Текст книги "Встречи на краю. Диалоги с людьми, переживающими утрату, умирающими, исцеляющимися и исцелившимися"

Даже с болью можно работать
Анонимный пациент, больной раком

Однажды нам поступил звонок от женщины – судя по всему, она звонила издалека, – которая отказалась представляться. Она сказала, что «думает о самоубийстве» и не хочет, чтобы кто‑нибудь её останавливал.

– Но, – сказала она, – я хочу умереть, разобравшись со всем, на что у меня хватит сил. Вы можете помочь мне? Готовы ли мне помочь?

Эта женщина рассказала, что страдает от рака на самой последней стадии – болезнь проникла в её лёгкие и поселилась в костях.

Стивен: Какие чувства вызывает у вас смерть?

Аноним: Я готова к ней. Я хочу умереть в скором времени.

С.: Почему?

А.: Я больше не могу выносить этого. Не могу выносить этого стресса. Кажется, что всё становится только хуже.

Некоторое время мы обсуждали альтернативные методы, которые могли бы помочь ей справиться с болью. Когда‑то она пила микстуру Бромптона, прекрасную смесь, разработанную в хосписе Бромптона в Лондоне, в которую входит морфий, кокаин, алкоголь и химическое вещество, уменьшающее тошноту, которая может возникнуть из‑за наркотиков, входящих в эту микстуру. Поскольку это лекарство для приёма внутрь, многие находят микстуру Бромптона эффективным средством для уменьшения боли в тех случаях, когда пациент решает вернуться домой и становится трудно делать инъекции и другие процедуры. Однако эта микстура, которая многим помогает, «так и не уменьшила боли». Женщина принимала её от случая к случаю, без регулярности, которая, конечно, необходима, чтобы эта смесь могла постоянно подавлять боль, – что во многих случаях действительно работает. Дальше мы говорили о том, что подобные смеси необходимо принимать регулярно, а также о последней, более популярной смехе приёма метадона в оральной форме, в строго выверенных дозах, а также о смеси чистого жидкого морфия, который принимают многие умирающие, находящиеся дома, который до невероятной степени ослабляет боль.

А.: Но я не хочу отключаться от происходящего. Я боюсь, что могу заснуть и проснуться в больнице, где меня подключат к устройству и заставят жить, несмотря на всю эту жуткую боль. Я лучше умру прямо сейчас. Зачем с этим затягивать? Мне трудно говорить и даже дышать из‑за опухолей в лёгких. Я не могу ходить, поскольку болезнь уничтожила половину моего бедра. Если бы не эта боль, возможно, я бы смогла дотерпеть до конца, но то, что происходит теперь, – просто выше моих сил.

Хотя, по всей видимости, из‑за своего сопротивления боли ей было трудно воспринимать советы по поводу того, что можно сделать в её тяжёлой ситуации, – скажем, заняться медитацией на переживании боли (см. «Пять медитаций на переживании боли» из книги «Кто умирает?»), которую многие люди находят полезной. Мне показалось, что раз она просит, мы должны предложить ей всё, что есть в нашем распоряжении. «Давайте рискнём. Закройте глаза. Попробуем провести небольшой эксперимент. Он займёт всего пару минут. Возможно, мы никогда больше не поговорим с вами, поэтому решайтесь». Она ответила: «Ради этого я позвонила».

С.: Когда мы с вами разговариваем, возможно, вы чувствуете напряжённость в теле? Область, которая сопротивляется этой невозможной ситуации?

Пусть тело расслабится. Сосредоточьте своё внимание на области, где присутствует боль.

Пусть расслабятся ткани, окружающие эту область, чтобы можно было чётко различать ощущения, при этом пусть все остальные области тела начнут освобождаться от своей привязанности к боли.

Почувствуйте, как ощущения начинают проявляться свободнее.

Пусть все ткани в болезненной области начнут раскрываться и расслабляться.

Не отталкивайте боль, ощущайте её такой, какая она есть. Позвольте ей просто присутствовать, совсем не стремясь её изменить, просто расслабляйтесь.

Пусть болезненная область полностью расслабится. Отпустите напряжение, напряжённое цепляние за эту боль. Расслабляйтесь.

Пусть расслабится кулак, который удерживает эту боль.

Пусть ваши пальцы, которые сомкнулись вокруг этой боли, постепенно начнут ослаблять хватку. Пусть они расслабятся. Перестаньте держаться за эту боль. Позвольте ей свободно присутствовать.

Отпустите тело, которое стало таким напряжённым из‑за этой боли. Пусть оно расслабится – пусть плоть, мышцы, связки, ткани начнут расслабляться и отпускать боль.

Начните открываться для ощущений, не цепляйтесь за них, пусть тело станет их спокойным прибежищем.

Просто позвольте этому чувству быть таким, какое оно есть. Отпустите всякое сопротивление, дайте ему волю. Почувствуйте, как ощущения меняются. Как они движутся. Наблюдайте за тем, как они присутствуют в открытом пространстве тела, постоянно меняя свою форму.

Откажитесь от всякого сопротивления. Пусть тело будет расслабленным и открытым. Чувствуйте, как ощущения меняются с каждым мигом.

То, что мы называем болью, – это по большей части сильное сопротивление неприятным ощущениям.

После долгого молчания она спокойно произнесла:

– Да. Я могу это почувствовать. Но почему это так? Я всегда думала, что если я буду отстраняться от боли, то у меня останется больше пространства, где не будет боли, но когда я сопротивляюсь ей, кажется, во мне не остаётся ничего, кроме боли и сопротивления, и это просто чертовски изматывает.

С.: Очень многие наши переживания – это наш страх. Если и можно описать, что такое ад одним словом, то это слово – «сопротивление». Да, есть боль, есть рак, есть ваше тело, но, мне кажется, если вы присмотритесь, то заметите, что по большей части именно накопившееся за долгое время сопротивление ума неприятным ощущениям приводит к тому, что вы почти не в силах с этим мириться, что вы хотите умереть.

Когда мы просто замечаем, насколько нам трудно расслабиться и открыться, чтобы позволить боли проявляться более естественно, мы начинаем понимать, как мы держимся за свою боль, усиливаем её, приукрашиваем её и становимся этой болью. Сам тот факт, что нам трудно отпускать боль, показывает нам, как долго мы держались за своё страдание, как долго мы пытались оттолкнуть его от себя, не замечая, что каждый миг отстранения от боли становится очередным замком на нашей клетке, ещё одним проявлением сопротивления жизни. И мы просто остаёмся в своей тюрьме, запертые в этой боли.

Мы предлагаем вам следующее: открыться боли, избавиться от жестокого гнёта, который навязывает вам сопротивление ума. Избавиться от страха, который проявляется в виде боли. Ум делает из ощущений неотложную проблему. На самом деле каким бы неприятным ни было настоящее, это просто ещё один момент вашей жизни.

А.: Но, когда боль становится сильной, я не хочу переживать этот момент жизни, я хочу умереть.

С.: Нет никакой разницы, живёте вы или умираете. Есть то, что есть. В данный момент. И если вы откроетесь этому, возможно, в какой‑то момент сопротивление начнёт растворяться, и вы сможете более спокойно освободиться от этого страдающего тела на самых разных уровнях. Чтобы это сделать, чтобы облегчить свою жизнь, стоит спокойно расслабиться. Расслабление – ключевое слово. Почти волшебное слово. Нужно расслабиться, и тогда то, что с вами происходит, перестанет быть адским мучением, но станет проявлением умирания тела.

Отпустите это тело прямо сейчас. Знаете, то, что вы готовы убить себя, делает ваше положение уникальным. Если нет того, ради чего жить, нечего и терять.

Пусть всё, что происходит, станет для вас возможностью для исследования истины.

Отпустите себя прямо сейчас. Без всяких таблеток. Не убивая себя. Сделайте это сейчас. Не ждите, когда придёт смерть. Откройтесь смерти, чтобы открыться жизни.

В каком‑то смысле я предлагаю вам потренироваться в умирании. Разрешить своему телу умереть прямо сейчас. Отпустить свой ум и просто ощущать свободу сердца.

Позвольте телу расслабиться. Позвольте ему раствориться.

Вполне понятно, что в процессе умирания тела порой возникает боль. Но вы – не это тело. Болеет это тело, но не природа бытия. Не затрагивает болезнь и сознание, благодаря которому вы понимаете эти слова. Это сознание, которое чувствует боль, здорово. Оно наблюдает за болезнью и даже склонно, в связи с давно укоренившимся в нём «ошибочным самоопределением», отождествляться с больным телом и болезненными чувствами, оно воображает себя больным, но ваша сущность, которой вы являетесь и всегда были, даже до своего рождения, здорова.

Если вы сможете расслабиться и хоть чуть‑чуть отпустить себя, чтобы возникло хотя бы немного открытости, хотя бы немного пространства для присутствия боли, вы сможете, так сказать, боковым зрением уловить проблеск сознания, которое переживает всё происходящее. Ведь сознание боли – это не боль, это сознание, которое существовало до того, как вы обрели тело, и которое будет существовать после того, как тела не будет. Оно бессмертно.

Даже при такой боли время от времени вы можете соприкасаться с этой областью бессмертного простора.

Знаю, что всё это, наверное, кажется очень странным и даже невероятным, учитывая ваши страдания, но всё‑таки в вашей душе есть место, свободное от рака, свободное от этой боли.

Когда вы спите, возможно, ваше тело испытывает боль, но в этот момент сознание с ней не соприкасается, вы не ощущаете боли.

А.: Действительно… я не чувствую боли, когда просыпаюсь.

С.: Боль возникает, когда вы начинаете думать о своём состоянии?

А.: Да. Чем дольше я бодрствую, тем больше моё тело словно превращается в камень, в разогретый камень. Каждое утро, уже через несколько минут после пробуждения, я снова думаю о том, насколько мне было бы легче, если бы я умерла, если бы я просто покончила со всем этим.

С.: Похоже, что ощущения присутствуют, но когда вы начинаете думать об этом, сопротивление начинает усиливаться, словно сжимаясь в кулак. Начинает усиливаться напряжение, связанное с этими ощущениями. Вы как будто сжимаете в кулаке горячие угли. Чем крепче вы их схватите, тем сильнее обожжётесь. Но если можно неким образом сделать так, чтобы кулак разжался и даже расслабился и стал зримым, горячие угли будут прикасаться к руке лишь в одном месте. Боль будет присутствовать лишь в одной точке, и все ваши переживания не будут концентрироваться в болезненной области. Когда вы сжимаете в кулаке горячие угли, вся ваша жизнь превращается в боль, а не только какая‑то часть вашего существования.

Когда вы просыпаетесь и испытываете страх перед этой ситуацией, это заставляет напрячься, и из‑за этого напряжения ваша боль сильно возрастает.

Я говорю не о том, что нужно каким‑то образом свести к минимуму тот факт, что вы испытываете боль, я хочу сказать, что с болью тоже можно работать. Я не хочу сказать, что ваша боль – иллюзия, но, возможно, с самой этой болью гораздо легче непосредственно взаимодействовать, чем с напряжением, которое ей сопутствует и сильно её увеличивает. Это страх, из‑за которого ощущения превращаются в адскую муку. Есть ощущения, но также есть и закрытость по отношению к ним, которое их усиливает и превращает в неотложную проблему. Когда мы разговариваем, вы чувствуете расслабление? Что происходит сейчас с вашей болью?

А.: Боль уменьшилась. А может быть, она осталась такой же, просто стала меньше меня беспокоить. Продолжайте.

Затем мы посвятили некоторое время следующему этапу исследования боли в рамках медитативной практики. Когда расслабление стало более глубоким, я стал слышать, что её дыхание становится медленнее и мягче, исчезает напряжённость в её голосе. Примерно через двадцать минут совместной медитации, расслабления, движения к открытости и исследования природы этой боли, этой клетки, которая подавляла её мыслями о самоубийстве и о том, чтобы «любым способом из этого выбраться», прозвучал её голос:

– Ох… Мне гораздо лучше. Я даже чувствую, будто могу дышать свободнее. Я так давно не делала глубокого вдоха.

Побеседовав чуть больше часа, в конце беседы мы немного поговорили о самоубийстве. О возможной «неумелости» действий, вызванных отвращением, даже таким реальным, как это давно привычное сопротивление боли.

С.: Я не могу сказать, что правильно для вас или любого другого человека. Но я чувствую, что, если вы будете реагировать на это отвращение, оно только усилится. Когда вы покинете тело, вы увидите, что на самом деле никогда не являлись этим телом и что, получается, мы взращивали в себе всё больше сопротивления, всё больше мучительных переживаний, снова и снова убивая себя, закрываясь сердцем от жизни из страха и боли. Сколько раз нам потребуется возвращаться в тело, чтобы научиться открываться своему страху и сопротивлению?

Это не означает, что существует какое‑то моральное предписание против самоубийства, просто поступать так, судя по всему, не мудро. Каждый миг, который вы способны провести, открываясь этой боли и расслабляясь в связи с ней, уничтожаются привязанности, накопленные за многие-многие годы. Именно в подобные моменты, когда почти невозможно открыться и отпустить, даже малейшая возможность расслабиться, освободиться от боли, отпустить своё страдание обладает невероятной ценностью. Сейчас каждое мгновение вашей жизни бесценно, хотя, возможно, вы чувствуете такую боль, которой раньше никогда не испытывали.

Вы почти готовы взяться за работу, которую предстоит проделать всем нам. Никто не может сказать, как правильно поступить. Некого винить. Некого осуждать. Тем не менее, похоже, настало время завершать то, ради чего мы приходим в эту жизнь. Каждый день бесценен. Не потому, что вы способны выносить эту боль. Не потому, что вы «сильная». Однако через открытость, способность учиться и расслабляться хотя бы на мгновение становится очевидным, насколько ценно для нас уметь отпускать своё страдание. Насколько ценно давать телу и разуму волю. Насколько ценно позволять сердцу быть открытым даже в такой невыносимой ситуации.

А.: Что ж, сейчас боль не настолько сильна, но я знаю, что она вернётся, и когда это происходит, я просто хочу умереть. Могу ли я позвонить вам в любом состоянии? То есть может ли эта практика расслабления помочь мне умереть, можно ли мне принять своё самоубийство?

С.: Я слышу в вашем голосе ожидание, вызванное страхом, – ожидание, которое во много усиливает наши страдания. Впрочем, эта практика расслабления, эта открытость поможет вам в любой ситуации. И что бы вы ни сделали, мы вас не оставим. Знайте, что бы вы ни сделали, никакое действие, даже самоубийство, не закроет от вас вашей истинной природы и Бога. Всё пребывает в этом единстве. Вы можете пойти навстречу смерти с той же сердечной открытостью, с какой вы могли бы дать жизнь ребёнку. Если вы собираетесь убить себя, вы тем не менее можете сделать это с большой любовью и простив себя, ведь порой, когда человек чувствует боль, так сложно проявлять мягкость к ней. Вы можете сделать это без жалости к себе, но с состраданием, полным принятия. Чем более осознанно ваше решение, тем более осознанным будет его итог.

Умирание во многом подобно рождению: мы долгое время находимся в безопасности в утробе матери, но приближается момент рождения, и мы не можем так больше оставаться независимо от того, что, как мы думаем или воображаем, ждёт нас после рождения. Когда нас извлекают из тёплого чрева, мы выходим к истине, ожидающей нас в новом мире. Согласно моему опыту и пониманию, когда тело умирает, сознание отделяется от этого старого вместилища, и в этот момент появляется возможность увидеть сознание как свою истинную природу. В действительности вы являетесь этим невероятным блеском, сияющим перед вашим взором. Это время, когда у вас появляется прекрасная возможность соединиться со своей настоящей природой. Возможно, это время, когда вы раскроете в себе способность прощать, ценность того, чтобы искать путь сердца. Прямо после смерти вы, возможно, испытаете самую глубокую открытость жизни, которую когда‑либо переживали.

Чем больше будет в вас открытости по отношению ко всему этому процессу в целом, тем более гладко он будет проходить при любом развитии событий. Но моя мысль заключается в том, что вы можете отпустить своё тело сейчас, вы можете уже теперь открыть для себя свет своей подлинной природы. Да, ваша готовность покончить с собой даёт вам особое качество – вы можете поставить на карту всё, вам не за что держаться. Умрите, сдавшись жизни. Умрите, оставив свой страх, и тогда, после гибели вашего тела, вы будете гораздо лучше осознавать те возможности, которые открываются после смерти. К слову, в священной книге индуизма «Бхагавад-гите» говорится: «Если ты думаешь, что убиваешь или что тебя убивают, ты не познал Меня». Так проявляет себя Бог, ваша истинная природа, она говорит, что никто не рождён и ничто не умирает.

Пока мы думаем, что рождаемся, и уверены, что умираем, поступки вроде самоубийства в потенциале становятся той увеличительной линзой, благодаря которой мы замечаем, что очень часто убегаем от жизни. Я даже не хочу сказать, что в вашей ситуации я не поступил бы так же. Я не знаю. Я лишь предлагаю вам использовать эти дни, чтобы углубить свою осознанность, обрести открытость сердца, разобраться в себе.

Мы закончили беседу, с любовью и нежностью попрощавшись. Было ясно, что она всё ещё проясняет для себя это решение. Я мог лишь пожелать ей безмятежного пути – какую бы дорогу она ни выбрала.

Пять дней спустя она снова позвонила: «А я всё ещё жива». Она рассмеялась.

С.: Как прошли эти пять дней?

А.: По-другому. Боль ещё сохраняется, но я выполняю эту медитацию по три-четыре раза в день, и, конечно, она сильно мне помогла. Моё дыхание стало немного более спокойным, а боль несколько утихла. Но я всё ещё боюсь того, что меня ждёт. Думаю, вы правы – моя самая большая проблема заключается отнюдь не в боли и даже не в затруднённом дыхании, это страх перед тем, что ждёт меня в будущем.

С.: Проблема всегда в наших границах, в нашем страхе перед неизвестностью, нашем стремлении держаться за иллюзорную безопасность настоящего – даже если оно кошмарно. Почему наша смерть должна что‑то изменить? Мы умираем так, как живём. Страх – вполне ожидаемое явление. Какая неожиданность! Нам снова страшно. Но мы можем воспринимать страх с мягкостью и принятием. Бесстрашие – это не отсутствие страха. Бесстрашие – это наша готовность принимать давнюю инерцию страха, не замыкаясь в ней. Исследовать её. Сохранять открытость к ней – вот настоящее бесстрашие. Тогда в уме может присутствовать страх, но вы не будете напуганы. Как долго вы болеете?

А.: Два года.

С.: Когда у вас срывается голос, это происходит из‑за боли или из‑за эмоций?

А.: Из-за эмоций. Наверное, это смесь страха и злости. Злости из‑за того, что Бог позволил мне оказаться в такой ситуации. Всё в моей жизни так великолепно складывалось. Всё налаживалось. Наконец я решила, что жизнь станет счастливой, и тут меня поразила болезнь.

С.: Конечно, вы злитесь, и это совершенно естественно. Также не нужно осуждать или испытывать напряжение из‑за этой эмоции. Просто осознавайте, что этот гнев и страх являются причиной глубокой боли, глубокого чувства изоляции. В каком‑то смысле стоит относиться к гневу и страху так же, как к боли. Откройтесь им, признайте их, расслабьтесь. Начните отпускать эти чувства, позвольте им быть такими, какие они есть, даже ничего в них не меняя. И вы понемногу начнёте ощущать то пространство, в котором всё происходит.

А.: Да. В последние пару дней было несколько моментов, которые меня очень удивили. Когда всё было хорошо, когда я почувствовала глубокий мир в душе. В такие моменты я даже не понимаю, больно мне или нет. Я ощущала давление, переживала сильные ощущения, но почему‑то чувствовала себя нормально. Смерть переживается так же?

С.: В действительности не имеет значения, какова смерть. В момент смерти вы встретите смерть так же, как сейчас встречаете настоящее. Так, как, просыпаясь утром, когда страх ещё не сформировался, а боль ещё не возникла, вы относитесь к этой открытости, к этому простору бытия, с которым можно соприкоснуться прямо сейчас, который доступен даже в этом запутанном царстве боли и рака, в котором вы находитесь. Если вы держитесь за свою боль сейчас, какую реакцию на неизведанные, ожидающие вас в будущем миры вы культивируете? Мне кажется, в каком‑то смысле смерть – это не то, что случается, когда вы оставляете тело, смерть – это наш отклик на жизнь: закрытость сердца и вечное сопротивление неприятным моментам. Можно сказать, многие люди умирают задолго до того, как покидают своё тело, а другие, метафорически выражаясь, переживают смерть, бороздят воды своего истинного бытия, сохраняя сознание и понимание.

А.: Бывают моменты, когда это мне понятно. Иногда, когда мне удаётся по‑настоящему расслабиться, я чувствую себя более живой, чем когда‑либо прежде. Я чувствую, что растворяюсь. Не остаётся никакой тяжести, вроде моей боли. Мне также помогает новое лекарство. Хотя иногда оно вызывает у меня опьянение, я «заигрываю с бездной», как вы выражаетесь. И, как ни странно, я чувствую, что становлюсь ближе к миру, к своим детям.

С.: Вы всё ещё думаете над тем, чтобы покончить с собой?

А.: Не знаю.

Мы поговорили ещё немного, а в конце беседы выполнили расслабляющую медитацию в течение пятнадцати минут, снова исследуя боль, позволяя вниманию обрести открытость боли, чтобы оно стало обнаруживать её скрытую природу, чтобы появилось больше пространства, в котором можно принять решение, правильное в данном случае.

На протяжении следующих трёх недель мы разговаривали каждые два-три дня. Эта женщина обладала поразительной способностью работать с болью. Она обрела более глубокую открытость к жизни. И призналась, что её зовут Синтия. За несколько дней до нашей последней беседы она позвонила мне в четыре часа утра; её голос был сдавленным от боли. Когда мы совместно стали медитировать, выходя сознанием за пределы тела, полностью открываясь боли, чтобы позволить ей свободно присутствовать, я снова услышал, что её дыхание стало более плавным и глубоким. Примерно через сорок минут – когда мы вместе преодолевали свою привязанность к боли, а Синтия не произнесла ни слова – она сказала:

– Спасибо. Теперь мне гораздо лучше. Я рада, что не успела уйти из жизни и пережила такое чувство освобождения.

Примерно неделю спустя позвонила дочь Синтии, она сообщила, что двумя днями ранее её мать умерла естественной смертью, держа её за руку. Её последние слова звучали так:

Я очень люблю тебя. Будь добра к себе.