Текст книги "Девчонка с Восточной улицы"

Одесский маяк! Как красиво на полукруглой косе выбегает он в море, раскрывая объятия приветливого города! Впервые я увидела его в лучах закатного солнца. Я навсегда влюбилась в этот вид, узнаю его на любой фотографии сразу, по непонятным признакам.

И сейчас, тихий, тёплый вечер, солнце почти село, редкие облака у горизонта раскрывают прощальный веер золотых лучей. Лёгкий ветерок чёрным шёлком скользит по щеке. Огни портовых кранов зависли над тёмной водой разноцветным волшебством. Лёгкие, шелестящие платья женщин и звонкий, завораживающий смех создают многоголосую, удивительную мелодию. Колдовская ночь! Даже мы с Толей чувствуем себя немного влюблёнными, хотя знакомы уже целую вечность (ровно 10 лет!), и наши влюблённости никогда не перекрещивались. Это сказочное сновидение, в котором трудно представить, что всего чуть более недели назад мы мерили каменные вёрсты, хлеставшие нам в лицо снежной порошей, бросая под ноги чьи-то высохшие кости.

Так и пошли наши рабочие дни. Спать в числе 20 человек, женщин, по разным причинам поселившимся здесь: кто приходил в 2 часа ночи и, не смущаясь, обсуждал свои проблемы, а кто вставал в 5 утра и делал то же самое, т.е. громко переговаривались, хихикали, обсуждали женские проблемы, – было невозможно. Сонная, рано утром я вываливаюсь в вестибюль гостиницы. Толя солидарен со мной, как верный рыцарь. Мы отправляемся на пляж в парк Шевченко (завод совсем рядом). Купаемся. Я разворачиваю умные книги. Народу почти нет, всё-таки конец сентября. Дует тёплый ветерок, песок ещё чуть влажный, солнышко мягко пригревает. Вскоре я просыпаюсь, потому что Толя пытается сдвинуть меня на более просохший песок. Остаётся надеяться, что содержимое книги само заплывёт в мою голову.

Потом мы идём по городу, завтракаем в приглянувшейся нам закусочной – пирожковой, идём на завод. Там нас нежно и заботливо пытаются вернуть к морю, а мы пытаемся разобраться в станке. Обедаем мы на заводе, это дешевле городской столовой, да и удобнее. Возвращаемся к станку, но часа в 3 – 4 нам полностью перекрывают доступ, поскольку нужно что-то разбирать. Снова к морю, по прибрежному парку. Толя отправляется в кино, а я сажусь в парке читать свою умную книгу.

Темнеет, идём к гостинице, решили поужинать в ресторане. Мест, конечно, нет. Ждём, хочется сесть на террасе, зачем сидеть в душном помещении? Толя пошёл выяснять ситуацию, я осталась на улице. Вдруг радостный возглас, оборачиваюсь – передо мной милая Ирина Валентиновна, наша сотрудница, с которой мы были в Ленинграде. Она сегодня приехала на другой станкозавод по другим делам, и её направили в эту же гостиницу. Обмениваемся взаимной радостью и впечатлениями. Ирина Валентиновна намного старше нас, она вполне пожилая женщина, но сохранила молодой задор, интерес ко всему и подвижность. Она просит принять её в нашу компанию за столиком и идёт устраиваться. Вскоре мы все сидим за столиком на террасе, довольные жизнью. Ирина Валентиновна едет отсюда во Львов.

– Вы когда возвращаетесь? В воскресенье поздно вечером? А что, если съездить в Вылково. Русская Венеция, город на воде, в устье Дуная, по пути можно осмотреть Измаил. Всё равно, делать в выходные нечего.

Идея нам нравится. В субботу меня выселяют из гостиницы, Толе придётся поскандалить, чтобы продержаться до пятницы, возможно, снова с помощью Княжицкого. А поскольку в выходные завод не работает, и командировку закрываем мы в пятницу, то и его влияния, скорее всего, будет недостаточно. Мы идём на Морвокзал выяснять варианты нашего путешествия по воде. Небольшой речной теплоход "Белинский" отправляется вдоль берега моря вечером в пятницу, рано утром приходит в Вылково, идёт в Измаил, там стоит почти сутки и на рассвете, в пять часов утра, отправляется назад. В середине дня мы будем в Одессе. У нас даже будет время пройтись по городу в ожидании самолёта или компенсировать случайное опоздание теплохода. Решено!

Остальные дни идут по тому же расписанию, разве что Толя не ходит в кино: в электрике станка он обнаружил кое-какие проблемы, в которых надо разобраться, и указать в замечаниях для исправления. По конструкции станка тоже есть замечания, но с ними у меня полная ясность. Интересно, что одна из погрешностей – несоблюдение высоты центров, т.е. при встройке в линию с единым транспортом деталь будет приходить на 200 мм выше, чем это предполагает конструкция станка. Но ведь они делали по нашему заданию, как? Станок теперь не переделать, придётся придумывать что-то на сборке участка, подставку какую-нибудь. Ну, в остальном, мелочи.

Дотянули до пятницы. Наконец-то я высплюсь в двухместной каюте с Ириной Валентиновной.

Теплоход отчаливает. Вот уже уходят назад Аркадия, Большой Фонтан, Черноморка. Вскоре уже плывём в темноте. Я с радостью плюхаюсь на верхнюю койку и проваливаюсь в сон. Просыпаюсь в полной темноте, койка и каюта взмывают вверх, падают вниз. Лежать на верхней полке неуютно. Слезаю. Моя соседка стонет. Вспоминаю, что надо на воздух. Уговариваю и служу подпоркой, выходим. Стоны и зелёные лица. Мне, конечно, не слишком хорошо, однако терпимо. Вцепляюсь в поручень, держу Ирину Валентиновну. Волны, чёрно-седые сваливаются на палубу, окатывают нас. Наверное, на палубе нельзя, но до нас никому нет дела, и я уверена, что удержусь. Время тянется непонятно с какой скоростью. Речной кораблик, как бумажный, переваливается с боку на бок. Холодно, силы на исходе, живот подводит спазмами, но держусь. Палуба несколько запачкана, несмотря на то, что постоянно окатывается водой; многие прилепились к перилам, кто-то лежит прямо на палубе.

Постепенно шторм стихает. Волны ещё перекатывают через палубу, но уже тяжело, и агрессивности уже нет. Тут появляются члены команды, гонят с палубы, опасаются, что нас смоет за борт! Нам и самим уже кажется, что мы можем прилечь и, хоть немного, поспать.

В 6 часов утра выползаем на причал Вилково. Узнаём, что каждые два часа в Измаил ходит "ракета". Отлично, можем гулять по городу, пока не надоест, потом поедем в Измаил на ракете и там вернёмся на корабль.

Городок Вилково расположен в дельте Дуная, в 18 километрах от моря.

Основан он в 1746 году крестьянами – переселенцами, бежавшими от крепостного гнёта в непролазные дунайские плавни. В сплошных болотах прорыли многочисленные каналы, осушая, делая пригодной для жизни эту землю; почти все дома стоят по берегам каналов. Но на этом, так мы понимаем, сходство с Венецией кончается.

Серое утро, сероватые, потемневшие от времени и сырости побелённые дома, окруженные айвовыми садами. Некоторые из них похожи на каменные, но точно определить трудно из-за толстого слоя старой облезшей штукатурки. Городок ещё спит, на улицах, протянувшихся вдоль каналов, почти нет людей. Грязные лодки перевозят грузы. Ищем хоть что-нибудь, похожее на общепит. Столовая. Грязь несусветная. С трудом запихиваем в себя неизвестной давности пирожки и запиваем жидким, холодным чаем. Идём дальше. Центр города, кинотеатр, школа, улица Ленина. Поднимается солнышко, городок явно светлеет, зеленеет. Попадаем на большой, яркий, проснувшийся сельский базар! Овощи всех цветов и размером, молоко во всех проявлениях, домашние сыры и колбасы. И рыба, рыба, рыба! Всех сортов и видов! Ещё трепыхающаяся и копчёная, нежно сочная и провяленная до каменной твердости. Голова кружится от такого изобилия. Пьём топлёное молоко, едим домашний белый сыр с помидорами (по примеру местных жителей). Больше всего поражают помидоры: огромные, красные, сахарные! Берём несколько помидор. Для интереса, по одному кладём на весы: 950г, 1 кг. Мы таких никогда и не видели, а, тем более, не ели. Покупаем по паре штук с собой, удивить и порадовать домашних. Прямо здесь едим жаренную и горячего копчения рыбу. Набираем солёную, вяленную, холодного и горячего копчения домой.

В порту, садимся в "ракету" и с удовольствием ″летим″ вверх по Дунаю. Проходим мимо городов Килия: слева – старинное румынское село Старая Килия, справа – советский порт Килия. Это очень старинный город. Известно, что уже в V – IV веках до нашей эры здесь были греческие поселения, а киевские князья Олег и Игорь основали здесь город Переяславец. На румынском берегу видна церковь с двумя колокольнями. Мы впервые видим "заграницу". Дунай делает крутой поворот, идём по каналу. Слева проплывают румынские сёла, пристани. Мы во все глаза пытаемся рассмотреть их, увидеть людей. Наконец показался порт Измаил.

Бродим по городу, погружённому в жару и в туман бело-жёлтой пыли. Дом моряков, проспект Суворова, памятник Суворову. Постояли у памятника русской славы. Пора бы и пообедать. А заодно бы прополоскать под каким-нибудь краном горло, а то уже и разговаривать трудно: пыль, всюду пыль. Спрашиваем у приглянувшегося прохожего. Он не советует нам идти в ресторан и, тем более, столовую, а вот, если пойти так и так, то увидим закусочную.

– Вот туда и идите, не пожалеете, и город наш хорошим словом поминать будете.

Мы заинтригованы. Немного запутались, но нашли, таки, закусочную. Когда-то светло-жёлтое двухэтажное здание, потрескавшаяся, местами обвалившаяся штукатурка, обшарпанная лестница на второй этаж. Не слишком впечатляющее начало. Поднимаемся, открываем и закрываем за собой дверь. Две просторные, чистые, прохладные комнаты, белые тюлевые шторы на окнах, чистые белые скатерти на свободно расположившихся столах. Выбираем столик в уголочке. Мужчина-официант сразу приносит меню и спрашивает, будем ли мы есть раки, пока принесут заказываемый обед. Мы удивлены, но он уверяет нас, что сюда все приходят есть раков, мы не пожалеем. Соглашаемся.

Через минуту на нашем столе на огромной тарелке гора раков. Это одна порция. Мы принимаемся за невиданную, нееданную еду. Пробовать-то мы пробовали раков, но это была экзотика, а здесь – просто еда. Взяли немного пива, но больше увлечены самими раками. Раки крупные, свежие. Учимся их разламывать, чтобы удобнее и полнее доставать мякоть. У меня в памяти недавний краб в бухте Нагаево. Да, судьба в этом году не скупится на сюрпризы. За несколько месяцев побывать на самом востоке и самом западе огромной страны, 11 часовых поясов! Потом нам приносят по полной большой тарелке борща, и какого! Не во всяком доме такой борщ сможет хозяйка сготовить. Мы, ещё не поняв, во что выльется желание поесть раков (привыкли к микроскопическим порциям!), заказали на второе антрекоты. И нам их принесли! Куски хорошо прожаренного сочного мяса, размером с полтарелки, жареную картошку, помидоры и зелень. Мы уже сытые до предела, а отказаться невозможно. Чёрный кофе, сваренный в джезвах на горячем песке – великолепен, как и всё остальное. Да, вот уж на неделю вперёд наелись!

Спустились с лестницы и на завалинке этого же дома уселись – двигаться невозможно. Отсиделись. Снова походили по городу. Надо о ночлеге подумать. Решили идти в порт, авось, там в речной гостинице пристроимся. Приходим, спрашиваем о ночлеге до отправления парохода, а нам предлагают прямо на этом корабле и ночевать. Утром никаких забот, просыпаемся от мягкого толчка: пароход отвалил от причала. Снова плывём по Дунаю, выходим в море, хотя не сразу это понимаем: большая река долго не хочет растворяться в море и дунайская сероватая вода ещё долго окружает теплоход. Но вот уже перед нами Каролино-Бугаз. Красивое название, изумительное место на косе между Днестровским лиманом и Чёрным морем. Белый песок и сады, сады. Вот бы, куда приехать летом! Как-нибудь . . .

Обратный путь прошёл спокойно.

Поздно ночью мы уже в Москве, дома.

2-е октября. Через день – экзамен. К экзамену я не готова. Придётся рисковать.

К обеду иду на работу: существует правило, по которому, если из командировки прибываешь поздно (кажется, после 22-х часов), на работу нужно выходить к обеду. Мы прилетели заполночь, да еще дорога от аэропорта.

В конце дня мне звонит секретарь аспирантуры: председатель комиссии заболел, экзамен переносится на 9-е. Отлично!

Одновременно с подготовкой к экзамену срочно ищу руководителя и тему. Предложений – несколько, в том числе и уже по почти готовой работе, которую делал сам предлагающий руководитель. Но, тема далека от всего, чем я занималась и интересовалась, и, потом, не хочу готовую работу, хочу делать сама! Выбираю задачу автоматизации подготовки программ на сверлильно-расточной группе станков, которую предложил мне И.А.Вульфсон. Перехожу в Отдел Подготовки Программ, оформляюсь там на пол-ставки.

В середине октября вернулась оставшаяся часть партии. Гера мне сразу звонит и сообщает интересную "новость", которую я уже, конечно, знаю: в институте сплетни распространяются быстро. За наше отсутствие Маечка закрутила активную любовь в надежде на семейные последствия с человеком много старше её и с хорошим положением и должностью. У него недавно умерла жена, и у Маечки летом создалась ситуация, вдохновившая её на активные действия. Так что, Маечка не мешает нашим встречам.

Устраиваем прощальный ужин в квартире Германа. Встречаемся. Все одеты не как в тайге. Немножко все другие. Приглядываемся друг к другу. Но вот быстро собираем стол, Гера ставит на стол свой любимый "White horse" и возникшее напряжение исчезает. Мы опять слышим, что наше пребывание в составе их партии сделало сезон значительно приятнее прежних. Витя сразу "столбит" следующий год, хотя работы будут тяжёлые: надо будет рыть в мерзлоте глубокие шурфы. Но ему нужны деньги: семья, ребёнок.

Музыка. Танцуем. Квартира просторная. Родители уехали отдыхать, сестра – на свидании. Мой любимый вальс. Герман нежно обнимает меня, и мы скользим и кружим, скользим и кружим, и весь мир вместе с нами. Я прислоняюсь к его сильному плечу, и ничего в мире больше не существует. Гера тоже очень любит вальс и отлично танцует. Он вообще довольно пластичен в движении при всём его росте и силе.

Стоит золотая, теплая осень. Воздух наполнен хрустальной чистотой. Казалось бы, нагулялись по тайге, насмотрелись. Но невозможно сидеть дома, так хочется вобрать в себя всю красоту подарка природы. Мы едем в Сокольники и бродим, бродим по золотым аллеям до самой темноты. Золотые, красные, зелёно-желтые листья клёна медленно кружатся, устилают землю. Я собираю их в большие букеты, и мой дом тоже становится золотисто-весёлым.

Удалось купить билеты в Большой на ″Легенду о любви″. Балет вышел почти полтора

года назад в постановке Ю.Григоровича. Мехменэ Банум – М.Плисецкая, Ширин – Н.Бессмертнова. Ферхад – М.Лиепа. Балетный рисунок удивительно совмещает классический и восточный танец. Восточная сказка, нега и трагедия в исполнении таких прекрасных танцовщиков!

Герман тоже любит и понимает балет. И тут мне с ним легко. Но что-то в наших характерах не сходящееся. Договариваемся о следующей встрече. Потом о следующей. Мы помним и не хотим забыть то, что возникло между нами там, в тайге. Но то ли мы слишком перебороли себя там, то ли это было наваждение тайги – что-то не так, взаимного непреодолимого притяжения больше нет. Появится ли вновь? Взаимная симпатия, тёплые чувства есть, но не более. Ладно, время покажет.

Итак, я с 1-го ноября в дневной аспирантуре, но руководство отдела попросило отсрочить переход до Нового Года из-за моей ужасной необходимости. Работа на сборке линии? Нет, до этого никому нет дела, кроме Лаврыча, а с ним мы договорились негласно. А меня, оказывается, некем заменить на открывающейся выставке «Станки 66» в Сокольниках! Ладно, это тоже в какой-то мере интересно – общение со многими людьми, работающими в разных областях техники.

Пошла всё-таки ко врачу, сказала про опухоль. Старая, толстая тётка посмотрела и сказала, что с такими опухолями и десять лет прожить можно.

– Приходи через год или, когда заметишь, что сильно увеличивается.

Я (дура!) обрадовалась, что от меня не требуется никаких дальнейших взаимоотношений с врачами. На том мы и закончили.

Приехал на гастроли Кубинский балет. Восемь лет назад я уже видела Алисию Алонсо в составе национального балета Кубы. Стремительная, как вихрь, балерина с отточенной до незаметности техникой увлекла меня в этот свой вихрь, отпечаталась в памяти точным рисунком танца. Его язык выразителен, тонок и темпераментен, как испанская речь. Теперь приехал её брат, Альберто Алонсо, который представляет свои работы как балетмейстер. Язык его танцев также точен, по-испански своеобразен и ярок. В этой группе представлен и классический испанский танец в кубинских вариациях.

Как доставали билеты – скучно повторяющийся рассказ об очередном доставании. Правда, на сей раз, доставанием занимался Герман. Да и не нашли устроители ничего лучшего, как показывать балет в Лужниках. Единственная радость от стадиона, что можно, при желании, не очень навязчиво переместиться, что мы и сделали.

Балетным номерам явно недоставало отточенной Алисии. А вот на кубинские темы, испанские национальные танцы – непередаваемо вовлекающий в себя ритм, кажется, что ты танцуешь вместе с ними, в одном ритме в одном круге. В ритм с кастаньетами сами собой складываются строки:

Стучат кастаньеты, сверкают глаза,

В вихревом танце испанки кружат!

Движенье – пламень, ликующий смерч!

Танец – как жизнь: оборвёт только смерть!

Пламя, погасни, жизнь – замри:

Он не дождался прихода зари.

В сердце, в висках кастаньеты стучат,

Погиб товарищ от рук палача!

Пусть голод и цепи пыл охладят,

Гордость и честь – не для солдат!

Ты хочешь свободы? Ну, что же, смотри:

Он не дождался прихода зари.

Борьба, как танец – оборвёт лишь смерть,

Смотри палач на ликующий смерч!

Стучат кастаньеты, гитара звенит,

Танец не стихнет, не кончится жизнь!

Золото осени сменилось раннезимней слякотью. Встречи с Германом плавно сошли на нет. Изредка созваниваемся, всё собираемся встретиться как-нибудь . . .

На выставке познакомилась с тремя ребятами, работавшими на других стендах. Выставка расположена в Сокольниках, и мы заканчиваем рабочий день прогулками по теперь уже заснеженным аллеям. Но уже темно, и хочется есть, поэтому гуляем недолго, только чтобы вдохнуть чистый, морозный воздух.

Как-то выходим с выставки, усталые, голодные. Юра предлагает пойти в кино "Берегись автомобиля", недавно вышедшем на экраны. Комедия Э.Рязанова на необычную тему и И.Смоктуновский в неожиданной роли – он остался в памяти Гамлетом. К комедиям я отношусь настороженно. Часто желание насмешить слишком навязчиво. Но эта – мне нравится, смеёмся от души. Смех прибавляет калории, домой иду уже не такая усталая. Можно даже приготовить что-нибудь, например, пожарить картошку, сварить кофе, сбить сливки и открыть баночку с консервированными персиками или абрикосами.

Так и идут день за днём, подбираясь к Новому Году.

Под Новый Год получаю поздравления от Вали Булкина и Володи. Володе я в Одессе оставила письмо с сообщением типа: "а счастье было так возможно!" И теперь от него:

"Светик! Извини, что сразу не ответил. Закрутился. Становимся на ремонт. Если сможешь, приезжай. Или летом – узнай расписание, устрою на корабле, прокатишься по нашему маршруту. Соскучился! Поздравляю сестрёнку с Новым Годом! Желаю счастья, здоровья. Целую крепко. Володя."

С Нового Года я практически работаю не на табеле. Пол-ставки обязывают только на половину рабочих дней, и их я выбираю сама. Работа на ЭВМ – сменная. Вечером табельщица не дежурит, ″уход″ не контролируется. Наконец-то я более или менее распоряжаюсь собой. Нет, это не значит, что я не буду работать, но распределять рабочие часы я буду сама. Чтобы творчески работать, а не отсиживать, когда работа «не идёт» или самочувствие ниже нуля.

С НОВЫМ ГОДОМ!

С НОВЫМ 1967 ГОДОМ!

Повесть 2. По тропинке через годы.

Окраина Москвы. Тёплый стан. Мы переехали сюда с другой окраины, которая сейчас считается не очень окраиной, из Нагатино, вот уже . . .25 лет тому назад.

Начало лета. 1997 год. Что такое душа и как ощущает её присутствие человек? Человек – это я. И присутствие души я ощутила вполне физически, при очень странных обстоятельствах.

День кончается, но ещё не вечер. Я неважно себя чувствую: побаливает сердце, внезапный приступ слабости. Так со мной бывает уже давно и, к сожалению, не редко. Выпила валокордин и прилегла. Я одна в комнате. Володя на работе, Наташа в своей комнате занята своими делами и магнитофоном, моя мама тоже в своей комнате, в её представлении я – молодая женщина, и мои болячки – что-то вроде моей придури. В общем, я не одна в квартире, и … одна.

Боль! Немеют пальцы рук и ног. Потолок слегка наклоняется в одну, потом в другую сторону. Прикрываю глаза, жду, когда наступит облегчение.

Мне всё хуже. Никого не хочу звать. Какое им до меня дело? Я нечто служебное, нечто механическое, необходимое как стол, тарелка, кусок хлеба. (Конечно, это ощущение минуты, дурное и несправедливое, наверное, но почему оно всё-таки периодически возникает и причиняет отчаянную боль?) Боль, невыносимая боль, душевная и физическая! Сдавливает грудь, я с трудом ощущаю руки и ноги. Они становятся как будто пустыми, затем я чувствую, как пустеет моё распластавшееся тело.

Тело становится, как сдутый воздушный шарик, лёгкое и пустое. Я поднимаюсь и парю над своим опустевшим телом. Смотрю сверху вниз на свой внешний, распластанный, совершенно пустой покров. Вижу седую голову, постаревшее бледное лицо, широко раскрытые тёмно-зелёные, яркие ещё глаза, руки, бессильно брошенные вдоль тела, ещё довольно стройного, но, вдруг, опустевшего.

Я поднимаюсь, всё выше, выше, мне мешает потолок, я хочу в небо, увидеть сверху траву и цветы. Окно…, комната-клетка позади. Я парю над деревьями, выше, выше, облака, синь вокруг, свет. Вон слева далеко внизу – моё окно. Как далеко оно! Но как же так? Сейчас оно совсем пропадет из вида! И там я почти вижу распластанное на диване такое жалкое, совсем пустое тело. Что-то резко потянуло меня вниз, к моей пустой оболочке, которую я тоже ощущаю. Скорее, скорее! Ослепительный свет, стремительный провал. Я чувствую, как постепенно становятся ощутимы грудь, плечи, живот, руки и ноги. Я снова чувствую себя человеком из плоти и крови, но ещё долго лежу, не в силах произнести ни звука. Я снова чувствую своё тело изнутри. Мне легче. Очень хочется пить. Где моя дочь? Мама? Они ничего не заметили. Сколько это длилось? Секунды, минуты, часы? Я понимаю, что это душа покидала моё тело. Могла ли она не вернуться?

Смотрю на часы. Прошло почти 2 часа, как я затихла одна в комнате. Значит, так я их волную. Интересно, когда бы меня хватились? Когда что-нибудь будет нужно, чтобы я сделала? Достаточно грустный итог моей почти закончившейся жизни. Наверное, я не права, иначе не стоило возвращаться. Но почему, всё-таки, эти мысли так часто возникают?

Прошлым летом мы с Володей выбрались на 10 дней в Крым, в Судак. В общей сумме с дорогой – 12. Я так давно мечтала о МОРЕ! Я часто вижу его во сне, и всё бегу, бегу и не могу добежать до кромки воды. Наташа оставалась с бабушкой, уверив её, что никуда не будет уходить. А мы обещали каждый день звонить, и, если случится что-нибудь . . . Самолётом тут же домой, через 3 – 4 часа будем дома. В этом году мы решаем повторить поездку. Мама понимает, что нам надо отдохнуть, но панически боится оставаться без меня. Она свято верит, что я спасу её из любого состояния, я, а никто из врачей. Надо заметить, что так часто и бывает. Насколько мы нужны врачам – известно, да и приходят они совсем не сразу, когда их вызываешь. А помощь нужна быстро. За многие годы я изучила все проявления маминого нездоровья, да и чувствую её лучше, чем себя. Я сразу сосредотачиваюсь на её сиюминутном состоянии, как бы вхожу в её болезнь, и у меня возникает совершенно чёткое решение сделать то-то и то-то. Самое главное, что это помогает, и, когда потом приезжает «Скорая» (ну очень скорая!), оказывается, что надо было сделать именно так, а не иначе.

Мы снова едем поездом, в "общем" вагоне. Так дешевле, иначе мы бы не смогли поехать вообще. Где наши далёкие студенческие годы! Только тогда я так и ездила. Потом поднималась по лестнице повышения своего уровня (как материального, так и морального), и все последние годы своей нормальной жизни предпочитала всему самолёт: жалко тратить время и силы на долгую дорогу и переваривание советского "ненавязчивого" сервиса. Но грянула "перестройка", в результате которой мы лишились всех денег – и накопленных и зарплаты, а для меня, заодно, и работы. Так что впору было думать только, как прокормиться. Всё остальное, включая приобретение износившейся одежды, пришлось исключить из нашей жизни. Выручает лишь моё умение перешить – перекроить из старой, чужой – выброшенной, или с "турецкого" рынка (это для Наташи) одежды. Вот как просто кончилась моя привычка модно, хотя и недорого одеться.

Отступая немного в прошлое, скажу, что незадолго до окончания пребывания моего на работе и полного падения в пропасть нужды, я получила за очень важную для ЭНИМСа работу небывалую премию: 1500 руб., против обычных 100 –300 (!) рублей. В это время мы узнали, что наши друзья купили домик в деревне в 30 км от г. Владимира. Недалеко от них в деревне Огорелкино продавался ещё один дом за 1000 руб. И мы не долго думая, решили, что это очень хорошо, что решатся проблемы нашего отдыха, когда надо примирить отдых наш, Наташи и не оставлять одну маму. Прямо за домом была весёлая берёзовая рощица с земляникой и грибами, совсем рядом – небольшой, но очень чистый пруд. Мы мечтали, как сделаем площадку для отдыха под яблоней, площадку для тенниса . . . А тут и грянул обвал. Я умирала от отчаяния реальной угрозы голода. Наш сосед ободрил нас, и осенью мы под его руководством и с его помощью выдирали из-под первого снега недобранную колхозниками картошку (у него-то картошка была посажена и собрана, это он ради нас копался в подмёрзшей земле). На следующий год мы уже вспахали своё поле и не под корт и поляну, а под картошку. Ну и, конечно, морковь, свёкла, лук, зелень, помидоры, огурцы, кабачки, тыквы. Сначала, для улучшения почвы посадила горох и бобы, а потом поняла, что бобы – это здорово: растут мощно, забивают сорняки, дают большой урожай и вызревают, несмотря ни на что. А бобовая каша очень вкусная. Да, ещё была клубника и смородина, посадили несколько яблонь. Всё это надо было обработать, уходить, собрать, перевезти в Москву. В общем, вполне спортивный отдых получался.

Как только начинались морозы, все запасы перемещались в квартиру. Всю зиму стояли мешки с картошкой, лежали пузатые тыквы и зелёные кабачки, отличные, 30 – 35 кг. лука были засыпаны в коробе на кухне. А помидоры, собранные зелёными, дозревали под буфетом, тахтой, столом до конца октября, и более вкусных помидоров мы не ели за всю жизнь.

Так мы жили до 1995 года, когда мама уже не смогла даже на машине туда поехать: слишком чистый и часто сырой деревенский воздух стал вызывать у неё страшные приступы удушья и судорог. В деревню мы стали наезжать набегами, пытаясь создать условия для урожая. Наши силы стали резко убывать.

А тут, вдобавок ко всему, Московская и Владимирская области поссорились, и отменили прямые электрички. Добавилась пересадка с поезда на поезд, не очень стыкованные по времени. Цены резко выросли. Была, конечно, ещё возможность доехать до деревни (но не обратно) на автобусе, который шёл до Гусь-Хрустального, но цены подпрыгнули в запредельность. Поездки и до того нелёгкие (метро с пересадкой, поезд, битком набитый, 3,5 часа пути, почти до конца стоя, затем, ещё более набитый, редкий – 4-е раза в сутки, автобус, в который надо было втиснуть себя и сумки с продуктами, и 25 минут пешком от автобуса до дома) превратились в невыполнимую задачу. Пришлось всё забросить.

Всё это время мы были без отдыха (ведь в деревне тот ещё был отдых).

И вот мы приехали к морю.

Старый Крым. Судак. Развалины старинной Генуэзской крепости на каменистом взгорье у моря, среди сказочного пространства, образуемого горами, причудливо врезающимися в море, и самим морем. Генуэзская крепость стоит на месте древнего Сурожа, на пепелище старой Сугдеи. Считается, что древняя крепость Сугдея была построена в 212 году нашей эры.

У подножия горы округлый залив и небольшая группа домов. Здесь мы и нашли себе пристанище.

Крошечное дощатое строение, в котором есть место для двух кроватей и тумбочки между ними. Оно расположено чуть сзади дома, в стороне от других сдающихся строений. И, главное, перед ним под раскидистым платаном укрытая от посторонних глаз площадка со столиком и скамейкой. Интеллигентные хозяева, мать и дочь лет сорока. У них собака – симпатичнейшая боксёриха Джилли, которая к удивлению и некоторой ревности молодой хозяйки сразу прониклась к нам доверием и любовью. До моря не более 3-х минут. Белый песок в прекрасной, огороженной живописными валунами бухте, прямо под горой, на обрывистом склоне которой над морем нависает когда-то грозная крепость. Чистейшая вода. Народа не много, пообедать – не проблема (раньше на южных берегах "поесть" была большая по времени очередей проблема). Посетителей встречают с радостью, стараются услужить, и еда стала вкусной, чтобы ещё пришли. Завтраки и ужины – делаем сами, фруктов много.

Утром – море. Какое это счастье стремительно врезаться в голубовато-зелёную воду и плыть, плыть . . . Оказывается, я ещё не разучилась плавать, нырять, кувыркаться в воде, доставая камешки со дна. Какое это чудо! После обеда мы спим, и ничего не можем поделать с непреодолимым желанием спать (устали!). Потом снова идём на море или в горы. Немного отоспавшись, отправляемся по горной дороге вдоль моря в недалекий посёлок Новый Свет. Посёлок маленький, уютный, расположен на западном краю Судакской бухты. Замыкающие бухту горы причудливо изрезали морской берег, образовав множеством живописных маленьких бухточек. К ним можно попасть по горной тропе, вьющейся над морем или пройти из посёлка по дороге, которая извивается по горному склону, сквозь реликтовые рощи сосны Станкевича и древовидного можжевельника. Эта территория является заповедной. Мы продолжаем идти вдоль моря, не пропуская ни одной бухточки, чтобы насладиться морем, поплавать и понырять среди огромных камней. В посёлок мы возвращаемся по дороге через рощи, хотим попасть на экскурсию.

«Новый Свет» славится с давних времён производством шампанского, организованным князем Голицыным в конце Х1Х века. Экскурсия проводит нас по заводу, а затем – дегустационный зал, где мы пробуем разные сорта шампанского. Оказалось, что больше всех нам понравился сорт «Брютт», т.е. совсем сухой, без добавок. Шампанское, купленное в Москве, имеет совсем другой вкус. Мы покупаем несколько бутылок, чтобы привезти их домой, угостить близких и самим ещё раз насладиться.