Текст книги "Соломантик"

+18:28

На улицу завернуло такси. Я подтянул штаны и попытался принять вид достаточно трезвый, для того, чтобы меня пустили. В последний раз, когда я вызывал такси, по моим рукам практически проехал велосипедист, когда я из него выползал.

«Куда вам, друг?» спросил водитель. Точно, куда, друг? Спросил я сам себя.

«Э… Просто поехали по этой улице».

«Ладно босс. Нэма проблэм», он прокомментировал адрес, крутя руль, и посмотрел в зеркало заднего вида.

Уличные фонари ныряли и проносились мимо машины, отражаясь и сияя в краске и лобовом стекле.

«Вам нравится музыка, босс?»

«Да, все отлично», ответил я и попытался понять, что играет.

Часть тротуара была освещена лучами света, сбежавшего из окон кондитерской. Она бросилась мне в глаза, когда мы проезжали мимо, и мой желудок отреагировал на это зрелище.

«Вы могли бы остановиться у пекарни?»

«Нэма проблэм, босс», ответил он и начал стучать пальцами по рулю в такт музыке.

«Вы не могли бы подождать? Хотя нет. Сколько я вам должен?» я склонился, вытягивая купюры из заднего кармана. Он нажал на таксиметр и назвал сумму. Я округлил ее до наиболее подходящей купюры из тех, что у меня были, и вручил ему.

«Сдачу оставьте себе».

«Добро. Спасибо, босс. Берегите себя».

Я ответил ему то же, глянул в заднее окно и открыл дверь.

Продавец в кондитерской положила сдачу мне в руку, а я закинул ее в карманную коллекцию, которая постепенно раздувала мою куртку с одной стороны. Если голова идет кругом от теплого алкоголя, а что такое практичность ты уже и не помнишь, у тебя нет терпения считать мелочь и платить ею.

Я положил пакет сока подмышку и открыл дверь рукой с пакетом круассанов.

На улице я остановился. Идти всю дорогу до дома – не самая заманчивая идея. Я постоял там, вертясь на одном месте и решая, что же мне делать. Кто-то умный сказал: «Только глупый человек с легкостью будет стоять спокойно». Повертевшись там некоторое время, я просто пошел вперед.

Я проигнорировал красный свет светофора и вразвалочку вышел на зебру с круассаном во рту. Красный свет все равно станет зеленым. На лестнице на станцию, голуби с удовольствием клевали свежую рвоту. Они были так увлечены! Вероятно, голубям не слишком часто перепадает горячая пища. В таких ситуациях, лучшее, что вы можете сделать, это схватить все, что можно унести, когда вам наконец-то подворачивается такой шанс.

Парень из билетного киоска был явно только что умыт, но по его красным глазам я мог определить, что он еще был не здесь. Его душа оставалась дома под одеялом. Я расстегнул карман и, направляясь к платформе, положил в него билет на поезд.

Я поставил сок на скамейку рядом с кофейным автоматом и подошел прямо к нему.

С карманом, полным монет, я мог бы долго сражаться с таким автоматом. Но он сдался с первой попытки и протянул мне чашку кофе.

Затяжной кашель где-то рядом, звучащий как раскаты грома, заставил меня посмотреть на платформу. Комок из мокрот пролетел в воздухе, приземляясь на край и медленно сползая на рельсы. «Хозяин» этого комка вытер рот о рукав и продолжил рыться в мусорном баке.

Я поставил кофе на скамейке, а потом присел и сам.

Алкаш в стоптанных туфлях возился передо мной. Я стряхнул крошки с губ: «Эй, мужчина!» Он остановился и обернулся. Я встал и протянул горсть монет на ладони. Мужчина уставился на руку и на меня. Господи! Свет в его глазах угас задолго до того, как загорелся. Затем он протянул руку и позволил мне купить немного совести. Я высыпал монеты на ладонь, не прикасаясь к нему.

Он быстро подставил другую руку в качестве опоры, чтобы образовалась чаша. Мыча что-то непонятное и мотая головой, он пересмотрел монеты в руках, прежде чем сложить их карманы пальто. Ничего не говоря и не глядя на меня, он отошел и спустился вниз к платформе, волоча одну ногу и пряча руки в слишком коротких рукавах пальто.

Я смотрел ему вслед, пока он хромал к черной дыре в конце платформы и задавался вопросом, почему он так настойчиво держится за тот образ жизни, который затягивает все глубже. Неужели верит, что завтра кто-то придет и спасет его, будет заботиться о нем и сделает так, чтобы все было правильно?

Мне бы это понравилось. Я отпил кофе и почувствовал, что стаканчик припекает пальцы. Я взял его в другую руку, а место стаканчика заменил круассан. Может быть, следовало отказаться от игры и сделать ставку на реинкарнацию. Просто уйти, сказав: «Повезет в следующий раз», только для того, чтобы спрятаться, как алкоголик в виртуальной реальности выпивки, в каком-то алкогольном киберпространстве.

Я запихал последний кусочек круассана в рот. С грохотом прибыл поезд и прервал мои размышления в поисках ответов. Я шагнул в вагон и нашел место у окна. В нем я увидел собственное отражение и кирпичную стену на заднем плане.

Мозг заработал вместе с двигателями поезда. Большинство людей, вероятно, боятся расставаться с жизнью, поэтому будут хвататься за нее ногтями и отчаянно держаться за жизнь, когда дело дойдет до этого.

Я осмотрелся в купе. Мы сидели там, надев маски пассажиров. Маски используются нами в лифтах и общественном транспорте. Я посмотрел на человека напротив меня с почти полностью закрытыми глазами. Я вспомнил, как должен был бы выглядеть сейчас и сдался. Глядя на себя в окно, я надел наушники и спрятался за ними.

Когда я переключил Walkman на радио, он перенес меня прямо в какую-то классическую музыку, я закрыл глаза и прислонил голову к окну. Последнее время я жил в городе, странствуя, и обходил там все дороги. Это занимало большую часть дня, но только это и разогревало тело и голову, так что уличные сцены, старый шум и перезрелые, слишком старые мысли, уходили.

Музыка заставила меня увидеть ряды загорелых под летним солнцем танцоров, одетых в белое на бесконечно зеленом газоне с деревьями с белыми листьями. У каких деревьев белые листья или цветы? Ну откуда мне знать? Яблони, наверное? Ряд танцующих подошел и, когда они разделилась на пары, я понял, что мои дедушка и бабушка были среди танцующих, и ого! Там были мои мама и папа, они выглядели очень молодыми и счастливыми. Я притаился между другими парами. Да! Там были и они! Моей прабабушке пришлось держаться за руку и придерживать свою шляпку, после того как мой прадед лихо закружил ее. Хотя я не узнавал всех, я чувствовал, что знаю каждого из них.

Музыка остановилась и танец растаял. Я открыл глаза, как только вкрадчивый голос объявил, что мы только что прослушали «Die Moldau» из произведения Сметаны «Mein Vaterland». Ну что ж, мне понравилась песня, написанная кем-то с именем Сметана. Я не слушал его музыку раньше, и это было странно, ведь она была чертовски хороша. Ну да ладно, может быть, это его дебютный альбом.

Где-то далеко ночь растворялась в дневном свете, пробивающемся из-под горизонта. Я открыл сок и выпил за несколько глотков.

Мой прадедушка. Конечно, он уже солировал в танце. Прадедушка, ты, старый черт! Я скучаю по тебе!

Мой отец… один из тех отцов, которым всегда надо было уходить… уходить и оставаться где-то там. Ты тупой мудак.

Знак с названием станции мелькнул в окне и вернул меня обратно в поезд. Я быстро поднялся.

+17:09

С поезда мало кто сошел. Хотя в это время года и в этом месте это, наверное, приравнивается к сумасшедшему часу пик. Я автоматически посмотрел в обе стороны перед тем, как перейти железнодорожные пути при слабом дневном свете, пробивающемся все больше и больше над горизонтом.

После того, как шум поезда смолк, меня окружила тишина. К счастью, щебетание нескольких птиц прерывали ее то тут, то там. Я верил в романтическую концепцию, что жизнь за городом с даров земли была единственно правильной и естественной, самой природной. Но каждый раз, когда я бывал за городом дольше пары часов, хотелось бежать обратно к шуму и быстро меняющейся уличной суете. Как в словах любителя бетонных джунглей: «Не так уж и тяжело находиться за городом в течение короткого времени, пока возле вас стены домов». Но это не полное отчуждение, это не значит жить все время там. Вероятно, жизнь в больших городах совершенно неестественна.

Здесь воздух был концентрированным и чистым. Я вдохнул на полную грудь, и мне пришлось привыкать к его жесткости и чистоте.

Неподалеку раскинулся приморский поселок, голый без своего сезонного макияжа и с постоянной атмосферой раннего воскресного утра. Вывески с домов были убраны и фасады стояли с пустыми глазницами. Такого рода поездка вне сезона давала мне ощущение, будто я смотрю старые фотографии с отпуска.

Упаковка мороженого, выбеленная и раздираемая всеми ветрами, застряла в заборе рядом с летним магазинчиком. Бесчисленное количество пробок от бутылок, вдавленных в асфальт вокруг скамейки, рассказали мне о любимом месте попить пивко.

Я перешел дорогу и посмотрел сквозь гигантские окна старой гостиницы. Я смотрел на очертания, пытаясь угадать, какие предметы мебели были спрятаны под белыми простынями, использованными в качестве покрытия.

Знаки с надписями «Зарезервировано для гостей отеля» стояли вокруг большой, пустой стоянки.

Белочка спокойно крутилась вокруг, прыгая между плитками и сорняками. Я присел на корточки и протянул ей кусок жевательной резинки, пытаясь издавать звуки, похожие на стук орешков. Это было довольно сложно.

«Держи, это даст тебе мятную свежесть, сохранит зубы и, к тому же, она без сахара». Белочка взглянула в мою сторону, затем приняла решение полностью игнорировать меня и спокойно продолжила искать еду.

Качели на детской площадке, заскрипели так же, как и много лет назад, когда я плюхнулся на них с размаху.

Скрипя, они начали раскачиваться подо мной.

Те очень давние вещи и события, о которых мой прадед когда-то рассказывал, смешались с впечатлениями вокруг меня. Я подумал, что все равно двигаюсь вперед, хоть и не на полной скорости. Все это действительно не имеет значения. Ведь как сказал кто-то, наверное, из китайских мудрецов: «Тот, кто идет только вперед, не зайдет очень далеко». Но что бы вы сделали, если бы только сейчас обнаружили, что то, что вы видели на горизонте, к чему стремились, оказалось тем же, что вы уже оставили позади себя и вы просто зря тратите время, двигаясь по замкнутому кругу?

Качели отомстили мне за жестокое обращение к ним, загрязняя рукава куртки ржавчиной своих цепей. Я спрыгнул и попытался обтряхнуть ее с рукавов.

Ветка валялась на траве; она была сама по себе, потому что рядом не было ни одного деревца. Кто-то, может быть, ребенок, бросил ее туда. Я взял ее в руку, и она сразу превратилась в трость. Она отлично лежала в руке, при этом ее обхват и вес были именно такие, как у хорошей трости. В умелых руках такая трость превращается в «Экскалибур», который мог бы поразить цель, не получив ни единой царапины. Или в надежный пулемет, бьющий роем свинца и уничтожающим банды ублюдков. Или, к примеру, в лазерную пушку, с большой точностью выносящую наружу мозг «космического захватчика».

Используя «Волшебную трость», как обычную тросточку, я спустился к гравийной дороге, где можно было увидеть пляж и океан, как будто две линии, которые сходятся к дороге.

Вертикальные доски деревянного забора разошлись в некоторых местах, поэтому я простучал по ним палкой вдоль всего забора. Это создало прекрасные звуки.

Внизу в воде, если прищурить глаза и добавить немного фантазии, я мог видеть здания на другой стороне залива. Единственной вещью, заставляющей меня вспоминать, что я не один на этой стороне земного шара, был белый корабль на краю горизонта. Очень далеко отсюда, там, где океан едва не врезается в небо во время прилива.

Некие птицы ходили вразвалку на мелководье, иногда ныряя в воду и поднимая гору брызг вокруг.

Я почувствовал тоску по всем летним отдыхам, когда я играл на пляже и катался на волнах долгими солнечными днями, пока солнце и песок не вытеснялись луной и водой.

Пластиковый контейнер получил от меня пинок. Меня всегда до чертиков раздражала пластмассовая хрень, валяющаяся на пляже, отмечающая линию последнего прилива. Мусор рушит ту гармонию, которую ты чувствуешь, стоя один на берегу океана. Гармония пропадает, и реальность накатывается на тебя.

Вместе с тростью я побрел вдоль воды. Присел, но тут же отдернул свою руку от воды, встряхивая ее и пытаясь вытереть остатки влаги об брюки. По моим представлениям о температуре для купания, вода была слишком холодной для моей конечности; должно быть, она была как лед.

Звук церковных колоколов, приветствующих солнце, перебил и захватил мои мысли. Я пересек полосу песка и последовал за звуком. Я почти дошел до вершины холма, когда увидел шпиль колокольни.

Внизу в старой части города несколько подростков тусовались на углу улицы. Я был уверен, что один из них стоял, прислонившись к фасаду дома. Несколько человек, заметив меня из окон или дверей, глазели на меня. В своей городской одежде я вписывался в здешнюю обстановку, как панк-рокер на ферме. Они, наверное, предпочли бы, чтобы коровья кожа оставалась на животных. Я действительно не мог находиться в маленьких городках, но это было, в конце концов, их реальностью, в которую я уже пробрался, а значит, должен вести себя подобающе.

Иногда мне было трудно представить, что она была отсюда родом, но когда я стал старше, то научился видеть сквозь ее принудительный городской образ и открыл для себя земную деревенскую девушку.

Страшный запах погоста; сочетание влажного грунта, гнилых растений, кипарисов и атмосфера конца сезона заставили мое сердце биться чаще. Я посмотрел вверх. Блестящие лучи тепла пробивались через верхушки деревьев и пронзали их гнилую листву, где холодные души листиков поднимались во влажный, промозглый воздух, превращаясь в прозрачные облака. Я закрыл глаза и увидел белые гробы, сложенные руки и закрытые, плачущие глаза на напряженных лицах. Закрытые веки спящих и мертвых. Я видел ее живой и болтающей, суетящейся вокруг. Она смотрела на меня, как будто я сказал что-то невероятное, говоря: «Ты говорил это уже много раз». Ее лицо появлялось и исчезало. Мне было трудно вспомнить, как оно выглядело на самом деле. Для моей памяти это было слишком тяжело, потому что я помнил так много разных выражений на этом лице. Как она жевала жвачку. Как кричала. Как гневалась, но гнев был очень разнообразным – начиная от легкого недовольства и до ужасной истерики. А выражения счастья на ее лице были столь же разнообразными? Все, от небольшой улыбки до дикой радости? Я не помню.

Мое тело стало неловким, и я жалел об этом каждый раз, когда должен был проделать этот путь между невысоких изгородей, но я еще ни разу не обернулся. Дыхание участилось. Чувствовалось, что вся моя верхняя часть была зажата, как будто я не мог дышать всю дорогу. Ее имя сбило меня с ног. Оно появилось из-за скалы и сломало мой самоконтроль. Я сел на дорожку перед ее могилой, согнутые ноги обхватил руками. И вот я сорвался и начал истерично рыдать и всхлипывать.

Тоска, разочарование, одиночество, беспокойство, и все остальное, что с трудом держалось во мне, хлынуло наружу. Я плакал для нее, а может, в основном для себя. Я плакал, потому что слышал те же колокола, которые слышали тысячи людей до меня, и которые услышат тысячи после меня.

Я оплакивал останки той искры жизни, которая была в ней везде и всегда. Я оплакивал непостижимость вселенной и осознание своей собственной смертности. Я плакал над всеми миллиардами загубленных жизней и над бесперспективностью нашего существования.

Прадедушка! Я потерял себя, черт побери.

Рыдания умолкали. Запыхавшись, я сделал несколько глубоких вдохов и, сфокусировал взгляд; краем рукава смахнул слезы с глаз и щек.

Господи, как же это все измучивает и воспаляет глаза. Я помахал руками, создавая поток воздуха себе в лицо.

Полегчало, я вздохнул, разок всхлипнул и начал стряхивать гравий со своих штанов. Пальцами поправил волосы, а затем руки безвольно опустились.

Здесь было только ее имя. Оно блестело золотом на отполированной поверхности. Если бы она могла выбрать сама, это выглядело бы совершенно иначе. Заметив что-то краем глаза, я повернул голову.

Он стоял в рясе, держа руки над животом и соединив кончики пальцев. Он был небольшого роста, с почти белыми волосами, заостренным носом и парой больших квадратных очков, которые смотрели на могилы.

«Город мертвых», сказал он. «Может ли кто-либо смотреть на кладбище без боли в сердце и мыслей о ничтожности существования?»

Он повернулся ко мне. «Потом что-то происходит с ними. Мой совет стает помощью для их воображения».

Он отвернулся от меня и продолжил: «Я не хочу уходить в иной мир здесь. Однажды мне пришлось уехать очень далеко, я отправлюсь домой. Я доберусь туда и там встречу свой конец, там, где моя жизнь началась».

Он повернул голову и посмотрел на меня. «Иногда я с нетерпением жду эту поездку».

Он кивнул и оставил меня.

Господи! Этот человек чувствовал себя не слишком-то хорошо. Я застегнул куртку и прижал руку к буквам.

«До встречи», пробормотал я и повернулся.

Однажды она спросила меня, скучал ли я хотя бы один раз по ней так сильно, как она всегда скучала по мне. Я ответил да, и сказал ей, что иногда мне не хватает ее в толпе людей, потому что я не чувствую ее внимания.

Позже, ночью того же дня, когда она задала свой вопрос, я написал ей записку и оставил так, чтобы она могла увидеть ее утром. Я начал ее так: «Я часто скучаю по тебе. Иногда я очень сильно скучаю по тебе. Я скучаю по тебе больше всего, когда ты спишь, когда свет ночника падает тебе на лицо и отражается в прозрачных волосках на щеке, делая их мягкими-мягкими. Но еще больше я скучаю по тебе, когда выключаю его, тихо желаю спокойной ночи и осторожно ложусь рядом с тобой, переполненный защитой и лаской. Я скучаю по тебе наиболее сильно, когда ты потом хмуришься, что-то бормочешь и спишь дальше».

+16:30

Дико размахивая верной тростью, я начал задорно крушить бурьян, который покачивался на ветру в канаве. Я прорубил дорожку, перепрыгнул через канаву и пошел осторожно верхом, как будто пробираясь вдоль электрического забора.

Засохшие коровьи лепешки валялись на траве, свежих не было видно, но я все же посмотрел на луг, чтобы убедиться, что тупоголовый бык или корова не бегут сюда, чтобы прогнать человека с их территории.

Я прислонился к солнечной стороне изгороди. Солнце светило достаточно долго, чтобы высушить росу на всех ее выпуклостях.

Горсть травы на вкус была такая, словно срок ее годности к употреблению прошел лет десять назад. Это было не самое подходящее время, чтобы пробовать солому. Мои веки опустилась вниз, ограничив кругозор маленькими щелками. Как еще один хитрый китайский чувак когда-то сказал, должно быть, их было довольно-таки много, учитывая все высказывания китайцев. «Умный философ – это человек, который мечтает с открытыми глазами». Затем веки полностью опустились, так что я не был уже ни умным, ни философским. «Дорогой Господи, пожалуйста, пошли мне ангела», это было последнее, что ясно промелькнуло в моей голове, прежде чем я перешел на другой уровень сознания.

Я пришел в сознание и небо, и весь остальной мир, и я сам дрожали в моих сухих и горящих глазах. Во рту было так мерзко, будто я попробовал что-то, что испортилось уже довольно давно.

Я достал из пачки две последние жевательные резинки и встал, чтобы отлить. Мое тело стало жестким и выжатым словно лимон. Господи! Я не отказался бы от горячей ванны. Воздух был холодным, почти как в то время года, когда одевают термо-белье.

Трость стояла под забором. Я посмотрел на нее, подтягивая вверх свой воротник, и решил оставить здесь. Спрятав обе руки глубоко в карманах своей куртки я, шатаясь, с трудом побрел через поле.

На дороге я набрал скорость и повысил еще темп, чтобы хоть немного согреться.

Мимо меня на своих пикапах проезжали настоящие фермеры. Все дачники были вынуждены довольствоваться багажниками своих легковых автомобилей и ездить сюда в выходные.

В то время как профессионалы используют пикапы, чтобы привезти волшебные химические вещества для растений и их питания, дачники используют свои багажники просто, чтобы возить в них наборы для очередной поделки или прихоти.

+15:30

Сначала я подумал, что она мертва, потом она подняла голову, как будто услышала меня. Голова и передняя часть тела лисы выглядели нетронутыми, как будто она просто лежала на боку. Но, как только я подошел ближе, то увидел, что ее тело было почти плоским, а задние ноги торчали под неестественным углом, почти противоположно к передним, в луже крови. В этом животном осталось слишком мало нетронутых костей. Она снова подняла голову и чихнула. С чихом вылетело немного крови и осталось вокруг ноздрей.

Я присел рядом с ней. Она сделала слабую попытку укусить меня, но ее глаза закрылись, а голова упала обратно на асфальт.

«Полегче, ты не того кусаешь», пробормотал я, ловя себя на том, что глажу ее по голове. Несколько волн дрожи прошло через нее, и она начала корчиться. Я отошел немного, потому что просто не мог на это смотреть.

Я огляделся вокруг. Черт! Вокруг не было абсолютно ничего полезного. Я сиганул через кювет у дороги и оказался на окраине леса. Ветки, которые я схватил, просто развалилась в руках. Кусок старого, гнилого дерьма!

«Черт побери!» сказал я вслух. Почему здесь не было просто большого камня? Я перепрыгнул обратно к лисе, и она посмотрела на меня.

Что, если я просто подпрыгну и приземлюсь ей на голову обеими ногами? Этого будет достаточно, чтобы убить кого-то? Черт! От этого любого стошнило бы. Я отвернулся на секунду, пытаясь взять себя в руки и попробовать.

Впереди послышался шум автомобиля. Когда он приблизился, я стал перед лисой и замахал, как сумасшедший, обеими руками. Широкий и компактный, блестящий черный автомобиль крутанулся и вылетел на встречную полосу, проехав мимо меня. Я провел его взглядом и собирался показать ему палец, когда включились тормозные огни. Свет фар с красного изменился на белый, и он подъехал ко мне.

«Это собака?» – спросила она, выходя из машины в сковывающей движения юбке. Она посмотрела в сторону лисы и запустила руку с большим количеством золотых украшений на запястье в светлые, короткие, как у мальчишки, волосы. Я сказал ей, что это была лиса.

«Она очень пострадала и сейчас мучается, как в аду, мне придется убить ее. У вас в машине есть что-нибудь, чем я смогу сделать это?»

Ее брови взлетели вверх, она посмотрела на лису и обратно на меня широко открытыми глазами.

«Я не знаю», ответила она и взглянула на меня испуганно.

«Что вы можете использовать?»

«Я точно не знаю, что-то тяжелое. Я не думаю, что у вас там есть что-то, чем можно застрелить?»

«Хм, нет, конечно же, нет, извините», она ответила быстро и выглядела так, будто я пытался убить ее.

Лиса дернула ногами на секунду и привлекла ее внимание. Она сделала пару шагов к ней.

«Я проверю багажник», сказал я и схватился за ручку. Он был заперт.

Она оторвала взгляд от лисы. «О, там есть кнопка под приборной панелью, я сейчас открою», сказала она и быстро подошла к стороне водителя. Юбка обтягивала ее, демонстрируя фигуру, когда она наклонилась через дверь автомобиля.

Багажник щелкнул и медленно открылся с шикарным звуком. Я наклонил туда голову и посмотрел внутрь.

Ее тень скользнула по багажнику, и я почувствовал ее запах рядом со мной. Большая продолговатая сумка занимала большую часть пространства в багажнике; я толкнул ее и попытался поднять.

«Что это?» спросил я; она была довольно тяжелой.

«Клюшки для гольфа», ответила она и взялась за один конец, чтобы помочь мне вытащить их из багажника. Мы положили их на асфальт, оперев одним концом о машину.

Клюшки для гольфа! Она подтверждала все предрассудки.

Кроме запасной канистры и корзинки с всякими принадлежностями для чистки и полировки снаряжения, там было не так уж много всего. Под ковром багажника было запасное колесо вместе с домкратом и гаечным ключом. Я поднял гаечный ключ и попытался прикинуть его вес. Он хоть и был тяжеловат, но все же не такой длинный, чтобы я мог ударить ним наотмашь.

Она отвернулась от лисы и уставилась на гаечный ключ.

Обеими руками сжимала сумку для гольфа, я указал на нее.

«Насколько тяжелая такая клюшка?»

«Вы хотите использовать клюшку для гольфа?» спросила она, открыв шокировано рот.

«А что вы еще хотите от меня? Вы можете сесть в машину и переехать ее еще раз. Я не знаю, что будет более безболезненно. Но она не сможет лежать неподвижно и тогда вам придется сделать это несколько раз».

«Может, мы отвезем ее к ветеринару?» спросила она.

«Любые движения будут ужасно болезненными для нее, и она продолжит защищаться, пока хоть немного будет в сознании». Я махнул рукой в сторону лисы. «Пока мы не сделаем что-нибудь, она будет страдать».

«Если надо переехать, то это должны сделать вы, я не смогу заставить себя сделать это», сказала она и посмотрела на дорогу.

«Это плохая идея, не стоит об этом даже думать», ответил я.

Лиса немного пошевелилась.

«Я думаю, что самым безболезненным способом будет ударить по голове, чтобы она потеряла сознание и одновременно попробовать пробить ее череп, чтобы этот удар убил ее», сказал я и сразу услышала, как лиса чихнула еще раз.

Мне показалось, будто после этого чиха ее лицо исказилось от боли. Ее страдания и паника сделали меня спокойнее. Чем больше другие люди паникуют, тем спокойнее я становлюсь.

«Какая клюшка самая тяжелая?» спросил я и указал на сумку, которую она по-прежнему держала. Она расстегнула ее и указала на клюшку.

«Должно быть эта; на ней номер один. Ведущая клюшка с плоской головкой», добавила она, как если бы я был начинающим игроком, и отодвинула верхнюю часть сумки в сторону.

Получить удар ведущей клюшкой. Это звучало как плохая шутка. Я вытащил клюшку. Она действительно имела железный шар на головке и длинный вал, но я не был уверен, что он может разбить череп лисе за один удар. Дерьмо! Ничего другого не остается, как попробовать. Она посмотрела на мою куртку и я, последовав за ее взглядом, снял ее и бросил на край багажника.

«Хорошо, я попробую», сказал я и наши взгляды пересеклись.

«Да», ответила она, и я подумал, что увидел что-то вроде признательности на ее лице.

Я подошел к лисе и заметил, что она отвернулась.

К счастью, лиса закрыла глаза и лежала неподвижно, насколько это было возможно с ее бешено бьющемся сердцем. Мое колотилось в том же темпе. Я занял позицию с широко разведенными ногами напротив ее головы и взялся за клюшку обеими руками, отвернувшись в другую сторону.

Стоя за машиной, она закрыла уши руками. Слабакам везет, они могут просто признать свою слабость и убежать, вместо того чтобы проявлять насилие, как делают такие же идиоты-мачо, как я. Я держал клюшку в вытянутых руках над головой лисы, пытаясь понять, на правильном ли расстоянии от нее стою. Затем я поднял клюшку над головой, подвигал спиной и поместил клюшку вдоль позвоночника в вытянутых руках. Ее головка уперлась в мои ягодицы. Стиснув зубы, я все-таки ударил. Моя голова и верхняя часть тела дернулись вслед за клюшкой. Головка клюшки попала в череп лисе, но по звуку и ощущениях я понял, что не проломил череп. Струя теплой крови брызнула мне в лицо и шею. Затем лисица подпрыгнула в интенсивной конвульсии. Я сплюнул, чтобы убрать кровь с губ.

«Черт побери!» вскричал я вслух. Лиса вертелась в луже крови на асфальте. Я подошел к ней и продолжал бить и бить по голове.

«Сдохни!» крикнул я в панике, и тошнота сжала горло. Она дергалась от каждого попадания, но визжать перестала. С четвертого или пятого удара череп наконец-то поддался, и я почувствовал это. Лиса напряглась, а затем ее мышцы расслабились под мехом, и тело повалилось на землю.

Я бросил клюшку на землю рядом с ней и выдернул свою футболку из штанов, чтобы вытереть ею лицо.

«Все закончилось? Она мертва?» спросила она, медленно оборачиваясь. Она уставилась на мое лицо и футболку. Я сказал бы, что мой внешний вид шокировал ее, и что увидел слезы на ее глазах.

Я кивнул в ответ на ее вопрос, в то время как мой пульс немого успокаивался. Она посмотрела на лису, а потом подошла к ней. Я сплюнул несколько раз, чтобы избавиться от вкуса крови во рту.

«Я просто оттолкну ее подальше в сторону», сказал я и подошел к ней. Ногой оттолкнул заднюю часть тела, а затем и все остальное на край дороги. Ее глазницы были залиты кровью, это придавало ей выражение, которое могло бы сниться во многих будущих кошмарах.

Я поднял клюшку для гольфа.

«Просто оставьте ее, это не важно», сказала она и отвернулась от лисы. Она посмотрела на меня, как будто уже давно забыла и только сейчас вспомнила снова. Затем вытерла уголки глаз кончиками пальцев и сделала пару глубоких вдохов.

Клюшка для гольфа один раз перевернулась, когда я подбросил ее, а затем скрылась в высокой траве. Я сплюнул и подошел к машине, чтобы взять одно из полотенец в багажнике.

Действуя почти на автопилоте, я пытался стереть с себя кровь. На штанах было огромное пятно на бедре. Я вытирал его некоторое время, но ничего не помогало.

«Подождите секунду, у меня есть влажные салфетки в машине», сказала она и быстро подошла и потянула за ручку на пассажирской стороне. Она влезла одним ботинком в грязь, и мне послышалось, как она тихо ругалась одним и тем же словом, прежде чем подалась вперед и достала до водительского сиденья. Она шарила внутри машины, тогда как ее каблучки торчали наружу.

Я схватил с земли сумку для гольфа и положил в багажник.

«Вот, позвольте мне», сказала она и подняла руку с сильно пахнущей тканью к моему лицу. Это было так, будто меня протирают надушенным лимоном. Я следил за ее лицом, пока она протирала мое. Первым словом, что пришло мне на ум, было «Ухоженная». Так, как будто бы она была машиной! Ее глаза были ясными, как четкая фотография. Рот казался правильным и мягким, и она вся пахла как белое, кружевное белье.

Она протерла мою шею. Ее взгляд медленно скользнул по мне, опустился, а затем вернулся обратно к рукам.

«Я не могу смыть больше», сказала она и посмотрела на мою голову и шею.

«Все в порядке», ответил я, выбросил полотенце, которое все еще держал, в корзину и схватил куртку. Она собрала салфетки. Я отвернулся от нее, снял футболку, и швырнул на землю. С молнией возникла проблема, потом я дернул ее и застегнул куртку до самой шеи.

Она толкнула багажник обеими руками, чтобы закрыть его.

«У меня тут коттедж неподалеку», сказала она и немного поправила челку, глядя на меня. «Если есть время, можете помыться».

«Я бы не отказался», ответил я и почувствовал, что стесняюсь и пытаюсь отвести взгляд. Она присела на корточки и подняла мою футболку.