в руках у кого-нибудь из пассажиров выпуска «Фокуса», и надеясь услышать слово ягодка. Девяносто процентов меня ужасно боятся, что Беллы примут мое предложение, но этот страх заглушают оставшиеся – тщеславные, как это ни прискорбно, – десять процентов. Сидящий передо мной мужчина читает «Трибун Саванны», одну из немногих «цветных» газет, которые продаются в Атланте. Дворецкий, расположившийся сбоку от меня, разворачивает выпуск «Конституции» и прижимает газету к себе, когда я пытаюсь подсмотреть. На худой конец экземпляр «Фокуса» будет в доме у Пэйнов. Они подписаны на все газеты, кроме «цветных» и еврейских.

Воздух насквозь пропитан мелкими каплями, словно само утро плюет мне в лицо. Каждый раз, когда трамвай дергается, мне кажется, что у меня вот-вот сломается рука или нога. Старина Джин, напротив, совершенно не обращает внимания на тряску и спокойно жует кусочек имбиря. Пытаясь унять дрожь, я подвигаюсь ближе к Старине Джину. Главное – не испортить новую прическу а-ля «дерзкие облака»: из-под «одолженной» мне шляпки выглядывают закрученные пряди.

– Мне придется остаться у Пэйнов на ночь, – произносит Старина Джин, стараясь не смотреть в мои удивленные глаза. В последнее время он работал допоздна, но ночевал всегда дома. – Мерритт привезет нового арабского жеребца. Мистер Крикс хочет, чтобы я в случае чего был на подхвате.

Мерритт, как и его сестра, всегда любил быстрых лошадей. Появление арабского скакуна наверняка взволнует кобыл, которые сейчас переживают течку.

– Где ты будешь спать?

– В сарае рядом с комнатой мистера Крикса есть свободный закуток.

– В сарае ужасный сквозняк.

– Если замерзну, уйду спать в конюшню.

– С твоим кашлем лучше поменьше дышать пылью.

– Да, я уже не скакун, а хрипун. – Старина Джин смеется над собственной шуткой, но вот у него перехватывает дыхание, и я одариваю его пристальным взглядом.

– Тебе доплатят за сверхурочную работу? Нельзя допустить, чтобы Пэйны сели тебе на шею.

Конечно же никто Старине Джину доплачивать не станет. Мы должны быть благодарны судьбе уже за то, что у нас есть хоть какая-то работа.

– Какое-то вознаграждение мне положено.

Надеюсь, это вознаграждение достойно того, чтобы жертвовать ради него здоровьем.

Мы добираемся до поместья, и Старина Джин, проводив меня до дверей кухни, сбегает, пока его не попытались накормить. Взглянув в окно, я замечаю Ноэми, склонившуюся над чем-то в саду.

Я выкладываю на тончайшую тарелку политые медом булочки с корицей – каждая из них размером с кулак. Готова поспорить, что даже моя несговорчивая госпожа не откажется от такого завтрака.

Не успев дойти до третьего этажа, я уже слышу голоса Кэролайн и ее матери и по тому, с какой скоростью они перебрасываются репликами, понимаю, как обстоят дела. Видимо, спорить они предпочитают по утрам. Для них это что-то вроде доения коров. Меня вдруг поражает мысль о том, что деньги могут избавить простых людей от множества бед, но в то же время они открывают новые пути страданий.

Поставив поднос на пристенный столик, я жду у дверей спальни Кэролайн, пока страсти немного улягутся. На стене висит картина: на вершине холма стоит лошадь с поднятым хвостом и навостренными ушами. У подножия холма пасется стадо черных овец, которых охраняет грозная с виду собака. Должно быть, у художника очень разболелась рука, пока он наносил все эти мелкие мазки, но что-то в этой картине меня задевает.

У меня в голове звучит голос Старины Джина. Такую роскошную лошадь вряд ли выпустили бы на свободу, словно птицу, хм? Ноэми, наверное, задумалась бы, почему все овцы на картине черные и почему им закрыт ход на вершину холма. Ни четыре года кровавых боев между штатами, ни двадцать пять лет Реконструкции не дали ответа на этот вопрос. Мне эта картина кажется чрезвычайно банальной – Нэйтан обожает это слово. Неужели художник не мог изобразить то, на что люди обычно не обращают внимание? Например, ветер. Ведь если бы люди постарались его рассмотреть, он, возможно, перестал бы быть невидимым.

Услышав, что разговор затихает, я вхожу в комнату.

– Доброе утро, мэм, доброе утро, мисс.

Миссис Пэйн вырывает у Кэролайн, лежащей в кровати, горшок с африканской фиалкой, и на персиковые юбки хозяйки дома просыпается немного земли. Она быстрыми движениями смахивает грязь на пол.

– Доброе утро, Джо.

В отличие от матери Кэролайн даже не пытается скрыть свое недовольство: по ее щекам расплылись два красных пятна, рот скривился, а глаза превратились в щелки. Кажется, я ошибалась насчет булочек с корицей, которые от испуга перестали источать аромат. Я ставлю поднос на стол и наливаю кофе.

Миссис Пэйн натягивает сияющую улыбку.

– Джо, мы как раз обсуждали, могут ли беспородные лошади соревноваться с породистыми. Ты, дочь Старины Джина, наверняка знаешь об этом все.

Здравый смысл подсказывает мне, что лучше помалкивать, но тут в разговор встревает Кэролайн:

– Она точно знает все о том, что значит быть беспородной.

Подавая чашку кофе Кэролайн, я многозначительно смотрю ей в глаза, чтобы напомнить о нашем уговоре. В ее взгляде сквозит ненависть, и мне начинает казаться, что вместо того, чтобы сделать наши отношения чуть более теплыми, я обрекла нас жить в вечной зиме. Опустив глаза, Кэролайн берет чашку.

– Думаю, что при должном уходе и хорошей подготовке любая лошадь может себя проявить. Древность рода тяготит лишь людей. – С этими словами я поднимаю с пола подушки и несу их к открытому окну, чтобы вытрясти пыль.

Кэролайн шумно втягивает кофе.

– Вот видишь, мама. Камеристка со мной согласна. Так что Жулик может участвовать в скачках.

Жулик, конь мистера К.? Он будет участвовать в скачках? Я лишний раз ударяю по подушке. От осознания того, что я невольно заняла сторону Кэролайн, у меня начинает колоть в боку.

Из-за края чашки выглядывают злорадствующие глаза Кэролайн, и мне хочется забрать свои слова назад. Озвучивать свое мнение рискованно потому, что иногда приходится отдавать взамен намного больше, чем рассчитывал.

Миссис Пэйн вздыхает:

– Спонсоры платят немалые деньги, чтобы их имя было связано с определенной лошадью. Никто из них не захочет поддерживать Жулика.

Кэролайн лениво сползает с кровати и усаживается за стол.

– А вдруг тебе понравится предложение суфражисток Атланты и тогда ты сможешь поручить Жулика им? – Затем, вскинув кулак, Кэролайн взвизгивает: – Равные избирательные права для всех!

Миссис Пэйн чуть слышно фыркает.

– Не дай бог они смогут наскрести достаточно денег, чтобы претендовать хоть на что-то. – С невозмутимым видом она поворачивается к двери. – Скоро придут твои друзья. Джо, у тебя прелестная прическа. Может быть, сделаешь Кэролайн такую же?

Кэролайн, запачкав губы сахаром, отрывает зубами кусок булочки. Что-то мне подсказывает, что ей не очень-то сладко.

В зале, где Пэйны принимают гостей, золотые занавески ниспадают на ковры молочного цвета. Позолоченный рояль отражает полуденный свет, льющийся из окон. В этой комнате никак нельзя причмокивать губами или выискивать у себя вшей. Мебель расставлена так, что каждого гостя видно как на ладони, а с мягчайших диванов, медленно затягивающих сидящего внутрь, совершенно не хочется вставать.

Ноэми разливает лимонад по стаканам и подает их девушкам, устроившимся за круглым столиком. Когда она отходит в сторону, я узнаю две бархатные шляпки, которые сшила собственными руками.

У меня глаза вылезают из орбит, когда я узнаю в девушках мисс Солтворт и мисс Калпеппер. На них яркие, словно петуньи, розово-фиолетовые платья. Сладкий сиреневый аромат духов Соли смешивается с запахом лимонного масла для мебели и сигарного дыма.

Что ж, мир не перевернулся с ног на голову. Считается, что старые монеты тяжелее новых. Так и Кэролайн – по крайней мере, Кэролайн, которую я знаю, – общалась только с теми девушками, чьи семьи накапливали богатство на протяжении многих поколений. Но, наверное, за несколько лет, проведенных в пансионе, она утратила связь со старыми знакомыми и нуждается в новых приятелях. Любопытно, но я не помню, чтобы у Кэролайн было много друзей.

Круглолицая Соль распахивает рот от удивления.

– Ну надо же, это Джо! Что ты здесь делаешь?

Темные глаза Перчинки скользят по моему форменному платью. В отличие от фигуристой Соли, Перчинка тонка, точно скрипичная струна, и говорит она глубоким низким голосом.

– О! Да она же горничная.

Перемены в моей судьбе вываливаются на всеобщее обозрение, будто дохлый голубь, упавший на ковер.

– Рада видеть вас, мисс Солтворт и мисс Калпеппер.

– Ты новая камеристка Кэролайн? – Соль всегда была на полшага позади от Перчинки.

– Боюсь, что да, – произносит Кэролайн, прежде чем я успеваю ответить.

Ноэми подмигивает мне.

– Кэролайн! – Перчинка откидывается на спинку стула. – Если бы я знала, что Джо ищет работу, я наняла бы ее не раздумывая.

У меня в груди просыпается надежда, но тут Перчинка добавляет:

– Если, конечно, у меня бы не было моей Марты.

Соль пухлым пальчиком оттягивает белокурый завиток и отпускает его.

– И я бы наняла Джо, если бы у меня не было моей Люси. Стоит мне вспомнить шляпки, которые делала Джо… А какие прически она умеет заплетать!

Перчинка потирает тонкие руки.

– Я кое-что придумала. Пусть Джо сделает Мелли-Ли прическу. Что скажешь, Кэролайн?

Моя госпожа, которая согласилась только на свой любимый ньюпортский узел, кривит губы в угрюмой улыбке.

– Конечно. Джо, принеси-ка расческу и шпильки.

Вернувшись, я вижу, что к девушкам присоединилась миссис Пэйн. Не теряя безупречной осанки, она сдает карты. Она не облокачивается на спинку стула – не то что Кэролайн. И в отличие от Соли, чьи колени под розовой клетчатой юбкой подрагивают, словно две лягушки под пледом, хозяйка дома умеет сидеть спокойно.

Расчесав пышную шевелюру Соли, я начинаю сооружать прическу.

Когда я была маленькой, Везунчик Йип и Молоток разрешали мне заплетать им косы – главным образом для того, чтобы я не мешала им играть в китайские шахматы. Когда Везунчик Йип обнаруживал, что я воздвигла на его голове «лестницу в небо», его лицо становилось красным, а Молоток за любую прическу благодарил меня поклоном.

Мне часто приходило в голову, что кто-то из них двоих – мой отец, но я быстро прогнала эту мысль. В своем стремлении к добродетельной и гармоничной жизни Молоток мог соперничать со многими монахами, а Везунчик Йип был предан своей семье настолько, что отправлял в Китай каждый заработанный цент.

Соль поводит плечами, и прядь ее волос выскальзывает у меня из рук. Стиснув зубы, я возвращаюсь к работе.

– Если прическа будет мне к лицу, – выпаливает Соль, – я, быть может, приглашу мистера К. на скачки.

Кэролайн переводит отстраненный взгляд на пустую птичью клетку.

Миссис Пэйн выкладывает выигрышную комбинацию.

– Как бы мне хотелось, чтобы такой силой духа обладало больше девушек. С тех пор как миссис Вордсворт запретила своим дочерям приглашать молодых людей, никто больше не решается. Красотки Атланты такие несмелые.

Соль и Перчинка неловко переглядываются. Не на каждую ступеньку здешнего общества получится взобраться с помощью денег: звание красотки Атланты можно только унаследовать. Перчинка тасует колоду, отставив локти и оттопырив большие пальцы.

– Мисс Ягодка тоже призывает дам приглашать кавалеров. Ты видела новую колонку советов в «Фокусе», Кэролайн?

Коса снова выходит неровной, но теперь в этом нет вины Соли. Беллы опубликовали мою статью? Трясущимися пальцами я вцепляюсь в косу и начинаю скручивать ее.

– Она пишет, что женщинам нужно «снять шоры», пока их «жеребца» не выбрал кто-то другой. Слишком громкое заявление, не так ли? – смеется Перчинка и почти роняет колоду.

Кэролайн морщится, словно лимонад оказался слишком кислым.

Миссис Пэйн незаметным движением возвращает в колоду карту, упавшую ей на колени.

– Возьми у мистера Пэйна экземпляр «Фокуса».

– Да, мэм, – отвечаю я, закрепив косу Соли.

На этот раз я почти взлетаю по ступенькам.