Текст книги "В России надо жить долго"

КПСС называлась партией рабочего класса и трудового крестьянства. И чтобы такой являться на деле, ЦКовские мудрецы были вынуждены жестко лимитировать прием интеллигенции в партию. Чтобы принять в партию одного интеллигента, а это были врачи, учителя, инженеры, библиотекари, артисты, словом, все нерабочие, надо было вручить партбилеты семи рабочим. Но вот беда, рабочий люд в партию не стремился. Присвоение рабочего разряда не зависело от партийности, тогда как образованным людям для карьерного роста необходимо было кроме диплома о высшем образовании иметь партбилет. Вот и скапливалась в райкомах партии очередь на вступление в партию этих самых нерабочих. Далеко не все из этой очереди могли стать коммунистами, а в первую очередь те, кто рассматривался как резерв на выдвижение на руководящую должность. И попадали туда удобные серенькие бесконфликтные товарищи, которые потом руководили образованием, здравоохранением, творческими союзами, филармониями, театрами и прочее.

С результатами такого лимитированного партийного членства мне довелось познакомиться воочию, когда в конце 70-х, работая инструктором Тюменского горкома КПСС, я курировала городскую культуру, отнюдь не блиставшую талантами. Особенно убогим было творческое лицо областной филармонии, что уж совсем стало нетерпимым, когда для нее было возведено новое современное здание-дворец. К счастью, в штат филармонии поступили двое выпускников Новосибирской консерватории, молодые люди, полные новых творческих планов, способные оживить прежнюю унылую филармоническую жизнь. Ребята пришли ко мне в горком партии, мы вместе обсудили их интересные, очень понравившиеся мне планы, и я двинулась к филармонистскому начальству, чтобы претворить их в жизнь. Начальство состояло из двух партийных замшелых пней, директора и художественного руководителя. Руководство филармонии в лице этих двух товарищей без всякого энтузиазма выслушало мои предложения о перестройке работы их культурного учреждения и в ответ предложило обсудить наши весьма заманчивые планы на партийном собрании, которое должно было утвердить или отклонить их. Когда я пришла на это партсобрание и увидела его состав, мне сразу стала ясна бесперспективность наших планов. В зале смиренно сидели уборщицы, гардеробщицы, рабочие сцены, народ пожилой, пенсионного возраста и с большим партийным стажем, научившим их не спорить с начальством, тем более в творческих вопросах, в которых они действительно мало что понимали. Принципы централизованного демократизма в этой партийной организации были вполне соблюдены, и унылая бездарная филармонистская жизнь покатилась и дальше по накатанным рельсам.

Но еще больший парадокс партийного лимитирования ожидал меня, когда, будучи доцентом кафедры педагогики и психологии Тюменского университета, я со своей студенткой-дипломницей решила исследовать проблему социальной адаптации выпускников коррекционной школы. Нужно сказать, что школа эта была по-настоящему хорошей, где не только обучали детей-олигофренов элементарным знаниям, но и прививали профессиональные навыки будущих доступных им рабочих профессий. И действительно, большинство выпускников этой коррекционной школы добросовестно работали на конвеерах в цехах ближайшего подшефного завода, и не просто добросовестно работали, а были членами партии! Благодаря этим послушным и сговорчивым умственно отсталым ребятам заводской партком с лихвой выполнял и перевыполнял план по приему в партию рабочих.

Вот тебе и партия как руководящая и направляющая сила, вот тебе ум, честь и совесть нашей эпохи, во главе с почтенными кремлевскими старцами, мирно доживающими свою жизнь в высоких партийных кабинетах, – партия, которую наивно задумал реформировать Михаил Сергеевич.

Партия, дай порулить!

Первым на публичную критику непогрешимой КПСС решился Борис Николаевич Ельцин. Будучи первым секретарем московского горкома партии, на пленуме ЦК КПСС 7 ноября 1987 года он с резкой критикой обрушился на Генерального секретаря М.С. Горбачева за незадавшуюся непродуманную перестройку и раздражавшее его многословие генсека. И хотя критическая речь Ельцина не была опубликована, слух о ней тут же прокатился по всей Москве, и, наверно, не только по Москве. Злые языки поговаривали, а возможно, и наговаривали, что больше всего задело Горбачева то, что Ельцин нелицеприятно отозвался о Раисе Максимовне и ее влиянии на мужа генсека. ЦК КПСС, конечно, незамедлительно отреагировало на ельцинский бунт. И уже через три дня 10 ноября был собран Пленум московского горкома партии, на котором с резким осуждением Ельцина, его речи на Пленуме ЦК и его руководящего стиля выступили все 11 первых секретарей райкомов партии города Москвы. Ельцин был единогласно изгнан с поста первого секретаря МГК КПСС, получил выговор, а с ним и назначение на пост министра строительства СССР, о чем много позже пожалел Горбачев. И когда уже не было ни СССР, ни КПСС, ни самого Ельцина, отставленный со всех постов и давно овдовевший Горбачев сожалел, что не отправил тогда Ельцина послом в какую-нибудь банановую республику, что, возможно, и позволило бы сохранить от распада СССР.

Однако в народе эта переданная сарафанным радио речь Ельцина вызвала единодушное ликование. Фраза секретаря ЦК КПСС Е.К. Лигачева, возразившего Ельцину словами «Борис, ты не прав», тут же потеряла приставку «не» и перекочевала на сотни тысяч немедленно изготовленных кругленьких нагрудных значков с надписью «Борис, ты прав». Осмелевший народ, воодушевленный примером Бориса Николаевича, хлынул выражать свое мнение на многотысячных митингах. Гавриил Попов в своей книге «Будет ли у России второе тысячелетие» писал: «Книгу о будущем России я посвящаю демонстранту 1989 года… Демонстрант был главным аргументом в противостоянии старого и перемен. Он не стрелял. Не бил стекла, не жег автомобили. Стоял. Лицом к лицу – демонстрант и советская система… Именно тогда, в 1989 году был сокрушен социализм. Сломлен самым сильным из всех известных русскому народу способов – идейно, нравственно, духовно».

Не оставались и мы с мужем в стороне от этого коллективного волеизлияния. И я хорошо помню, как мы стояли на запруженной народом, тогда еще не застроенной, просторной Манежной площади, где люди разных возрастов держали самодельные плакатики «Долой КПСС», «Партия, дай порулить», «Шестой статье – НЕТ». Был и такой плакат: «Михаил Сергеевич, с кем Вы?» На этот вопрос Горбачев отвечать затруднялся. С одной стороны, им был взят курс на демократизацию и гласность. И в этом отношении, вопреки сопротивлению верных ленинцев, преобладающих в политбюро, удалось многое сделать. Он добился неслыханного для советских граждан – отмены цензуры, что было закреплено в 1988 году решением Пленума ЦК КПСС, а позже в 1990 «Законом о печати». Наконец, в 1989 году состоялось еще более неслыханное событие, взбудоражившее всю страну: первые свободные выборы на альтернативной основе депутатов в Верховный Совет СССР. До этого безальтернативные выборы по сути дела подменялись назначением по разнарядке, спущенной сверху, в которой указывалось, какой процент партийных и беспартийных, мужчин и женщин, рабочих и интеллигенции должен быть представлен в Верховном совете. На местах партийным органам оставалось только подобрать подходящие кандидатуры, вписать их в бюллетени и обеспечить явку избирателей, что было самым трудным. Однако и здесь был найден простой, но действенный выход. На избирательных участках в день выборов звучала не только праздничная музыка, но и была организована торговля дефицитными продуктами. А в эпоху всеобщего дефицита такая приманка действовала безотказно.

И вот сейчас при этих альтернативных выборах в Верховный Совет общественные активисты, которых вдруг оказалось немало во всех регионах страны, могли наравне с партийными органами на собраниях избирателей выдвигать свои кандидатуры, вписывать их в бюллетени, обеспечивая тем самым возможность реально выбирать между теми, кого выдвигал народ, и партийными выдвиженцами. Развернулась небывалая предвыборная агитационная борьба, в которой партия с треском проиграла. В Москве не прошел ни один выдвинутый секретарь райкома и горкома КПСС. Зато опальный Ельцин набрал 89,44 % голосов, одержав победу над неслабым конкурентом, назначенным партаппаратчиками, директором завода Лихачева Братовым. На собраниях избиратели дружно скандировали «Братов для завода, Ельцин для народа». Прокатили и Богомякова Г.П., бессменно 17 лет возглавлявшего Тюменский обком КПССС во времена, когда осваивалась Западно-Сибирская нефтяная целина. И что интересно, Богомяков не рискнул выдвигаться в областном центре или в северных нефтегазовых районах. Он выбрал Ишим, скромный спокойный провинциальный городок на юге Тюменской области, где о политических страстях, казалось бы, и не слышали. Но и не отличающиеся политической активностью ишимцы с треском прокатили некогда всесильного первого секретаря обкома КПСС товарища Богомякова. Однако не надо думать, что партия сдавалась без боя. Партийцы настойчиво подбирали и выдвигали свои кандидатуры, под всяким предлогом пытались срывать собрания избирателей, где должны были выдвигаться неугодные кандидаты. В Москве были сорваны собрания по выдвижению Евгения Евтушенко и Виталия Коротича. Однако в накаленной предвыборной борьбе эти кандидаты были избраны в Харькове. Когда я навещала своих родителей и живущего с ними младшего брата, мне приходилось быть свидетелем этих предвыборных харьковских баталий, в которых не последнюю роль играл Юра Семенцев, мой младший брат, активный демократ первой волны.

Как бы то ни было, но эти первые свободные выборы, состоявшиеся на альтернативной основе по инициативе Горбачева, очевидно неожиданно для него самого открыто и наглядно продемонстрировали все неприятие и весь негативизм, которые испытывал народ к КПСС. Однако, несмотря на это, Горбачев отнюдь не был готов отменять шестую статью Конституции СССР, которая гласила, что коммунистическая партия является руководящей и направляющей силой советского общества. А наличие других партий просто и не предполагалось. Уже на первом съезде Верховного совета, выбранного на альтернативной основе, который начал свою работу 25 мая 1989 года, члены межрегиональной группы Юрий Афанасьев, Гавриил Попов, Анатолий Собчак, Андрей Сахаров, Борис Ельцин и другие депутаты-демократы предложили отменить эту пресловутую шестую статью. Но, увы… они оказались в меньшинстве. Председательствующий Горбачев выступил против, и, по выражению Юрия Афанасьева, агрессивно-послушное большинство зашикало и провалило это предложение. На втором съезде Верховного совета, открытом 12 декабря 1989 года, академик Сахаров снова предложил внести в повестку вопрос об отмене шестой статьи. И снова Михаил Сергеевич отклонил это предложение. И уже 4 февраля улицы и площади Москвы были запружены массовыми митингами с требованием отмены шестой статьи, и эту массовую протестную реакцию больше невозможно было игнорировать. Однако отказ от руководящей роли коммунистической партии, ЦК КПСС и генерального секретаря как верховного правителя страны требовал введения другого поста, выполняющего эти функции управления огромной и разноязычной державой. И на третьем внеочередном съезде Верховного Совета СССР в марте 1990 года был принят закон об учреждении поста президента Советского Союза, внесении изменений в Конституцию страны с отменой шестой статьи и введении многопартийности. На этом же съезде Михаил Сергеевич был избран президентом страны, таким образом, верховная власть от генерального секретаря утратившей свои полновластные полномочия КПСС переходила к президенту и по-прежнему оставалась в руках Горбачева.

Но, увы, когда с отменой шестой статьи КПСС утратила свою руководящую и направляющую роль и свое всевластье, то и президент, в отличие от генерального секретаря, лишился тех приводных ремней в лице обкомом, горкомов, райкомов партии, с помощью которых можно было реально управлять огромной страной. На местах во всех 15-ти союзных республиках очень скоро поняли фактическую беззубость верховной власти, и в течение двух лет до конца 1990 года все республики провозгласили суверенитет независимости. В начале, в ноябре 1988 года это произошло в Эстонии, затем, в мае, июне, сентябре 1989 года – в Литве, Латвии, Азербайджане. 29 мая 1990 суверенитет был провозглашен в Грузии и 12 июня 1990 года – в России, за нею в июне-августе последовали Узбекистан, Молдавия, Белоруссия, Украина, Таджикистан и Туркменистан, и последними заявили о суверенитете Казахстан (25 октября 1990 года) и Киргизия (15 декабря 1990 года). И с этого времени Горбачев вынужден был сидеть на двух стульях с подпиленными ножками. То есть быть генеральным секретарем коммунистической партии, которая лишилась своей направляющей и руководящей роли, и президентом страны, состоящей по сути дела из 15-ти независимых государств. И с этого времени и он как глава страны по имени Советский Союз, и сама страна были обречены, чего мы тогда, да, наверно, и сам Горбачев еще не понимали.

Кто владеет информацией, тот владеет миром

Как известно, молодой, а по ЦКовским меркам юный, 47-летний Михаил Сергеевич из первых секретарей Ставропольского края был вознесен на высокую должность секретаря ЦК КПСС по рекомендации всесильного начальника КГБ СССР Ю.В. Андропова. Юрий Владимирович, отдыхая на курортах Кавказских минеральных вод, имел возможность близко, в неформальной обстановке узнать и оценить Михаила Сергеевича, а заодно и его образованную и интересную во всех отношениях жену Раису Максимовну. После скоропостижной смерти Кулакова, секретаря ЦК КПСС, курирующего сельское хозяйство, было две реальных кандидатуры на это место – два руководителя, преуспевающих на ниве сельского хозяйства в южных урожайных Ставропольском и Краснодарском краях.

Соперник Горбачева, первый секретарь Краснодарского крайкома КПСС С.Ф. Медунов, к этому времени уже прославился на весь Советский Союз, был Героем социалистического труда, за выполнение и перевыполнение планов по сбору пшеницы и риса награжден тремя орденами Ленина и двумя Трудового Красного знамени. Сергей Федорович умел и работать, и показывать товар лицом, и хорошо встречать и угощать товарищей из ЦК на черноморских курортах своего края. А кроме того, гораздо более зрелый возраст Медунова не смущал ЦКовских старцев. Но самое главное, он считался близким другом Леонида Ильича после того, как устроил его оглушительное чествование в Новороссийске, когда городу, где шли сражения на Малой земле, в которых участвовал полковник Брежнев, объявляли звание «Город-герой».

Так что вряд бы Михаилу Сергеевичу светил карьерный рост, если бы Андропов не запустил в ход компромат, накопленный в тайниках его конторы на всесильного Медунова, которому удалось «свалить» заместителя главного прокурора СССР Найденова, осмелившегося когда-то рыть под него. Были и другие сигналы наверх о масштабных приписках и других изъянах в стиле партийного руководителя Краснодарского края. Так, в частности, секретарь крайкома И.П. Кикило сигнализировал в КПК (комиссию партконтроля) при ЦК КПСС о фактах очковтирательства и приписках, допускаемых самим первым секретарем крайкома, что закончилось для Медунова всего лишь беседой с секретарем ЦК Капитоновым, в результате которой он дал слово принять меры. И слово сдержал, отправил жалобщика Кикило Ивана Павловича на преждевременную пенсию.

Люди в штатском, взявшие под контроль вип-зал адлерского аэропорта, крупные торговые точки, рестораны и кафе черноморских курортов, задержали директора сочинского магазина Пруидзе при вручении крупной взятки замминистру рыбного хозяйства СССР товарищу Рытову. В Сочи нагрянули работники генпрокуратуры и, помимо громкого рыбного дела, контрабандной переправки за границу икры и рыбных деликатесов, обнаружили отлаженную сеть высокопоставленных коррупционеров и взяточников. Под арест попали председатель Сочинского горисполкома Воронков и первый секретарь Сочинского горкома КПСС Мерзлый. После первого же общения со следователями пропал, бесследно исчез и до сих пор не найден первый секретарь Геленджикского горкома КПСС Геннадий Погодин. Секретарь Хостинского райкома партии во избежание публичного позора покончил жизнь самоубийством. У бывшего секретаря крайкома КПСС А.Г. Тарады, к тому времени получившего повышение и переведенного в Москву на должность заместителя министра Мясомолпрома СССР, было изъято денег и ценностей на 750 тысяч рублей, полученных за счет взяток более чем от 100 должностных лиц. Дело со взятками в Краснодарском крае было поставлено на поток, никакие вопросы, ни крупные, ни мелкие, без взяток не решались. В итоге прокурорских проверок 1500 человек были осуждены, 500 чиновников и партийных работников уволены.

Но самое суровое наказание понесла Железная Бэлла, Бэлла Бородкина, директор Геленджикского треста столовых и ресторанов, собиравшая еженедельную дань со своих подчиненных – руководителей предприятий общепита, которой с избытком хватало и на роскошные столы, накрываемые для высокопоставленных гостей Медунова, и на сверхроскошную жизнь самой Бэллы. Изъятые у нее драгоценности измерялись килограммами, было изъято также бессчетное количество хрусталя, ковров, мехов, около миллиона денег. До последнего Железная Бэлла рассчитывала, что бывшие покровители, которых она так щедро угощала, вытащат ее из тюремных застенков. И когда поняла, что помощи не дождаться, сдала всех, всю преступную коррупционно-взяточную цепочку черноморских курортов Краснодарского края. Но, увы, это не спасло Бэллу от сурового наказания, и она была приговорена к высшей мере.

Орденоносный Медунов, хотя для победы в соцсоревновании и для получения очередного ордена не брезговал приписками и очковтирательством, однако во взятках замечен не был. Тем не менее, пришлось все-таки отвечать, как у него всесильного хозяина Краснодарского края свила такое разветвленное гнездо банда высокопоставленных коррупционеров и взяточников. Ведь в самом деле, не мог же он не понимать, что обильно накрытые столы для него и его высокопоставленных гостей оплачивались не из чьего-то личного кармана, а за счет обвешенных покупателей в магазинах, недоложенных порций в кафе и ресторанах и прочих мухлевок. Но очевидно, такими вопросами гостеприимный хозяин не задавался, и те, кто накрывали эти столы, были на хорошем счету у партийного руководства и под его надежной крышей. В благодарность за свое щедрое гостеприимство прославленный Герой соцтруда, награжденный тремя орденами Ленина и двумя – трудового Красного Знамени, после всех этих многочисленных посадок и разоблачений в 1982 году с позором был изгнан с поста первого секретаря Краснодарского крайкома партии. Но одряхлевший Леонид Ильич, тем не менее, не бросил на произвол судьбы старого товарища. Медунова перевели в Москву, где ему нашлось скромное местечко заместителя министра сельского хозяйства. Правда, мстительные однопартийцы в 1989 вспомнили о стоящем на учете в Гагаринском райкоме партии города Москвы пенсионере Медунове и исключили его из партии за прошлые прегрешения на посту хозяина Краснодарского края. Похоронив жену и сына, всеми забытый Сергей Федорович умер в 1999 году в полном одиночестве.

В результате инициированное Андроповым громкое сочинско-краснодарское дело расчистило дорогу наверх в секретари ЦК КПСС Горбачеву, а заодно продемонстрировало его покровителю надежнейший способ избавляться от конкурентов и в первую очередь от таких реальных претендентов на место главного человека в стране, пост генерального секретаря ЦК КПСС как первый секретарь Московского горкома партии Гришин. А эта необходимость у Юрия Владимировича Андропова назревала тем настойчивее, чем больше дряхлел генсек Брежнев. И в 1982, когда уже было ясно, что Леонид Ильич не жилец, люди Андропова вплотную занялись московской торговой мафией, информации о которой немало скопилось у гэбистов. Собственно, особого труда собирать такую информацию в Москве, в отличие от Краснодарского края, было нетрудно. Главное средоточие всех криминальных торговых контактов вело к Юрию Соколову, директору знаменитого «Елисеевского» магазина в центре столицы на ул. Горького, ныне Тверской. Однако при всей этой очевидности подступаться к Соколову было и непросто, и рискованно. Ведь здесь отоваривались дефицитными деликатесами все знаменитости Москвы, включая Галину Брежневу. Да и сам Соколов, и его семья, в отличие от геленджикской Железной Бэллы, особо не шиковали, к тому же он пользовался репутацией идеального торгового профессионала, руководившего образцово-показательным крупнейшим в стране продуктовым магазином. Но не надо забывать, что за дело взялись ребята из госбезопасности, поднаторевшие как никто на сборе информации, для которых ничего не стоило установить в кабинете директора «жучки» и скрытые видеокамеры. Следователи нагрянули в кабинет к Соколову, как только он рассовал в ящики стола принесенные директорами филиалов конвертики, содержимое которых, как правило, уходило на взятки поставщикам, снабжавшим «Елисеевский» дефицитами, и вышестоящим начальникам. При обыске в квартире и на даче Соколова не нашли никаких излишеств, золота, драгоценностей, антиквариата, изъяли только 50000 рублей, что вполне могло быть накопленным сбережением при достаточно большой зарплате директора магазина и его жены. В надежде на смягчение приговора Соколов пошел на сотрудничество со следователями КГБ, которые вели дело, раскрыл им сложные схемы той системы, в которой, чтобы получать первоклассный товар от поставщиков и угождать сильным мира сего, заходящим с черного входа, надо было крутиться, исхитряться, получать и давать взятки. В результате с лета 1983 года к уголовной ответственности было привлечено около 1500 работников Мосгорторга. Начальник Мосгорторга Николай Трегубов получил 15 лет, участник войны, орденоносец директор Юрий Соколов приговорен к высшей мере и расстрелян 14 декабря 1984. До этого дня Юрий Владимирович Андропов не дожил, он умер 9 февраля 1984 года, пробыв на посту генерального секретаря немногим больше года. Дорогу к этому вожделенному посту ему помогло расчистить московско-елисеевское дело, в результате которого был окончательно скомпрометирован один из его реальных соперников – первый секретарь МГК КПСС В.В. Гришин. Последующая участь Гришина оказалась незавидной. Волны перестройки в 1985 году смели его с поста первого секретаря, и на место хозяина столицы пришел Ельцин. В годы шоковой терапии, организованной гайдаровскими младореформаторами, он, как и все советские люди, разом потерял обесцененные накопления. Вынужден был влачить жалкое существование на нищенскую пенсию и в мае 1992 года умер в коридоре собеса Краснопресненского района, куда явился с документами, удостоверяющими, что он – Герой социалистического труда и имеет право на пенсионные льготы.