Текст книги "Полярный – Москва"

Сцена у фонтана

Ещё ставился отрывок из «Бориса Годунова» Пушкина. Отрывок этот – сцена у фонтана, где Лжедмитрия играл Володя Макаркин, а Марину Мнишек – Наталья Дергачёва.

Они вдвоём были очень красивы в этой сцене. ГНЗ помогла им сделать соответствующие костюмы и грим. Я часто бывала на репетиции и многие пушкинские строки запомнила наизусть:

 
«Ты ль наконец? Тебя ли вижу я,
Одну со мной под сенью тихой ночи?»
– восклицал Макаркин.
«Часы бегут, и дорого мне время —
Я здесь тебе назначила свиданье
Не для того, чтоб слушать нежны речи
Любовника…»
 

– строго отвечала Наталья.

И в конце довольно продолжительного диалога звучали в устах Володи Макаркина бессмертные Пушкинские строки:

 
Тень Грозного меня усыновила,
Димитрием из гроба нарекла,
Передо мной народы возмутила.
И в жертву мне Бориса обрекла.
Царевич я. Довольно, стыдно мне
Пред гордою полячкой унижаться.
 

Сцена у фонтана очень хорошо принималась зрителями, где бы мы её ни играли – в школе, в ДОФе или на гастролях.

Весенние каникулы

Закончилась третья четверть. Мы едем в Москву! Меня отпустили тоже. И вот поезд Мурманск – Москва, но уже совсем не такой, как в детстве. Вокруг меня ребята, учителя, под стук колёс разговоры, песни, смех. Дорога кажется такой короткой, и вот Москва! Жить мы будем в школе– интернате, из которого ребята разъехались на каникулы. И хоть находится интернат довольно далеко от центра (от метро «Сокол» ещё надо ехать на троллейбусе) – нам всё нравится.

Размещаемся, радуемся весне. У нас в Полярном ещё снег, мороз и метели, а тут капель, яркое солнце, пьянящий весенний московский воздух.

В первый же вечер – в театр. Это первый театр в моей жизни. МХАТ имени Горького, спектакль «Традиционный сбор». Наши места где-то на самом верху, слева и справа бархатные занавеси. Я смотрю на сцену с душевным трепетом. Там всё ярко, интересно! Мне нравится сама атмосфера театра, его звуки, его запах. Впечатление на всю жизнь.

И закрутились наши весенние каникулы! Спектакли, музеи, выставка в Манеже. В Манеж шли после дневного спектакля в Центральном детском театре. На улице в центре уже сошёл снег, так приятно было идти по сухому асфальту в туфельках, а не в сапогах. Светит яркое весеннее солнце, пальто на нас распахнуты, нам тепло, весело, жизнь кажется удивительно прекрасной.

Выставка в Манеже громадная, пока всю исходили – устали, поднялись в небольшой буфет, подкрепились сосисками с зелёным горошком. Как это было вкусно! А потом присели на скамеечку, чтобы немного отдохнуть перед уходом отсюда. Сидим болтаем, весело смеёмся. Напротив нас пожилой человек с фотоаппаратом. И у меня было впечатление, что его заинтересовала наша шумная компания, и он сфотографировал нас, сидящих на скамеечке и залитых лучами солнца, что падали из огромного окна.

Всё, что мы увидели за эти каникулы, хватило бы на год, если бы всё это делать медленнее. Но мы, как страдающие от жажды в пустыне, припали к источнику и пили, пили, никак не могли оторваться.

Сами тоже показывали свой спектакль. В институте усовершенствования учителей и в какой-то школе в Тушино, которая, оказывается, дружит с нашим городом.

В интернат приезжали поздно, уже уставшие, хотелось лишь упасть и уснуть, но Петя хотел, чтобы мы с ним ещё погуляли или посидели где-нибудь. Мы уже целовались, но к моему стыду, я совсем не помню, как произошёл самый первый наш поцелуй. Петя дарил мне цветы – жёлтые нарциссы. Их запах запомнился на всю жизнь.

И ко всем этим новым впечатлениям ещё одно: обратно летим на самолёте, это для меня тоже в первый раз!

Приземляемся в мурманском аэропорту, затем добираемся до Кислой Губы, садимся в автобус, который должен довезти нас до Полярного, кондуктор, как она выразилась, нас «обилечивает», и вдруг слышу:

– Осторожно, двери закрываются, следующая остановка «Старый Полярный».

Это Коля. Смешно и грустно. Грустно, что на самом деле двери закрываются в далёкой Москве без нас.

1-го апреля начало последней четвертой четверти. Для меня вся эта четверть проходит в учёбе, Петиной любви, репетициях и ожидании отъезда в комсомольско-молодёжный лагерь. Всё! Я не еду к бабушке в деревню, только в лагерь. И мама меня отпускает.

Лагерь «Полярник»

С нами едет не только Галина Николаевна, ещё Лилия Константиновна, сокращённо Листинна, Юлия Михайловна, врачи, повара, словом, много взрослых и много ребят, восьмые и девятые классы нашей школы.

Физрук – не шибко молодая и довольно полная учительница физкультуры из Мурманска Наталья Николаевна. Нас, детей, она звала странным словом «полярцы». Дорога от Мурманска до Херсона долгая. Ехали мы на поезде, который ещё стоял в Одессе, так как там перецепляли наши вагоны, чтобы ехать до Херсона.

Зато нам представилась прекрасная возможность немного погулять по вечерней Одессе. А когда пришла пора возвращаться на поезд, Наталья Николаевна громким голосом скликала нас:

– Полярцы! За мной!

Вот и Херсон, от которого нас на грузовых машинах везут в город Берислав, а уже потом в посёлок, где и размещается наш лагерь.

 
Лагерь наш, «Полярник», разместился
От людей в сиреневой глуши,
Здесь мы только слушаем транзистор,
Но об этом в письмах не пиши!
 

Это сочинил Коля Куташов, а распевал квартет «Весёлые шпроты», в который входили Макаркин, Ланевский и Бутырский.

Да, конечно, в письмах не пиши. Всё равно не поверят. Живём мы в каменном доме, который раньше у каких-то здешних помещиков был конюшней. Спим по несколько человек в комнате. Двери в эти комнаты, как и в само здание, не закрываются ни днём ни ночью. Обедаем в столовой, где, сидя за огромным столом, едим из алюминиевых мисок алюминиевыми ложками.

Все удобства – на улице, за домом. Слева для девочек, справа для мальчиков. Кто-то сказал про наши туалеты «отдуванчик», потом «т» исчезло – осталось название «одуванчик».

Однажды утром мы с девчонками проснулись и обнаружили полное отсутствие какой-либо обуви. Попытки найти свои туфли под кроватями ни к чему не привели, а когда вышли в коридор, то застали замечательную картину: из нашей обуви была проложена тропинка к самому «одуванчику». И девчонки вынуждены были ходить вдоль этой обувной дорожки, чтобы отыскать свою пару туфель. Гнев наш прошёл, отыскивали свои туфли с хохотом, но решили отомстить!

Дальше за нашими деревянными «одуванчиками» на высоком берегу стояли огромные каменные кресты. Что это было? Чьи-то могилы? Наши мальчишки относились к ним без всякого почтения, бегали туда покурить. А у меня эти кресты вызывали некоторый трепет.

За жаркое лето трава вокруг крестов становилась совершенно сухой, но в ней ещё цвели мелкие, голубоваторозовые очень пахучие цветочки. Берег был высоким, отвесным. Мальчишки наши с удовольствием лазали по кручам и даже нашли там какое-то подобие пещер.

Противоположный берег реки был пологим, там находилось большое село Горностаевка. По вечерам, сидя на нашем берегу, можно было любоваться огоньками Горностаевки. От тёплого воздуха, поднимающегося от земли, эти огоньки мелькали и дрожали.

Распорядок дня

Подъём в 7 утра. Выстраиваемся на линейку с перекличкой по отрядам и поднятием флага. Тут же оглашается фронт работ по бригадам.

Завтрак. После завтрака колхозные грузовые машины развозят нас на виноградник, на свёклу или в сад на уборку черешни, вишни или абрикосов. В час дня привозят обратно.

Обед. Тихий час. В 5 полдник и свободное время, которое все тратят по-разному. Купаемся в Бериславском водохранилище, ребята играют в волейбол, пишем письма, сплетничаем, наводим красоту, потому что после ужина, который в 7 часов, могут быть танцы, или концерт собственными силами, или КВН. В 11, после линейки – отбой.

И такая жизнь нам страшно нравится!!!

А конкурс лагерной песни! Называется он «Поём о том, как мы живём!» И поём, разумеется, те песни, что сами сочинили. Тут, конечно, никто не может тягаться с «Весёлыми шпротами», первое место за ними, но и другие стараются не слишком отставать.

Лето жаркое, урожай прекрасный. Сначала убираем черешню. Собранные нами ящики черешни колхоз тут же отправляет на продажу. А мы, пока собираем, наедаемся на весь год. После черешни – абрикосы, спелые, душистые, вкусные, но и на них со временем мы уже не могли смотреть.

А вот виноград не успевал созреть, пока мы были в лагере. Но кисточки, ягоды на которых уже становились светлыми и прозрачными, мы всё равно пытались есть, несмотря на толстый слой медного купороса, которым эти кисточки были обрызганы от вредителей.

Работа на винограднике заключалась в том, что мы подвязывали виноградную лозу к специальным шпалерам. Подвязывали мочалой, её запах тоже запомнился на всю жизнь. Бригадиром устанавливалась норма, сколько рядов виноградника надо подвязать, сколько ящиков вишни или абрикосов собрать. Я не могу сказать, что всегда выполняла норму, но на винограднике мне иногда помогал Петя.

Откуда-то в нашем лагере появился чех по имени Карел Козак. Он был студент-журналист, учился в Москве. Жил некоторое время с нами в лагере, вникал в нашу жизнь. Питался с нами, ездил на работу, пил с нашими воспитателями – и весьма здорово. Так здорово, что когда мы уже были в Одессе, Карел вынужден был продать свой транзисторный приёмник, страшную редкость тогда, так как совсем остался без денег.

Однажды, ещё в лагере, он вместе с нами купался в водохранилище, и мы устроили оригинальный бой: Наталья Дергачёва верхом на Кареле, я – верхом на Коле Куташове – пытались столкнуть друг друга в воду, в итоге нырнули все четверо. Мокрые и хохочущие, вполне довольные проведённым боем, выбрались на берег. К моему большому сожалению, Петя на всё это реагировал плохо. Ревновал меня, делался мрачным, и мне приходилось всё время улаживать наши отношения.

По вечерам, когда можно было потанцевать или просто посидеть в приятной компании, Петя тянул меня в темноту, в окружающие лагерь кусты, целоваться и обниматься. Мне это становилось в тягость, я завидовала тем, кто мог свободно распоряжаться своим временем и собой.

Сидим с ним в темноте на каких-то брёвнышках, издалека виден ярко освещённый пятачок танцплощадки, доносится звонкий голос болгарской певицы Лили Ивановой. Петя меня обнимает, а я думаю о тех, кто сейчас танцует в этом ярко освещённом пятачке под звонкий голос болгарской певицы.

Агитбригада

Галина Николаевна создала агитбригаду из ребят нашего лагеря. Туда, конечно, входили Коля Куташов, Володя Макаркин, Сашка Ланевский, Володя Бутырский, Наталья Дергачёва, Таня Майорова, Петя Ефременко, я и много других ребят, которые могли петь, танцевать, декламировать стихи. «Шпроты» начинали своё выступление с такой песни:

 
Христос, как говорится, был туристом,
Но в Библии об этом не гу-гу.
Все знают: у туристов путь тернистый,
Поэтому и молятся ему…
 

Я читала стихи, девочки плясали, все мы вместе играли неувядающую сценку Юрия Сотника «Димка-феодал».

Агитбригада ездила по полям, деревням и фермам. Галина Николаевна сочинила специальные песни, которыми мы открывали и закрывали наши концерты.

А концертов за один день могло быть несколько. С утра в поле, к обеду – на току, вечером – в клубе какого-нибудь посёлка, и в этом же клубе мы могли и заночевать, если нам не предоставляли более комфортабельных условий.

Зато кормили нас везде очень вкусно! Украинским борщом, пельменями, картошкой. Арбузов было съедено – не счесть! Концерты наши нравились, и порой мы задерживались в одном и том же хозяйстве дольше, чем предполагали.

Как-то ночевали в доме, похожем на гостиницу. Уже устали, время позднее, но Петя потащил меня гулять. Сидели с ним на скамеечке в каком-то уютном сквере, одуряюще пахло южными цветами, ночь была тёплая и тёмная. Наверно, уже в это время Петя любил меня больше, чем я его. Потому что даже во время этой чудесной прогулки я мечтала лишь о том, что скоро он меня отпустит и я смогу лечь спать.

Пожар

Возвращалась наша агитбригада в лагерь под вечер. Небо было ясным и на западе ещё довольно светлым. Последние лучи заходящего солнца были словно на картинах Рокуэлла Кента. Мы любовались окружавшей нас красотой, которая меркла, с каждой минутой погружаясь в наступающие сумерки. Быстро темнело.

ГНЗ ехала с нами в кузове и первой увидела зарево. Решение приняла мгновенно: постучала по водительской кабине и попросила ехать в сторону зарева. Шофёр без возражений повернул машину, и мы помчались.

Сначала казалось, что до огня совсем недалеко. Но мы ехали, ехали. Уже совсем стемнело. С дороги наша машина уже свернула и ехала по убранному полю. Мы бы, наверно, ещё долго добирались до огня, но нам попался на ГАЗике бригадир какого-то колхоза и поинтересовался, куда это мы мчимся. А когда узнал, что на пожар, объяснил нам, что это горит стерня.

Хлеб с полей убрали, а остатки стеблей, стерню, подожгли. Так проще. И ехать до этого огня на самом деле очень далеко. Это в степи в темноте кажется, что близко.

Нам ничего не оставалось, как повернуть обратно к лагерю.

Каховка

Надо сказать, что кроме работы и концертов агитбригады, у нас ещё были и экскурсии, и поездки в близкие и не очень города. Самым близким был Берислав, где мы тоже выступали с концертами. А вот в Каховку ездили лишь на экскурсию. Воспоминания у меня об это поездке самые разномастные.

Кто не знает? «Каховка, Каховка, родная винтовка…» Поэтому первое впечатление связано с гигантской скульптурой легендарной тачанки. Она действительно гигантская, видно её издалека. Экскурсионный автобус останавливается довольно далеко от памятника, к нему идёшь, идёшь. И вот уже кони, которые и издалека-то выглядели немаленькими, становятся огромными, а мы рядом с тачанкой, конями и всадниками, маленькими-маленькими. Конечно, это сооружение впечатляет.

Потом гуляли по городу. Просто так, с заходами в магазины и разглядыванием всего вокруг. Петя купил мне в подарок модную в то время книгу – «Кентавр» Джона Апдайка.

А «Весёлые шпроты» и ещё часть наших мальчиков пропали. Мы принялись их искать, как вдруг нам сообщили, что они в милиции! За что? Мы ужаснулись, что такого могли сделать наши мальчики? Оказалось, что ничего не сделали, их забрали в милицию за внешний вид: в городе– герое Каховке неприлично ходить в шортах и осквернять легендарный город таким видом. Несмотря на всё моё комсомольское воспитание и патриотизм, даже мне это тогда показалось нелепым!

Мамаев курган

Ещё поездка. В Севастополь на Мамаев Курган. Выезжали очень рано на грузовых машинах. Сидели рядком на деревянных скамеечках. Дорога была очень долгой и очень красивой, особенно когда ехали по Крыму, где я опять же была впервые. Крымские горы, запахи южного лета, необыкновенный вид, открывающийся, когда машина шла на подъём… всё это было здорово!

Несмотря на то, что сидеть долго на деревянных скамейках было не очень удобно, что спать пришлось буквально вповалку, мы выгружались из грузовиков рано утром довольно бодро.

Позавтракали, привели себя в порядок и пешком отправились к мемориалу на Мамаевом кургане. Пробыли мы там почти целый день. Устали. И от впечатлений, и от жары.

Поэтому, когда погрузились в машины и поехали обратно в лагерь, от усталости почти всю дорогу спали. И когда ближе к ночи вернулись в лагерь, то и здесь спали как убитые и не отдохнули как следует за один отсып.

«Аскания-Нова»

Поездка в заповедник «Аскания-Нова» была короче. Сам заповедник не произвёл на меня сильного впечатления, за исключением одного зверя, но какого! Зубробизон! Это наши учёные скрестили зубра и бизона. Получилась огромная страшная туша в длинной лохматой и грязной шерсти. Зубробизон казался таким тяжёлым, что ему и передвигаться трудно.

Экскурсовод рассказывал нам о преимуществах этого гибрида, а мне было за него горько и обидно. Такой огромный и мрачный был этот результат человеческой научной мысли.

Одесса

Закончив к началу августа все свои работы в колхозе и даже получив заработанные деньги, мы уехали из лагеря. Но не сразу домой, в Полярный, а сначала в Одессу, где могли просто отдохнуть.

Одесса! Город нам понравился, несмотря на все те неудобства, в которых мы там жили. А жили мы в какой-то одесской школе, где нам были постелены спортивные маты, на которых мы и спали вповалку. Петя, конечно, рядом со мной. Хотя в Одессе он, по-моему, не сильно мне докучал.

Дерибасовская улица запомнилась и сама по себе, и тем, что на ней или неподалёку был кондитерский магазин «Золотой ключик». Конфет в нём было видимо-невидимо, но на меня произвели самое сильное впечатление конфеты «Чернослив в шоколаде». Сверху шоколад, внутри чернослив, а внутри него сливовое зёрнышко. Вкусно необыкновенно. Прежде я таких конфет не пробовала никогда! Продавались они в развес, и я купила на заработанные средства, помимо разных сувениров, этих замечательных конфет.

Были мы на каком-то концерте с участием артиста Водяного в летнем театре и в Одессе же впервые посмотрели всем известного теперь «Фантомаса». ГНЗ смеялась над нашим низким вкусом, а мальчишки смотрели этот фильм по несколько раз.

Возвращение домой

Из Одессы домой. На перроне Мурманского вокзала нас встречали родители. Шум, гам, поцелуи и приветствия. Петя со своими родителями остался в Мурманске, по-моему, у родственников, а я поехала в Полярный на маленьком катере со своими родителями, ещё кем-то и Таней Пестровой, с которой мы наперебой все два часа рассказывали об отдыхе и пели наши песни. Настроение было очень приподнятое, я ехала без Пети.

Какое-то время я могла побыть одна и сама распоряжаться своим временем. Как обычно, с удовольствием прочитала пришедшие за лето газеты, журналы и письма, навестила своих подружек, которые не ездили в лагерь, написала письма Лене и Тане в деревню.

И, когда Петя вернулся в Полярный, я даже соскучилась и была ему рада.

10 «а»

Я учусь в десятом «а». Галина Николаевна перевела меня сюда. В конце лета я ходила на переговоры к Регине Всеволодовне домой. Регина гладила выстиранное бельё, была не в восторге от моего желания перейти в 10 «а» класс, но перечить не стала. Итак, я в 10 «а», где классным руководителем – Галина Николаевна, где учатся такие прекрасные ребята и Петя.

Нас называют Светик и Петик. В причёске у меня был тогда розовый бантик, и, по-моему, Наталья Дергачёва про нас сочинила:

 
Светит, светит ему Светик
В ярко-розовом банте.
 

У меня – Петя, у Натальи – Зыков старший. Сашка. Весь из себя в чёрной форме курсанта морского училища. Старше нас. Поэтому я отношусь к нему как ко взрослому. Галина Николаевна покровительствует моим отношением с Петей. Но после лета заметила, что он всё мрачнее и мрачнее. Решила поговорить со мной по душам. А мне к этому времени уже стали в тягость Петины ласки, особенно когда ему всё время хотелось большего и большего.

Как-то ГНЗ пригласила меня к себе. Сидели вечером в её комнате. Комната у неё очень уютная. Возле стены, противоположной окну, два кресла и журнальный столик, а вся стена занята стеллажами с книгами, которых у ГНЗ очень много. Сидим мы в этих креслах, ГНЗ спрашивает меня, в чём причины Петиной мрачности. Я пытаюсь объяснить, мямлю что-то. Этот разговор мне не нравится, но в то же время хочется пожаловаться, вдруг ГНЗ поможет и мы вернёмся к прежним, полуплатоническим отношениям.

Вдруг она спрашивает:

– Он тебя раздевал?

– Да, – мычу я.

– И тебе это не нравится?

– Не нравится.

– Что же ты раньше мне не сказала?

– Я хотела сама во всём разобраться, – отвечаю я цитатой из «Они и мы», чувствуя всю фальшь своего ответа, самой противно, но больше ничего сказать не могу.

ГНЗ встаёт, разговор окончен:

– Я поговорю с ним, думаю, всё будет в порядке, – говорит она, провожая меня до дверей.

Мне тоже хочется на это надеяться.

В подъезде меня ждёт Петя. Смотрит на меня с надеждой. Мне его почему-то жаль, целую его в щеку, идём к моему дому и расстаёмся у подъезда.

Мои родители ни разу не сказали о Пете ни одного плохого слова. Лишь порой, когда я мылась в ванной, мама заходила ко мне, приносила полотенца и говорила:

– Света, папа волнуется, как у вас?

– Передай ему, чтоб не волновался, – говорила я с уверенностью.

И больше на эту тему ни слова. Удивительно!

«Юностьотцов»

К ноябрьским праздникам мы готовили новый спектакль по пьесе Бориса Горбатова «Юность отцов». Пьеса была на революционную тему. Мы с Натальей Дергачёвой играли одну роль – пламенной революционерки. А Петя играл главную мужскую роль. Увы, я даже не помню имён наших героев, помню лишь начало монолога, который читала в тюрьме наша с Натальей героиня, прощаясь со своей дочерью:

– Дочь моя, моя Алёнушка!.. Когда ты прочтёшь это письмо, ты узнаешь…

На мне были надеты лохмотья, сама я была измождённая, но не покорённая, со слезами на глазах читала этот монолог.

В спектакле были и смешные сцены, связанные с другими персонажами пьесы, которых играли наши ребята.

Володя Макаркин и Наталья Дергачёва играли молодых революционеров. У них была сцена расставания. ГНЗ настаивала, чтобы они после слов прощания поцеловались. Ребята всякий раз откладывали этот момент. Володя, я думаю, с удовольствием бы выполнил указание режиссёра, но Наталью всякий раз душил смех, и она всё время говорила:

– Галина Николаевна, мы на премьере поцелуемся.

А дотошный Коля Куташов заглянул в текст пьесы. Там после слов прощания героев была ремарка: гудок паровоза.

– Галина Николаевна, – решил установить справедливость Коля, – тут и нет никакого поцелуя! Тут написано: гудок паровоза!

Но спорить с ГНЗ было трудно, и во время спектакля ребята имитировали поцелуй. Показывали мы этот спектакль в Доме офицеров, в школе, ездили с ним на гастроли.