Текст книги "Империя хлопка. Всемирная история"

Воскресенье, 19 июня: виделся с г-ном Аддингтоном в Ричмонд Парке, сообщил ему о подробностях сделки, + ответил на все вопросы. Я задал ему четкий вопрос, одобряет ли он договор + наш образ действий. Он ответил, что считает мудрым шагом со стороны его страны заплатить миллион стерлингов за переход Луизианы от Франции к Америке, + что он не видит в нашем образе действий ничего, что не заслуживало бы одобрения. Он рассматривает Луизиану в руках Америки как дополнительный способ для наших производителей и Кº выйти на рынок вместо Франции, кроме прочих мотивов непосредственно политического характера, которые мы не обсуждали[223]223
  Note by Thomas Baring, Sunday, June 19, in NP 1. A. 4. 13, Northbrook Papers, Baring Brothers, ING Baring Archive, London.


[Закрыть].

Этот бросок на юг и запад представлял собой намного больше, чем просто поиск плантаторами свежей земли. Экспансия служила сразу многим интересам: быстро консолидировавшегося государства, надеявшихся на выход западных фермеров к морю, растущим потребностям мировых рынков, а также экономическим и политическим устремлениям Великобритании. По мере расширения промышленного капитализма зона действия военного капитализма продолжала разрастаться.

Однако одних только международных договоров было недостаточно. Чтобы земля могла служить плантаторам, эту недавно присоединенную территорию необходимо было освободить от контроля ее коренных жителей. Уже в начале 1800-х годов индейцы племени крик под принуждением отказались от своих притязаний на землю в Джорджии, которая была после этого употреблена под хлопковые плантации. Десять лет спустя крики потерпели новые поражения и были вынуждены подписать Договор форта Джексона, уступив 23 млн акров земли там, где теперь находятся штаты Алабама и Джорджия. После 1814 года федеральное правительство подписало новые договоры с криками, чикасо и чокто, получив контроль над миллионами акров земли на юге, в том числе договор Эндрю Джексона 1818 года с народом чикасо, открывший западный Теннесси для культивации хлопка, и договор 1819 года с народом чокто, по которому США получили 5 млн акров земли в дельте Язу-Миссисипи в обмен на неизмеримо худшую землю в Оклахоме и Арканзасе. Конгрессмен от штата Алабама Дэвид Хаббард в 1835 году пригласил New York and Mississippi Land Company купить земли, с которых были изгнаны чикасо и которые были затем обращены в хлопковые плантации: «Если по своем возвращении я получу от вас что-либо в форме явного предложения получить в собственность общественные земли народа чикасо, я буду готов действовать немедленно в соответствии с масштабом вашей схемы и разработаю план своих действий таким образом, чтобы полностью учесть перспективу ваших капиталистов в моей будущей работе». Компания купила приблизительно двадцать пять тысяч акров. В 1838 году федеральные войска начали изгонять народ чероки с земли их предков в Джорджии, которую предстояло превратить в хлопковые плантации. Еще дальше на юг, во Флориде, необычайно богатые хлопковые земли были отняты у семинолов в войне 1835–1842 годов, самой долгой в истории США до войны во Вьетнаме. Неудивительно, что плантаторы Миссисипи, как утверждает один историк, «были одержимы идеей четко организованной и обученной милиции, хорошего оружия и быстро реагирующей федеральной армии»[224]224
  Gray, History ofAgriculture, 686, 901; эта история изложена в Rothman, “The Expansion of Slavery in the Deep South,” 155–69; см. также: Daniel H. Usner Jr., American Indians in the Lower Mississippi Valley: Social and Economic Histories (Lincoln: University of Nebraska Press, 1998), 83–89; James C. Cobb, The Most Southern Place on Earth: The Mississippi Delta and the Roots of Regional Identity (New York: Oxford University Press, 1992), 7; Lawrence G. Gundersen Jr., “West Tennessee and the Cotton Frontier, 1818–1840,” West Tennessee Historical Society Papers 52 (1998): 25–43; David Hubbard to J. D. Beers, March 7, 1835, in New York and Mississippi Land Company Records, 1835–1889, State Historical Society of Wisconsin, Madison. Выражаю благодарность Ричарду Рабиновичу за то, что он обратил мое внимание на этот источник.


[Закрыть].

Коренные американцы понимали, какие факторы лежали в основе расширявшегося военно-хлопкового комплекса: после изгнания вождь чероки Джон Росс в письме в Конгресс в 1836 году следующим образом выразил свое осуждение: «Нас могут грабить не скрываясь от нас; к нам могут применять силу; нас даже могут лишить жизни, и нет никого, кто посчитался бы с нашими жалобами. У нас отняли национальность; мы лишены гражданских прав. Мы лишены места в человеческой семье!» Принуждение и насилие, которое требовалось для мобилизации рабской рабочей силы, по масштабу было сравнимо лишь с экспансионистской войной против коренного населения. Ни о чем подобном нельзя было и подумать в Анатолии или Гуджарате[225]225
  Dewi Ioan Ball and Joy Porter, eds., Competing Voicesfrom Native America (Santa Barbara, CA: Greenwood Press, 2009), 85–87.


[Закрыть].

Хотя континентальная консолидация приносила новые земли для возделывания хлопка, она в то же время обеспечивала доступ к крупным рекам, необходимым для перевозки хлопка. Необыкновенная дешевизна перевозок в Америке не была предопределенной, а стала прямым результатом расширения ее государственной территории. Самой значимой рекой в этом смысле была Миссисипи, и порт Нового Орлеана в ее устье превратился в результате мощного роста объемов перевозки хлопка в главный американский хлопковый порт. Но и другие реки – Красная река в Луизиане, Томбигби и Мобил в Алабаме – также имели значение. Первые пароходы появились на Миссисипи в 1817 году, снизив транспортные издержки, а к 1830-м годам железные дороги соединили новые земли с реками и морскими портами. Таким образом благодаря самым современным технологиям стала возможна самая жестокая трудовая эксплуатация человека[226]226
  Интересные подробности этой истории упомянуты в Rothman, “The Expansion of Slavery in the Deep South,” 20ff.; Gray, History ofAgriculture, 709; Moore, The Emergence of the Cotton Kingdom, 6; John F. Stover, The Routledge Historical Atlas of the American Railroads (New York: Routledge, 1999), 15.


[Закрыть].

Ненасытный спрос хлопковых плантаторов преобладал в политике новой страны – не только потому, что государство, освободив землю, снабжало ею плантаторов, но и потому, что им нужно было использовать принудительный труд. Плантаторы в США как нигде больше имели доступ к большим количествам дешевых работников, которых журнал American Cotton Planter назвал «самой дешевой и доступной рабочей силой в мире». Хлопок, до появления в 1940-е годы механизированной уборки, был трудоемкой культурой. Дефицит рабочих на уборке хлопка был самым сильным фактором, ограничивающим его производство – еще более серьезным, чем рабочие часы, необходимые для прядения и ткачества. «Настоящим ограничением для производства хлопка, – утверждал южный журнал De Bow’s Review, – является рабочая сила». В рамках сложных сельскохозяйственных структур в Индии Великих Моголов или в Османской империи сельские жители, которые занимались выращиванием хлопка, сначала должны были обеспечить себя урожаем для собственного потребления, таким образом ограничивая урожай, предназначенный на продажу. Как мы видели, нехватка рабочей силы была одним из главных ограничений производства в Западной Анатолии. В Бразилии, где возможно было использование рабского труда, хлопок слабо конкурировал с еще более трудоемкой культивацией сахарного тростника на плантациях. А с отменой работорговли Британией в 1807 году плантаторам Вест-Индии стало трудно нанимать работников[227]227
  American Cotton Planter 1 (1853): 152; De Bow’s Review 11 (September 1851): 308; см. также: James Mann, The Cotton Trade of Great Britain (London: Simpkin, Marshall & Cº, 1860), 53; Elena Frangakis-Syrett, The Commerce of Smyrna in the Eighteenth Century (1700–1820) (Athens: Centre for Asia Minor Studies, 1992), 237.


[Закрыть].

В США, однако, почти любой дефицит можно было восполнить, располагая нужным количеством денег. Рынки рабов в Новом Орлеане и других местах бурно росли вместе с хлопком. Столь же важно, что для выращивания хлопка стало возможно использовать сотни тысяч рабов, поскольку выращивание табака в штатах верхнего Юга стало менее прибыльным после Американской революции, побуждая рабовладельцев тех мест продавать свою живую собственность. Как проницательно заметил один британский наблюдатель в 1811 году, «культивация табака в Вирджинии и Мэриленде в последнее время стала пользоваться меньшим вниманием; а бригады негров, которые раньше были в ней заняты, отправляются в южные штаты, где американский хлопковый плантатор, усиленный таким образом, теперь может приступить к своей работе с бóльшей энергией». К 1830 году целый миллион человек (или каждый из тринадцати американцев) выращивал хлопок в США – большинство из них были рабами[228]228
  Charles Mackenzie, Facts, Relative to the Present State of the British Cotton Colonies and to the Connection of their Interests (Edinburgh: James Clarke, 1811), 35; “Cotton. Cultivation, manufacture, and foreign trade of. Letter from the Secretary of the Treasury,” March 4, 1836 (Washington: Blair & Rives, 1836), 16, http://catalog.hathitrust.org/Record/011 159 609.


[Закрыть].

Расширение хлопкового производства, таким образом, придало новых сил рабству и привело к колоссальному перемещению рабочей силы с верхнего на нижний Юг. Только за тридцать лет после изобретения волокноотделительной машины (с 1790 по 1820 год) четверть миллиона рабов были насильно переселены, а с 1783 и до прекращения международной работорговли в 1808 году торговцы ввезли в США, по оценкам, 170 000 рабов – или треть всех рабов, ввезенных в Северную Америку после 1619 года. Всего в рамках внутренней торговли рабами на Глубокий Юг было насильно перемещено до миллиона рабов, в основном для выращивания хлопка[229]229
  Allan Kulikoff, “Uprooted People,” 143–52; James McMillan, “The Final Victims: The Demography, Atlantic Origins, Merchants, and Nature of the Post-Revolutionary Foreign Slave Trade to North America, 1783–1810” (PhD dissertation, Duke University, 1999), 40–98; Walter Johnson, “Introduction,” in Johnson, ed., The Chattel Principle: Internal Slave Trades in the Americas (New Haven, CT: Yale University Press, 2004), 6; Walter Johnson, Soul by Soul: Life Inside the Antebellum Slave Market (Cambridge, MA: Harvard University Press, 2001); Rothman, “The Expansion of Slavery in the Deep South,” 59, 84, 314; Scherer, Cotton as a World Power, 151; Michael Tadman, Speculators and Slaves: Masters, Traders, and Slaves in the Old South (Madison: The University of Wisconsin Press, 1989), 12.


[Закрыть].

Разумеется, не весь хлопок в США выращивался рабами на крупных плантациях. Мелкие фермеры на верхнем Юге тоже производили хлопок; они это делали потому, что он снабжал их наличными деньгами, а его культивация, в отличие от сахарного тростника или риса, не требовала существенных капитальных вложений. Однако, несмотря на свои усилия, все вместе они производили лишь небольшую долю от общего урожая. Как мы видели, по всему миру мелкие фермеры в первую очередь обеспечивали себя пропитанием, и только потом занимались товаром на продажу. 85 % всего хлопка, выращенного на Юге в 1860 году, было получено с участков земли крупнее сотни акров; владельцам этих ферм принадлежало 91,2 % всех рабов. Чем крупнее ферма, тем больше было возможностей у плантатора воспользоваться преимуществами масштаба, присущими культивации хлопка с помощью рабского труда. Крупные фермы могли позволить себе иметь волокноотделительные машины для удаления семян и прессы для упаковки пышных волокон в компактные тюки, тем самым снижая транспортные издержки и повышая эффективность выращивания хлопка; они могли заниматься сельскохозяйственными экспериментами с целью вырвать больше питательных веществ у расчищенной почвы; они могли покупать новых рабов во избежание дефицита рабочей силы[230]230
  См.: John H. Moore, “Two Cotton Kingdoms,” Agricultural History 60, no. 4 (Fall 1986): 1–16; цифры из Wright, The Political Economy of the Cotton South, 27–28; Ronald Bailey, “The Other Side of Slavery: Black Labor, Cotton, and Textile Industrialization in Great Britain and the United States,” Agricultural History 68 (Spring 1994): 38.


[Закрыть]. Хлопок требовал, вполне буквально, охоты на работников и вечной борьбы за контроль над ними. Торговцы рабами, бараки для их содержания, аукционы по их продаже, а также сопутствующее физическое и психологическое насилие, сопряженное с удержанием в неволе миллионов людей, играли центральную роль в расширении хлопкового производства в США и в промышленной революции в Великобритании.

Лучше, чем кто-либо другой, понимали насильственную природу успеха хлопковой отрасли рабы. Если им предоставлялась возможность, то они рассказывали во всех подробностях о ее зверствах. Джон Браун, беглый раб, вспоминал в 1854 году о том, как он «был высечен… плетью из воловьей шкуры», и как «надсмотрщики преследовали „сбежавших негров“». «Когда цены [на хлопок] на английском рынке росли, – вспоминает он, – бедные рабы сразу чувствовали это на себе, ведь их сильнее понукали, и кнут чаще летал в воздухе». Генри Бибб, еще один раб, вспомнил об ужасающем случае: «По сигналу рога надсмотрщика все рабы вышли и наблюдали мое наказание. С меня сорвали одежду и заставили меня лечь на землю, уткнувшись в землю лицом. Рядом были вбиты четыре кола, к которым меня привязали за руки и за ноги. Затем надсмотрщик встал надо мной с плетью»[231]231
  John Brown, Slave Life in Georgia: A Narrative of the Life, Sufferings, and Escape of John Brown, a Fugitive Slave, Now in England: Electronic Edition, ed. Louis Alexis Chamerovzow (University of North Carolina at Chapel Hill, 2001), 11, 27, 171–72 http://docsouth.unc.edu/neh/jbrown/jbrown.html, исходная публикация 1854 г.; Henry Bibb, Narrative of the Life and Adventures of Henry Bibb, an American Slave, Written by Himsefl: Electronic Edition (University of North Carolina at Chapel Hill, 2000), 132, http://docsouth.unc.edu/neh/bibb/bibb.html.


[Закрыть].

Экспансия хлопкового производства в Великобритании находилась в зависимости от насилия, применявшегося на другом берегу Атлантического океана. Хлопок, опустошенные земли и рабство стали настолько тесно связаны друг с другом, что хлопковый торговец из Ливерпуля Уильям Рэтбоун VI, направляясь в США в 1849 году, сообщил своему отцу, что «негры и все остальное здесь движется в одном ритме с хлопком». Рабский труд играл настолько важную роль, что газета Liverpool Chronicle and European Times предупреждала о том, что если рабы когда-либо будут освобождены, то цены на хлопковое волокно могут вырасти на 100–200 %, а последствия для Британии будут разрушительными. В то время как жестокое принуждение кошмаром нависало над миллионами американских рабов, возможное окончание этого насилия было кошмаром для тех, кто собирал баснословные прибыли империи хлопка[232]232
  William Rathbone VI to Rathbone Brothers, 2 February 1849, RP/ XXIV.2.4, File of Correspondence, Letters from William Rathbone VI while in America, Rathbone Papers, Special Collections and Archives, University of Liverpool, Liverpool; The Liverpool Chronicle цит. по: Bremer Handelsblatt 93 (1853): 6.


[Закрыть].

Рабы, собирающие хлопок в Джорджии

Чтобы снизить вероятность наступления этого кошмарного сценария, плантаторы в США также прибегали к третьему преимуществу, которое делало их ведущими хлопководами в мире – политической власти. Рабовладельцы южных штатов закрепили основу своей власти в Конституции, в пункте о трех пятых. Целый ряд президентов и судей Верховного суда, владевших рабами, а также сильное представительство в обеих палатах Конгресса, гарантировали, казалось, вечную политическую поддержку института рабства. Отсутствие соперничающих элит в самих рабовладельческих штатах и колоссальное влияние рабовладельцев на правительства штатов делало возможным существование такой власти на государственном уровне и дополняло ее. Эти правительства штатов в конечном итоге также позволили хлопковым плантаторам в Северной Америке преумножить эффект дарованных им судьбой судоходных рек рядом с их плантациями путем прокладки железных дорог все глубже и глубже во внутренние районы. Напротив, хлопковые фермеры в Бразилии, соперничая с интересами влиятельных плантаторов сахарного тростника, не могли по своему усмотрению проводить усовершенствование инфраструктуры, чтобы облегчать культивацию хлопка. Перевозка хлопка на дальние расстояния мулами или лошадьми по-прежнему была дорогой; например, перевозка из района реки Сан-Франсиску в порт Сальвадора почти удваивала цену хлопка. В Индии транспортная инфраструктура по-прежнему оставалась неразвитой (по имеющимся оценкам, транспортные издержки при доставке хлопка до порта в Индии увеличивали его стоимость примерно на 50 %, тогда как в США – всего на 3 %), поскольку у торговцев хлопком и фермеров в Индии не было того капитала и власти, которые позволили бы быстро ее улучшить. Политическое влияние рабовладельцев в Американской республике также имело решающее значение потому, что позволяло им распространять институт рабства на новые территории Юга и Юго-Запада, в то же время успешно обязывая федеральное правительство проводить политику экспроприации земли у коренных американцев[233]233
  Эта тема целиком излагается в John Casper Branner, Cotton in the Empire of Brazil: The Antiquity, Methods and Extent of Its Cultivation, Together with Statistics of Exportation and Home Consumption (Washington, DC: Goverment Printing Office, 1885), 25–27 и особенно Luiz Cordelio Barbosa, “Cotton in 19th Century Brazil: Dependency and Development” (PhD dissertation, University of Washington, 1989), 7, 9, 65; Eugene W. Ridings Jr., “The Merchant Elite and the Development of Brazil: The Case of Bahia during the Empire,” Journal ofInteramerican Studies and World Affairs 15, no. 3 (August 1973): 343; Gray, History ofAgriculture, 694; это важное соображение тщательно исследовано в Rothman, “The Expansion of Slavery in the Deep South,” 55; см. также: Chaplin, “Creating a Cotton South,” 193.


[Закрыть].

Перевозчик хлопка, Бразилия, 1816 год

Косвенным образом независимость Америки обернулось благословением для европейской, в особенности британской хлопковой отрасли. Через сто лет агитации за отмену рабства Британия уступила и в 1834 году объявила рабство в пределах империи вне закона. Некоторые американские революционеры надеялись на подобное искоренение рабства по мере развития их собственного государства, однако стали свидетелями того, как этот институт превратился в локомотив роста важнейшего в мире региона выращивания хлопка. При этом независимость убрала ограничения на экспроприацию земли у коренных американцев, поскольку отныне отношения между белыми поселенцами и североамериканскими индейцами не были предметом сложных переговоров в европейской политике. Разграничение политической и экономической сфер в реальности оказалось решающим для наиболее динамично развивающейся в мире отрасли, поскольку выращивавшие хлопок рабовладельцы преобладали в региональных правительствах, оказывая существенное влияние на национальное правительство, и государственная политика могла до поразительной степени соответствовать их интересам; в пределах же Британской империи существование рабовладельцев было невозможно. Результат совместного действия этих факторов можно видеть на примере дельты Язу-Миссисипи. Здесь, на территории примерно семи тысяч квадратных миль, могучая Миссисипи тысячелетиями откладывала питательные слои почвы, которые стали рассадником для самой продуктивной хлопковой территории. В 1859 году шестьдесят тысяч рабов трудились в дельте Миссисипи, производя ошеломительные 66 млн фунтов хлопка – почти в десять раз больше, чем вывозилось из Сан-Доминго во Францию на пике его производительности в начале 1790-х годов[234]234
  По 400 фунтов в тюке. Цифры взяты из Moore, The Emergence of the Cotton Kingdom, 129.


[Закрыть].

Для того чтобы дельта Миссисипи стала главным производителем самого важного товара индустриального мира (подобно Саудовской Аравии начала XIX века), нужно было отобрать землю у ее изначальных обитателей, а также мобилизовать труд, капитал, знания и государственную власть. С 1820 по 1832 год по условиям ряда договоров, подкрепленных стычками и военным противостоянием, бóльшая часть земли перешла от чокто – коренного населения – к белым поселенцам. В фургонах, на плотах и в плоскодонных лодках полные надежд хлопковые плантаторы завозили рабов на Юг отовсюду для расчистки этой земли от «джунглеобразной» растительности, а затем для обработки мотыгами, посева, обрезки молодых растений и сбора урожая хлопка. Новость о том, что дельта Миссисипи была «самым верным местом для посадки хлопка во всем мире», облетела весь Юг; плантаторы, которым был доступен существенный капитал (по большей части в форме рабочей силы) и опыт, устремились туда. Устроенные ими плантации стали внушительным бизнесом: к 1840 году в округе Вашингтон, находившимся в самом сердце дельты Миссисипи, насчитывалось более десяти рабов на каждого белого жителя. К 1850 году каждая белая семья в этом округе держала в среднем более восьми рабов. Крупнейшему плантатору дельты, Стивену Дункану, принадлежало 1036 рабов, а его состояние к концу 1850-х годов оценивалось в 1,3 млн долларов. Хотя и не будучи типичными хлопковыми фермами, плантации дельты Миссисипи были бизнесом с очень высокой капитализацией, одними из самых крупных в Северной Америке, и необходимые инвестиции были бы за пределами возможностей почти любого северного промышленника. Богатство, если смотреть на него с парадных портиков роскошных и элегантно обставленных особняков дельты Миссисипи, шло прямо из земли, будучи результатом странной алхимии, сочетавшей опустошенные земли, рабский труд и, как мы увидим, нескончаемый поток европейского капитала[235]235
  Cobb, The Most Southern Place on Earth, 7–10.


[Закрыть].

Растущее преобладание плантаторов на мировых хлопковых рынках подпитывало само себя. По мере того как культивация хлопка распространялась в южных США, а британские и в конечном счете континентальные европейские покупатели становились все более и более зависимы от поставок хлопка, углублялись институциональные связи между Югом США и Европой. Европейские торговцы, занимавшиеся ввозом хлопка, отправляли своих агентов в Чарльстон, Мемфис и Новый Орлеан. Они регулярно переписывались с деловыми партнерами на другом берегу Атлантического океана. Эти торговцы выстроили плотную сеть морских перевозок и объединяли торговлю хлопком со своим бизнесом в других сферах. Люди, занятые в торговле хлопком, часто пересекали северную часть Атлантического океана, завязывая тесные деловые, дружеские и даже супружеские связи. Сети таких связей, в свою очередь, делали трансатлантическую торговлю более надежной и предсказуемой, тем самым снижая издержки и давая Соединенным Штатам еще одно решительное преимущество над их потенциальными конкурентами, такими как Индия или Бразилия.

В центре всех этих сетей были потоки хлопка, шедшего из США в Европу, и капитала, направленного в обратную сторону. Этот капитал чаще всего был обеспечен залогом рабов, давая владельцам закладных право на определенного раба в случае неплатежеспособности должника. Как показала историк Бонни Мартин, в Луизиане 88 % кредитов выдавались под залог рабов как (частичное) обеспечение; в Южной Каролине этот показатель составлял 82 %. Всего, по ее оценкам, сотни миллионов долларов капитала были обеспечены людьми, которые были чьей-то собственностью. Таким образом, рабство позволяло быстро распределять не только рабочую силу, но и капитал[236]236
  Bonnie Martin, “Slavery’s Invisible Engine: Mortgaging Human Property,” Journal of Southern History 76, no. 4 (November 2010), 840–41.


[Закрыть].

Получая огромные богатства от экспроприированной земли и рабочей силы, плантаторы инвестировали в сельскохозяйственные усовершенствования, что является еще одной иллюстрацией тому, как успех порождал новый успех. Они экспериментировали, например, с различными гибридами хлопка, полученными на основе семян из Индии, Османской империи, Центральной Америки, Вест-Индии и других мест, создавая волокна хлопка, устойчивые к определенному местному климату и почвам, и со временем вывели сотни и сотни различных сортов хлопчатника. Самый значимый эпизод произошел в 1806 году, когда плантатор из Натчез Уолтер Берлинг привез из Мексики семена хлопка с более крупными коробочками, которые было легче срывать, и который, по мнению экспертов, «обладал более качественным волокном, особенно в отношении длины, и был устойчив к „гнили“». Эту разновидность хлопка веками выращивали коренные жители возвышенности в центре Мексики, и, привезенная в США, она была присвоена американскими плантаторами, став «базовой зародышевой плазмой для всех, кто выводил последующие разновидности хлопка „апленд“ в США и во всем мире». Этот новый хлопок можно было собирать в три-четыре раза быстрее, чем распространенный в то время вид «джорджия грин сид». По жестокой иронии судьбы, способность американских индейцев получить хлопковое волокно, хорошо подходившее для американских условий, послужила сильным импульсом к экспроприации их земель и сделала рабский труд в этих землях значительно более производительным[237]237
  C. Wayne Smith and J. Tom Cothren, eds., Cotton: Origin, History, Technology, and Production (New York: John Wiley & Sons, 1999), 103, 122; О различном происхождении американского хлопка см. также: Whitemarsh B. Seabrook, A Memoir of the Origin, Cultivation and Uses of Cotton (Charleston, SC: Miller & Browne, 1844), 15; John H. Moore, “Cotton Breeding in the Old South,” Agricultural History 30 (1956): 97; Moore, The Emergence of the Cotton Kingdom, 35; Gray, History ofAgriculture, 691.


[Закрыть].

Подобные инновации в управлении рабочей силой и в сельском хозяйстве все больше институциализировались благодаря построению плотных, но четко региональных сетей, по которым передавались знания. Книги, сельскохозяйственные институты, такие журналы, как De Bow’s Review и American Cotton Planter, а также региональные сельскохозяйственные собрания распространяли информацию о том, как выбирать семена, организовывать рабочую силу, считывать сигналы рынка, как мотыжить и сажать, во что вкладывать деньги – словом, как совершенствоваться в «практической плантаторской экономике»[238]238
  American Cotton Planter 2 (May 1854): 160.


[Закрыть].

Европейская промышленная революция активно повлияла и на эволюцию рабства на американском Юге. Бригадный труд, который ни в коей мере не являлся новой формой труда, однако никогда не был столь распространен, как на хлопковых плантациях, служил примером нового ритма промышленного труда, или, как выразился один автор, «военного сельского хозяйства». Систематическая мобилизация женщин и детей среди рабов на хлопковых фермах еще больше повысила их производительность. В результате производство хлопка в США росло значительно быстрее, чем количество занятых на фермах рабов. Это увеличение отчасти было связано с использованием различных разновидностей хлопчатника, но имела место и систематическая интенсификация эксплуатации. Плантационное рабство в США XIX века позволяло организовывать труд так, как это было невозможно в самом сердце зарождавшейся мировой промышленности. Так как плантации по размерам часто превосходили фабрики и требовали более существенных капитальных вложений, а также потому, что, за исключением вспышки новаторства вокруг изобретения волокноотделительной машины Эли Уитни в 1790-е годы, технологический прогресс в выращивании хлопка был ограничен, повышение продуктивности плантаций могло достигаться только реорганизацией труда. Рабовладельцы обеспечивали рост продуктивности путем установления почти тотального контроля над рабочим процессом – прямой результат насильственного господства над работниками. Ничего подобного нельзя было реализовать на возникавших тогда в мире текстильных фабриках, где работники успешно поддерживали некоторое подобие ритма ферм, мелких мастерских и ремесленных цехов, из которых они пришли[239]239
  W. E. B. DuBois, The Suppression of the African Slave-Trade to the United States ofAmeri-ca (New York: General Books LLC, 2009), 140; Edgar T. Thompson, Plantation Societies, Race Relations, and the South: The Regimentation of Population: Selected Papers of Edgar T. Thompson (Durham, NC: Duke University Press, 1975), 217; Alan L. Olmstead and Paul W. Rhode, “Slave Productivity on Cotton Production by Gender, Age, Season, and Scale”; www.iga.ucdavis.edu/Research/ all-uc/conferences/spring-2010, доступ 11 июня 2012 г.; Bailey, “The Other Side of Slavery,” 36.


[Закрыть]. Всесторонний контроль над работниками – ключевая характеристика капитализма – продемонстрировал свой первый большой успех на хлопковых плантациях американского Юга.

Поскольку господство плантаторов над их рабочей силой радикально отличалось от того, как были связаны английские торговцы с сельскими жителями, выращивавшими хлопок в Индии или османскими землевладельцами в Анатолии, они могли оказывать все более сильное давление на своих рабов, придумывая все более зверские методы воспитания своих работников. В самом деле, по мнению историка Эдварда Баптиста, пытки лежали в основе возможности американских плантаторов производить все больше хлопка. Новаторские способы трудового учета помогали плантаторам выжимать больше труда из своих работников. Как сказал теоретик менеджмента Билл Кук: «Сегодня нет никаких сомнений в том… что она [плантация] была местом первоначального развития промышленной дисциплины». А с ростом продуктивности хлопковых плантаций цены упали, что позволило британским производителям стать еще более конкурентоспособными на мировых рынках, а это, помимо множества других обстоятельств, в конечном итоге подорвало производство в Индии и во всех остальных местах и сильно облегчило последующую интеграцию ее сельской местности в глобальную империю хлопка[240]240
  Caitlin C. Rosenthal, “Slavery’s Scientific Management: Accounting for Mastery,” in Sven Beckert and Seth Rockman, eds., Slavery’s Capitalism: A New History ofAmerican Economic Development, (Philadelphia: University of Pennsylvania Press, forthcoming, 2015); Frederick Law Olmstead, A Journey in the Back Country (Williamstown, MA: Corner House, 1972), 153–54, исходная публикация 1860 г.; Bill Cooke, “The Denial of Slavery in Management Studies,” Journal of Management Studies 40 (December 2003): 1913. Совсем недавно важность «биологических инноваций» была отражена в Alan L. Olmstead and Paul W. Rhode, “Biological Innovation and Productivity Growth in the Antebellum Cotton Economy,” National Bureau of Economic Research Working Paper No. 14 142, June 2008; Alan L. Olmstead and Paul W. Rhode, Biological Innovation and American Agricultural Development (New York: Cambridge University Press, 2008). Убедительный критический разбор также можно найти в Edward Baptist, “The Whipping-Machine” (unpublished paper, Conference on Slavery and Capitalism, Brown and Harvard Universities, March 10, 2011, находится у автора). О важности снижения цен для завоевания господства на рынках см.: Stephen Broadberry and Bishnupriya Gupta, “Cotton Textiles and the Great Divergence: Lancashire, India and Shifting Competitive Advantage, 1600–1850,” Center for Economic Policy Research (April 12, 2005), http://www.cepr.org/meets/wkcn/1/1626/papers/Broadberry.pdf.


[Закрыть].

Рационализация контроля труда посредством кнута: Томас Аффлек рекламирует свою конторскую книгу для хлопковых плантаций

Ритм промышленного производства проникал на плантации и другими путями. Поскольку расширение культивации хлопка зависело от предоставления кредита, иногда обеспеченного залогом рабов, бóльшая часть которого поступала с лондонского денежного рынка, модели этого расширения теперь следовали конкурентной логике рынка, а не прихотливым личным устремлениям и местным обстоятельствам – капитал приходил туда, где можно было производить хлопок в бóльшем количестве и с меньшими издержками. К великому сожалению южных плантаторов, фактор – торговец, продающий хлопок плантаторов, поставляющий им товары и предоставляющий кредит, а с ним и денежный рынок Лондона был определяющим источником их богатства и власти. Однако лондонский денежный рынок и ланкаширские производители в той же мере зависели от местных экспертов в области насильственной экспроприации земли и работников. Старый патернализм плантаторов восточного побережья, частично огражденный меркантилистской логикой взаимовыгодного и защищенного обмена между родиной и колониями британской имперской экономики, уступил более свободному, более конкурентному и гибкому социальному порядку, опосредованному торговым капиталом. Ненасытный аппетит к накоплению ускорил «социальный метаболизм» хлопкового производства. Логика военного капитализма теперь фактически исходила из его промышленного (опиравшегося на наемный труд) центра в Ланкашире. Тогда как в XVIII веке рабство позволило промышленности встать на ноги, теперь оно стало неотъемлемой частью ее непрерывной экспансии[241]241
  См.: по этой теме Philip McMichael, “Slavery in Capitalism: The Rise and Demise of the U.S. Ante-Bellum Cotton Culture,” Theory and Society 20 (June 1991): 335; о концепции социального метаболизма см., например: Juan Martinez Alier and Inge Ropke, eds., Recent Developments in Ecological Economics (Northampton, MA: Edward Elgar Publishing, 2008); Dale W. Tomich, Through the Prism of Slavery (Lanham, MD: Rowman & Littlefield, 2004), 61.


[Закрыть].

Плоды рабства: индексированные цены на хлопок «американский мидлинг» в Ливерпуле (1860 = 100)

Замысловатое сочетание экспроприированных земель, рабского труда и господства государства, которое предоставляло колоссальную свободу рабовладельцам в отношении их рабов, приносило баснословные прибыли тем, кто мог ей воспользоваться: уже в 1807 году доход на инвестиции в хлопковую плантацию на реке Миссисипи составлял, по оценкам, 22,5 %. Тысячи плантаторов двигались вместе с границей территории культивации хлопка, чтобы поучаствовать в этих прибылях. Прибыльность хлопка также отражена в резко выросших ценах на рабов: молодой раб мужского пола в Новом Орлеане в 1800 году стоил приблизительно 500 долл., а перед гражданской войной уже 1800 долл. Вот история молодого плантатора из Джорджии Джозефа Клэя. Он купил Ройял Вейл, рисовую плантацию в округе Чатэм, штат Джорджия, в 1782 году. До 1793 года он выращивал рис. В тот год он, услышав о волокноотделительной машине Уитни, взял кредит на 32 000 долл., купил на эти деньги новых рабов, велел им переделать часть своей земли под хлопковые поля и установил ряд волокноотделительных машин. Это предприятие оказалось столь прибыльным, что лишь семь лет спустя он смог выплатить свой долг, с роскошью обставить свой особняк и купить новых рабов и волокноотделительные машины. Когда в 1804 году Клэй умер, его состояние было оценено в 276 000 долл[242]242
  Gray, History of Agriculture, 688; Eugene Genovese, “Cotton, Slavery and Soil Exhaustion in the Old South,” Cotton History Review 2 (1961): 3–17; о ценах на рабов см.: Adam Rothman, “The Domestic Slave Trade in America: The Lifeblood of the Southern Slave System,” in Johnson, ed., The Chattel Principle, 95; о Клэе см.: Savannah Unit Georgia Writers’ Project, Work Projects Administration in Georgia, “The Plantation of the Royal Vale,” Georgia Historical Quarterly 27 (March 1943): 97–99. Анализ прибыльности рабства см.: Robert Fogel and Stanley Engerman, Time on the Cross. The Economics ofAmerican Negro Slavery (Boston: Little Brown & Cº, 1974).


[Закрыть]. Похожим образом плантатор индиго из Южной Каролины Питер Гайярд поправил свои дела благодаря хлопковому буму. К 1790 году бизнес Гайярда по производству индиго практически рухнул из-за исчезновения британского рынка, и на плантации он стал выращивать пропитание для своей семьи.

Как сообщал один из его друзей, «те зловещие десять лет перед появлением хлопка как рыночного товара ввергли его, как и других, в долги и нужду». В 1796 году, однако, он начал выращивать хлопок – «блестящие перспективы открылись теперь глазам отчаявшихся плантаторов» – культуру столь прибыльную, что уже через четыре года он расплатился со всеми долгами и в 1803 году отстроил новый особняк в своих владениях. Принудительный труд означал скорую прибыль; к 1824 году у него было пятьсот рабов. Уэйд Хэмптон I из Южной Каролины повторил этот опыт. По имеющимся данным, его первый урожай хлопка в 1799 году принес прибыль 75 000 долл., а к 1810 году он получал ежегодно по 150 000 долл. со своих хлопковых плантаций. Его сын впоследствии использовал часть этой прибыли при переезде в дельту реки Миссисипи в середине 1840-х годов. Будущий хлопковый плантатор Дэниел Джордан, исследуя возможности выращивания хлопка в Миссисипи, видел «поле для деятельности, где я могу делать деньги… в этом штате я могу за 5 лет сделать столько денег, сколько может понадобиться человеку»[243]243
  Samuel Dubose and Frederick A. Porcher, A Contribution to the History of the Huguenots ofSouth Carolina (New York: Knickerbocker Press, 1887), 19, 21; Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 91; Coclanis and Ford, “The South Carolina Economy Reconstructed and Reconsidered,” 97; Cobb, The Most Southern Place on Earth, 10; Daniel W.Jordan to Emily Jordan, Plymouth, August 3, 1833, in Daniel W.Jordan Papers, Special Collections Department, Perkins Library, Duke University.


[Закрыть].

Усиленные своим богатством, уверенные в своей способности с помощью рабов выжимать из земли все больше хлопка, американские хлопковые плантаторы в 1802 году достигли доминирующего положения на британском рынке. К 1830-м годам они захватили также возникающие рынки Европы и Северной Америки. В результате пострадали те, кто производил хлопок раньше, особенно в Вест-Индии: «Конкуренция, если предоставить ей полную свободу и ничем не ограничивать, не может долго поддерживаться колонистами [в Вест-Индии], так как та цена, которая приносит обильную прибыль американскому хлопководу, не может покрыть расходов колониста на культивацию», – заметил автор анонимного письма в 1812 году. Другие потенциальные конкуренты, как, например, фермеры в Индии, сажали хлопок приблизительно на той же площади, что и плантаторы Северной Америки уже в 1850 году, но их присутствие на мировых рынках оставалось очень незначительным[244]244
  Philo-Colonus, A Letter to S. Perceval on the Expediency of Imposing a Duty on Cotton Wool of Foreign Growth, Imported into Great Britain (London: J. Cawthorn, 1812), 9; Lowell Joseph Ragatz, Statistics for the Study of British Caribbean Economic History, 1763–1833 (London: Bryan Edwards Press, 1927), 16; Planters’ and Merchants’ Resolution Concerning Import of Cotton Wool from the United States, 1813, in Official Papers of First Earl of Liverpool, Add. Mss. 38 252, f. 78, Manuscript Collections, Liverpool Papers, British Library; John Gladstone, Letters Addressed to the Right Honourable The Earl of Clancarty, President of the Board of Trade, on the Inexpediency of Permitting the Importation of Cotton Woolfrom the United States During the Present War (London: J. M. Richardson, 1813), 7. В одной западной Индии в 1850 г. хлопок выращивался на 4 млн акров, и в других частях Индии хлопком было занято значительно больше земли. В США в 1850 г. под хлопком находилось около 7 млн акров. Amalendu Guha, “Raw Cotton of Western India: 1750–1850,” Indian Economic and Social History Review 9 (January 1972): 25.


[Закрыть].

В результате этого хлопкового бума, насильно преобразовавшего обширные сельские районы Северной Америки, США мгновенно начали играть в империи хлопка стержневую роль. В 1791 году объем капитала, инвестированного в производство хлопка в Бразилии, по оценкам Казначейства США все еще более чем в десять раз превышал объем капитала, инвестированного в США. К 1801 году, всего через десять лет, в хлопковую отрасль США было инвестировано уже на 60 % больше, чем в Бразилии. Хлопок, еще более чем на Карибских островах и в Бразилии, наделил беспрецедентной ценностью землю и рабов и сулил рабовладельцам блестящие возможности в отношении прибыли и власти. Уже к 1820 году хлопок составлял 32 % всего экспорта США – по сравнению с мизерными 2,2 % в 1796 году. Более половины американского экспорта с 1815 по 1860 год составлял хлопок. Хлопок настолько доминировал в экономике США, что статистика производства хлопка «становилась все более определяющим элементом в оценке американской экономики». Именно за счет хлопка, и, таким образом, на спинах рабов произошло возвышение экономики США в мире[245]245
  U.S. Treasury Department Report, 1836, p. 16, цит. по: Barbosa, “Cotton in 19th Century Brazil,” 150; см. также: Rothman, “The Expansion of Slavery in the Deep South,” 15. О важности промышленной революции для развития рабовладения в США см. также: Barbara Jeanne Fields, “The Advent of Capitalist Agriculture: The New South in a Bourgeois World,” in Thavolia Glymph, ed., Essays on the Postbellum Southern Economy (Arlington: Texas A&M University Press, 1985), 77; Wright, The Political Economy of the Cotton South, 13; Scherer, Cotton as a World Power, 150; The Proceedings of the Agricultural Convention of the State Agricultural Society ofSouth Carolina: From 1839 to 1845– Inclusive (Columbia, SC: Summer & Carroll, 1846), 322; Rohit T. Aggarwala, “Domestic Networks as a Basis for New York City’s Rise to Pre-eminence, 1780–1812” (unpublished paper, представленная на Business History Conference, Le Creusot, France, June 19, 2004), 21; Michael Hovland, “The Cotton Ginnings Reports Program at the Bureau of the Census,” Agricultural History 68 (Spring 1994): 147; Bruchey, Cotton and the Growth of the American Economy, 2.


[Закрыть].

Настолько важную роль стал играть американский хлопок в западном мире, что один немецкий экономист заметил: «Исчезновение американского Севера или Запада было бы менее значимым для всего мира, чем устранение Юга». Южные плантаторы, убежденные в своей центральной роли для глобальной экономики, с ликованием объявили, что они держат в своих руках «рычаг, направляющий судьбу современной цивилизации». Как об этом написал American Cotton Planter в 1853 году: «Рабский труд США до сих пор дарил и все еще продолжает дарить человечеству неоценимое благо. Для того чтобы это благо продолжило поступать, рабский труд также с необходимостью должен быть продолжен, поскольку нет смысла говорить о производстве хлопка для мирового потребления с помощью свободной рабочей силы. Еще никогда не удавалось успешно выращивать его с помощью добровольного труда»[246]246
  Halle, Baumwollproduktion und Pflanzungswirtschaft, viii; Organization of the Cotton Power: Communication of the President (Macon, GA: Lewis B. Andrews Book and Job Printer, 1858), 7; American Cotton Planter 1 (January 1853): 11.


[Закрыть].