Текст книги "Предел зла"

Она вспомнила, что в предыдущую поездку с Геннадием в Москву на нее заинтересованно смотрели и другие эстрадные звезды. Кстати, более молодые и красивые. Так что она без мужского внимания в любом случае не останется.

Размышляя таким образом, Илона вдруг поняла, что за все это время, пока длилась вся эта канитель – каких-то два дня, – Шатров стал ей даже неприятен.

Собственно, разговоров о неземных чувствах между ними никогда и не шло. Но раньше ее это особенно не волновало, а сейчас, когда свалилось столько неприятностей, Илона только и мечтала о том, чтобы от них избавиться. А значит, и от Шатрова. И нужно прямо сказать ему об этом. Что дальше морочить голову и себе и ему? В конце концов, бывшие любовники иногда после разрыва могут остаться хорошими друзьями. Она вспомнила многочисленные статьи в журналах о нравах Голливуда. Ничего страшного в этом нет: там сходятся и расходятся, и никто особо не страдает по этому поводу. А у нас..;

Приняв решение, Илона успокоилась и даже повеселела. Она поедет в больницу немедленно и обо всем сообщит Геннадию, скинув наконец с себя этот груз.

Быстро одевшись, Илона вышла из квартиры и на лестничной площадке наткнулась на отца, который тут же встревоженно спросил:

– Ты куда?

– В больницу, сказать Геннадию, что свадьбы не будет! – выпалила Илона.

Болдырев изумленно застыл, но всего лишь на секунду. Потом Дмитрий Александрович рассудительно заметил:

– Я рад, что ты приняла верное решение. Я отвезу тебя туда сам.

Лариса сидела вместе с Карташовым у него в кабинете. Только что закончился допрос Вована Потапова и двух его корешей, которых в это утро тоже задержала милиция. Поначалу они, естественно, отпирались и все отрицали. Но против пластиковой бомбы возразить было сложно. В конце концов бравые оперативники выбили-таки из двух гоблинов показания о том, что они стреляли по машине Шатрова.

О Воване и говорить не приходилось – он должен был проходить по делу как организатор и вдохновитель преступных акций. Карташов, будучи в это утро в ударе, постоянно то ли в шутку, то ли всерьез вешал на Вована обвинения в терроризме, от чего Вован вяло отбрыкивался. После ареста с него вообще слетели вся спесь и боевой петушиный задор.

Сейчас он ругал себя последними словами за то, что его угораздило затеять всю эту возню ради мести какой-то мокрощелке и этому гнусавому шизофренику! Он вдруг с ужасом осознал, что из-за этих недостойных людей он будет вынужден париться на нарах несколько лет. И это в лучшем случае. Потому что под шумок борьбы с терроризмом его вообще могут обвинить в пособничестве исламистам и объявить резидентом Бен Ладена в Тарасове. Он знал, с провинциальных ментов станется…

Но поправить здесь уже ничего было нельзя, и майор Карташов, довольно помахивая папкой с «делом», отправился на доклад к начальству.

– Олег, тем не менее остается открытым вопрос: кто убил Яну Ковалеву? – спросила Лариса, когда он вернулся.

Карташов выразительно посмотрел на нее и ничего не ответил, потому что ответить было нечего.

– Давай посмотрим, кто у нас остается под подозрением. Есть еще бывший муж Яны, некто Дима Ковалев.

– Его уже проверили оперативники из Дольска.

Там все чисто, он как порядочный гражданин мирно трудился на молочном комбинате, когда все это произошло. О том, что он кого-то там нанял, я даже не хочу говорить всерьез.

– Ну что ж, – вздохнула Лариса. – Остаются старые персонажи: Шатров, его окружение, Зверева, Илона…

– Не смеши меня, пожалуйста, – хмыкнул Карташов.

– Олег, много раз бывало так, что самые невероятные версии, выдвигавшиеся мной, оказывались верными. Но я допускаю, что это не тот случай. Тем не менее я постараюсь все-таки поговорить с Шатровым и узнать его мнение на этот счет. Может быть, в деле появятся и другие люди, о которых мы еще ничего не знаем…

– Это дело твое, – пожал плечами Карташов. – По мне, лучше было бы, если б в убийстве сознался Потапов.

– Ты слишком много от него хочешь, – усмехнулась Лариса и встала.

Геннадий Шатров откровенно страдал, лежа на больничной койке. У него болела голова, немели пальцы, ко всему прочему он умудрился простудиться. Масла в огонь подлил и администратор Коротин, который не упустил случая прочитать Геннадию мораль по поводу его непутевого образа жизни.

– Не будет из тебя толку, – категорично заключил он свою обличительную речь.

Шатров, и без того раздраженный, разорался и выгнал Коротина за дверь. Оставшись один, он глубоко вздохнул и решил подумать о будущем. Итак, что он имеет на сегодняшний день? Сплошные неприятности. Сначала на него кто-то пытался повесить обвинение в убийстве. Потом стреляли по машине. И, как выяснилось, именно Илона спасла ему жизнь, поскольку настояла, чтобы они ехали на заднем сиденье, и Григорий принял на себя пулю, предназначавшуюся ему, Шатрову. Спасибо Илоне за это большое. Но… Какого черта он здесь парится на койке, а она даже не удосужится навестить его?

Эта мысль вдруг неприятно поразила Геннадия.

Тут же внутренний голос возразил: «А что бы вы хотели, батенька? На что вы, собственно, рассчитывали? Вы же сами настаивали на отношениях без особых обязательств друг перед другом!» Вот Юлька Зверева наверняка бы здесь и днем и ночью торчала, ему постель поправляла. Шатров подумал, что ему в данный момент хотелось бы больше всего увидеть не Илону, а Юлию Звереву, свою бывшую любовницу, с которой он, похоже, так легкомысленно в свое время расстался…

В это время дверь в палату открылась, и на пороге появился Коротин.

– Геннадий Николаевич, – официально обратился он к Шатрову. – Тут к вам… посетители пришли. Прикажете впустить?

Геннадий, уже открывший рот по поводу того, какого черта Коротин ему надоедает, нахмурился и сделал жест рукой – впускай, мол.

В палату вошла Илона, и Шатров еще больше нахмурился. К тому же он сразу заметил, что на ее лице явно были не любовь и сочувствие, а какая-то озабоченность и деловитость. Чувство радости от ее присутствия он не испытал. А мозг услужливо подбросил еще один маленький нюанс не в пользу невесты – ему показалось, что лицо первой красавицы города не такое уж безукоризненное, что у нее круги под глазами, а грудь вообще куда-то делась – не то скрылась под одеждой, не то вообще была несколько маловата. Просто он раньше этого как-то не замечал.

– Ну как ты здесь? – нервно спросила Илона.

Шатров сразу понял, что это дежурный вопрос, поэтому ответил столь же дежурно:

– Нормально, у тебя как?

– Только что Вована Потапова арестовали.

– За что? – поднял брови Геннадий.

– Взорвать меня хотел, подонок!

– Да ты что!

– Представь себе, крыша у мужика поехала.

– Ну, это его проблемы, – сухо ответил Шатров, уже переставший удивляться криминальным приключениям, в которые попадали в последнее время и он, и Илона.

– Ладно, это неважно, – отмахнулась Илона. – Знаешь, я не хочу отнимать у тебя много времени, ходить вокруг да около. Одним словом… я предлагаю тебе расстаться.

– Это еще почему? – спросил Шатров, но тут же понял, что задал этот вопрос по инерции. У него даже ничего не екнуло в груди, потому что, по сути дела, это не было для него неожиданностью.

– Да потому что из этого не получится ничего хорошего. Ничего путного. Сам посуди – один сплошной геморрой.

– Но ведь это не из-за наших отношений, – продолжал все по той же инерции возражать Шатров. – Всякое же случается в жизни…

– А я не хочу, чтобы такое было! – упрямо воскликнула Илона.

Шатров вздохнул и понял наконец, этот тридцатипятилетний мужчина, что перед ним – инфантильная девчонка, которая, увы, не годится ему в спутницы жизни. Поэтому, оценив ситуацию с позиций разума, он бросил:

– Ну как хочешь.

Внутри него сидела, однако, заноза. Она была связана с тем, что не он предложил расстаться. Но…

Когда это мягкотелый Шатров сам принимал какие-то судьбоносные решения? Всегда как-то плыл по течению. И раскрутился-то благодаря во многом другим людям – тому же Измайлову, да что греха таить, и Коротину. Но Геннадий Шатров умел себя успокаивать. Что ж, в данном случае, наверное, течение несет его в правильном направлении. Ведь свадьба – это, что ни говори, потерянное время, суета, опять же деньги… Геннадий вспомнил недовольное лицо администратора Коротина, вечно считающего каждый доллар и устроившего ему истерику по поводу расходов на свадебную церемонию. Да в общем-то прав Михаил, когда говорил, что необходимо делом заниматься и быстрее ехать в Германию и делать новые записи. Немцы тоже ждать особо не будут…

Илона продолжала что-то говорить и нервно ходить по палате, но Шатров почти ее не слышал.

– ..И вообще я тебя разлюбила, – донесся до Геннадия обрывок фразы.

«Так сильно любила, что за день разлюбила», – мысленно прокомментировал ситуацию Шатров и подумал, что эта фраза могла бы стать рефреном хита, который можно было бы продать какой-нибудь средненькой певичке и срубить за это лишнюю тысчонку баксов. А может, и полторы. А деньги не помешают – машину новую опять же покупать надо.

Он с иронией посмотрел на Илону, и та смутилась под его взглядом, осознав, что он все понимает, что это звучит фальшиво – ведь они никогда всерьез не клялись друг другу в любви.

– В конце концов, у тебя же есть Юлька, – выдвинула последний аргумент Илона. – Она тебя, мне кажется, по-прежнему любит. В последний раз когда я ее видела, она меня взглядом буквально просверлила.

– Ладно, Илона, хватит слов, – раздраженно прервал Шатров свою теперь бывшую невесту. – Ты сейчас иди, мне тут над песней подумать надо. – Он скосил взгляд на стоявшую рядом с койкой гитару. – Когда выйду из больницы, может быть, позвоню тебе. Ну, типа там, вещи, может, как забрать или что…

– Отлично, – просияла Илона, подскочила к Шатрову и одарила его дружеским поцелуем в щеку.

Оставшись один, Геннадий устало откинулся на подушку. Сейчас его снова начала охватывать злость.

«Черт возьми, эти женщины такие непоследовательные, один геморрой от них». Он порывисто протянул руку и взял телефонную трубку, быстро набрав номер.

– Я могу заказать три билета во Франкфурт на среду? О'кей!.. Моя фамилия Шатров…

Закончив разговор, Шатров хотел было положить трубку на место, но вдруг задумался. И набрал еще один номер.

– Здравствуйте, можно Юлю? Уехала? Куда? Не сказала? Извините…

После этого Шатров погрузился в совсем мрачное настроение. Однако продолжалось оно недолго. В дверях невозмутимым английским дворецким снова замаячил Михаил Коротин. На лице его было недоумение.

– Я, наверное, что-то не понимаю в этой жизни, – лишенным привычной язвительности голосом произнес он. – Гена, тут тебя Юлия Владиславовна видеть хочет…

– Пускай войдет, – сразу же оживился Шатров.

Зверева вошла в палату с неуверенной улыбкой на лице. В руках она держала пакет, по всей видимости, с продуктами.

– Ну, что ты там жмешься, иди сюда! – улыбнулся Геннадий.

Помешкав в неуверенности, Юля прошла и присела на краешек постели. Шатров привстал и обнял ее.

– Как твои дела? – несколько смущенно спросил он.

– Да ничего особенного! Лучше скажи, как ты, как ты себя чувствуешь. Я так испугалась, сразу хотела прийти, но… – Юля замялась. – В общем, стеснялась и не знала, как ты меня примешь.

– Как я могу тебя принять? С радостью, конечно, – сказал Шатров. – Ты же знаешь, я всегда тебе был рад, а сейчас особенно, когда мы с Илоной приняли решение расстаться.

Юля изумленно и недоверчиво посмотрела на Геннадия.

– Да, это наконец-то случилось, – облегченно выдохнул Шатров. – Примерно с час назад. И, в общем-то, наверное, все к лучшему.

– А ты знаешь, Миша не хотел меня пускать, – после неловкой паузы сказала Юля.

– Это еще почему?

– Он не знал, как ты отреагируешь.

– Миша просто дурак, – усмехнулся Шатров. – Кого я действительно рад видеть, так это тебя.

Между прочим, я тебя вспоминал последние дни.

– Правда? Я вообще-то тоже тебя вспоминала.

Все время думала о тебе и даже хотела объясниться.

– Мне кажется, что сейчас не совсем подходящее для этого время, – неуклюже выразился Шатров. – Вот выйду из больницы, а произойдет это скорее всего завтра, вот тогда и поговорим в неформальной обстановке. А то здесь – эти дурацкие больничные стены, тьфу! Я ведь никогда, никогда до этого не лежал в больнице! И вот ведь угораздил господь!

Зверева восприняла это по-своему, решив, что Шатров не очень-то хочет ее видеть, вздохнула и уже было встала, чтобы отправиться восвояси, но Геннадий удержал ее за руку.

– Ты меня не так поняла, Юля. В общем, если без лишних рассусоливаний, то я, если ты не против, хочу быть с тобой. Вот и все.

Шатров являл собой полное смущение. Словно начисто лишился в этот момент своей обычной манерности и высокомерия. Юля опять присела к нему на постель. Шатров обнял ее, покрыл поцелуями ее волосы, лицо и сказал:

– А я ведь знал, что ты ко мне придешь. Я всегда это знал.

Потом он вздохнул и, хоть ненавидел всякие пустые слова, сказал:

– Юля, я хочу попросить у тебя прощения. За все обиды, которые тебе причинил. Ты же знаешь, я тебя люблю.

– Я тебя тоже очень люблю, – прошептала Зверева.

Казалось, что вовсе не было времени, когда они были чужими, что произошла какая-то нелепая ошибка, какое-то досадное недоразумение вмешалось и разлучило на время этих людей, сумевших все же вовремя оценить и свои чувства, и существующую реальность.

В дверях снова возник неугомонный Коротин. Он уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, как вдруг, пораженный, застыл на месте…

Шатров прижимал к себе Юлю и что-то шептал ей на ухо, а она, улыбаясь сквозь слезы, гладила его по щеке и кивала в ответ.

Позади Коротина тем временем раздался гомон стайки молодых девчонок, проникших в больницу, поклонниц группы «Семь гномов», пришедших сюда подбодрить своего кумира.

– Я думаю, девочки, – обернулся, придя в себя, Михаил Анатольевич, – что сейчас совсем не время:

Геннадий Николаевич сильно занят. Приходите завтра.

Глава 8

Лариса едва успела. Она вошла в здание корпуса в тот момент, когда Шатров в окружении своей свиты собирался покинуть больничное заведение. Он шел по коридору, окруженный телохранителями, и разговаривал на ходу по телефону:

– Отарушка, привет, дорогой! Нет, уже все, выписываюсь. К чертовой матери! Ты же знаешь, я ненавижу больницы. Уже зае…ся здесь лежать… Знаю, что за козел стрелял, знаю… Давний мой знакомый.

Как фамилия? Простая, как правда, можешь записать для эфира, приколешься как-нибудь. Потапов!..

Кстати, менты ни хрена не раскрыли, да, детективша частная одна. Ты же в курсе, что менты только кражи лопат раскрывать умеют… Свадьба? Отар, я пока не знаю. Наша жизнь – штука сложная… У меня запись альбома на носу, не знаю, может, и отложу свадьбу. Слушай, если с Алисой пересечешься, скажи, что у меня есть для нее песня… Ну и что, если с Иглесиасом спела? Может и со мной спеть, не убудет от нее… Отар, спеть, а не спать! – Шатров повысил голос и снова засмеялся. – Ты чувствуешь семантическую разницу? Скажи, что я пробашляю эфиры. Песня – супер. Что, хочешь посреднические? – Шатров захохотал. – Чтобы потом всем говорить, что это Отар раскрутил Шатрова и дал денег на новый альбом? Я знаю, ты самый лучший грузин в мире, Отарик… Нет, с головой все в порядке. У меня это слабое место, ты же знаешь, но сейчас все нормально. Кстати, Отар, пока не забыл, можешь заряжать в воскресенье свою обычную бодягу, я согласен провести с тобой час в неторопливой светской беседе на всю Россию в эфире… Занято? Кем?

Если это мальчики из «Харизмы», они могут подождать. А то я в Дойчланд двигаю на запись на следующей неделе… Ладно, перезвоню в субботу, целую тебя…

В то время, пока Шатров разговаривал, Лариса успела поздороваться с Измайловым и Коротиным, а также кивнуть издалека Юле Зверевой, которая шла по правую руку от Шатрова. Этот факт несколько удивил Котову. Коротин же в своей язвительной манере поинтересовался, нашла ли Лариса виновного во всех бедах, обрушившихся в последнее время на Шатрова, – Вы не поверите, Михаил Анатольевич, но виновник преступления уже допрашивается милицией и дает показания, – не упустила случая похвастаться Лариса.

– Да вы что?

– Его фамилия Потапов, вы его, должно быть, знаете.

– Да, конечно. И что же, он убил и Ковалеву?

– Похоже на то, что нет. Именно поэтому я здесь и надоедаю всей вашей компании.

В этот момент Шатров наконец убрал телефон и обратил внимание на Ларису.

– Дайте мне познакомиться наконец с дамой, которая столь много внимания уделяет моей скромной персоне, – пропел Геннадий своим манерным, гнусавым голосом.

– Меня зовут Лариса, и я безуспешно пытаюсь поговорить с вами вот уже несколько дней.

– Я счастлив с вами познакомиться и безусловно готов уделить время для беседы. Насколько я понял, это ваша заслуга в том, что преступник уже пойман?

– Не в моих правилах хвастаться, но могу сказать, что да, – сказала Лариса.

– Хорошо. Вы на машине?

– Да.

– В таком случае я вас приглашаю к себе, – сделал широкий жест Шатров. – Миша, объясни Ларисе куда нужно ехать.

– Она и сама это хорошо знает, – проворчал Коротин.

– Тем лучше, – резюмировал Шатров и стремительно продолжил путь к выходу из больницы.

Спустя час Лариса сидела в кресле напротив Шатрова в его уютном кабинете на втором этаже особняка. Геннадий начал беседу довольно оригинально.

– Вы не подскажете, где можно приобрести пуленепробиваемые стекла? – спросил он. – А то криминала развелось боже мой сколько! Уже боязно в своем доме находиться. А за руль я вообще, наверное, только через полгода сяду.

– Вы настолько впечатлительны?

– Увы, да. Иногда это очень мешает. Но… – Шатров манерно повернулся на длинных ногах и уселся в кресло напротив Ларисы. – Давайте, задавайте свои вопросы. Я сегодня нахожусь в таком настроении, что меня можно спрашивать о чем угодно.

Но давайте так: вы временно приостанавливаете подозрения насчет моей персоны, потому что я не хочу тратить время на свое оправдание. Выведете мою кандидатуру за рамки вашего расследования и поверьте мне, что я не убивал Яну Ковалеву.

– Ну хорошо, – согласилась Лариса. – Меня в принципе больше сейчас интересует личность убитой и ее связи. Я думаю, вы можете помочь мне в этом.

– Как раз не очень, – возразил Шатров. – Потому что я давно не общаюсь с теми людьми, которые входят в круг знакомых Яны. Это совершенно не те люди, с кем бы мне хотелось встречаться или проводить вместе время.

– Понимаю! Но все-таки вы же знали ее раньше, и довольно хорошо…

– Да, к сожалению, – вздохнул Шатров. – Что поделаешь, ошибка молодости.

– И позже продолжали встречаться, – напомнила Лариса. – Вернее, Яна сама к вам приходила.

Может быть, вы хоть как-то общались помимо скандалов и взаимных оскорблений? Может быть, она рассказывала вам что-то о себе?

– Ох, если слушать то, что рассказывала Яна, и верить этому, можно совсем потерять чувство реальности! – махнул рукой Геннадий. – Никто не воспринимал ее бредни всерьез… Она вечно грозила мне какими-то уголовниками из криминального мира, но это все была пустая похвальба. Подозреваю, что никто из них даже и не слышал никогда о существовании Яны Ковалевой. Впрочем, – Геннадий задумчиво потер подбородок, – она как-то заявилась ко мне с одним кадром… Вот уж был кекс! – Шатров расхохотался. – Такой пропитой небритый тип, ужас! Но надо признать, Яне он вполне подходил.

– А кто он такой? Как зовут, может еще какие-то данные? Может быть, он представился? – с надеждой спросила Лариса.

– Да я, честно говоря, не помню, – признался Шатров. – Яна меня настолько утомляла, я ее просто на дух не выносил, чтобы еще интересоваться ее, так сказать, кавалерами и запоминать, как их зовут.

Лариса разочарованно вздохнула. Похоже, разговор с Шатровым никак не продвинет ее в расследовании, и что ей делать дальше, она просто не знала.

Но тут Геннадий неожиданно хлопнул себя по лбу.

– Да! Как же я мог забыть? Эта чертова больница всю память отшибла! Со мной же тогда Юлька была, когда они приходили. Она этого кренделя тоже видела. Вот она точно должна помнить.

Шатров поднялся с кресла, вышел из кабинета на лестницу и, перегнувшись через перила, крикнул:

– Юля! Поднимись ко мне, пожалуйста.

Почти сразу же в кабинет проскользнула Юлия Зверева. Она с вопросительной улыбкой посмотрела на Шатрова.

– Юленька, помнишь, как Яна заявилась к нам однажды с каким-то горьким пьяницей? – усаживая девушку на колени, спросил он.

– Помню, конечно! – воскликнула Юля. – Еще бы не помнить! Ну и страшилище, бр-р-р! Хотя, надо признать, вел он себя в отличие от Яны вполне прилично. И даже был как-то смущен той миссией, которую она на него возложила.

– Что вы имеете в виду? – полюбопытствовала Лариса.

Она не переставала про себя удивляться перемене в отношениях между Геннадием и Зверевой, но, естественно, не задавала никаких вопросов по этому поводу. По-видимому, эти люди вспомнили о своих былых чувствах и решили воссоединиться…

– Ну она кричала тогда, что вот, мол, этот человек меня любит… – Юля с Геннадием переглянулись и дружно расхохотались. – Говорила, что он в отличие от Гены человек порядочный, поскольку взял ее жить к себе, а Гена, сволочь такая, на порог ее не пускает, а у них ребенок общий… Словом, стандартный ковалевский бред. Потом сказала, что если Гена не пойдет на ее условия, то этот человек его убьет, уничтожит, в реке утопит и прочие страсти. Хотя он сам чувствовал себя крайне неловко, а потом просто окрысился на Яну.

– Юля, а он не сказал, как его зовут? – спросила Лариса. – Или, может быть, Яна как-то обозначила его координаты?

– Вы знаете, он сам нам не представлялся, – живо продолжала Юля, – но Яна называла его Сашкой. А он, видимо, настолько устал от всего этого балагана, что неожиданно взбеленился и заорал на нее: «Я тебе не Сашка, а Умнов Александр Николаевич, поняла?»

– Точно! – оживился Шатров и чмокнул Юлю в щечку. – Умница моя! Я еще тогда удивился тому, что у него такая фамилия. Она совершенно никак не вязалась с его обликом.

– Юля, а вы имя-отчество точно запомнили или просто по памяти воспроизвели?.. – снова обратилась Лариса к Зверевой.

– Абсолютно точно! – прижала руки к груди Юля. – У меня на имена и фамилии память просто блестящая.

– Но где он живет, не знаете?

– Не-а, – покачала головой Юля. – Этого он, конечно, не говорил. Может быть, тебе Яна что-то рассказывала? – посмотрела она на Геннадия.

Шатров с сожалением развел руками.

– Увы, нет. Да я бы все равно забыл. Нужен мне этот алкаш!

– А когда это было? – спросила Лариса.

– Примерно с год назад, – припомнила Юлия. – Как раз незадолго до того, как я отсюда ушла…

Уголки ее губ начали подрагивать, и Шатров, чтобы предотвратить нежелательные воспоминания, тут же сказал:

– Ну успокойся, солнышко, что ты опять себя расстраиваешь? Все же хорошо!

– Угу! – уткнулась с улыбкой ему в грудь Юля. – Я не буду.

По виду Шатрова Лариса поняла, что ему уже наскучил разговор о Яне и делать ей здесь больше нечего.

– Я вам точно говорю, – напоследок сказал он. – Поищите преступника в близкой Яне среде. К сожалению, я, кроме этого Умнова, никого назвать не могу, но начните с него. Может быть, он вам еще кого-то подкинет.

– И я вам то же самое говорила, – вставила, !

Юля. – Там нужно искать, там!

Лариса попрощалась со Шатровым, пожелав ему творческих успехов, и пошла к выходу. Геннадий, естественно, остался сидеть в кресле, а Юля неожиданно соскочив с его колен, крикнула:

– Я вас провожу!

Они спустились вниз, Юля вышла за Ларисой во двор. Стоя перед своей машиной, Котова внимательно посмотрела на счастливое, улыбающееся лицо девушки, где не осталось и следа от прежнего трагического выражения, и совершенно искренне сказала:

– Я вам желаю большого счастья, Юля.

– Спасибо, – выдохнула та. – А вам – успехов в расследовании.

Узнать место жительства алкоголика Александра Николаевича Умнова через адресный стол для Ларисы не составило труда, и уже через час она подъезжала к району железнодорожного вокзала, где посреди многоэтажных домов скромно притулился участочек, застроенный старенькими деревянными домишками.

Найдя дом с номером восемь, Лариса остановила машину и вышла из нее. Этот дом, по крайней мере снаружи, был в весьма плачевном состоянии: скособочился, вот-вот норовя совсем рухнуть, крышу его не перекрывали, видимо, со дня постройки, а было это где-то в начале прошлого века, так называемый палисадник сплошь зарос репейником.

Двор был усердно загажен, посреди него валялись пустые разбитые бутылки, окурки, банки из-под консервов и яичная скорлупа. Поваленное высохшее сливовое дерево перед крыльцом, через которое Лариса кое-как перелезла, рискуя порвать колготки, довершало картину.

Взбежав по полусгнившим доскам крыльца, Лариса постучала в обшарпанную деревянную дверь.

Никто не открывал, да и вообще из дома никаких звуков не доносилось. Она уж было подумала, что зря ей пришлось тащиться сюда да еще с трудом пробираться к дверям, но тут вдруг из дома напротив вышла женщина с помойным ведром. Она выплеснула его прямо с крыльца, поправила сбившийся на голове платок, после чего, кинув на собиравшуюся уходить Ларису прищуренный взгляд, крикнула:

– Дома он! Спит беспробудно. Ему в окошко надо колотить, а так не услышит!

Лариса поблагодарила женщину за ценный совет и стала пробираться к маленькому заляпанному окошку, немытому, наверное, несколько лет. Она достала из сумочки ключи и постучала по стеклу ими, чтобы звук получился более звонким и отчетливым. Тем не менее Умнов и на него не откликнулся.

Заметив, что маленькая форточка открыта, Лариса осторожно просунула туда лицо и как можно громче крикнула:

– Александр Николаевич! Откройте!

Послышалась какая-то возня и невнятное бормотание. Лариса продолжала стучать и кричать. Через некоторое время послышался недовольный голос:

– Ну кто там барабанит? Поспать не дадут рабочему человеку!

– Откройте немедленно, – строго, официальным голосом повторила Лариса. – К вам срочный разговор.

Умнова, видимо, удивили и даже напугали интонации Ларисы, и он немного погодя все-таки открыл дверь, чтобы выяснить, кому из официальных органов могла понадобиться его персона.

– Умнов Александр Николаевич? – деловито спросила Лариса, отстраняя хозяина дома и проходя внутрь. Для этого ей пришлось согнуться в три погибели, поскольку высота двери была крайне мала.

– Ну я, – нехотя проговорил Умнов. – А что нужно-то?

– А нужно вот что. Совершено зверское преступление: ваша сожительница Яна Ковалева зверски убита вместе с малолетней дочерью. И следствие располагает фактами, что у вас был прямой мотив совершить это злодеяние. Вам придется проехать в отделение милиции для дачи показаний и проведения очной ставки со свидетелями.

Из всего сказанного Ларисой Умнов, похоже, уловил только то, что ему сейчас придется ехать в милицию. И вовсе не для торжественного вручения нового паспорта. А этого ему совсем не хотелось.

Умнов смотрел на Ларису замутненным взглядом выцветших голубых глаз. На вид ему было лет шестьдесят, не меньше. Точнее, возраст его вообще трудно было определить, хотя на листочке, который Ларисе дали в адресном столе, значилась дата его рождения: 16.06.1953. А значит, ему не было еще и пятидесяти.

Образ жизни здорово отразился на внешности Александра Николаевича: лицо было землистого оттенка, щеки прорезали глубокие морщины. Полуседые волосы всклокочены и грязны. Давно не стриженные, они длинными спутанными прядями торчали в разные стороны.

Одет он был в старую телогрейку, накинутую прямо на голое тело, шерстяные трико и обрезанные валенки. Голос был хриплым, с какими-то пристанывающими интонациями.

– Куда это… – попробовал он хорохориться. – Куда это ехать-то? Чего это ехать-то? Мне на работу вообще-то нужно…

– У меня тоже работа, – холодно проговорила Лариса. – Собирайтесь.

– Да ты чо на меня-то? – уже более серьезно уставился на Ларису Александр. – Я-то чо сделал?

Сплю себе, никого не трогаю! Я… Я болею вообще!

Голова у меня раскалывается.

– С похмелья? – спросила Лариса.

Умнов молча кивнул, потом умоляюще посмотрел на Ларису.

– Не могу я сейчас ехать никуда. Ты скажи, чего ты хочешь-то? Янку, что ль, грохнули?

– Да, убили.

– Допрыгалась, курва! Бл… е… твою мать! – неожиданно выругался Умнов, сплевывая в сторону. – А ко мне-то чо? Думаешь, я, что ль?

Лариса молчала.

– Да ты чо, е..? – воскликнул Умнов, начиная уже волноваться всерьез. – Да я… Да на кой она мне сдалась! Она и не сожительница мне вовсе. Я ее сто лет уже не видел.

У Александра вдруг затряслись руки, и он долгое время не мог унять эту дрожь. На лбу выступили крупные капли пота. Лариса видела, что он чувствует себя скверно.

Умнов полез было в карман, видно, за сигаретами, но достал оттуда лишь пустую пачку. Тогда он начал рыться в переполненной окурками пепельнице, надеясь вытащить бычок покрупнее. Лариса молча достала из сумочки свои «Кент-Лайтс» и протянула ему. Тот недоуменно посмотрел на нее, но сигарету взял.

– Я предлагаю вам вот какой вариант, – чеканя каждое слово, проговорила Лариса. – Мы с вами разговариваем здесь, и вы мне честно рассказываете обо всем, что вас связывало с Ковалевой. А также о том, когда и при каких обстоятельствах вы видели ее в последний раз. И еще описываете ее окружение. В случае, если вы будете со мной предельно откровенны, мы обойдемся без отделения милиции. Если же нет – пеняйте на себя. Следствие все проверит, на этот счет можете не беспокоиться.

– Да я… Да я что… – засуетился Умнов. – Я все скажу, как на духу! Чо мне скрывать-то? Я честный человек, рабочий… Мне бы только это… Опохмелиться бы, а?

Он подошел к заваленному пищевыми отходами и грязной посудой столу и принялся, чертыхаясь, проверять бутылки, не осталось ли хоть в одной из них немного выпивки. Когда обнаружилось, что нет, Умнов выматерился, неловко извинясь перед Ларисой. Потом наконец выпрямился и с тоской уставился в потолок.

Она предвидела такое развитие событий и, молча достав из пакета специально купленную для такого случая бутылку водки, поставила ее перед алкоголиком. Тот аж чуть не подпрыгнул, с умилением глядя на бутыль.

– Только сто граммов! – предупредила Лариса. – Остальное допьете после разговора.

– Лады, лады, – закивал Умнов, юля возле стола и откупоривая бутылку. – Мы ж понимаем, не дураки все же…

Он дрожащей рукой набулькал себе в стакан граммов сто пятьдесят и крупными глотками выпил, занюхивая рукавом телогрейки.

– Будешь? – кивнул он Ларисе на бутылку.

– Нет, – отрезала та.

– Понимаем, понимаем, служба! – уважительно заговорил Умнов, не скрывая своей радости.

– Итак, поговорим о Ковалевой, – вернула его к теме разговора Лариса. – Когда вы видели ее в последний раз?