Текст книги "Сады Луны"

Холодное дыхание лениво прокатилось мимо, так что кобыла задрожала, раздула ноздри и прижала уши.

Силуэт – мужчина, судя по росту, – был в одежде всех оттенков зелёного: из-под плаща с капюшоном выглядывали выцветшая туника и льняные рейтузы, прикрытые снизу зелёными же кожаными сапогами. За тонкий ремень был заткнут длинный нож – излюбленное оружие воинов Семи Городов. На руках мужчины, бледно-серых в вечернем свете, поблёскивали кольца – на каждом пальце по два: под и над костяшками. Он поднял глиняный кувшин.

– Хотите пить, лейтенант? – Голос у мужчины был мягкий и странно мелодичный.

– У вас ко мне дело? – спросил Паран, не отпуская рукояти меча.

Человек улыбнулся и отбросил на спину капюшон. У него были вытянутое лицо, светло-серая кожа и странные раскосые глаза. Выглядел незнакомец лет на тридцать, но волосы были седыми.

– Адъюнкт попросила меня об услуге, – сказал он. – Она с нетерпением ждёт вашего доклада. Я должен вас сопроводить к ней… быстро. – Незнакомец потряс кувшин. – Но сначала – трапеза. У меня в карманах славное угощение – куда лучше, чем могут предложить никчёмные канские крестьяне. Присаживайтесь со мной здесь, на обочине. Можем побеседовать и понаблюдать за их неустанной работой. Моё имя – Шик.

– Это имя я слышал, – сказал Паран.

– Что ж, неудивительно, – ответил Шик. – Увы, я – это он. Кровь тисте анди течёт в моих жилах, она, несомненно, пытается поскорей отделиться от примеси крови обычного человека. От моей руки пал королевский род Унты – король, королева, сыновья и дочери.

– И братья – двоюродные, троюродные…

– Уничтожить всякую надежду. Таков был мой долг как Когтя непревзойдённого мастерства. Но вы не ответили на мой вопрос.

– Который?

– Пить хотите?

С недовольным видом Паран спешился.

– Мне показалось, вы сказали, что адъюнкт просила нас поспешить.

– И мы поспешим, лейтенант, едва лишь наполним желудки и побеседуем, как пристало воспитанным людям.

– Ваша репутация располагает воспитание в самом низу перечня ваших умений.

– Но именно этот навык я чту превыше других, хотя в наши тёмные дни он не часто находит себе применение, лейтенант. Надеюсь, вы не откажетесь уделить мне немного своего драгоценного времени, раз уж мне выпала честь сопровождать вас?

– О чём бы вы там ни договорились с адъюнктом, это ваше дело, – сказал, подходя, Паран. – Я вам ничем не обязан, Шик. Кроме неприязни.

Коготь присел и извлёк из карманов несколько свёртков и два хрустальных кубка. Затем откупорил кувшин.

– Старые раны. Мне-то сказали, что вы избрали иной путь, покинули унылые и тесные ряды знати. – Он наполнил кубки вином янтарного цвета. – Вы теперь едины с телом Империи, лейтенант. Она командует вами. Вы беспрекословно подчиняетесь её приказам. Вы – крошечный мускул в этом теле. Ни больше. Ни меньше. Время старых обид давно миновало. И потому, – он отставил кувшин и протянул Парану кубок, – ныне мы пьём за новое начало, Ганос Паран, лейтенант и помощник адъюнкта Лорн.

Продолжая хмуриться, Паран принял кубок.

Они выпили.

Шик усмехнулся, достал шёлковый платок и промокнул губы.

– Ну, вот – не так уж трудно, верно? Позволите называть вас по избранному имени?

– Хватит и Парана. А вы? Какой титул носит командир Когтей?

Шик снова усмехнулся.

– Когтями по-прежнему командует Ласиин. Я ей помогаю. В этом смысле я – тоже лишь помощник. Вы меня можете звать по избранному имени, разумеется. Я не считаю, что стоит слепо следовать формальному этикету, когда люди уже достаточно знакомы.

Паран сел на грязную дорогу.

– И мы уже достаточно знакомы?

– О да.

– Как вы это определяете?

– Ну, видите ли, – Шик начал разворачивать свёртки, и на свет появились сыр, пирожки, фрукты и ягоды. – Я свожу знакомство с людьми двумя способами. Вы видели второй.

– А первый?

– Увы, в таких случаях у меня обычно нет времени на представления.

Паран устало снял шлем.

– Хотите узнать, что я обнаружил в Герроме? – спросил он, приглаживая рукой свои чёрные волосы.

Шик пожал плечами.

– Если вы хотите рассказать.

– Наверное, я лучше подожду встречи с адъюнктом.

Коготь улыбнулся.

– Вы уже учитесь, Паран. Никогда не разбрасывайтесь сведениями. Слова, как монеты, выгодно накапливать.

– Пока не умрёшь на золотом ложе, – заметил Паран.

– Вы голодны? Ненавижу есть в одиночестве.

Паран принял от него кусочек пирога.

– Так адъюнкт и вправду требует спешки, или вы здесь по каким-то другим причинам?

С улыбкой Коготь поднялся.

– Увы, любезной беседе настал конец. Нам пора в путь. – Он обернулся к дороге.

Паран увидел, как завеса над трактом разорвалась тусклым желтоватым светом. «Это же Путь, тайная чародейская дорога».

– Худов дух!

Он вздохнул и попытался стряхнуть с себя внезапную дрожь. Внутри Паран разглядел сероватую тропу, ограниченную с обеих сторон невысокими насыпями и укрытую сверху непроницаемым охряным туманом. Воздух врывался в портал, словно дыхание, и когда невидимые потоки воздуха подняли небольшие пыльные смерчи над тропой, лейтенант понял, что земля там густо усыпана пеплом.

– Вам придётся к этому привыкнуть, – сказал Шик.

Паран взял кобылу под уздцы и повесил шлем на луку седла.

– Ведите.

Коготь бросил на лейтенанта быстрый оценивающий взгляд, а затем шагнул в Путь.

Паран последовал за Шиком. Портал позади закрылся, и там появилось продолжение тропы. Итко-Кан исчез, а вместе с ним пропали все признаки жизни. Мир, в котором оказались Паран и Шик, был бесплоден и мёртв. Насыпи по сторонам тропы тоже оказались сделанными из пепла. Воздух царапал горло и оставлял на языке привкус металла.

– Добро пожаловать в Путь Империи, – с ноткой сарказма провозгласил Шик.

– Очаровательно.

– Он был вырезан силой из… того, что здесь было раньше. Разве прежде удавалось такое хоть кому-нибудь? Это ведомо лишь богам.

Они пошли вперёд.

– Я так понимаю, – сказал Паран, – что ни один бог не претендует на этот Путь. Благодаря чему вы обходите пошлины, привратников, стражей невидимых мостов и всех прочих, кто, как говорят, обитает в Путях, что принадлежат бессмертным хозяевам.

– Думаете, в Путях столько народу? – проворчал Шик. – Ну, фантазии невежд меня всегда забавляли. В этом коротком путешествии вы будете мне отличной компанией, я полагаю.

Паран замолчал. Горизонт казался близким за спрессованными кучами пепла – место схождения охряного неба и серо-чёрной земли. Под кольчугой побежали ручейки пота. Кобыла тяжело фыркнула.

– Если вам интересно, – проговорил через некоторое время Шик, – адъюнкт сейчас в Унте. Мы используем этот Путь, чтобы преодолеть расстояние в три сотни лиг всего за несколько кратких часов. Некоторые думают, что Империя слишком разрослась, некоторые даже воображают, что рука императрицы Ласиин не дотянется до дальних провинций. Как вы только что могли убедиться, Паран, это мысли дураков.

Кобыла снова фыркнула.

– Я вас так пристыдил, что вы замолчали? Прошу прощения, лейтенант, за то, что насмехался над вашим невежеством…

– Это риск, к которому вам сто́ит привыкнуть, – ответил Паран.

Следующую сотню шагов молчал уже Шик.

Прошли часы – но освещение не изменилось. Несколько раз они миновали такие места, где насыпь из пепла была разрушена, словно там неуклюже проползло что-то очень большое: широкие, склизкие следы уходили прочь, в сумрак. В одном из таких мест они нашли тёмное, спекшееся коркой пятно и обрывки кольчужных колец, рассыпанные в пыли. Шик внимательно всё осмотрел под пристальным взглядом Парана.

«Не так уж тут безопасно, как он хотел меня убедить. Тут ходят чужаки, и они отнюдь не дружелюбны».

Он не удивился, когда заметил, что после этого Шик ускорил шаг. Вскоре они пришли к каменной арке. Её тут поставили недавно, и Паран опознал в камне унтийский базальт из карьеров рядом со столицей. Стены его собственного фамильного особняка были выложены из этого же серо-чёрного блестящего камня. В центре арки, высоко над их головами, была вырезана когтистая рука, сжимавшая хрустальный шар: герб Малазанской империи.

За аркой царила тьма.

Паран откашлялся:

– Мы прибыли?

Шик резко обернулся к нему.

– Вы отвечаете на вежливость гордыней, лейтенант. Вам бы лучше отбросить надменность знати.

С улыбкой Паран поднял руку:

– Ведите же, проводник.

Взмахнув плащом, Шик шагнул под арку и исчез.

Лошадь упёрлась, когда Паран потянул её к арке, и вскинула голову. Он попытался успокоить её, но тщетно. Наконец он забрался в седло и потянул поводья. Затем выправил лошадь и сильно пришпорил. Кобыла рывком прыгнула в пустоту. Вокруг взорвались и объяли их свет и цвет. Копыта лошади с треском опустились на что-то, и во все стороны полетели, кажется, кусочки гравия. Паран остановил кобылу, моргая и оглядываясь. Огромный зал, потолок поблёскивает чеканным золотом, стены украшены гобеленами, и со всех сторон приближаются вооружённые стражники.

Кобыла испугалась, попятилась – и Шик растянулся на полу. Тяжёлое копыто рванулось к нему и промахнулось всего на ладонь. Снова раздался хруст гравия – только это был не гравий, понял Паран, а кусочки мозаики. Шик перекатился, вскочил на ноги с проклятьями на устах и злобно уставился на лейтенанта.

Стражники будто подчинились беззвучному приказу и медленно отступили на свои места у стен. Паран отвёл взгляд от Шика. Впереди стояло возвышение, на котором покоился престол из изогнутых костей. На троне восседала Императрица.

В зале воцарилась тишина, которую нарушал только хруст полудрагоценных камней под копытами кобылы. Поморщившись, Паран спешился, с опаской поглядывая на женщину на престоле.

Ласиин мало изменилась с их первой встречи; она была одета просто и без украшений, её коротко остриженные волосы казались светлыми на фоне голубоватого оттенка непримечательного лица. При взгляде на Парана карие глаза Императрицы недовольно сузились. Тот поправил перевязь с мечом, скрестил руки и поклонился в пояс:

– Императрица.

– Вижу, – протянула Ласиин, – вы не вняли совету, который командир дал вам семь лет назад.

Юноша удивлённо заморгал.

Она продолжила:

– Конечно, он сам тоже не последовал совету, который ему дали. Любопытно, какое божество свело вас тогда вместе на стене – я бы заказала службу, чтобы почтить его чувство юмора. Вы вообразили, что Имперская арка будет стоять в конюшне, лейтенант?

– Моя лошадь не хотела входить в неё, Императрица.

– И она имела на то причины.

Паран улыбнулся:

– В отличие от моей, её порода славится своим умом. Прошу принять мои глубочайшие извинения.

– Шик сопроводит вас к адъюнкту, – Императрица взмахнула рукой, и стражник шагнул, чтобы забрать поводья лошади.

Паран снова поклонился, а затем с улыбкой обернулся к Когтю.

Шик провёл его к боковой двери.

– Идиот! – прошипел Коготь, когда дверь плотно закрылась за ними. Затем быстро зашагал по узкому коридору. Паран даже не старался угнаться за ним – наоборот, заставил Когтя остановиться и ждать в другом конце коридора, где начиналась лестница. Лицо Шика потемнело от ярости. – Что она там сказала про стену? Вы уже встречались прежде? Когда?

– Поскольку она не пожелала этого объяснить, я могу лишь последовать её примеру, – ответил Паран. Он посмотрел на истёртые ступени. – Значит, это Западная башня. Башня Праха…

– На верхний этаж. Адъюнкт ждёт вас в своих покоях – других дверей нет, так что не заблудитесь, просто поднимайтесь на самый верх.

Паран кивнул и зашагал по лестнице.

Дверь в верхнюю комнату башни была распахнута. Паран постучал костяшками пальцев по косяку и вошёл. Адъюнкт сидела на скамье в дальнем конце комнаты, спиной к широкому окну. Через раскрытые ставни в комнату лился розовый свет восхода. Она одевалась. Паран замер в смущении.

– Я не слишком ценю стыдливость, – сказала адъюнкт. – Входите и закройте дверь.

Паран исполнил эту просьбу. Он осмотрелся. Стены были увешаны выцветшими гобеленами. Каменный пол покрывали поношенные шкуры. Мебель – весьма немногочисленная – была старой, напанского стиля, то есть безыскусной.

Адъюнкт поднялась, чтобы втиснуться в свой кожаный доспех. Её волосы заблестели в розоватом свете.

– Вы, похоже, устали, лейтенант. Садитесь, пожалуйста.

Паран обернулся, нашёл стул и благодарно опустился на него.

– След тщательно запутали, адъюнкт. Те люди, что остались в Герроме, вряд ли заговорят.

Она затянула последний ремешок.

– Если только я не пошлю туда некроманта.

Он хмыкнул:

– Голубей спросим? Боюсь, такую возможность тоже предусмотрели.

Она взглянула на него, приподняв бровь.

– Простите, адъюнкт. Похоже, предвестниками смерти там стали… птицы. И если будем смотреть глазами мёртвых солдат, только их мы и увидим.

– Вы сказали, «голубей»?

Он кивнул.

– Любопытно. – Она помолчала. Паран ещё некоторое время смотрел на неё.

– Я был приманкой, адъюнкт?

– Нет.

– А удивительно своевременное появление Шика?

– Удобный случай.

Он замолчал. Стоило закрыть глаза, его голова качнулась. Паран и сам до этого не понимал, насколько вымотался. Даже не сразу догадался, что она обращается к нему. Он встряхнулся и выпрямился.

Адъюнкт стояла прямо перед ним.

– Спать будете потом, лейтенант. Не сейчас. Я говорила о вашем будущем. Вам стоило бы проявить внимание. Вы исполнили своё задание, как и было приказано. Более того, вы показали себя высоко… устойчивым. Для всего внешнего мира, лейтенант, наши с вами дела окончены. Вы вернётесь в офицерский корпус здесь, в Унте. Затем последует ряд назначений, который завершит ваше официальное обучение. Что касается вашего пребывания в Итко-Кане, ничего странного там не происходило, вы меня поняли?

– Да.

– Хорошо.

– А как насчёт того, что там на самом деле произошло, адъюнкт? Мы прекращаем погоню? Мы готовы смириться с тем, что никогда не узнаем, что именно случилось и почему? Или это только мне нужно смириться?

– Лейтенант, мы не должны идти по этому следу без оглядки, но мы отправимся по нему, и вы сыграете в этом важнейшую роль. Я решила – быть может, ошибочно, – что вы захотите пройти по нему до конца и быть рядом, когда настанет час отмщения. Я не права? Возможно, вы уже видели достаточно и всего лишь хотите вернуться к нормальной жизни?

Он закрыл глаза.

– Адъюнкт, я хочу быть там, когда придёт время.

Женщина молчала, и, не открывая глаз, Паран знал, что она внимательно изучает его, оценивает. Он уже не мог ни беспокоиться, ни тревожиться. Своё желание лейтенант высказал; теперь решение за ней.

– Мы станем действовать медленно. Ваше назначение будет подписано через несколько дней. Пока что идите домой, в поместье своего отца. Отдохните.

Паран открыл глаза и поднялся на ноги. Когда он подошёл к двери, адъюнкт снова заговорила:

– Лейтенант, надеюсь, вы не повторите выходку в Престольном зале.

– Сомневаюсь, что второй раз это вызовет столько же смеха, адъюнкт.

Оказавшись на лестнице, он услышал в комнате за спиной нечто, похожее на кашель. Ведь вряд ли это могло быть чем-то другим.

Ведя лошадь по улицам Унты, Паран почувствовал, как изнутри на него накатывает онемение. Знакомые места, густая, бесконечная толпа, голоса и смешение языков – всё это казалось странным, изменившимся – не визуально, но в том непостижимом месте между его глазами и мыслями. Изменился только он сам, и это вызывало чувство покинутости, изгнанности.

Но город был всё тот же: перед ним открывались прежние виды, и даже в том, как они быстро сменялись, ничего не изменилось. Дар благородной крови позволял удерживать мир на расстоянии, разглядывать его со стороны, не запятнанной и не тронутой простонародьем. «Дар… и проклятье».

Только теперь Паран шагал среди толпы без семейных стражников. Сила крови исчезла, и защищала его теперь только форма. Не ремесленник, не разносчик, не торговец, а солдат. Клинок Империи, но у Империи таких клинков были десятки тысяч.

Он миновал Пошлинные ворота и поднялся по Мраморной дороге, где появились первые поместья торговцев – в стороне от мощёной улицы, полускрытые стенами дворов. Пёстрая листва терялась на фоне ярко раскрашенных стен; толпа рассеялась, и у арочных ворот стали видны наёмные стражники. В знойном воздухе уже не было вони сточных вод и подгнившей еды, теперь он приносил прохладу невидимых фонтанов и ароматы цветов.

Запахи детства.

Паран забирался всё дальше в Благородный квартал; теперь повсюду раскинулись богатые поместья. Раздолье, приобретённое вековой историей и древним золотом. Империя словно растаяла, как далёкая, прозаическая неурядица. Здесь многие семьи прослеживали свою историю на семь веков назад, к тем всадникам-кочевникам, которые впервые пришли в эти земли с востока. Огнём и мечом, как повелось от века, они покорили дальних родичей канцев, которые выстроили свои деревни на побережье. От воинственных всадников до коневодов и торговцев вином, пивом и тканями. Древняя знать клинков стала ныне знатью золота, торговых договоров, тонких полунамёков и тайных сговоров в позолоченных комнатах и освещённых масляными лампами коридорах. Паран видел себя человеком, который облачился в одеяния, замыкающие этот круг, вернулся к клинку, что положил начало его роду, сильному и жестокому, столько веков назад. За этот выбор отец его проклял.

Юноша подошёл к знакомой калитке – высокой двери на боковой стене, выходившей в переулок, который в другой части города считался бы широкой улицей. Стражника тут не было, только тонкая цепочка колокольчика, которую он и потянул дважды.

В одиночестве Паран остался ждать ответа посреди переулка.

С другой стороны звякнул засов, кто-то выругался, и дверь распахнулась на громко протестующих петлях.

Паран уставился на незнакомое лицо. Мужчина был стар, покрыт шрамами и носил многократно залатанную кольчугу, которая неровным краем обрывалась у колен. Его потхельм[2]2
   Потхельм – горшковидный шлем, одна из ранних, более примитивных разновидностей средневекового шлема.


[Закрыть] бугрился от выправленных вмятин, но был ярко начищен.

Стражник осмотрел Парана с ног до головы серыми слезящимися глазами и проворчал:

– Гобелен-то ожил.

– Простите?

Стражник пошире раскрыл дверь.

– Постарше стал, конечно, но черты те же. Хороший художник, поймал и позу, и выражение, всё разом. Добро пожаловать домой, Ганос.

Паран провёл лошадь через узкий проём. Дорожка шла между двумя хозяйственными постройками поместья, над головой виднелся клочок неба.

– Я тебя не знаю, солдат, – сказал Паран. – Но, судя по всему, мой портрет стражникам дали хорошо рассмотреть. Он теперь у вас в казарме вместо половой тряпки?

– Что-то вроде того.

– Как тебя зовут?

– Гамет, – ответил стражник, топая вслед за лошадью, после того как закрыл и запер калитку. – Служу вашему отцу вот уж три года.

– А до того, Гамет?

– Таких вопросов не задают.

Они вышли на двор. Паран задержался, чтобы рассмотреть стражника.

– Мой отец обычно тщательно изучает прошлое людей, которых собирается взять на службу.

Гамет ухмыльнулся, продемонстрировав полный набор белых зубов.

– Он так и сделал. И вот – я тут. Думаю, особого бесчестья не нашлось.

– Ты ветеран.

– Давайте, сударь, я вашу лошадь уведу.

Паран передал поводья Гамету, затем обернулся и оглядел двор. Тот показался ему меньшим, чем в воспоминаниях. Старый колодец, вырытый безымянным народом, который жил тут ещё прежде канцев, уже почти обратился в гору пыли. Ни один ремесленник не возьмётся за то, чтобы вернуть на место эти древние камни с затейливой резьбой – просто из страха, что тем самым разбудит призраков. Под самой усадьбой было много таких же камней, выложенных без раствора, в глубоких подвалах, только многие комнаты и коридоры уже настолько просели, что ими невозможно стало пользоваться.

Слуги и садовники сновали туда-сюда по двору. Никто ещё не заметил прибытия Парана.

Гамет откашлялся.

– Ваши мать и отец не здесь.

Юноша кивнул. Сейчас в загородном поместье – Эмалау, должно быть, полно жеребят, о которых нужно позаботиться.

– Но ваши сёстры дома, – продолжил Гамет. – Я прикажу слугам освежить вашу комнату.

– Её, значит, не трогали?

Гамет снова ухмыльнулся.

– Ну, скажем, вынести лишнюю мебель и сундуки. Места под склады нынче совсем не хватает…

– Как всегда, – Паран вздохнул и, не сказав больше ни слова, вошёл в дом.

Сапоги Парана вызвали под сводами пиршественного зала гулкое эхо, когда он подошёл к длинному столу. Кошки молниями разлетелись в стороны. Юноша расстегнул заколку дорожного плаща, бросил его на спинку одного из стульев, а потом, усевшись на длинную скамью, прислонился к укрытой деревянными панелями стене. И закрыл глаза.

Прошло несколько минут, а затем прозвучал женский голос:

– Я думала, ты в Итко-Кане.

Он открыл глаза. Тавор, сестра на год младше его, стояла у торца стола, положив руку на отцовское кресло. Она была, как и прежде, невзрачна: тонкие, бескровные черты лица, рыжеватые волосы острижены короче, чем требовала мода. Тавор выросла с тех пор, как они расстались, перестала быть неуклюжим подростком. Сестра смотрела сейчас на него с непроницаемым выражением.

– Новое назначение, – сказал Паран.

– Сюда? Мы бы знали.

«Ах да, конечно, знали бы, не так ли? Нужные люди нашептали бы».

– Незапланированное, – уступил он, – но всё равно решённое. Однако не в Унте. Я здесь всего на несколько дней.

– Тебя повысили?

Он улыбнулся.

– Окупится ли вложение? Пусть и поневоле, но нужно размышлять с точки зрения потенциального влияния, не так ли?

– Следить за положением семьи – больше не твоя забота, брат.

– Ах, так теперь это твоя забота? Отец отошёл от повседневных дел?

– Отходит. Здоровье подводит его. Если бы ты спросил, даже в Итко-Кане…

Он вздохнул.

– Всё пытаешься меня заменить, Тавор? Принимаешь на себя бремя моих недостатков? Я отсюда тоже не по ковру из лепестков ушёл, если помнишь. Ну, всё равно я не сомневался, что домашние дела попадут в умелые руки…

Её бесцветные глаза сузились, но гордость не позволила задать очевидный вопрос.

Он спросил:

– А как Фелисин?

– Занимается. Она ещё не слышала о твоём возвращении. Будет в восторге, а потом – просто раздавлена, когда узнает, что ты приехал так ненадолго.

– Теперь она – твой соперник, Тавор?

Сестра фыркнула и отвернулась.

– Фелисин? Она слишком мягкая для этого мира, брат. Я бы даже сказала: для любого мира. Она не изменилась. Будет счастлива тебя видеть.

Он смотрел, как Тавор с подчёркнуто прямой спиной вышла из зала.

От него пахло потом – его собственным и конским, долгой дорогой и пеплом, и ещё чем-то… «Старой кровью и старым страхом. – Паран огляделся. – Намного меньше, чем я помню».