Текст книги "Врата смерти"

– Я нашел отметину, – сообщил Бодэн.

– И дальше что? Отметина – не замочная скважина. Ее отмычкой не откроешь.

Бодэн вздрогнул и впился глазами в Фелисину. Она спокойно выдержала его взгляд, ничем себя на выдав.

– Как по-твоему, почему Геборий потерял кисти рук? – невинным тоном спросила Фелисина.

– Ничего удивительного. Когда-то он был вором.

– Был. Но кисти ему оттяпали не за воровство, а когда изгнали из братства. На ладони был ключ. Понимаешь? Путь, соединяющий верховного жреца со своим богом. Этот ключ был вытатуирован на правой ладони. Прикоснись ладонью к отметине на груди – и путь открыт. Видишь, как просто? Когда я отлеживалась после побоев Бенета, Геборий меня выхаживал. У него рот не закрывался. Он без конца говорил. Наверное, он думал, что дурханг все равно выбьет эти сведения из моей головы. Но у дурханга странное свойство: пустяки забываются, а важное уходит в глубь мозга и застревает там. Поэтому я все помню и могу тебе сказать: у тебя ничего не получится.

Бодэн молча приподнял правую руку Гебория и стал разглядывать культю.

– Когда служителя изгоняют из братства, его связь с богом делается односторонней. Ты слышишь, Бодэн? Геборий сейчас не тот, каким был тогда.

Что-то бурча себе под нос, Бодэн подтянул правую руку историка к отметине и приложил к ней культю.

Фелисине показалось, что воздух вокруг пронзительно закричал. Звук ударил по ней и Бодэну, заставив обоих припасть к земле и поползти… прочь, прочь. Куда угодно, только бы скрыться от жуткой боли. Боль была не в их телах, а в самом крике, и она заволокла собой все вокруг. Небо потемнело. По камням побежали трещины. Вскоре все камни вокруг бездыханного тела Гебория покрылись мелкой сетью трещин.

У Фелисины из ушей сочилась кровь. Она попыталась уползти вверх по склону. То, что она видела, граничило с умопомешательством: татуировка на теле Гебория начала… перескакивать на окрестные камни. Они мгновенно покрывались трещинами. Твердая поверхность под ладонями Фелисины превратилась во что-то скользкое и жирное.

Пустыня сотрясалась. Даже небеса превратились в подобие занавеса, который чьи-то невидимые руки пытались сорвать и скомкать. И этот крик! Он продолжал стоять у Фелисины в ушах – жуткое, яростное слияние гнева и нестерпимой боли. Он казался ей веревкой, неумолимо стягивающейся вокруг шеи. Крик отгораживал ее от дневного света и даже от воздуха.

Потом что-то сильно ударилось о землю. Камни содрогнулись. Фелисину подбросило вверх. Она упала на локти. Все кости внутри ее тела сотрясались, будто кинжальные лезвия. Фелисина дышала ртом, с трудом ловя воздух. Солнце потускнело. Затем она увидела вдалеке большое облако пыли. Из облака показалось громадное раздвоенное копыто и часть ноги, покрытой густой шерстью. Копыто поднималось вверх, в темное, совсем ночное небо.

Точки, черточки и завитки татуировки теперь висели в воздухе, образовав паутину. Паутина вся была в каких-то странных пятнах. Она разрасталась, протягиваясь до самого горизонта.

Фелисина не могла дышать. Каждый глоток воздуха жег ей легкие. Она умирала, чувствуя, что ее затягивает в пустоту, которая и была криком бога.

И вдруг наступила тишина. Сначала в окружающем мире, затем и в мозгу Фелисины. Воздух был прохладным, с привкусом горечи, но ей он казался необычайно сладостным. Кашляя, выплевывая сгустки слизи, Фелисина встала на четвереньки и с трудом подняла голову.

Гигантское копыто исчезло. В небе медленно угасали узоры причудливой татуировки. Неподалеку, обхватив голову руками, на коленях стоял Бодэн. По его лицу текли кровавые слезы.

Фелисине казалось, будто под нею не твердая земля, а нечто вроде глинистой жижи. Кое-как она поднялась на ноги, отупело разглядывая потрескавшиеся камни. От ее башмаков тянулась паутина, заполненная все теми же узорами. Фелисина пошатнулась, с трудом удерживая равновесие.

«Трещины… Узоры… И все они идут куда-то вниз, глубокоглубоко. А я стою на… шляпках множества необычайно длинных гвоздей. Каждый длиной в целую лигу. И гвозди не рассыпаются лишь потому, что плотно притиснуты друг к другу. Из какой пропасти ты пришел к нам, Фенир? Говорят, твой магический Путь граничит с Хаосом. Теперь ты среди нас?»

Ее глаза встретились с глазами Бодэна, и Фелисина впервые заметила в них страх.

– Мы жаждали внимания бога, но не думали, что он явится сам, – дрожа всем телом, сказала Фелисина.

Бодэн вздрогнул, однако быстро совладал с собой.

– Он приходил ненадолго и снова ушел.

– Ты в этом уверен?

Бодэн не захотел отвечать. Он взглянул на лежащего Гебория и удовлетворенно кивнул.

– А старик стал ровнее дышать. С ним что-то произошло.

– Бог вспомнил про свое заблудшее дитя и в последнее мгновение спас его.

Бодэн, как всегда, хмыкнул. Потом он вспомнил про лужицу. Фелисина перехватила его взгляд и тоже повернула голову. Вода исчезла. На дне каменной чаши не было ничего, кроме мертвых плащовок.

– Похоже, нас всех спасли, – усмехнулась Фелисина.

Геборий шевельнулся.

– Он здесь, – прошептал историк.

– Знаем, – отозвался Бодэн.

– Он пришел в мир смертных, – продолжал бывший жрец Фенира. – И здесь оказался уязвимым.

– Не жалей его, – сказала Фелисина. – Бог, которому ты давно не поклоняешься, отнял у тебя руки. А теперь ты притянул его сюда, чтобы он увидел, каково тебе без рук. Так что смертные тут ни при чем.

Холодный тон Фелисины и ее жестокие слова, как ни странно, отрезвляюще подействовали на Гебория. Историк поднял голову и сел.

– Устами младенцев… – произнес он начальные слова известной фразы и печально улыбнулся.

– Но если твой бог здесь, зачем он прячется? – спросил Бодэн.

Геборий медленно встал.

– Я бы согласился отдать остаток своей правой руки за колоду Драконов. Взглянуть бы сейчас на их расклад! Представляю, какой переполох поднялся среди Властителей. Это тебе не опонны, которые являются сюда на мгновение, дабы побренчать на струнах своей магической силы.

Геборий поднял руки, разглядывая культи.

– Сколько лет прошло, а призраки возвращаются.

– Какие призраки? – спросил ошеломленный Бодэн.

– Призраки моих рук, – ответил Геборий. – Отзвуки. Иногда они могут свести с ума.

Он резко мотнул головой, потом огляделся по сторонам.

– А мне стало лучше.

– По тебе видно, – сказал Бодэн.

Становилось все жарче. Еще какой-то час, и жара станет нестерпимой.

– Отвергнутый бог исцелил тебя, старик, – подытожила Фелисина. – А теперь надо идти. Если мы застрянем здесь до сумерек, то ослабеем и вообще уже никуда не двинемся. Нужно добраться до следующего источника, иначе мы погибнем.

«Но я все равно успею всадить в тебя кинжал, Бодэн», – мысленно добавила она.

Бодэн молча надел мешок. Улыбающийся Геборий надел второй. Старик с невообразимой легкостью поднялся и зашагал.

Как всегда, впереди шел Бодэн. Фелисина шла за ним.

«Итак, бог спустился в мир смертных и почему-то испугался. Бог, обладающий невообразимой силой, вынужден прятаться. А Геборий все перенес и не сломался. Может, он сознает свою вину перед нами? Наверняка он знал, что к яшмовому пальцу нельзя прикасаться. Теперь делает вид, будто ничего не произошло. И все-таки интересно, что же такого он натворил, если его лишили рук?»

Фелисину обуревали противоречивые желания. Ей по-прежнему хотелось расправиться с Бодэном, и в то же время она чувствовала какую-то общность со своими спутниками. Нечто вроде вывернутой наизнанку дружбы. В следующее мгновение она уже мечтала убежать от них, считая, что присутствие Бодэна и Гебория толкает ее к безумию и смерти. Но куда сбежишь, если вокруг – пустыня?

– Мы доберемся до берега, – услышала она голос Гебория. – Обязательно доберемся. Я чую воду. Совсем близко. А когда мы окажемся на берегу, ты поймешь, что ничего не изменилось. Ты понимаешь, Фелисина, о чем я говорю?

В словах старика таился громадный смысл. Фелисина ощущала этот смысл, но понять не могла.

Мысли Маппо унеслись далеко. Между треллем и его мыслями было восемьсот лиг пути и два века… Он шел по густому лугу, поросшему высокими травами. Только сейчас стебли травы были плотно придавлены к земле чем-то вязким, а сама земля разъезжалась у него под ногами. Сапоги из оленьей кожи наполовину потемнели от приставших комьев. Маппо успел прожить не одну сотню лет, и все это время он воевал. Годы превратились в нескончаемую вереницу междоусобных сражений, приносящих кровавые жертвы тщеславному богу доблести. В молодости ему это даже нравилось, однако потом он стал тяготиться ратным ремеслом. Можно было бы найти себе другое занятие, но Маппо привык воевать.

Во времена его юности многие парни уходили из родных городишек и селений, задавленные монотонностью бытия. Им было невыносимо смотреть на старших – степенных торговцев скотом, которые давно утратили все навыки воинов и теперь сражались за столами многочисленных таверн и трактиров, звеня не мечами, а кружками. Маппо примкнул к одному из захолустных кланов, где еще жили по законам предков – воинов и кочевников.

Маппо считал, что сделал правильный выбор. Цепи убежденности сковывали его несколько веков. Оборвались они внезапно и самым непредсказуемым образом…

Память вновь вела Маппо по равнине. Впереди маячили развалины его родного городка. Месяц назад на этот тихий и сонный городишко напали кочевники. Они перебили пятнадцать тысяч жителей. Остальные погибли в огне пожаров. Мясо с трупов давно было съедено четвероногими и пернатыми хищниками. Родной город встречал Маппо оскалом черепов, побелевшими костями и грудами обгорелых обломков.

Он знал об этом заранее. Старухи-ведуньи из клана, который принял Маппо, предсказали судьбу города по особым гадательным костям. Они лишь подтвердили то, о чем еще раньше возвестили безымянные. Пусть жившие в городах трелли давно забыли обычаи предков, кланы помнили родословную и продолжали считать их своей родней. Маппо, как и многие его соратники, ожидал, что им прикажут нанести ответный удар, и объявление воли безымянных немало и его, и их удивило. Возмездие надлежало осуществить одному воину, которого изберут безымянные. Такова была их воля.

Маппо до сих пор недоумевал, почему избранным оказался именно он. Ведь он ничем не выделялся среди соратников. Возмездие, для которого его избрали, не требовало особых упражнений в воинском искусстве. Маппо предстояло пройти ритуал, который полностью стирал его прежнюю жизнь.

«Ты станешь чистым листом пергамента, Маппо. Будущее заново напишет на нем историю твоей жизни. Страшная беда, постигшая город наших сородичей, больше никогда не должна повториться. И ты сделаешь так, чтобы она не повторилась. Тебе это понятно?»

Маппо не любил возвышенных слов. Наверное, он тут же забыл бы их, если бы речь не шла о его родном городе.

Главная улица успела порасти сорняками. В траве поблескивали выбеленные солнцем кости. Возле рыночной площади Маппо увидел безымянную. Женщина ожидала его, стоя на пятачке, освобожденном от обломков и сора. Ветер играл складками ее выцветших одежд. Капюшон был откинут. На Маппо глядело суровое женское лицо. Блеклые глаза следили за каждым его шагом. Треллю показалось, что посох в руке безымянной извивается, словно змея.

– Давно же ты не был дома, – сказала безымянная. – Столько лет прошло.

– Не лет, а столетий, – возразил Маппо.

– Ты прав. А теперь, воин, ты должен сделать то же самое. Так решили твои старейшины.

Трелль медленно обвел глазами развалины города.

– Я тебя не понимаю. Совершить набег, что ли? Похоже, сюда вторглась целая армия разбойников. Говорят, они пришли откуда-то с юга.

Женщина поглядела на него с нескрываемым презрением.

– Однажды он вернется в свой дом, как сегодня это сделал ты. А пока ты будешь его сопровождать.

– Кто этот он? И почему я?

Она ответила легким пожатием плеч.

– А если я тебя обману?

– Пойми, воин: даже обман требует терпения.

Безымянная подняла свой посох. Тот извивался, пытаясь дотянуться до трелля. Посох стал разрастаться, заполняя собой все пространство, пока оно не превратилось в чудовищный лабиринт ветвей и корней…

– Надо же, никогда здесь не бывал, а все выглядит очень знакомым.

Маппо встряхнул головой. Картина прошлого растаяла, потревоженная словами Икария.

– А мне другое странно. Мысленно переносишься куда угодно, в любое время, и мгновенно возвращаешься назад.

– Мысли позволяют объять весь мир, – улыбнулся полуджагат.

– Или убежать от него.

Они стояли на вершине холма. Куда ни глянь – обширные пространства, уходящие к горизонту. Пески, редкие скалы и еще более редкие чахлые деревца.

– Я искренне завидую твоей памяти, Маппо. Наверное, еще и потому, что сам я почти ничего не помню, а ты редко рассказываешь мне о своих воспоминаниях.

– Сейчас я вспоминал свой клан. Удивительно, со временем начинаешь тосковать по всяким пустякам. Помню, как у скота появлялось потомство, и по неписаному закону самых слабых и больных мы отдавали луговым волкам… А еще я очень гордился, когда однажды ночью пробрался во вражеский лагерь и обломал концы лезвий у всех мечей, кинжалов и ножей, какие мне только попались на глаза. Представляешь, никто из врагов так и не проснулся. Я много лет таскал эти обломки в особом мешочке.

– А куда они делись потом?

– А потом нашелся более ловкий воин и украл у меня этот мешочек, – вздохнул Маппо. – Причем то была женщина. Представляешь, как она гордилась своей ловкостью?

– Неужели, кроме твоего мешочка, она больше ничего не похитила? – спросил Икарий.

– Не все тайны любят, когда их разглашают, – уклончиво ответил трелль.

Он встал и стряхнул песок с кожаных штанов.

– Кстати, пока мы здесь сидели, песчаная буря разрослась на целую треть.

Икарий вглядывался в темную стену, разделившую пустыню.

– Буря не только разрослась. Она приближается. Порождение магии, дыхание пустынной богини. Я чувствую: буря становится все сильнее и вскоре застигнет и нас с тобой.

– Ты прав, – согласился Маппо, подавляя дрожь. – Самое удивительное, что Шаик уже мертва.

– А может, ее смерть была просто необходима? – предположил Икарий. – Разве смертный человек способен повелевать такими силами? Шаик была воротами между Дриджной и нашим миром. Можно ли при этом остаться живой?

– Думаешь, она возвысилась и стала Властительницей, отбросив смертное тело?

– Возможно, – коротко ответил Икарий.

Маппо молчал. Стоило им заговорить о Шаик, вихре Дриджны и пророчествах, как у них портилось настроение. Вихрь Дриджны казался им все более могущественным, а возможности противостоять ему уменьшались.

«Кому это на руку?» – подумал Маппо.

И сейчас же перед его мысленным взором появилась ухмыляющаяся физиономия Искарала Паста.

– Проклятый старик сделал нас своими орудиями, – с присвистом произнес трелль. – Носом чую.

– Недаром у тебя ощетинился загривок, – мрачно улыбнулся Икарий. – Меня это уже не трогает. Мною всю жизнь помыкали.

Маппо развернул плечи, прогоняя охватившую его дрожь.

– Ты хоть знаешь, кто тобой помыкал?

Икарий наморщил лоб.

– Друг мой, я давно уже не задаю себе таких вопросов. Давай-ка лучше перекусим. Баранье жаркое прекрасно утоляет не только голод, но и любопытство.

Икарий зашагал к их шатру. Маппо глядел ему вслед.

«Если бы баранье жаркое утоляло еще и тягу к отмщению».

Ветер завывал, бросая в лицо песчаные волны. Даже выносливый гралийский жеребец брел из последних сил, но Скрипач и не думал останавливаться. Он знал только одно: остановка чревата гибелью.

Справа, за плотной песчаной завесой, шла битва. Кого и с кем – неизвестно, но все долетавшие оттуда звуки говорили не просто о сражении. И с каждой минутой оно становилось все ближе. Спуститься и проверить? Эту мысль Скрипач сразу же отбросил. Он панически боялся покидать дорогу. Если он, Крокус и Апсалара еще живы, то лишь благодаря этой древней дороге. Стоит спуститься вниз, и они погибнут.

Скрипач вслушивался в звуки сражения и недоуменно качал головой. Насчет битвы он не ошибся, но сражающиеся не были людьми. Вместо звона оружия и предсмертных человеческих криков до его ушей долетали рев, рычание, скрежет зубов, шипение и пронзительные вопли. Безудержная звериная ярость. Судя по характерному вою, там были пустынные волки. Но не только они. Скрипач различал медвежий рев, мяуканье, хлопанье крыльев, змеиное шипение и верещание обезьян. Этим кошмар не кончался, там были еще и демоны. Даже по ту сторону врат Клобука не забудешь их тявканья.

Скрипач ехал, отпустив поводья. Руки сжимали запыленное ложе арбалета. Арбалет был заряжен стрелой с «огневушкой». Сапер прикинул: по этой дороге они ехали часов десять, никак не меньше. И все время арбалет оставался заряженным. Ремень, удерживающий пружину, ослаб, и она растянулась сильнее, чем нужно. Если придется стрелять, стрела далеко не полетит. К счастью, «огневушка» не требовала ни дальности, ни точности попадания. Но и случайное падение арбалета грозило подорвать Скрипача вместе с конем. Сапер напоминал себе об этом всякий раз, когда оружие начинало скользить в его вспотевших ладонях.

Сколько еще протянет его конь? Немного. Лошади Крокуса и Апсалары тоже плелись из последних сил, движимые предсмертным отчаянием, вынуждающим животных переставлять ноги до последнего вздоха.

Гралийский жеребец заржал и метнулся в сторону. Скрипач почувствовал у себя на лице что-то горячее и липкое. Отчаянно моргая и ругаясь, он протер глаза. Кровь! Целый фонтан крови, излившейся прямо из воздуха. Откуда она здесь? Такое ощущение, что кто-то рвался к дороге, а некто другой его не пускал. Боги милосердные, да что же творится вокруг?

К общему гвалту добавился крик Крокуса. Скрипач быстро обернулся. Парень едва успел соскочить с падающей лошади. Через мгновение ее передние ноги подогнулись, и изможденное животное ткнулось мордой в каменную плиту, выплевывая кровавую пену. Лошадь мотнула головой, сделав еще одну, отчаянную и последнюю, попытку встать, потом опрокинулась на спину. Ее ноги несколько раз слабо лягнули воздух, после чего лошадь затихла.

Высвободив одну руку, Скрипач натянул поводья и развернул своего жеребца.

– Снимай поклажу! – крикнул он Крокусу. – Быстро, иначе мы угробим всех лошадей!

К ним подъехала Апсалара. Она едва держалась в седле.

– Бесполезно, – облизывая растрескавшиеся губы, сказала она. – Нужно останавливаться.

Ворча себе под нос, Скрипач стал всматриваться в песчаную завесу. Звериная битва неумолимо придвигалась к насыпной дороге. Их невидимые союзники теряли силы. Впереди мелькнул силуэт какого-то крупного зверя и тут же исчез. Саперу показалось, будто зверь отбивался от двух повисших на нем леопардов. Вслед за ними, царапая брюхо о камни насыпи, на дорогу выползло четверо волков. Забыв про лошадь и Крокуса, Скрипач развернулся и выстрелил. «Огневушка» разорвалась в нескольких шагах от волков, окутав их пламенем.

Скрипач ощупью достал из колчана новую стрелу. Он прекрасно понимал: каждый выстрел уменьшает число «морантских гостинцев». Поначалу их было двенадцать. Теперь осталось девять, и из них – только одна «шипучка». Сапер потрогал головку стрелы. «Огневушка». Он продолжал следить за дорогой; руки сами приладили стрелу и взвели пружину арбалета. Ну, кому еще не терпится отведать «угощения» морантов?

Желающими оказались эсантанели — крылатые ящерицы размером с собаку. Их было не менее десятка. Они зависли над дорогой. Откуда здесь эти твари? Впрочем, с ними тоже можно справиться. Скрипача вдруг пронзила страшная догадка.

«Странствующие и диверы! Они завладели телами эсантанелей».

Крокус торопливо рылся в мешке, доставая короткий меч, который купил в Эрлитане. Рядом замерла Апсалара, сжимая свои кинжалы.

«Наверное, это и есть настоящий кромешный ад, – подумал Скрипач. – Мало нам тут было свирепого зверья, так теперь еще и гралийцы!»

Остатки отряда упорно преследовали Скрипача, не оставляя намерений расправиться с самозванцем. Сейчас они находились по левую руку от Апсалары и ехали, держа наготове копья. Скрипач хотел ее предупредить, но Апсалара уже заметила нападавших.

Расстояние не позволяло саперу выстрелить, не задев своих. Ему оставалось лишь следить глазами за приближающимися гралийцами. Время почти остановилось. Громадный медведь, выбравшийся на дорогу, тут же столкнулся с гралийским всадником. Скрипач догадался, что медведь находится во власти одного из странствующих. Зверь завалил лошадь и впился всаднику в бок. Медвежьи клыки легко пропороли кольчугу. Гралиец захрипел. Изо рта у него хлынула кровь.

С остальными двумя расправилась Апсалара. Она сумела проскользнуть между гралийскими лошадьми и ударить всадников своими кинжалами. Гралийцы едва успели заметить два блеснувших лезвия. Того, кто был слева от нее, Апсалара ударила в сердце. Второму она пробила легкие.

Вытаскивать кинжалы у нее уже не было времени – Апсаларе угрожало копье четвертого всадника. Он только что поднялся по насыпи, и Скрипач не успел его заметить. Увернувшись от копья, Апсалара перелетела через голову, вскочила на ноги и одним прыжком оказалась на лошади позади гралийца. Правой рукой она обхватила его горло, а двумя пальцами левой надавила на глаза. Воин закричал от нестерпимой боли, однако крик его был недолгим: Апсалара выхватила из-за пояса небольшой нож с узким тонким лезвием и перерезала гралийцу горло.

Скрипач в немом изумлении наблюдал за этой расправой, пока что-то жесткое и чешуйчатое не ударило его по лицу и не вышибло из седла. Арбалет отлетел в сторону. Сапер ударился грудью о камни. Сколько же ребер он сломал? Скрипач ползал на животе, и каждое движение отзывалось пронзительной болью. Он отбросил все попытки встать – над головой продолжалась яростная битва. Обхватив руками голову, сапер сжался в комок. Ему страстно захотелось стать совсем маленьким, не больше камешка. Он закрыл глаза. Его били копытом, потом чьи-то когтистые лапы вцепились ему в кольчугу. Затем кто-то навалился на его правую лодыжку, видимо намереваясь раздробить кость. Скрипачу показалось, что ему вот-вот оторвут ногу.

Его конь громко ржал, но не от боли, а от ужаса и ярости. Судя по ударам копыт, жеребец от кого-то отбивался. Боль сдавливала Скрипачу голову, и каждая мысль отзывалась в мозгу новым всплеском боли.

Глаз он не открывал. Рядом плюхнулось нечто громадное и привалилось своим чешуйчатым боком к боку Скрипача. Сапер хотел было открыть глаза и взглянуть на своего неведомого соседа, но не успел. Он потерял сознание.

Когда Скрипач очнулся, из всех звуков остались лишь завывание ветра и шелест песка. Битва окончилась. Сапер попробовал было сесть, однако сразу понял, что в состоянии лишь немного приподнять голову. Дорога напоминала поле битвы. Совсем рядом – на расстоянии протянутой руки – стоял трясущийся гралийский жеребец (Скрипач видел только ноги коня). Тут же валялся арбалет. Падая, оружие выстрелило, но стрела, к счастью, не взорвалась. Скорее всего, ветром ее снесло прочь. Справа от арбалета лежал и кашлял кровью раненый гралиец. Над ним стояла Апсалара, задумчиво поигрывая ножичком, которым она перерезала горло другому всаднику. В десяти шагах от нее бурый медведь пировал над тушей лошади. Чуть повернувшись, Скрипач увидел Крокуса. Парень наконец отыскал свой короткий меч, но еще не успел вытащить из ножен. Поймав печальный и встревоженный взгляд Крокуса, сапер понял, что его собственные дела весьма плохи.

Скрипач сделал новую попытку подняться. Рука уперлась в чешуйчатую шкуру. Неведомый зверь больше не двигался.

Медведь вдруг испуганно зарычал. Забыв о пиршестве, он вскочил и понесся вниз.

«Боги милосердные, кто же его так напугал?» – подумал Скрипач.

Гралийский жеребец буквально танцевал на месте, но не убегал. Похоже, он собирался защитить хозяина от новой беды. У Скрипача сжалось сердце.

– Беги отсюда! – хрипло прошептал он коню. – Беги, если успеешь.

Услышав голос Скрипача, Апсалара повернулась и пошла к нему. Крокус застыл на месте, выронив ножны с мечом.

Наконец сапер увидел их нового врага. Точнее, врагов. Камни дороги почернели от полчища крыс. Их были сотни… нет, тысячи. И всеми ими управляла душа одного дивера.

«А я ведь его знаю».

– Апсалара! – позвал Скрипач.

Она отрешенно взглянула на него.

– Там… в моей седельной сумке… Стрела с «шипучкой»

– Этого мало, – бесцветным голосом ответила Апсалара. – И потом, уже поздно.

– Не для них. Для нас.

Она еще раз посмотрела на лежащего сапера, потом шагнула к его коню.

– Гриллен, это ты? – послышался незнакомый голос, прорвавшийся сквозь вой ветра.

«Конечно, это Гриллен. У него есть и другое имя – "Океан безумия". Я встречался с ним еще в Игатане, когда город полыхал. Зачем его сюда принесло?»

– Гриллен! Ты меня слышишь? – спросил тот же голос. – Уходи отсюда, дивер!

Скрипач увидел пару ног, обутых в сапоги из оленьей кожи. Рядом стоял необычайно высокий, худощавый человек в старом таноанском плаще. Лицо у человека было серо-зеленого цвета. В руках он держал лук с вложенной стрелой. Древко стрелы покрывали какие-то письмена. На длинных седеющих волосах незнакомца виднелись черные пятна. Следы краски, которой он скрывал седину. Из-под нижней губы слегка выступали острые клыки.

«Джагат? Нет, скорее полуджагат. Вот уж не думал, что они бродят по этой пустыне. И зачем?»

Незнакомец сделал несколько шагов навстречу крысиному воинству, успевшему покрыть собой тушу убитой медведем лошади и труп всадника. Подойдя к дрожащему жеребцу, полуджагат потрепал его по загривку. Конь успокоился. Апсалара молча попятилась назад.

Скрипач не верил своим глазам – Гриллен остановил крысиное полчище. Рядом с полуджагатом появился другой незнакомец. Этот был невысокого роста, коренастый и видом своим походил на таран, пробивающий крепостные стены. Его кожа имела коричневый оттенок. Черные волосы были заплетены в косу и украшены талисманами. Изо рта второго незнакомца тоже торчали клыки. Скрипачу они показались длиннее и острее, нежели у полуджагата.

«Трелль и полуджагат. Какая странная пара. Сдается мне, они здесь не просто так», – подумал Скрипач и понял, что ему все еще тяжело думать.

– Твоя добыча убежала, – сказал Гриллену полуджагат. – Эти люди – тебе не помеха. Они не ищут Путь Рук. К тому же теперь они находятся под моей защитой.

Гриллен мешкал. Крысы злобно верещали. Их серые глазки сверлили полуджагата. Скрипач представил, с каким удовольствием они сейчас набросились бы на него, если бы смогли.

– Ты меня знаешь, Гриллен, – медленно выговаривая каждое слово, произнес полуджагат. – Не испытывай мое терпение.

Крысиное полчище вздрогнуло. Черная волна схлынула и вскоре исчезла.

Трелль склонился над Скрипачом.

– Ну как, воин? Жить будешь?

– А куда я денусь? – ответил сапер. – Мне б сначала разобраться, что тут случилось.

Трелль неопределенно пожал плечами.

– Встать сумеешь?

– Сейчас увидим.

Скрипач слегка приподнялся и… провалился в черноту.