Текст книги "Соломантик"

«Но я думал, что у меня тромб оборвался в ногу или нерв защемило». Летчик поспешно попытался схватить товарища за плечо. «Мне казалось, что нога не слушается, и я не могу идти. Казалось, что она перестала быть частью меня, понимаешь?»

Его товарищ не ответил. Парень проковылял до свободного табурета за стойкой.

«Так что с ним стряслось?» спросил какой-то тип.

«Что стряслось? Хочешь знать, что?» заорал его друг. «Два здоровых мужика на себе притащили пьяного мудака в скорую, а у него просто отвалился каблук! Вот, что стряслось!» он затряс головой и попытался подозвать бармена. «Я не позорился с ним так с тех пор, как он написал в аквариум моей девушки».

Я умудрился протиснуться между ними и свернуть в сторону туалета. Здоровяк болтал о чем-то, размахивая руками и покачиваясь всем телом. Казалось, что временами у него язык заплетался за зубы.

«… И тут все случилось, старик, он пробежался по площадке, перехватил поперечную передачу, затем развернулся и побежал. Обогнул дерущихся, проскочил двух защитников, корпусом оттолкнул третьего. Перехитрил вратаря обманным замахом и спокойно забил гол выверенным движением, вот так просто! Затем добежал до середины поля – глаза вниз, кулак над головой. Это было так классно! Я даже слезу пустил».

«Еще бы!» произнес пристроившийся рядом парень и кивнул головой. Сидевшая с другой стороны рыжая выглядела так, словно пыталась разобрать закодированную программу без преобразователя кода.

«Эй, здоровяк», произнес я, стиснув его плечо. Приятель отвернулся от типа в бейсболке и посмотрел на меня. Черт! Глаза у него уже были краснющие. Он упивался до поросячьего визга.

«У тебя уже глаза, как у быка перед корридой – большие, красные и воспаленные».

«Заткнись, ты их еще с этой стороны не видел», ответил здоровяк и закатил глаза.

«Знаешь, как отличить натуральную блондинку?» Он явно собирался подловить меня в западню. Я отрицательно покачал головой.

«Подуй ей в ухо. Если щеки начнут раздуваться – значит, натуральная». Он толкнул меня, откинувшись назад со смеху. Я тоже расхохотался. Затем умудрился протиснуться к стойке за спиной у сидевшего рядом парня в бейсболке. Попытался привлечь внимание персонала, помахав зажатой в пальцах банкнотой.

«Прошу прощения», прозвучало за спиной. Повернувшись, я узнал приятеля улыбающегося длинноволосого парня, которого никак не удавалось вспомнить.

«Да?» Я взглянул на него.

«Эмм… Простите за беспокойство, но мой друг попросил пригласить вас на ужин».

Взгляд скользнул на стол, а оттуда назад на лицо парня. Я почувствовал, что меня бросает в жар.

«Ну… Я… Спасибо за приглашение, но это не мое».

Он покраснел и пробормотал:

«О, мне так жаль, прошу прощения». Затем быстро отвернулся и ушел.

«Ого, тебя уже педики снимают. Может, попробуем подзаработать деньжат, сдавая тебя в эскорт услуги?» Парень в бейсболке засмеялся со здоровяком, глядя на столик, за который неудавшийся пикапер присел к длинноволосому товарищу. Он наклонился и сказал что-то. Длинноволосый поднял глаза и заметил обращенное на него внимание. Затем ответил товарищу и встал. Быстро проходя мимо нас к выходу, он смотрел в пол. Товарищ последовал за ним. Он мельком посмотрел на нас и слегка кивнул головой. Я старался не смотреть ему в глаза.

«Этот удар ниже пояса разозлил его, а?»

Я не ответил, отвернувшись к бару, где мажор восьмидесятых громко разговаривал по мобильному.

Она сняла очки и потерла нос. Я поставил перед ней стакан. Она взглянула на меня и поблагодарила, а я сел напротив.

«Не надевай очки», сказал я и перехватил ее руку. Она засела в уголке моего сердца, где хранились все самые грустные и меланхоличные воспоминания. Там же, где и тема из «Охотника на оленей». Черт! А ведь ее можно было включить ночью.

Расслабься! Неудачник. Я отбросил тяжелые мысли.

Она улыбнулась. «Ну, знаешь, они стоят целое состояние».

Затем повернула дужки, показывая логотип дорогого бренда, название которого произносилось совершенно не так, как писалось, так что всякий недостаточно «ученый» мог реально опростоволоситься.

Она взяла мою руку и начала поглаживать пальцами, исследуя линии на ладони.

Когда-то она жила в маленькой квартире-студии, из которой открывался вид на разноцветную кирпичную стену, с кухонькой, в которой нельзя было повернуться так, чтобы не стесать кожу голой задницы об испанскую штукатурку. Лучшим в этой квартире было большое окно над кроватью. В ясные ночи через него можно было любоваться звездным небом. Оконная рама делала вселенную ограниченной и управляемой. Это дарило мне тяжелую легкость засыпания. Она же любила свое окно больше всего, когда в него стучал дождь. У меня часто появлялось ощущение, что квартира являлась логическим продолжением ее объятий.

«Почему бы тебе не вернуться к учебе? Ты умный, на квартиру много денег не тратишь. В смысле, если ты все еще живешь с мамой, то наверняка с легкостью получишь ученую степень. Так жаль, что ты зарываешь в землю свои таланты. Подумай над перспективой учебы».

«Я давно не живу с мамой. И что, по-твоему, мне следует изучать?»

Я сидел, смотрел на ее пальцы на своей ладони и думал, какая из линий на ней была линией жизни.

«Что-то, что впоследствии обеспечит финансовую стабильность. Например, право…»

«Право! Не смеши мои тапочки…» Сказал первое, что пришло в голову. И забрал руку. Право! Чтобы быть юристом, необходимо полное отсутствие совести.

«Ты же знаешь, у меня совсем другие взгляды», ответил я.

Она кивнула и снова надела очки.

«Все еще не перерос свою игру в благородного рыцаря? Тогда твои взгляды пригодны разве что для сказок».

«А я все равно считаю, что закон и справедливость должны идти рука об руку. Множество вещей законны, хоть и несправедливы. Разве не так?»

В глазах потемнело. Черт! Я отвернулся, взял бокал и выпил половину его содержимого.

«Успокойся», сказала она и взяла меня за предплечье. «Знаю, что это не лучшая тема для разговора, просто меня злит и расстраивает то, что ты тратишь свою жизнь на обдумывание проблем, которые все равно не можешь решить». Её рука проскользнула ко мне в рукав и коснулась моей.

Я опустошил стакан и встал. «Пойду, принесу ещё».

Она взглянула на меня. «Ты же вернешься, правда?»

«Конечно», ответил я.

Покачиваясь, рыжая прошла мимо меня и села на свободный табурет.

Нога соскользнула, барышня посмотрела вниз и снова поставила ступню на металлическую подножку, а затем, прикусив язык, забралась на стул. Маленький шаг для человечества и большой шаг для меня! Пробормотав «Ваше здоровье!», она подняла бокал. Сделав глоток, запела: «Я знаю, что безобразна, я знаю, что от меня смердит, но глоточек спиртного меня развеселит!»

Мажор громко попросил еще выпить. Он показал на полку с алкоголем и стаканы, окружавшие его.

«Эй, раба бухла! Наливай, папочка платит. Пойла верблюдам!»

«Черт, он банк ограбил, что ли?» я ухом ощутил влажное дыхание моего приятеля и тяжесть, поскольку он оперся на мое плечо.

Я напряг мышцы, чтобы не прогнуться под его весом.

«Ага, только мозги явно нашел на свалке», ответил я и вытер ухо рукой.

«Ну и черт с ним, лишь бы платил. Пусть платит за то, чтобы кто-то с ним пил», сказал здоровяк, слез с моего плеча и выпрямился. Пожалуй, он напоминал огромный холодильник.

«Да, черт с ним. Давайте выпьем с этим придурком», предложил я, но никто не услышал.

Спиртное лилось рекой. Я силился догнать собутыльников по количеству выпитого, но стабильно пас задних, отставая на полтора бокала. Увидев перед собой очередную текилу, я толкнул здоровяка.

«Эй, друг, выпьешь? Я пас».

«Без проблем», ответил тот громко.

Ухо еще отчетливее ощутило его дыхание – благо, хоть на плече больше не вис.

Колодец и не думал высыхать, однако упиваться не хотелось, потому я взял свои полтора пива и сбежал.

Не знаю, о чем они говорили с подругой, но казалось, что о чем-то весьма серьезном. Она повернула голову в мою сторону, когда я подкрался к стулу.

«Там наливали, поэтому я слегка задержался. Хочешь? Могу поделиться». Я поставил перед ней полный стакан. Она посмотрела поверх очков и кивнула.

Здоровяк плечом зацепил дверной косяк. Отступив на несколько шагов, спотыкаясь, он все-таки умудрился вписаться в проем.

Я быстро встал и снова столкнулся с музыкальным автоматом, но хлопцы уже настолько «запряглись», что мало кто обратил на это внимание, если вообще обратил.

«Дай мне минутку, пойду, проверю как там мой друг».

«Вы собираетесь с кем-то драться?» испуганно спросила она.

«Конечно, нет, не выдумывай. По-моему, он просто малек перебрал».

+21:05

Здоровяк скорчился между двумя припаркованными тачками. Держась за них руками, он с громким «беканьем» блевал, складываясь пополам от сильных спазмов диафрагмы. Напоминало схватки. Черт, да он сейчас разродится новой мышцей.

Я ртом вдохнул походивший на ледяную воду уличный воздух и остановился на крыльце, наслаждаясь.

Шумно и глубоко вдохнул снова, наполнив им даже самые запылившиеся уголки легких. Когда мне показалось, что здоровяку полегчало, я подошел и положил руку ему на затылок.

«И это сам король текилы?»

«Заткнись», огрызнулся он и сплюнул. «Лучше помоги умирающему и принеси Колы».

«Ладно, не вопрос», ответил я. «А, может, бутерброд с ветчиной и сыром или что-то еще?»

«Отвали!»

Решив, что это однозначное «нет», я вернулся в бар, покачиваясь, аки тополь на ветру. Услышал, как рыжая говорит: «Мой муж будет как огурец – большой и твердый!».

От этого заявления мажор слегка приуныл.

Бармен дал мне Колу. Я подумал, что одной будет мало и взял вторую. Дабы избежать проблем с охраной, сунул бутылки во внутренние карманы куртки.

Здоровяк сидел на улице на каменной ступеньке. Когда я протянул ему бутылку, он быстро схватил ее и пробормотал: «Спасибо».

Я аккуратно достал из внутреннего кармана вторую и сел рядом. Он прополоскал рот и сплюнул. Затем с жадностью выпил сразу полбутылки.

«Старик! Какое блаженство!» Он вытер уголок рта большим пальцем и облокотился на ступеньки.

Полегчало. Холодная Кола пошла на пользу. Этикетка отклеилась от бутылки, и я оторвал ее. На обратной стороне писали о призах, которые можно выиграть в акции. У меня были отличные шансы получить самую крутую сумку и пляжное полотенце с их логотипом, ура! Эх, предложили бы лучше ночь с одной из девочек из рекламы. Во всяком случае, мужики тогда стали бы поглощать Колу тоннами. Я бы и сам не отказался покрасоваться в неуклюже подтянутых штанах, с бутылочкой Колы в руке, глупой улыбкой и взъерошенными после секса волосами, приговаривая: «КОЛА-КОЛА, иметь или не иметь – вопрос здесь больше не стоит!»

«Твою ж мать, старик, она никак не лезет мне из головы». Я повернулся к здоровяку. Он лежал и со злостью смотрел во тьму. «Каждая вторая моя мысль о ней… Черт, это просто невыносимо. Как же я без нее?» Он тряхнул головой и прикрыл глаза.

Я не видел, но слышал в его голосе слезы, которые он быстро смахнул ладонью.

Этикетку унесло ветром, когда я отпустил ее, чтобы похлопать его по ноге.

«Вот дерьмо!» сказал здоровяк. «Я-то думал, что мы вместе и навсегда! И вот, вечность как-то внезапно заканчивается, как же так?»

Я кивнул и сделал глоток. Ему надо выговориться. От меня требуется лишь поддержка.

«Все развалилось к чертям, старина. Я выжат, что тот лимон. Всю жизнь ей посвятил. Ее увлечениям, её интересам – да я же из кожи вон лез. Мы всегда делали только то, что хотела она. Даже трахались только тогда, когда она хотела, в основном по утрам. А в это время я не творю чудес в постели, ей богу». Он приложил руки ко лбу и сжал пальцами виски.

«Я дышал ею. Жил ее жизнью, превратил ее в свой личный пуп земли, а сам лишь молча подстраивался. Читал ее распорядок недели, что чертову Библию! Бегал за ней в розовых очках, стал слугой, рабом и секс-игрушкой. Однажды она решила ехать в отпуск. Распланировала его так, чтобы попасть на все свои тренинги и соревнования. Черт, как же странно, что я забыл о себе, живя её целями и амбициями».

«Я даже не имел права на смятую постель на своей половине кровати». Приятель мотнул головой, а его обычно такие лучистые глаза были обращены куда-то глубоко вовнутрь.

«Старина, да если бы мог, я бы и ребенка нам родил!»

«И тогда вдобавок еще и опозорился бы», сказал я, отпив из бутылки. Он выпрямился и развел руками.

«Она просто остыла ко мне. В смысле, я перестал быть тем парнем, в которого она влюбилась, понимаешь? Стала отдаляться, я начал раздражать ее. Черт возьми, надо было сойти с этого поезда давным-давно».

«Она начала избегать меня, ну, знаешь, не перезванивать и все такое. Когда она без колебаний устроилась на работу в другом городе, я, наконец, вспомнил о своих яйцах, которые давно потерял, и вернулся к реальности». Он допил Колу и стал разглядывать уличные фонари через бутылочное стекло.

«Я не так и не высказал все, что думал, мы вежливо пожали руки, попрощались, я даже пожелал ей удачи. А сейчас ее нет рядом, и во мне зияет огромная дыра, которую она оставила». Здоровяк глубоко вдохнул и шумно выпустил воздух. «А от глупых надежд, которые у меня время от времени появляются, становиться ещё больнее! Это сводит меня с ума». Он поставил бутылку рядом с собой.

«А что ещё хуже, так это то, что я повсюду вижу её лицо. Черт, я дико по ней скучаю».

Его настроение передалось и мне. Бездонные чувства, от которых захватывает дух так, что ты едва можешь дышать, и ведешь лишь поверхностные разговоры, с трепещущей улыбкой, не отражающейся в глазах. Эти чувства заставляют тебя бояться и ненавидеть пустые комнаты, заставляют представлять ее тело, учащая пульс.

«Дело дрянь, черт возьми! Как же мне жить дальше?» Он потирал затылок, уперев локти о бедра.

Здоровяка и правда выбило из колеи. Было непривычно слышать от него такие разговоры, а тем более о чувствах! Обычно мы говорили о спорте, музыке и работе. Мы говорили о том, что пишут газеты, о новостях в мире и о девочках, на уровне «сиськи-письки». Конечно же за исключением тех, с которыми встречались. Об этих мы говорили нравственно и подчеркнуто вежливо.

«Что тут скажешь? Не ты первый. Скорее, крайний в бесконечно долгой очереди. Классное утешение, а?» Я слегка его толкнул. Он ответил не очень правдоподобной улыбкой.

«Все время забываю. А ведь тебе, должно быть, было гораздо хуже, хоть вы даже не встречались. Мне сложно представить – наверное, потому, что ты никогда об этом не рассказывал».

«Думаю, каждый справляется с трудностями по-своему», ответил я и передал ему свою бутылку. Он кивнул.

Мы молчали некоторое время. Возможно, он боролся с собой, так же, как и я.

«А знаешь, что ещё было важно?»

Я только сказал: «Ммммм…». Этого ему хватило для того, чтобы продолжать. «Действительно важно было то, что она происходила из совсем другого мира. В этом мире другая музыка, говорят и думают тоже по-другому. Все не так – ее интересы, друзья и семья. И даже вела себя она совсем иначе. Чувак, ты бы видел, как я впервые попал в дом её родителей. Они живут за городом – а вокруг все, включая природу, дорогое и ухоженное. После обеда ее мать села за рояль, а отец стал рядом и начал петь оперную арию».

Он усмехнулся и поднялся на ступеньку. «Черт. Пойми, мой отец едва может включить радио. И вот я сижу, вежливо слушаю, наблюдаю за тем, как краснеет лицо ее старика. Я не очень понимаю эти песни. Это, правда, был для меня другой мир, черт, и я много узнал, пока был с ней, реально много – в основном о себе, потому что мог сравнить, посмотреть на себя со стороны».

Он сложил ладони и прикоснулся ими к губам.

«Я обожал ее. Да, я поклонялся ей как богине, но в итоге осознал, что невозможно жить с богиней – ей можно поклоняться лишь издалека».

Он посмотрел на меня. Похоже, пришла моя очередь говорить.

«Странно, но однажды она станет старым поблекшим воспоминанием, и ты будешь недоумевать, как мог чувствовать себя таким разбитым из-за нее».

«Ты так думаешь? Мне это чертовски трудно представить», сказал здоровяк.

«Разумеется», ответил я, и закинул голову, чтобы допить последние капли Колы.

Мимо шли два парня. Один посмотрел на нас. Бритоголовые, в армейских сапогах – черт, да я ждал, что они закричат: «Auslander raus! (Долой иностранцев! нем.)»

Я почувствовал, как здоровяк заерзал на ступеньке рядом со мной. «Как дела, придурки?» – громко прозвучало у меня над головой.

Парни остановились. Затем один схватил второго и потянул дальше. Тот продолжал таращиться на меня. Мы смотрели друг на друга до тех пор, пока поворачивалась его голова. Дальше банально мешала шея.

Он снова садился, по мере того, как те удалялись.

«Черт, хотел бы я выместить злобу на этих придурках».

«Нет, спасибо. Я уже на сегодня наволновался», ответил я и снова почувствовал, как от воображаемого страха слегка задрожали ноги и руки.

Здоровяк сначала выругался, а потом рассмеялся, услышав историю о брошенной бутылке.

Мы снова замолчали. Я слегка расслабился, пока не начал замерзать.

«Ну и как, получилось?»

«Ты о чем?»

«Забыть ее?»

«Не-а», ответил я, «может, не прошло еще достаточно времени».

«Вот же дерьмо!» сказал он и потер руками лицо.

«Не хочешь снова зайти?» спросил я, вставая. Здоровяк кивнул. Я дал ему руку, он взял ее, чтобы подняться на ноги.

«Я хотел уговорить эту рыжую пойти ко мне», сказал он и придержал мне дверь.

«А в этом есть смысл?» спросил я, проходя под его рукой. «Черт его знает, просто неохота одному идти домой», ответил он и дверь за ним закрылась.

«Да уж, ты действительно можешь стать жертвой пустой квартиры».

Я вспомнил о своем самоистязании. Ночью, когда я страдал от пустоты комнат, я разбрызгивал ее духи себе на плечи, чтобы, лежа в темноте, нюхать их и фантазировать. Но одиночество становилось только сильнее, и я с ужасом вспомнил ту ночь, когда безуспешно пытался смыть их с себя.

«Какие у тебя планы?» спросил он. «Ты остаёшься или уходишь?»

«Не-а, я пойду».

Он остановился. «Я знаю, где сейчас большая вечеринка. Хочешь, дам тебе адрес?»

Я кивнул и пошел за ним.

Бармен положил перед ним ручку и блокнот с рекламами сигарет. Он толкнул его в мою сторону, а я записал адрес, который он продиктовал.

«Береги себя», сказал я и похлопал его по плечу.

Он пробормотал: «Ты тоже», и пожал мне руку. «Увидимся, чувак».

Я отвернулся и направился к выходу, лавируя между столиками.

Она сидела за одним из них. Посмотрев на меня сквозь свои очки «а-ля женщина-кошка, помахала рукой.

«Ты уходишь?» Она подняла брови так, что её глаза за очками стали больше.

Я наклонился к ней. «Да, хочу пойти в другое место».

«Ты сердишься на меня?» спросила она и положила свою руку на мою.

«Нет, вовсе нет».

«Ты очень изменился, хотя все такой же странный», произнесла она.

Я присел и сжал ее руку.

«Это все потому, что ты стала нормальнее, а я – ненормальнее. Ничего с этим не поделаешь, принимай вещи такими, как есть». Мои губы прикоснулись к её теплой щеке. Она пахла, как крошечный хрупкий цветок. Выглядела так же, как и пахла – нежной и хрупкой, хотя однажды она ударила меня так, что искры из глаз посыпались. Я был в ее квартире, атмосфера была неприязненная, а я – не помню почему – хотел остаться на ночь, вместо того, чтобы просто свалить. Это были действительно нервные отношения, когда мы шли куда-то вместе, то в половине случаев возвращались порознь. Многие наши свидания в ресторане заканчивались тем, что я оставался один и ел из двух тарелок.

Перед тем, как она стукнула меня, мы собирались в постель.

Я включил настольную лампу и начал снимать штаны. Она сидела на другом краю кровати и возилась со своими серьгами. Держа их в руке, сняла ожерелье и положила всё на столик перед зеркалом.

Я снял футболку, выпрыгнул из трусов и скользнул под одеяло, откуда наблюдал за ней. Ее движения казались сдержанными и непроницаемо тихими, какими-то неестественно точными, как будто она сконцентрировала на них все свое внимание.

Что за злобная сука! Ещё и каменное лицо сделала. Не снимая трусиков, она улеглась на свою половину кровати. Уже тот факт, что она не сняла трусики, говорил: «Держись от меня подальше». Единственное, что она могла сделать хуже, это одеть комбинезон. Она отвернулась от и натянула одеяло до самых ушей.

Я лежал и пялился на ее спину. Потом поднялся на локтях, наклонился над ней и сказал тихонько: «Спокойной ночи!»

Она промямлила «Спокойной ночи» в ответ и повернула голову так, что я смог достать до ее губ. Губы были настолько безвольными, что они растеклись под давлением моего языка и я поцеловал ее в сжатые зубы.

«Такое ощущение, что я пытаюсь помириться с гребаным бревном. Точно такое же чувство возникает, когда я трахаю тебя, тупая дырка!»

Не успел я пикнуть, как она вывернулась из своих одеял и двинула мне по носу. Это был хороший удар. Я почувствовал, как мое лицо застыло и онемело, нос начал отекать до самых слезных каналов. Я потрогал его пальцами, и они окрасились кровью. Кровотечение усиливалось и потоки крови стекали мне в руки. Сквозь руку я посмотрел на нее, не говоря ни слова. Я приблизился к ней.

Я толкнул ее, она упала на спину, я накинулся на нее и попытался вытереть об нее свою кровь. Она начала отбиваться, но я сжал ее, и вытер об нее свое окровавленное лицо, кусая и ставя засосы везде, где мог достать до ее тела.

Она рычала через сжатые зубы и отплевывалась. Я лежал на ней, пока не почувствовал, как ее ногти впиваются мне в спину. Я выругался и начал сжимать ее грудь до тех пор, пока она не перестала царапаться. Вместо этого, она вцепилась мне в волосы. Черт возьми! Я заломал ей руку и прижал лицом к подушке. Она согнула ногу и дала мне коленом по зубам так, что я прикусил щеку.

Кровь все еще текла у меня из носа, так что мы выглядели как пара варваров, только что разделавших козла.

Мне удалось усесться у нее на спине, удерживая заломанную руку.

Она корчилась и пыталась сбросить меня мощными спазмами своего тела. Я почти упал, но продолжал сражаться, играя в родео. Ей удалось сбросить меня настолько, что я оказался на ее бедрах.

Пользуясь своим весом, я стянул ее вниз, лег сверху, поймал вторую руку и тоже заломал ее за спину. Каждый раз, когда она пыталась высвободиться, ее ягодицы касались моей промежности и я почувствовал, что у меня встает.

Я отпустил одну ее руку, и разорвал на ней трусики.

«Урод!» зарычала она, впившись ногтями мне в бедро. Её ногти вытатуировали на мне несколько длинных полос раньше, чем я смог убрать от нее ногу.

Я грудью придавил ее к матрасу, просунул колено между ее ног, раздвинув их в стороны. Я раздвинул руками ягодицы и вставил в нее свой член. Она попыталась снова сжать бедра, потому я всунул еще глубже и остался в ее тепле.

У нее заканчивались силы, и я уже мог сдерживать ее одним лишь весом своего тела. В этот момент мы были практически склеены смесью крови, слюны и пота. Я медленно двигался внутри нее и чувствовал, как становилось влажно вокруг моего члена. Я все еще держал ее за запястье, ощущая, как мышцы ее рук расслаблялись до тех пор, пока их не покинуло всякое сопротивление. Я все ещё, по символическим причинам, крепко держал ее, двигаясь в ней все быстрее и быстрее.

Толчки стали ещё сильнее, когда она начала реагировать на них, поднимая ко мне свой зад, подыгрывая мне. Я отпустил ее руки и расставил ноги настолько, чтобы стать между ними на колени, затем просунул руку под ее живот, подняв на колени её.

Она шумно дышала, я почувствовал, что проникаю в неё все глубже и глубже и начал гладить ее везде, куда доставали мои руки, через бедра и талию. Она замерла, затихла, а затем кончила, издав долгий стон. Я же набирал бешенную скорость, пока мое тело не пронзили белые молнии.

Бездыханный, я завалился не нее и почувствовал, как сердце бьется на её спине.

«Слезь с меня, мне тяжело», сказала она, комок простыни был у ее рта.

Я скатился с нее на спину, наслаждаясь этим кайфовым чувством. Начали болеть и жечь побои. Особенно места, куда она вонзалась ногтями и рана, которую зуб оставил внутри щеки.

«Пойди принеси чего-нибудь попить», сказала она.

Я пополз по кровати, блин, как же больно это было! Весь избитый, я поднялся. Кровь из носа уже перестала течь, и я почувствовал, что в ноздрях образовались корки.

На кухне я достал Колу из холодильника, часть налил в большой стакан, а остальную залил в себя прямо из бутылки.

Со стаканом в руке, я прошествовал к кровати, рассматривая свое обезображенное тело, а затем её. Её кожа блестела и была покрыта смесью крови, пота и слюны; мы были довольно неприятной парочкой. Я сел на край кровати. Она тоже села, взяла стакан из моих рук и залпом осушила его. Она вытерла рот рукой и отдала мне стакан. Я осматривался в поисках места, куда бы его поставить, когда она стукнула меня еще раз. В этот раз удар пришелся по моей, уже израненной, щеке, на которой она и так оставила след.

«Черт возьми! Что еще?» закричал я и схватился за щеку.

«Теперь мы квиты». сказала она и взглянула мне в глаза.

«Ладно, бог с тобой!» ответил я, поднимая плечи и обращая обе мои ладони и взгляд к потолку, почти уронив стакан. Я встал и поставил его. Засунув два пальца за щеку, я попытался оценить ущерб, затем спросил: «Ну что? Пойдешь со мной в душ?»

Она кивнула, встала с кровати и вальяжно направилась в ванную.

«Вот же ж сука!» Я поспешил за ней и скривился, случайно коснувшись раны.

«Увидимся», сказал я и отвернулся. Я чувствовал её взгляд на затылке до самого выхода.

Она была права. Я изменился. Как будто бы проснулся однажды утром, осмотрелся, подумав, что комната выглядит как-то нелепо. Сериалы стали казаться слишком предсказуемыми и смехотворными. После того, как просмотрел утренние газеты, я почувствовал, что это просто бессмысленное дерьмо, и глупо тратить время на его прочтение. После встреч с людьми, с которыми обычно встречался, я осознал, что они ведут разговоры о неважных и тривиальных вещах, и слушать их глупо. Внезапно я почувствовал, что мне не подходит ни одно место, в котором я ранее бывал, иногда казалось, что от мира меня отделяет толстое двойное стекло.