Текст книги "Соломантик"

+24:10

На тротуаре через дорогу главный «шизонутый карлик» улицы воспитывал своего пса посредством педагогических пинков носками военных полусапог и шлепков поводком. После нескольких ударов пес упал на спину, пронзительно подвывая. Он склонился над несчастным животным, прорычав что-то хриплым голосом. Неуклюжей походкой, с бутылкой пива в руке, из дома выплыла жена шизонутого карлика.

«Оставь собаку в покое, черт тебя подери», громко произнесла женщина. Похоже, у нее был заложен нос.

«Пошли, зажжем сегодня?» Она схватила мужа за руку и вцепилась в нее, на секунду потеряв равновесие.

Шизонутый карлик перестал бить пса. Быстро и глубоко вдохнул, вытирая рукой рот.

«В следующий раз я порешу тебя, тупая шавка», заорал он и потряс стиснутым кулаком перед мордой сжавшейся у ног собаки.

Покачиваясь, они с женой в обнимку двинулись по улице. Следом, поджав хвост к самому животу, хромал пес.

Через какое-то время безмозглый обернулся. Пес резко остановился, чуть отполз назад, а затем растянулся на тротуаре.

«Что, хочешь помириться?» спросил карлик и присел на корточки. Пес отреагировал на интонацию. Отполз в сторону и завилял хвостом, словно кто-то только что заменил ему батарейки.

«Иди к папочке», произнес мужчина и похлопал себя ладонями по груди. Пес подпрыгнул и стал лизать его лицо.

Каждый раз все происходило одинаково невероятно. Сколько бы над ними не издевались, собаки всегда прощали своих хозяев, хотя, с другой стороны, куда еще им было идти? Ведь не существует горячей линии для побитых собак. Сосед помахал мне рукой из окна местного паба – одной из бесчисленных питейных на улице под названием «Бульвар несбывшейся мечты». Я остановился на пороге и толкнул входную дверь.

«Как жизнь?» спросил громко и чересчур доброжелательно. Он поднял большой палец вверх, и лицо его слегка смягчилось.

Сосед выглядел стариком.

Но я знал его секрет. Видел, как он создавал свое чудо с полузабытой гордостью и любовью. Чудо заставило его распрямить спину и выпятить грудь. Этот человек точно знал себе цену, давая мне в руки самый красивый, зеленый и сочный огурец в мире. В тот день я удивил соседа до глубины души, восхитившись его фермерским талантом. Он стоял передо мной, упиваясь собственным успехом.

Ощущение какой-то правильности момента ошарашило меня, и я, заикаясь, произнес. «Это чертовски красиво, старик. Самый красивый чертов огурец, который я когда-либо видел».

Похлопал его по плечу и обнял за шею. Затем мы просто стояли и придурковато хохотали, толкая друг друга.

Чертов овощ значил больше, чем большинство прочего дерьма, которым занимались люди.

Я заказал два пива на баре и попросил поставить одну порцию за столик соседа. Получив свою, повернулся. Мы подняли бокалы и послали друг другу через весь зал молчаливый тост.

Поставив бокал на стойку, я задумался, а где же мой чертов огурец?

+23:42

Выйдя на улицу, я застегнул куртку и поднял воротник. Старые пабы всегда нагоняли на меня меланхолию. Запах несвежего пива и застарелого дыма, ковер, на котором развелась целая экосистема проспиртованных микроб, и витавшее в воздухе горькое осознание того, что жизнь могла бы быть другой. Обращенные вовнутрь взгляды, перед которыми мелькают картины прошлого в таком блеске и великолепии, которого в действительности там никогда не было. «Старые добрые времена», как старое черно-белое кино, которое позже разукрасили, попутно выдумав хэппи-энд.

Единственной животрепещущей темой сегодняшнего дня оказались разговоры о вчерашней пьянке. И никто не заглядывал в будущее дальше следующей зарплаты.

Я посмотрел в небо – убедиться, что луна сегодня полная – и сделал несколько шагов в сторону центра. Прямо перед мостом подошел к берегу и посмотрел на пару лебедей, медленно плававшую вокруг отражавшихся в цветной воде неоновых рекламных щитов. Я читал где-то, что ставшие парой лебеди остаются вместе до конца своих дней. Вероятно, в конечном счете, не так уж важно, что ты доживаешь годы со своей первой любовью. Я потянулся к паре. Они прервали свое плаванье и направились ко мне, не шевельнув и пером.

Много лет назад здесь жил селезень, белый, словно лебедь. Даже несмотря на то, что тут всегда было полно обычных уток, он неизменно оставался сам по себе. Я почему-то думал, что это был именно селезень.

В один прекрасный день обнаружив его хладный труп, плавающий вдоль кромки воды, я понял, что обращал на птицу больше внимания, чем мне казалось. Таращась на безжизненные останки в особом оперении, я очень надеялся, что он успел взъерошить перышки нескольким уточкам, прежде чем улететь к «большой плотине».

Лебеди проскользили мимо, повернулись ко мне задницами и уплыли прочь к буйству красок, поняв, что у меня нечем поживиться.

Такси целенаправленно спешили через мост в одном направлении. Те, что ехали обратно, двигались более лениво и нерешительно.

На середине моста вяло дул ветерок. Я остановился и уселся на ограду спиной к пролету. Выплюнул старую жвачку в фантик от новой и взглядом проследил летящую белую точку до самой воды.

Втянул носом воздух и повернул голову, ибо мне показалось, что я уловил запах ее духов. Господи!

Иногда мое воображение здорово усложняло жизнь.

Какое-то время я просто сидел. Если бы она была сейчас здесь, легкий ветерок нежно играл бы ее волосами и, возможно, его особо сильный порыв задул бы непослушный локон на лицо. Я бы прижался к ней и глубоко вдыхал ее запах, ткнувшись носом в предплечье. Ощущение ее кожи на щеке стало почти физическим. Это уже слишком! Мимо пронеслась полицейская машина. Голубой свет мигалки разлился по окрестности, на несколько секунд исказив форму и цвет моста. Вытянув ноги, я соскользнул с края ограды и спрыгнул на тротуар. Сунув руки в карманы, продолжил свой путь.

Одинокая телефонная будка с холодным белым освещением стояла, словно маяк, как бы символизируя остров, к которому можно прибиться в безрадостном океане жизни и поговорить с кем-то обезболивающим и ободряющим. Остров, с которого тебя в любой момент может вышвырнуть обратно в океан, навстречу судьбе утопленника, потому что единственный человек, который мог бы тебя спасти, не взял трубку.

Какой-то тип сидел на большой спортивной сумке, прислонившись к будке. Подняв голову, уставился на улицу. По ней брела группа людей, обнимая друг друга за плечи, выкрикивая «киска» и завывая спортивные песнопения друг другу в лицо. От их крутых ветровок и новых джинсов несло пригородом. Кучка подонков с окраин, выбравшаяся в город подальше от уютных жилых кварталов. Посмотреть на что-то, кроме телевизора и соседской девчонки, разгромить что-либо помимо местного гриль-бара. Я отступил в тень на тротуаре через дорогу. Ни к чему давать им повод прицепиться. Мой ботинок пнул бутылку – та со звоном покатилась, но не разбилась. Я посмотрел в сторону хулиганов – никто не среагировал. Уличная вывеска получила неуклюжий пинок с полулета от одного из идиотов. Во время удара дебил уронил свое пиво, которое разлетелось вдребезги с низким приглушенным шлепком. Вероятно, бутылка была почти полной. Один из подонков наорал на парня на спортивной сумке. Тот отвел взгляд. Лишившийся пива дебил прошаркал к нему и оглушительно поинтересовался, не глухой ли тот. Парень что-то промямлил, все еще не глядя на толпу. Дебил пнул его спортивную сумку. Спотыкаясь, к ним приблизился очередной идиот. Я замер в самом темном углу. Ноги начали дрожать, воображение готовило тело драться или удирать. Неудивительно, что оно так распоясалось – подонки представляли собой довольно внушительную толпу и вполне реальную угрозу, потому что могли избить до инвалидного кресла и группы по инвалидности.

Похоже, парень пытался отмахнуться от них бездействием. Я задержал дыхание. Кулак дебила взмыл в воздух. Парень пригнулся, и удар не достиг цели, пролетев мимо.

«Че, проблемы?» спросил второй подошедший идиот, облокотившись на плечо первого.

Дебил ударил еще раз, но снова промахнулся, и его кулак впечатался в стену телефонной будки. Я очень пожалел, что чертов ублюдок не сломал руку! Отступив на пару шагов, схватил за горлышко бутылку, замахнулся и со всей дури отправил ее дебилу в голову – вот теперь было самое время давать деру! Выскочив из тени, я пустился по улице. Бутылка разлетелась, и за звуком бьющегося стекла последовала напряженная тишина.

«Вон он, за ним!» эхом покатилось по улице. Крик заставил меня побежать быстрее. Подошвы цокали по твердой мостовой, затем звук стал еще пронзительнее, ибо я выбежал на тротуар. К цокоту примешивался их топот позади. Я поднял руку и показал средний палец, на что они заорали. «Ты – труп! Ты – труп!» Все это время я бегал по разным улицам в разных направлениях. Почти сразу же их топот позади стих. Выкусите, дебилы! При такой концентрации алкоголя в крови у них не было ни единого шанса догнать меня. Я рассмеялся и погрозил стиснутым кулаком в пространство, но темп все-таки не сбавил, пока не влился в толпу на хорошо освещенной главной улице. Я расслабился и последовал за толпой.

Не так давно здесь заседали ученые и самодовольные, таращась друг на друга, про себя желая пересесть за другой столик. Я остановился в дверях. Теперь в заведении было пусто, как в моем холодильнике, да и градус атмосферы понизился примерно до такой же температуры. Я развернулся и поспешил вон. Полупрозрачное отражение смотрело на меня с витрины магазина. Она непременно останавливалась тут всякий раз, когда мы проходили мимо. Наклонившись вплотную, я прикрыл рукой просвет между лбом и стеклом. Чучело пингвина по-прежнему стояло на своей полке, разглядывая разное барахло, созданное человеком за последние несколько веков в попытке сделать свою жизнь проще и удобнее. У пингвина был отсутствующий вид. Черт, и этому имелось достойное оправдание – тяжело выглядеть присутствующим, когда ты – чучело со стеклянными глазами.

Ей казалось, что животное выглядело страждущим от безответной любви, хотя, конечно, она просто не могла рассуждать трезво из-за той ужасно грустной романтической истории о пингвине из зоопарка. Однажды ей рассказали эту повесть смотрители. Как-то ночью, когда не спалось, она поведала ее мне. Речь там шла о пингвине Гумбольдта – таком маленьком несуразном чучеле в сравнении с большими, внушительными императорскими пингвинами. Оба вида обитали и плавали в одном озере, уживаясь там вполне мирно, без междоусобиц и кровопролития.

Самка пингвина Гумбольдта, как раз высиживавшая яйцо, заболела и умерла. В попытке спасти детеныша, смотритель зоопарка забрал его и подсунул самке императорского пингвина, принявшей его, как родного.

Из яйца вылупился здоровый маленький пингвин Гумбольдта. И все было хорошо, пока детеныш не повзрослел, поскольку, вскормленный императорскими пингвинами, малыш, конечно же, полагал, что является одним из них. Во время первого брачного периода бедняга метался, заигрывая со всеми императорскими пингвинихами. Однако, «императрицы» плевали на него – мелкое, уродливое, наглое недоразумение. С другой стороны, его преследовали пингвинихи Гумбольдта, но он не обращал на них ни малейшего внимания. Не хотел иметь ничего общего с этими мелкими, уродливыми самками. С его точки зрения это было бы почти извращением. Тем временем, первый брачный период подошел к концу, другие пингвины нашли себе пару и создали семьи, и лишь он остался один на пруду.

Во время следующего брачного периода смотрители могли только наблюдать, как малыш лезет из кожи вон, но снова остается один, не понимая, что происходит. Период уходил за периодом, каждый раз откалывая осколок от его сердца, пока, спустя много лет, маленький пингвин, наконец, не умер, покинув свой личный маленький ад.

Пожилая дама в длинном, грязном пальто подошла и встала рядом со мной, заглядывая в окно. Она напоминала жительницу стран Востока. Я отвернулся и чуть не налетел на пару. Парень перепугано посмотрел на меня и поспешил вперед, обнимая свою даму сердца.

+23:11

Приятель стоял ко мне спиной. Мое «Эй, здоровяк!» заставило его обернуться. Выражение лица смягчилось, и он ответил. «Здорово, чувак! Ты где пропадал всю неделю?» он обнял меня за шею и прижал к себе. Затем нагнул голову так, что наши лбы соприкоснулись.

Я промямлил нечто из разряда той ахинеи, которую несешь всякий раз, когда не можешь понять, как это кто-то умудрялся столько времени не попадаться тебе на глаза. Целую кучу времени, которую ты не потратил на что-то полезное, а просто убил, пытаясь разложить по полочкам беспорядочно мечущиеся в голове мысли.

Я почувствовал весь его вес, когда он покачнулся и буквально повис на мне.

«Чертовски хорошо, что ты пришел», произнес приятель и толкнул меня. «Пошли к барной стойке, я как раз там сижу».

Он потянул меня за собой, обняв одной рукой, при этом другой расчищая путь.

«Ты что будешь, разливное?» Я кивнул. «Хорошо, два разливных пива и две текилы», громко заказал здоровяк и уперся в стойку.

Когда пена достигла крана, барменша отпустила рычаг и дала пиву осесть, прежде чем отправить в бокал последние несколько капель. Схватив второй, девушка поставила оба бокала на стойку перед нами.

«Не забудь текилу», напомнил приятель.

«Сейчас», ответила девушка и отвернулась с двумя пустыми склянками для шотов в руках.

Поставив их под ряд перевернутых бутылок, начала доить одну из них.

Почувствовав, как хрустит соль, я вгрызся в дольку лимона и ощутил вкус смешанного с солью и напитком сока.

«Повтори!» Он хлопнул меня по плечу и махнул барменше.

«Вижу, ты сегодня в ударе», произнес я и глотнул пива. «По какому поводу?»

Нам выдали еще по текиле, и я снова насыпал соли себе на ладонь.

«Она бросила меня, старик! Все кончено. Ты только подумай! Эта гребаная стерва выставила меня вон!» здоровяк сделал глоток, и несколько капель пива стекло по подбородку, растворившись на его темной клетчатой рубашке.

«Ого», выдавил я. «Извини, старик, это…»

«Но», он перебил меня, «у меня все, мать его, будет хорошо, я справлялся и прежде». – Вытер рот и подбородок. «Теперь я снова пью и гуляю. Твое здоровье, старик!» и схватил свой шот. Я последовал его примеру.

«Нам, невероятно остроумным, образованным, поразительно сексуальным холостякам, которых скоро начнут осаждать толпы безумных поклонниц, плевать с высокой горы», проорал здоровяк и проглотил свою текилу.

«За это стоит выпить», сказал я с полным ртом соли.

Поставив рюмку, осмотрелся. Заведение довольно стремительно заполнялось и, насколько можно было судить, я здесь явно был самым трезвым. Несколько посетителей выглядело так, словно их одолевало заново накрывшее вчерашнее похмелье. Я схватил свое пиво, хоть на вкус оно больше напоминало помои.

«Эй, поздоровайся с моим Братом по оружию», произнес приятель и одной рукой приобнял рыжеволосую барышню, сидевшую с другой стороны, положив локти на барную стойку. Девушка повернула голову, поднимая на меня глаза, и помахала рукой. Я поймал ее ладонь и поздоровался.

Чересчур выделяя звонкие гласные, она ответила:

«Приятно познакомиться, твое здоровье!» Затем снова отвернулась и положила голову на руки, все еще покоившиеся на стойке.

«Она чертовски прекрасна, старик! Пьет текилу со мной наравне», похвастался он и похлопал ее по спине.

«Оно и видно», заметил я, взяв свое разливное в другую руку. Длинная, раскачивающаяся очередь продвигалась к туалетам и обратно. Все проходили вдоль бара.

Временами в заведение набивалось столько народу, что тебя оттесняли к сортиру, даже если на деле ты пытался протиснуться к одному из столиков.

Я залпом осушил бокал и быстро сообразил, что пришла моя очередь угощать. Подняв руку, попытался привлечь внимание статуи на разливе.

Девушка шлепнула сдачу на стойку, а я терпеливо дождался, пока она перестанет вертеть ее в руках, взял деньги и сунул их в карман.

«Следи за выпивкой, я схожу отлить», сказал я приятелю на ухо.

«Хорошо», бросил тот через плечо и снова повернулся к рыжей.

Пытаясь сразу и следить за очередью, и пробираться к уборной, я начал свой путь, пропихиваясь и проталкиваясь между бедер, задниц, рук и сисек. Дым и толпа становились плотнее по мере того, как я продвигался вглубь заведения. Масса тел толкнула меня в нишу возле таксофона. На стене рядом с аппаратом я прочел:

«Страх перед голодом оборотня пробуждает тебя ото сна, потому что ходят слухи, будто он сбежал. Он восстает из самого сердца ночи, выбирая жертву. А затем девушка, которую зверь поймает для своих утех, будет брошена умирать от кровоточащих ран. Ты дрожишь, зная, что существо с таким чувственным бременем становится агрессивным и раздражительным, когда ночь подходит к концу. В апатии ты вспоминаешь, где странствовал зверь, а в зеркале видишь лицо оборотня, и это – твое собственное лицо».

Я задумался. Затем вверху на стене прочитал дальше: «Не надо объяснять, просто позвони, и я найду занятие для твоего ствола, хоть днем, хоть ночью, хоть с утра».

И снова мысленно сел в лужу.

Спустя пару минут я струей гонял окурок по писсуару. Интересно, делали ли женщины нечто подобное – сидели на унитазе, глядя себе между ног, виляя задницей в попытках направлять струю?

Пришлось остановиться, поскольку к торчку приблизился еще один конец. И, похоже, парень не был настроен скрещивать струи на брудершафт.

Он направил струю в толчок, слишком близко ко мне.

«Неплохой прицел для парня, успевшего залить глаза, а?» произнес он, прищурившись от дыма торчавшей изо рта сигареты. Я улыбнулся и кивнул в знак согласия.

Дверь кабинки, предназначенной для более серьезных клозетных дел, распахнулась, ударив по спине так, что я почти полетел лицом вперед. Оттуда показалась барышня, закрыла за собой дверь и произнесла. «Привет, ребята», затем спокойно покинула комнату.

Чувак с залитыми глазами выругался, потому что нечаянно описал себе руку, вероятно, пытаясь прикрыться перед девушкой.

«А вот и цель нашей стрельбы», произнес я. Брусок мыла выскользнул из рук и ударился о зеркало.

«Когда ты держишь его в руках не в самом подходящем состоянии для великих свершений, ничто так не сбивает прицел, как появление женщины, не так ли?» спросил он, занимая раковину. Я расхохотался и согласился, поставив мыло на место.

Руки все еще были мокрые, я вытер их о штаны, затем запустил пятерню в волосы. Одна из нелепых сушилок, которые обычно вешают в туалетах, пришлась бы очень кстати, но у меня попросту не хватало терпения стоять и держать под ней руки.

Очередь в дамскую комнату короче не стала. Забавно, что барышни никогда не ходят в туалет по одной. Половина из них, должно быть, даже не писает там.

Мимо прошествовал парень, одетый как мажор восьмидесятых, с густыми, как у порно-звезды, усами. Я последовал за ним, и его широкоплечая куртка помогла добраться до стойки. Он прошел чуть дальше и уселся по другую сторону от рыжей. Я поискал взглядом своего приятеля, но того нигде не было видно.

На стойке стояло несколько порций разливного разной степени недопитости, так что нужно было выбирать. Я поинтересовался у рыжей, где чье.

«А мне откуда знать?» ответила та, посмотрев на меня так, словно обычно носила очки, но сегодня почему-то не надела. Я честно попытался выбрать и взял самый полный бокал.

Широкоплечий мажор посмотрел на меня поверх рыжеволосой головы.

«Твоя девушка?» спросил он, кивая в ее сторону. Я отрицательно потряс головой.

Парень помахал согнутой рукой перед ее лицом, затем протянул руку.

«Привет, красотка. Поздоровайся с самым сексуальным мачо в этой дыре», сказал он и представился.

Само очарование. Я хихикнул и замотал головой. Девушка сжала его руку, потрясла ее, а затем уставилась на парня.

«Господи, ты это серьезно?»

Вопрос заставил его расплыться в улыбке, а затем выдать фирменный смешок «а-ля телеведущий», спрашивая. «Теряешь голову от этого старика, а? Что ж, сегодня у тебя есть шанс потерять не только голову, дорогуша». Он обнял ее за плечи. «Что будешь пить? Дон-Жуан угощает!»

Я отвернулся и стал разглядывать сидящих вокруг людей, потягивая пиво. Стриженый под каре парень, сидевший с товарищем, улыбнулся мне. Я попытался вспомнить, откуда мог его знать, перебирая в памяти разные ситуации, но без толку. Он поднял бокал и кивнул мне. Я ответил на тост. Каждый раз, когда я смотрел на него, пытаясь припомнить, парень смотрел на меня в ответ.

За одним из столиков узнал одну из двух «женщин в самом соку». Она была чудесной актрисой. Я сходил по ней с ума, особенно по ее хрипловатому голосу, пока однажды не увидел в рекламе моющего средства с приклеенной к лицу фальшивой улыбкой в окружении шаблонно правильного семейства.

Через несколько столиков заметил своего товарища, боровшегося на руках с каким-то типом под дружное одобрение рядом сидящих.

С предположительно своим и его пивом направился туда.

«Ты как, здоровяк, все хорошо?» осведомился я, остановившись за его спиной. Он кивнул и ухмыльнулся сопернику.

«Паренек похож на библиотекаря из отдела детской литературы, но даже такому дрыщу стоит дать шанс».

Старавшийся изо всех сил «дрыщ» выглядел напряженно. Стиснутые зубы, плотно сжатые губы, растянувшиеся почти до ушей. Взгляд то скользил по поверхности стола, то поднимался к потолку, а торс гнулся вслед за рукой. Тыльная сторона ладони шлепнулась на стол, и парень недовольно заворчал.

«Обращайтесь в любое время», произнес здоровяк, собирая со стола купюры, пока поверженный соперник потирал кисть.

«Ты уже давненько не проигрывал, а?» спросил я, когда мы возвращались обратно к стойке.

«Я не проигрывал кучу лет, брат», улыбаясь, ответил он и двинул меня по плечу.

«Ага, ты почти чертов мастер в этом высокоинтеллектуальном виде спорта».

«Да иди ты, чувак. Пошли за стойку честно пропивать заработанный приз».

Швейцар тронул его за руку. Он обернулся.

«Чтоб сегодня это в последний раз, хорошо? Вы слишком много пьете, парни. Завтра тут может появиться кто-то, кто не так легко воспримет проигрыш, и тогда мы все не оберемся проблем».

«Конечно, старина! Не волнуйся, отныне мы просто будем упиваться на баре», ответил здоровяк. Швейцар похлопал его по плечу и отошел.

«Держи», произнес он. Я потянулся за протянутым мне полным бокалом и поблагодарил его.

«Твое здоровье, брат». Приятель поднял бокал и выпил. Рыжая повернулась к нему и терпеливо дождалась, пока тот опустит стакан. Затем чокнулась с ним своим бокалом.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы узнать ее. Вероятно, очки «а-ля женщина-кошка» она надела уже после нашего разрыва, что было давно – и в реальности, и по моему внутреннему ощущению. Ее лицо все так же покрывали веснушки. Мы обнялись и обменялись парой шаблонных фраз.

«Идем к нам за столик. Я сижу с парой подружек. Расскажешь, как дела».

Я принял приглашение, пообещав подсесть к ним через пару минут. Проводил взглядом удалявшуюся фигуру.

Здоровяк легонько толкнул меня. «Кто это?»

«Бывшая сотрудница». Я повернулся к нему. «Мы встречались пару месяцев – так, небольшая интрижка, закончившаяся очень давно». И снова посмотрел на нее. «Мы давно не виделись, пойду, поболтаю немного». Он кивнул в знак согласия и повернулся к рыжей.

Она познакомила меня с подругами, сидевшими за столиком, представив их всех по имени. Впрочем, имена я успешно забыл, пока обменивался с барышнями рукопожатием.

Одна из них казалась в стельку пьяной. Пожимая мою руку, девушка прикрыла глаза, как будто от этого движения у нее кружилась голова. Подруги придвинулись ближе друг к дружке, чтобы я сел напротив нее.

Дабы не мешать остальным наслаждаться очередным ремиксом, я протиснулся мимо музыкального автомата. Спинка моего стула почти касалась аппарата – что было слишком для моих нервов – потому я осторожно присел и придвинулся к столику.

Вспыхнул огонек зажигалки, когда она поднесла ее к лицу и подкурила тонкую, длинную сигарету. Вероятно, очки она носила не слишком сильные, поскольку глаза за стеклами выглядели, как и обычно.

«Сейчас покажу фото своих мужа и дочери», произнесла она, пряча зажигалку обратно в сумочку.

«Вот черт! Ты успела выйти замуж и обзавестись потомством? Не гони!» я наклонился к ней и взял фото, которое она достала из кошелька.

«Ну, тебе, наверно, было не до этого. Когда мы виделись в последний раз, ты говорил, что хочешь передохнуть от учебы и попутешествовать».

Я посмотрел на снимок, а она о чем-то затараторила. Мужчина выглядел типичным героем рекламы средства после бритья, а повисшее на руке своего старика чадо казалось довольным и откормленным.

Сидевшая рядом подружка попросила посмотреть фото. Я отдал его.

Пока она рассказывала о том, как познакомилась со своим мужем, я просто сидел и наслаждался ее лицом, запоминая его выражение. Ноздри раздувались, когда она говорила. Я вспомнил, как балдел от них. Самые выразительные ноздри, которые когда-либо видел. Я заметил их, когда мы впервые набросились друг на друга, потеряв голову от временно разыгравшейся гормональной бури.

Все началось с нашей первой встречи в толпе, когда запустилась моя система наведения.

«ЦЕЛЬ ПО НАПРАВЛЕНИЮ ДВА ДЕВЯТЬ, ДЕВЯТЬ НОЛЬ». Датчики запищали при виде ее задницы, я навел прицел и уже был готов спустить курок. Догнав ее, я замедлил шаг и немного согнул колени. Повернул голову и столкнулся с ней. Она обратила ко мне лицо, и я почувствовал, что завожусь до предела.

Глядя перед собой, я произнес. «Я скучал по тебе».

«Я тоже скучала», ответила она, не замедляя шаг. Я пытался смотреть на нее, не поворачивая головы.

«Я скучал больше», запротестовал я.

«Ну, и как же сильно ты скучал по мне?» поинтересовалась она.

«Вот так», я показал, подняв руку ладонью вниз.

«Ха, тогда я скучала намного больше», ответила она и подняла руку выше моей.

«Я просто проверял тебя, на самом деле я скучал во-от так», крикнул я и подпрыгнул, чтобы дотронуться до дорожного знака.

Она рассмеялась. «Хорошо, сдаюсь, ты действительно скучал больше».

Пробежавшись глазами по своей внутренней панели приборов, я прочел: «ВЕРОЯТНОСТЬ СБИТЬ ЦЕЛЬ = 98%». Класс!

«ПОЛНАЯ ГОТОВНОСТЬ СИСТЕМ!» Да! Все получится!

Я поднял руки, сложив ладони буквой «V». Затем опустил их и притянул ее к себе. Именно в тот день, когда позже мы занимались любовью, я и заметил ее ноздри. Я лежал и смотрел в ее лицо, ловя глазами каждое их движение. Она откинула голову назад, кожа на шее натянулась, а выражение лица изменилось. Мне подумалось, что под этим углом, также, как и снизу, все женщины выглядят одинаково, и в то же время совершенно по-разному.

Ее болтовня привела к рассказу о том, как она узнала о беременности и решила оставить ребенка, бросив учебу.

«Мне в любом случае больше нравится решать практические задачи, в которые можно направить свою энергию, чтобы сделать все быстро».

Сигарета затрещала, ударившись о дно пепельницы. Уголек окурка разлетелся на кусочки. Я согласился с ней и глотнул пива.

Когда мы были вместе, то никогда не заходили дальше увлечения. Никогда не делали тот следующий шаг, когда начинается влюбленность.

«А я вижу твою ауру!»

«Что?» Я повернул голову. Пьяная в стельку подружка смотрела на меня распахнутыми глазами.

«Ты мне?» спросил я.

«Это не аура, дурища!» сказала вторая подружка. «Просто ореол неонового света от музыкального автомата за его спиной. Это он светится вокруг его головы». Она расхохоталась вместе с остальными.

Пьянчужка промямлила что-то в ответ и закрыла глаза.

Когда мы насмеялись, она снова пустилась в рассказ о том, сколь занимательная у нее жизнь, и о том, что собирается открыть очередное предприятие.

«Обещай, что придешь на открытие. Заодно и с мужем моим познакомишься».

Я пообещал прийти – это было так легко – и она продолжила. «На этот раз я надеюсь, что он будет в городе на открытие. К сожалению, в прошлый раз он как раз уехал в командировку. Вот единственное, что меня расстраивает в этой жизни – мы слишком редко видимся и почти не проводим время вместе».

«Да, наверное, это грустно», ответил я, надеясь, что мои слова прозвучали достаточно сочувственно и вежливо.

«Ну, а как насчет тебя? Чем сейчас занимаешься? Как на личном фронте? Не собираешься обзавестись парой-тройкой отпрысков?» осведомилась она, накрыв мою ладонь своей.

Я не ответил, устав от пустой болтовни. Отвечать оказалось трудно, поскольку случилось множество вещей, и в то же время, не произошло абсолютно ничего. Вокруг появлялось много нового, но я не мог похвастать новой работой, квартирой или очередным дипломом. У меня была все та же квартира и та же дерьмовая работа.

Тем более, трудно было пускаться в объяснения, потому что все происходило у меня в душе, и показывать было нечего. А остальное, в общем-то, не стоило того, чтобы об этом говорить.

«В основном я занимаюсь поиском смысла бытия и пытаюсь понять, что же мне нужно в этой жизни». Звучало жалко, но я был не настолько психом, чтобы с громкими словами бросаться на защиту собственной жизни.

Она поправила очки на носу и посмотрела на меня.

«Это так похоже на тебя. Ты слишком серьезно относишься к вещам, которые не стоит воспринимать серьезно. Слишком серьезно воспринимаешь то, о чем остальные не задумываются ни на секунду, просто делая или принимая, как должное. Ты слишком много думаешь».

Как вообще можно слишком много думать? Я немного отодвинул стул. Мне не нравилось, когда кто-то ставил под сомнение мои размышления о смысле бытия. Потому что только те, кто что-то значил для меня, могли заставить засомневаться в собственных выводах, навязывая свои умозаключения и нормы. Впрочем, хоть я и старался не обращать внимания на мнение других людей, всякий раз ловил себя на том, что снова и снова пытаюсь завоевать их признание. Это как обставлять комнату, а затем поймать себя на мысли: а что они подумают, переступив порог? Возможно, это потому, что в эмоциональном плане гораздо проще жить, как все, сливаясь с безликой и серой толпой. Выбирать другой путь всегда сложнее.

Клуб выпущенного ею дыма поплыл мне в лицо. Я резко отмахнулся от него и тихо раздул в стороны.

«Взять тебе чего-нибудь?» спросил у нее, поднимаясь и хватая свой пустой бокал. Она кивнула. Мой стул стукнулся о музыкальный автомат, воспроизводивший популярный ремикс какой-то зажравшейся банды. Осмотревшись, я понял, что стал центром всеобщего внимания, потому быстро смешался с толпой.

«Да ладно, черт бы вас побрал, я же не специально! Нельзя же так долго злиться. Может, пива за мой счет, а?» кричал парень в красной форменной куртке пилота в спину двум товарищам, прихрамывая вслед за ними. Я последовал за летчиком. Один из его товарищей остановился и обернулся.

«Ты выставил нас дураками в отделении скорой! Мы тащили тебя на себе, опасаясь чего-то серьезного. Это уже слишком, старик!» Мужчина отвернулся и продолжил путь.