Текст книги "В России надо жить долго"

Неравная война между КГБ и МВД

Неприкрытое соперничество и открыто неприязненные отношения между главой КГБ Ю.В. Андроповым и министром МВД Н.А. Щелоковым не были секретом ни для подчиненных, ни для руководителей страны. Брежневу, скинувшему Хрущева и пришедшему к власти в результате дворцового переворота, было даже выгодно это соперничество двух силовых министров, что исключало вероятность сговора и обеспечивало генсеку безопасное существование на своем посту. Как известно, Леонид Ильич весьма дорожил своими старыми друзьями и коллегами, с которыми работал в Днепропетровске еще до войны, в начале своей партийной карьеры. И Николай Анисимович был как раз из числа этой днепропетровской команды, что делало его неуязвимым даже для такого опасного и информированного соперника как глава КГБ. А кроме того, пользуясь расположением первого лица Щелокову удалось немало добиться в финансовом обеспечении и повышении статуса работников милиции. На посту министра МВД он проработал с 1966 по декабрь 1982 года. И первая половина его правления на этом посту оценивается достаточно высоко, уж не говоря о правительственных наградах, на которые не скупился дорогой Леонид Ильич. Щелоков был награжден 4 орденами Ленина, Орденом Октябрьской революции, Орденом трудового Красного Знамени и еще был Героем социалистического труда.

Николай Анисимович постарался не отстать в разоблачениях торговой мафии от своего конкурента Андропова. В ответ на нашумевшие сочинско-краснодарскую и московско-елиссеевскую операции, проведенные КГБ, УВД, ведомство Щелокова разоблачило ростовских торгашей. В результате чего двое из ростовских торговых начальников – Бобров, начальник управления торговли горисполкома, Уркин, директор крупного магазина – были приговорены к высшей мере; Будницкий, начальник областного управления торговли, – к 15 годам, Тесля, завотделом Ростовского горкома партии, – к 10 годам лишения свободы. Не поздоровилось и ответственным работникам Минторга РСФСР, трое из которых получили от 8 до 10 лет лишения свободы. По масштабности раскрытых торговых преступлений ростовское дело не уступало сочинско-краснодарскому и московско-елисеевскому. Но, увы, в отличие от них оно никак не влияло на кадровые перестановки в высших эшелонах партийной власти.

На особом положении Министерство внутренних дел стало находиться, когда в нем начал работать зять Брежнева Юрий Михайлович Чурбанов. Как известно, дочь Галина была большой головной болью для генерального секретаря, о ее похождениях судачила вся Москва, не все, но кое-что доходило и до слуха ее высокопоставленного папы. И посему, когда в январе 1971 года в доме архитекторов она познакомилась с видным красавцем, молодым, моложе ее на 8 лет подполковником внутренних войск Юрием Чурбановым, а вскоре и вышла за него замуж, папа был рад, у него появилась надежда, что дочь, наконец, образумится и остепенится.

Ну а уж как был рад Чурбанов, и говорить нечего. Перед ним открылась головокружительная карьерная лестница, по которой он, прыгая через несколько ступенек, резво устремился наверх. Через 3 года он уже был генерал-майором, в 1977 году заместителем министра, в 1980 году – первым заместителем министра, в 1981 году получил звание генерал-полковника, а также Госпремию за обеспечение правопорядка на Олимпиаде. Должность министра МВД уже реально маячила перед ним. Но тут случилось непоправимое. 10 ноября 1982 года всесильный папа, генеральный секретарь ЦК КПСС, дорогой Леонид Ильич скончался, и уже 12 ноября его кресло занял заклятый враг Щелокова Андропов Юрий Владимирович. На этом карьерный рост Чурбанова закончился, и началось расследование по поводу коррупции и взяток, в чем обвинялся сам министр МВД Н.А. Щелоков, который 17 декабря 1982 года, уже через месяц после воцарения Андропова, был освобожден с поста министра и для начала переведен на незначительную должность в группу генеральных инспекторов Министерства обороны.

А еще через месяц новый министр МВД, назначенный Андроповым, Виталий Федорчук, основательно взявшийся за чистку рядов в своем ведомстве, завел дело на Щелокова, квартира и дача которого были переполнены антиквариатом и подлинниками картин знаменитых художников, как правило, конфискованных у богатых взяточников и валютчиков. Выяснилось, что квартиры, выделенные МВД, по большей степени раздавались министром своим родственникам и родственникам любимой жены. На трех «Мерседесах», подаренных советской милиции правительством дружественной ГДР, раскатывали жена, сын и дочь. Выявленные злоупотребления сыпались как из рога изобилия. Отчетливо запахло постыдным арестом и конфискацией имущества. И привыкшая к роскоши и почитанию красавица-жена уволенного министра Светлана Владимировна 19 февраля 1983 года застрелилась.

Николай Анисимович пережил свою жену почти на два года и застрелился 13 декабря 1984 года, после того, как его лишили звания генерала армии, всех наград кроме военных и исключили из партии. Затем должен был последовать арест, суд, заключение, позор, что не мог и не хотел позволить себе 73-летний Николай Анисимович Щелоков.

Ареста и суда не удалось избежать и брежневскому зятю. Правда, это произошло через три года после самоубийства министра Щелокова. Ни Андропов, ни заступивший на его место Черненко из уважения к покойному Леониду Ильичу, которому были обязаны своей карьерой, не трогали Чурбанова, хотя и против него накопилось немало компромата. В последние годы, будучи первым заместителем министра, Чурбанов, что называется, распоясался. Особенно ему нравилось демонстрировать свою власть в кадровой политике и выдвигать угодливых и угождающих ему на руководящую должность и задвигать неугодных умников, имеющих свое мнение. Так, одной из самых заметных его жертв стал генерал-лейтенант внутренней службы, профессор Сергей Михайлович Крылов, который был начальником штаба МВД, так сказать, мозговым центром, формировавшим стратегические направления в работе министерства. Такой авторитетный Крылов, конечно, оказался не по нраву Чурбанову. И он добился, чтобы Сергея Михайловича сплавили из министерства вместе со своим штабом. При всем уважении к своему умнейшему начальнику штаба Щелоков не решился вступить в конфликт с брежневским зятем. Однако для Крылова было подобрано место, где он в полной мере мог проявить свой ум и эрудицию. Он был назначен начальником открытой по его инициативе Академии МВД СССР, призванной готовить руководящий состав советской милиции.

Судьба так распорядилась, что мне довелось долгие годы сотрудничать с кафедрой психологии Академии МВД СССР. Началось это сотрудничество в 1977 году, когда я готовилась к защите кандидатской диссертации на факультете психологии Ленинградского университета. Тогда мой многомудрый научный руководитель, основатель первой в Советском Союзе кафедры социальной психологии, профессор Евгений Сергеевич Кузьмин определил в качестве ведущей организации на защите моей диссертации эту кафедру. Правда, он сопроводил свое решение фразой, которая меня изрядно поднапугала. Кузьмин сказал, что Академия эта недавно открыта, ее кафедру психологии в ЛГУ пока не знают и на моей диссертации проверят, что она из себя представляет. Меня он успокоил тем, что дал высокую оценку моей диссертации, за которую, как он сказал, нечего бояться. Но одно – оценка профессора Кузьмина, а другое – отзыв никому не известной кафедры так грозно звучащей Академии МВД СССР. Со страхом и волнением ехала я за отзывом в эту Академию на улицу Зои и Александра Космодемьянских у станции метро «Войковская».

Монументальное здание Академии МВД впечатлило меня, как и впечатлили ее длинные, в ковровых дорожках коридоры с картинами знаменитых художников на стенах. Кафедра психологии, возглавляемая профессором А.М. Столяренко, отнеслась вполне благосклонно к моей диссертации. Отзыв, написанный симпатичным доцентом Валерием Ивановичем Чернениловым, выпускником факультета психологии МГУ, тут же при мне обсудили, одобрили, напечатали, заверили и выдали на руки. Я была просто растрогана доброжелательностью и оперативностью сотрудников этой кафедры и задружила с ними на долгие годы. Позже пришлось неоднократно участвовать в конференциях, которые проводила Академия МВД, участвовать в научных сборниках, выпускаемых кафедрами психологии и педагогики, писать отзывы и рецензии на их работы и диссертации. А когда через 12 лет в 1989 году дело дошло до защиты моей докторской, эта же кафедра снова была моей ведущей организацией.

На научных конференциях, проходивших в Академии МВД, мне приходилось видеть и слышать выступающих с докладами и начальника Академии генерал-лейтенанта профессора Сергея Михайловича Крылова, и заместителя министра МВД генерал-лейтенанта Юрия Михайловича Чурбанова. Подтянутый, эрудированный, умный и остроумный Сергей Михайлович производил неотразимое впечатление. Его боевые награды, полученные во время войны, скромно и неброско располагались на орденском бланке. Китель же не нюхавшего пороха Чурбанова до пупа был увешен орденами и медалями. В любви к наградам он, видимо, не уступал своему венценосному тестю. Его розовая, гладкая физиономия раскормленного самодовольного молодого человека, в отличие от Крылова, производила отталкивающее впечатление. Я тогда, хотя и не знала ничего о характере отношений этих двух людей, подумала, как же они несовместимы. И как же тяжело Сергею Михайловичу работать под началом этого самодовольного, упивающегося своей властью зятька. А работать Крылову под таким началом было не просто тяжело, а невыносимо. Затравленный придирками, проверками, унизительным отношением Чурбанова и его подхалимов, в 1979 году 60-летний, полный сил и не жалующийся на здоровье Крылов застрелился в своем кабинете.

Говорят, нельзя злорадствовать о чужом несчастье. Но когда в 1988 году Чурбанов, привлеченный к следствию по узбекскому делу, был осужден на 8 лет, я искренне радовалась, как, кстати, и мои коллеги из Академии МВД, которым довелось работать под руководством Сергея Михайловича. В знак благодарной памяти об основателе и первом начальнике Академии МВД СССР, которая сейчас называется Академия управления МВД РФ, в 2009 году, в год 90-летнего юбилея Сергея Михайловича Крылова, на территории Академии ему был установлен памятник.

Исхудавший, лишенный всех наград и званий Чурбанов, отсидев в колонии вместо восьми пять лет, в 1993 году освободился условно досрочно и возвратился к разбитому корыту. Галина Леонидовна, пока он сидел, с ним развелась и выписала из квартиры. Выручила бывшая любовница, в отличие от жены хранившая верность и проникнувшаяся сочувствием к бывшему красавцу генерал-лейтенанту. Чурбанов поселился у нее на квартире на окраине Москвы и стал примерным семьянином. Но конец его был печальным. В 2008 году его хватил второй инсульт, после которого он пять лет был прикован к постели и скончался в 2013 году.

Цена ЦКовских наград

Маховик уголовных дел, раскрученный Андроповым, набрал полную силу во времена горбачевской перестройки и угодил в головы самых именитых и обласканных Брежневым партийных боссов. И самым громким делом того времени стало узбекское или, как его еще называли, хлопковое дело. Сигналы о неблагополучии в этой советской республике поступали и при Брежневе. Но Леонид Ильич не мог дать в обиду своего любимчика первого секретаря компартии Узбекистана Шарафа Рашидовича Рашидова, дважды Героя социалистического труда, награжденного пятью орденами Ленина и еще пятью разными важными орденами и, наконец, лауреата Ленинской премии. И конечно, как и полагалось при такой должности, Рашидов был кандидатом в члены Политбюро и членом президиума Верховного Совета СССР. Все свои награды Рашидов получил за белое золото, хлопок, на который работал весь Узбекистан от малого до старого. Каждый год Узбекистан отчитывался о сборе 3-х миллионов тонн хлопка. А на деле не поставлялось и половины. Недостающие полтора миллиона тонн восполнялись приписками, за которые государство также щедро расплачивалось. Позже следователями было подсчитано: только за пять лет, предшествующих началу следствия, за мифический хлопок было выплачено около пяти миллиардов рублей. 1,6 миллиарда было потрачено на инфраструктуру, строительство дорог, больниц, школ. Остальные 1,4 миллиарда уходили, как сейчас говорят, на распилы, откаты, взятки.

Андропов, будучи председателем КГБ СССР, знал об очковтирательстве и приписках в Узбекистане, но даже он в полной мере не владел всей информацией. Ведь Рашидов в республиканских МВД и КГБ расставил свои кадры, которые и не думали давать ход расследованию этих дел. Мало того, когда Андропов направил в Узбекистан на должность председателя республиканского КГБ своего человека Э.Б. Нордмана, Рашидов очень скоро ухитрился его скомпрометировать и «скушать». Посему, когда Юрий Владимирович в ноябре 1982 года стал главным человеком в стране, не откладывая в долгий ящик, он занялся узбекским делом, и в феврале 1983 года было поручено прокуратуре СССР создать следственную комиссию и направить ее в Узбекистан. Возглавили эту комиссию следователи Т.Х. Гдлян и Н.В. Иванов. Следователи работали в тяжелых условиях, им угрожали, и пришлось работать под прикрытием группы «Альфа». Через полгода, уже в начале апреля, Гдлян и Иванов изъяли драгоценностей и денег на сотни миллионов рублей, которые хранились в банках и бидонах, закопанных в садах родственников. Под следствие попали первые секретари обкомов партии, генералы МВД, министры. Но до их суда Рашидов не дожил и в возрасте 65 лет 31 октября 1983 года скоропостижно скончался: по официальной версии – от сердечного приступа. Однако приближенные рассказывают, что Рашидов застрелился после звонка Андропова, который поинтересовался, будет ли собрано обещанных три миллиона тонн хлопка, которого на тот момент было не более 20 % от этих обещанных миллионов. В разгар следствия приписки были уже невозможны, и постыдная правда о белом узбекском золоте выплывала наружу во всей своей красе, чего, конечно, не мог пережить орденоносец, Герой социалистического труда, лауреат Ленинской премии Ш.Р. Рашидов. Похоронили его со всеми почестями на центральной площади Ташкента с намерением позже соорудить над могилой мемориал, куда будут возлагать цветы благодарные соотечественники.

Однако когда летом 1984 года на пленуме ЦК компартии Узбекистана, на котором присутствовал Е.К. Лигачев, выбирали нового первого секретаря, на покойного Рашидова от его бывших угодников посыпался град критики и разоблачений в коррупции, деспотизме, расправах с неугодными. Было принято решение эксгумировать его прах и перезахоронить с центральной площади Ташкента на Чагатайском кладбище, где хоронили выдающихся деятелей культуры и науки, государственно-партийных деятелей.

Тем временем следователь Гдлян начал называть это дело не хлопковым и узбекским, а кремлевским, имея в виду, что взятки от присвоенных миллионов доставались и московским высокопоставленным покровителям, под прикрытием которых проворачивались эти аферы. Но распутать этот клубок им не дали, поскольку в 1988 году он и его коллега Иванов были отстранены от расследования, а вскоре на них самих было возбуждено дело за нарушение социалистической законности при проведении расследований в Узбекистане. Однако в марте 1989 года Гдлян и Иванов были избраны депутатами Верховного Совета и получили депутатскую неприкосновенность, а кроме того, по Москве и другим городам прокатились многочисленные митинги в поддержку этих следователей. Наблюдая, как работает новая бригада следователей, направленных Прокуратурой СССР, Гдлян написал Горбачеву записку на 17-ти листах, в которой просил спасти Узбекистан от террора, поскольку за решеткой оказались тысячи стрелочников, а не тех руководителей, которые принуждали их к припискам и подлогам. Гдлян писал, что при всех нарушениях, когда, чтобы изъять награбленные миллионы и драгоценности, они вынуждены были держать под арестом и родственников, у которых укрывались эти богатства, к уголовной ответственности группой Гдляна были привлечены не тысячи, а всего 62 высокопоставленных начальника. В 1990 году Гдлян и Иванов были исключены из партии и уволены из Прокуратуры СССР. Давая интервью журналистам, Гдлян говорил, что со своим замом Ивановым они оказались на острие борьбы с коррупцией в высших эшелонах власти и понимали, что рискуют, но шли до конца. В конечном счете от расправы их спасла поддержка народа, подавляющим большинством голосов избравшего их депутатами и вышедшего на митинги, когда нависла угроза посадки. В благодарность этим людям Гдлян в 1991 году создал и возглавил Фонд прогресса, защиты прав человека и милосердия, который занялся правозащитной деятельностью.

Следствие по узбекскому делу продолжалось до 1989 года. Всего было осуждено около 4000 человек. К высшей мере были приговорены министр хлопкоочистительной промы шленности Узбекистана В. Усманов, начальник ОБХСС Бухарской области А. Музафаров. Разные сроки получили первые секретари ташкентского, ферганского, намангантского, каракалпакского, бухарского, сурхандарьинского обкомов партии, бывший председатель Совета министров республики Н.Д. Худабердиев, 6 секретарей ЦК компартии Узбекистана, генералы и полковники МВД. Может быть, Рашидов, будучи умным человеком, прежде чем нажать спусковой крючок, осознал, как в погоне за очередным орденом и похвалой от самого дорогого Леонида Ильича он втянул в преступную деятельность и развратил сверху донизу весь руководящий состав республики, купающийся в роскоши, в то время как узбекский народ, бесправный в условиях этого советского феодализма бедствовал и надрывался на хлопковых полях.

Не только Рашидов, не только Медунов – все первые секретари обкомов, первые лица в своих областях из кожи вон лезли, чтобы отличиться перед ЦК КПСС и лично товарищем Брежневым и украсить свою грудь, как и дорогой генсек, очередной правительственной наградой. Очень обидно было первому секретарю Тюменского обкома партии Богомякову Геннадию Павловичу, который пробыл в этой должности 17 лет с 1973 по 1990 год. И за все это время был награжден только орденом Октябрьской революции и орденом Ленина. Правда, у него были и другие почетные награды: два ордена Трудового Красного Знамени и даже звание лауреата Ленинской премии, которого в 1970 году он удостоился вместе с группой других известных геологов за открытие крупных нефтегазовых месторождений в Сибири. Но все эти высокие награды были получены на прежнем месте работы в ЗАПСИБНИГНИ, в научно-исследовательском институте, занимающемся геолого-разведовочной проблематикой. Нужно сказать, что правительство не скупилось на награды тюменским геологам, нефтяникам, строителям, в тяжелейших условиях, в бездорожье, непролазной тайге и болотах ведущим геологоразведочные работы, обустраивающим нефтепромыслы, строящим новые города и прокладывающим дороги и нефтепроводы.

Дорогой ценой давалось тюменское черное золото. В предсказанные Губкиным месторождения нефти в Западной Сибири долго не хотели верить. Первые геологоразведочные работы в районе Березово начались в конце 40-х. И в 1953 году из пробуренной скважины рванул мощный газовый фонтан. Позже, в 1960-м, рванул такой же мощный Шаимский нефтяной фонтан. Стало ясно: открыты крупнейшие нефтегазовые месторождения. Но многим, в том числе и в правительстве, казалось нереальным освоить эти месторождения в непролазных сибирских топях. Однако жизнь заставляла. Старые бакинские и башкирские нефтяные месторождения истощались, а потребность в нефти все росла. И 4 декабря 1963 года Совет министров СССР принимает историческое постановление о начале крупномасштабной комплексной программы по освоению нефтяных и газовых месторождений в Сибири. Для руководства промышленным освоением нефтегазовых месторождений создается Главтюменьнефтегаз, начальником которого назначен видный специалист в этой сфере, ученый и практик Виктор Иванович Муравленко. Что интересно, в год его назначения в 1965 году было открыто крупнейшее в мире Самотлорское месторождение, через 4 года на этом месторождении началась промышленная добыча. Начали качать нефть и на других крупных месторождениях: Усть-Балыкском, Шаимском, Мегионском, в короткий срок были введены в промышленный строй 28 месторождений. Муравленко стал лауреатом Ленинской премии и Героем социалистического труда.

Но погоней за рекордами в добыче черного золота заболели не меньше, чем погоней за рекордами в сборе хлопка – белого золота. Первый секретарь обкома партии товарищ Богомяков начал настойчиво требовать от Муравленко еще больше качать нефти, особенно с прославленного Самотлорского месторождения, запасы которого исчислялись 3,3 млрд. тонн. Муравленко не менее настойчиво и терпеливо объяснял, что в каждом отдельном случае есть расчетные пределы по возможному объему выкачанной нефти, превышение которых грозит обводнением нефтяных залежей и потерей всего месторождения. В результате начальник Главтюменьнефтегаза получил от первого секретаря презрительную кличку «предельщик», поскольку считал нереальным повысить добычу нефти с добываемых 400 миллионов тонн до 600 миллионов тонн. Не меньше нажимали и министерские начальники. И сердце 65-летнего Виктора Ивановича не выдержало. В 1977 году жарким июльским днем он умер в Москве, прямо в министерских кабинетах. На его место был назначен главный инженер 50-летний Феликс Аржанов, который был также серьезным специалистом в области нефтедобычи и понимал, что чтобы сохранить месторождение на долгие годы, надо знать и соблюдать меру в его использовании. И он занял ту же позицию, что и Муравленко. Но увы, у него еще не было тех званий и наград, того авторитета, что у Виктора Ивановича, потому Богомяков через два года без труда освободил его от работы и избавился еще от одного предельщика. Тем не менее, эта десятилетняя борьба и сопротивление руководителей Главтюменьнефтегаза спасла крупнейшее в мире нефтяное месторождение Самотлор, с которого по сей день качают нефть, и со времени его промышленного освоения на Самотлоре добыто 2,2 млрд тонн нефти.

Вообще, надо сказать, Богомякову не позавидуешь. С одной стороны, он, как и все первые секретари обкомов, должен был выслуживаться перед ЦК КПСС и отличаться лично перед дорогим Леонидом Ильичем, а с другой стороны, руководить ему приходилось ох каким непростым и несговорчивым народом. Покорители Западно-Сибирской нефтегазовой целины были, что называется, богатыри, кованные из стали, с которыми приходилось считаться, и не просто считаться, а еще представлять к правительственным наградам. Для острастки, чтобы было неповадно другим, он отыгрывался на более мелких начальниках, выдавая им выговоры и снимая с работы за всякие не такие уж большие провинности. По крайней мере, о взятках и коррупции в Тюменской области было не слышно. Да и условий для этого не было. Здесь требовался поистине героический труд и геройский характер, и потому назначения на должность не могли быть по блату или за взятки, а исключительно по деловым качествам. Конечно, обидно было Геннадию Павловичу, что за 17 лет работы на таком ответственном посту, он, в отличие от своих соседей, не удостоился ни наград, ни повышения. Ведь первый секретарь соседней куда меньшей по площади и по объему добываемой нефти Томской области Егор Кузьмич Лигачев был повышен до секретарей ЦК КПСС. В ЦК на должность заведующего отделом строительства был переведен и другой сосед – первый секретарь Свердловского обкома партии Ельцин Борис Николаевич. Но обиду приходилось проглатывать и славословить в адрес дорогого Леонида Ильича не меньше других.

В декабре 1976 года Брежневу исполнялось 70 лет. Торжественный и пышный юбилей с вручением очередной звезды Героя был отмечен в Кремле и затем тиражировался на местах, на так называемых собраниях партхозактива. Я, будучи в то время вторым секретарем Тюменского горкома комсомола, удостоилась чести быть приглашенной на этот партхозактив, посвященный 70-летнему юбилею дорогого Леонида Ильича. Вернувшийся из столицы Богомяков с необыкновенной проникновенностью и умилением делился своими впечатлениями о юбилейных торжествах в Кремле и фантастических заслугах перед партией и страной многоуважаемого юбиляра. Но восторженным выступлением Геннадия Павловича дело не ограничилось. Далее по списку вызывались убеленные сединой директора заводов и начальники главков и тоже, но уже с некоторым смущением, выдавливали из себя хвалебные речи в адрес дорогого Леонида Ильича. Тогда, глядя на этот откровенно лицемерный спектакль, у меня, молодого комсомольского секретаря, впервые зародилась крамольная мысль, что так вечно продолжаться не может, и должен когда-нибудь прийти конец этой лжи и славословию.

И конец пришел, когда в марте 1985 года пост генерального секретаря ЦК КПСС занял Михаил Сергеевич Горбачев, объявивший гласность и перестройку. И тогда же стала возможной критика первых лиц в партийных аппаратах. Правда, на это решались немногие, но все-таки решались. До того на отчетно-выборных конференциях районного масштаба можно было критиковать всех, кроме первого секретаря райкома партии, если до этого не было сверху подготовлено решение об его снятии. Такое же правило действовало на городских и областных отчетно-выборных собраниях. Однако в Тюмени недовольство, зреющее в адрес Богомякова, все-таки выплеснулось наружу. В 1990 году, когда были объявлены альтернативные выборы партийных руководителей, на пленуме Тюменского обкома партии его вместе с составом областного партбюро отправили в отставку, и он расстался с должностью первого вполне демократичным путем.

Однако после воцарения Горбачева под градом критических обращений в ЦК свалились головы даже таких прославленных любимчиков Брежнева как первый секретарь компартии Казахстана Динмухамед Ахметович Кунаев. Орденоносец, трижды Герой социалистического труда, академик Кунаев правил Казахстаном более 30 лет, из них 7 лет он был председателем Совета министров и 24 – первым секретарем компартии Казахстана. За время его правления республика достигла больших успехов в горнодобывающей промышленности, в сельском хозяйстве, неоднократно докладывала о 3-х миллиардах пудов собранного зерна. При этом Кунаева отличала личная скромность, на работу, как правило, он прогуливался пешком, свою зарплату академика Казахской академии наук отдавал в помощь детям и молодым ученым. Но критику, как и все первые лица, он не терпел и не допускал, и от независимых, имеющих свое мнение людей старался бесскандально избавляться, выпроваживая их раньше времени на пенсию или спроваживая на скромные должности в отдаленные районы и города. В итоге в кадровой политике стали преобладать угодливые люди, близкие по родоплеменному делению, что и сообщали трудящиеся в ЦК КПСС. И если раньше, при Брежневе, вряд ли была бы серьезная реакция на эти обращения, а скорее всего, и самих бы обращений не было, то теперь, при новом генсеке, объявившем гласность, времена изменились. И 11 декабря 1986 года Политбюро ЦК КПСС приняло решение об уходе Д.А. Кунаева на пенсию. Позже в своем интервью пенсионер Кунаев говорил: «Одно знаю точно: нельзя много лет быть «во главе». Теряется чутье к окружающим тебя людям, свежих мыслей не понимаешь и не принимаешь, перестаешь быть критичным по отношению к себе. Делаешь неизбежные промахи, и более всего в кадровой политике». И все-таки, несмотря на самокритичное признание Кунаевым своих ошибок, казахи хранят память о бессменном руководителе своей республики. В Алма-Ате Кунаеву воздвигнут бюст, открыт музей-квартира, его именем названы улицы и проспекты во многих городах.

Объявляя гласность, Горбачев не только санкционировал возможность знакомства широкой публики с архивными государственно-партийными тайнами, но и открыл шлюз для критики ныне действующих, еще недавно неприкасаемых лиц из партийного олимпа, за что пришлось поплатиться и самому.