Текст книги "Дьявол и темная вода"

18

Ужин обернулся сущим мучением для Сары. Ее слишком снедала тревога, чтобы вести светские разговоры.

Чуть спокойнее стало, когда капитан стражи Дрехт выставил охрану у входа в каюты, но больше ничего сделать не удалось. Доротее не удалось вызнать у пассажиров, что такое лаксагарр. Оставался только Йоханнес Вик. Саре хотелось вызвать боцмана к себе в каюту и расспросить, но муж узнал бы об этом. Она и так рискнула, обратившись к плотнику, но тогда у нее хотя бы имелся веский предлог.

Все это донельзя раздражало.

У самой знатной дамы на корабле меньше свободы, чем у какого-нибудь каютного юнги.

Хорошо, что мучительный ужин подходил к концу.

Поданные блюда съели, со стола убрали, оставив только большой серебряный канделябр, – свет капающих воском свечей придавал жутковатый оттенок лицам присутствующих. После того как сложили стол, места в кают-компании прибавилось, гости разошлись по разным углам и вели банальные, по большей части скучные разговоры.

Сара села в кресло в дальнем углу, сославшись на головную боль. Она не раз прибегала к этой уловке во время светских приемов, и обычно ей удавалось побыть в одиночестве хотя бы минут двадцать после того, как затихали обычные изъявления беспокойства.

Сидя в тени, она пыталась понять, что представляет собой странное собрание. Здесь были незнакомые ей старшие офицеры и, само собой, капитан Кроуэлс, ослепительно элегантный в алом дублете и белоснежных чулках, изящно подвязанных шелковыми бантами. Тщательно отполированные пуговицы сверкали в пламени свечей. Это был уже другой наряд, не тот, в котором Сара видела капитана днем, но столь же ладно скроенный и сшитый.

Кроуэлс беседовал с Лией, которая засыпала его вопросами по мореходству. Сара волновалась, что дочь не сможет скрыть свой ум. Такое часто бывало, когда предмет беседы ее искренне увлекал, однако Лия играла роль, которая ей особенно удавалась, – скучающей девицы из богатого семейства, пытающейся произвести впечатление на ухажера.

Капитану, похоже, такое поведение пришлось по вкусу. Впервые за вечер он вел себя столь непринужденно.

Кроуэлс был необычным человеком, заблудившимся в противоречиях собственной натуры. Снаружи – щеголь, внутри – мужлан. Со знатью велеречив, со всеми остальными груб и вспыльчив. Ужин был роскошным, но Кроуэлс ел очень мало. Пил эль из бутылки, несмотря на то что подавали вино, провоцировал разговоры вокруг, а сам говорил мало и отвечал нетерпеливо. Ему явно хотелось произвести впечатление, и в то же время он чувствовал себя неуютно в обществе людей, которых старался поразить.

Сара обратила взгляд на Зандера Керша, который стоял у окон с Изабель и пристально изучал собравшихся.

Он избегал Сару весь вечер.

Сначала она посчитала, что он попросту чувствует себя неловко, а потому больше слушает, нежели говорит, однако спустя несколько часов она кое-что поняла. Люди его интересовали только тогда, когда они начинали спорить. Стоило кому-то повысить голос, как он тут же жадно вслушивался, приоткрыв рот, но, едва спор переходил в дружеское подтрунивание, Зандер тут же разочарованно поджимал губы, тихо говорил что-то Изабель, а та кивала.

Его воспитанница не сказала ни слова за весь вечер, но молчаливость была для нее естественна. Вот если бы Кресси вдруг притихла, следовало бы насторожиться.

Изабель составляла ей полную противоположность. Взгляд ее внимательных глаз был полон искренности. В нем читалось все то, о чем молчали уста: и малейшие сомнения, и страх, и удивление.

У двери послышались шаги. Сердце Сары забилось быстрее, так как она надеялась увидеть Арента, но это всего лишь слуга принес еще вина.

Сара покачала головой, сердясь на себя за неуместное воодушевление. Ей было любопытно, что удалось разузнать Аренту, но его место за столом пустовало так же, как и место виконтессы Дилвахен, которая не смогла присутствовать из-за недомогания.

По крайней мере, у присутствующих было о чем посплетничать.

Целый час они обсуждали возможные причины ареста Сэмюэля Пипса, потом перешли к здоровью и родословной Дилвахен, однако все высказанное было лишь предположениями. Никто, кроме капитана Кроуэлса, не видел виконтессу воочию, а тот просто сухо сказал, что это больная женщина, от кашля которой, наверное, листья с деревьев облетают подчистую.

– Дилвахен, – обеспокоенно пробормотала Сара.

В детстве ее заставляли запоминать генеалогические древа знатных родов, дабы она не посрамила отца, не узнав важного гостя на ужине, но фамилия Дилвахен была ей незнакома.

Среди гула разговоров зазвучал смех Кресси. Сидеть в каюте и хандрить было не по ней. Веселая беседа была ей необходима как воздух. Одним из главных талантов Кресси была способность убеждать собеседников, что до встречи с ними ее день был серым и скучным.

Сейчас она разговаривала со Рейньером ван Схотеном, слегка касаясь пальцами его руки. По восторженному взгляду мастера-негоцианта было ясно, что еще немного – и она будет из него веревки вить.

Сара не понимала, зачем это нужно Кресси. Ван Схотен был докучлив, неприятен, вечно пьян и явно не способен общаться без ехидства. Потому-то за ужином все старались сесть от него подальше.

Корнелиус Вос, по обыкновению, держался чуть в стороне. Заложив руки за спину, он наблюдал за Кресси, и на его лице, как и всегда в ее присутствии, отражалась любовная тоска.

В душе Сары жалость боролась с досадой.

Вос занимал приличное положение и обладал как большой властью, так, очевидно, и не меньшим богатством. Многие женщины были бы счастливы разделить с ним жизнь, он же выбрал ту, союз с которой был для него невозможен.

Кресси Йенс была самой желанной женщиной в Ост-Индской компании.

Редкая красавица, она прекрасно музицировала, слыла остроумной собеседницей и, по собственному признанию, была искусна в постели. Такие женщины встречались редко, и их очень ценили.

Ее первым мужем был невероятно богатый торговец, а вторым – лучший в мире охотник за ведьмами. После загадочного убийства второго мужа Ян сделал Кресси своей метрессой, а теперь она собиралась замуж за какого-то герцога во Франции.

Бедный, скучный Вос, жалкий в своем обожании, мог с тем же успехом влюбиться в луну. Ее и то было бы легче затащить к себе в постель.

Увидев Сару в кресле, Кресси извинилась перед собеседником и поспешила к подруге.

– Какое прекрасное общество! – радостно воскликнула она; ее глаза слегка повлажнели от вина. – Ты чего дуешься тут в темноте?

– Я не дуюсь.

– Все раздумываешь…

– Кресси…

– Пойди и найди его.

– Кого?

– Арента Хейса, – сказала Кресси с нажимом. – Ты же с ним хочешь поговорить, вот и найди его. Будете смотреть друг на друга и вести целомудренные разговоры о прокаженных, демонах и прочих ужасных вещах. Я была бы рада знать, что вы совместно боретесь со злом.

Сара покраснела, а Кресси, лукаво хихикнув, потянула ее за руки и заставила встать с кресла.

– Я так поняла, он расположился под галфдеком, – сказала подруга. – Через две стены отсюда, в дальнем конце рулевого отделения.

– Я не могу пойти туда, – неуверенно возразила Сара. – Я здесь самая знатная дама.

– Да все ты можешь, – отмахнулась Кресси и добавила торжественным тоном: – Как самая знатная дама, ты можешь делать все, что пожелаешь. Кроме того, Ян уже спит, так что ему все равно. Я скажу всем, что тебе нездоровится.

Сара с благодарностью коснулась подругиной щеки:

– Ты – чудо.

– Знаю.

– Не подпускай к Лии мастера-негоцианта, – попросила Сара, делая шаг к двери. – Он омерзителен.

– Да не обращай ты внимания на Рейньера. Он заслуживает жалости, а не презрения.

– Жалости?

– Разве ты не видишь, как страдает его сердце? Ему больно, вот он и делает больно другим. – Кресси задумалась. – Кроме того, он пьянее, чем король на своем свадебном пиру. До кровати-то сам дойти не сможет, не говоря уже о том, чтобы приставать к Лии, но будь по-твоему. – Предвосхищая вопрос, она добавила: – Я прослежу, чтобы кто-нибудь надежный проводил нас до кают. А теперь ступай, ищи своего дикаря.

После яркого света кают-компании Сара вступила в темноту рулевого отделения. Где-то вдалеке, вроде бы на носу корабля, кто-то хрипло пел под виолу. Сделав несколько шагов, Сара поняла, что звуки доносятся со шканцев.

Капитан предупреждал, что женщины не должны расхаживать по кораблю ночью в одиночестве, однако Сара всегда отличалась любопытством.

Подобрав юбки, она поднялась по трапу и пошла на звуки музыки.

Арент играл на виоле в свете стоявшей на бочке свечи. Глаза его были закрыты, крупные пальцы проворно перебирали струны. Якоб Дрехт сидел напротив и пел грустную песню. Он склонился вперед и опустил руки между колен. Грозная шпага лежала у его ног. Рядом валялись две пустые бутыли из-под вина, третья стояла на бочке. Значит, они тут уже давно.

Увидев Сару, Дрехт вскочил на ноги, опрокинув скамью.

Музыка резко оборвалась. Арент уставился на Дрехта, потом заметил за его спиной Сару. Искренне улыбнулся. Она улыбнулась в ответ, удивляясь тому, насколько она рада его видеть.

– В-ваша м-милость, – запинаясь, проговорил Дрехт, стараясь не показывать, что он пьян. – Вам нужна помощь?

– Не знала, что вы поете, капитан стражи. – Сара похлопала в ладоши. – Хотя вы уже столько лет охраняете мою семью.

– Форт большой, госпожа, – ответил Дрехт. – А я пою очень тихо.

Сара посмеялась над шуткой, потом обратила внимание к Аренту:

– А вы, лейтенант Хейс?

– Все так же просто Арент, – мягко поправил он.

– Вы прекрасно играете.

– Единственная полезная вещь, которую я привез с войны. – Арент погладил виолу. – И еще отличный рецепт грибной похлебки.

– Вы направляетесь в каюту, ваша милость? – поинтересовался Дрехт. – Позвольте сопроводить вас?

– Вообще-то, я пришла поговорить с Арентом, – ответила Сара.

– Тогда вам лучше сесть. – Арент подвинул к ней скамью.

– Я помогу, ваша милость, – услужливо предложил Дрехт.

– Очень любезно с вашей стороны, капитан, но садиться – одно из немногих действий, которые мне еще позволено проделывать самой, так что я достаточно хорошо с ним справляюсь.

Оглядев низкую скамью, Сара прокляла свою гордость. Юбка была сшита из красной парчи и украшена жемчугом, а по корсету струились волны кружев. Наряд весил чуть меньше полного доспеха. Омываемая золотистым светом свечи, Сара неловко опустилась на скамью. Рядом с волнами и мерцающими звездами недавние пустые разговоры в кают-компании казались чем-то из другой жизни.

– Выпьете? – предложил Арент, протягивая ей бутыль.

– Я найду кружку, – сказал Дрехт.

– Я попью из бутылки, – отказалась Сара. – Только мужу моему не говорите.

Она поднесла глиняную бутыль к губам и приготовилась к отвратительному вкусу солдатского пойла, но вино оказалось чудесным.

– Это из тайника Сэмми, – пояснил Арент, тихонько наигрывая на струнах. – Если хотите попробовать то, что пьют солдаты, подождите до следующей недели – тогда это вино закончится. – Он снова улыбнулся.

Сара вдруг поняла, что его улыбка зарождается в глазах. Зеленых, с золотинкой в центре, и удивительно добрых для столь мужественного лица.

– Вы рассказали капитану стражи о Старом Томе? – спросила Сара, возвращая ему бутыль.

– Не было необходимости, – ответил Дрехт. – Генерал-губернатор уже обмолвился. Рассказал мне про метку на парусе и про то, как Старый Том разорял страну тридцать лет назад. Я-то во все это нисколечко не верю, но генерал-губернатор чего-то опасается. Требует, чтобы я лично сопровождал его за пределами каюты.

– Повезло вам, – ехидно заметила Сара.

– Вы не верите в демонов, Дрехт? – спросил Арент, поднося виолу к уху и подтягивая струну.

– А зачем они нужны? – Дрехт вытащил мотылька, застрявшего у него в бороде, и раздавил его пальцами. – Что-то я не видел, чтобы демон убивал ребенка, насиловал женщину или поджигал дом вместе с его обитателями. Вы были на войне, Хейс. И знаете, что творят мужчины, когда их никто и ничто не сдерживает. Им для этого не нужен шепот Старого Тома. Зло идет отсюда… – Дрехт постучал себя по груди. – Мы с ним рождаемся. Уберите мундиры, регалии и дисциплину, и останется только оно.

Сара и без войны знала об этом. Всю жизнь она изучала поведение мужчин. Не из любви или из восхищения, как подобало бы женщине, а из страха. Мужчины опасны. Их нрав переменчив и резко портится от досады, а досадуют они часто – чаще всего на собственные недостатки, хотя только дурак осмелится им на них указывать.

– Но кто, если не сам дьявол, оставил метку на парусе? – не отступал Арент.

– Да кто-нибудь в команде услышал россказни и теперь подшучивает над остальными. – Дрехт махнул рукой в сторону шкафута.

В свете фонарей матросы плясали и пели под флейты и барабаны. Вскрики, хохот, неожиданные стычки… У Сары побежали по телу мурашки.

– Дело лишь в злости да в скуке, – заключил Дрехт.

– Может, и так, но все равно остается множество вопросов, на которые Сэмми стал бы искать ответы, – ответил Арент, отхлебывая вина. – Непонятно, как хромой плотник стал прокаженным, оказался на ящиках и без языка провозгласил «Саардам» обреченным.

– Он не был прокаженным, – сказала Сара. – По крайней мере, в привычном смысле. Проказа убивает не сразу, а через несколько лет. Если бы он болел на «Саардаме», команда бы знала. А если бы заразился в Батавии, то дело не успело бы дойти до окровавленных повязок.

– Думаете, он специально так вырядился? – спросил Арент.

– Или это что-то вроде обмундирования, – предположил Дрехт. – Как в армии.

– Йоханнес Вик может знать, – сказала Сара, ковыряя полуоторванную жемчужинку на платье. – Наверняка он отрезал Боси язык, чтобы тот не сболтнул лишнего. И скорее всего, знает, что потребовали от Боси в обмен на богатства. И конечно, что такое лаксагарр.

– Лаксагарр? – переспросил Дрехт. – Это что, имя?

– Или место. – Сара пожала плечами, ткань платья зашуршала. – Очевидно, это на норнском языке.

– Спрошу у мушкетеров. Может, кто-нибудь знает. Здесь народ отовсюду. – Дрехт допил вино. – А ты, Арент? Веришь в то, что на борту дьявол?

– Сэмми на моих глазах разоблачил столько призраков, что нет, не верю, – ответил Арент.

Пламя свечи отразилось в его глазах.

Дрехт зевнул и с трудом поднялся:

– Отпущу караульного у двери генерал-губернатора. – Он предложил руку Саре. – Проводить вас до каюты, ваша милость?

– Я бы хотела еще немного посидеть на свежем воздухе, капитан, – отказалась Сара. – Арент меня проводит.

Дрехт вопросительно посмотрел на Арента. Тот кивнул.

– Очень хорошо, – неуверенно произнес Дрехт. – Доброй ночи, ваша милость. Доброй ночи, Арент.

Арент кивнул, а Сара помахала рукой. Обоих позабавило, что на середине трапа Дрехт остановился и обернулся.

– Кому он не доверяет? Мне или вам? – спросила Сара.

– Вам, конечно, – ответил Арент. – Мы-то с ним теперь лучшие друзья.

– Вижу, – сказала она. – Но ведь еще утром он приставил к вашей груди шпагу.

– И снова приставит, если я встану у него на пути, – весело ответил Арент. – Хладнокровнее человека я не встречал.

– Странная дружба.

– Странный день. – Арент тронул струны виолы, явно желая что-то сыграть. – Хотите послушать песню?

– «Над тихой водою» знаете?

– Знаю. – Арент взял первую ноту.

Некоторые песни – не просто песни. Они разжигают тлеющие воспоминания. Пробуждают в сердце тоску. Для Сары такой песней была «Тихая вода». Она уносила ее в детство, в большой родительский дом, напоминала, как они с сестрами впятером возвращались домой, продрогшие до костей после катания на лошадях, пробирались на кухню и тайком ели похлебку под столом, рядом с собаками.

Сара с грустью подумала, что ее собственная дочь никогда не предавалась невинным шалостям. Не знала радостей детства. Отец заточил ее в форте из страха, что ее обвинят в колдовстве. Ничего, как только они будут свободны, Сара даст Лии все, чего та была лишена в детстве.

Арент тихо наигрывал мелодию.

– Почему вы не пришли на ужин? – спросила Сара, удивляясь собственной смелости.

Арент глянул на нее, не прекращая играть:

– А вы хотели, чтобы я пришел?

Сара прикусила губу и кивнула.

– Тогда завтра приду, – тихо сказал Арент.

Сердце Сары отчаянно забилось. Чтобы скрыть замешательство, она начала вынимать из волос драгоценные шпильки; рыжие кудри упали на плечи, голове сразу стало легче.

– Такую шпильку вы дали мне в порту? – спросил Арент.

– У меня их тринадцать. – Сара поднесла одну ближе к свету. – Свадебный подарок от Яна. – Она слегка улыбнулась. – Спустя пятнадцать лет я наконец нашла им применение.

– Должно быть, они стоят целое состояние, – заметил Арент. – А вы заплатили драгоценностью за похороны, которые стоили три гульдена.

– У меня не было трех гульденов.

– Но…

– Я не носила их со дня свадьбы, – перебила его Сара, глядя на шпильку у себя на ладони. – Муж попросил надеть их сегодня, я принесла их из сокровищницы утром, сдула с них пыль и надела. Сегодня они отправятся обратно в футляр, и я не надену их еще лет пятнадцать. – Сара пожала плечами, кладя шпильки рядом со свечой. – Может, вы видите в них какую-то ценность, но я – нет. Для меня было ценнее поступить по-христиански и оказать усопшей душе уважение и почет, пусть даже и так поздно.

Арент с восхищением посмотрел на нее:

– Вы совсем не такая, как другие знатные дамы, Сара.

– Очень на это надеюсь. Кстати, вот, возьмите. – Она достала из рукава пузырек с сонным эликсиром, который давала прокаженному в порту, и протянула его Аренту. Густая коричневая жидкость заблестела в свете свечи. – Собиралась вам отдать еще за ужином. Это для Пипса.

Арент непонимающе смотрел на пузырек, казавшийся крошечным на его грубой ладони.

– Это поможет ему уснуть, – пояснила Сара. – Моя каюта и то похожа на гроб, представляю, как, должно быть, ужасна его камера. Одна капля – и он проспит весь день или всю ночь. Две капли – еще полдня.

– А если три?

– Обмочит штаны во сне.

– Тогда будет три.

Звонкий смех Сары перешел в зевок; она тотчас прикрыла рот ладонью. Ей хотелось просидеть здесь всю ночь, разговаривая с Арентом и слушая, как он играет, но именно поэтому ей и следовало уйти.

– Мне пора спать, – сказала Сара, досадуя на то, что ее слова прозвучали так сухо.

Арент бережно прислонил виолу к бочке:

– Я вас провожу.

– Нет необходимости.

– Я обещал Дрехту, – возразил Арент. – Мне так будет спокойнее. К тому же вряд ли вы сможете встать без посторонней помощи. Платье кажется очень тяжелым.

– Оно такое и есть! – воскликнула Сара. – Почему портных это никогда не заботит? И среди всех этих оборок даже нет карманов. Ни одного. – Она потянула за юбку, там, где должны были быть карманы.

– Это возмутительно, – сказал Арент, беря ее за руки и помогая встать.

Ладони у него были шершавые. Сара покраснела от его прикосновения и, чтобы это скрыть, быстро пошла вперед.

Арент забрал шпильки с бочки и последовал за ней.

Ночь была красивой, звезды отражались в неподвижной воде. Среди них в темноте ночи светились семь фонарей – их золотистое сияние странным образом успокаивало.

Арент и Сара медленно спускались по трапу, наслаждаясь видом.

– Вы не ответили на вопрос Дрехта, верите ли вы в демонов. – Арент посмотрел на Сару.

– Но он меня и не спрашивал. – Сара слегка улыбнулась.

– Тогда спрошу я, – сказал Арент. – Вы верите, что на борту демон?

Сара крепче обхватила поручень.

– Да, – ответила она.

В детстве ей внушали, что демоны рыщут по земле и мучают грешников. С их раздвоенных языков слетают заманчивые посулы, но все это лишь обман, и грешников ожидает ад. Те же, кто верит в любовь Господа, разглядят обман и спасутся. Еще Сара верила в то, что жертвы дьявольского коварства так или иначе заслужили свою участь. Однако ничто не спасло мужа Кресси. И если Старый Том хочет потопить «Саардам», чтобы наказать Кресси, то не спасется никто.

– Моя мама была целительницей и часто сталкивалась с кознями дьявола, – продолжала Сара. – Она рассказывала мне о детях, которые заманивали родителей в лес и убивали. Об одержимых, у которых лопалась кожа, потому что бесы рвались из их тел наружу. Мы для них – мыши, с которыми можно поиграть, а потом растерзать. Все начинается с такой метки, как на парусе. Ее предназначение – испугать нас, ибо запуганные люди готовы сделать что угодно с кем угодно, лишь бы избавиться от страха.

Арент пробормотал что-то в знак согласия и задумался. Сара робко наблюдала за ним краешком глаза. Она редко так свободно разговаривала с кем-нибудь, кроме Кресси и Лии, и была приятно удивлена, что он размышляет над ее словами. Они молча постояли рядом, восхищаясь красотой ночи, потом пошли дальше.

Вход в каюты охранял Эггерт – тот самый мушкетер, которому Арент чуть не перерезал горло. Он злобно зыркнул на наемника и невольно коснулся шеи.

– Я зря тебя схватил утром, – сказал ему Арент. – Был не прав, прошу прощения.

Сара удивленно наклонила голову. Ей нечасто приходилось слышать извинения, и уж точно не от тех, кого не вынуждали их приносить.

Эггерт подозрительно взглянул на Арента, решив, что тот задумал какую-то хитрость.

– Ладно, – нервно ответил он, пожимая протянутую руку Арента.

Потом покосился на него, опасаясь подвоха или неожиданного нападения, и скрестил руки на груди. Наемник добродушно улыбнулся и последовал за Сарой в красную дверь, оставив Эггерта в полном недоумении.

Арент провел Сару по коридору, но не до самой каюты.

Сару это обрадовало. Еще несколько шагов означали бы, что между ними установилась некая близость, чего не следовало допускать. Ощущения от этого вечера походили на клубок противоречий. Сара пообещала себе, что распутает его в ближайшие дни. У нее есть цель на борту «Саардама», и она не станет ей жертвовать ради наивной влюбленности, как бы ни приятно было общество Арента.

– Доброй ночи. – Арент протянул ей шпильки.

– Доброй ночи, – ответила Сара.

Арент явно хотел сказать еще что-то, но просто кивнул и пошагал обратно по коридору. Из-за его мощной фигуры Сара не видела, есть ли кто-нибудь за дверью.

Она проводила его взглядом, потом вошла в каюту. И закричала.

За окном маячил прокаженный в окровавленных повязках.