Текст книги "Дочь Сталина. Последнее интервью (сборник)"

Я хочу на этом кончить мои письма к тебе, мой дорогой друг. Спасибо тебе за твою настойчивость – мне одной было бы не под силу свезти с места этот воз. А сейчас, когда душа свалила с себя этот непосильный груз – мне так легко, как будто бы я долго лезла по скалам в гору, и, наконец, выбралась, и горы уже – подо мной; ровные хребты раскинулись кругом, блестят в долинах реки, и светит небо надо всем этим – ровно и спокойно. Спасибо тебе, мой друг! Но ты сделал и другое. Ты заставил меня снова пережить все, снова увидеть милых и дорогих мне людей, которых давно уже нет… Снова ты заставил меня биться и ломать себе голову над теми противоречивыми и трудными чувствами, которые я всегда испытывала к своему отцу, любя его, и страшась, и не понимая, и осуждая… Снова все это навалилось на меня со всех сторон – и я уже думала, что не хватит сил говорить со всеми этими тенями, со всеми этими призраками, вставшими вокруг тесным кругом… И так сладко было видеть их всех снова, и так ужасно больно просыпаться от этого сна, – так хотелось подольше слушать их голоса, а они вдруг умолкали и исчезали… Какие это были люди! Какие цельные, полнокровные характеры, сколько романтического идеализма унесли с собою в могилу эти ранние рыцари Революции – ее трубадуры, ее жертвы, ее ослепленные подвижники, ее мученики… А те, кто захотел встать над ней, кто желал ускорить ее ход и увидеть сегодня результаты будущего, кто добивался Добра средствами и методами зла, – чтобы быстрее, быстрее, быстрее крутилось колесо Времени и Прогресса, – достигли ли они этого? А миллионы бессмысленных жертв, а тысячи безвременно ушедших талантов, погашенных светильников разума, которым не вместиться ни в эти двадцать писем, ни в двадцать толстых книг – не лучше ли было бы им, живя на земле, служить людям, а не только лишь «смертию смерть поправ» оставить след в сердцах человечества? Суд истории строг. Он еще разберется – кто был герой во имя Добра, а кто – во имя тщеславия и суеты. Не мне судить. У меня нет такого права. У меня есть только лишь совесть. И совесть говорит мне, что если не видишь бревна в своем глазу, то не указывай на соринку в глазу другого… Все мы ответственны за все. Пусть судят те, кто вырастет позже, кто не знал тех лет и тех людей, которых мы знали. Пусть придут молодые, задорные, которым все эти годы будут – вроде царствования Иоанна Грозного – так же далеки, и так же непонятны, и так же странны и страшны… И вряд ли они назовут наше время «прогрессивным», и вряд ли они скажут, что оно было «на благо великой Руси»… Вряд ли… Вот они-то и скажут, наконец, свое новое слово – новое, действенное, целенаправленное слово, – без брюзжания и нытья. И они сделают это, перевернув страницу истории своей страны с мучительным чувством боли, раскаяния, недоумения, и это чувство боли заставит их жить иначе. Только пусть не забывают тогда, что добро – вечно, что оно жило и накапливалась в душах даже там, где его и не предполагали, что оно – никогда не умирало и не исчезало. И все, что живет, дышит, бьется, светит, что цветет и плодоносит, – все это существует только добром и разумом и во имя добра и разума на всей нашей милой, измученной Земле.

Жуковка. 16 июля – 20 августа 1963 г.