Текст книги "Врата смерти"

Глава 8

Рассказывают, что в ночь возвращения Келланведа и Танцора в Малаз в городе происходил настоящий шабаш всевозможных магических сил. Неудивительно, что обстоятельства убийства их обоих полны противоречий, а все суждения и оценки грешат субъективностью.

Имперские заговоры. Геборий

Кольтен удивил всех. Оставив пехоту Седьмой армии охранять колодец в оазисе Родника Дриджны, он вместе с виканской конницей направился в глубь пустыни. Через два часа после захода солнца, когда тифанцы неторопливо подходили к оазису (жалея уставших лошадей, они двигались медленно), виканские воины взяли их в кольцо. Очень немногие успели вскочить на коней, а тех, кто попытался хоть как-то отбиться, было еще меньше. Численностью тифанцы семикратно превосходили своих противников, и все же они не выдержали натиска. Потери кочевников превышали потери виканцев в сто раз. Не прошло и двух часов, как тифанский клан был истреблен.

Дюкр ехал к оазису по южной дороге. Путь ему освещало зарево пылающих тифанских повозок. Имперский историк далеко не сразу разобрался, что к чему. Приближаться к месту пожара было опасно: опьяненные победой и запахом крови, виканцы не раздумывая снесли бы ему голову. Дюкр свернул на северо-запад, пустив лошадь галопом. Наконец он догнал первых из спасавшихся бегством тифанцев, от которых и узнал о случившемся.

Кочевники называли виканцев «сущими демонами». Историк внутренне усмехался, слушая про огнедышащее дыхание и стрелы, которые колдовским образом умножались прямо в воздухе. Даже виканские кони сражались как солдаты. Тифанцы считали, что виканцы сумели вызвать кого-то из мезланских Властителей.

– Они бессмертны. Их невозможно убить, – повторял трясущийся кочевник, от которого Дюкр и узнал о сражении.

Покинув обезумевшего от страха тифанца, историк направился к оазису. Он потерял два часа, зато добыл ценные сведения об ужасе, охватившем кочевое племя. Итак, надежды мятежников легко справиться с «раненым зверем» рухнули. Им очень бы хотелось видеть Кольтена таким, но сам он был иного мнения. Паническое бегство – тоже выдумка воинов Дриджны. Кольтен не бежал. Он продвигался с боями вперед. Если Шаик и ее ближайшее окружение еще не поняли, с кем имеют дело, то очень скоро поймут. Теперь их вряд ли потянет говорить о «раненом звере». А выдумка тифанцев насчет «виканских демонов» Кольтену только на руку. Стараниями перепуганных кочевников она быстро разнесется по другим племенам.

Пусть армия Камиста Рело по-прежнему многочисленна, но исход сражений решает не численность, а выучка. У виканцев она оттачивалась годами; их не испугать никаким противником. Да и Седьмая армия состоит не из новичков. Наверное, теперь солдаты с благодарностью вспоминают муштровку, устроенную им в окрестностях Хиссара. Но если в других местах положение малазанцев аховое, ни виканцам, ни Седьмой не справиться с мятежом. К тому же их маневренность сдерживают несколько десятков тысяч беженцев. Кольтен будет беречь каждого солдата, а Камисту Рело это незачем. Он может смело бросать на убой десятки и даже сотни тысяч человек; особенно теперь, когда Шаик поняла, какую угрозу представляет Кольтен.

Еще на подъезде к Роднику Дриджны Дюкр заметил, что почти все пальмы срублены. Над оазисом вился дым. Дюкр привстал в стременах. Где же дозорные, огни костров, шатры? Может, с другой стороны?

Дым становился все гуще. Лошадь Дюкра осторожно пробиралась между поваленных деревьев. Люди Кольтена ушли совсем недавно. В песке виднелись ямы, вырытые под отхожие места. Следы, оставленные колесами, подсказывали, что повозки на случай обороны были составлены в несколько рядов. Нашлись и костры, в которых дотлевали угли.

Дюкр только сейчас ощутил, насколько он устал. Отпустив поводья, имперский историк предоставил лошади самостоятельно брести по покинутому лагерю. Главную ценность оазиса – колодец – вычерпали до дна, и он только сейчас медленно наполнялся буроватой водой. На ее поверхности плавали куски коры и быстро гниющие пальмовые листья. Невдалеке от колодца находился пруд, где разводили рыбу. В нем не осталось ни воды, ни рыбы.

Маневр Кольтена поражал своей невероятностью. Пока он с виканцами поджидал кочевников на подходе к оазису, Седьмая армия и беженцы спешно покинули Родник Дриджны. Дюкру виделись изможденные, мечтавшие об отдыхе беженцы с воспаленными глазами, в которых застыло недоумение. Но Кольтен не дал им ни отдыха, ни времени на осознание случившегося, а погнал дальше. Историку показалось, что он слышит плач и крики детей, заталкиваемых в повозки, и видит угрюмые лица солдат. Как и беженцы, солдаты тоже рассчитывали на привал. Однако вместо привала неистовый виканец повел их дальше.

Но куда?

На южной окраине оазиса трава была полностью смята и вытоптана. Добравшись туда, Дюкр огляделся. Возможных путей было два. Первый вел на юго-восток, в сторону невысоких Ладорских холмов. Второй – в засушливые пространства, где обитали тифанцы. Седьмая и беженцы ушли туда.

«Боги милосердные, но почему туда? – едва не застонал Дюкр. – Ведь там до самой речки Секалы нет никаких источников воды. Вести туда беженцев – откровенное безумие. Ну почему Кольтен не захотел отправиться на северо-запад? Там бы на его пути оказалось крупное селение Манот, а затем и Карон Тепаси. Правда, туда идти почти столько же, что и до Секалы, но там хотя бы есть где пополнить запасы воды».

Вскоре Дюкр понял всю безуспешность своих попыток проникнуть в замыслы Кольтена. Он вернулся к колодцу и спешился. Тело отозвалось тупой болью. Он решил, что никуда не поедет, пока не отдохнет сам и не даст отдохнуть изможденной лошади. А теперь – пить.

Дюкр достал подстилку и швырнул ее на устланный листьями песок. Потом снял с потной лошадиной спины прихотливо украшенное седло. После этого историк повел спотыкающееся животное на водопой.

Уходя, солдаты забросали колодец камнями, отчего вода набиралась медленно. Дюкр снял шарф и через него нацедил воды в свой шлем. Когда шлем наполнился, историк напоил лошадь, после чего наполнил шлем вторично, напившись сам и набрав воды во фляжку.

Лошадь удовлетворенно пофыркивала. Дюкр насыпал ей корма, после чего стал устраиваться на отдых. Шатром, прикрывающим от солнца, ему служила все та же пыльная телаба. Сумеет ли он нагнать Кольтена и где это произойдет? Риторический вопрос. Может, виканцы и впрямь демоны?

Историк с наслаждением вытянулся на подстилке, завернувшись в плащ. Солнце быстро выжжет оголенный оазис и высушит колодец. Пройдут годы, пока здесь вырастут новые пальмы, если, конечно, вырастут. Засыпая, Дюкр думал об особенностях войны в пустыне. Здесь побеждает тот, у кого есть вода. Каждый оазис – ценнее укрепленного города. Хуже всего, что Кольтен в своих маневрах лишен внезапности. Каждый его следующий шаг предсказуем, и Камисту Рело ничего не стоит опередить виканца – ведь мятежники не отягощены тысячами беженцев.

Кольтен противится судьбе, стремясь отсрочить неминуемое. Сколько еще он продержится? С этим вопросом Дюкр заснул.

Он проспал до сумерек, а проснувшись, сразу же оседлал лошадь и выехал из разрушенного оазиса. И вновь ночными спутниками Дюкра были бабочки-плащовки. Их стаи затмевали звезды.

Над морем висела низкая облачность. По пути к берегу волны разбивались о торчащие из воды скалы, окружая их пенной завесой. До восхода солнца оставалось не меньше часа (если, конечно, оно пробьется сквозь облака).

Фелисина стояла у кромки прибрежных трав. Дальше, до самой воды, тянулась широкая полоса белого песка. Никакой лодки на берегу не было. Похоже, сюда вообще не ступала нога человека. Только обломки дерева и пучки засохшей морской травы, обозначавшие границу прилива. И еще – полчища песчаных крабов.

– У нас хотя бы есть пища, – сказал стоявший рядом Геборий. – Правда, сначала нужно убедиться, съедобны ли эти твари.

Орудуя своими культями, старик извлек из мешка кусок парусины и двинулся поближе к воде.

– Смотри, какие у них клешни, – предостерегла его Фелисина. – Такие и палец откусят.

Бывший жрец Фенира только засмеялся и пошел дальше. За эти дни его кожа совсем почернела; теперь даже вблизи и при ярком солнечном свете узоры татуировки едва различались. Внешние перемены сопровождались внутренними. Бодэн сразу их почувствовал.

– Тебе его больше не задеть, – сказал он Фелисине. – Можешь говорить что угодно – старика это уже не трогает.

– Тогда я вообще не вижу причин молчать и сдерживаться, – ответила Фелисина.

Воды у них осталось на сутки; если растянуть – на двое суток. Облака, висевшие над заливом, обещали дождь, однако это обещание, как и все прочие, казалось Фелисине ложью. Спасение – красивая сказка, которая помогла им добраться сюда, и только. Фелисина вновь обвела глазами берег и линию горизонта.

«Мы останемся на этом берегу. Крабы быстро сожрут мясо с наших трупов. Пройдет еще какое-то время, и наши кости занесет песком. Ты ошибся, старик. Нас здесь ждет не лодка, а Клобук. Путешествие души и тела окончилось, и я рада, что больше никуда не надо идти».

Бодэн успел расставить шатры и теперь собирал сушняк на костер. Вернулся Геборий. Парусина, зажатая в его культях, прогибалась. Из дыр торчали угрожающе выставленные клешни.

– Мы либо отравимся, либо помрем от жажды. Не знаю, что хуже, – заявил историк, опуская мешок.

До ближайшего источника воды было одиннадцать часов пути. Бодэн едва нашел его, заметив пятачок влажного песка. Вода не доходила до поверхности. Пришлось копать, и довольно глубоко. Тамошняя вода оказалась солоноватой, с железистым привкусом. Каждый глоток был пыткой.

– Ты до сих пор уверен, что твой Дюкр бороздит воды и поджидает нас? – спросила Фелисина. – Мы запоздали на целых пять дней.

Геборий уселся на корточки.

– Дюкр давно ничего не пишет. Надо же хоть чем-то заняться.

– Решил позубоскалить перед встречей с Клобуком? – поддела старика Фелисина.

– А я не знаю, девочка, в каком настроении надлежит его встречать. Видишь ли, я не верю, что нам суждено здесь погибнуть. Но если это и так, у каждого из нас все равно произойдет своя встреча с Клобуком. Даже его жрецы постоянно спорят о том, как предпочтительнее предстать перед лицом их бога.

– Вот уж не думала, что мне придется выслушивать устный трактат. Теперь я жалею, что раскрыла рот.

– Взрослеющий ребенок проходит такую полосу, когда любое сказанное слово принимается в штыки. Я тоже не думал, что ты засидишься в детстве. Вообще-то, по твоим играм этого не скажешь.

Фелисина нахмурилась и промолчала.

«Насмешливость – это налет, под которым скрыта ненависть, – подумала она. – Беззлобного смеха не бывает. Сейчас я не буду тебе возражать, старик. Посмотрим, кто из нас посмеется последним. Скоро ты об этом узнаешь. Вы оба с Бодэном узнаете».

Крабов запекали живьем, соорудив из углей подобие жаровни. Вооружившись палочками, Фелисина и Бодэн гнали упрямых тварей назад в пекло, пока те не уставали сражаться за жизнь. Белое крабовое мясо оказалось на удивление вкусным, но очень соленым. Без пресной воды такое изобилие пищи все равно их не спасет.

Бодэн неутомимо запасался сушняком, намереваясь зажечь сигнальный костер. Днем с моря будет заметен дым, а ночью – огонь. Когда из-за горизонта показалось тусклое солнце, разбойник подбросил в костер влажной травы. Вверх потянулся столб густого дыма.

– Ты никак собрался жечь этот костер весь день? – спросила Фелисина.

– Весь день и всю ночь.

«Плохо, Бодэн. Мне нужно, чтобы ты заснул».

– А если наползут тучи, пойдет дождь и погасит костер?

– Что-то пока я дождевых туч не вижу. Да и ветер дует в сторону моря. Из пустыни дожди не приходят.

Фелисина следила, как Бодэн возится с костром. Казалось, разбойник дремлет на ходу. Но Бодэн не спал. Утомление одолело и его – особенно теперь, когда они достигли берега.

«Недавно Бодэн утверждал, что верит только в себя. И тут ложь. Вон как усердно он поддерживает огонь в костре, чтобы нас заметили. Нет, он тоже зависим от других. Скорее всего, поход сюда – напрасная затея. Может, надо было рискнуть и отправиться в Досин Пали».

После крабового мяса Фелисине нестерпимо захотелось пить. Вдобавок у нее схватило живот, отвыкший от обилия пищи. Геборий скрылся в своем шатре. Он тоже мучился животом. Так прошло еще около получаса. Фелисина морщилась от боли, следила за Бодэном и мысленно желала ему того же. Но если разбойнику и было муторно, он не подавал виду. Внутри Фелисины зашевелился прежний страх, только теперь она боялась Бодэна еще сильнее.

Боль ушла, а жажда не исчезала. Ветер разогнал облака, и над морем вовсю сияло жаркое солнце. Бодэн швырнул в костер последнюю охапку мокрой травы. Видно, усталость сморила и его.

– Можешь забираться ко мне, – предложила Фелисина.

Разбойник вздрогнул.

– Чего ты стоишь. Иди. И я скоро приду.

Бодэн внимательно смотрел на нее, не двигаясь с места.

– Надеюсь, ты понимаешь, зачем я тебя зову? – насмешливо спросила Фелисина. – Неплохой способ скоротать время… если ты, конечно, не давал какие-нибудь обеты.

Бодэн снова вздрогнул.

– Мало ли, вдруг ты принес клятву какому-нибудь Властителю, который ненавидит плотские радости? – продолжала Фелисина. – Попробую угадать кому. Может, Клобуку? Хотя нет. Любовная утеха – это всегда маленькая смерть.

– Значит, вот как это у тебя называется, – пробормотал Бодэн. – Любовная утеха.

Фелисина пожала плечами.

– Я никому не приносил никаких клятв, – сказал Бодэн.

– Помню. Меня всегда удивляло: почему ты ни разу не попытался завалить меня в нашей хижине? Почему, Бодэн? Может, ты предпочитаешь мужчин? Или мальчишек? Переверни меня на живот и не почувствуешь никакой разницы.

Бодэн встал. Его лицо было непроницаемым. Помешкав еще немного, он пошел к шатру Фелисины.

Движения Бодэна были неуклюжими. Он явно не умел обращаться с женщинами. Содрав с Фелисины лохмотья, он быстро скинул свои, а потом уложил ее на спину. Фелисина глядела в его грубое бородатое лицо. Глаза разбойника по-прежнему оставались холодными и непроницаемыми. Потом он обхватил своими ручищами ее груди и сжал их вместе.

Едва он вошел в Фелисину, вся скованность исчезла. В Бодэне проснулось животное, объятое похотью. Он был груб, но Фелисина привыкла к еще более грубому обращению. Бенет и его приспешники с нею не церемонились.

Надолго Бодэна не хватило. Он придавил ее своим телом, тяжело дыша ей прямо в ухо. Фелисина не делала попыток высвободиться. Она внимательно прислушивалась к его дыханию, к малейшим движениям засыпающего тела. Фелисина даже не предполагала, что в этих делах он окажется столь беспомощным и слабым.

Убедившись, что Бодэн заснул, Фелисина осторожно извлекла из-под подстилки похищенный у разбойника маленький острый нож. Усилием воли она успокоила дыхание, однако бешено стучащее сердце ей не подчинилось. Впрочем, это не имело значения: Бодэн крепко спал.

Фелисина разжала пальцы, выбирая лучшее положение для удара. Потом она затаила дыхание и… Пальцы Бодэна вцепились ей в запястье, когда она еще только начала замахиваться. Он проворно поднялся и заломил Фелисине руку за спину. Затем он перевернул мстительницу на живот и припечатал своим телом.

Бодэн сдавливал ей запястье до тех пор, пока нож не выпал из ее руки.

– Думаешь, девка, я не проверяю свое имущество? – прошептал разбойник. – Думаешь, мне было сложно угадать, кто украл один из моих остреньких ножичков?

– Ты бросил Бенета умирать, – выдохнула Фелисина.

– Нет, жрица любовных утех. Я прикончил его собственными руками. Переломил ему шею, как сухой прут. Этот мерзавец заслуживал долгой и мучительной смерти, но у меня не оставалось времени. Как видишь, даже здесь твоему ублюдку повезло.

– Что ты за чудовище!

– Давай, чеши языком. Знаешь, я ни разу в жизни не пользовал мужчин и мальчишек. Ты сама подсказала, что с тобой тоже можно так — нужно лишь опрокинуть тебя на живот. Вот я и попробую. Люблю новые ощущения.

– Я буду кричать.

– Геборий крепко спит. Кричи, сколько угодно. Только что тебе даст этот крик? Выплеснешь свое возмущение? А я уж думал, ты давно отвыкла возмущаться.

Фелисина понимала, что совершенно беспомощна. И вдруг ее обожгло мыслью: «Это – совсем как боль. Боль можно превратить в удовольствие. И сейчас я тоже могу наслаждаться. Нужно лишь попробовать».

Бодэн встал. Фелисина торопливо перевернулась на спину, следя за каждым его движением. Подобрав нож, он отодвинул полог шатра.

– Прошу прощения, если не доставил тебе ожидаемого удовольствия, – усмехнувшись, сказал Бодэн.

– Тогда зачем…

– Хотел убедиться: изменилось ли что-нибудь в тебе или ты все та же… Ладно, отправляйся плавать по своей кровавой реке.

Оставшись одна, Фелисина свернулась калачиком. Тело одеревенело. В мозгу эхом звучали слова Бодэна: «Или ты все та же».

«Вот так, дорогая Фелисина, – мысленно сказала она себе. – Ты мечтала посмотреться в зеркало. Бодэн дал тебе туда заглянуть. Он с самого начала знал, что ты затеваешь. Подумай об этом. Хорошенько подумай».

Она ошиблась: Клобук не ждал их на берегу. Он появится теперь, придет по гребням волн. Страдания троих беглецов больше не забавляли Властителя Смерти. Пора проводить их через врата.

Фелисина глядела в морскую даль. Она ощущала себя похожей на сушняк, такой же трухлявой и мертвой. Над проливом собиралась гроза. Небо расчерчивали молнии. Пена над скалами вспыхивала и тут же проваливалась в темную бездну воды. Грохотал гром, и из пустыни ему отвечало эхо.

Час назад Геборий с Бодэном вернулись со своих поисков и приволокли обломок лодки. Корма у нее отсутствовала, остался только нос, однако искателей это не смущало. Они намеревались использовать годные доски и построить плот. Но только намеревались, ибо у них не было сил, а у Гебория – еще и рук. И разговор они затеяли, чтобы заслониться от отчаяния. Если они и доживут до утра, завтрашний день все равно будет последним. Это знали все трое.

Бодэн протянет дольше всех, если только бог Гебория не вернется и не унесет свое заблудшее чадо. Фелисина больше не противилась мысли, что первой умрет она. Умрет, так и не сумев отомстить ни Бодэну, ни Таворе, ни проклятой Малазанской империи.

Вдали, за скалами, полыхнула необычайно яркая молния. Она покатилась по волнам, растянувшись на несколько лиг в длину. Шипела мгновенная испарявшаяся пена. Ударил гром, всколыхнув прибрежный песок. А молния катилась прямо на берег.

Геборий вскочил на ноги. Его приплюснутое лицо перекосилось от страха.

– Это магия! Фелисина, беги!

Она хрипло расхохоталась.

– Куда я побегу, старик? Обратно в пустыню?

Геборий повернулся лицом к волнам. Пробормотав проклятие, которое тут же заглушил ветер, он заслонил собой Фелисину. Бодэн припал к песку, обхватив голову руками. Молния успела выкатиться на берег и теперь двигалась прямо на них.

Первым удар принял на себя историк. Молния обтекла его, будто он был каменной глыбой. На мгновение узоры татуировки ослепительно вспыхнули и сразу же погасли.

Магическая молния вытянулась в тонкую нить и тоже погасла.

Геборий тяжело опустился на колени.

– Отатараль… Конечно. Как я раньше не подумал? Нам нечего бояться. Слышите?

– Лодка! – вдруг крикнул Бодэн.

Миновав скалы, к берегу двигался баркас. Правый край паруса лизало пламя. Неведомый противник не хотел выпускать суденышко из магического плена, но был вынужден отступиться. Баркас вынесло почти на самый берег. И сразу же по веревочным лестницам вверх устремились двое. Они срезали пылающий парус, и он огненной птицей упал вниз, где с шипением погас. Из баркаса на берег выбрались еще двое.

– И кто же из них Дюкр? – спросила Фелисина.

– Дюкра с ними нет. А вот тот, кто слева, – это маг, – сказал Геборий.

– Откуда ты знаешь?

Он не ответил.

Двое приплывших старались идти быстро, однако и они шатались от усталости. Невысокий краснолицый человек в прожженном плаще заговорил по-малазански:

– Благодарение богам, что мы вас нашли! Нам нужна ваша помощь.

Неизвестный маг остался за скалами, преграждавшими путь к берегу. Он не был связан с мятежниками. Похоже, он оказался заложником чудовищного мира, который сам породил. Подобно смерчу, вынырнувшему из морских глубин, он появился на второй день их плавания. Кульп еще никогда не видел такого безудержного буйства магической стихии. Но это же буйство и спасло их, разметав магический Путь незнакомца. Как он ни пытался залатать «дыры» Пути, сила хлестала оттуда, как вода из пробоин в днище корабля. Завывания магических вихрей перемежались с душераздирающими криками мага.

Все надежды на спокойное плавание рухнули. «Рипат» швыряло, как щепку. Поначалу Кульп пытался загородиться своими обманными уловками, полагая, что гнев мага направлен на него и его спутников. Но могущественный безумец даже не замечал их. Маг вел совсем иное сражение. Тогда Кульп превратил свой Путь в защитный кокон вокруг «Рипата». Пока капрал и матросы поддерживали судно на плаву, боевой маг следил за действиями безумца.

Естественно, чужая необузданная магия сразу почувствовала родственные силы и обратилась против них. Иллюзии обманывали разум, но ничего не могли поделать с безумием. «Рипат» превратился в мишень. Нападения следовали беспрестанно, и за два с лишним дня Кульп не вздремнул и десяти минут.

Вдали появился отатаральский берег. Безумный маг наносил удары и по суше, но там они почти сразу же гасли. Кульп догадался: их противник – скорее всего, один из сосланных магов, которого отатаральская руда лишила рассудка. Каторжник, сбежавший из ада рудников в ад магии. Он утратил власть над своим Путем, превратившись в игрушку страшных сил.

Осознав все это, Кульп не на шутку перепугался за себя. Буря угрожала выкинуть баркас на берег. И что же, вместо одного мага-безумца там станет два?

Только умение Геслера и матросов удерживало «Рипат» от столкновения с коварными зубьями рифов. Почти полдня баркас держался параллельно берегу, выискивая хоть какой-то проход.

На третью ночь Кульп почувствовал перемену. До сих пор часть берега, лежавшая от них по правую руку, вызывала в нем стойкое отвращение. Возможно, отатаральская жила подходила там совсем близко к воде. И вдруг противодействующая сила стала мягче. Что ослабило ее – оставалось только гадать.

Неожиданно матросы обнаружили между скалами узкий проход. Кульп решил не испытывать судьбу и крикнул Геслеру, что надо плыть к берегу. Капрал не стал спорить. Однако треть лиги до берега досталась им исключительно тяжело. Маг-безумец делал все, только бы не пустить их на сушу. Его чудовищная сила неумолимо размывала всю защиту, возведенную Кульпом вокруг «Рипата».

До берега оставалось совсем немного, когда у них вспыхнул парус. Если бы они сами не были мокрыми до нитки, то мгновенно превратились бы в четыре живых факела. А так матросов и Кульпа лишь обдавало шипящими струями пара. Затем противник словно забыл о баркасе, направив свой удар на берег.

Кульп своими глазами видел, как сузилась и погасла полоса магического огня. Может, это было как-то связано с человеком, ради которого они сюда приплыли? Боевой маг еще больше утвердился в свой догадке, заметив на берегу три человеческие фигуры. Как и он сам, эти люди были крайне измождены. Что-то в их позах сразу же насторожило Кульпа. Они явно не были друзьями. Тогда кем? Тремя чуждыми друг другу людьми, которых обстоятельства на время свели вместе? Похоже, что так. Но было еще что-то, чего Кульп никак не мог уловить.

От твердой почвы под ногами у мага закружилась голова. Увидев старика с культями вместо кистей рук, он облегченно вздохнул. Помощь, которую он попросил у Гебория, вовсе не была шуткой.

Бывший жрец ответил на просьбу сухим смешком. Сухим в полном смысле слова, ибо он, как и его спутники, заметно страдал от жажды.

– Принеси им воды, – сказал Кульп, обратившись к Геслеру.

Капрал с трудом оторвал взгляд от Гебория и поспешил к баркасу. Честняга внимательно рассматривал обшивку «Рипата», ища пробоины и иные повреждения. Буян примостился на носу, сжимая в руках арбалет. Геслер велел подать бочонок с водой. Честняга прервал осмотр и полез за бочонком.

– А где Дюкр? – спросил Геборий.

Кульп вздохнул.

– Я бы сам хотел знать, где он сейчас. Мы с ним расстались в рыбачьей деревушке к северу от Хиссара. Мятеж…

– Знаем. В ночь побега мы видели зарево над Досин Пали.

– И здесь тоже, – рассеянно произнес Кульп, разглядывая спутников Гебория.

Рослый человек с оторванным ухом глядел на него спокойно и холодно. Вопреки всем жизненным передрягам, этот беглый каторжник не утратил чувства собственного достоинства. Магу вдруг стало не по себе. Кульп понял, что слишком поспешно счел одноухого обыкновенным вором.

Молодая девушка почему-то тоже вызвала в нем настороженность, но маг очень устал и дальнейшие рассуждения отложил на потом.

Подошел Честняга с бочонком воды. За ним шагал Геслер. Беглецы как зачарованные глядели на бочонок и на привязанную к нему медную кружку. Матрос вынул затычку и наполнил кружку водой.

– Только не набрасывайтесь на воду, – предостерег Кульп. – Пейте не залпом, а маленькими глотками.

Пока беглецы пили, он не без труда отыскал свой магический Путь. Утомление давало себя знать, и все же Кульп сумел настроить магическое зрение. Взглянув на Гебория, он едва не вскрикнул от изумления. Татуировка на теле бывшего жреца жила своей жизнью. Прерывистые линии магической силы опоясывали Гебория целиком. От левой культи отходило призрачное подобие руки. Призрачные пальцы были сомкнуты, будто сжимали поводья лошади. Совсем иную силу Кульп увидел возле правой культи. Там зеленые жилы плотно переплетались с красными, оставленными отатаральской рудой. Внешне они напоминали двух переплетенных змей, схватившихся насмерть. Кульп распознал у зеленых жил нечто вроде сознательно направленной воли. Именно они противостояли разрушительному действию отатаральской руды, что особенно изумило мага.

Он вспомнил целителей, приверженцев магического Пути Деналь. Каждая болезнь представлялась им вторжением вражеского полчища. Полем битвы являлось тело больного. Сейчас Кульп наблюдал нечто подобное. Но здесь была не болезнь. Здесь схлестнулись два магических Пути. Один, связанный с призрачной левой рукой, принадлежал Фениру. Другой, в немалой степени опутанный силой отатаральской руды, был Кулыгу абсолютно незнаком и совершенно чужд его ощущениям.

Кульп невольно моргнул и только тут заметил, что Геборий внимательно за ним следит. Старик улыбался одними губами.

– Да что же, Клобук вас накрой, с вами случилось? – не выдержал маг.

– Я бы сам хотел знать, – ответил Геборий.

Чувствовалось, капралу и матросам не терпится заговорить со стариком.

– Мое имя Геслер, – с неуклюжей почтительностью представился капрал. – Мы трое – это все, что осталось от культа Вепря.

Геборий перестал улыбаться.

– Вас и без меня много, – бросил он и поплелся прочь.

Геслер остался стоять с разинутым ртом.

«Дюкр ничего не преувеличил, рассказывая о нем», – подумал Кульп.

Труднее всего пришлось Честняге: внутри парня что-то дало солидную трещину. Это было видно по его голубым глазам. Помрачневший Буян ободряюще похлопал Честнягу по плечу. Чувствовалось, сейчас его больше занимал не Геборий, а одноухий человек.

– У тебя в рукавах что-то спрятано, и мне это не нравится, – сказал он Бодэну, выразительно помахав арбалетом.

– Можешь не удивляться, – заговорила с Буяном девушка. – Этого человека зовут Бодэн. Он убивает людей. Беспомощных старух. Соперников, которые становятся у него на пути. Его руки по локоть в крови. Разве не так, Бодэн?

Не дождавшись его ответа, она продолжала:

– Я – Фелисина из Дома Парана. Последняя в нашем роду, но это не должно вводить вас в заблуждение.

Эти слова она никак не пояснила.

Геборий вернулся, волоча оба мешка.

– Вот с таким скарбом мы тащились сюда через пустыню, – обратился он к Кульпу. – Жутко устали. Сами видите, помощники мы сейчас никудышные. Нам бы плясать от радости, но сил нет. Только не думайте, что мы не рады вашему появлению. Мы с удовольствием покинем этот проклятый берег, даже если нас ждет смерть в морских пучинах.

Геборий выразительно посмотрел на бурлящие волны.

– А с кем это вы сцепились по пути сюда? – спросил он Кульпа.

– Вообразите себе неразумного ребенка, у которого в руках поводок, и к другому концу поводка привязана Гончая Тени. Ребенок – это какой-то безумный маг, а Гончая – его Путь. Думаю, он тоже был каторжником и лишился рассудка. Он и сейчас подстерегает нас в море. Без хорошего отдыха нам через его ад не пройти.

– А как дела на материке? Плохи?

– Что там творится сейчас – я знаю не больше вашего, – ответил Кульп. – Когда мы расстались с Дюкром, Хиссар вовсю пылал. Но этот упрямец все равно отправился туда, повторяя, что должен быть рядом с Кольтеном и Седьмой армией. Хорошо, если по пути он не угодил на «королевскую кровать». Об участи Кольтена и его виканцев я не берусь даже гадать.

– Так значит, Кольтен тоже в Семиградии? Когда нас заковали в цепи и бросили в ров за дворцом Ласэны, я был почти уверен, что встречу там и Кольтена. В том рву собралось весьма достойное общество… Думаю, Кольтен жив, – после недолгого молчания заявил Геборий. – Таких, как он, погубить очень непросто.

– Если Кольтен жив, я тоже обязан вернуться под его начало, – сказал Кульп.

Геборий кивнул.

– Ну что ты на него пялишься? Он был изгнан из своего братства, – громко и язвительно произнесла Фелисина.

Повернувшись, историк и маг увидели, что ее слова обращены к Геслеру.

– Я еще не все сказала. Он отрекся от своего бога. Точнее, от вашего. Так что берегись бывших жрецов с ядовитыми языками. А тебе и твоим матросам я советую хорошенько помолиться Фениру о покровительстве.

Бывший жрец вздохнул и вновь повернулся к Кульпу.

– Я чувствовал, как вы рассматриваете меня магическим зрением. Что вы увидели?

Кульп медлил с ответом. Понимая, что старик от него не отстанет, он сказал:

– Я видел ребенка, тянущего на поводке Гончую величиной с гору. Это в одной руке.

– А в другой? – спросил напрягшийся всем телом Геборий.

– С другой не все так просто.

– Я бы хоть сейчас отпустил этот поводок.

– Если бы смогли.

Геборий печально кивнул.

– Если бы только Геслер узнал… – шепотом продолжал Кульп.

– Он бы проклял меня последними словами.

– Несомненно.

– Думаю, мы с вами поняли друг друга, – с едва заметной улыбкой сказал Геборий.

– Не совсем. Но пока давайте отложим этот разговор.

Бывший жрец опять ответил кивком.

– Скажите, Геборий, а своих спутников вы сами выбирали? – спросил Кульп, кивнув в сторону Бодэна и Фелисины.

– Отчасти да. Что, трудно поверить?