Текст книги "Полуночный прилив"
Автор книги: Стивен Эриксон
Жанр: Боевое фэнтези, Фэнтези
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 18 (всего у книги 59 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]
Менандора перевела взгляд на бездыханное тело Шельтаты:
– А наша красавица спуталась с одним из богов здешнего мира.
– Ненадолго. Родила от него двух жутких детей.
– Жутких, говоришь? Стало быть, дочерей?
Сукуль кивнула.
– Их отец понял это с самого начала и подобрал девочкам соответствующие имена.
– Какие же? Не томи, сестра!
– Зависть и Злоба.
– А я бы не прочь как-нибудь встретиться с этим богом, – улыбнулась Менандора.
– Думаю, ему вряд ли понравится то, что мы затеяли сделать с Шельтатой. Кто знает, быть может, уже сейчас он идет за нами по следу. Если этот бог нас найдет, наши планы отомстить ей могут сорваться. Пора убираться отсюда вслед за нашим дражайшим отцом.
Сестры разошлись в разные стороны, оставив тело Шельтаты лежать на пыльной земле.
– Погоди, забыла спросить… – окликнула сестру Менандора. – Как зовут того бога?
– Драконус, – совсем уж издалека донесся ответ Сукуль.
Обе женщины превратились в драконесс, почти таких же крупных, как и Оссерк. Одна из них была пятнистой, а другая – ослепительно-белой.
Пятнистая драконесса поднялась в воздух, сделала круг и, пройдя совсем низко над лежащей на земле Шельтатой, протянула когтистую лапу и подхватила тело. После этого Сукуль поднялась выше, и они с сестрой полетели на юг.
В следующее мгновение Удинаас вновь сидел под навесом дома Сенгаров. Его красные исцарапанные руки сжимали наполовину очищенную рыбину, которая в тупом изумлении вперила в человека один глаз. Казалось бы, ничего особенного, летериец видел подобную картину бессчетное число раз: и утром, и днем, и в сумерках. Но сейчас этот немой, безжизненный взгляд пугал, словно бы перед ним была и не рыба вовсе, а кто-то другой.
«Просто глаза. Мертвые, лишенные искры разума… Но даже мертвые умеют обвинять».
– На сегодня достаточно, раб.
Удинаас вскинул голову. Возле него стояли Урута и Майена. Самые обычные женщины тисте эдур, ни одна из которых не была ни пятнистой, ни ослепительно-белой. Позади, в нескольких шагах, замерли рабыни, и среди них – Ведьмино Перышко. Ее глаза беспрестанно посылали Удинаасу отчаянные предостережения.
– Как прикажете, госпожа, – поклонившись, ответил летериец.
– И поищи себе целебную мазь для рук. Скажешь, что я велела, – добавила Урута.
– Благодарю, госпожа.
Урута, Майена и рабыни вошли в дом.
Удинаас продолжал глядеть на рыбий глаз. Потом поморщился и большим пальцем выковырял его.
Ливень все не утихал. Серена Педак стояла на берегу залива. Струи дождя хлестали по серым волнам, отчего морская вода казалась покрытой колючками. Волны с шипением накатывали на берег, становясь все тоньше, после чего отступали, оставляя мокрые гладкие камни.
Близилось время сумерек. Деревня затихла. Серена кое-что знала об отношении тисте эдур к сумеркам, но сейчас аквитор думала о летерийских рабах.
Оказывается, ее соплеменники сумели великолепно приспособиться к рабству. Если бы они не попали к тисте эдур, то всю жизнь привычно мечтали бы о свободе… вплоть до того трагического момента, когда вдруг осознаешь: жизнь на исходе, а никакой свободы нет и в помине. Свобода почему-то всегда оставалась недосягаемой. Во имя нее приносились жертвы, каждая из которых имела красивое имя. Тем не менее отказ от свободы (добровольный или вынужденный) вовсе не был святотатством. Ведь свобода не являлась богиней. А будь она таковой, ее лик, обращенный к верующим, щедро дарил бы им язвительную насмешку.
Рабство лишало летерийцев не свободы, а призрачного, неосязаемого права на нее.
Тисте эдур не признавали никаких долгов, тяготевших над их рабами на родине. Здесь у невольников была лишь одна обязанность – добросовестно исполнять все, что велят хозяева. За это они получали пищу и кров над головой. Рабам позволялось жениться и выходить замуж, а их дети не наследовали долгов родителей. Тисте эдур не заставляли рабов трудиться до изнурения, тогда как в Летерийском королевстве люди сами были вынуждены искать дополнительный источник доходов, чтобы заплатить хотя бы часть вечно растущих долгов. Сколько ни пыталась Серена обнаружить хоть что-то трагическое в участи своих соплеменников-рабов, ей не удавалось этого сделать.
Мысли аквитора перекинулись на молоденькую девушку по имени Ведьмино Перышко. Серена вдруг представила себе чародейку из далекого прошлого, в смешном старинном одеянии. Кем она была, та колдунья? Прирожденной гадательницей, которая раскладывала черепки не ради звонких монет в кошельке, а просто откликаясь на просьбы соседей. Возможно, мать девушки и не знала истинного смысла имени, которым назвала дочь. Скорее всего, в деревне хиротов даже не было черепков и никто из летерийцев не собирался по ночам, чтобы услышать странные пророчества. Сомнительно, чтобы девушка с этим необычным именем вообще умела гадать.
Неподалеку, со стороны речного устья, послышался хруст камней. Повернувшись, Серена увидела подошедшего раба. Он присел на корточки и зачем-то опустил руки в холодную пресную воду. Интересно, с какой целью?
Любопытство заставило Серену подойти ближе.
Раб смотрел на нее с уважением, но настороженно.
– Аквитор, у тисте эдур это время считается особым, – тихо сказал он. – Лучше молчать.
– А разве мы с тобой тисте эдур? – с вызовом спросила женщина.
Раб вытащил из воды покрасневшие, распухшие руки. Серене было неловко спрашивать, что с ним произошло.
– Но мы на их земле, аквитор, – все так же тихо произнес он. – А в это время из нее истекает сила Куральда Эмурланна.
– Ну и что? Мы же с тобой летерийцы.
– Я, аквитор, еще и раб, живущий здесь. – Мужчина как-то странно улыбнулся.
– Знаешь, я как раз думала о судьбе своих земляков. О том, что, попадая в рабство, вы освобождаетесь от долгов. Скажи, вам от этого становится легче?
Летериец уселся на корточки. Вода стекала с его рук. Дождь прекратился, сменившись туманом, что наползал из леса.
– Долги не исчезают, аквитор, – вдруг сказал раб. – Тисте эдур нет дела до нашего прошлого. Но среди рабов все обстоит по-прежнему: сословия, долги. Их некому платить, но о них помнят.
Серена не верила своим ушам.
– Но ведь это сущее безумие! – воскликнула она.
Ее собеседник снова улыбнулся:
– Хозяевам важно, чтобы мы работали на них. Наша жизнь их не волнует. А летерийцы везде остаются летерийцами. Мы уже давно не держали в руках никаких денег, но каждый прекрасно помнит сумму своего долга. Неужели ты думала, что рабство нас изменило? Серена понимала: перед ней – один из должников, кому никогда не расплатиться. Наверное, кто-то из соплеменников-рабов насмехается над ним и даже презирает за это. Долг продолжает давить на плечи несчастного. Если у него появятся дети, невидимая ноша перейдет и на них. Жестоко, но… вполне по-летерийски.
– У вас тут есть молодая рабыня с редким именем Ведьмино Перышко.
– Да. Наша гадательница.
– Вот как? А давно она в рабстве?
– Она родилась в этой деревне.
– А ее мать и отец?
– Их семья живет здесь очень давно. Поколений двадцать будет.
– И способности прорицать будущее передались девушке? Здесь, где силен Куральд Эмурланн? Невероятно.
Летериец пожал плечами и встал:
– Сегодня Ведьмино Перышко будет гадать. Как раз в то время, когда ты и твои спутники отправятся в гости к Ханнану Мосагу.
У Серены по спине поползли мурашки. Она глотнула воздуха, выдыхая его медленно и тяжело.
– Но ведь это… опасно.
– Да, и все это знают.
– И тем не менее Ведьмино Перышко гадает.
– Извини, меня ждет работа, – сказал летериец, стараясь не смотреть Серене в глаза.
– Конечно. Надеюсь, я не сильно тебя задержала.
Он молча улыбнулся и пошел к деревне.
Закутавшись в теплый плащ, Бурук Бледный грелся у костра нереков. Чуть поодаль застыл Халл Беддикт, погруженный в раздумья.
Вернувшаяся Серена тихонько встала между ними. Костер трещал и давал больше дыма, чем тепла. От сырости и холода у женщины задубела шея. Противно ныл затылок, предвещая мигрень.
– Худо мне что-то, Серена, – слабым, срывающимся голосом признался Бурук.
– Так часто бывает в конце долгого и трудного пути, – заметила она.
– Проделать такой путь, чтобы оказаться возле этого жалкого костра. Я же не настолько глуп, чтобы не сознавать своих преступлений.
Услышав слова торговца, Халл довольно громко хмыкнул:
– Ты о каких это преступлениях говоришь, Бурук? О прошлых или о будущих?
– Бессмысленно разделять их, – ответил торговец. – Кстати, скоро нам идти в гости к Ханнану Мосагу. Вы готовы?
– Успокойся, Бурук. Придворные церемонии нам не грозят, – сказала Серена. – Король-колдун не станет скрывать своих намерений за цветистой болтовней. Думаю, мы услышим предостережение, которое следует передать нашему посольству.
– А я ничего и не жду от этой встречи, аквитор. Сомневаюсь, что Мосаг будет с нами откровенничать. Скорее всего, ничего нового мы не услышим. Если королю-колдуну есть что сказать, говорить он будет не с нами, а с посольством.
Торговец резко повернулся к Халлу:
– А твоя голова все еще забита ребяческими мыслями? Уж не кажется ли тебе, что ты забавляешься с глиняными фигурками? Расставляешь их, как понравится, велишь говорить то, что желаешь услышать. А если вдруг что-то пойдет не так – что ж, фигурки всегда можно поменять местами. Бедняга Халл. Кинжал застрял в твоем сердце столь давно, что ты каждый день вынужден проверять, там ли он еще.
– Если ты считаешь меня ребенком, – прорычал Халл, – то заблуждаешься!
– Напрасно ты злишься, Беддикт. Я ведь всего лишь хотел предупредить тебя: смотри не заиграйся.
И с этими словами торговец двинулся в сторону крепости.
Серена пошла рядом с угрюмо шагавшим Халлом.
– Тебе прежде доводилось встречаться с Ханнаном Мосагом? – спросила она.
– Нет.
– Как же так? Ведь ты гостил в этой деревне.
– Я гостил в семье Сенгар. По крови они близки к королевскому роду. Их старший сын Фэр занимает очень высокую должность. Что-то вроде главнокомандующего.
– Предвкушаешь встречу с друзьями?
– Мне хотелось бы их повидать, но не получится. В деревне остались лишь родители Фэра. А сам он вместе с братьями куда-то отправился.
– И ты не знаешь куда? – (Халл покачал головой.) – Я думала, Бинадас тебе сказал.
– Дружба имеет свои пределы… А вообще, странно все это. Неожиданно. Надеюсь, ко времени прибытия летерийского посольства братья Сенгар тоже возвратятся.
– А король-колдун знает, что вас с Бинадасом связывают кровные узы?
– Конечно.
Бурук уже добрался до моста, ведущего во внутренний двор. Туман сгустился, ограничивая видимость несколькими шагами. Вокруг было пусто. Впереди смутно угадывались очертания крепости. Когда летерийцы подошли ближе, в тумане замерцали тусклые точки факелов, освещавших проход.
– Неужели у Ханнана Мосага даже нет караульных? – удивилась Серена.
– А им вовсе не обязательно торчать на виду, – пояснил Халл.
На крыльце Бурук остановился и заранее расстегнул пряжки своего плаща. Затем торговец скрылся внутри. Следом в королевское жилище вошли и Серена с Халлом.
Помещение, куда они попали, было довольно протяженным, но узким. Дощатый пол покрывали вытертые ковры. У дальней стены летерийцы увидели стол, поставленный поперек. Три пустых стула с высокими спинками явно предназначались для них. Напротив сидел трапезничающий Ханнан Мосаг. У него за спиной неподвижно застыли пятеро воинов тисте эдур.
«Наверное, это и есть к’риснаны, – решила Серена. – Совсем молоденькие».
Заметив вошедших, Ханнан Мосаг подождал, пока они снимут плащи, а затем произнес на вполне сносном летерийском:
– Прошу к столу. Не люблю холодную пищу и потому тороплюсь набить желудок, пока она не остыла.
– Надеюсь, ваше величество, мы не опоздали? – спросил Бурук, кланяясь в пояс.
– Ничуть. Просто я не люблю церемонии. Проголодался я. Весь день поесть было недосуг. Так что извините мою поспешность.
– Голодный желудок не терпит церемоний, ваше величество, – сказал Бурук, приближаясь к столу.
– Я не сомневался, что летерийцы меня поймут.
Ханнан Мосаг встал столь неожиданно, что все трое остановились.
– Объявляю своими гостями торговца Бурука Бледного, аквитора Серену Педак и стража-посланника Халла Беддикта. Прошу рассаживаться, а я тем временем, с вашего позволения, завершу трапезу.
Его голос можно было слушать часами, позабыв о времени и вообще обо всем на свете. Ханнан Мосаг показался Серене весьма опасным правителем.
Бурук устроился напротив короля. Аквитор выбрала место слева. Оставшийся стул занял Халл. Стулья были сделаны из знаменитого черного дерева. Когда летерийцы расположились, Ханнан Мосаг тоже сел и потянулся к кувшину:
– В честь моих гостей я велел подать вино из Трейта.
– Прекрасный пример мирной торговли между нашими народами, – с пафосом произнес Бурук.
– Боюсь, что нет, – ответил Ханнан Мосаг. В его глазах мелькнула растерянность. – Но мы тут все люди смелые, привыкшие смотреть правде в лицо, – поспешно добавил он.
Негоциант поднес к губам чашу, пригубив вина. И заметил:
– Для этого сорта оно слегка кисловато, ваше величество.
Ханнан Мосаг нахмурился:
– Я всегда считал, что это и есть его настоящий вкус.
– Ничего удивительного, ваше величество. Привычное мы всегда считаем истинным.
– И привычное становится нашим главным судьей. Ты это хотел сказать, Бурук Бледный?
– Не совсем, ваше величество. Даже наоборот. Летерийцы часто злоупотребляют стереотипами, создавая превратные представления.
– Что-то ты больно запутанно изъясняешься, – усмехнулся король-колдун. – Вроде бы мы еще не успели напиться, чтобы жонглировать словами. Но ты, быть может, успел промочить горло заранее? Тогда я оказываюсь в невыгодном положении.
Бурук положил себе на тарелку кусок копченой рыбы.
– Ничего подобного, я совершенно трезв, ваше величество. И в невыгодном положении, скорее всего, находимся мы.
– Это как же понимать?
– Ваше величество, думаю, вы неспроста решили попотчевать нас вином цвета крови. Мы получили известие об уничтожении летерийских кораблей, явившихся к вашим берегам бить тюленей. Там пролилось столько крови, что в ней можно утонуть.
Бурук Бледный явно не собирался упражняться в дипломатических иносказаниях. Серена подумала, что Эзгара Дисканар едва ли одобрил бы такое поведение. Но летерийского короля за столом не было.
– Думаю, уцелевшие сородичи тюленей согласились бы с вами. Они тоже едва не утонули в крови. Трудно сказать, чего там было больше – воды или крови, – задумчиво произнес Ханнан Мосаг.
– Нам известно и другое, – продолжил торговец. – Несколько кораблей вернулись в Трейт, но с пустыми трюмами.
– С пустыми? Ума не приложу, куда же браконьеры дели добычу.
Бурук вертел в руках чашу с вином, разглядывая ее кроваво-красное содержимое.
– Государь, а вот у меня случившееся не вызывает ни капли сожаления, – вдруг подал голос Халл Беддикт. – Летерийцы вероломно нарушили давнишние соглашения и заслужили такой конец.
– Это ты так полагаешь, страж-посланник, – довольно сурово возразил ему король-колдун. – А вот скорбящие родственники погибших ни за что с тобой не согласятся. От твоих слов веет холодом. Насколько я понимаю, матросов с тех кораблей не волновали соглашения. Ими двигала возможность избавиться от долгов, этого вечного проклятия летерийцев. На летерийские корабли намеренно набрали должников. И те, кто сделал это, были столь же безучастны к их судьбе, как и ты, Халл Беддикт. – Ханнан Мосаг обвел глазами гостей. – Неужели я одинок в своей скорби?
– Ваше величество, последствия случившегося могут быть еще более прискорбными, – заметил Бурук Бледный.
– И это, по-твоему, неизбежно? – спросил Ханнан Мосаг.
Купец лишь растерянно моргал.
– Да, государь, неизбежно. – Халл подался вперед. – Неужели мы не понимаем, на кого должен пасть гнев? Вы говорили о равнодушии хозяев, пославших людей на заведомую гибель. Но хозяева они только потому, что должники признают их таковыми. И те и другие отравлены ядом золота, ибо оно – единственное мерило всего. И должники, позвольте заметить, ничуть не меньше повинны в своем безвыходном положении. Они приняли правила игры. Да, они ненавидят и проклинают эту игру, однако продолжают в нее играть.
– Халл Беддикт говорит только от своего имени, – поспешил добавить Бурук.
– Каждый из нас говорит только от своего имени. Я не прав? – Король-колдун насмешливо покосился на торговца.
– Желательно, чтобы так оно и было. Но мы с вами, ваше величество… мы говорим не только за себя.
Ханнан Мосаг отодвинул пустую тарелку.
– А что наш аквитор? – вдруг спросил он. – Она вообще молчит.
Взгляд спокойных глаз Мосага остановился на Серене.
– Серена Педак, – мягко произнес король-колдун, – ты сопровождала этих людей к нам.
– Да, ваше величество, – кивнула она, – и считаю свою задачу выполненной.
– И своим молчанием ты стремишься отгородиться от всего, во что может вылиться эта встреча.
– Такова должность аквитора, ваше величество.
– И этим она отличается, скажем, от должности стража-посланника.
Слова Ханнана Мосага явно задели Халла.
– Государь, я уже давно не являюсь стражем-посланником, – выдавил он из себя.
– Вот как? Тогда позволь спросить, почему ты здесь?
– Халл Беддикт вызвался нас сопровождать, – объяснил Бурук. – Я был не вправе отказать ему в этом.
– Конечно, торговец. Насколько я понимаю, такое право принадлежит аквитору.
Король-колдун выжидающе глядел на Серену.
– Я не ощущала необходимости оспорить решение Халла Беддикта идти вместе с нашим караваном.
– Весьма любопытно, – улыбнулся Ханнан Мосаг.
Одежда Серены и без того была влажной, а теперь у нее еще вдобавок взмокла спина. Женщина зябко поежилась.
– Ваше величество, я не совсем удачно сформулировала. Я сомневалась, что Халл Беддикт подчинится моему приказу, если я велю ему покинуть караван. Поэтому я решила сохранять видимость власти.
Ханнан Мосаг наградил ее обезоруживающей улыбкой.
– Честный ответ. Спасибо за правду, аквитор. Не смею более тебя задерживать.
Серена неуклюже встала и поклонилась:
– Была рада познакомиться с вами, государь.
– Взаимно, аквитор. Мы с тобою еще побеседуем.
– Когда вам будет угодно.
Избегая встречаться глазами со своими спутниками, Серена повернулась и быстро вышла из помещения.
Итак, король-колдун избавил ее от необходимости быть свидетельницей всего, что могло произойти между ним, Буруком и Халлом. Это уязвляло самолюбие. Но с другой стороны, кто знает: а вдруг Ханнан Мосаг просто хотел спасти ей жизнь?
Все, что требовалось сказать, уже было сказано. Понимал ли это Халл Беддикт? Бурук наверняка понял. Судя по всему, Ханнан Мосаг хотел мира. Даже после того, что случилось.
Снова посыпал дождь. Серена поплотнее запахнула плащ.
«Ох, не завидую я тебе, Халл», – подумала она.
Кто-то задел Удинааса плечом. Обернувшись, он увидел Хулада. Морщинистое лицо соплеменника было непривычно бледным и каким-то растерянным.
– Что с тобой? – спросил Удинаас.
– Прошлое гадание так и стоит у меня перед глазами, – ответил Хулад. – Прямо все жилы внутри натянуты.
Удинаас промолчал, удивляясь своему непонятному спокойствию. Да, здорово он переменился в последнее время, раньше не был таким хладнокровным. И выходка Майены, поколотившей Ведьмино Перышко, не вызвала в нем прежнего гнева и душевной боли. Уруту рассердила дерзость будущей невестки, осмелившейся благословлять нереков. Значит, их спокойная беседа на мосту была лишь видимостью? Удинаас знал: хозяйка могла сурово отчитывать человека, не повышая голоса. А Майена, не смевшая ей возразить, потом отыгралась на рабыне.
По сути, Ведьмино Перышко ни в чем не провинилась. Знакомая ситуация, когда ты кругом виноват, потому что ты раб.
Юная ведьма вышла на середину круга. Сегодня посмотреть и послушать ее гадание пришло больше рабов, чем в прошлый раз. Наверняка их привлекли рассказы о том, что случилось тогда. Удинаас вслушивался в гул голосов.
«Если закрыть глаза, можно подумать, что ты на Утопляках», – вдруг пришло ему в голову.
Ведьмино Перышко села на утоптанный земляной пол. Зрители сделали то же самое, и у них это получилось куда быстрее, чем у прорицательницы. На ее лице темнели ссадины. Чувствовалось, что каждое движение вызывает у бедняжки боль. Интересно, считала ли она Удинааса виновником случившегося с нею? Но ведь на его месте мог оказаться любой другой раб. Дерзни девушка войти в дом, ей досталось бы еще и от Уруты. Майена ничем не отличалась от остальных знатных женщин тисте эдур, и злость ее была направлена отнюдь не на рабыню, а на будущую свекровь. Вообще же тисте эдур редко поднимали руку на рабов. Серьезные провинности карались быстрой смертью, а большинство остальных – дополнительной работой. Логика хозяев отличалась практичностью: если раб не заслуживает смерти, зачем же его калечить?
В прошлый раз Ведьмино Перышко успела лишь разложить черепки. Невесть откуда появившийся вивал своими когтями вырвал ее из мира Обителей. Вспоминая об этом, Удинаас впервые за последнее время ощутил тревогу.
Зрители умолкли. Ведьмино Перышко закрыла глаза. Ее голова опустилась на грудь, и две пряди золотистых волос заслонили лицо. Тело юной колдуньи содрогнулось. Девушка прерывисто вздохнула, вскинула голову и открыла глаза. Сейчас она не замечала ни слабо освещенного сарая, ни затаивших дыхание зрителей, ибо пребывала у Начала Начал. Неподдельный ужас искажал лицо прорицательницы. Она видела буйство первозданных стихий. Созерцала Бездну с мерцающими по краям звездами. То было время, когда миры еще только ждали своих творцов.
– Итак, появляются первые: Дольмен, Огонь и Скиталец. С него начинаются Обители… Идемте же туда.
Рабы, до этого боявшиеся пошевельнуться, шумно выдохнули.
– Мы стоим на Дольмене, и все происходит так, как тому и надлежит, – возвестила гадательница, но в ее голосе чувствовалось напряжение. – Жизнь – это вечная война с Бездной. Растем – значит побеждаем. Останавливаемся – оказываемся в осаде. Наша смерть – прорыв последних цепей обороны. Такова правда Обители Зверей. Клинок и Костяшки: войны между ними не избежать. Время расцарапало Старику лицо и норовит вырвать ему глаза. Он весь изранен и покрыт шрамами. Старуха что-то язвительно бормочет. Ее одолевают мечты о бегстве. Ясновидец шевелит губами, но его слов не разобрать. Шаман оплакивает мертвых и выкладывает на полях сражений узоры из костей, однако сам не верит в то, что они ему говорят. Следопыт шагает уверенно, всем видом своим показывая, что хорошо знает путь. Однако на самом деле он заблудился и пытается это скрыть…
Гадалка умолкла.
В толпе зрителей зашептались. Никогда еще приглашение в мир Обителей не было столь зловещим.
«Храни нас Скиталец, мы в беде, – подумал Удинаас. – В большой беде».
Хулад дернул его за руку и кивком указал на дальнюю стену, почти тонувшую во мраке. Удинаас сразу же узнал в одиноко стоящей там фигуре аквитора Серену Педак.
Ведьмино Перышко продолжала молчать. Беспокойство зрителей нарастало.
Удинаас поднялся и стал пробираться к стене. Сидевшие рабы неохотно пропускали его, награждая сердитыми взглядами. Выбравшись из их круга, он встал рядом с Сереной.
– Что случилось? – шепотом спросила та.
– Сам не знаю.
Ведьмино Перышко вновь заговорила:
– Костяной Насест пуст. Никто не решается его занять. Это опасно: спинка трона изогнулась, и ребра угрожают вонзиться в того, кто отважится туда сесть. Ее верхняя часть стала совсем узкой. Зато подлокотники, на которых должны покоиться руки правителя, вдруг поднялись и приняли обличье волков. Волчьи глаза свирепо сверкают… Обитель Зверей обрела двоих управителей.
– Но такое просто невозможно, – прошептала Серена.
– А сейчас перед нами – Обитель Азатов. Ее камни кровоточат. Земля вздымается, и оттуда валит пар. Ветви древних деревьев сотрясаются в беззвучном крике. Азатам грозит беда.
Послышались протестующие голоса. Зрители беспокойно задвигались.
– Разрытая Гробница. Ее порог усеян костями. Уркваль яггутан тезмалас. А тех, кто мог бы восстановить Гробницу, здесь нет. Их напрочь забыли, и даже лед не может вспомнить, когда они здесь проходили и куда ушли.
– Я слышала слова на незнакомом языке. Что это за язык? – поинтересовалась Серена.
– Яггутский, – коротко ответил Удинаас.
– А кто такие яггуты?
– Повелители льда. Не думай о них, аквитор. Их давно уже нет.
Серена схватила его за руку, повернув лицом к себе:
– Откуда тебе все это известно?
– Мы в Обители Драконов, – сообщила Ведьмино Перышко. Ее лоб покрылся потом. – Элейнт Тиама пураке сеторам н’браэль бурас…
– Это слова драконианского языка, – шепнул Удинаас, наслаждаясь своими тайными знаниями. – «Дети матери Тиамы затерялись во всем, что они оставили». На том языке звучит красивее, но смысл я перевел верно.
– Ради возмездия элейнты готовы уничтожить все на своем пути, – срывающимся голосом продолжила Ведьмино Перышко. – Скоро нас всех окутает долгая ночь. Королева лежит мертвая. Возможно, она уже не оживет. Консорт корчится на дереве и как безумный только и говорит о времени своего освобождения. Вассал со своими цепями заблудился в мире, где каждый шаг стоит неимоверных усилий, а остановка чревата гибелью. Рыцарь обреченно движется навстречу сражению с собственной местью. Врата охвачены яростным пламенем. Ящер… – Голова юной ведьмы откинулась назад, словно бы от удара невидимой руки. Из носа и рта Ведьминого Перышка хлынула кровь. Девушка хрипло вздохнула и улыбнулась окровавленными губами. – Вивал локви выжидает. Госпожа вместе с сестрою танцуют, каждая в своей части мира. Кровопийца тоже ждет. Ждет, когда его найдут. Кровь Творца Пути кипит от лихорадки, а сам он подошел к краю пропасти… Осталась последняя Обитель.
– Ее нужно остановить! – сердито прошептала Серена.
Она выпустила руку Удинааса и шагнула вперед, намереваясь помешать гаданию. Но теперь уже он сам крепко схватил женщину за руку:
– Это не твой мир, аквитор. Никто не звал тебя сюда. Либо стой тихо и молчи, либо… уходи!
– Пустая Обитель стала очень многолюдной, – улыбнувшись еще шире, сообщила гадательница. – Слушайте и берегитесь! Кровь сплетает паутину, в которой запутается весь мир! Никто не спасется, никто не найдет себе пристанища!
Правая рука прорицательницы разжалась, и на землю упали старинные черепки. Потревоженные голуби, что гнездились на чердаке, взмыли в воздух, громко хлопая крыльями. Сверху на зрителей полетели перья.
– Свидетели застыли, словно каменные. Их лица превратились в маски ужаса. Обе Возлюбленные пляшут, полные нечестивых желаний.
Глаза Ведьминого Перышка были закрыты, но рука ее безошибочно указывала на черепок за черепком.
– Странствующие Рыцари пробираются по ледяной пустыне навстречу смертельной тьме. Ходокам никак не остановить вихрь, толкающий их вперед. А Спасители…
– Что за бред она несет? – прошипела Серена. – У нее в глазах двоится? Или в мозгах?
– …Спасители глядят друг на друга, но оба обречены. И Предатели тоже. То, что лежит перед ними, ожидает и всех нас.
Последние слова девушка произнесла почти шепотом. Ее голова вновь упала на грудь, а волосы скрыли лицо.
Стало тихо, если не считать хлопанья крыльев потревоженной голубиной стаи.
– Они сражаются за Пустой Трон, – скорбно прошептала Ведьмино Перышко. – Кровь и безумие…
Удинаас разжал руку, сдерживавшую Серену.
Аквитор застыла на месте, как и все летерийские рабы.
Серена не помнила, как выбралась из сарая на холодный дождь. Он хлестал что есть силы. Под ногами текли ручейки. А в темноте сердито шумела разбухшая от воды река.
Серена побрела к отведенному им дому. Слезы, что катились из ее глаз, как и струи дождя, были холодными. Ей вспомнились местные ребятишки, игравшие в священной роще. Воспоминание это было далеким и чужим. Потом его захлестнули другие, такие же далекие и чужие. Они неслись совсем как ручейки, спешащие к морю.
Или как дети, убегающие от беды.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?