Текст книги "Искусство понимать ребенка. 7 шагов к хорошей жизни"

• Увидеть происходящее глазами ребенка – в пятой главе мы покажем, как добраться до сути того, что происходит с ребенком. • Быть взрослым рядом с детьми – в шестой главе обсудим, что нужно детям от взрослых.

• Понимать, какие жизненные задачи решает ребенок в первые семь лет своей жизни, какие жизненные навыки приобретает, когда получает опыт совместной с родителями хорошей жизни. Об этом седьмая глава.

Семь глав как семь шагов к пониманию и принятию ребенка и… себя самого. И если это так происходит, разве жизнь не становится все более и более хорошей?

Благодарности

Мы – соавторы и отличаемся большой созвучностью суждений и самого восприятия. Поэтому, честно говоря, благодарность мы прежде всего испытываем друг к другу за время, которое провели в диалогах, работая над этой книгой. Это было хорошее время. Наша сонастроенность происходит, наверное, из общего корня развития – образования. Факультет психологии МГУ, конец 70-х – начало 80-х. Общие учителя, талантливые ученые Даниил Борисович Эльконин и Людмила Филипповна Обухова. Они сумели передать нам полную почтения любовь к детской психологии, Льву Семеновичу Выготскому, ребенку и самому удивительному миру детства. И нашу книгу мы посвятили именно открытому (феноменологическому) восприятию, открытому взгляду на ребенка.

Позднее, уже в 2000-е, у нас появился доступ к научным обоснованиям открытого наблюдения – к феноменологии и экзистенциальному анализу Альфрида Лэнгле (Alfried Längle). Одной из нас повезло учиться и тесно сотрудничать с этим замечательным австрийским психотерапевтом, основателем направления, позволяющего точно и глубоко понимать взрослых и детей. Им всем, нашим учителям, поклон и слова искренней благодарности.

А еще мы от души признательны нашему преданному редактору Ирине Умновой, профессионалу-литератору и тонкому психологу. И Анастасии Храмутичевой, философу и молодой маме, а теперь и главному редактору семейного портала «Матроны.ру» – она первой прочитала этот текст.

И наконец, нашим близким, прежде всего детям – у них мы учились на собственных ошибках всему тому, о чем рассказываем в этой книге.

Глава 1. Внимательно смотреть на ребенка. Что это значит?

«Я держу на руках ребенка. Он вновь поражает: такой маленький, крохотные пальчики, сморщенное Я личико, маленькая головка, он весь может уместиться на моей ладони! Он ищет взгляд мамы – сосредоточенно вглядывается, и в этот момент два наших бытия сливаются. Он – мой! Его жизнь целиком зависит от меня! Первое чувство рядом с ним: такой беззащитный, ничего не знает, ни к чему не способен. Он нуждается в поддержке, он без меня не выживет»[2]2
  Langeveld M. J. Die Schule als Weg des Kindes. Versuch einer Anthropologie der Schule. Braunschweig: Westermann, 1968. (Лангевелд М. Я. «Школа как путь ребенка. Антропология школы»).


[Закрыть]. Чувство ответственности и готовность защищать – родительский инстинкт, сильнейший импульс, который в первую очередь запускает каждый младенец в нас, взрослых.

Но не только это чувство вызывает младенец. Мы смотрим на его крохотное тельце: все в нем такое маленькое, несовершенное и незавершенное; и ребенку пока позволяется многое, что не разрешается взрослому, например ощупывать себя, сосать палец. Мы, конечно, считаем его человеком. И взрослый, и более старший ребенок воспринимают младенца как человека, но «с оговорками». Эти ограничения не означают, что мы по существу отрицаем в нем человеческое, это просто «еще не». Ограничение его способностей, его некоторая «еще-не-совсем-человекость» означают также присутствие в нем чего-то другого, в определенном смысле чужого для нас, того, к чему мы не можем напрямую обратиться». Голландский феноменолог Мартинус Ян Лангевелд неспешно и бережно описывает переживания тех, кто только что стал родителем. Благодаря такому любящему взгляду открывается сама суть родительства. Лангевелд поясняет, как это происходит.

«Мы вглядываемся в ребенка. Прежде спокойное и благодушное, его лицо вдруг искажается, он кряхтит и начинает плакать. В этот момент становится понятно, что, каким бы “моим” ни казался мне этот ребенок, он кто-то, кто мне полностью не принадлежит. Я встречаюсь с бытием, таким же, как мое, и одновременно совсем иным. Поначалу мы как бы владеем ребенком, он “совсем наш”. Но в тот момент, когда он проявляет себя в нашей жизни как чужеродное тело, которое кричит по своей собственной нужде, становится очевидно, что он находится у самого себя, в самом себе. Перед нами не познанное пока бытие со своими законами, своей собственной природой.

Мы познаем маленького ребенка в качестве существа, чей внутренний мир того же рода, что и наш; того же рода, но еще не такой, как наш. Но он станет таким. Это существо, о котором мы все время склонны говорить из перспективы будущего: “Он пока не может”, “Когда он вырастет”, “Он еще мал”. Таким образом, уже с первого момента жизни ребенка мы обращаемся с ним из перспективы последующего момента. И в этом предполагаемом нами будущем он станет таким же, как мы. Со всей очевидностью проявляется здесь наша склонность делать ребенка похожим на нас самих, воспитывать!»

То, каким ребенок является в своей сути, ставит перед взрослыми две задачи: заботиться о его безопасности, выживании (как физическом, так и, позднее, социальном) и воспитывать его. Цель воспитания – сделать так, чтобы ребенок был способен свободно чувствовать и думать; понимал, чего хочет; чтобы знал себя; нашел свое призвание; чтобы ему было хорошо с другими людьми и при этом он оставался бы самим собой.

Мы видим, что две главные мотивации родительства определяются естественным образом. Это забота о ребенке и его воспитание. Часто эти два разных вида, модуса отношений к ребенку противоречат друг другу.

Два модуса отношений: забота и воспитание

Заботливое отношение – отношение деятельное. Маме маленького ребенка (и папе тоже) приходится быть поваром, диетологом, педиатром, медсестрой, няней, аниматором, клининговой компанией, личным водителем, экскурсоводом («Посмотри, посмотри, какой красивый цветочек!»), художником, портнихой, визажистом, музыкантом, специалистом по связям с общественностью, переговорщиком и конфликтологом, прачкой, иногда и сантехником (это далеко не полный список). Все эти виды деятельности, часто новые и непривычные, предстоит освоить и регулярно практиковать.

А что же воспитание, благодаря которому развиваются чувства, умение открыто их выражать; свободно и ответственно принимать решения, оставаться собой и стремиться хотеть быть лучше? А многие другие манящие цели? Что делать родителям? Когда начинать? Очевидно, что воспитание требует от родителей, бабушки и дедушки какой-то особенной деятельности. Когда мы заботимся о детях, мы объясняем им, как устроен мир; когда мы воспитываем их – мы их понимаем. Воспитание как движение ребенка к самому себе предполагает важную установку – серьезное и уважительное отношение к внутреннему миру ребенка.

А есть ли он вообще, этот внутренний мир? И, если есть, когда появляется? «Когда моя дочь была грудной, она была как шкафчик в комнате, а вот когда заговорила, вдруг стало очень интересно», – вспоминает мама. А папы часто говорят так: «Я начну общаться с ребенком по-настоящему, когда мне будет интересно с ним. Лет в пять – шесть, а сейчас ему нужна только мама». Многие родители не задумываются о том, что внутренний субъективный мир возникает одновременно с рождением человека, а может быть, и раньше. Дети начинают осознавать его не раньше 8–9 лет, и это открытие навсегда меняет их жизнь. В этот момент изменения становятся очевидны и родителям. (Большое число обращений к психологу приходится именно на этот возраст.) А до этого момента?

Внутренний мир новорожденных полон событий и ярких переживаний, по мере взросления ребенка в нем происходят удивительные метаморфозы, подчиненные особым законам. С самого рождения дети доверчиво открывают нам свой внутренний мир. Когда родители внимательны к нему, понимание ребенка становится для них привычным навыком.

Почему так трудно понимать детей?

Понимание – процесс затратный, он требует времени и усилий. Но не только поэтому многие взрослые люди даже не пробуют прислушаться, присмотреться детям, понять их. Они просто не знают, насколько важен и ценен этот процесс и для ребенка, и для них самих. Ведь нередко взрослые не имеют собственного опыта доверительного общения со своими родителями.

На встрече с психотерапевтом взрослая женщина говорит: «Я не могу общаться со своей мамой, с ней невозможно разговаривать ни о чем, кроме бытовых вопросов. Да и в детстве, когда мама приходила с работы, наше вечернее общение сводилось к одному и тому же: “Ты поела? Что в школе? Какие оценки? Форму на завтра приготовила? Ну, иди спать, долго не читай, завтра рано вставать”. Она совсем не обнимала меня. Сейчас бывает, что мне хочется обхватить ее руками, прижать к себе. Я приобнимаю маму и каждый раз чувствую, как она напрягается. Телесная близость не доставляет ей удовольствия. Она много работала, одна меня вырастила. Мама часто говорит: “Я за тобой смотрела…” Любит ли она меня? Наверное, любит и любила, но мне всегда чего-то недоставало».

«Смотреть за ребенком» – так в нашей стране было принято называть заботу и уход. У родителей была ясная цель – сохранить детям жизнь, обезопасить их в социальном мире. (Отсюда наши национальные «послания»: «Не высовывайся», «Будь хорошим, но не лучшим», «Помалкивай, не вступай в споры».) В эпоху войн и бед забота о сохранении потомства была первоочередной задачей родителей. Для разговоров о чувствах и предпочтениях не было ни сил, ни времени. В период выживания они вообще казались излишними, считались капризами. Гораздо важнее было формировать уважение к «надо» и учить терпению.

И еще одно наблюдение: понимающий разговор всегда неспешен и может проходить только в спокойной, безопасной обстановке. Когда суть жизни выживание, на смену чувству безопасности приходит тревога, возникает ощущение непредсказуемости, время становится суетливым. Поэтому и разговоры возможны лишь на бегу, между делами. Сейчас, конечно, другие времена. Но большинство из нас пришли в этот мир, более благополучный, чем мир наших родителей, не имея собственного раннего опыта быть понятыми. Пониманию нам только предстоит научиться.

Мы начнем с восприятия. Да-да, с того самого – «внимательно смотреть».

Стоит ли доверять своему восприятию?

Восприятие всегда пристрастно: отдельные фрагменты действительности могут выпадать, другие выступать на первый план или казаться не тем, чем они являются на самом деле. Иногда мы можем с недоумением обнаружить, что вообще пропустили что-то важное, хотя оно было под носом. Примеров этому множество. Можно, например, много лет ходить одной дорогой и только сегодня заметить, какой большой и красивый клен растет в нескольких метрах от нашего дома. Мы пропускаем что-то важное чаще, чем нам кажется.

Мама и девочка-подросток приходят к психологу в надежде наладить отношения. Девочка страдает от того, что мама не слишком к ней внимательна. Себе она это переводит так: «Мама меня не любит». А мама многое делает для семьи, работает, не позволяя себе отдохнуть и расслабиться. Она очень старается, чтобы жизнь дочери была полна событий, интересных встреч, путешествий. Для мамы самое главное – развитие девочки, ее хорошее образование, но на что она смотрит, оценивая продвижение к намеченной цели? Может ли она доверять своему восприятию, когда ее любимая дочь теперь говорит: «Все, что мне нужно от тебя, это чтобы мы иногда вдвоем гуляли». «И это все?» – искренне удивляется мама. Оказывается, что-то очень важное выпало из ее восприятия.

На что мы обращаем внимание, когда встречаем нового человека? Конечно, на его восприятие: что он видит в мире, когда смотрит на него? И сравниваем его взгляд со своим.

40-летняя женщина рассказывает психологу: «Моя свекровь первым делом обращает внимание на то, как выглядит человек: похудел или пополнел. И сразу эти факты начинает комментировать. По отношению ко мне и к моим детям это происходит с еще большим нажимом. Ее фокус внимания на весе человека я никак не могу понять, и мне все время хочется начать оправдываться… Любопытно, что сама я никогда не замечаю изменение внешности, даже новый цвет волос у подруги могу пропустить».

Когда мы одинаково воспринимаем один предмет, нам легче понимать друг друга. Когда же это не так, мы начинаем строить предположения, стараясь объяснить себе разницу взглядов и мнений. Можем, например, счесть своего собеседника глупым, ведь это так неумно – обращать внимание на вес, или «подозревать всех и каждого», или «всем и каждому безоглядно доверять». Наше восприятие влияет и на процесс мышления. Невнимательные или избирательно внимательные люди мыслят нереалистично. Обнаружить это болезненно, особенно когда это относится к нам самим…

Самопознание

Вопросы, которые стоит задать себе

• Знаю ли я об особенностях своего восприятия?

• На что в первую очередь обращаю внимание в новой ситуации, в разговоре с новым человеком?

• Оцениваю ли воспитанность, внешность, ум, национальность, чистоту речи нового знакомого?

• Был ли у меня опыт, когда первое впечатление о ком-то оказалось ложным?

• Был ли другой опыт, когда именно первое впечатление оказалось верным?

(О работе по самопознанию читайте подробнее на с. 72.)

Конечно, ошибки восприятия неизбежны, и только опыт немного сокращает их количество. Как привлекателен Шерлок Холмс! Он замечает любую мелочь, «читает» этот мир, в нем не остается для него секретов. Холмс поражает не столько дедуктивными способностями, сколько умением находить материал для своей дедукции. Его взор цепко схватывает все детали, необходимые для последующего анализа, его память безупречна. (Отметим попутно, что Холмс дружит с миром вещей, а в человеческих отношениях не тонок.) Он проделывает огромную подготовительную работу: подробно на протяжении многих лет изучает сорта пепла, разновидности травм от побоев, особенности типографской бумаги, состав взрывчатых веществ и многое другое. Зато об искусстве, природе и остальном мире, не имеющем отношения к преступлениям, не знает ничего. Так и мы, каждый в своей профессии: на своей работе внимательны к деталям – в этом смысле любой из нас немного Шерлок. А отношения с людьми, со своей семьей, детьми – нередко страдают.

Маленькие дети еще не способны формулировать то, что они чувствуют, в чем нуждаются. Родители поэтому ощущают себя неуверенно: точно ли я понимаю своего ребенка? Как это проверить?

Часто ли мы сами переживаем, что нас не понимают, что к нам недостаточно внимательны? Как бы хотелось, чтобы нас видел самый близкий нам человек и говорил с нами о нас; чтобы наши друзья и коллеги, начальники и подчиненные нас замечали. Разговоры об одном и том же, одни и те же тревоги сбивают ракурс восприятия, новое попадает в «слепую зону». Редкий подарок будничной жизни, когда кто-то видит в нас что-то вовремя и относится к этому со всей серьезностью.

Напомним секрет, который человечество узнало только в XX веке (после этого открытия и возник постмодернизм): объективного восприятия нет вовсе, восприятие избирательно, порой радикально избирательно. То, что мы смогли увидеть, то и будет нашей реальностью. И она у каждого по определению своя. Поэтому найти взаимопонимание – это не что-то обычное, а большая удача, даже если мы тратим усилия и время.

В большинстве ситуаций для того, чтобы двоим найти взаимопонимание, им нужно поработать. Именно такая работа составляет большую часть нашей жизни, но этому не учат в школе (может быть, потому, что основы школьного образования складывались еще до эпохи постмодернизма). В результате немало взрослых людей жалеют время на процесс понимания, искренне полагая, что их точка зрения единственно правильная, потому что объективная. А ничего объективного нет – есть реальность и разные субъективные пути к ней. Реальность не прощает, когда ее игнорируют. Мы знаем об этом по опыту собственных ошибок – горько переживаем, когда совершили их потому, что были слишком самонадеянны.

Сомнения – вот что нас спасает, помогает фокусировать взгляд и замечать детали. Конечно, такая установка очень непроста для жизни (кому понравится сомневаться в себе), но альтернатива ей – самонадеянное упрямство, высокомерная самоуверенность – намного хуже, опаснее. Когда понимаешь благотворность сомнений, привыкаешь перепроверять себя, не бежишь что-то немедленно предпринимать, а возвращаешься к размышлениям и спрашиваешь себя: «А что, если я неправ?»

В значимых отношениях, в новых ситуациях и в общении с детьми эта скромная установка – сомневаться в своей правоте – очень полезна! Эту неочевидную мысль в философии обосновал в начале XX века Эдмунд Гуссерль (Edmund Husserl), создатель феноменологии – науки о познании сути вещей. (Чуть подробнее о нем на с. 307.) С точки зрения феноменологии, есть два способа восприятия мира, вернее есть два полюса, между которыми множество промежуточных вариантов.

Смотреть и видеть это не одно и то же

Способ 1. Детекторное внимание

Мы можем смотреть на действительность двумя принципиально разными способами. Одна стратегия: искать заданное, используя детекторное (практическое, ищущее, сканирующее) внимание.

Зрение, слух, все органы чувств предоставляют нам информацию. Допустим, мы внимательно оглядываем группу детей: «Где же моя, в синей шапке с помпоном?» Это наблюдение пристрастное, с заданными критериями. Мы как бы сканируем поле восприятия, сравнивая увиденное с заданным образцом – эталоном: «Ты где это так испачкался? И пуговица оторвана. Где ты был?» Когда сын разучивает фортепианный этюд Клементи, наше внимание выхватывает лишь фальшивый звук, который сыграл наш ребенок. Другие шумы и звуки мы при этом не замечаем. Такое контролирующее восприятие нам хорошо знакомо, оно направлено на решение конкретной задачи – чтобы процесс шел правильно. Без такого внимания водителю трудно было бы лавировать в потоке машин, хирургу делать операцию. Без него даже кофе сварить трудно – может убежать. Детекторное внимание призывает активно что-то делать и контролировать, оно направлено на практические цели.

Практическое восприятие избирательно. Помните, мы рассказывали выше, как мать нашей взрослой собеседницы говорила дочери о своем методе воспитания: «Я смотрела за тобой»? Она была внимательна к определенному кругу явлений. Не голодна ли дочь? Не больна ли? Аккуратно ли посещает школу? Как учится? Не связалась ли с дурной компанией? Если что не так, мать сразу начинала что-то делать: ругать, запрещать, звонить врачу, давать рекомендации, что-то брала на себя, стараясь дочери помочь. Практическое внимание – важная часть ухода за ребенком, заботы о нем. Родители, беспокоясь о благополучии детей, ищут тревожные признаки в поведении, во внешнем виде ребенка: «Что-то ты горячий, дай-ка пощупаю лобик. Нет ли температуры?», «Что же вы не видите: малыш губки облизывает, он же пить хочет!»

Эти важные знаки известны тем, у кого больше опыта: бабушке, врачу, более опытной в материнстве подруге. Опыт практического взгляда на маленького ребенка многие поколения мам, бабушек, прабабушек пронесли через суровый XX век. Эти навыки восприятия помогли им сохранить детей. Возможно, в этом причина того, что многие пожилые женщины в первую очередь замечают изменение веса. («А ты похудела», «Опять поправилась!») Они росли в голодные годы, когда хороший вес определял жизнеспособность и был признаком самого главного – возможности выжить. В расчете на этот практический взгляд мы водим ребенка к врачу или любому другому специалисту: если он заметит что-то тревожное, то сообщит родителям и поможет. Такой сканирующий способ смотреть важен, когда мы заботимся о ребенке, но для собственно воспитания его недостаточно.

Способ 2. Открытое восприятие

Открытое восприятие – это другой взгляд на действительность, иная стратегия. Она отличается от детекторного внимания. К открытому восприятию мы прибегаем, когда, например, наблюдаем закат или приходим на выставку. В такие моменты мы не ищем чего-то специально, а смотрим открыто, широко, доверчиво, словно разрешаем миру впечатлить нас. Мы смотрим даже не на закат, а как бы сквозь него – остаемся эмоционально открытыми всему, что увидим, услышим или почувствуем прямо сейчас. Мы замечаем красочные оттенки неба, причудливые формы плывущих облаков, быстро меняющееся прекрасное зрелище, неожиданно возникшее перед нами.

В такие моменты мы не контролируем свои переживания, наоборот, разрешаем чувствам прийти и быть такими, какими они будут – возможно, даже неожиданными и трудными для нас. Это могут быть грусть или боль, но мы оставляем чувствам право быть такими, какие они есть. И удивляемся своей затронутости. Когда мы наблюдаем таким образом – с открытым сердцем, – то через собственное впечатление оказываемся близки к постижению существа происходящего, сути вещей. Так можно открыть специфическое, неповторимое содержание именно данного момента. Суть – это то, благодаря чему этот закат, эту картину и этого ребенка не перепутаешь ни с каким другим. Добраться до сути можно, только если ты эмоционально затронут. Если останешься равнодушным, ничего не выйдет.

Все дети (как, впрочем, и все взрослые) нуждаются в том, чтобы быть увиденными таким образом – посредством открытого восприятия. Неповторимая сущность ребенка стремится показать себя, окна во внутренний мир открываются. Однако умеем ли мы, родители, смотреть именно так? Если нет, тогда что же это за воспитание? Подлинное воспитание начинается, когда ребенок может разделить свой мир со взрослым.

Часто ли в повседневной жизни мы смотрим на ребенка таким образом? Пожалуй, только когда он спит – такой трогательный, такой родной. Но стоит ему проснуться…

В повседневной жизни практическое заботливое отношение отнимает слишком много сил и времени. Ребенок, особенно маленький, полностью зависит от родителей. И они воспринимают его прежде всего в аспекте его телесности, как беспомощное физическое тело, которое немедленно должно быть накормлено, согрето, подмыто, защищено от болезней… Физическое тело растет, развивается, приобретает новые способности. Слишком много изменений, слишком много тревог…

Когда тревога уходит, мы перестаем суетиться вокруг детей, и появляется совершенно особый, открытый взгляд и вопросы: «Как это быть ребенком?», «Что он видит?», «Что чувствует?», «Хорошо ли ему прямо сейчас?» Словно опомнившись, мы смотрим на него непрагматически, открыто. Такое открытое восприятие через обмен чувствами и совместное проживание эмоциональных состояний создает особый мир между нами, в котором так легко понимать и быть понятым.

Как чувствует себя ребенок в момент, когда его поняли? Он как будто бы выдыхает (уф!), успокаивается, получает от нас подтверждение своему существованию. Это удивительно хорошее переживание. В такие моменты он и сам лучше понимает себя. Чтобы понять себя, детям необходимо, чтобы сначала их понял кто-то другой. Иными словами, ребенку хорошо, когда его понимают. И поскольку он больше не напряжен, он может услышать то, что мы говорим ему. Когда тебя поняли, ты тоже готов воспринимать открыто, в том числе и то, что говорит мама. Чтобы дети прислушивались к нашим словам, сначала мы сами должны уделить время пониманию. Для этого нам понадобится овладеть открытым восприятием.

Практикум

Пробуем ничего не добавлять от себя

Сюжет первый

Ночью шел сильный дождь, гремел гром, сверкала молния – все это напугало восьмилетнего Костю. Утром, за завтраком, когда семья обсуждала ночные события, бабушка призналась: «Я не спала из-за грозы. Молнии сверкали так близко, я даже испугалась». Старшая сестра Кости добавила: «Я тоже испугалась, когда гром гремел!» А Костя сказал: «Был такой сильный грохот! Он мог разрушить дома!» Ночью, во время грозы, Костя был взволнован, воображение рисовало ему пугающие картины. Утром он не стал говорить о своих страхах, а пересказал картинку, нарисованную его воображением. (Образы, которые создает детское воображение, могут быть выражены в словах, в сюжете игры, в рисунке – все это, конечно, окна во внутренний мир ребенка.)

Давайте посмотрим, что же сказал Костя, когда взволнованно произнес: «Был такой сильный грохот! Он мог разрушить дома!» Наши ответные реплики проявляют то, как мы поняли человека. Какую из них спонтанно выбрали бы вы?

1. «Молнии обычно не попадают в дома!»

2. «Гром и молния обладают большой физической энергией!»

3. «Гроза прошла, и дом не пострадал!»

4. «Я знаю, что ты чувствуешь: страшно, когда рушатся дома».

5. «Гром был таким громким, что ты подумал: а он может разрушить дома?»

Проанализируем ваш выбор.

«Молнии обычно не попадают в дома!», «Гром и молния обладают большой физической энергией!», «Гроза прошла, и дом не пострадал!» – три первых варианта похожи. Именно такая или подобная реакция часто первой появляется у взрослых в ответ на сообщение детей о какой-то субъективной трудности или идее. Цель таких высказываний – поддержать ребенка с помощью новых сведений.

Информация о том, что вчера напугало ребенка, кажется, должна его успокоить, но этого не происходит, ваши слова словно не доходят до него. Дело в том, что кроме фактов («была гроза», «дома не пострадали»), которые беспокоят Костю, есть еще его переживание. Именно оно не дает воспользоваться полученной информацией. Взволнованность ребенка тоже реальна и так же важна, как новые сведения о грозе. Внутренний мир детей – это планета, на которой постоянно происходят бури, штормы и землетрясения максимальной амплитуды. Когда волнение захлестывает, оно не дает рационально воспользоваться знанием, успокоиться.

Тогда, может быть, нужно прямо сказать об этом волнении? Вот часто встречающаяся ответная реплика родителей. «Я знаю, что ты чувствуешь: страшно, когда рушатся дома». Эта попытка понять тоже неудачна, хотя и ориентирована на чувства.

Да, гроза может напугать ребенка, но этот конкретный ребенок не говорил о том, что ему страшно. Костя был взволнован, это так. Но был ли он напуган? Четвертый вариант ответа показывает, что взрослый ребенка не понял. Кроме того, он окончательно Костю запутал, поскольку уверенно сообщил: ему известно, что именно тот чувствует.

Неосмотрительно говорить ребенку: «Я знаю, что ты чувствуешь!» Произнося эти слова, мы сильно рискуем: либо мы угадаем, и тогда он и так почувствует себя понятым, либо нет – тогда невольно его обманем. Мы непреднамеренно накладываем свой собственный опыт переживаний (испытанных когда-то в детстве или в подобных ситуациях) на высказывание ребенка и ошибочно подменяем его эмоциональный мир своим. И события (точнее даже, со-бытия) понимания не происходит.

«Гром был таким громким, что ты подумал: он может разрушить дома?» Пятый вариант самый простой, незатейливый: повторить слова ребенка. Здорово, если получится повторить не слово в слово, а по-своему, но сохранив смысл. Или воспроизвести интонацию (ведь в сообщении есть содержание не только словесное, вербальное, но и невербальное, сообщаемое посредством интонации, темпа, громкости речи), присоединиться к тому восторгу, который вы расслышали: «Гром был таким громким, что ты подумал, он может разрушить дома?» Да! Вот момент, когда он чувствует, что его поняли: «Да, и дома, и мост, и весь город!!!»

Это не автоматический повтор. В повторе слов проявляется наше уважение к тому, что сказал мальчик. А он сказал именно это, не больше и не меньше. Мы повторили, ничего не добавив от себя. (То же самое делает мама, когда сопровождает гуление и агукание младенца. Она не повторяет «слово в слово», говорит свой текст, но с его интонацией: «Да, дорогой, я вижу, да, вот так, хорошо».)

Таким образом мы даем ребенку понять: ты услышан. Прекрасное чувство, вдохновляющее на продолжение беседы. Нет признаков страха, нет запросов на спасительную информацию о физической природе грозы, только бурный восторг и богатое воображение. Мы приглашены в его мир! Возможно, продолжая разговор, мы встретимся и со страхами Кости, и с его белыми пятнами в представлениях об окружающем мире, неспешно – в темпе ребенка – мы будем рядом и вместе с ним, пока он будет решать для себя эти вопросы.

На этом примере мы хотели сказать о том, что есть хорошая привычка – скромно смотреть только на то, что нам сейчас показывают. Только на это, ничего не добавляя от себя. И в тех границах, которые заданы ситуацией.

Казалось бы, это так просто – открыто воспринимать сообщения другого человека. Ничего не нужно придумывать, интерпретировать, добавлять что-то свое – просто услышать и увидеть то, что ребенок показывает, и в тех границах, которые он задает сам. Одна из задач этой книги – проанализировать вместе с вами эту кажущуюся простоту, чтобы научиться смотреть в суть вещей (О понятии «суть вещей» читайте на с. 318.)

Продолжим иллюстрировать суть открытого восприятия.

Сюжет второй

Пятилетняя Аня гуляет в парке с мамой и знакомой семьей, в которой два брата примерно возраста девочки.

Аня: «Мама! Мальчишки – гадкие вонючки!»

Мама: «Ты хочешь покататься на велосипеде, но не знаешь, как попросить его у Виталика и Миши?» Аня внимательно смотрит на маму, легко читается ее ответ: «Точно! Именно это». С этого момента девочка открыта для помощи со стороны мамы.

Мама: «Почему бы тебе не поговорить с ними: пусть ребята еще немного покатаются, а потом дадут покататься тебе. А потом ты вернешь велосипед. Вы сможете кататься по очереди». (Аня вприпрыжку убегает к ребятам.)

Что произошло в парке? Прежде всего мы с уважением отметим терпение мамы в разговоре с дочерью. Какой маме понравятся слова, сказанные ребенком в самом начале? Мама не поддалась на невольную провокацию со стороны Ани. Иначе ее ответ, скорее всего, был бы такой: «Нельзя говорить такие слова! Они же твои друзья!» И Аня ушла бы непонятой. Но и мамино замечание не восприняла бы, не услышала. Когда другой человек нас не понимает, мы не склонны доверять его словам и не впитываем их, о чем бы он ни говорил. Так же поступают и дети. Мамина привычка оставаться в ситуации, о которой прямо сейчас ей сообщает ребенок, ее взгляд на ситуацию без привнесения своего (например, своих представлений о хорошем поведении детей) позволил моментально решить конфликт. Любые, самые благородные предпосылки или ожидания мешают открытому взгляду. Смотреть открыто означает не придавать значения плохим словам.

Открытое восприятие помогает разобраться также в причинах самого отчаянного поведения – детских истерик. Нам часто кажется, что ребенок закатил истерику ни с того ни с сего, «на ровном месте». Если вы не можете понять, что случилось, не стройте гипотез, вспомните, что было за 5–10 минут до этого. Примерно столько времени нужно, чтобы обида и раздражение накопились до критического уровня. Зная темперамент своего сына или дочери, вы точнее сможете определить период накопления недовольства до критической отметки.