Текст книги "Империя хлопка. Всемирная история"

Характерные для военного капитализма пути мобилизации земли, труда и рынков были в значительной мере неприменимы в самой Европе также благодаря повергающему в трепет потенциалу современных государств (который Гегель назвал бы «духом истории»). Это удивительно во многих отношениях. Ведь крупномасштабные и капиталоемкие предприятия, мобилизация огромного количества рабочих и пристальное наблюдение со стороны руководства за этими рабочими – все это было опробовано на плантациях в Америке и, казалось, открывало путь к реорганизации производства. Однако в самой Британии военный капитализм служил лишь основой капитализма, но не определял его природу. Господство в производстве достигалось без порабощения рабочих и без истребления народов, поскольку капиталисты не делали того, что они могли делать за пределами досягаемости государства на границах империи. В нашем мире, где институциональные основы промышленного капитализма стали общим местом, трудно оценить их революционную природу.

И такая связь между расширением производства и усилением государства способствовала их взаимному укреплению. Точно так же, как британское государство поддерживало динамику экономического развития хлопковой отрасли, так и многие плоды деятельности отрасли становились как никогда важными для британского государства. По мнению Эдварда Бейнса, в войнах конца XVIII – начала XIX века, результатом которых стало установление британской гегемонии в зоне Атлантического океана, Британия в значительной мере опиралась на свою коммерцию, и самой важной частью этой коммерции был хлопок: «Без средств, предоставляемых ее процветавшими производителями и торговлей, страна не могла бы вынести столь длительных и изнурительных конфликтов». По оценке Бейнса, с 1773 по 1815 год экспорт хлопковых товаров составил 150 млн фунтов стерлингов, наполнив деньгами сундуки производителей, торговцев – и государства. Именно этот объем и баланс торговли в первую очередь обеспечил государству доход, необходимый для инвестирования, например, в расширение военно-морских сил. За период с конца XVII по начало XIX века, на протяжении которого Британия в сумме воевала в течение пятидесяти шести лет, ее государственные доходы увеличились в шестнадцать раз. И треть налогового дохода в 1800 году поступила от таможни. Как в 1835 году отметило издание Edinburgh Review, «уровень нашего процветания и мощи сильно зависит от продолжения их [фабрикантов] усовершенствования и расширения». Государственные чиновники и правители понимали, что производство было способом создания дохода для государства, и государство само теперь опиралось на промышленный мир, который оно помогло создавать[170]170
  Baines, History of the Cotton Manufacture in Great Britain, 503–4; William J. Ashworth, Customs and Excise Trade, Production, and Consumption in England, 1640–1845 (Oxford: Oxford University Press, 2003), 4, 8; O’Brien and Engerman, “Exports and the Growth of the British Economy,” 206; Edinburgh Review, or Critical Journal 61 (July 1835): 455.


[Закрыть].

Первые неуверенные этапы этого великого ускорения, как можно видеть в случае с Quarry Bank Mill, могли бы показаться все еще скромными. На современный взгляд эти новые технологии того времени кажутся обаятельно старомодными, фабрики маленькими, а влияние хлопковой отрасли – ограниченным несколькими областями в одной небольшой части мира, в то время как бо́льшая часть земного шара, даже бóльшая часть Британии, продолжала жить как прежде. Производственные возможности первых фабрик, разбросанных по английской сельской местности, в мировом контексте были незначительны. Китайские прядильщики и ткачи в 1750 году обрабатывали в 420 раз больше хлопка, чем их коллеги в Британии в 1800 году, для Индии цифры были примерно те же[171]171
  Если использовать цифры, представленные Кеннетом Померанцем, которые могут рассматриваться как приблизительная оценка, то конкретное соотношение равно 417: Pomeranz, The Great Divergence, 139, 337; Померанц, Великое расхождение, 247, 553; Kenneth Pomeranz, “Beyond the East-West Binary: Resituating Development Paths in the Eighteenth-Century World,” Journal ofAsian Studies 61, no. 2 (May 1, 2002): 569; Baines, History of the Cotton Manufacture in Great Britain, 215.


[Закрыть]. В 1800 году, через два десятилетия после мероприятия Грега, способствовавшего началу промышленной революции, менее 0,1 % мирового производства хлопковой ткани вырабатывалось на машинах, изобретенных на Британских островах. Однако послужившие опорой для промышленного капитализма общественные и институциональные структуры, которые были созданы в ходе многих десятилетий конфликта между капиталистами, аристократами, государством, рабочими и крестьянами, могли распространяться на другие отрасли и другие части мира. Поле для дальнейших преобразований было огромно.

Движимая хлопком промышленная революция, по выражению историка Эрика Хобсбаума, была «самым важным событием в мировой истории». Она создала мир, непохожий на что-либо в прошлом. «Эта земля высоких труб», как ее в 1837 году назвал хлопковый фабрикант Томас Эштон, не просто отличалась от старого мира британской сельской местности, она также была гигантским шагом вперед от мира военного капитализма, который торговцы, плантаторы и государственные чиновники создавали на протяжении двух прошедших сотен лет. Ее чудеса привлекали посетителей со всего мира, одновременно и благоговевших перед невероятным масштабом всего: бесконечных труб, хаотических городов, феерических общественных преобразований, и ужасавшихся этим масштабом. В 1808 году англичанин, посетивший Манчестер, увидел город, который был «омерзительно грязен, паровые машины зловонны, красильни шумны и отвратительны, а вода в реке черна, как чернила». Алексис де Токвиль совершил такое же паломничество в 1835 году и увидел «что-то вроде черного дыма, покрывавшего город. Видимое сквозь него солнце – диск без лучей. Под этим дневным полуосвещением непрерывно трудятся 300 000 человеческих существ. Тысячи шумов тревожат этот сырой, темный лабиринт, но это вовсе не те обычные звуки, которые слышны в крупных городах». Однако Токвиль добавляет, что «из этой грязной канавы вытекает величайший поток промышленности, удобряющий весь мир. Из этой отвратительной сточной канавы вытекает чистое золото. Здесь человечество достигает и своего самого полного развития и самого зверского, что в нем есть; здесь цивилизация творит свои чудеса, а цивилизованный человек снова обращается почти в дикаря». Наблюдатели из все еще пасторальных США были напуганы этим новым Старым Светом. Томас Джефферсон желал своим соотечественникам «никогда… не крутить… прялку… пусть наши мастерские остаются в Европе»[172]172
  Hobsbawm, The Age of Revolution, 44; Хобсбаум, Век революций, 74; Thomas Ashton to William Rathbone VI, Flowery Fields, January 17, 1837, Record Group RP.IX.1.48–63, Rathbone Papers, University of Liverpool, Special Collections and Archives, Liverpool; английские посетители цитируются в Asa Briggs, Victorian Cities (Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1970), 89; Alexis de Tocqueville, Journeys to England and Ireland, trans. George Lawrence and K. P. Mayer, ed. K.P. Mayer (London: Transaction Publishers, 2003), 107–8; Thomas Jefferson, Notes on the State of Virginia, Query XIX.


[Закрыть].

В пределах Британии в течение двух десятилетий эволюция производства хлопка была колоссальной. Хлопок появился в качестве одного из множества трофеев имперской экспансии и стал товаром, продвигавшим промышленную революцию. Из белых пушистых шариков возникла новая мировая система – промышленный капитализм. Разумеется, в других отраслях тоже присутствовала изобретательность и новизна, но одна лишь хлопковая отрасль характеризовалась мировым охватом и сильной связью с принудительным трудом и уникально серьезным вниманием имперского государства, что позволяло ей заполучать необходимые рынки по всему миру.

Хотя промышленный капитализм в конечном итоге пришел к мировому господству, непосредственно после своего рождения он способствовал распространению и совершенствованию в других частях мира капитализма военного. Это происходило потому, что исключительное лидерство Англии в эксплуатации промышленного капитализма зиждилось на способности ее торговцев получать все больше недорогих и предсказуемых запасов хлопка для своих фабрик[173]173
  Dale Tomich, The Second Slavery: Mass Slavery, World-Economy, and Comparative Microhistories (Binghamton, NY: Fernand Braudel Center, Binghamton University, 2008); Michael Zeuske, “The Second Slavery: Modernity, Mobility, and Identity of Captives in Nineteenth-Century Cuba and the Atlantic World,” in Javier Lavina and Michael Zeuske, eds., The Second Slavery: Mass Slaveries and Modernity in the Americas and in the Atlantic Basin (Berlin, Munster, and New York: LIT Verlag, 2013); Dale Tomich, Rafael Marquese and Ricardo Salles, eds., Frontiers of Slavery (Binghamton: State University of New York Press, forthcoming).


[Закрыть]. И когда британские производители весьма неожиданно требовали новые гигантские количества хлопка, институционные структуры промышленного капитализма были еще слишком незрелыми и провинциальными для создания рабочей силы и территорий, необходимых для производства этого хлопка. Как мы увидим, на протяжении ужасных девяноста лет с 1770 по 1860 год промышленный капитализм скорее оживлял, чем вытеснял военный капитализм.

В 1858 году президент железнодорожной компании Galveston, Houston, and Henderson Ричард Б. Кимболл посетил Манчестер. Его наблюдения ошеломляют как своим невежеством, так и прозорливостью: «Когда я приехал в ваш город, некое гудение, постоянная нескончаемая вибрация поразили мой слух, как будто некая неодолимая и загадочная сила совершала свою работу. Стоит ли говорить, что это был шум ваших прядильных и ткацких станков и толкающих их машин? … И я сказал себе: какая будет связь между мощью Манчестера и природой в Америке? Какая будет связь между хлопковыми полями в Техасе и фабрикой, и ткацким станком, и веретеном в Манчестере?»[174]174
  J. De Cordova, The Cultivation of Cotton in Texas: The Advantages ofFree Labour, A Lecture Delivered at the Town Hall, Manchester, on Tuesday, the 28th day of September, 1858, before the Cotton Supply Association (London: J. King & Cº, 1858), 70–71.


[Закрыть]Связь, которую он почувствовал, но не смог назвать, была прочной и жизненно важной связью между военным и промышленным капитализмом.

Глава 4
Захват рабочей силы, завоевание земель

Захват земель: Христофор Колумб прибывает на Испаньолу, 1492 год

Мы далеко ушли от того времени, когда люди жили и умирали как растения в том месте, где они волею судеб появились… Но ни одно из путешествий, совершенных ради любопытства, амбиций или корысти, не сможет сравниться по важности своих результатов, дальности или произведенному влиянию с простой перевозкой плодов слабого куста – с теми путешествиями, которые согласно требованиям отрасли совершают волокна хлопчатника, метаморфозы которых столь же неисчислимы, как наши потребности и желания[175]175
  A. Moreau de Jonnes, “Travels of a Pound of Cotton,” Asiatic Journal and Monthly Registerfor British India and Its Dependencies 21 (January – June 1826) (London: Kingsbury, Parbury & Allen, 1826), 23.


[Закрыть].

– Asiatic Journal, 1826

В 1857 году британский экономист Джон Дж. Дэнсон опубликовал работу, в которой попытался разобраться в истории современной ему отрасли хлопкового текстиля. По поводу тайны «связи между американским рабством и британским хлопковым производством» он заметил, что «за исключением Ост-Индии нет и никогда не было никакого существенного источника хлопка, который не работал бы явно и исключительно за счет рабского труда». Он сказал, что попытки выращивать хлопок с помощью свободного труда в основном провалились: «На сегодняшний день положение таково, что [хлопок] следует по-прежнему выращивать главным образом за счет рабского труда». Дэнсон утверждал, что настолько прочной была связь между рабским трудом в США и процветающей хлопковой отраслью в Европе, что «мне кажется полностью излишним говорить что-либо» по поводу «изменения существующей системы»[176]176
  J. T. Danson, “On the Existing Connection Between American Slavery and the British Cotton Manufacture,” Journal of the Statistical Society ofLondon 20 (March 1857): 7, 19. Такие же рассуждения см.: Elisee Reclus, “Le coton et la crise americaine,” Revue des Deux Mondes 37 (1862): 176, 187. Рассуждения о связи капитализма и рабства также можно найти в Philip McMichael, “Slavery in Capitalism: The Rise and Demise of the U.S. Ante-Bellum Cotton Culture,” Theory and Society 20 (June 1991): 321–49; Joseph Inikori, Africans and the Industrial Revolution in England: A Study in International Trade and Economic Development (New York: Cambridge University Press, 2003); и Eric Williams, Capitalism and Slavery (Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1994).


[Закрыть].

На первый взгляд казалось, что Дэнсон прав. В тот год, когда была опубликована его работа, 68 % прибывающего в Соединенное Королевство хлопка поступало из США, и бóльшая его часть выращивалась рабами. Однако та реальность, которая Дэнсону и прочим казалась очевидной, была изобретена не так уж давно. Действительно, за пять тысяч лет истории мировой хлопковой отрасли рабство никогда не играло существенной роли. Однако новым было не только рабство. Уникальным был и развивавшийся евроцентричный комплекс хлопковой отрасли, так как он не опирался на сырье, производимое живущими поблизости крестьянами. Еще в 1791 году более 85 % всего хлопка, культивируемого для целей производства во всем мире, выращивалось мелкими фермерами в Азии, Африке и Латинской Америке и потреблялось на месте[177]177
  “Cotton, Raw, Quantity Consumed and Manufactured,” in Levi Woodbury, United States Deptartment of the Treasury, Letterfrom the Secretary of the Treasury transmitting Tables and Notes on the Cultivation, Manufacture, and Foreign Trade of Cotton (1836), 40.


[Закрыть]. Когда производство хлопка стало бурно развиваться в Британии, было неясно, откуда возьмется такое количество хлопка, которого было бы достаточно для насыщения алчущих его фабрик. Однако, несмотря на эту проблему, никогда еще отрасль не росла такими темпами. Она росла в таких масштабах и так быстро не вопреки, а благодаря своей замысловатой пространственной организации и возможности использовать рабский труд.

В горне хлопковой революции конца XVIII века возникла последняя и при этом самая значимая связь хлопка с новой глобальной, динамичной и насильственной формой капитализма, чья отличительная черта заключалась в принудительном отчуждении земли и труда. Рабство, вызванное к жизни зияющим разрывом между требованиями механизированного производства и возможностями несовременного сельского хозяйства, лежало в самой основе этого капитализма[178]178
  О концепции «второго рабства» см.: работу Dale Tomich. О товарном фронтире см.: Jason W. Moore, “Sugar and the Expansion of the Early Modern World-Economy: Commodity Frontiers, Ecological Transformation, and Industrialization,” Review (Fernand Braudel Center) 23, no. 3 (2000): 409–33. См. также: Robin Blackburn, The American Crucible: Slavery, Emancipation and Human Rights (London: Verso, 2011), 22.


[Закрыть]. Стремительно росшие фабрики потребляли хлопок так быстро, что только крайности военного капитализма могли обеспечить необходимое перераспределение земли и труда. В результате коренное население и захватывавшие землю поселенцы, а также рабы и плантаторы, местные ремесленники и владельцы фабрик очутились в новом веке, омраченном постоянным состоянием войны, хотя и ведущейся только в одном направлении. Как это хорошо понимал Дэнсон, именно благодаря принуждению происходило прибавление свежей земли и мобилизация новой рабочей силы, при этом принуждение становилось главной составляющей развивающейся империи хлопка – и, таким образом, формирующегося промышленного капитализма. Однако Дэнсон, проецируя тот мир, в котором он жил, на прошлое и на будущее, не заметил ни новизны ключевой роли рабовладения, ни возможности ее окончания.

Как мы уже видели, хлопчатник тысячелетиями выращивался в Азии, Африке и Америке. Но хотя он обрел благоприятную для себя среду на огромных просторах культивируемых земель, в число таких территорий не вошел ни Ланкашир, ни какое-либо другое место в пределах Британских островов. За пределами оранжерей Королевских садов в Кью (где и по сей день представлены основные культуры, служившие опорой Британской империи) в Британии и бóльшей части Европы слишком холодно и сыро для хлопка. Среди европейских лидеров только французские революционеры с их пламенной верой в возможность построения нового мира серьезно пытались перехитрить местный климат и выращивать хлопок, но даже им это не удалось[179]179
  О выращивании хлопка во Франции см.: C. P. De Lasteyrie, Du cotonnier et de sa culture (Paris: Bertrand, 1808); Notice sur le coton, sa culture, et sur la posibilite de le cultivar dans le departement de la Gironde, 3rd ed. (Bordeaux: L’Imprimerie de Brossier, 1823); об этих попытках см. также: Morris R. Chew, History of the Kingdom of Cotton and Cotton Statistics of the World (New Orleans: W. B. Stansbury & Cº, 1884), 48. О попытках выращивать хлопок в Ланкашире см.: John Holt, General View of the Agriculture of the County ofLancaster (London: G. Nicol, 1795), 207.


[Закрыть].

Производство хлопка в Британии – а позднее и его производство во всей Европе, казалось бесперспективным, так как в истории человечества это была первая крупная отрасль, в которой отсутствовали закупки местного сырья. В Соединенном Королевстве производители шерстяных и льняных тканей работали за счет поставок шотландской шерсти и английского льна, черная металлургия использовала железную руду из Шеффилда, а производители керамики работали с глиной, добываемой в Стаффордшире. В отличие от этих отраслей, прядение и ткачество хлопка британскими производителями полностью зависело от импорта. Чтобы преуспеть, они должны были заполучить не только технологии Азии и рынки Африки, но и сырье, поставляемое еще с одного континента. Организовать такие поставки значило построить первую глобально интегрированную производственную отрасль.

Еще в 1780 году, когда механические нововведения уже внедрялись с невероятной скоростью, ключевой элемент этой глобальной интеграции – собственно поставки хлопка – оставался неопределенным. Возникшее решение – рабы на юге США, которые растили хлопок на отнятой у индейцев земле, – было далеко не очевидным, с точки зрения британских торговцев и производителей хлопка. Ведь в 1780 году из Северной Америки не поступало никакого хлопка. Вместо этого для снабжения своих фабрик производители использовали дальние связи с мелкими производителями.

Мешки «белого золота» прибывали в порты Лондона и Ливерпуля из османского Измира и Салоник, из карибского Порт-о-Пренса и Порт-Рояля, из индийского Бомбея и с африканского Золотого Берега. В течение многих веков хлопок-сырец перемещался похожими путями по Азии, Африке и Америке, а также между Азией и Европой. Сирийский хлопок прялся и ткался в Египте, хлопок из Махараштры – в Бенгалии, хлопок из Хайнаня – в Цзяннане, хлопок из Анатолии – в Люцерне, хлопок из Юкатекана – в Теночтитлане, хлопок из Македонии – в Венеции[180]180
  N. G. Svoronos, Le commerce de Salonique au XVIIIe siecle (Paris: Presses Universi-taires de France, 1956), 67; Bombay Dispatches, IO/E/4, 996, British Library, Oriental and India Office Collections, pp. 351, 657; Eliyahu Ashtor, “The Venetian Cotton Trade in Syria in the Later Middle Ages,” Studi Medievali, ser. 3, vol. 17 (1976): 676, 682, 686.


[Закрыть].

К 1780 году из-за роста скоростей производства прядильных машин на британских фабриках напряжение в этой традиционной системе стало возрастать.

В 1781 году британские производители спряли около 5,1 млн фунтов хлопка, что примерно лишь в два с половиной раза больше, чем восемьдесят четыре года назад. Однако всего через девять лет, в 1790 году, этот объем увеличился в шесть раз. К 1800 году он снова почти удвоился и составил 56 млн фунтов. Во Франции рост происходил медленнее, однако был значительным: в 1789 году хлопка было потреблено в 4,3 раза больше, чем в 1750 году – 11 млн фунтов. Из-за резкого падения цен на пряжу группы потребителей расширились, особенно в Европе, где хлопок, некогда доступный лишь богатым людям предмет роскоши, теперь могли купить многие, а также в Африке, где он пришел на смену продукции индийских прядильщиков. Возраставшее потребление хлопка-сырца, как в 1835 году отметил писатель из Лидса Эдвард Бейнс, «было быстрым и стабильным, намного превосходя все прецеденты в любых других отраслях»[181]181
  В 1790 г. потребление хлопка в Великобритании составляло 30,6 млн фунтов. Edward Baines, History of the Cotton Manufacture in Great Britain (London: H. Fisher, R. Fisher, and P.Jackson, 1835), 215, 347, 348; Thomas Ellison, The Cotton Trade of Great Britain (London: Effingham Wilson, Royal Exchange, 1886), 49; Joel Mokyr, The Lever ofRiches: Technological Creativity and Economic Progress (New York: Oxford University Press, 1990), 99; Джоэль Мокир, Рычаг богатства. Технологическая креативность и экономический прогресс (Москва: Издательство Института Гайдара, 2014), 145; Bernard Lepetit, “Frankreich, 1750–1850,” in Wolfram Fischer et al., eds, Handbuch der Europaischen Wirtschafts-und Sozialgeschichte, vol. 4 (Stuttgart: Klett-Cotta, 1993), 487; Bremer Handelsblatt 2 (1851): 4.


[Закрыть].

С ростом спроса на хлопок-сырец росли и цены. В 1781 году цены на хлопок в Британии были вдвое-втрое выше, чем за десятилетие до этого. Манчестерские производители были «совершенно уверены в том, что, пока не будут найдены новые источники поставок, прогресс растущей отрасли будет тормозиться, если не остановится вовсе». В результате «с 1780-х годов они образовали мощную и влиятельную группу, в задачи которой входило ознакомить плантаторов и британское правительство с их требованиями»[182]182
  Ellison, The Cotton Trade, 82–83; Michael M. Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 1780–1815 (Manchester: Manchester University Press, 1967), 75.


[Закрыть].

Этот внезапный и невиданный спрос на хлопок и привлекательные цены на него, по мнению эксперта того времени, «вызвали исключительный подъем этой культуры во всех местах, где климат и почва подходили для ее выращивания; и по этой причине в мире коммерции каждая жилка была напряжена для того, чтобы обеспечить наши потребности». Османская империя, которая на протяжении двух прошлых веков служила основным источником хлопка-сырца для Европы, не могла удовлетворить этого резко возросшего спроса. Действительно, на протяжении 1780-х годов экспорт из Салоник и Измира оставался практически на одном уровне. Сильнейший недостаток рабочей силы и сохранявшиеся феодальные отношения в сельской местности Османской империи ограничивали поставки из Анатолии и Македонии. Нехватка рабочей силы была такой, что начиная с 1770-х годов землевладельцы в Западной Анатолии привозили тысячи греческих работников для выращивания хлопка, что все равно не обеспечивало роста поставок для европейской промышленности в достаточных объемах. Преимущественно докапиталистические отношения, которые определяли мир сельскохозяйственного производства, стремление крестьян выращивать себе пропитание, недостаток транспортной инфраструктуры и сохранявшаяся политическая независимость османского государства приводили к тому, что европейцам не удавалось побудить его перейти на монокультурное производство хлопка. Быстрая мобилизация земли и труда для выращивания хлопка оказалась невозможной. Более того, местные элиты оставались мощным противовесом, препятствовавшим растущему влиянию западных торговцев в таких портовых городах, как Измир и Салоники, и умеряли возможности западных капиталистов по реформированию общественной структуры в сельских районах с целью производства большего количества хлопка для мировых рынков. Западные торговцы также конкурировали за тот хлопок, который там имелся, с местными прядильщиками – многочисленным и относительно процветавшим классом ремесленников. В результате количество османского хлопка на европейских рынках вскоре стало незначительным: если между 1786 и 1790 годами Османская империя поставляла 20,44 % импорта хлопка в Великобританию, то двадцать лет спустя уже 1,28 %, а еще через десять лет – лишь 0,29 %. Не имея возможностей или желания проводить революционные изменения в своей сельской местности и торговых сетях, османские хлопковые фермеры и торговцы вышли из возникавшей европейской промышленной системы[183]183
  William Edensor, An Address to the Spinners and Manufacturers of Cotton Wool, Upon the Present Situation of the Market (London: The Author, 1792), 15. Недостаток рабочей силы существовал всегда, что означает, что о производстве на плантациях не могло быть и речи. Huri Islamoglu-Inan, “State and Peasants in the Ottoman Empire: A Study of Peasant Economy in North-Central Anatolia During the Sixteenth Century,” in Huri Islamoglu-Inan, ed., The Ottoman Empire and the World Economy (New York: Cambridge University Press, 1987), 126; Elena Frangakis-Syrett, The Commerce of Smyrna in the Eighteenth Century (1700–1820) (Athens: Centre for Asia Minor Studies, 1992), 11, 236; Resat Kasaba, The Ottoman Empire and the World Economy: The Nineteenth Century (Albany: State University of New York Press, 1988), 25–27. О недостатке капитала см.: Donald Quataert, “The Commercialization of Agriculture in Ottoman Turkey, 1800–1914,” International Journal of Turkish Studies 1 (1980): 44–45. О значении политической независимости см.: Sevket Pamuk, The Ottoman Empire and European Capitalism, 1820–1913 (Cambridge: Cambridge University Press, 1987), 53; Ellison, The Cotton Trade, 82–83; Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 86.


[Закрыть].

Когда поставок хлопка из этого традиционного источника стало недостаточно для удовлетворения спроса, производители пустились в отчаянный поиск в других местах. Например, торговец хлопком Уильям Рэтбоун и прядильщик Ричард Аркрайт предприняли неудачную попытку увеличить поставки хлопка из Африки, создав Sierra Leone Company. Фабриканты бросали жадные взгляды и на обильные урожаи хлопка в Индии. Учитывая, что Ост-Индская компания пользовалась значительной властью на субконтиненте и что Индия была родиной мировой хлопковой отрасли, многие рассчитывали, что она станет основным поставщиком волокна. Однако компания с осторожностью отнеслась к запросам Манчестера. Она утверждала, что экспорт хлопка-сырца подорвал бы производство в Индии и, следовательно, ее собственный доходный бизнес по экспорту хлопковых тканей. «Если производители в Бенгалии будут испытывать нехватку материала, – сообщала Ост-Индская компания в 1793 году, – и сильно сократят производство, доход этой страны снизится, а население неизбежно уменьшится; поэтому нельзя ожидать, что даже заметное увеличение выращиваемого сырья будет эквивалентно существенному сокращению масштабов производителей и их стимулов к работе[184]184
  Report of the Select Committee of the Court of Directors of the East India Company, Upon the Subject of the Cotton Manufacture of this Country, 1793, Home Miscellaneous Series, 401, Oriental and India Office Collection, British Library, London.


[Закрыть]. Более того, экспортное производство поставило бы крестьян в чрезмерную зависимость от покупки зерна на рынке, «что в неурожайный год может привести к дефициту зерна и даже голоду, вызвав опустошение страны и исчезновение дохода»[185]185
  “Objections to the Annexed Plan,” November 10, 1790, Home Miscellaneous Series, 434, Oriental and India Office Collection, British Library, London.


[Закрыть]. Тот хлопок, который можно было экспортировать, Ост-Индская компания отправляла в Китай, таким образом финансируя закупки чая вместо того, чтобы вывозить туда золото. Сопротивление со стороны Ост-Индской компании усугублялось и другими трудностями: инфраструктура, которая делала перевозку хлопка к берегам неприемлемо дорогой, неоднородное качество индийского хлопка, особенно коротковолокнистого, и отсутствие рабочей силы в обширных внутренних областях южноазиатского субконтинента. Иными словами, экспорт индийского хлопка в Британию оказался недостаточным для удовлетворения растущего спроса[186]186
  См., например: Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 75, 82–83; Ellison, The Cotton Trade, 28, 84; East-India Company, Reports and Documents Connected with the Proceedings of the East-India Company in Regard to the Culture and Manufacture of Cotton-Wool, Raw Silk, and Indigo in India (London: East-India Company, 1836); Copy of letter by George Smith to Charles Earl Cornwallis, Calcutta, October 26, 1789, in Home Miscellaneous Series, 434, Oriental and India Office Records, British Library, London; Various Copies of Letters Copied into a Book relating to Cotton, 729–54, in Home Miscellaneous Series, 374, India Office Oriental and India Office Collection, British Library, London.


[Закрыть]. Ситуация в Вест-Индии и Южной Америке представлялась более многообещающей по сравнению с Индией, Африкой и Анатолией. Резко выросший спрос на хлопок не ушел от внимания белых плантаторов этого региона, которые в небольших количествах выращивали его с 1630-х годов. По мере роста спроса на хлопок торговцы Вест-Индии и Южной Америки добавляли все больше хлопковых поставок к своей обычной торговле сахаром и другими тропическими товарами. Они также объединяли эти поставки с работорговлей, как, например, поступала компания Tarleton Brothers из Ливерпуля, чья торговля хлопком поначалу была дополнением к торговле человеческим товаром.

В надежде заработать состояние европейские торговцы на Карибах старались обеспечить больше «белого золота». Они обращались к карибским плантаторам, которые, в отличие от производителей из Африки, Анатолии и Индии, имели около двухсот лет опыта выращивания различных культур для европейских потребителей, в первую очередь сахарного тростника. Плантаторы также владели двумя ключевыми элементами: землей, пригодной для выращивания хлопка, и давним опытом мобилизации труда для производства товара, отправляемого на мировые рынки. Во время бума 1770–1790-х годов хлопок был особенно привлекателен для двух категорий предприимчивых плантаторов. Первая состояла из мелких производителей, у которых отсутствовал капитал для организации сахарной плантации и которым нужна была такая культура, которая позволила бы им обрабатывать более мелкие участки с меньшим числом рабов и небольшими инвестициями и все равно получать баснословные прибыли. Например, на Сен-Круа средняя хлопковая плантация использовала труд впятеро меньшего числа рабов, чем средняя сахарная плантация. Вторая группа состояла из плантаторов на новых территориях, которые выращивали хлопок в течение нескольких лет в качестве первой культуры, чтобы подготовить почву и затем заменить хлопок сахарным тростником[187]187
  О долгой истории хлопка на Карибах см.: David Watts, The West Indies: Patterns of Development, Culture and Environmental Change Since 1492 (Cambridge: Cambridge University Press, 1987), 158–59, 183, 194, 296; Charles Mackenzie, Facts, Relative to the Present State of the British Cotton Colonies and to the Connection of their Interests (Edinburgh: James Clarke, 1811); Daniel McKinnen, A Tour Through the British West Indies, in the Years 1802 and 1803: Giving a Particular Account of the Bahama Islands (London: White, 1804); George F. Tyson Jr., “On the Periphery of the Peripheries: The Cotton Plantations of St. Croix, Danish West Indies, 1735–1815,” Journal of Caribbean History 26, no. 1 (1992): 3, 6–8; “Tableau de Commerce, &c. de St. Domingue,” in Bryan Edwards, An Historical Survey of the Island of Saint Domingo (London: Printed for John Stockdale, 1801), 230–31.


[Закрыть].

Все вместе, сотни этих плантаторов открыли новую «товарную границу» – новую территорию производства – и этим начали новую главу в мировой истории хлопка. В результате принятых ими решений и усилий их рабов объем экспорта хлопка с Карибских островов устремился ввысь. С 1781 по 1791 год импорт хлопка с одних только островов, подконтрольных Британии, вырос вчетверо. Французские плантаторы с 1781 по 1791 год тоже удвоили экспорт товара, который французские производители называли “coton des Isles”, с острова Сан-Доминго, важнейшего карибского острова с точки зрения выращивания хлопка, во Францию. Рост объема поставок хлопка с Карибских островов был настолько внезапным, что к 1800 году плантатор Натан Холл с Бермудских островов с трепетом сообщил, что хлопковая «торговля поразительно выросла»[188]188
  “Report from the Select Committee on the Commercial State of the West India Colonies,” in Great Britain, House of Commons, Sessional Papers, 1807, III (65), pp. 73–78, Цит. по: Lowell J. Ragatz, Statistics for the Study of British Caribbean Economic History, 1763–1833 (London: Bryan Edwards Press, 1928), 22; Lowell J. Ragatz, The Fall of the Planter Class in the British Caribbean, 1763–1833: A Study in Social and Economic History (New York: Century Co., 1928), 38; M. Placide-Justin, Histoire politique et statistique de l’ile d’Hayti, Saint-Domingue; ecrite sur des documents officiels et des notes communiquees par Sir James Barskett, agent du gouvernement britannique dans les Antilles (Paris: Briere, 1826), 501. О “coton des isles” см.: Robert Levy, Histoire economique de l’industrie cotonniere en Alsace (Paris: F. Alcan, 1912), 56; Nathan Hall to John King, Nassau, May 27, 1800, Box 15, CO 23, Public Record Office, London.


[Закрыть].

Карибский хлопок поступал из разных мест. Те острова, которые раньше возглавляли производство хлопка – Ямайка, Гренада и Доминика, например, продолжали его производить, но в 1770-е годы экспорт оставался почти неизменным на уровне около 2 млн фунтов, а затем, за 1780-е годы, вырос примерно вдвое. Увеличение производства было (относительно) скромным, поскольку хлопок нашел свое стабильное место в местной экономике, а также в связи с тем, что культивирование сахара, требовавшее существенных финансовых вложений, едва ли когда-либо оставлялось ради хлопка.

Но на островах, где было меньше возделанной земли и сахарных плантаций, производство бурно расширялось. Экспорт хлопка с Барбадоса с 1768 по 1789 год вырос в одиннадцать раз с 240 000 фунтов до 2,6 млн фунтов. Во-первых, нашествием муравьев была уничтожена традиционная культура Барбадоса – сахарный тростник. Затем, в 1780 году, мощный ураган разрушил бóльшую часть инфраструктуры производства сахара на острове, восстановить которую было непросто из-за ограниченного доступа к сырью в разрываемой революцией Северной Америке. Преобразованный в гигантскую хлопковую плантацию, Барбадос стал самым продуктивным хлопковым островом Британской империи. Точно так же плантаторы Тобаго в 1770 году совсем не экспортировали хлопка, зато в 1780 году отправили целых 1,5 млн фунтов. А плантаторы Багамских островов, которые до 1770-х годов хлопка не выращивали, к 1787 году продали британским торговцам почти полмиллиона фунтов[189]189
  Robert H. Schomburgk, The History of Barbados: Comprising a Geographical and Statistical Description of the Island; a Sketch of the Historical Events Since the Settlement; and an Account ofIts Geology and Natural Productions (London: Longman, Brown, Green and Longmans, 1848), 640; Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 79; Selwyn Carrington, “The American Revolution and the British West Indies Economy,” Journal of Interdisciplinary History 17 (1987): 841–42; Edward N. Rappaport and Jose Fernandez-Partagas, “The Deadliest Atlantic Tropical Cyclones, 1492–1996,” National Hurricane Center, National Weather Service, May 28, 1995, http://www.nhc.noaa.gov/pastdeadly.shtml; Ragatz, Statistics, 15; S. G. Stephens, “Cotton Growing in the West Indies During the Eighteenth and Nineteenth Centuries,” Tropical Agriculture 21 (February 1944): 23–29; Wallace Brown, The Good Americans: The Loyalists in American Revolution (New York: Morrow, 1969), 2; Gail Saunders, Bahamian Loyalists and Their Slaves (London: Macmillan Caribbean, 1983), 37.


[Закрыть].

Хлопковая революция на Карибских островах:

поставки хлопка из Вест-Индии в Соединенное Королевство в 1750–1795 годах, в млн фунтов[190]190
  “Report from the Select Committee on the Commercial State of the West India Colonies,” in Great Britain, House of Commons, Sessional Papers, 1807, III (65), pp. 73–78, Цит. по: Ragatz, Statistics, 22; Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 250; Selwyn H. H. Carrington, The British West Indies During the American Revolution (Dordrecht: Foris, 1988), 31; “An Account of all Cotton Wool of the Growth of the British Empire Imported annually into that part of Great Britain Called England,” Public Record Office, London, UK, Treasury Department, T 64/275. Цифры (общие и детали для 1786 года) с 1781 до 1800 г. из Baines, History of the Cotton Manufacture, 347.


[Закрыть]

Большие объемы хлопка с французских Карибских островов нашли дорогу и в Британию. Британским торговцам был выгоден как замедленный рост французской хлопковой отрасли, так и массовый ввоз рабов прежде всего на Сан-Доминго. В 1770 году, например, французские острова произвели, по оценкам, 56 % от общего урожая хлопка на Карибах, по сравнению с 35 %, произведенными на Британских островах. Один лишь Сан-Доминго отгрузил 36 % – больше, чем все Британские острова вместе взятые. Через двадцать лет этот дисбаланс сохранился. Из 14 млн фунтов хлопка, произведенных на французских островах в 1789 году, лишь около 6 млн фунтов были использованы во Франции, объем же экспорта из континентальной Франции в Великобританию оценивается в 5,7 млн фунтов[191]191
  David Eltis, “The Slave Economies of the Caribbean: Structure, Performance, Evolution and Significance,” in Franklin W. Knight, ed., General History of the Caribbean, vol. 3, The Slave Societies of the Caribbean, (London: Unesco Publishing, 1997), 113, Table 3:1. О производстве см.: Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 79. О спросе во Франции и реэкспорте из европейских французских портов см.: Jean Tarrade, Le commerce colonial de la France a lafin de l’Ancien Regime (Paris: Presses Universitaires de France, 1972), 748–49, 753. Я полагаю, что большая часть колониального хлопка, реэкспортированного из Франции, поступала в Великобританию.


[Закрыть].

С увеличением зависимости европейских производителей от хлопка с французских островов, центральную роль стал играть остров Сан-Доминго. В 1791 году этот остров, на котором было почти столько же хлопковых, сколько сахарных плантаций, экспортировал 6,8 млн фунтов хлопка во Францию – на 58 % больше, чем восемь лет назад, и значительный его объем в Британию. Это быстрое расширение производства хлопка происходило за счет импорта четверти миллионов африканских рабов с 1784 по 1791 год. На пике хлопкового бума, в 1780-е годы, когда цены на хлопок во Франции выросли на 113 % по сравнению с 1770 годом, почти тридцать тысяч рабов отправлялось ежегодно на Сан-Доминго. Такая эластичность предложения рабочей силы, отличительная черта военного капитализма, осталась непревзойденной для остальных регионов мира. С распространением на европейском континенте механизированного прядения еще больше африканцев заковывались в кандалы, сгонялись в корабельные трюмы, продавались на аукционе в Порт-о-Пренсе, отвозились на отдаленные фермы, принуждались к расчистке земли, а потом должны были мотыжить, сеять, подрезать кусты и собирать урожай «белого золота»[192]192
  В 1790 году на острове было целых 705 хлопковых плантации, в сравнении с 792 сахарными плантациями. Edwards, An Historical Survey, 163–65, 230, 231. О разведении хлопка в Сан-Доминго см. также: Schomburgk, The History of Barbados, 150. Ragatz, The Fall of the Planter Class, 39, 125; David Eltis et al., The Trans-Atlantic Slave Trade: A Database on CD-Rom (Cambridge: Cambridge University Press, 1999); Tarrade, Le commerce colonial, 759.


[Закрыть].

Рабство, иными словами, было жизненно необходимо для новой империи хлопка – точно так же, как подходящий климат и хорошая почва. Именно рабство позволяло плантаторам быстро реагировать на рост цен и расширение рынков. Рабство давало возможность не только срочной мобилизации очень большого количества работников при необходимости, но и для жестокого надзора и практически безостановочной эксплуатации в соответствии с потребностями этой растительной культуры, которая, выражаясь холодным языком экономистов, является «трудоемкой»[193]193
  Stefano Fenoaltea, “Slavery and Supervision in Comparative Perspective: A Model,” Journal ofEconomic History 44 (September 1984): 635–68.


[Закрыть]. Характерно, что многие рабы, гнувшие спину на хлопковых плантациях, были проданы и продолжали продаваться за хлопковую ткань, которую европейские Ост-Индские компании отправляли из разных частей Индии в Западную Африку.

Плантаторы Карибских островов, поощряемые своими государствами, растущими ценами, доступностью рабочей силы и, в определенных пределах, земли, находились на переднем крае хлопковой революции. Начиная с этого момента все новые границы хлопковых территорий сменяли друг друга, следуя за неустанным поиском новой незанятой плантациями земли и рабочей силы, а также почв, которых еще не коснулось экологическое истощение, столь часто сопровождавшее культивацию хлопка. Мировая хлопковая отрасль опиралась на «беспощадную пространственную экспансию»[194]194
  Moore, “Sugar,” 412, 428.


[Закрыть].

У плантаторов с Карибских островов был долгий опыт выращивания хлопка, но он был и у фермеров Османской империи и Индии. Почва и климат Карибов хорошо подходили для хлопка, но то же самое относилось и к почвам Западной Анатолии или центральной Индии. Торговцы Карибских островов легко доставляли огромные объемы хлопка на рынки Европы, но то же самое делали торговцы Измира и Сурата. Однако плантаторы на Карибах испытывали очень мало ограничений, относившихся к земле и рабочей силе. Так как местное население было истреблено, а рабы почти ежедневно прибывали из Западной Африки, из всех остальных производителей хлопка-сырца карибские плантаторы выделялись возможностью быстро реагировать на возникновение новых рынков. Хотя крупные землевладельцы Османской империи и Индии также прибегали к принуждению, чтобы заставить крестьян выращивать хлопок в своих землевладениях, рабство как таковое так и не укоренилось[195]195
  Resat Kasaba, “Incorporation of the Ottoman Empire,” Review 10, Supplement (Summer/Fall 1987): 827.


[Закрыть]. Более того, вливание капитала, позволявшее быстро перемещать ресурсы на Карибских островах, в других местах было заторможено из-за отсутствия частной собственности на землю и длившейся политической власти правителей Османской империи и Индии. Свежая земля и новая рабочая сила, капитализированные европейскими торговцами, которых практически ничто не ограничивало, ускорили бурный рост культивации хлопка.

Эти факторы дополнялись поддержкой, хотя и умеренной, которую плантаторы получали от своего государства. Уже в 1768 году британское Королевское общество искусств предложило золотую медаль «за лучший образец вест-индского хлопка», на которую спустя десять лет заявил свои права Эндрю Беннет из Тобаго, проведший годы за изучением десятков, если не сотен сортов хлопка. В 1780 году британское правительство наложило пошлину на хлопок, ввозимый на иностранных судах, при этом предполагалось, что «доходы будут направлены на поощрение выращивания хлопка на островах Лиуорд Его Величества, а также на поощрение импорта с этих островов в Великобританию». Позже британское торговое управление попросило польского ботаника Антона Панталеона Хове собрать семена хлопчатника в Индии и переправить их на Карибы. А в 1786 году лорд Сидней, государственный секретарь по делам колоний, под влиянием производителей в Манчестере, призвал губернаторов колоний в Вест-Индии поощрять плантаторов выращивать хлопок. В результате губернатор Доминики Джон Орд даже пообещал свободную землю тем, кто был заинтересован в выращивании хлопка на острове. С точки зрения конца XIX столетия такая государственная поддержка могла бы показаться весьма незначительной, однако она указывала вперед, в будущее, в котором тема вовлеченности государства в глобальный процесс обеспечения необходимого сырья для промышленного производства получит широкое распространение[196]196
  Transactions of the Society Instituted at Londonfor the Encouragement ofArts, Manufactures, and Commerce 1 (London: Dodsley, 1783), 254; Ellison, The Cotton Trade, 28; Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 77; Governor Ode to Lord Sydney, Roseau, Dominica, June 13, 1786, in Colonial Office, 71/10, Public Record Office, London; President Lucas to Lord Sydney, Granada, June 9, 1786, Dispatches Granada, Colonial Office, 101/26; Governor D. Parry to Lord Sydney, Barbados, May 31, 1786, Dispatches Barbados, Colonial Office, 28/60, Public Record Office, London; President Brown to Sydney, New Providence, 23 February 1786, in Dispatches Bahamas, Colonial Office 23/15, Public Record Office, London. О давлении производителей также см.: Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 75–76. Govenor Orde to Lord Sydney, Rouseau, Dominica, March 30, 1788, Public Record office, London, UK.


[Закрыть].