Текст книги "Империя хлопка. Всемирная история"

Но истинное значение карибских плантаторов заключалось не в поставлявшемся ими хлопке, хотя это было исключительно важное обстоятельство, а в институциональном нововведении, возникшем в результате карибского эксперимента: освоении земель посредством физического принуждения, возможного только при военном капитализме. Выращиваемый рабами хлопок создавал мотивацию и финансирование для беспрецедентного процесса включения территорий с недавно истребленным населением в мировую экономику. Благодаря рабству и экспроприации земель в масштабе континента была создана расширяющаяся эластичная сеть поставок хлопка, необходимая для промышленной революции, и вместе с ней – механизмы, с помощью которых потребности и ритмы промышленной жизни в Европе могли передаваться в сельскую местность всего мира. В этом процессе возник новый род рабства, который историки называют «вторым рабством» и который был тесно связан с ритмом, интенсивностью и доходами промышленного капитализма – движение, которое скоро также захватило африканский континент, в котором экономика стран Западной Африки все больше сосредотачивалась на поставках резко возросшего количества работников для Америки. Примерно половина рабов (точнее, 46 %), проданных в Америку между 1492 и 1888 годами, при были туда после 1780 года. Будущее рабства теперь было тесно связано с промышленным капитализмом, который оно сделало возможным[197]197
  Роль рабовладения в истории капитализма была предметом многих обсуждений и мастерски обобщена Robin Blackburn, The Making of New World Slavery: From the Baroque to the Modern, 1492–1800 (New York: Verso, 1997), 509–80. См. также: важную статью Ronald Bailey, “The Other Side of Slavery: Black Labor, Cotton, and Textile Industrialization in Great Britain and the United States,” Agricultural History 68 (Spring 1994): 35–50; Seymour Drescher, Capitalism and Antislavery: British Mobilization in Comparative Perspective (New York: Oxford University Press, 1987), 9. Мнение о «втором рабстве» Dale Tomich, The Second Slavery: Mass Slavery, World-Economy, and Comparative Microhistories (Binghamton, NY: Fernand Braudel Center, Binghamton University, 2008). Catherine Coquery-Vidrovitch утверждает, что расширение рабства в Америке также вело ко «второму рабству» в Африке; см.: Catherine Coquery-Vidrovitch, “African Slaves and Atlantic Metissage: A Periodization 1400–1880,” работа представлена в “2nd Slaveries and the Atlantization of the Americas” colloquium, University of Cologne, July 2012; Voyages: The Trans-Atlantic Slave Trade Database, http://www.slavevoyages.org, доступ 31 января 2013.


[Закрыть].

Захват работников: палубы корабля работорговцев

Как показало резкое увеличение объемов хлопка, выращиваемого на Карибах, военный капитализм – именно потому, что насилие являлось его фундаментальной характеристикой – был мобилен. Его следующим пунктом назначения была Южная Америка. Хотя экспорт хлопка из Вест-Индии быстро увеличивался, спрос на него рос еще быстрее, и фермеры Южной Америки открыли для себя новый доходный рынок хлопка. В Гайяне с 1789 по 1802 год производство хлопка подскочило на ошеломляющие 862 %, подпитываемое одновременным ввозом примерно двадцати тысяч рабов в Суринам и Демерару[198]198
  Alan H. Adamson, Sugar Without Slaves: The Political Economy of British Guiana, 1838–1904 (New Haven: Yale University Press, 1972), 24; Johannes Postma, The Dutch in the Atlantic Slave Trade, 1600–1815 (Cambridge: Cambridge University Press, 1990), 288.


[Закрыть].

Еще важнее была Бразилия. Первый бразильский хлопок прибыл в Англию в 1781 году, дополняя карибский, но скоро превзошел его. Хлопок был местной культурой для многих частей Бразилии, и производители веками экспортировали его в небольших количествах. В рамках процесса экономической модернизации своих бразильских колоний во второй половине XVIII века Португалия поддерживала выращивание хлопка, особенно в северо-восточных областях Пернамбуко и Маранайо. Когда первые усилия окупились, один современник отметил, наблюдая волну импорта рабов, что «белый хлопок сделал Маранайо черным». Хотя хлопок со временем стал «культурой бедняков», его первоначальная стремительная экспансия в Бразилии происходила за счет крупных рабовладельческих плантаций. Как и в Вест-Индии, хлопок в Бразилии никогда не составлял конкуренции сахару, а позднее и кофе, но его доля в совокупном экспорте Бразилии выросла до солидных 11 % в 1800 году и 20 % с 1821 по 1830 год[199]199
  См., например: Roger Hunt, Observations Upon Brazilian Cotton Wool,for the Information of the Planter and With a View to Its Improvement (London: Steel, 1808), 3; Chew, History of the Kingdom of Cotton, 28; John C. Branner, Cotton in the Empire ofBrazil: The Antiquity, Methods and Extent ofIts Cultivation; Together with Statistics ofExportation and Home Consumption (Washington, DC: Government Printing Office, 1885), 9, 46; Celso Furtado, The Economic Growth ofBrazil: A Survey from Colonial to Modern Times (Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1965), 97; Caio Prado, The Colonial Background of Modern Brazil (Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1969), 171–73, quote on 458; Luiz Cordelio Barbosa, “Cotton in 19th Century Brazil: Dependency and Development,” (PhD dissertation, university of Washington, 1989), 31; Francisco de Assis Leal Mesquita, “Vida e morte da economia algodoeira do Maranhao, uma analise das relacoes de producao na cultura do algodao, 1850–1890,” (PhD dissertation, Universidade Federal do Maranha, 1987), 50.


[Закрыть].

Без каких-либо ограничений в отношении земли, как было в Вест-Индии, или труда, как было в Анатолии, объемы бразильского хлопка резко возросли. С 1785 по 1792 год Бразилия превзошла Османскую империю по поставкам хлопка в Англию. К концу этого периода около 8 млн фунтов бразильского хлопка прибыло в Великобританию, по сравнению с 4,5 млн фунтов из Османской империи и 12 млн фунтов из Вест-Индии. В Маранайо – теперь самой важной хлопководческой области Бразилии – экспорт удвоился с 1770 по 1780 год, снова почти удвоился к 1790 году, а потом почти утроился к 1800 году. На протяжении нескольких лет в конце 1780-х – начале 1790-х годов, в период, когда ни в Вест-Индии, ни в Османской империи производство хлопка существенно не увеличивалось, и до того, как хлопок из Северной Америки захлестнул рынок, Бразилия стала самым важным поставщиком для бурно развивавшейся британской хлопковой отрасли. Но бразильские фермеры не только производили хлопок в больших объемах, они смогли также выращивать его разновидности с особо длинным волокном, лучше всего подходившие для новой фабричной технологии[200]200
  Beshara Doumani, Rediscovering Palestine: Merchants and Peasants in Jabal Nablus, 1700–1900 (Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1995), 99; William Milburn, Oriental Commerce: Containing a Geographical Description of the Principal Places in the East Indies, China, and Japan, With Their Produce, Manufactures, and Trade (London: Black, Parry & Cº, 1813), 281; Mesquita, “Vida e mort,” 63; Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 83.


[Закрыть]. К 1780-м годам рабы в Вест-Индии и Южной Америке производили почти весь хлопок, продававшийся на мировых рынках, и вплоть до 1861 года двигатель промышленной революции работал на этой взрывной смеси из рабства и завоеваний. Джон Тарльтон, успешный работорговец и ливерпульский торговец хлопком, понял, что торговля рабами, экспорт товаров из плантаторских экономик и процветание британского торгового флота были «взаимопроникающими + взаимосвязанными». И это сочетание было колоссально выгодным: хлопок и рабы сделали многих торговцев богатыми, и Тарльтон подсчитал, что его состояние с 1770 по 1800 год утроилось[201]201
  John Tarleton to Clayton Tarleton, St. James’s Hotel, 5 February 1788, 920 TAR, Box 4, Letter 5 Tarleton Papers, Liverpool Record Office. О торговцах хлопком, владевших плантациями, см.: Sandbach, Tinne & Cº Papers, Merseyside Maritime Museum, Liverpool. О торговцах хлопком, торговавших рабами, см.: John Tarleton to Clayton Tarleton, April 29, 1790, letter 8, 4, 920 TAR, Tarleton Papers, Liverpool Records Office, Liverpool; Annual Profit and Loss Accounts of John Tarleton, 920 TAR, Box 2 and Box 5, Liverpool Records Office, Liverpool.


[Закрыть].

Риски и затраты, являвшиеся следствием развития охватившей весь мир системы поставок, могли казаться непреодолимым препятствием для развития хлопковой отрасли. Тем не менее полная зависимость производителей хлопка от далекого тропического товара превратилась в их знаменательное достижение. Действительно, их фабрики едва ли развивались бы столь стремительно, если бы не была сделана эта неочевидная ставка исключительно на далекие земли и труд. Уже в 1800 году одна Британия потребляла такие невероятные количества хлопка, что для его выращивания требовался 416 081 акр земли. Если бы хлопок выращивался в Британии, он должен был бы занять до 3,7 % сельскохозяйственной земли, и для обработки этих гипотетических хлопковых полей требовалось бы приблизительно 90 360 сельскохозяйственных работников. В 1860 году, когда аппетиты к хлопку выросли еще больше, эти поля, которые заняли бы 6,3 млн акров, или 37 % сельскохозяйственной земли Великобритании, должны были бы возделывать более одного миллиона работников (или половина британских сельскохозяйственных работников). Однако, если мы предположим, что главной отраслью индустриальной революции стала бы не хлопковая, а шерстяная промышленность, для содержания требуемого количества овец потребовалось бы еще больше земли: 9 млн акров в 1815 году и 23 млн акров в 1830 году, – что больше, чем вся площадь сельскохозяйственных земель Британии. В обоих гипотетических сценариях (как в случае отечественного хлопка, так и в случае шерсти) ограничения по земле и по труду сделали бы совершенно невозможным стремительное расширение производства тканей. Возможно, еще более важным обстоятельством было то, что такие сценарии создали бы невообразимые изменения в британской и европейской сельской местности, социальная структура которой, как и в Османской империи или Индии, не подходила для столь массового и быстрого перераспределения земли и труда. Следовательно, эластичность поставок, столь необходимая для промышленной революции, основывалась на надежном доступе к дальним землям и иностранной рабочей силе. Способность европейских стран и их капиталистов преобразовать мировые экономические связи и насильственно экспроприировать земли и труд была столь же, если не более, важна для доминирования Запада, чем традиционно признаваемая техническая изобретательность, культурные особенности и географическое и климатическое расположение небольшой группы хлопковых производителей в дальней части Британских островов[202]202
  В 1820 году для выращивания хлопка, потребляемого в Британии, требовалось 837 312 акров земли, что заняло бы 7,8 % сельскохозяйственной земли Британии и потребовало бы нанять 198 738 сельскохозяйственных работников. Количество хлопка, потребленного в 1840 году, требовало 3 273 414 акров земли, что заняло бы 29 % сельскохозяйственной земли Британии, и 544 066 сельскохозяйственных работников. Потребление хлопка в 1820 г. (152 829 633 фунтов, по Mann, The Cotton Trade of Great Britain, 93–4), деленное на урожайность с одного акра в 1820 г. (175 фунтов по Whartenby, “Land and Labor Productivity,” 54). Количество акров, требовавшихся в 1820 г. (873 312 акров) подсчитывалось как доля от сельскохозяйственной земли в 1827 г. (11 143 370 акров). Цифры по сельскохозяйственной земле взяты из Rowland E. Prothero, English Farming Past and Present (New York: Benjamin Blom, Inc., 1972 [1st ed. London, 1917]), [(“Table 2. – 1827”) и Select Committee on Emigration, 1827. Свидетельство Mr. W. Couling. Sessional Papers, 1827, vol. v., p. 361]. Потребление хлопка в 1840 г. (592 488 010 фунтов по Mann, The Cotton Trade of Great Britain, 94) делилось на урожайность хлопка с одного акра в 1840 г. (181 фунт по Whartenby, “Land and Labor Productivity,” 54). Потребление хлопка в 1860 г. (1 140 599 712 фунтов) делилось на урожайность хлопка с одного акра в 1840 г. в США (181 фунт). И потребление хлопка в 1860 г. делилось на урожайность на одного работника в 1840 г. в США (1089 фунтов) См. также: Kenneth Pomeranz, The Great Divergence: China, Europe, and the Making of the Modern World Economy (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 2000), 276, 315; Кеннет Померанц, Великое расхождение. Китай, Европа и создание современной мировой экономики (Москва: Издательский дом “Дело” РАНХиГС, 2017), 463, 518. Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 75. Сопротивление изменениям в европейской сельскохозяйственной системе также подчеркивается Philip McMichael, “Slavery in Capitalism: The Rise and Demise of the U.S. Ante-Bellum Cotton Culture,” Theory and Society 20 (June 1991): 326. Рассуждение о «великом расхождении» см. также: David Landes, The Unbound Prometheus: Technical Change and Industrial Development in Western Europefrom 1750 to the Present, 2nd ed. (New York: Cambridge University Press, 2003); David Landes, The Wealth and Poverty ofNations: Why Some Are So Rich and Some So Poor (New York: Norton, 1998); Niall Ferguson, Civilization: The West and the Rest (New York: Penguin Press, 2011); Jared Diamond, Guns, Germs, and Steel: The Fates of Human Societies (New York: Norton & Cº, 1998); Джаред Даймонд, Ружья, микробы и сталь. Судьбы человеческих обществ (Москва: АСТ, 2009). Общий обзор см.: в: Inikori, Africans, chapter 2.


[Закрыть].

Поток хлопка из Вест-Индии и Южной Америки изливался на рынки Ливерпуля, Лондона, Гавра и Барселоны, позволяя быстро развиваться механическому прядению. Но для этого развития существовали пределы. Как уже упоминалось, острова Вест-Индии сами по себе имели довольно небольшие площади хлопковых земель, что ограничивало производство хлопка и в долгосрочной перспективе ставило его в невыгодное положение по сравнению с производством сахара. Сахарные плантации там, как и в богатой землей Бразилии, также конкурировали с хлопковыми плантациями за рабочую силу. В результате начиная с 1790-х годов экспорт хлопка из Вест-Индии совершенно пришел в упадок: в 1803 году из Вест-Индии поступила только половина объема 1790 года, и его рыночная доля в Британии тогда сократилась до 10 %. Даже таможенные преференции, которые выращенный в пределах Британской империи хлопок получил после 1819 года, не смогли обратить этот процесс вспять. К началу XIX столетия рыночная доля хлопка из Вест-Индии находилась в свободном падении, «ускоренная освобождением негров»[203]203
  Это также рассматривается в отношении Вест-Индии в Ragatz, Statistics, 10, 370. О важности сахара в качестве конкурента хлопку см.: Imperial Department of Agriculture for the West Indies, Information Relating to Cotton Cultivation in the West Indies (Barbados: Commissioner of Agriculture for the West Indies, 1903). Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 79, 250. Luiz Cordelio Barbosa, “Cotton in 19th Century Brazil: Dependency and Development,” (PhD dissertation, University of Washington, 1989), 170; James Mann, The Cotton Trade of Great Britain (London: Simpkin, Marshall & Cº, 1860), 79, 80. 86; DB 176, Sandbach, Tinne & Cº Papers, Merseyside Maritime Museum, Liverpool.


[Закрыть]. В Бразилии недостаток массированной переброски рабов с производства сахара на производство хлопка вызвал сбой в расширении хлопкового производства. Как считал эксперт по хлопку Джеймс А. Манн: «Если Бразилия смогла бы распоряжаться необходимой рабочей силой, она, вне всяких сомнений, стала бы самым крупным поставщиком для нас».

В 1792 году самый важный для производства хлопка остров – Сан-Доминго – сотрясла революция, практически остановившая производство товаров для мирового рынка, в том числе и хлопка. Во время самого крупного восстания рабов в истории порабощенное население Сан-Доминго вооружилось и свергло французский колониальный режим, что привело к образованию государства Гаити и отмене рабства на острове. Военный капитализм впервые был вынужден серьезно отступить под напором людей, казавшихся самыми слабыми: сотен тысяч рабов Сан-Доминго. Производство хлопка в Сан-Доминго за год до революции составляло 24 % британского импорта, а через четыре года, в 1795 году, оно сократилось до 4,5 %. Как полагал один британский современник: «Этот остров, который был для нас великим источником снабжения хлопковым волокном, пребывает по этим причинам в состоянии анархии, несчастья и почти полного распада». Он предсказывал, что вряд ли «почва плантаторов, удобренная потом и кровью негров, будет всегда пополнять содержимое наших денежных сундуков, чтобы способствовать избытку вашего процветания, экстравагантности и сластолюбия». К 1795 году экспорт хлопка во Францию упал на 79 %, и даже через десять лет после начала революции экспорт восстановился лишь до одной трети дореволюционного уровня. Французская Национальная ассамблея добавила Британии проблем с поставками, запретив экспорт хлопка-сырца из французских портов. Pennsylvania Gazette в 1792 году прозаично сообщала, что «хлопок и индиго… должны были сильно пострадать в 1791 году, так как самые сильные волнения пришлись как раз на период сезонных работ»[204]204
  Edensor, An Address to the Spinners and Manufacturers of Cotton Wool, 14, 21–3; Franklin, The Present State ofHayti (St. Domingo), with Remarks on Its Agriculture, Commerce, Laws, Religion, Finances, and Population, etc. (London: J. Murray, 1828), 123; Pennsylvania Gazette, June 13, 1792.


[Закрыть].

Сочетание быстрорастущего спроса на хлопок и политического переворота на Карибах привело к взлету цен, который тревожил производителей, зависевших от захвата новых рынков хлопкового текстиля в условиях конкуренции с индийскими производителями. В течение 1792 и 1793 годов Джон Тарльтон сообщал своему брату, что хлопок дорожает ежедневно». К 1795 году он признал, что «хлопок поразительно вырос в цене».

В 1790 году цены на хлопок из Вест-Индии доходили до 21 пенса за фунт, в 1791 году – до 30 пенсов, и неуклонно оставались высокими на протяжении 1790-х годов. Опыт революции был для некоторых торговцев хлопком столь болезненным, что даже в 1913 году семья Рэтбоунов, одних из главных хлопковых торговцев в Ливерпуле, вспоминала, что в результате переворота цены на хлопок удвоились. Более того, когда в 1793 году разразилась война между Францией и Британией, импорт французского хлопка из Вест-Индии в британские карибские порты прекратился[205]205
  John Tarleton to Clayton Tarleton, September 27, 1792, letter 33, February 4, 1795, letter 75, 4, 920 TAR, Tarleton Papers, Liverpool Records Office, Liverpool. См., например: Orhan Kurmus, “The Cotton Famine and Its Effects on the Ottoman Empire,” Huri Islamoglu-Inan, ed., The Ottoman Empire and the World Economy (New York: Cambridge University Press, 1987), 16; Brian R. Mitchell, Abstract of British Historical Statistics (Cambridge: Cambridge University Press, 1962), 490. О росте цен см. также: Stanley Dumbell, “Early Liverpool Cotton Imports and the Organisation of the Cotton Market in the Eighteenth Century,” Economic Journal 33 (September 1923): 370; Emily A. Rathbone, ed., Records of the Rathbone Family (Edinburgh: R. & R. Clark, 1913), 47; Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 88.


[Закрыть].

Таким образом, к 1790-м годам для заинтересованных наблюдателей стало очевидно, что разрыв между спросом и предложением на хлопок-сырец в Европе в обозримом будущем будет расти быстро и непрерывно. Как заявил американский писатель Тенч Кокс: «Исключительная пригодность этого волокна для преобразования в пряжу, ткань и т. п. с помощью машин… до настоящего времени создавала этот спрос и на родине, и за границей – очень обширный, стабильный и растущий»[206]206
  Tench Coxe, A Memoir of February, 1817, Upon the Subject of the Cotton Wool Cultivation, the Cotton Trade and the Cotton Manufactories of the United States ofAmerica (Philadelphia: n. p., 1817), 3.


[Закрыть]. Традиционных методов приобретения хлопка явно стало недостаточно. Однако в Вест-Индии и Бразилии был изобретен новый способ выращивания хлопка, основанный на опыте этих регионов в разведении сахарного тростника и четко ориентированный на плантации и рабство. Но хотя рост производства в этих частях мира вскоре достиг предела или, как в случае Гаити, был прерван революцией, рядом находился регион, который, казалось, соответствовал всем условиям для обеспечения обильных поставок хлопка: недавно образованные США. И именно там производство хлопка, основанное на рабовладении, достигло невиданных высот.

Глава 5
Рабство встает к штурвалу

Военный капитализм в действии: союз рабства и промышленности в журнале American Cotton Planter (1853 год)

С началом бурного роста английского производства в 1780-е годы по всему миру резко выросли запросы к сельским землям, поставляющим необходимый хлопок. В середине этого десятилетия, зимой 1785 года, в гавань Ливерпуля вошел американский корабль. В этом не было ничего примечательного; тысячи кораблей, доверху груженных табаком, индиго, рисом, мехом, лесом и другими товарами и раньше доставляли к берегам Британии щедрые дары Северной Америки. Этот корабль, однако, отличался от них: в его трюме, среди прочих товаров, были мешки с хлопком. Такой груз выглядел подозрительным, и чиновники на таможне Ливерпуля немедленно конфисковали хлопок, утверждая, что это, должно быть, контрабандная продукция из Вест-Индии. Когда через несколько дней ливерпульские торговцы Peel, Yates & Cº, ввозившие этот хлопок, обратились в лондонское торговое управление с просьбой разрешить импорт, им ответили, что он «не может быть ввезен, поскольку не является продукцией Американских Штатов»[207]207
  Petition, To the Right Honorable the Lords of His Majesty’s Privy Council for Trade and Foreign Plantations, December 8, 1785, in Board of Trade, Public Record Office, London. Другие источники говорят о похожем случае в 1784 г. См., например: Morris R. Chew, History of the Kingdom of Cotton and Cotton Statistics of the World (New Orleans: W. B. Stansbury & Cº, 1884), 37.


[Закрыть].

Действительно, для европейцев в 1780-е годы хлопок был продуктом Вест-Индии, Бразилии, Османской империи или Индии, но не Северной Америки. Для ливерпульских таможенников было совершенно невообразимо, что хлопок мог ввозиться из США. А то, что США когда-либо начнут производить существенные объемы хлопка, казалось еще более нелепым предположением. Хотя хлопок естественно произрастал в южных районах новой страны, а многие поселенцы в Южной Каролине и Джорджии выращивали некоторые его количества для использования в домашнем хозяйстве, его никогда не сажали в собственно коммерческих целях и в больших количествах не экспортировали. Как несомненно было известно таможенникам, американские плантаторы использовали свои обширные земли и многочисленных рабов для выращивания табака, риса, индиго и некоторого количества сахарного тростника, но не хлопка[208]208
  См., например, Ernst von Halle, Baumwollproduktion und Pflanzungswirtschaft in den Nordamerikanischen Sudstaaten, part 1, Die Sklavenzeit (Leipzig: Verlag von Duncker & Humblot, 1897), 16–17; Jay Treaty, Article XII; Thomas Ellison, The Cotton Trade of Great Britain (London: Effingham Wilson, Royal Exchange, 1886), 85; Chew, History of the Kingdom of Cotton, 45.


[Закрыть].

Это было, конечно же, огромное заблуждение. США превосходно подходили для производства хлопка. Климат и почва широкой полосы американского Юга удовлетворяла условиям для хорошего самочувствия хлопчатника: здесь в нужное время выпадало необходимое количество дождей и в течение подходящего количества дней не было заморозков. Проницательные наблюдатели заметили этот потенциал: в порыве оптимизма Джеймс Мэдисон уже в 1786 году, лишь через год после неожиданного прибытия американского хлопка в порт Ливерпуля, предсказал Соединенным Штатам будущее крупного производителя хлопка-сырца, а Джордж Вашингтон считал, что «рост производства этого материала (хлопка)… должен будет иметь почти безграничные последствия для процветания США». Тенч Кокс из Филадельфии, будучи крупным землевладельцем на Юге, более утонченно, но ничуть не менее убедительно высказался об имевшемся в Америке потенциале выращивания хлопка. В 1794 году, наблюдая за мощным развитием производителей в Великобритании и ростом цен на хлопок из Вест-Индии в результате бунта в Сан-Доминго, он настаивал на том, что «этот товар должен заслуживать внимания плантаторов Юга». В этом убеждении его укрепляли британские промышленники, такие как производитель хлопка из Стокпорта Джон Милн, который в конце 1780-х годов предпринял длительное путешествие через Атлантический океан с целью убедить американцев выращивать хлопок[209]209
  Gavin Wright, The Political Economy of the Cotton South: Households, Markets, and Wealth in the Nineteenth Century (New York: Norton, 1978), 14; Chew, History of the Kingdom of Cotton, 39; George Washington to Thomas Jefferson, February 13, 1789, reproduced in Jared Sparks, The Writings of George Washington vol. 9 (Boston: Russell, Odiorne, and Metcalf & Hilliard, Gray, and Co., 1835), 470; Tench Coxe, A Memoir of February 1817, Upon the Subject of the Cotton Wool Cultivation, the Cotton Trade, and the Cotton Manufactories of the United States of America (Philadelphia: Philadelphia Society for the Promotion of American Manufactures, 1817), 2; о Коксе в общем см.: James A. B. Scherer, Cotton as a World Power: A Study in the Economic Interpretation ofHistory (New York: F. A. Stokes Co., 1916), 122–23; Tench Coxe, View of the United States ofAmerica (Philadelphia: William Hall, 1794), 20; Michael M. Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 1780–1815 (Manchester: Manchester University Press, 1967), 87; Tench Coxe to Robert Livingston, June 10, 1802, in Papers of Tench Coxe, Correspondence and General Papers, June 1802, Film A 201, reel 74, Historical Society of Pennsylvania.


[Закрыть].

Революция рабовладения: европейская хлопковая индустриализация преобразует сельскую местность в Америке, 1780–1865 годы

Как и предсказывали эти руководствовавшиеся личным интересом наблюдатели, производство хлопка вскоре стало преобладающим на огромных территориях США. Эта культура стала настолько характерной для американского предпринимательства, что реалия, имевшая место ранее – когда хлопок поставлялся преимущественно из Османской империи, Вест-Индии и Бразилии, – в основном осталась в прошлом. Оказалось, что Peel, Yates & Cº стояли у истоков одной из самых значимых перемен XIX века[210]210
  “Cotton. Cultivation, manufacture, and foreign trade of. Letter from the Secretary of the Treasury,” March 4, 1836 (Washington, DC: Blair & Rives, 1836), 8, http://catalog.hathitrust.org/Record/011 159 609.


[Закрыть].

Быстрое расширение хлопковой отрасли в США отчасти стало возможным потому, что плантаторы использовали опыт, который накопили их колониальные предшественники, выращивая «белое золото». Еще до 1607 года поселенцы в Джеймстауне выращивали хлопок; к концу XVII века путешественники завезли на американскую землю семена хлопчатника с Кипра и из Измира. На протяжении XVIII века фермеры продолжали собирать знания о культивации хлопка в Вест-Индии и Средиземноморье и сажали у себя семена из этих регионов, в основном для домашнего потребления. Во время восстаний в борьбе американцев за независимость плантаторы выращивали больше хлопка с целью заместить отсутствовавший импорт из Британии и обеспечить работой рабов, чьи обычные культуры (а именно табак и рис) внезапно оказались без рынка сбыта. Плантатор из Южной Каролины Ральф Изард, например, в 1775 году охотно отдавал приказы «о посадке значительного количества хлопка на одежду для моих негров»[211]211
  Joyce Chaplin, “Creating a Cotton South in Georgia and South Carolina, 1760–1815,” Journal ofSouthern History 57 (May 1991): 178; Lewis Cecil Gray, History ofAgriculture in the Southern United States to 1860, vol. 2 (Washington, DC: Carnegie Institution of Washington, 1933), 673; Chew, History of the Kingdom of Cotton, 36, 41; о производстве хлопка и хлопковой ткани в домохозяйствах см. также: Scherer, Cotton as a World Power, 124–25; Ralph Izard to Henry Laurens, Bath, December 20, 1775, как reproduced in Correspondence ofMr. Ralph Izard ofSouth Carolina, From the Year 1774 to 1804; With a Short Memoir (New York: Charles S. Francis & Cº, 1844), 174, см. также: 16, 82, 246, 296, 300, 370, 386, 390.


[Закрыть].

Быстрое расширение упрощалось тем, что между процессами выращивания табака и хлопка имелось существенное сходство; знание, накопленное при возделывании первого, могло быть употреблено при выращивании второго. Более того, некоторая часть инфраструктуры, с помощью которой табак поставлялся на мировой рынок, могла быть переоснащена под хлопок. А во время вспышек революционных восстаний XVIII века плантаторы и рабы перемещались то в одном, то в другом направлении между Вест-Индией и Северной Америкой, и вместе с ними перемещалось новое знание о возделывании хлопка. В 1788 году, например, хозяева раба с острова Санта-Крус рекламировали его для продажи в США как «хорошо разбирающегося в культуре хлопка». Парадигма раб-хлопок, созданная в Вест-Индии, теперь распространилась и на североамериканском континенте[212]212
  John Hebron Moore, The Emergence of the Cotton Kingdom in the Old Southwest: Mississippi, 1770–1860 (Baton Rouge: Louisiana State University Press, 1988), 77; Chaplin, “Creating a Cotton South,” 177, 188, 193.


[Закрыть].

В 1786 году американские плантаторы стали замечать, что цены на хлопок растут в результате резкого увеличения объемов механизированного производства хлопковой ткани в Великобритании. В тот год плантаторы впервые вырастили длинноволокнистый хлопок, который назвали «си-айленд» (Sea Island) по расположению своих плантаций на островах рядом с побережьем штата Джорджия, семена которого они привезли с Багамских островов. В отличие от местного хлопка, он обладал длинным, шелковистым волокном, необыкновенно хорошо подходившим для изготовления тонкой пряжи и ткани и пользовавшимся большим спросом среди производителей в Манчестере. Хотя данные и различаются, возможно, что Фрэнк Леветт первым сделал этот исключительно важный шаг. Леветт, родившийся в Измире, где располагался крупнейший рынок хлопка, перебрался из воюющих за независимость американских колоний на Багамы, но в конечном итоге вернулся в Джорджию, снова вступил во владение своей землей, а затем приступил к крупным преобразованиям в хлопководстве. Другие переняли его модель, и культивация хлопка «си-айленд» распространилась и на север, и на юг побережья Южной Каролины и Джорджии. Экспорт из Южной Каролины, например, взлетел менее чем с 10 000 фунтов в 1790 году до 6,4 млн фунтов в 1800 году[213]213
  Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 80, 85; Chew, History of the Kingdom of Cotton, 40. Однако имелось и продолжает существовать значительное несогласие по поводу того, кто первым начал выращивать хлопок. См.: Nichol Turnbull, “The Beginning of Cotton Cultivation in Georgia,” Georgia Historical Quarterly 2, no. 1 (March 1917): 39–45; Gray, History of Agriculture, 675–79; S. G. Stephen, “The Origins of Sea Island Cotton,” Agricultural History 50 (1976): 391–99; Trapman, Schmidt & Cº to McConnel & Kennedy, Charleston, January 3, 1824, record group MCK, Box 2/1/30, Letters Received by McConnel & Kennedy, Papers of McConnel & Kennedy, John Rylands Library, Manchester.


[Закрыть].

Производство получило решительный толчок к развитию в 1791 году, когда в результате восстания был уничтожен соперник по производству хлопка – Сан-Доминго, важнейший источник хлопка для Европы, в результате чего цены выросли, а целый класс французских хлопковых плантаторов оказался рассредоточен: одни уехали на Кубу и другие острова, многие – в США. Жан Монтале, например, один из множества хлопковых плантаторов Сан-Доминго, отправился в поисках прибежища на континент и по прибытии приспособил плантацию риса под выращивание хлопка. Таким образом, революция одновременно дала Соединенным Штатам необходимый опыт культивации и повысила финансовые стимулы для американских плантаторов к выращиванию хлопка. Но восстание рабов на плантациях Сан-Доминго также породило среди производителей, плантаторов и государственных деятелей ощущение внутренней нестабильности, присущей той системе рабства и экспроприации земли, которую они намеревались расширять в Северной Америке[214]214
  “La Rapida Transformacion del Paisaje Viorgen de Guantanamo por lose immigran-tes Franceses (1802–1809),” in Levi Marrero, Cuba: Economia y sociedad, vol. 11, Azucar, ilustracion y conciencia, 1763–1868 (Madrid: Editorial Playor, 1983), 148; Moore, The Emergence of the Cotton Kingdom, 4; Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 92; Brian Schoen, The Fragile Fabric of Union: Cotton, Federal Politics, and the Global Origins of the Civil War (Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2009), 12.


[Закрыть].

Хотя производство хлопка «си-айленд» быстро выросло, вскоре оно достигло своего предела, так как этот сорт не мог расти в существенном отдалении от берега. Глубже на континенте хорошо себя чувствовала другая разновидность хлопка, так называемый хлопок «апленд», имевший более короткие и более прочно прикрепленные к семени волокна. С помощью существовавших тогда волокноотделительных приспособлений было трудно избавляться от семян, но в условиях растущих цен и спроса плантаторы заставляли своих рабов отделять семена с помощью длительного и утомительного процесса, в котором использовались валковые волокноотделители, сделанные по образцу индийского устройства под названием «чурка»[215]215
  Wright, The Political Economy of the Cotton South, 13; Gray, History ofAgriculture, 735.


[Закрыть].

Но даже при наличии рабской рабочей силы результат не был удовлетворительным. Плантаторы жаждали обрести такое устройство, с помощью которого можно было бы быстро отделять семя от волокон. В 1793 году Эли Уитни, всего лишь через несколько месяцев после приезда в Саванну по окончании учебы в Йельском колледже, построил первую рабочую модель волокноотделительной машины нового типа, которая могла быстро удалять семена хлопка «апленд». В один миг его машина увеличила производительность волокноотделения в 50 раз. Новость о новой машине быстро распространилась. Фермеры повсюду создавали ее копии. Подобно «дженни» и ватермашине, машина Эли позволила преодолеть еще одно узкое место в производстве хлопковых тканей. В результате в разгаре того, что можно описать лишь как «хлопковую лихорадку», земля, на которой возделывался хлопок, после изобретения волокноотделительной машины выросла в цене предположительно втрое, а «годовой доход тех, кто выращивает его, удвоился по сравнению с доходом до начала возделывания хлопка»[216]216
  Wright, The Political Economy of the Cotton South, 13; on Whitney see Scherer, Cotton as a World Power, 155–67; Stuart W. Bruchey, Cotton and the Growth of the American Economy, 1790–1860: Sources and Readings (New York: Harcourt, Brace & World, 1967), 45; Angela Lakwete, Inventing the Cotton Gin: Machine and Myth in Antebellum America (Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2003), как мне кажется, возражает этому мнению неубедительно; David Ramsay, Ramsay’s History ofSouth Carolina, From its First Settlement in 1670 to the Year 1808, vol. 2 (Newberry, SC: W. J. Duffie, 1858), 214.


[Закрыть].

Вооруженное этой новой технологией, хлопковое производство после 1793 года быстро распространилось вглубь Южной Каролины и Джорджии. В результате в 1795 году значительные объемы хлопка из США впервые прибыли в Ливерпуль. Насколько нам известно, никакая его часть не была конфискована на таможне. Когда поселенцы устремились в этот регион – многие из них были мигрантами с верхнего Юга, – сельская местность была перевернута вверх дном, превратившись из малонаселенного района аборигенов и фермеров, занимавшихся выращиванием своего пропитания и табака, в специализированную хлопководческую область[217]217
  Stanley Dumbell, “Early Liverpool Cotton Imports and the Organisation of the Cotton Market in the Eighteenth Century,” Economic Journal 33 (September 1923): 370; Joyce Chaplin, “Creating a Cotton South,”: 187; здесь она кратко излагает одну такую историю; Gray, History of Agriculture, 685; Lacy K. Ford, “Self– Sufficiency, Cotton, and Economic Development in the South Carolina Upcountry, 1800–1860,” Journal ofEconomic History 45 (June 1985): 261–67.


[Закрыть].

Чтобы получить возможность такого расширения производства, плантаторы привозили с собой тысячи рабов. В 1790-е годы количество рабов в штате Джорджия почти удвоилось и составило 60 тысяч. В Южной Каролине число рабов в северо-западных районах (Upcountry), где культивировался хлопок, с 21 тысячи в 1790 году выросло через семь лет до 70 тысяч, включая 15 тысяч рабов, недавно привезенных из Африки. По мере распространения хлопковых плантаций доля рабов в четырех типичных северо-западных районах выросла с 18,4 % в 1790 году до 39,5 % в 1820 году и 61,1 % в 1860 году. До самой Гражданской войны хлопковое производство шло в ногу с рабством, а Великобритания и США стали двойным центром развивавшейся империи хлопка[218]218
  Цифры из Adam Rothman, “The Expansion of Slavery in the Deep South, 1790–1820” (PhD dissertation, Columbia University, 2000), 20; Allan Kulikoff, “Uprooted People: Black Migrants in the Age of the American Revolution, 1790–1820,” in Ira Berlin and Ronald Hoffman, eds., Slavery and Freedom in the Age of the American Revolution (Charlottesville: University Press of Virginia, 1983), 149; Peter A. Coclanis and Lacy K. Ford, “The South Carolina Economy Reconstructed and Reconsidered: Structure, Output, and Performance, 1670–1985,” in Winfred B. Moore Jr. et al., Developing Dixie: Modernization in a Traditional Society (New York: Greenwood Press, 1988), 97; Allan Kulikoff, “Uprooted People,” 149; Gray, History ofAgriculture, 685.


[Закрыть].

Движение на запад: производство хлопка отдельными штатами США, 1790–1860 годы

Единственной существенной проблемой была земля, так как один и тот же участок нельзя было использовать больше нескольких лет, не высаживая там бобы либо не удобряя его дорогостоящим гуано. Как сетовал один из плантаторов из округа Путнам в Джорджии, «похоже, у нас есть всего одно правило, а именно произвести как можно больше хлопка и истощить как можно больше земли… земля, которая когда-то производила тысячу фунтов хлопка с одного акра, теперь не принесет больше четырех сотен фунтов». Но даже истощение почв не замедлило продвижения хлопковых баронов все дальше на запад и на юг. Недавно опустошенные земли, мобильная рабская рабочая сила и новая технология отделения хлопковых волокон позволяли легко перемещать хлопок на новые территории. После 1815 года хлопковые плантаторы двинулись на запад, к богатым почвам северо-западных районов Южной Каролины и Джорджии. Их миграция в Алабаму и Луизиану, а в конечном итоге в Миссисипи, Арканзас и Техас, была скоординирована с динамикой цен на хлопок. Хотя цена на хлопок постепенно снижалась на протяжении первой половины XIX века, резкие ценовые взлеты (как, например, в первой половине 1810-х, с 1832 по 1837 год, а затем после середины 1840-х годов) приводили к вспышкам экспансии. В 1811 году одна шестнадцатая часть всего хлопка, выращиваемого в США, приходилась на штаты и территории к западу от Южной Каролины и Джорджии, к 1820 году эта доля достигла одной трети, а в 1860 году – трех четвертей. Новые хлопковые поля множились на богатой осадочными отложениями земле вдоль берегов Миссисипи, северной части Алабамы и Черных прерий Арканзаса. Это движение на запад происходило настолько быстро, что к концу 1830-х годов штат Миссисипи уже производил больше хлопка, чем любой другой южный штат[219]219
  Farmer’s Register, vol. 1, 490, цит. по: William Chandler Bagley, Soil Exhaustion and the Civil War (Washington, DC: American Council on Public Affairs, 1942), 18–19; Bruchey, Cotton and the Growth of the American Economy, 80–1.


[Закрыть].

США с такой энергией встроились в империю хлопка, что культивация хлопка в южных штатах быстро стала менять мировой хлопковый рынок. В 1790 году, за три года до изобретения Уитни, США произвели 1,5 млн фунтов хлопка, к 1800 году эта цифра выросла до 36,5 млн фунтов, а к 1820 году – до 167,5 млн фунтов. Объем экспорта в Великобританию увеличился за период с 1791 по 1800 год в 93 раза и еще в семь раз к 1820 году. К 1802 году США уже были крупнейшим поставщиком хлопка на рынок Британии, а к 1857 уже производили приблизительно столько же хлопка, сколько Китай. Американский хлопок «апленд», который так хорошо обрабатывался машиной Уитни, прекрасно соответствовал требованиям британских производителей: хотя волокноотделительная машина повреждала волокно, оно все еще годилось для производства более дешевой и грубой пряжи и тканей, пользовавшихся большим спросом среди низших сословий в Европе и других местах. Но из-за американских поставок хлопка, чуда массового производства пряжи и тканей, а также способности новых потребителей покупать эти дешевые товары прежние реалии традиционного хлопкового рынка устремились ко дну. Активно восхваляемая «революция потребления» в текстильной отрасли брала свое начало в резкой трансформации структуры плантационного рабства[220]220
  United States, Department of Commerce and Bureau of the Census, Historical Statistics of the United States, Colonial Times to 1970, Part 1 (Washington, DC: Government Printing Office, 1975), 518; Edward Baines, History of the Cotton Manufacture in Great Britain (London: H. Fisher, R. Fisher, and P. Jackson, 1835), 302; Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 89, 95; Ramsay, Ramsay’s History of South Carolina, 121.


[Закрыть]. Обретение США господства на мировом рынке хлопка стало радикальной сменой сюжета. Но почему это произошло? Как в 1817 году говорил Тенч Кокс, одни только климат и почва не объясняли потенциала США в отношении производства хлопка, поскольку, как он это сформулировал, «белое золото может выращиваться на колоссальных площадях в плодородных зонах планеты»[221]221
  Tench Coxe, A Memoir of February 1817, 3.


[Закрыть]. США отличались практически от любого другого хлопкового района мира тем, что в распоряжении плантаторов находились практически неограниченные количества земли, труда и капитала, а также их беспрецедентная политическая власть. В Османской империи и в Индии, как мы знаем, могущественные местные правители контролировали землю, а глубоко укорененные социальные группы боролись за пользование ею. В Вест-Индии и Бразилии плантаторы сахарного тростника конкурировали за землю, рабочую силу и власть. В США и на их обширных землях такие осложнения отсутствовали.

С самого момента высадки первых европейских поселенцев со своих кораблей они устремились вглубь континента. Коренным жителям пришлось считаться с тем, что привезли с собой эти корабли: сначала это были микробы, затем сталь. В конце XVIII века американские аборигены все еще контролировали существенные территории на расстоянии всего нескольких сотен миль от береговых провинций, но они оказались неспособны остановить методичное наступление белых поселенцев. Эти поселенцы в конечном итоге выиграли продлившуюся века кровавую войну, преуспев в превращении земли коренных жителей в землю, которая стала «свободной» с юридической точки зрения. Это была земля, на которой социальные структуры были катастрофически ослаблены или уничтожены, земля, потерявшая бо́льшую часть своего народа и, следовательно, не имевшая исторических хитросплетений. В отношении свободной от обременений земли Юг не имел себе соперников в мире выращивания хлопка.

При поддержке южных политиков федеральное правительство агрессивно присоединяло новые территории, покупая их у иностранных держав и силой получая уступки со стороны коренных американцев. В 1803 году в результате покупки Луизианы территория США почти удвоилась, в 1819 году у Испании была куплена Флорида, а в 1845 году присоединен Техас. Во всех этих приобретениях фигурировали земли, превосходно подходившие для возделывания хлопка. Действительно, к 1850 году 67 % хлопка США росло на земле, которая полвека назад еще не принадлежала Соединенным Штатам. Набиравшее силу правительство США положило начало военно-хлопковому комплексу.

Производство хлопка в США, в млн фунтов, 1790–1859 годы

Эта территориальная экспансия, «великая земельная лихорадка», как назвал ее более обобщенно географ Джон Уивер, была тесно связана с территориальными амбициями плантационных, производственных и финансовых капиталистов. Хлопковые плантаторы постоянно продвигали границы в поисках свежей земли для выращивания хлопка, при этом часто опережая федеральное правительство. Созданное ими пограничное пространство характеризовалось почти полным отсутствием государственного надзора: государственная монополия на насилие все еще была далекой мечтой[222]222
  Интереснейшее рассуждение о пограничных территориях см.: John C. Weaver, The Great Land Rush and the Making of the Modern World, 1650–1900 (Montreal: McGill– Queen’s University Press, 2003), 72–76.


[Закрыть]. Однако эти пограничные плантаторы на неосвоенных окраинах империи хлопка не были героями-одиночками, а пользовались поддержкой со стороны одного своего хорошо одетого и учтивого единомышленника. Британский банкир Томас Бэринг, крупнейший в мире торговец хлопком, сыграл решающую роль в экспансии империи хлопка, например, тогда, когда финансировал покупку земель Луизианы, договариваясь о продаже и продавая облигации, благодаря которым была закрыта сделка с французским правительством. При этом Бэринг просил британское правительство разрешить столь колоссальное расширение территории США через Генри Аддингтона, премьер-министра Великобритании. Эта встреча была настолько важна для Бэринга, что он мелкими буквами записал в своем блокноте: