Текст книги "Соломантик"

+20:50

Молния на моей куртке работала плохо, потому пришлось остановиться, расстегнуть ее и попробовать застегнуть снова. Какая-то девушка энергично проехала мимо меня на скрипящем велосипеде без фонарей.

Полицейская машина подкралась к ней сзади, испугав коротким взвизгиванием сирены и проблеском разноцветных огней. Вихляя, она с трудом остановила велосипед перед бордюром. Полицейская машина медленно проползла мимо неё, один из полицейских указал на тротуар. Она спрыгнула с седла и подтянула велосипед к тротуару.

Когда машина скрылась за поворотом, она стащила свой велосипед с тротуара и запрыгнула на него. Она немного проехала по проезжей части, затем что-то, возможно ее воображение, заставило ее снова слезть с велосипеда и вернуть его на тротуар.

Когда я дошел до канала и пошел вдоль него, начался мелкий дождь. Это был мягкий, беззвучный дождь, которого ты даже не замечаешь, покуда не поймешь, что он промочил тебя насквозь, сделав похожим на человека, который пытался убить себя из водяного пистолета.

Показалось несколько уток, которые, наверняка, решили, что дождь весь мир превратил в их стихию. Когда идет дождь, утки всегда перемещаются на сушу.

Я держался поодаль, чтобы уважить их вторжение.

Звук сзади меня заставил вздрогнуть. Я повернулся и увидел, что волноваться было не из-за чего. Я покачал головой: «Да, уж, чувак, у тебя паранойя».

Дождь беззвучно растворялся над каналом и дальше, над заливом, делая волнорезы и асфальт такими же сияющими, как вода в канале и док.

Вдали, где причал постепенно входил в океан, сияли маяки. Я направил свои указатели на них и бросил руль, чтобы мой курс пролегал вдоль края порта. Маленькие хлопки волн, едва борющихся с волнорезами, несли в мою сторону кисловатый запах океана, смешанный с запахами залива и кораблей.

На доске объявлений, стоявшей рядом с пустыми скамейками и единственным фонарем, проливавшим на нее свет, на мокром постере для туристов одиноко сидела «Маленькая Русалочка». Надпись была невероятно креативной, написана она была разными шрифтами, большими и маленькими буквами. Некоторые из них были отражены вертикально, горизонтально и поперечно по всему постеру, так что, если у вас было настроение, то вы бы могли целую вечность провести, разгадывая послание.

Я ударился рукой о секцию скамейки и сел на нее. Маленькое загорелое личико русалочки было обращено к тому, что никто другой не мог видеть, к тому, что было далеко за огнями маяков и океаном. Я провел часть ночи сидя около неё на камнях у береговой линии в порту. Я вспомнил сказку о ней. Её короткая жизнь превратилась в ходьбу босяком по битому стеклу потому что она, из любви, хотела стать той, кем не была, вырвав себя из мира, который был ей близок.

Мои задница промокла и замерзла. Я застегнул куртку доверху и встал. Каждый год, когда лето подходило к концу, я надеялся, что природа забудет о зиме. И каждый год я все так же разочаровывался от того, что она не забывала и зима все же побеждала.

Иногда мне было сложно понять, что реальность относится и ко мне.

У меня все же теплилась надежда, что природа забудет о зиме хотя бы в этом году. Черная, сверкающая вода выглядела безжалостно и заставляла вспоминать те немногие стихи, которые я знал, о чувстве потерянности и одиночества на бескрайней поверхности мирового океана. Я повернулся к суше и быстро пошел прочь от воды.

+20:24

Я преодолел бесконечное число ступенек, чтобы подняться наверх. Я был уверен, что на одной из дверей будет написано «Бог». Так не случилось, но одна из надписей совпадала с той, что значилась в записке, так что я заглянул через щель в приоткрытой двери, в том направлении откуда доносился шум и сиял свет. Это была одна из тех огромных квартир, в которых дальняя комната расположена в другой части города, а у кухонной лестницы – другой индекс.

В длинном коридоре, конца которого не было видно, было много людей, которые, казалось, входили и выходили из стен с обеих его сторон, разговаривая, размахивая руками, напитками и сигаретами. После того, как я вошел, они один за другим проходили мимо меня. Большинство из них вежливо улыбались мне в ответ. Здесь были представлены самые разные типы людей – от тщательно наглаженных и выхоленных до придурков в вельветовых штанах или непривычно неформальных, в драных джинсах и потертой коже. Но и джинсы, и кожа выглядели слишком новыми и чистыми.

Пара карих глаз с белокурым хвостом, в черной кожаной куртке и восхитительным вырезом под ней, из-за которого сложно было смотреть ей в глаза, ответила на мое «Привет» приветом, с растянутым «е». Огромный мужик вырос позади нее и уставился на меня. Показалось, что в коридоре стало темнее.

Я ответил: «Привееееет», обходя их.

Я больше чувствовал музыку, чем слышал ее. Басовый усилитель, был, наверное, размером с садовый зонт. Примерно так и оказалось. В большой комнате были стереосистема, DJ и танцпол, на котором все двигалось со скоростью света.

Парень с плейером танцевал в своем собственном ритме. Вот это я понимаю индивидуализм.

Я наблюдал за танцполом некоторое время, но больше мне хотелось выпить. В коридоре я спросил высокое, широкоплечее существо с копной волос у лба о том, где здесь кухня. Когда я задавал вопрос, постепенно поднимался на носочки, чтобы встретиться с ним глазами.

«Просто иди по коридору, и ты увидишь ее справа. Если ты в курсе, где у тебя право, то ты её не пропустишь.

Это комната, в которой находится разная бытовая техника, и кухонные принадлежности. Понял?» ответило оно, оттолкнуло меня вытянутой рукой и ушло.

«Долбанные лесбиянки!» промямлил я и побрел дальше, следуя его указаниям и вытянув одну руку вправо.

Без особенных происшествий, я добрался до комнаты, соответствующей её описанию – казалось, что когда-то здесь проходил музыкальный фестиваль. Кухня была завалена грязной посудой с объедками и бутылками разных размеров. Во всем этом безобразии парень с волосами ёжиком и в галстуке бабочке возился с блендером. Он был похож на учителя химии.

«Приветствую тебя, незнакомец», сказал он громко и открыл крышку блендера.

«Здорово», ответил я. «Здесь есть что-нибудь выпить?»

«Потерпи немного и твои вкусовые рецепторы будут вознаграждены», ответил он и взял бутылку Ouzo и вылил часть ее в свою смесь. «Все, готово, теперь это нужно как следует смешать».

Он закрыл крышку и нажал кнопку. Блендер заработал с истеричным воплем. Я открыл кухонные шкафы и нашел там большую белую кофейную чашку. Просмотрев бутылки на столе, я нашел солодовый виски, налил немного в чашку и осушил одним глотком.

Блендер начал сбавлять скорость и вскоре умер с визгом.

«Вот, держи», сказал прическа-ёжик, быстрым движением снял крышку и усмехнулся.

«Сейчас вам будет представлен напиток, изобретенный величайшим художником жизни и мироздания: Мистером Д. Адамсом. Человеком, который своими современниками был описан как мечтатель, великий мыслитель и вдохновенный философ. Особенно последователями его теории о том, что, если кто-либо когда-либо точно поймет, что такое вселенная и зачем она существует, она немедленно растворится и преобразуется во что-то еще более причудливое и непостижимое».

Он подмигнул мне. Когда он пытался говорить длинными предложениями, его слова слегка колебались. Некоторые слова, казалось, боролись друг с другом.

«Это тот же человек, который разработал дополнение к этой теории, утверждая, что это уже случилось».

Я обратил внимание на то, как он сам воспринимал себя и свои воспоминания, с кем он себя сравнивал – с какой-то редкой бабочкой, – потому что они были яркие, грациозно летали повсюду и были различимы лишь с близкого расстояния.

Он протянул руку к моей кружке. «Да, и также он человек, которого жена описывает как, я цитирую: «Ангела смерти в сексе и вопиющего идиота».

«Кто знает? Пусть потомки рассудят», продолжил он и налил мне напиток. Он назвал этот напиток: «Пангалактический Всеинопланетянозвездный сияющий Громовержец». Коктейль, который описан экспертами как алкогольный эквивалент грубого физического насилия.

Я посмотрел в чашку. Жидкость оранжево-коричневого цвета пахла разбитым барным шкафом.

«За тех, кто скоро умрет, мы славим вас! Ваше здоровье!» закричал прическа-ежик и ударил пяткой об пятку.

Я набрал полный рот и почувствовал, как сперло у меня дыхание от того, что внутренние органы напряглись, чтобы воспрепятствовать глотку напитка, который въедался в меня, как кислота. Я начал задыхаться и длинный свист вырвался из моих потных губ.

«Ну, ну, когда я делал его впервые получилось гораздо лучше», сказал он и вытер рот тыльной стороной кисти.

Я оглядел его сверху до низу и попытался понять, что он за человек.

«А сколько раз ты его делал вообще?»

«Это шестой», громко сказал он и указал пальцем на стакан. «Да, именно так, но скажи мне, как тебе напиток? Разве это не самое восхитительное наслаждение?»

Я качнул головой, хотя не мог понять, как он все ещё умудряется стоять на ногах.

«Такой коктейль легче заставить двигаться вверх, чем вниз», сказал я и огляделся вокруг, пытаясь найти, чем смыть эту яростную смесь.

«Да, должен признать, что иногда этот напиток возвращается. Может это из-за какой-то аллергической реакции, Бог его знает, но в таких случаях я просто переименовываю его в „Мемориал Мистера Д. Адамса“».

В холодильнике я нашел нечто, по виду и запаху напоминавшее лимонад из красной смородины. Наблюдая за взглядом повелителя блендеров, я прокрался к раковине.

Почти половина напитка с легкостью вылилась из чашки и медленно отправилась в канализацию. Жидкость забурлила, когда я добавил лимонад к содержимому чашки. Я сделал осторожный глоток. По крайней мере, теперь он должен был опуститься ниже болевого порога.

Кто-то, кто возможно был толстой подружкой красивой девушки, вошел в кухню и посмотрел на нас взглядом, говорящим «Привыкла к потерям, но ещё не побеждена».

Ёжик немедленно расхвалил ей вкус своего напитка и вручил полную чашку.

По тому, как он сиял, я догадался, что он предвидит седьмую попытку в ближайшем будущем.

«Это коктейль?» она спросила, хихикая, и нервно посмотрела на него. Он рассказал ей историю коктейля, опустошая блендер в свой стакан.

«Увидимся на другой стороне», сказал он, прикасаясь своим стаканом к её и кивнул мне.

«Хм, на другой стороне чего?» спросила она, переводя взгляд с него не меня.

«На другой стороне этого тоста, так как с этого момента твой мир изменится навсегда», ответил он, стоя ровно и глядя прямо перед собой.

«Подписываюсь под этим утверждением,» сказал я и почувствовал укол жалости к ней.

«Ооо», усмехнулась она, «звучит страшно, да?» Она посмотрела поверх чашки и передразнила то, как он закинул голову назад и осушил стакан.

Я наблюдал за ней, медленно попивая свой напиток. Когда она сделала глоток, её глаза вылезли на лоб. Она кашляла и махала одной рукой у рта, пытаясь поставить чашку на стол другой рукой.

Повелитель блендеров стоял, улыбаясь, с пустым стаканом в руке, на его лице было такое выражение, как у ангелоподобного розовощекого священника.

«Ну как тебе? Разве это не экстремальный коктейль, а?» – спросил он, посмотрев на неё.

Она держалась обеими руками за столешницу и все моргала и моргала глазами.

«Он, разумеется, оставил глубокое впечатление», ответила она слегка охрипшим голосом.

Чтобы он не смог вовлечь меня еще в какой-то эксперимент, я незаметно выскользнул за дверь.

Я услышал, как он продолжал: «Да, люди, которые легко переносят интоксикацию могут вдохновиться этим напитком».

Моя чашка все ещё была почти полной. Я пожал плечами. Да, черт с ним, эффект был, вполне понятным. Я осушил ее, хмыкнул и оставил на комоде.

Напиток полился по моему совершенно обалдевшему пищеводу и тут же совершил предательскую попытку освободить от себя мой желудок.

С одной рукой на животе, с одной у рта я начал искать ванную. После того как я открыл несколько дверей, выходящих в коридор, я, наконец, нашел спальню, в которой была дверь в ванную.

Едва я успел толкнуть пяткой дверь, чтобы закрыть ее, и броситься к унитазу, как мой желудок сдался и освободил себя от этого груза.

После, я писал, окруженный мрамором и смотрел на себя в большом зеркале. Я открыл кран и брызнул водой в кислое и осуждающее лицо в зеркале, отчего отражение потускнело.

На металлическом поручне висело полотенце под цвет мрамора. Я взял его, вытер руки и зеркало. Когда эта дрянь соскользнула с поручня в четвёртый раз, я сдался и перекинул полотенце через край ванны.

Когда я уходил из ванной через спальню, из большого шкафа донеслись звенящие звуки. Я уже практически взялся за ручку шкафа, когда она открылась. Парень в черной куртке и с белым лицом стоял на коленях внизу, между обувью и висящими платьями.

Он посмотрел на меня и сказал: «Хочу доложить вам, что я совершил самоубийство». У него в руке была бутылка шампанского, еще несколько лежало рядом.

«О, ну тогда я хочу вам доложить, что у вас ничего не вышло».

«Нет, духовно – вышло, духовно я мертв. Моя созидательная сила убита моим сомнением».

«А, ну в этом есть смысл», ответил я и кивнул. Я посмотрел в направлении двери и собрался уходить.

«Я могу предложить тебе выпить? Вот, держи». Он протянул мне целую бутылку.

«Да, спасибо, друг, всегда найдется место для шампанского». Я сел на полу в проходе. «Так что давай устроим поминки твоего бренного тела». Пробка вылетела из бутылки и разлетелись брызги.

«Твое здоровье, друг!» Мы чокнулись бутылками. Шампанское было теплым, но приятно пахло Новым Годом и успокоило мое воспаленное горло. Я наслаждался этой атмосферой.

«С Новым Годом, друг!» сказал я и покачал бутылкой из стороны в сторону.

Он кивнул с закрытыми глазами и слегка покачал своей бутылкой. Он открыл глаза и наклонился. Он пристально посмотрел на меня. Казалось, он хочет прочитать что у меня написано на носу мелкими буквами.

«Ты пролетарий, не так ли?»

До того, как я придумал, что ответить, он продолжил: «Я хотел бы обсудить с пролетариями свое искусство. Я убежден, что смог бы внести абсолютно новые аспекты в вашу жизнь, в то же время это принесло бы пользу моей работе. Моя основная проблема – это то, что я не знаю даже как подойти к вам, люди, чтобы начать диалог».

«Черт, если бы он вкидывал бутылку шампанского каждый раз, когда ему нужно начать с кем-то диалог, то это было бы совсем не трудно», подумалось мне, но я промолчал.

«Как вы оцениваете картину? Я слышал, вы много внимания уделяете раме, это правда?»

«Я не знаю, ремесленник, наверное, уделил бы». Я быстро отпил из бутылки и попытался заставить себя немного собраться. «Меня никто не учил, как смотреть на картины, так что часто я их не понимаю. Но с другой стороны, если я вижу ржавую и неаккуратно сваренную металлическую скульптуру, это портит все впечатление, и не важно, насколько прекрасна она в других отношениях. Любой ремесленник скажет, что это – кусок дерьма».

«Вот именно об этом я и переживаю. Понимаешь ли ты, как непостижимо сложно донести свое искусство до пролетариата, если даже не знаешь их критериев оценки?» Он качал бутылкой в воздухе в ритме, соответствующем его словам.

«Конечно, тебя могут понять неправильно. Возможно, люди видят в твоих картинах совсем не то, что ты хотел выразить», ответил ему я и вытащил свой большой палец из горлышка бутылки. Я просто хотел проверить, поместится ли он туда.

«Боже, у меня сейчас начнется приступ паники», сказал он и сжал голову между коленями. Затем он быстро сел ровно, и вытянул руку так, что бутылка ударилась о стенку шкафа с глухим шумом. «Это как будто бы тот, у кого ты спрашиваешь который час, в ответ сообщал, что большая стрелка показывает часы, а маленькая – минуты; вы никогда бы друг друга не поняли».

Я налил полный рот, глотнул и подавил отрыжку, закрыв рот.

«Да, это как когда я впервые услышал „Времена Года“, точно», ответил я. «Кто-то записал их мне на кассету. Я слушал ее и представлял, как меняется погода: от теплых солнечных дней, светло-коричневых кукурузных полей и танцующих деревенских девушек, до ветреной осени, как опавшие листья сменяет снежная пурга и долгие ливни, абсолютное совершенство. А потом как-то я взял в руки этот альбом и посмотрел на обложку. Оказалось, что наши с Вивальди представления о временах года абсолютно не совпадают. Что ты на это скажешь? Что, ты считаешь, Вивальди бы об этом сказал, а?»

Он кивал головой с закрытыми глазами.

«Я только что остановил приступ паники с помощью техник медитации», ответил он немного погодя.

У меня от долгого сидения начала болеть задница.

«Двигайся», сказал я и забрался в шкаф, усевшись на другом его краю.

Можно было подвинуть в сторону раздвижную дверь, которая была рядом с моей головой. Я подвинул ее так, чтобы через проем проникал свет. Художник начал храпеть. Одним махом я прикончил свою бутылку и осторожно обменял ее на другую из его коллекции. С приятным звуком пробка вылетела из бутылки. Я едва смог удержать бутылку вдали от себя, она разлилась на обувь художнику.

«Анархист», пробормотал он и вытянул ноги, продолжая медитировать.

Я немного поглядел на него, а затем указал на него бутылкой.

«Эй, хотя, на самом деле, я знаю кое-что об искусстве, вот послушай», сказал я ему и продолжил, «Линия – это всего лишь линия, если в ней нет смысла. Тадаааа! Как насчет этого?»

Но он не ответил. Ногой я сдвинул дверь в его сторону, приоткрыв на своей. Это было отличное логово, которое любители тьмы и другие кровожадные существа могли бы использовать для своих секретных собраний со сложными ритуалами, если бы не тот факт, что все эти приколы с кровными братьями сошли на нет из-за угрозы СПИДА.

Мне показалось, что дверь в спальню открылась. Я посмотрел, что происходит через щелочку. В спальню вошли двое и мне они показались похожими на воспитанников частного пансиона, которые вышли поиграть с реальностью.

«Это все крутится вокруг субъективного и объективного и того, может ли человек быть нейтральным, в качестве объективного наблюдателя», тарахтел один из них, когда они вместе входили в ванную. Я не услышал остаток истории, потому что дверь закрылась за ними и заглушила звук.

Я слегка пошевелил ногами. Художник медитировал изо всех сил, его рот был открыт. Какая-то одежда попала мне в рот, я сплюнул ворсу и прополоскал его. Слова «объективно» и «субъективно» скакали у меня в голове, собираясь в предложения. Двумя пальцами я снял нитку с языка. Быть объективным – значило смотреть на вещи с нескольких сторон. Тогда ты становился нейтральным, а если ты нейтрален, то ты не делаешь всякое дерьмо. Следовало принимать решения разобравшись в предмете, так? Ты должен быть субъективным, чтобы что-то предпринимать. Или как? Может быть ты и сам всего лишь долбанный субъект.

Я почесал щеку держа бутылку во рту. Парни выходили из ванной.

Когда они выходили из комнаты, один придержал другому дверь.

Пара голых коленок промелькнула в моем поле зрения. Эй! Мужик. Я быстро приоткрыл дверь и высунул голову через проем так, что чуть не поранил ухо дверью. Я узнал тот хвостик и курточку и едва успел произнести «Привет» с кучей «е» в конце, как дверь ванной захлопнулась.

«Вот-так-так» я промямлил про себя, вылезая из шкафа. Моя футболка и куртка задрались до шеи. Я расстегнул штаны и начал заправлять в них футболку.

Черт. Я забыл в шкафу открытую бутылку шампанского. Она осталась лежать около задней стенки. Я снова засунул в шкаф верхнюю часть своего туловища и перегнулся, держась одной рукой за заднюю стенку. Как только я дотянулся до бутылки, я услышал, как открывается дверь ванной и оттуда доносится громкий шум смывания. Я быстро выпрямился и сильно ударился головой о трубу для плечиков.

У меня из глаз посыпались искры, я споткнулся и выпал из шкафа, упал на колени, но не выпустил бутылку.

Я прижал руки к голове, охая и ругаясь.

Рядом со мной на ковре остановились ноги в туфлях на платформе. Я поднял на нее глаза.

«Эй… Так что, ты часто сюда приходишь?»

Она переводила взгляд с меня на шкаф. «Я впервые встречаю настоящего шкафного алкоголика».

Я ответил натянутым смешком вставая и подтягивая штаны.

Она подошла ближе, и я увидел, что она рассматривает художника. Она бросила на меня очень странный взгляд.

«Многие держат скелеты в шкафу, скажи? Ха-ха, нет, не волнуйся, он не мертв. Только, разве что, художественно».

Художник захрапел, и она быстро отошла от шкафа.

«Так что, может хочешь шампанского?» спросил я и покачал бутылкой. «То есть ты можешь взять себе целую бутылку. Давай покажу», сказал я и засунул голову в шкаф. Я толкнул художника и достал из-под него бутылку. Когда я вынимал голову из шкафа, я услышал хлопок двери. Я осмотрелся. Комната была пуста.

«Смерть, где сила твоя!» донеслось из шкафа.

Чувак, ты всегда обламываешься из-за своих гормонов, и неважно, какие у тебя предпочтения в сексе, секс будет примитивным, если ты будешь думать о нем головой, а не членом. Если ты думаешь о нем задницей, то секс просто напрягает. Если ты думаешь о нем сердцем, то это – сладкая мука.

В комнате, которая находилась напротив спальни, я допил остатки шампанского и поставил бутылку на очень длинный обеденный стол, на котором валялись остатки «фуршета».

Я поймал себя на мысли, что может стоит проскользить вдоль стола на животе. В кино это выглядело довольно круто. Потом я почувствовал, что все еще пьян, несмотря на то, что выблевал все пиво и громовержца.

Тяжелое техно молотком стучало вдалеке. Я шел на звук и думал о том, что если я потанцую, то меня попустит шампанское.

Все, казалось, танцевали со всеми, так что я аккуратно переступил порог и осторожно начал, оставаясь на краю танцпола до тех пор, пока не почувствовал, что начал попадать в ритм.

Пот и гравитация сделали мои штаны мешковатыми, пока я двигался в разноцветных огнях стробоскопа. Было похоже, что я прыгал под передачу MTV, которую включили на перемотку. Я отошел в сторону от толстяка. Он маневрировал по танцполу так, что казалось, что он параллельно паркует трейлер. Перевозбужденная женщина начала тянуть меня за руки и настаивать на том, чтобы мы танцевали что-то похожее на джиттербаг. Когда трек закончился, я поблагодарил её за компанию и предложил найти другого партнера.

Громкий смех, похожий на вой, донесся из кухни, смешиваясь с голосом, поющим «And you’ll never walk alone.» Я подошёл ко входу и меня накрыло новой мощной волной «You’ll never walk alone!». Это «толстая подружка красотки» лежала на животе на кухонном столе и смотрела через его край на прическу-ёжик, который сидел на полу с блендером между ног. Это он пел. Он смотрел вверх на толстую подружку и голосил, что есть мочи. Его галстук-бабочка безвольно повис и, когда она погладила его волосы, – упал в блендер. Не прекращая петь, он захлопнул на нем крышку.

Я с воплем влетел в кухню. Блендер начал вращаться, набирая скорость. О, что за черт, я всплеснул руками; этот коктейль уже было невозможно сделать хуже. Я снова вышел. В гостиной, которая находилась за следующей дверью, я свалился на диван, который напоминал перевернутого бегемота. Стол в гостиной был забит бутылками и переполненными пепельницами. Я нашел полную бутылку Колы и взял ее, озираясь и пытаясь понять, не будет ли кто-нибудь возражать.

Рты, все рты шевелились, это было собрание ртов. Губы вытягивались и сжимались. Узкие, ожидающие рты, большие, опухшие, алые воинственные рты. Маленькие рты в форме сосков и изношенные, вялые и поникшие рты, с зубами или без, или с отверстием, казалось, оставленным топором в заднице бурого медведя. Все вместе они создавали наполненное, жужжащее поле битвы, на котором шум мог давать представления.

Я закрыл глаза, чтобы прервать это видение. Блин, такой передоз шампанского может реально открыть тебе другую сторону бытия.

Напротив меня, на таком же диване, сидела парочка. С другой стороны стола на кресле-бегемотике сидели трое. Их головы почти столкнулись, так как они вели оживленную дискуссию.

Женская половина пары, сидящей напротив, выглядела как лесбийский керамист, очень требовательный к своей работе. Он, кстати, тоже, если посмотреть одним глазом, в смысле мужчина из пары.

Разные голоса вокруг долетали до меня обрывками предложений, некоторые из них были настолько наполнены клише, что мне не трудно было догадаться, как бы они звучали полностью. Было невыносимо вести разговор, который, как ты уже знал, превратится в кучу предсказуемого дерьма, конец которого ты знал через два слова после его начала.

У пары, которая стояла, склонившись, у подоконника, были одинаковые кольца. Он выпалил длинное предложение ей в затылок, она ответила односложно, не поворачивая головы, продолжая смотреть в окно. Она сказала что-то ещё, когда он положил свою руку на её. Она нахмурилась и оттолкнула его руку, быстро отвечая ему что-то. Он выглядел так, будто бы она его только что ударила.

Она заметила, что я смотрю на них и начала смотреть на меня в упор. Я почувствовал, что насильно принималось «специальное предложение». Потом появилась улыбка «ну что, моряк?»

Парень следил за ее выражением лица и был уже готов упасть на колени от всех тех ударов, которые она ему посылала. Я встал и отвернулся. Это мне напомнило вечеринку для пар, на которой я как-то был.

В начале вечера каждый вежливо держал своего партнера за руку и говорил о домах, детях и таком прочем; каждый спрашивал меня, не стоит ли и мне как можно скорее обзавестись всем этим.

Позже, когда все они немного выпили, ребята начали подходить ко мне и похлопывать по плечу.

«Ты живешь один в большом городе, должно быть у тебя полно девочек, да? Вот везучий ублюдок!»

В то же время, одна из жен, застав меня в ванной, решила измерить, как глубоко её язык может проникнуть в мою глотку. Большая, счастливая компания.

На моем лице, должно быть, отразились угрюмость и опьянение, потому что какой-то парень прикоснулся ко мне и спросил, в порядке ли я. «Ты выглядишь больным», продолжил он.

«Выгляжу больным? Нет, чувак, это горе. Если горе не отражается на лице мужчины, значит его мысли недостаточно глубоки!»

Я сказал это довольно громко и его это ошарашило. За его головой в другой части гостиной дрожала и развивалась длинная занавеска. Я похлопал его по плечу, проходя мимо.

«Я, пожалуй, пойду подышу, чувак, береги себя».

Балкон был стандартный, примерно такой же как мой; в смысле в моей квартире.

Снаружи, в темных углах, светились огоньки сигарет, прыгая вверх-вниз, парочки обнимались и тихо болтали.

Все местные звезды сияли этой ночью, в ночном небе надо мной и на биллбордах с рекламой мюзикла. Я перегнулся через поручень, держась за него обеими руками. Несколько звезд сформировали узор, который был одним из немногих знакомых мне созвездий – Большой Медведицей.

Ты, блин, всегда можешь рассчитывать на Большую Медведицу. Казалось, она была на небе всегда, с тех самых пор, как я научился использовать свой мозг или, как говорится в сказках, «С тех пор, как помнят люди». Когда я сел на садовый стул, откинувшись на спинку, мои ягодицы ощутили, что он холодный, как лед. Большая Медведица кувыркнулась и остановилась на коньке крыши.

Она вошла на балкон, освещенная контурным светом, потому я мог различить лишь ее силуэт. С другой стороны, в этом коротком обтягивающем платье, я мог видеть, где заканчиваются ее ноги. Она плавно прошла мимо меня к поручням, перегнулась через них. Когда мне удалось вернуть контроль над моей нижней челюстью, я заметил, что платье, покрывавшее её восхитительную попку было красного цвета. Она развернулась и прошла к стулу, такому же как мой, на расстоянии вытянутой руки. Я мог почувствовать ее запах и мой нос практически пульсировал. Это был темный и тяжелый темпераментный запах, обещающий счастливому любовнику опухшие губы.

Когда она бросила на меня взгляд, я улыбнулся и сказал: «Привет». Она поприветствовала меня в ответ и вложила в губы сигарету.

Огонь зажигалки открыл её лицо. Танцующий свет осветил его грубо, с резкими тенями. Она отклоняла голову в сторону до тех пор, пока её черные волосы не упали на бок и огонь смог беспрепятственно продолжить свою игру.

Образ пламени затмил мое восприятие как пятно на стекле. Я пытался проследить за её взглядом, изучающим мое лицо.

«Когда ты пришел? Я тебя раньше не видела».

«Да, я пришел недавно». ответил я, наклонившись, чтобы лучше разглядеть выражение её лица.

«Кто тебя пригласил?» спросила она, слегка выпустив дым так, чтобы он коснулся её губ и снова вдохнув его полуоткрытым ртом.

«Один мой друг был приглашен, но он не смог прийти, так что я за него», ответил я, думая о том, прозвучало ли это достаточно остроумно.

«Так кто тебя пригласил?»

Она сбила пепел с окурка.

«Я хозяйка, по крайней мере одна из них, потому что мы тут живем вдвоем».

«О, тогда спасибо за все, за то, что приютили меня», ответил я и улыбнулся так, что кончики моих губ, наверное, доставали до бакенбард.

Быстрым движением она бросила окурок на пол и затушила его туфлей, выдувая облако дыма.

«Я не хочу, чтобы ты тут оставался, ты пьян, и сильно, я не знаю, чего от тебя ожидать», сказала она одним длинным предложением, не дыша. Её глаза неустанно бегали между ночным небом, балконной дверью и мной.

«Лесть тебя ни к чему не приведет», смог сказать я, меня бросило в жар от силы этих слов. «Так и быть», добавил я, быстро отвернувшись и тяжело пробираясь через унижение и через балконную дверь.

В коридоре я споткнулся, и пока я падал, мой стыд усиливался. Кто-то подхватил меня под руку и поднял, я бросил благодарность в его лицо, курящее трубку, и практически сбежал от него. На этого человека у меня уже не осталось сил.

Я перепрыгнул через последние три ступеньки и едва успел выбежать из здания, как меня вырвало.

Между первой и второй волной, я с трудом смог дотащиться до подворотни, в которой я изверг смесь шампанского и жалости к себе, упираясь лбом в стену. Но вышли они из меня не до конца.