Текст книги "Предел зла"

Глава 3

Лариса заехала к Марине Канарейкиной в тот же воскресный вечер, отправив оправившегося от похмелья мужа вместе с дочерью домой.

Канарейкина снимала квартиру на первом этаже пятиэтажного дома, расположенного в одном из центральных районов города. На звонок Ларисе долго никто не открывал, потом послышались неуверенные шаги.

– Кто там? – спросил недоброжелательно из-за двери голос.

– Извините, могу я поговорить с Мариной Канарейкиной? – крикнула Лариса.

– А вы кто? – настороженно откликнулся тот.

– Я по делу Яны Ковалевой, – не стала представляться из-за двери Лариса. – Если вы Марина, то мне необходима ваша помощь.

– А что насчет Яны? – упорствовала женщина. – Вот с Яной и разговаривайте.

– К сожалению, у меня нет такой возможности, – призналась Лариса.

– Ну а от меня-то что нужно? Я не хочу ни с кем говорить! – выкрикнула Канарейкина.

Лариса, которой уже надоела эта пустая болтовня через дверь, решила сменить тактику и надавить нужные клавиши. Со слов матери Ковалевой, она поняла, что Марина, как и Яна, занималась проституцией, а представительницы данной профессии всячески стараются избегать общения с милицией.

– Дело в том, что произошла очень неприятная история, даже трагическая, – сообщила Лариса. – И вас как подругу Ковалевой вызовут повесткой в милицию, если вы откажетесь говорить у себя дома.

Думаю, вы все-таки предпочтете последний вариант.

– А вы кто? – после некоторого раздумья спросили из-за двери.

– Я детектив Котова.

Дверь открылась. Лариса увидела полутемный коридор и голову хозяйки, обращенную к ней затылком.

– Проходите, – в сторону пробурчала она, отворачивая лицо. – Я сейчас не в лучшем своем виде…

Лариса прошла внутрь неуютной однокомнатной квартиры, в которой повсюду были разбросаны вещи, на столе пиршествовали тараканы среди неубранных объедков, и осторожно села на стул. Канарейкина устроилась напротив, лицом к окну.

Это была женщина лет под, тридцать, неряшливого вида в темно-синей кофте и черной юбке, в стоптанных тапочках, из дырок которых вылезали пальцы. Маленького росточка, толстоватая, с короткими кривыми, к тому же и полноватыми ногами. Возможно, черты лица ее были привлекательнее, чем фигура, но Лариса не могла оценить этого в данный момент: лицо Марины распухло, все было в ссадинах, а под левым глазом темно-фиолетовым, последним цветом спектра, светился огромный синяк.

Канарейкина почувствовала на себе взгляд Ларисы и закрылась платком. Перед тем как она это сделала, Лариса успела заметить, что Марина посмотрела на нее оценивающе. Что уже обратила внимание на то, что Лариса модно и хорошо одета. Что у нее дорогая сумка и что курит она «Кент-Лайте», а не «Тройку», которая лежала на столике хозяйки.

– Я вас предупреждала, что выгляжу не лучшим образом, – глухо повторила Канарейкина. – Поэтому и не хотела ни с кем встречаться.

– Кто же это вас так? – сочувственно спросила Лариса.

– Да… Так, ерунда! – отмахнулась Канарейкина. – Встретились вчера… точнее, уже сегодня, на улице какие-то придурки ночью. Мало того, что избили, так еще и изнасиловали и деньги все отобрали. – Фразу она закончила, уже переходя на рыдания.

– Боже мой, как же это случилось? – передернула плечами Лариса.

– Как-как! Шла себе ночью, никого не трогала, – шмыгая носом, стала рассказывать Канарейкина.

– Откуда шли?

– С работы, – глядя в сторону, ответила Марина, и Лариса невольно усмехнулась про себя.

– А тут из подворотни двое, – продолжала Канарейкина, – схватили меня. Что я сделать-то могу?

Один сразу в морду, а другой на землю валить. Рот зажали и по очереди меня… А потом из сумки все выгребли-и-и, всю зарплату-у-у… – снова завыла она, размазывая слезы по распухшему лицу.

– А что они хотели? – не поняла Лариса.

– Как что? Изнасиловать и деньги отобрать, это же понятно!

– А как выглядели, как вели себя, что говорили?

– Ну что, что… – Канарейкина задумалась. – Матерились в основном да били. Угрожали…

– Угрожали? – заинтересовалась Лариса. – Чем?

– Ну так… Говорили, убьем, мол, тебя сейчас, если не дашь по-хорошему. Сволочи, одним словом.

А один все ржал потом, когда штаны застегивал.

– Внешность описать можете?

– Да разве я их там рассмотрела в тот момент?

– Ну, может быть, приметы какие-то характерные.

– Нет, ничего не помню. Ох, я ж-тогда так испуга-алася-а! Боялась, что убьют, только и делала, что скажут. Они меня во все щели отымели и бросили.

Один, помню, шепелявил только. Толстый такой был и вонючий. И зуб передний отколот!

– А второй?

– Второй… Второй не толстый был. И не шепелявил.

– А поконкретнее?

Канарейкина наморщила лоб.

– Не помню, – призналась она. – Темно было.

– Вы в милицию обращались? – деловито спросила Лариса, заранее уверенная в ответе.

– Какую милицию? – у Канарейкиной от такой перспективы аж слезы высохли. – Это еще зачем?

Нет уж, от милиции лучше подальше держаться, это я точно знаю. А вы сказали, что вы детектив – это что же, вы частным образом работаете?

– Что-то вроде того.

– И что же расследуете? Зачем я вам понадобилась?

– Давайте об этом чуть позже, я вам все объясню.

Канарейкина нахмурилась, но ничего не сказала.

Она взяла из пачки сигарету и закурила. Лариса, державшая свою пачку в руке с самого прихода и до сих пор не имеющая возможности закурить – времени не было, – теперь решила последовать примеру Марины, предварительно спросив разрешения.

Канарейкина не возражала и пододвинула Ларисе обрезанную пластиковую бутылку, выполнявшую функцию пепельницы.

– А где вы работаете? – поинтересовалась Лариса, выпуская дым.

Канарейкина смутилась и опустила взгляд.

– В фирме одной, – пробормотала она, стряхивая пепел на пол.

– Кем? – не отставала Лариса.

Канарейкина молчала. Лариса решила проявить собственную осведомленность следующим вопросом:

– Ковалева занималась проституцией вместе с вами?

– В последнее время нет, – вздохнув" призналась Канарейкина. – Ее выгнали из конторы. Она уж совсем котироваться перестала. Пьет много, опустилась совсем… Да еще вот ребенка родила… Она на улице пробовала работать, да неудачно – на каких-то отморозков напала, ее избили, изуродовали всю.

– А от кого она родила ребенка?

– От Генки Шатрова! – уверенно сказала Канарейкина. – От поп-звезды. Знаете, наверное…

– Это она вам сказала?

– Это я сама знаю.

– Откуда? – уточнила Лариса.

– Так все знают! – пожала плечами Марина и вдруг спохватилась:

– А что случилось-то? Почему вы спрашиваете? Объясните, в конце концов, что произошло? Почему я вам все это должна говорить?

– Случилось то, – сделав паузу, проговорила Лариса, – что Яна была найдена убитой в лесу.

Вместе со своей дочерью… Вчера.

– Господи! – ахнула Канарейкина. – А Лианку-то за что? Ребенок же совсем…

И приготовилась пуститься в истерику.

– Марина, поэтому я и спросила вас об отце этого ребенка, – не давала опомниться Канарейкиной Лариса. – Вы уверенно заявили, что это Шатров. Почему вы на этом настаиваете?

– Так она же жила с ним тогда, давно! – с нажимом сказала Канарейкина.

– Но она жила не с ним одним, – напомнила Лариса. – К тому же если учитывать специфику ее профессии и образа жизни вообще, то в ней, прошу прощения, побывал не один Шатров.

– Но ведь там любовь была… – закатила подбитые глаза Марина, и Лариса едва сдержалась, чтобы не расхохотаться.

– Не верите? – обиженно проговорила Канарейкина. – А зря! Я точно знаю! И Яна знала. Материнское сердце не обманешь, – добавила она, но прозвучало это настолько фальшиво и театрально, что Лариса поморщилась.

– А Лианка на него похожа. Глаза его, – упрямо твердила Марина. – А что вы спрашиваете, хотите узнать, кто Янку убил? Господи боже мой, я чувствовала, что это добром не кончится!

– Что не кончится? – насторожилась Лариса.

– То, что она у Гены деньги просила.

– Много просила?

– Не знаю, но Шатров такой жадный, что ему и рубля жалко на дочь потратить.

– Хорошо, давайте вернемся к делу. Насколько мне известно, – сухо сказала Лариса, – Яну не переполняли материнские чувства, раз она стремилась избавиться от ребенка и даже сомневалась, забирать его из роддома или нет.

– А что же ей оставалось делать? – кинулась защищать свою товарку Канарейкина. – Если этот подлец отказался на ней жениться!

Ларисе стало совсем уж смешно оттого, что Канарейкина, как и при жизни Ковалева, по словам многих, сейчас пыталась строить из себя порядочную девушку, невинно соблазненную коварными злодеями.

– Он же ее из дома выгнал и сказал, что не станет помогать воспитывать ребенка. Что еще было делать? С двумя детьми на руках, одна, никому не нужная! – продолжала причитать Марина.

Лариса чуть не заплакала, слушая душещипательные рассказы о нелегкой судьбе проститутки.

– Тем не менее она оставила ребенка, – сказала Лариса.

– Вот видите! – обрадовалась Канарейкина. – А говорите, у нее не было материнского чувства! Я же говорю, она любила его. Потому и ребенка оставила.

Это смелое заявление показалось Ларисе совсем уж абсурдным.

– Почему, кстати, она не сделала аборт?

Марина улыбнулась.

– Она пыталась его сделать, Шатров даже денег дал. Но Янка всегда была немного с прибабахом и аборт делать не стала. Ей плащ хотелось купить и погулять с недельку. Поэтому она обманула Генку и сказала, что сделала аборт. А на самом деле нет.

– Ради вещей она пошла на это? – изумилась Лариса. – Но какой же надо быть…

– ..дурой, правильно, – с готовностью подтвердила Марина. – Но свою голову-то не поставишь.

Потом пришлось рожать. А она пила прямо до самых родов, представляете?

– И ребенок родился нормальным?

– Вроде бы да. А почему он не может быть нормальным? Янка – баба крепкая. А насчет того, что отец – Шатров, это я вам точно говорю. Мне Янка всегда говорила, что это шатровская работа. Его это ребенок, его, точно вам говорю!

– Хорошо, не будем спорить, – Лариса поняла, что здесь, кроме эмоций, никаких веских аргументов она не услышит. – Давайте лучше поговорим вот о чем. Каким вы видите Шатрова как человека?

Мог ли он пойти на убийство, чтобы оградить себя от претензий Ковалевой?

– Вы знаете, я раньше хорошо к нему относилась, – призналась Канарейкина. – Он, в общем, . добрым был. Когда деньги были, он выпивку покупал и ночевать разрешал у него остаться, и в ванне искупаться… Только денег у него мало было. Зато душа была, – вздохнула она. – Деньги-то всех портят, это уж известно!

– А потом?

– А потом он подниматься начал, крутым стал! – в голосе Канарейкиной послышались нотки зависти и презрения. – И сразу скурвился. Старых друзей забыл сразу, загордился! К нему теперь на сраной козе не подъедешь, что ты! Мог бы вообще-то и деньжат нам с Янкой подкинуть!

– Но с какой стати он должен это делать? – резонно заметила Лариса.

– Так все ж друзья старые! Ну ладно еще Янке не давал, он жмот, понятно! Но на ребенка-то мог бы выделить?

– Но ведь он отказался признать этого ребенка, – отметила Лариса.

– Потому и отказался, что сволочь. Мразь! Скотина! Выбл…! Правильно Янка его называла! Правильно ему грозила! Таких тварей просто расстреливать надо, которые детей своих бросают! – начала расходиться Канарейкина.

– Но здесь все-таки не та ситуация, чтоб его можно было обвинять, – попробовала убедить Канарейкину Лариса, но на ту не действовали никакие разумные доводы.

Она тупо твердила одно, и глаза ее горели ненавистью:

– Козел он, и больше никто!

– То есть он вообще денег не давал?

– Ну вообще-то он Янке кое-что подкидывал, – согласилась Канарейкина. – Так для него ж это мелочь, ерунда! А ей за эти деньги год вкалывать, на улице м… морозить! Думаете, легко это, на улице-то стоять? Знаете, каково?

– Не знаю и абсолютно не хочу знать, – холодно ответила Лариса, не пытаясь даже представить себе такую фантастическую ситуацию, когда ей придется выйти на панель. – И все-таки она продолжала его атаковать?

– А как же! Думаете, легко женщине чувствовать себя несправедливо брошенной? В то время, когда он на какую-то там фитюльку деньги тратит!

– Это вы кого имеете в виду? – спросила Лариса. – Его нынешнюю невесту?

– И нынешнюю, и прошлую! – свалила все в кучу Канарейкина. – У него раньше девка была, Юлька, так та все Янку оттуда гоняла с Генкой вместе. Потому что порядочная, видите ли! А Яна, между прочим, почти что к себе домой приходила! А та там – никто! А у Яны ребенок от него! Порядочную завел, что ты! Вот и бросил он ее потом. Правда, новую завел, еще чище! Вот та уж фитюлька настоящая, мне Яна рассказывала. И что же это получается? Он, значит, на нее будет денежки тратить, которые Лианке положены по закону?

– Почему Яна в таком случае не захотела действовать по закону? Почему она не обратилась в суд?

Этот вопрос загнал Канарейкину в тупик. Некоторое время она мучительно и тупо размышляла, потом наконец нашла объяснение:

– Да потому что кто ж на ее сторону-то встанет?

Сейчас же все суды куплены! А уж Генке-то с его деньгами вообще ничего не стоит всех подкупить!

Как же, он звезда! А она кто? Да с ней бы и разговаривать не стали! И еще неприятности потом могли быть, с работой с той же, например. А ей и так несладко жилось. А Шатров – гнида! – снова вернулась она к наболевшей теме. Видно, честить Шатрова было одним из излюбленных занятий двух подружек. – Я уверена, что это он и грохнул Янку! – неожиданно прозвучало новое заявление.

– Почему вы в этом так уверены? – насторожилась Лариса. – Для этого есть какие-то основания?

– Потому что больше некому! Только он ее так ненавидел! К тому же сами посудите – ее вместе с девчонкой убили! А кому еще мог ребенок помешать, как не папаше непутевому?

С точки зрения Ларисы, непутевой в данном случае была скорее мамаша, а не папаша, но все-таки рациональное зерно в словах Канарейкиной было.

Просто так ребенка убивать не будут. Разве что только…

– А в какой среде вращалась Ковалева в последнее время? – спросила она. – С кем она дружила, общалась?

– Да с разными, – неопределенно пожала плечами Канарейкина. – Со мной дружила, потом еще у нее Пашка был…

– Какой Пашка? – уточнила Лариса.

– Да я не знаю фамилии. И где живет, не знаю.

Приходила она ко мне несколько раз с ним. Говорила, что он ее люби-ит – во как! – Канарейкина провела рукой выше головы. – Все, мол, ради меня сделает! Он, говорит, может, он такой!

– А кто он в социальном плане? – спросила Лариса.

– Чего? – не поняла Марина.

– Ну чем занимается? Где работает, кем?

– Работать он не работает, – многозначительно сказала Марина. – Он говорил, что это на него работают. Что он скажет, то и делают!

– Он бандит? – прямо спросила Лариса.

Глаза Канарейкиной испуганно забегали.

– Ну уж прямо бандит, – пробормотала она. – Настоящие бандиты в областной да городской думе сидят! Да хоть губернатора нашего возьмите – вот первый бандит! Простым людям честно жить не дают!

– А что еще вы можете сказать об этом Пашке?

Отчество его хотя бы как?

– Да кто ж его знает? Пашка и Пашка… Я и не спрашивала никогда, больно мне нужно.

– И где он живет, вы тоже не знаете?

– Не-а! Я-то у него ни разу не была, он вообще-то женатый, – призналась Марина. – Он сам к Янке приходил, ну и ко мне, говорю, они иногда захаживали. Правда, последний раз уж и не помню когда. Вообще-то я давно его не видала.

– А еще с кем она встречалась? Насколько Я знаю, мужчин у нее всегда было много.

– Это раньше, может, и было много. А теперь-то все изменилось. Я ж говорю, ей даже клиента трудно было найти. Правда, был у ней один хахаль вроде как постоянный, – вспомнила Канарейкина. – Он где-то возле вокзала живет, там дом у него частный.

Но его самого я ни разу не видела, Янка с ним ко мне не приходила. Знаю только, что вроде тоже Сашка или Пашка его зовут и еще что пьет он здорово.

– А это вы откуда знаете?

– Так Янка мне сама рассказывала. Она потому и не жила у него, что там вечно проходной двор и пьянки беспробудные.

– Вы же сами говорили, что она была не прочь выпить, – усмехнулась Лариса. – Почему же ей это так претило?

– Потому что он не только пил, а еще и бил ее.

Сколько раз она посреди ночи ко мне с синяками прибегала! В кровищи вся, оборванная! С топором даже на нее кидался! А вещей сколько перепортил!

Плащ один раз ей порвал, новый совсем, Генка ей день… – Канарейкина осеклась.

– Так, значит, деньги, полученные от Шатрова, Ковалева тратила преимущественно на свои нужды? – спокойно спросила Лариса. – Почему же вы все время утверждаете, что ей не на что было содержать ребенка? Почему врете, Марина? Зачем пытаетесь выдать черное за белое? Я ведь все прекрасно понимаю. И то, что ребенок был не нужен Яне – она его даже в деревне оставила…

– Потому что ей деньги нужно было зарабатывать, а с девчонкой какая работа? – запальчиво перебила Канарейкина.

– Хорошо, допускаю, – кивнула Лариса. – Но. если нужны средства на ребенка, не станешь покупать себе плащи и пропивать деньги. Вы вот усиленно пытаетесь выставить Ковалеву в очень выгодном свете, но поймите, мне не нужна ваша ложь. Я не собираюсь судить ее поступки, это сейчас не имеет значения. Мне важно установить, кто и за что ее убил.

И вы бы лучше вот над чем подумали, все-таки вы были ее подругой и хорошо знали как Яну, так и ее окружение. Поэтому еще раз прошу вас подумать и помочь мне.

Канарейкина притихла, посерьезнела и сидела, задумавшись, молча глядя в стену. Лиловый глаз ее был прищурен.

– Даже не знаю, кто мог решиться на это, – сказала она наконец. – Сашка если б пристукнул, то по пьянке, дома, а не в лесу подкараулил. И Лианку убивать бы все же не стал. Говорю вам, скорее всего это Генка. Только ему она мешала. И ребенок мешал. Ой, да он же в последний раз ей угрожал при всех!

– Каким образом? – заинтересовалась Лариса. – Когда?

– Орал на нее, что если она еще раз появится, то он ее просто убьет! И зубы обещал выбить, и ребра переломать!

– Это мог быть просто эмоциональный всплеск.

Видимо, его настолько утомили претензии Яны, настолько вывели из себя, что он выкрикнул все это под влиянием эмоций. К тому же если это слышали несколько человек…

– А я вам говорю, что, кроме него, некому! – упрямо твердила Канарейкина. – Слушайте! – вдруг встрепенулась она. – А может, это фитюлька его?

– Кого вы имеете в виду?

– Ну эта, невеста его. Как ее там?

– Илона Болдырева, топ-модель?

– Ну да! – обрадовалась Канарейкина.

– А у нее какой мотив мог быть для убийства?

– Так она же баба, хоть и модель! Могла ревновать!

Лариса подавила улыбку.

– Не думаю, честно говоря, – призналась она. – А других мотивов у нее вы не видите?

– Ну еще, может, из-за денег… Чтобы Лианке ничего не досталось, а все ей! Потому что так он будет должен миллионы Янке платить, если по справедливости, а тут… Она же привыкла в достатке жить, ей все денег мало! Только деньги на уме и есть.

Это мы всю жизнь в нужде проживаем, – вздохнула Канарейкина.

Лариса еще раз подивилась тому, насколько женщины подобного круга привыкли фальшивить на своей работе, что уже не могут обходиться без этого и в повседневной жизни, постоянно притворяясь и играя какую-то роль. Сейчас вот Марина Канарейкина усиленно разыгрывала роль несчастной, бедной девушки, в поте лица зарабатывающей на жизнь.

И поливала грязью людей, у которых денег больше, за то, что они одни у них на уме. И сама не замечала, что если кто и помешан на выжимании денег любыми средствами, так это как раз она сама и ее подружка Яна. И делают они это настолько отвратительно, что становится противно.

– Кстати, – Канарейкина вдруг вопросительно посмотрела на Ларису.

– Что такое? – не поняла сначала Лариса.

Она видела, что Марина готовится сыграть очередную роль, но какую, пока не могла понять.

Канарейкина тем временем придала своему лицу жалобное выражение и, заискивающе посмотрев Ларисе в глаза, начала:

– У меня ж горе такое… Сначала избили, деньги все отобрали, теперь вот подругу убили… На работу теперь не выйдешь неделю, это уж точно, а жить-то на что-то нужно, а у меня ни копейки нет, и в холодильнике пусто, бутылочку водки даже купить не могу, подругу единственную помянуть… А я ж вам все рассказала как на духу, что знала, самым святым, можно сказать, поделилась…

Канарейкина с такими подвываниями выводила свои жалобы, что могла вполне конкурировать с процветавшими когда-то на Руси профессиональными плакальщицами.

Лариса уже прекрасно поняла, к чему затеяна вся эта волынка, а поэтому просто щелкнула замком сумочки. Канарейкина внезапно оборвала свои стенания, с жадным интересом наблюдая, как Лариса достает кошелек.

Котова умышленно не стала задавать Марине вопрос, какую сумму она считает адекватной за свои услуги. Во-первых, потому что считала, что она сама в состоянии решить, сколько дать этой проститутке, а во-вторых потому, что правды от нее услышала немного. В основном кривляния и притворные охи-вздохи. Поэтому Лариса достала купюру в сто рублей и небрежно протянула ее Марине. Канарейкина тут же схватила деньги и затряслась в благодарностях.

– Ой, спасибо вам большое! Вот бывают же добрые люди на свете! А еще говорят, что богатые все плохие! Теперь подружку помянуть смогу, заживу нормально…

«Ты еще скажи – дело свое открою на эти деньги!» – с неожиданным раздражением против такого лицемерия подумала Лариса и поднялась.

– Спасибо вам, Марина, за откровенность, – поблагодарила она. – Я вам очень признательна.

Если что-то вспомните, сообщите мне, пожалуйста.

И Лариса протянула ей свою визитку.

– Скажите, если не секрет, а кто вам заказал расследование? – спросила Канарейкина на прощание уже в прихожей.

– Самое удивительное, что никто, – честно ответила Лариса. – Просто я видела мертвую девочку, и меня это так потрясло, что сейчас я работаю, что называется, на общественных началах.

Канарейкина опустила голову и мелко закивала.

«Похоже, эту проститутку тоже проняло», – подумала Котова.

– Я не знаю, чем вам еще помочь, – тихо сказала Марина. – Но я уверена, что это все дело рук Генки. Яна, конечно, девка не подарок, но девчонку-то зачем убивать?

Лариса выдержала паузу, поняв, что пошли уже ничего не значащие банальные фразы, потом сказала «До свидания» и вышла. Квартиру Канарейкиной она покинула с чувством облегчения.

Лариса уже собиралась отойти ко сну, как раздался телефонный звонок. Она сняла трубку и услышала незнакомый мужской голос:

– Здравствуйте, я говорю с Ларисой Викторовной?

– Да.

– Извините, пожалуйста, что беспокою вас, я случайно узнал номер вашего телефона и то, что вы являетесь частным детективом, – торопливо заговорил голос. – Меня зовут Николай Артемов, я журналист, может быть, вы меня помните, вы еще тогда работали у нас в газете «Правое дело», когда раскрывали преступление об отравлении.

Лариса напрягла память и вспомнила, что действительно, в прошлом году было одно интересное дело, по ходу которого ей пришлось работать в газете – для отвода глаз, чтобы наблюдать за журналистским коллективом изнутри. Она вспомнила и этого рыженького паренька, который поразил ее тогда убийственной вежливостью, переходящей в занудство.

– У меня к вам есть интересный разговор, и я даже думаю, что лучше бы не по телефону… – продолжал Николай. – Вы согласны со мной встретиться? Речь идет об одном известном человеке и преступлении, связанном с ним… Вернее, оно может быть связано, – торопливо поправился журналист, – но очень многое указывает на эту возможную связь.

– Когда бы вы хотели встретиться? – спросила Лариса, уже догадываясь, что речь пойдет именно о том, что случилось вчера в лесу под Большими Дурасами.

– Лучше, конечно, сейчас, но, если вам неудобно, давайте завтра утром, – снова проявил политкорректность Артемов.

– Да, сегодня я уже никуда не поеду, – устало сказала Лариса.

– Хорошо, тогда завтра в десять утра. Вам удобно будет около почтамта? Если удобно, давайте именно там. Я буду в черном костюме с папкой в руках, у меня на голове будут рыжие волосы, – пошутил собеседник.

– Да, хорошо, я помню, – ответила, усмехнувшись, Лариса и повесила трубку.

Размышлять о том, зачем ей позвонил Артемов, почему он хочет, чтобы она занималась этим делом, что это может быть за игра, у Ларисы уже не было сил, и она спокойно заснула.

Утром в понедельник, в десять часов, Лариса припарковала свою «Вольво» недалеко от почтамта, закурила и стала наблюдать за входом. Вскоре там появился Артемов. Он почти совершенно не изменился за минувший год – те же рыжие вихры непокорно торчали на его голове. Выйдя из машины, Лариса подошла к журналисту.

– Николай Артемов, – на всякий случай представился он, увидев Ларису.

– Я вспомнила вас, – улыбнулась Котова. – О чем вы хотели мне поведать?

– Может быть, пойдем посидим в кафе?

Лариса согласилась, и через десять минут она получила подтверждение своим догадкам. Николай Артемов после своего ухода из газеты «Правое дело», с которой было связано дело, познакомившее его с Ларисой, теперь работал в главной газете города «Тарасовские вести» и считался одним из лучших репортеров. От «своего» человека в милиции он получил информацию об убийстве в лесу. Поскольку как журналист он был осведомлен о связи певца Геннадия Шатрова с убитой, Николай понял, что это основа для крутого «желтого» материала. Ларисе он позвонил, рассчитывая, что она заинтересуется делом и возьмется за расследование. Когда же Котова рассказала о том, что случайно оказалась на месте убийства и уже занимается им, Николай вообще расцвел.

– Лариса Викторовна, мне кажется, что нужно сейчас же ехать к Шатрову, – сказал он. – Вы попробуете его расколоть, а я задам пару вопросов как журналист.

– Что, прямо так, сразу?

– А что тянуть время? Наверняка милиция уже занимается версией причастности Шатрова к этому делу.

И, глядя на удивленное лицо Ларисы, журналист поспешно добавил:

– Дело в том, что в городе многие в курсе той давней истории, когда наша известная поп-звезда сожительствовала с проституткой. А заинтересованные лица – и подавно.

– Заинтересованные лица – это кто?

– Ну я не буду говорить, вы и сами все скоро, наверное, поймете.

– Нет, если уж мы с вами вместе беремся что-то делать, давайте выкладывайте, – решительно сказала Лариса.

Николай немного помялся, потом сделал жест обеими руками, который обычно призывает собеседника к спокойствию, и произнес:

– Это отец невесты Шатрова, модели Илоны Болдыревой, влиятельный человек. Больше я ничего не скажу.

– Значит… – начала Лариса, но Николай суетливо ее прервал:

– Если вы думаете, что проститутку Ковалеву убили ради того, чтобы бросить тень на Шатрова, то вы ошибаетесь. Просто я знаю Шатрова давно, он талантливый музыкант, я ничего не хочу сказать против, но… То, что он стоит за этим убийством, вполне возможно. Шатров – самовлюбленный человек, а после того как стал известным, очень испортился. Власть вообще портит людей.

– Вы давно знаете Шатрова лично? – переспросила Лариса.

– Да, когда-то даже играли вместе в одной группе. Но это было совсем давно, когда я еще учился в старших классах. В начале девяностых.

– Вот как?

– Да, перед тем как заняться журналистикой, я пробовал себя в музыке, – улыбнулся Артемов. – Но не получилось. Шатров тогда сказал мне, что у меня нет чувства ритма, я никак не попадал в долю.

Я пробовал играть даже на барабанах…

– И ушли из группы?

– Да, и можно сказать, что получилось это по воле Шатрова. Это он настоял, чтобы команда взяла другого барабанщика.

– То есть вас просто выгнали? – решилась поставить точку над "i" Лариса.

– Можно сказать, что и так, – покраснел Николай. – Но это ни в коем случае не означает, что я затаил обиду и сейчас пытаюсь как-то отомстить…

Это было давно, к тому же из меня действительно вряд ли мог выйти хороший музыкант. Я это очень хорошо понимаю.

Артемов говорил быстро, стараясь, чтобы собеседник, что называется, правильно его понял.

– Просто Шатров и тогда, и сейчас представлялся мне человеком, который не придает особенного значения каким-то моральным ценностям. Для него важен только он сам и больше никто. Ради комфорта своей персоны он готов на многое. Я не хочу сказать, что он – злодей! – Артемов прижал руки к груди и снова проявил свойственное ему чувство уважения к презумпции невиновности. – Ни в коем случае! Но если обстоятельства сложатся так, что для собственного спокойствия ему нужно будет пойти на преступление, он наверняка это сделает.

– Итак, если я правильно вас поняла, то картина выглядит следующим образом: давняя подруга певца, Яна Ковалева, шантажировала Шатрова, и для того, чтобы избавиться от этого, он нанял киллера, и он убил и ее, и ее дочь, – подытожила обсуждение Лариса.

– Примерно так, – согласился Артемов. – Но я не хочу сказать, что я уверен в этом. Поэтому и обратился к вам, зная ваш талант в сыске. А милиция – она тоже как проститутка. Кто больше заплатит, тому она и будет угождать в том или ином деле.

Если Шатров заплатит, то она отстанет от него.

– А если Болдырев? – быстро спросила Лариса.

– Не думаю, что Болдырев будет платить.

– Почему?

– Потому что он очень осторожный человек.

– Ну хорошо, – вздохнула Лариса. – Но я считаю, что ехать к Шатрову сейчас не совсем разумно – он наверняка откажется с нами разговаривать.

Надо немного подождать.

– Не согласен с вами. Думаю, что вам как детективу было бы нелишне почувствовать его психологическое состояние. Да и вообще обозначить свое присутствие в этом деле.

Лариса задумалась. В словах Артемова был здравый смысл, но она еще сомневалась.

– Николай, если вы так все хорошо знаете, может быть, подскажете координаты тех людей, с которыми мне можно было бы встретиться. Я имею в виду знакомых Шатрова, которые осведомлены о ситуации. Мы ведь многого не знаем, мы наблюдаем, так сказать, со стороны.

– Вы хотите встретиться с людьми, которые знают все изнутри? – уточнил Николай.

– Да.

– Тогда записывайте адрес.

Лариса вынула записную книжку из сумочки, а Николай продиктовал:

– Зверева Юлия Владиславовна, улица Зеленая, 25, квартира 37.

– Кто это?

– Это бывшая подруга Шатрова, музыковед, они расстались из-за того, что у Геннадия появилась Илона.

– Похоже, вы знаете всех женщин нашей знаменитости? – сказала Лариса.

– Нет, что вы! – замахал руками журналист. – Чтобы знать всех, нужно базу данных создавать. У него их было столько, что, боюсь, он и сам не помнит всех. А с Яной Ковалевой я не знаком.

– А что так?

– Это было уже после того, как Гена покинул рок-тусовку. Он разочаровался в самодеятельном музицировании, ничего не получалось – в смысле пробиться на большую сцену. Первая жена тогда от него ушла, квартиру он был вынужден поменять на худшую – отдал жене с ребенком. И он связался со всяким сбродом, уволился с работы, нищенствовал, пытался быть альфонсом. Ковалева тогда как раз его, так сказать, и подцепила.