Текст книги "Врата смерти"

Мысленно посмеиваясь, Дюкр снял промокший плащ и повесил его на скобу для факела, вбитую в стену возле двери. Затем он представился: сначала новому наместнику, стоявшему возле ближнего края стол, а затем и незнакомому офицеру, плоское лицо которого было обезображено диагональным шрамом. Шрам тянулся от правой челюсти к левому виску.

– Позвольте представиться: Дюкр, имперский историк. Добро пожаловать в Хиссар, господин Кольтен, – произнес Дюкр, отвесив неглубокий поклон.

Кольтену было около пятидесяти. Чувствовалось, он привык жить под открытым небом, заслоняясь от природных стихий лишь стенами походного шатра. Худощавое бесстрастное лицо покрывала густая сеть морщин. Помимо щек и лба, они окаймляли его широкий тонкогубый рот и прятались в уголках темных, глубоко посаженных глаз. Волосы Кольтена были обильно смазаны маслом и заплетены в несколько длинных косиц, украшенных амулетами из вороньих перьев. Одежда нового наместника не знала излишеств: старая кольчужная жилетка, надетая поверх кожаной рубахи, да долгополый плащ (тоже с вороньими перьями). Наряд дополняли узкие кожаные штаны, какие носят всадники. На левом боку висели ножны, из которых торчала костяная рукоятка кинжала.

Услышав слова Дюкра, Кольтен прищурился.

– В прошлый раз, когда мы с тобой виделись, – произнес он с сильным виканским акцентом, – ты удостоился чести лежать на койке императора. Помнится, тогда ты бредил в горячке. Все думали: еще немного, и ты отправишься прямехонько к вратам Клобука.

В лексиконе Кольтена отсутствовало обращение «вы», а сам он был по-солдатски прямолинеен.

– Если не забыл, тебя вспорол молоденький воин по имени Балт, за что другой солдат, которого звали Дуджек, прошелся мечом по его лицу.

Улыбаясь, Кольтен повернулся к седовласому офицеру со шрамом.

Тот довольно сердито взглянул на Дюкра, затем покачал головой и выпятил грудь.

– Я помню какого-то безоружного человека. Если б я в последнее мгновение не отвернул копье, все было бы хуже. И Дуджека помню. Его меч попортил мне лицо, но зато и лошадь подо мной не осталась в долгу и так цапнула его за руку, что только косточки захрустели. Лекари сколько ни бились, так ему руку и не спасли. Пришлось оттяпать. Только вот Дуджек и без руки продолжал славно воевать. А мне с моим уродством пришлось довольствоваться одной женой, которая у меня к тому времени уже была.

– Постой, Балт. Она ж была твоей сестрой, – возразил Кольтен.

– Да, Кольтен. И вдобавок слепая.

Оба виканца замолчали, бросая друг на друга сердитые взгляды.

Со стороны Кульпа послышался звук, похожий на прорвавшееся хмыканье. Дюкр повернулся к изуродованному ветерану.

– Прошу прощения, Балт. Меня тогда действительно ранили, но я не помню ни Кольтена, ни вас. Судя по вам, я бы не сказал, что рана уменьшила вашу привлекательность.

Балт кивнул.

– С ходу это незаметно. Нужно вглядываться.

– Может, мы все-таки перейдем от приятных воспоминаний к более насущным делам? – спросил теряющий терпение Маллик Рель.

– Когда я буду готов, тогда и перейдем, – небрежно бросил ему Кольтен, продолжая разглядывать Дюкра.

– А скажи-ка, историк, что надоумило тебя сунуться в заварушку без оружия? – усмехнувшись, спросил Балт.

– Наверное, я потерял его во время битвы.

– Ничего подобного. У тебя не было оружейного пояса с ножнами. И щита в руках тоже не было.

– Если меня послали создавать летопись империи, я должен был находиться в гуще событий, господин Балт. Все остальное не имеет значения.

– Так ты до сих пор не растерял пыла и безрассудства? Если Кольтену придется воевать, опять сунешься в самую гущу?

– Пыл, пожалуй, остался прежним. А вот что касается безрассудства, – вздохнул Дюкр, – храбрости во мне поуменьшилось. Теперь, отправляясь наблюдать за сражением, я надеваю доспехи, беру меч и щит. И телохранителей тоже. Да и от гущи событий стараюсь держаться на расстоянии лиги.

– Вижу, годы научили тебя уму-разуму, – сказал Балт.

– В чем-то – да, а в чем-то – не совсем, – растягивая слова, ответил историк и обернулся к Кольтену. – Безрассудство тоже осталось, посему я рискнул бы дать господину наместнику кое-какие советы.

Кольтен скользнул глазами по Маллику Релю.

– И ты боишься, что они могут мне не понравиться. Возможно, выслушав их, я велю Балту докончить начатое и лишить тебя жизни. Слушая тебя, я начинаю понимать, что творится в Арене.

– Я мало что знаю о тамошних событиях, – сказал Дюкр, ощущая, как вся его спина взмокла от пота. – Наверное, даже меньше, чем вы, господин наместник.

Лицо Кольтена оставалось непроницаемым. Его немигающий взгляд напомнил Дюкру змею, приготовившуюся к броску.

– Позвольте вопрос, – не выдержал Маллик Рель. – Наше совещание уже началось?

– Нет еще, – бесстрастно ответил Кольтен. – Мы ждем моего колдуна.

Услышав эти слова, бывший жрец Мэля шумно втянул в себя воздух. Кульп шагнул ближе.

У Дюкра пересохло в горле, но любопытство пересилило в нем страх.

– Насколько я помню, в первый же год правления императрица постаралась, образно говоря… извести виканских колдунов под корень. Разве не так? Разве не было многочисленных казней? Я хорошо помню, как в те дни выглядели внешние стены Анты…

– Наши колдуны умирали не сразу, – ответил ему Балт. – Они висели на железных крюках, сохраняя жизнь, пока вороны не забирали их души. Мы тогда намеренно привели к городским стенам своих детей, чтобы те видели, как по приказу коротковолосой женщины обрывается жизнь наших племенных старейшин. Такие воспоминания оставляют шрамы на памяти, и уже никакая ложь не вытравит правду.

– Однако теперь вы служите императрице, – напомнил Дюкр, глядя Кольтену в глаза.

– Коротковолосая женщина ничего не знает о виканской магии, – продолжал Балт. – Вороны забрали души наших сильнейших колдунов и воротились к нам. Они ждали, когда у нас родятся дети, чтобы передать им силу и мудрость.

Дюкр не заметил, как открылась боковая дверь и в помещение вошел высокий кривоногий человек, лицо которого скрывал знакомый историку капюшон. Едва войдя, человек откинул капюшон… Дюкр не верил своим глазам: перед ним стоял долговязый мальчишка, которому было от силы лет десять. Темные глаза спокойно глядели на историка.

– Сормо Энат, – представил мальчишку Кольтен.

– Когда Сормо Эната казнили в Анте, он был стариком, – резко возразил Кульп. – Среди виканских колдунов он считался самым могущественным. Императрица убедилась в этом воочию. Сормо Энат умирал целых одиннадцать дней. Я еще могу поверить, что вы назвали этого мальчика в его честь. Но уверять, будто перед нами – Сормо Энат…

– Да, он умирал одиннадцать дней, – рявкнул Балт. – И ни одна ворона не смогла целиком вместить его душу. Каждый день прилетала другая. Одиннадцать дней, одиннадцать ворон. Такова была магическая сила Сормо, и потому чернокрылые духи оказали ему особое почтение. Одиннадцать их было. Не простое это число.

– Древняя магия, – прошептал Маллик Рель. – В старинных свитках есть туманные намеки на это. Значит, мальчика зовут Сормо Энат. Неужели он и впрямь – воплощение казненного колдуна?

– У ривийских племен, которые живут на Генабакисе, есть схожие верования, – сказал Дюкр. – Они считают, что новорожденный ребенок может стать вместилищем души, которая еще не успела войти во врата Клобука.

– Да, я и есть Сормо Энат, и моя грудь хранит память о железном крюке, – гнусавым голосом возвестил мальчишка. – Когда я родился, ко мне слетелось одиннадцать ворон.

Он поправил плащ.

– Сегодня я был на гадании. Там же находился и историк Дюкр. Мы вместе наблюдали видение, посланное духом необычайной силы. Лицо его не спутаешь ни с чьим. И дух возвестил смертный бой.

– Да, я видел этот ритуал, – подтвердил Дюкр. – Неподалеку отсюда остановился торговый караван.

– И в вас не заподозрили малазанца? – удивился Маллик Рель.

– Он хорошо знает язык этого племени, – сказал Сормо. – И еще он делал жесты, показывающие его ненависть к империи. Все это обмануло кочевников. Скажи, историк, ты когда-нибудь уже видел такой ритуал?

– Такой откровенный… нет, – сознался Дюкр. – Но я видел достаточно признаков нарастающей беды. Новый год принесет нам мятеж.

– Смелое предположение, – заметил Рель. Он вздохнул. Необходимость стоять явно тяготила первого советника. – Думаю, господину командующему не стоит особо доверять подобным утверждениям. В Семиградии нет недостатка в пророчествах и пророчествующих, и их число позволяет сомневаться в истинности предсказаний. С тех пор как малазанцы завоевали Семиградие, нам каждый год обещали мятежи. И что же? Все обещания оказались пустыми.

– Говорящий сейчас – бывший жрец одного древнего бога, и у него есть тайные побуждения, – заявил Сормо.

Дюкр едва не поперхнулся собственной слюной.

Круглое потное лицо Маллика Реля побледнело.

– У всех людей есть тайные побуждения, – сказал Кольтен, желая сгладить остроту слов мальчишки. – Один предостерегает меня, другой призывает к осмотрительности. Что ж, оба совета уравновешивают друг друга. Магу, который желал бы размышлять возле каменных стен, я кажусь змеей, заползшей к нему в постель. Его страх передо мной он распространяет на всех солдат Седьмой армии. – Кольтен поморщился и плюнул на пол. – Меня не заботит, что солдаты думают обо мне. Если они будут подчиняться моим приказам, я обещаю заботиться о них как о собственных детях. Если нет – я повырываю у них сердца из груди. Ты слышал мои слова, боевой маг?

– Слышал, – хмуро ответил Кульп.

– Я пришел сюда передать вам приказы Железного кулака Пормкваля, – почти выкрикнул Рель.

– Вы сделаете это до или после приветственных слов Пормкваля, которые он вам тоже велел передать господину Кольтену?

Едва закончив фразу, Дюкр уже пожалел о сказанном. Балт между тем встретил его слова громким хохотом.

Маллик Рель выпрямился.

– Железный кулак Пормкваль приветствует вас в Семиградии, господин Кольтен, и желает вам успешного командования. У Седьмой армии – богатая и славная история. Она – одна из трех главных армий Малазанской империи, и Железный кулак ожидает, что вы, господин Кольтен, с должным уважением отнесетесь к этому.

– Прошлые заслуги армии меня не волнуют, – сказал Кольтен. – Оценивать солдат и командиров я буду по их умению воевать. Продолжай.

Чувствовалось, Рель едва сдерживается.

– Теперь о приказаниях, которые Железный кулак Пормкваль передает вам через меня. Сейчас корабли адмирала Нока стоят под погрузкой. Как только она закончится, адмиралу велено покинуть Хиссарскую гавань и отплыть в Арен. Вам, господин Кольтен, приказано начать подготовку к пешему перемещению Седьмой армии… также в Арен. Прежде чем окончательно расквартировать армию, Железный кулак желает проверить ее состояние.

Рель извлек запечатанный свиток и положил на стол.

– Здесь Железный кулак письменно изложил свои приказания.

По лицу Кольтена пробежала тень недовольства. Он демонстративно повернулся к Релю спиной.

Балт засмеялся, хотя чувствовалось, что ему не до шуток.

– Значит, Железному кулаку угодно взглянуть на Седьмую армию. Одному или вместе с кем-нибудь из своих боевых магов и «когтей»? Если он желает увидеть солдат Кольтена, мог бы и сам явиться сюда по магическому Пути. У Кольтена нет намерений гнать людей полторы тысячи лиг по пустыне, чтобы Пормкваль поглядел на них и отчитал за пыльные сапоги. Такой маневр оставит восточные провинции Семиградия без наших войск. Время сейчас неспокойное, и наш уход отсюда вполне могли бы посчитать отступлением, тем более что уходит и сахульский флот. Нельзя управлять Хиссаром из-за аренских стен.

– Вы отказываетесь подчиниться приказам Железного кулака? – угрожающе прошептал Рель, испепеляя глазами широкую спину Кольтена.

– Советую ему изменить свои приказы, – сказал он. – А пока жди моего ответа.

– Нет, это я передам вам ответ, – бросил Маллик Рель.

Кольтен только хмыкнул.

– Ты? – переспросил Балт. – Ты – всего-навсего бывший жрец Мэля, а никак не солдат и не командир. Ты даже не числишься в списках верховного командования.

Гневные глаза Реля переместились на Балта.

– Ошибаетесь! Меня…

– Императрица Ласэна тебя не знает, – спокойно обрезал его Балт. – Да, жрец. Все упоминания о тебе в донесениях Пормкваля для нее ничего не значат. Запомни: императрица не наделяет властью тех, кого она никогда не видела в глаза. Ты у Железного кулака вроде мальчишки-посыльного. Таким же будет отношение к тебе и у Кольтена. Ты здесь не командир, и не только для нас с Кольтеном, но и для последнего вшивого солдата в Седьмой армии.

– Все эти слова я в точности передам Железному кулаку.

– Я и не сомневаюсь. А теперь можешь идти.

– Идти? – переспросил изумленный Рель.

– Ты нам все сказал. Больше нам твоего присутствия здесь не надобно.

Все молча следили за уходящим Релем. Едва за ним закрылась дверь, Дюкр повернулся к Кольтену.

– Возможно, не стоило говорить с ним таким тоном, господин командующий.

Кольтен сонно прищурился.

– Я с ним и не говорил. Это Балт.

Изуродованное лицо виканца довольно улыбалось.

– Расскажи-ка мне лучше о Пормквале, – попросил историка Кольтен. – Ты встречался с ним?

– Доводилось.

– И как он правит? Умело?

– Насколько могу судить, он вообще не занимается управлением, – ответил Дюкр. – Большинство распоряжений отдает человек, которого вы… которого Балт только что выпроводил отсюда. За кулисами хватает тех, кто оказывает влияние на Пормкваля. В основном это знать и богатые торговцы. Они непосредственно ведают снижением пошлин на ввозимые товары и повышением пошлин на вывоз. Разумеется, себе они при этом делают всяческие послабления. По сути, имперское управление Семиградием находится в руках малазанских торговцев. Так было и четыре года назад, когда Пормкваль стал Железным кулаком, так остается и сейчас.

– А кто заправлял в Арене до него? – спросил Балт.

– Картерон Краст. Он погиб.

– Убили? – задал новый вопрос Балт.

– Нет, утонул в Аренской гавани. Ночью.

Кульп фыркнул.

– Краст мог плавать даже в штормовом море, сам будучи мертвецки пьяным, а тут вдруг пошел ко дну, как и его брат Арко. И в обоих случаях утонувших не нашли.

– Что ты хочешь этим сказать? – насторожился Балт.

Кульп лишь пожал плечами, но не ответил.

– Краст и Арко были соратниками императора, – пояснил Дюкр. – Сдается мне, они разделили участь большинства тех, кто окружал Келланведа, включая Тука-старшего и Амерона. Что интересно, все они как будто бесследно исчезали. Ни одного мертвого тела. Впрочем, теперь это – давняя история. И к тому же запретная.

– Ты считаешь, что их убили по приказу Ласэны? – спросил Балт, обнажая острые корявые зубы. – А представь обстоятельства, когда самые умелые командиры императрицы просто… исчезали. Ты забываешь, историк: прежде чем стать императрицей, Ласэна находилась в самых дружеских отношениях с Крастом, Арко, Амероном, Дассемом и прочими. Представь, каково ей теперь одной, оставленной теми, на кого она полагалась. Такие раны не заживают.

– Неужели она думала, что после убийства Келланведа и Танцора – кстати, они тоже были ее близкими друзьями – старые командиры захотят водить с ней дружбу?

Дюкр чувствовал горечь своих слов. «Эти люди были и моими друзьями».

– Есть ошибки, которые не исправишь, – сказал Балт. – Император и Танцор были умелыми воинами. Но так ли умело они правили?

– Этого мы уже не узнаем, – резко ответил Дюкр.

Ему показалось, что Балт насмешливо хмыкнул.

– Не узнать-то не узнаем, но если и был кто-то, способный увидеть грядущие события, – так это Ласэна.

Кольтен опять плюнул на пол.

– Достаточно об этом, историк. Если тебе не горьки услышанные здесь слова, запиши их.

Командующий вспомнил о Сормо Энате, тихо стоявшем в углу.

– Даже если бы эти слова встали мне поперек горла, я бы все равно их запомнил. Иначе мне было бы стыдно называться историком.

– Пожалуй, ты прав, – сказал ему Кольтен, повернувшись к воплощению знаменитого колдуна. – А скажи, историк, что дает Маллику Релю такую власть над Пормквалем?

– К сожалению, этого я не знаю, господин Кольтен.

– Так разнюхай.

– Вы просите меня стать шпионом?

Кольтен одарил его едва заметной улыбкой.

– А чем ты занимался в шатре кочевников?

Дюкр наморщил лоб.

– Мне пришлось бы отправиться в Арен. Не думаю, что Маллик Рель удостоит меня приглашением на важные заседания. Я же явился невольным свидетелем его унижения. Уверен: сегодня он причислил меня к своим врагам, а его враги имеют обыкновение бесследно исчезать.

– Я исчезать не намерен, – заявил Кольтен. Он подошел ближе и сжал историку плечо. – В таком случае мы вообще выкинем этого Маллика Реля. А ты войдешь в мою свиту.

– Как прикажете, – ответил Дюкр.

– Совещание окончено.

Произнеся эти слова, Кольтен обернулся к малолетнему кол-Дуну.

– Сормо, ты обязательно расскажешь мне про то, что было утром… в шатре. Только не сейчас. Позже.

Колдун поклонился.

Дюкр снял подсохший плащ и вслед за Кульпом покинул помещение. Когда они очутились в коридоре, историк коснулся руки боевого мага и негромко сказал:

– Мне хотелось бы переговорить с вами наедине.

– Вы как будто прочли мои мысли, – ответил Кульп.

Они нашли небольшую комнату, забитую ломаной мебелью.

Похоже, туда давно никто не заходил. Кульп плотно закрыл дверь и запер ее на задвижку. Глаза мага блестели от бешенства.

– Он – не человек. Он – зверь и все воспринимает не разумом, а звериным чутьем. Балт улавливает все хмыканья и хрюканья своего хозяина и переводит их в слова. Никогда еще не встречал такого разговорчивого виканца.

– Но Кольтену было что сказать, и немало, – спокойно ответил Дюкр.

– Думаю, теперь этот жрец Мэля вынашивает мстительные замыслы.

– Возможно. Но меня потрясло другое – слова Балта в защиту императрицы.

– Вы согласны с его доводами?

– То, что Ласэна сожалеет о своих поступках и страдает от тягот одиночества, которые принесла ей власть? Возможно, оно и так. Только события далекого прошлого не переиграешь заново.

– Вы полагаете, Ласэна прониклась доверием к этим виканским дикарям?

– Я знаю лишь, что она дала аудиенцию Кольтену. Возможно, вместе с ним там был и Балт, раз он повсюду таскается с хозяином. Однако мы можем только гадать, о чем императрица говорила с ними в своих покоях.

Историк передернул плечами.

– Во всяком случае, кто-то успел рассказать им про Маллика Реля. А что вы думаете, Кульп, об этом малолетнем колдуне?

– Малолетнем? – нахмурился боевой маг. – Я ощущаю в нем не мальчишку, а старика. Я понял, что он проходил ритуал вкушения кобыльей крови. Для колдуна этот ритуал означает переход в стадию Железа – время наибольшей силы. Вы следили за Сормо? Он пустил стрелу в Реля и молча смотрел, как тот себя поведет.

– Однако вы предпочли усомниться в возможностях переселения души.

– Сормо незачем знать, что я чувствую на самом деле. Я и дальше намерен относиться к нему как к мальчишке-самозванцу. Если моя уловка сработает, он перестанет меня замечать.

В тесной комнате отчаянно пахло пылью. Дюкр глотнул застоялый воздух.

– Кульп, у меня к вам есть одна просьба.

– Какая же, господин историк?

– Не волнуйтесь, она не имеет ни малейшего отношения к Кольтену, Релю или Сормо.

– Я вас слушаю, Дюкр.

– Я прошу вас помочь мне освободить одного узника.

– Из хиссарской тюрьмы? – Кульп покачал головой. – Увы, господин историк, у меня нет знакомых среди хиссарских тюремщиков.

– Берите выше, Кульп. Этот человек – узник империи.

– Где он содержится?

– Его продали в рабство, Кульп. Сейчас он на отатаральских рудниках.

Кульп опешил.

– Клобук вас накрой, Дюкр. Вы решаетесь просить помощи у меня? У мага? И вы думаете, я охотно соглашусь приблизиться к тем рудникам? Отатаральская руда разрушает магию, а самих магов делает безумцами.

– Мне достаточно, чтобы вы ждали в лодке, на берегу, – перебил его Дюкр. – Обещаю, что не поволоку вас дальше.

– А как вы себе это представляете? Вы приводите на берег своего узника, мы садимся в лодку и гребем, как демоны, улепетывая от военной галеры с погоней?

– Что-то вроде этого, – усмехнулся Дюкр.

Кульп бросил взгляд на закрытую дверь, затем стал рассматривать ломаную мебель.

– Кому принадлежала эта комната?

– Торломе, предшественнице Кольтена. В ночь убийства сюда пробрался ассасин приверженцев Дриджны.

– Будем надеяться, что мы с вами забрели сюда случайно.

– Искренне на это надеюсь. Так вы поможете мне?

– Кто он – ваш узник?

– Геборий Легкокрылый.

Кульп вздохнул.

– Мне нужно подумать.

– А можно узнать почему?

– Потому что в Семиградии уже есть один вероломный историк, гуляющий на свободе.

Священный белокаменный город Эрлитан начинался с гавани и тянулся вверх по склонам обширного плоского холма Дженраб. Утверждали, будто внутри Дженраба скрыт один из первых в мире городов, где среди земли и мусора покоится трон Семи защитников. Существовала легенда, что это вовсе и не трон, а пещера, в которой стоят семь помостов и каждый освящен одним из Властителей, некогда создавших первые семь городов континента, откуда и пошло его название. Эрлитан стоял не менее тысячи лет, а древний город, погребенный внутри Дженраба, был в девять раз старше.

Один из первых фалахадов Эрлитана задумал увековечить память о том древнем городе. В каменоломнях северного побережья закипела работа. Оттуда отесанные глыбы белого мрамора везли на кораблях в Эрлитанскую гавань и по пандусам поднимали на вершину Дженраба. Прошло время, и среди девственной зелени холма, словно драгоценные камни, поднялись храмы с куполами и башнями, выросли дома богатых горожан, окруженные садами. Там же фалахад выстроил себе дворец и назвал его Короной.

Всего три года и пожил фалахад в своем дворце, а затем древний, скрытый внутри холма город вдруг… согнул плечи. Не выдержав тяжести Короны, подземные пустоты просели. Зашатались и стали рушиться стены. Камни фундамента, вытолкнутые наружу, поползли на окрестные улицы. За ними тянулись густые облака пыли. Пыль клубилась по улицам и переулкам, проникала внутрь домов, забивалась между плитками пола. Все это случилось на рассвете знаменательного дня – годовщины правления фалахада. Дворец вздрогнул. Обрушились его башни, раскололись купола, подняв новые облака мраморной пыли. Великолепный дворец, еще вчера горделиво возвышавшийся над Эрлитаном, пополз вниз.

Жители Нижнего города все это видели своими глазами. Им показалось, будто невидимая рука великана протянулась с небес к Короне, сплющила дворец, а затем столкнула его с холма. И еще несколько дней над уцелевшей частью Эрлитана висело густое облако мраморной пыли, едва пропуская солнечный свет.

Более тридцати тысяч погибло в то утро в Верхнем городе, включая самого фалахада. В одном только дворце было не менее трех тысяч слуг и работников. Единственным, кто каким-то непостижимым чудом спасся, был молоденький поваренок с дворцовой кухни. Он считал себя главным виновником трагедии, ибо за несколько секунд до землетрясения уронил на пол серебряный кубок. Напрасно ему пытались втолковать, что он здесь ни при чем. Обезумевший поваренок проткнул себя кинжалом на площади Мерикры, что в Нижнем городе, и его кровь окрасила камни мостовой…

Сейчас на этом месте стоял Скрипач. Прищурив голубые глаза, сапер следил за отрядом «красных мечей». Отряд двигался по площади, и жители торопились убраться прочь с дороги.

Скрипач был одет в плащ из беленого полотна и видом своим напоминал кочевника из племени гралийцев. Он стоял на священном камне, выцветшие письмена которого напоминали об участи несчастного поваренка. Его сердце бешено колотилось, и он раздумывал, слышат ли эти удары эрлитанцы, беспокойно снующие вокруг. Скрипач проклинал себя за то, что отправился шататься по Эрлитану. Он проклинал Калама, которому понадобилось встретиться с кем-то из своих прежних друзей. Если бы не Калам, они давно убрались бы из этого опасного города.

– Meзла эбдин! – сердито произнес чей-то голос.

«Мезланские шавки». Сказанное относилось к «красным мечам». Будучи уроженцами Семиградия, они приносили клятву полного и беспрекословного подчинения императрице. Редкий прагматизм для континента, кишащего фанатичными пророками и духовидцами. Желая доказать свою верность императрице, «красные мечи» занимались самовольным истреблением приверженцев Дриджны.

На белесых камнях площади остались лежать бездыханные тела жертв очередного налета. Рядом валялись опрокинутые корзины, свертки материи, битая посуда и раздавленная конскими копытами пища. Две маленькие девочки безуспешно тормошили женщину, упавшую рядом с высохшим фонтаном. Вместо воды стенки фонтана были обильно политы ее кровью. Вдалеке послышались отрывистые звуки сигнального рожка. К площади ехал отряд эрлитанских гвардейцев. Видимо, наместнику успели доложить, что «красные мечи» вновь творят самосуд.

Гвардейцы явно не спешили, а «мечи» и не думали прекращать своих бесчинств. Они покинули площадь и двинулись по одной из улиц, продолжая сеять смерть. Пространство вокруг Скрипача наполнилось воплями и стонами. К ничейному добру потянулись нищие и городские воришки. Сапер заметил, как к детям подскочил какой-то горбатый человек и потащил их в ближайший переулок.

Скрипач и сам едва не лишился жизни. Забредя на площадь Мерикры, он вдруг оказался на пути у какого-то «меча». Скрипача спас лишь его солдатский опыт. Он перебежал перед самой мордой лошади, и всадник был вынужден качнуться влево, отчего ударил мечом по собственному щиту. Скрипачу хватило нескольких секунд, чтобы отскочить на безопасное расстояние. Всадник и не подумал гнаться за ним. Вокруг хватало других жертв, и всю ярость удара «меч» обрушил на женщину, убегавшую вместе с двумя детьми.

Скрипач вполголоса выругался. Расталкивая прохожих, он бросился в переулок, куда горбун увел девочек.

Его сразу обступил полумрак. Высокие дома загораживали солнце. В воздухе отвратительно пахло гниющими объедками и еще чем-то, похожим на трупное зловоние. Переулок был пуст. Под ногами Скрипача тихо шуршали сухие пальмовые листья. По обеим сторонам переулка, за высокими стенами, располагались сады. Над головой сапера смыкались кроны искривленных пальм, образуя густой полог. Переулок оказался тупиком. Впереди, шагах в тридцати, Скрипач увидел горбатого. Тот сидел на корточках. Одним коленом он удерживал младшую девочку. Старшую, запутавшуюся в своих шароварах, он прижал к стене.

Услышав шаги, горбун проворно обернулся. Судя по белой коже, он был родом со Скрея. Горбун понимающе улыбнулся, оскалив почерневшие зубы.

– Бери ее, гралиец. Всего за полджаката, поскольку я поцарапал ей лицо. Вторая помладше и потому будет стоить тебе дороже.

– Беру обеих, – сказал Скрипач, подходя к нему. – У меня для них работа найдется. Два джаката.

Горбун поморщился.

– Через неделю они будут стоит шестнадцать джакатов.

Скрипач выхватил гралийский кинжал, купленный им всего час назад, и приставил к горлу симхарала (так в этих местах называли торговцев малолетними детьми).

– Два джаката, симхарал, и мое милосердное отношение к твоей шкуре.

Удивительно, но горбун даже не стал торговаться.

– Решено, гралиец, – пролепетал он, выпучив глаза. – Договорились, Клобук мне свидетель.

Скрипач вынул из-за пояса две серебряные монеты и швырнул на землю.

– Я забираю их.

Симхарал стоял на коленях и рылся в сухих листьях, разыскивая джакаты.

– Бери их, гралиец, они твои.

Скрипач усмехнулся. Подхватив девочек, он зашагал к выходу из этой крысиной дыры. Вряд ли горбун подстроит ему какую-нибудь пакость. С гралийцами предпочитали не связываться. Люди этого племени сами напрашивались на оскорбления, чтобы получить повод для своего любимого занятия – кровной мести. Мстить они умели. Напасть на гралийца сзади – такое вряд ли приходило в голову жителям Эрлитана. Во всяком случае, толстый ковер листьев не позволил бы горбуну подкрасться бесшумно.

Скрипач выбрался на улицу. Девочки висели у него под мышками, как громадные тряпичные куклы. Они еще не успели опомниться после случившегося. Сапер посмотрел на старшую. Девять, от силы – десять лет. Темные испуганные глаза следили за каждым его движением.

– Больше тебе нечего бояться, – сказал он девочке. – Если я спущу тебя на землю, ты сможешь идти? Ты мне покажешь, где ваш дом?

Некоторое время девочка молча смотрела на него, затем кивнула.

Улица, по которой они пошли, больше напоминала проселочную дорогу. Младшая девочка спала. Старшая крепко держалась за одежду Скрипача, чтобы не потеряться в толпе, сквозь которую они проталкивались.

Миновав торговый квартал, они очутились в более спокойном месте, где стояли скромные, но опрятные дома. Старшая девочка кивком указала на боковую улицу. Едва они туда свернули, как откуда-то появилась ватага детей. Спустя мгновение из садовой калитки вышли трое людей, вооруженных кривыми саблями. Увидев оружие, дети сбились в кучку и затихли.

– Женщину, с которой были эти девочки, убил какой-то негодяй из «красных мечей», – пояснил Скрипач. – Потом дети попали в лапы к симхаралу. Я вовремя подоспел и купил их. Как видите, обе целы и невредимы. Три джаката за мои услуги.

– Два, – поправил один из вооруженных людей, плюнув Скрипачу под ноги. – Мы нашли того симхарала.

– Два я потратил, чтобы купить у него девочек. Еще один джакат полагается мне за хлопоты. – Скрипач с усмешкой поглядел на стражников. – Приемлемая цена. Совсем дешево для чести гралийца и защиты, которую он дал этим несчастным детям.

– И вы еще смеете с ним торговаться, ослы? – послышалось за спиной сапера. – Да вы бы и сотней золотых джакатов не расплатились, случись что с детьми. Между прочим, это вам доверили охранять няньку и девочек, а вы трусливо бежали, едва завидели «красных мечей»! Мне даже страшно подумать, где бы сейчас были несчастные дети, если б не этот благородный гралиец. Так что заплатите ему без пререканий и не забывайте поминать в молитвах его и его семью.

Человек, произнесший эти слова, был капитаном караульных. На его скуластом лице Скрипач заметил знакомую татуировку. Ветеран Игатана. На руках виднелись следы ожогов. Его суровые глаза скользнули по Скрипачу.

– Назови нам твое имя, гралиец, чтобы мы поминали тебя в молитвах.

Скрипач помешкал, затем назвал капитану свое настоящее имя, от которого сам давным-давно отвык.

Услышав его, седовласый капитан нахмурился, однако ничего не сказал. Один из стражников вынул деньги. Сапер передал капитану спящую девочку и только потом взял монеты.

– Меня тревожит ее сон, – добавил Скрипач.

Ветеран Игатана осторожно взял ребенка на руки.

– Не волнуйся, у нас умелый домашний лекарь.

Скрипач озирался по сторонам. В таких домах жили мастеровые и мелкие торговцы. А девочки, судя по всему, были из богатого и знатного рода. Что же заставило их родителей поселиться в этой части города?