Текст книги "Пронзенное сердце"

Глава 3

– Человек в черном? Да, я знаю его. О втором, в голубом, не могу с уверенностью сказать, – ответил Эмлин Уолтер де Лиддель. Они вдвоем стояли на стене и смотрели вниз на всадников. Именем короля знаменоносец потребовал открыть ворота и теперь ожидал ответа от стражника, который в свою очередь ждал, что скажут леди Эмлин или сенешаль.

– Бертран де Хоквуд, граф Греймерский, прозванный Уайтхоком[3]3
  Whitehawk (англ.) – дословно «белый сокол». (Примеч. пер.)


[Закрыть] из‑за своих белых волос, – продолжал Уот. – Влиятельный лорд, а также жестокий человек, как я слышал. У него в руках больше мелких баронов, чем ты можешь назвать, а кроме того – расположение короля Иоанна. А вон те двое – пара гнусных подхалимов.

Эмлин прикоснулась к руке Уота и почувствовала холод потускневшей стальной кольчуги. Высокий и широкоплечий, с карими глазами на покрытом шрамами лице, этот седовласый муж надел нынче темно-красный плащ, отождествляющий его с человеком барона де Эшборна. Уот был ближайшим другом ее отца и сенешалем замка на протяжении двадцати лет. Сейчас он смотрел на Эмлин с отцовской терпимостью, она же украдкой поглядывала за стену.

– Что лорду Уайтхоку могло понадобиться здесь, Уот? – спросила она.

– Кажется, он принес послание от короля, миледи.

– Что вы предлагаете? – Больше всего на свете ей хотелось, чтобы мужчина в голубом плаще умчался прочь.

Уолтер резко вздохнул, на его лице с тяжелым подбородком появилось несколько задумчивых морщин.

– Они не бросают нам вызов, а просят позволения войти. Я полагаю, мы разрешим войти только графу и тому, кто едет рядом с ним. Они оставят свое оружие возле ворот, а их люди смогут расположиться лагерем на поле, пока будет передаваться послание короля.

Эмлин не без труда кивнула.

– Я не стану приветствовать их во дворе замка, хоть это и моя обязанность. Но… я не могу. Я поручаю это вам, – произнесла она.

Уот кивнул и выкрикнул приказ стражникам. Ворота взвизгнули, когда толстые веревки медленно подняли первый ряд железных решеток. Эмлин подобрала юбки и бросилась назад в цитадель.

Тибби и близнецы стояли у окон в большом зале. Дети забрались на скамью под одним из них, огромным, состоявшим из трех арок, сверху витражным, а внизу – с деревянными ставнями. Кристиан громко возмущался по поводу того, что Изабель досталось лучшее место перед единственной открытой створкой.

– Через цветное стекло плохо смотреть, но оно создает прелестные блики на полу, вон там, – заметила Тибби, показывая на янтарные и красные полоски на полу. – А теперь, Изабель, подвиньтесь, пока я сама вас не отодвинула. – Тибби обернулась, когда вошла Эмлин. – Вы примете их, миледи?

– Да, – ответила Эмлин и направилась вдоль длинной комнаты к камину, при этом подол ее синей юбки шелестел по полу. Охотничий пес Каджиль лежал у камина, положив желтоватую голову на лапы, и тихо заскулил, когда она подошла ближе. Эмлин наклонилась и почесала ему голову, затем опустилась на резной стул с высокой спинкой, решив любезно встретить посланников.

Тибби подошла ближе, ее круглое лицо вытянулось, на нем отражалось опасение, глаза покраснели.

– Будем надеяться, что они принесут хорошие новости, и молиться о том, чтобы король не вздумал арестовать еще и вас.

– Король Иоанн не ссорился со мной, Тибби. Что с меня взять – от матери мне досталось совсем немного. Все приданое, которое у меня было, перешло королю. – Эмлин вздохнула. – Вы же знаете, что я закончу в монастыре, как моя сестра Агнес.

Тибби покачала головой.

– Король коварен, моя девочка. Вы разве плохо усвоили этот урок? Ведь лорда Гая сейчас здесь нет…

Эмлин молча сжала губы, понимая, что Тибби права. Королю нельзя перечить – нельзя ему и доверять. Она вздрогнула. Если эти посланники принесли весть о смерти Гая, то следующим бароном станет Кристиан.

Она подавила желание схватить близнецов и спящего Гарри и убежать куда-нибудь. Уже так много потеряно, и еще столько можно потерять. Ее самый старший брат Ричард, двадцатилетний рыцарь, был убит в Пуату несколько лет назад, когда вместе с другими английскими рыцарями сражался за короля Иоанна. Около двух лет назад ее мама, будучи уже в не самом благоприятном для вынашивания ребенка возрасте, умерла вскоре после рождения Гарри. В конце прошлого лета отец подхватил малярию и тоже скончался. И наконец, осенью забрали Гая.

Потрясения и боль потерь свалились на Эмлин свинцовыми гирями. Временами ей было трудно дышать, трудно рассуждать здраво под этой тяжкой ношей. И она поняла, к своему ужасу, что женщины не в силах влиять на решения мужчин. Вскоре она услышит следующий приказ короля, и от нее будут ожидать его выполнения или даже заставят подчиниться. Крепко сжав резные подлокотники кресла, она почувствовала легкое недомогание, ее сердце быстро стучало.

– Эмлин! – позвала Изабель со своего места возле окна. Дети возбужденно прыгали на лавке. – Они идут!

Отделанные железом сапоги стучали по внешней лестнице. Эмлин силилась придать своему голосу спокойствие, которого не чувствовала.

– Тибби, отведите детей в их комнату и оставайтесь там с ними.

Та кивнула, прогнала ребятню со скамьи и, как гусят, повела перед собой. Они шумно исчезли на потайной лестнице, расположенной за трубой камина.

Резной узор стула был холодным и твердым под ее дрожащими пальцами. Глубокая тишина, густая, как туман, наполнила большой зал. Вскоре штора в дальнем конце комнаты раскрылась, и вместе с Уотом твердым уверенным шагом туда вошли двое мужчин.

Медленно поднявшись со стула, Эмлин кротко скрестила перед собой дрожащие руки. Рыцарь в голубом плаще был высоким, он шел, слегка покачиваясь, чтобы не показывать хромоты. Эмлин с облегчением подумала, что, возможно, рана все же была незначительной, несмотря на кровь, которую она видела.

Глаза рыцаря, строгие и холодные, как камень, сверлили ее лицо, пока он приближался. Она сразу же поняла, что он узнал в ней девчонку из леса. Надев маску холодной властной дворянки, она сделала шаг вперед.

– Милорды, да благословит вас Господь, – произнесла она. – Я леди Эмлин де Эшборн, сестра барона. Добро пожаловать. – Уот остановился возле нее, его крепкое плечо было рядом.

Уайтхок был лишь немного выше своего спутника, но массивнее, крупнее. Он со своей высоты поклонился Эмлин. Его глубоко посаженные глаза с крошечными черными зрачками были бледно-голубыми, а брови цвета слоновой кости сочетались с гладкими белоснежными волосами, спускающимися ниже плеч. Он взял ее руку своими пухлыми, как сосиски, пальцами.

– Я граф Греймерский, Бертран де Хоквуд, миледи, – представился он. – Уайтхок. – Этот человек говорил громко глубоким басом. Он наклонил голову в сторону младшего мужчины, стоявшего возле него. – Мой сын, Николас де Хоквуд.

Эта новость поразила ее. Святые Небеса. Она выпустила стрелу не только в посланника короля, но еще и в сына графа. Если эти люди обладают хоть каким-то влиянием, судьба Гая в явной опасности.

Сердитое выражение на лице рыцаря смягчилось и стало более задумчивым. Он осторожно согнул раненую ногу и перенес вес тела на правую, серый блеск его глаз пронизывал, как сталь.

– Приветствую вас, миледи, – сказал он. – Я барон Хоксмурский. Мы привезли послание от короля Иоанна. Но сначала мы хотели бы немного передохнуть.

Эмлин поняла, что Уайтхок не полностью представил своего сына, пропустив его титул. Пресвятая Дева Мария. Полноправный барон.

– Милорд, – пропищала она, у нее сжалось горло. Подойдя к шкафу, девушка вытащила стеклянный кувшин и два серебряных кубка на ножках. Она поставила кубки на дубовый стол у камина, налила хорошего французского вина, красного, как рубин, и протянула, бормоча благословение.

Пока граф и его сын пили, Эмлин нервно сжимала руки. Николас де Хоквуд снял капюшон, под которым прятались темные непослушные волосы, и провел рукой по темно-серой щетине, невозмутимо и оценивающе наблюдая за ней. Ее шея покрылась красными пятнами.

Граф стоял у открытого окна, тихо беседуя с Уотом. Его белые волосы переливались в лучах заходящего солнца, а под черным плащом мерцали темные доспехи. Он все еще был привлекателен: крепкое телосложение, мускулы, сила. Он выглядел словно какой-то мифический король, не то эльфийский, не то человеческий.

Эмлин подошла к нему.

– Милорд, я выслушаю послание, но позвольте мне угостить вас. Мы уже поужинали, поскольку не ждали гостей. – У нее заурчало в животе, ведь она с утра ничего не ела. – Ужин будет простым, но вкусным. Вашим людям также отправят еды. – Она была рада отвлечься на полагающиеся в таких случаях хлопоты, связанные со встречей гостей: еда, напитки и обмен любезностями – все это традиционно предшествовало деловым вопросам. За исключением чрезвычайных ситуаций.

– Спасибо, леди, – сказал граф, затем спросил Уота о месте для лошади в конюшне.

– Леди Эмлин, – Николас де Хоквуд подозвал ее кивком головы. Эмлин повернулась и увидела, что он оперся о стол и ласкает за ухом Каджиля. Возмущенно сдвинув брови, она удивилась, почему пес, который никогда не оставлял теплого места у камина ради кого бы то ни было, кроме членов семьи, подошел к барону. Она тоже подошла к нему, боясь этой встречи.

Хоквуд наклонился к ней. От него пахло деревом, металлом, кожей и потом. Но это был приятный мужской запах, и ей невольно захотелось стать рядом.

– Когда будете распоряжаться касательно ужина, миледи, – прошептал он, – знайте, что мой отец не ест мяса.

– Но ведь Пасха уже прошла, Великий пост закончился, – озадаченно произнесла она.

– К сожалению, он никогда не ест мясо животных.

– Совсем? Как может человек прожить без мяса? – Не сумев скрыть своего удивления, она посмотрела через плечо. Уайтхок вовсе не был похож на нуждающегося в чем-либо человека.

– Он ест только рыбу, – ответил Хоквуд.

– Почему же? – Она засомневалась, подумав тут же, что ей следует извиниться за такой личный вопрос.

– Епитимья, – пожав плечами, ответил он.

Какого рода грех совершил граф, чтобы дать такой обет?

– Священник наложил такую епитимью?

– Он сам наложил ее на себя, очень давно. – Молодой человек повернул голову, и луч заходящего солнца коснулся его лица, наполнив глаза неожиданной серо-зеленой ясностью. Длинные черные ресницы скрыли этот мимолетный проблеск. Его скулы, усеянные короткой темной щетиной, залились розовым румянцем над строгим подбородком и красивой формы губами. – Это адекватное наказание, – добавил он.

Чувствуя, что ей не стоит больше ни о чем спрашивать, хотя она сгорала от любопытства, Эмлин крепко сжала губы. Барон оперся о стол, давая отдых раненой ноге, его длинные пальцы лениво чесали голову пса. На морде Каджиля было выражение полнейшего удовлетворения.

– Может, мне послать за кем-то, кто бы позаботился о вас, сэр?

Он посмотрел на нее.

– Прошу прощения?

– Хотите, чтобы кто-то позаботился о… ваших нуждах, милорд?

– Я соглашусь на горячую ванну позднее этим вечером, миледи.

Она кивнула.

– Служанка приготовит вам ванну в комнате.

Он наклонился ближе.

– Я бы предпочел, чтобы вы сопроводили меня, миледи. – Его низкий голос, казалось, отдавался в ее груди.

Она изумленно посмотрела на него, и он немного приподнял одну бровь.

– Милорд, – решительно произнесла она, – я буду рада предложить вам традиционное мытье ног и могу снять с вас доспехи. Если вам потребуется помощь, сквайр Дженкин может оказать ее вам. Я приведу опытного лекаря…

Он тихо перебил ее.

– Миледи, будет лучше, если вы придете ко мне одна. Только один человек знает о моей… э… неприятности. Поскольку я не могу позвать рыцаря с поля, который позаботился бы о ванне для меня, а вы по традиции имеете право присутствовать, то сделайте это.

Эмлин кивнула, ощущая, как на нее снова накатывает прежнее чувство вины. Подозвав кивком Дженкина, ожидавшего в конце комнаты, она приказала позже приготовить ванну и распорядилась передать повару инструкции относительно ужина: чтобы в меню были добавлены блюда из рыбы и яиц для графа. Она знала, что еду принесут быстро и та будет наилучшего качества, несмотря на недостаток продуктов, и это вызывало у девушки чувство гордости.

Дженкин почти выбежал из комнаты и слетел вниз по лестнице, зовя экономку.

– Ваш слуга, кажется, недостаточно вышколен, – заметил Уайтхок.

– Он не слуга, а сквайр, – ответила Эмлин. – Он воспитывался моим отцом, а потом состоял при моем брате Гае. Он молод и полон рвения.

– Его следует выпороть за то, что вышел из зала в такой неподобающей манере.

– Мы никогда не били здесь ни слуг, ни сквайров, – резко возразила Эмлин.

– Милорд, если позволите вмешаться, – мягко произнес Уот, – парню едва исполнилось двенадцать, он сын кузена лорда Перси. Леди Эмлин не разрешает бить слуг, и все же они послушны ей.

– Это их прельщает, без сомнения. Я слышал о замках, в которых дисциплина и побои не приветствуются, и тем не менее слуги там ведут себя восхитительно, – протяжно произнес барон. Эмлин взглянула на него.

– Я не потерплю таких манер, никогда, – прорычал Уайтхок. – Лучше всего, если лорд управляет тяжелым кулаком, а леди требует в хозяйстве строжайшей дисциплины.

– А вот и слуги, без всяких возражений, – заметил его сын. Он указал в сторону дверного проема, откуда вышли Дженкин и трое слуг с тарелками и большими блюдами. Кивнув Эмлин, он улыбнулся. – Красота и грация победили кнут.

Не понимая причин его насмешливого тона, Эмлин отошла распорядиться, чтобы большие блюда поставили на прилегающий стол, и сделала шаг назад, пока служанка расстилала на большом столе белую льняную скатерть и раскладывала серебряные солонки и ложки. На стол поставили простые квадратные подносы с хлебом и деревянные блюда с яблоками и сыром.

Дженкин подошел, чтобы подать ужин, остальные слуги вышли из комнаты, неловко кланяясь Уайтхоку, так как не привыкли к такому пиетету; но старались они изо всех сил. Когда гости сели и ополоснули руки в розовой воде, Уот извинился, сказав, что пойдет посмотреть, всего ли хватает людям Уайтхока. Эмлин отказалась садиться и ожидала поблизости.

– Рыба свежая? – спросил Уайтхок.

– Конечно, милорд, ее поймали в нашем собственном пруду, – ответила она.

Уайтхок кивнул и взял кусок пирога с форелью, в то время как его сыну было подано аппетитное мясо и овощное рагу. Когда Дженкин предложил жареный лук и запеченные яблоки, Уайтхок, энергично пережевывая угощение, жестом выказал свое согласие.

– Я с сожалением узнал о смерти вашего отца, леди Эмлин, – сказал он, энергично посыпая солью свою еду. Он накалывал ножом лук, морковку и куски хлеба с подноса, игнорируя ложку. – Его смерть, а также заключение вашего брата оставили Эшборн в шатком состоянии. Без великодушной протекции короля вас будет притеснять то один жадный барон, то другой.

– Король Иоанн не предоставил нам никакой протекции, милорд, – озадаченно произнесла девушка.

– Его очень интересует Эшборн. – Уайтхок посмотрел на сына.

Хоквуд сделал знак, что он закончил, хотя съел совсем немного, и Дженкин убрал поднос.

– Мы с отцом на протяжении нескольких недель бывали в суде, – сказал он. – Это там мы услышали о смерти вашего отца и аресте вашего брата Гая. Многие недоумевали, кто же вступит во владение этим участком земли.

– Вступит во владение этим участком! – Эмлин выпрямилась от возмущения. – Мой брат – полноправный барон Эшборнский. Он оплатил налоги на наследство, но король арестовал его, потому что плата неожиданно оказалась выше, чем уже было внесено. Доходы Эшборна исчерпаны налогами, пошлинами и штрафами, а король еще требует плату за весенних ягнят и шерсть. Но мы отправим королю последнее, что у нас есть, лишь бы освободить моего брата. Это отвратительный взнос – выкуп, по правде говоря, но он будет выплачен. Никто не отберет у нас эту землю, милорд.

– Но ваш брат молод, – сказал Уайтхок. – А молодой барон – это зачастую совсем не барон. К тому же король подозревает вашего брата в предательстве.

– Предательство?! – воскликнула она. – Я не слышала о таком обвинении.

– Он симпатизировал мятежным баронам, которые с прошлой осени требуют хартии вольностей, – спокойно сказал Уайтхок. – Известно, что он встречался с ними в Бери-Сент-Эдмендсе касательно хартии короля Генриха, на основании которой некоторые планируют создать новую хартию. Ваш брат не оплатил свой взнос и в прошлом году отказался заплатить щитовые деньги[4]4
  Денежный сбор, называемый также скутагий, в пользу короля, взимался с рыцарей средневековой Англии взамен службы в королевской армии. (Примеч. пер.)


[Закрыть], когда он и другие бароны не согласились сражаться за короля Иоанна во Франции… – тут он бросил злобный взгляд на своего сына. – Королю осталось только решить, как поступить с наследством вашего брата, ведь собственность преступника переходит короне. – Наколо́в ножом сочное печеное яблоко, он отправил его себе в рот.

– Я хочу узнать содержание королевского послания, – сквозь стиснутые зубы произнесла Эмлин. – Все ли в порядке с моим братом?

– Пока что, леди Эмлин, – пробубнил Уайтхок, уничтожая остатки сочного коричневого яблока, – я благодарю вас за хороший ужин. – Он опустил пальцы в розовую воду, разбрызгал ее и вытер руки о скатерть. – Вскоре вы узнаете суть письма короля. Прошу меня простить. Мне нужно посоветоваться с моими людьми. – Он встал и кивнул, затем прошел через комнату – его тяжелые сапоги гневно стучали по полу.

Эмлин ожидала, что барон тоже встанет из‑за стола, но он остался, задумчиво глядя в спину уходящего отца. Золотистый свет из камина играл на поверхностях его точеной щетинистой скулы и тонкого носа. Ей показалось, что он похож на раскрашенную в насыщенные цвета скульптуру погруженного в раздумья святого Михаила в доспехах – красивый и строгий. Картину смягчала каштановая масса волос, которые пушистой волной спускались вдоль щек к сильной шее.

Он повернул голову и посмотрел на нее. Под темными бровями его глаза сияли, как пламя, отражающееся в серебряном бокале.

– С вашего позволения, леди, – мягко произнес он, поднимаясь. Немного неуверенной походкой он вышел из комнаты и исчез за шторой в дверном проеме. У камина Каджиль на секунду поднял голову, тоскливо посмотрел вслед барону и снова лег.

– Неблагодарный негодник, – догоняя барона, с любовью прошептала псу Эмлин.

Небольшой холл освещался смолистыми факелами в железных канделябрах, расположенных высоко на стене. Она проскользнула через занавес, и в это мгновение барон обернулся и чуть не столкнулся с ней.

– В этом послании что-то большее, нежели очередное требование денег, – настойчиво произнесла Эмлин. – Скажите мне. Я хочу услышать это сейчас.

– Нет. – Он не отошел в сторону, она тоже.

– Что с моим братом? Скажите мне, милорд.

Расположив руки на поясе, он обвел взглядом холл. Свет факелов очерчивал его профиль.

– Эта стена вдоль лестницы отлично разукрашена, миледи.

Холл и лестничный пролет, называемый лестничной стеной, потому что он шел вдоль толстой и массивной внешней стены цитадели, образовывали широкую площадку с каменными ступенями, ведущими вниз к входной двери. Другой пролет извивающейся лестницы вел наверх к спальням.

Стены вдоль лестницы были украшены. Плавные изогнутые фигуры были нарисованы на покрытом штукатуркой камне, насыщенные цвета блестели в свете фонаря. Расположенные по обеим сторонам от входа в большой зал, два рыцаря в доспехах смотрели друг на друга, сидя на покрытых красной попоной конях. У подножия широкой лестницы архангелы в белых нарядах парили над красно-синим узором в виде алмазов.

– Прекрасно выполненные рисунки, – сказал он. – Это работа какого-то местного художника?

Эмлин не сразу нашлась, что ответить, так как обдумывала в это время, в чем могло заключаться послание короля. Барон снова задал свой вопрос. Она нахмурила брови. Некоторые рисунки были ее собственными, нарисованными год назад под руководством дяди Годвина, вскоре после ее возвращения из монастыря. Зимняя непогода продлила один из редких визитов Годвина в семью брата, и тогда он украсил холл – рыцари были подарком отцу Эмлин, а ангелы были нарисованы в честь ее матери.

Гордясь способностями дяди, Эмлин очень сомневалась в ценности собственного вклада, который состоял в украшении фризов, прорисовке рук, ног и ниспадающих нарядов архангелов. Более привыкшая рисовать крошечные картинки на манускриптах, той зимой она неплохо научилась создавать масштабные изображения на стене.

– Их нарисовал мой дядя Годвин из Уистонберийского аббатства, – наконец ответила она. Ей гораздо больше хотелось обсудить документ короля. – Он монах, живет в Йорке, учился на художника; расписывает стены парижских церквей, иногда дворцов. Деньги идут его ордену, поэтому ему разрешается время от времени покидать аббатство. В Уистонбери он возглавляет отличную мастерскую для переписи рукописей.

– Он прекрасно владеет цветом и формой. Я знаю это аббатство. Оно находится недалеко от замка Хоксмур, моего дома, – заметил он. – Возможно, я приобрету какой-нибудь манускрипт оттуда. – Он повернулся и начал изучать при свете мерцающего факела тот участок, где был нарисован поединок двух рыцарей; его кольчуга скрипела в такт движениям. – Я бы хотел рассмотреть это более детально утром до нашего отъезда, – сказал он.

Эмлин неожиданно почувствовала озноб, но не в теле, а скорее, в душе – мрачное предчувствие, словно он намекал, что она уедет с ним. Девушка отогнала эту мысль. Естественно, он говорил о своем отъезде с отцом и войском.

Он опустил на нее глаза, находясь неподобающе близко в этом тесном пространстве. Эмлин почувствовала легкий аромат вина и корицы, когда его теплое дыхание нежно коснулось ее волос. Она сделала шаг в сторону, он тоже, но его рука тесно прижималась к ее плечу, пока они стояли бок о бок, рассматривая фриз.

– Возможно, я даже попрошу, чтобы ваш дядя приехал в Хоксмур, – задумчиво произнес он.

Она мельком взглянула на него. Тонкие линии его лица, темный лоск волос и блеск глаз отражали теплый свет, придавая ему такую поразительную красоту, что на секунду Эмлин стало трудно сконцентрироваться на разговоре. Глубокая задумчивость читалась не только в его суровых глазах, угрюмой элегантности и скрытной манере поведения. Каждое слово, каждое действие, казалось, имели подводное течение, как река, тихая, неизведанная, могучая.

Она не знала, чего от него ожидать. Он казался мрачным, не очень любил шутить, к тому же она думала, что он будет бранить ее за то, что произошло в лесу. В конце концов, она проделала ему дыру в ноге всего несколько часов назад. Его нынешнее благоразумие сбивало ее с толку.

Либо его молчание свидетельствовало о каком-то внутреннем рыцарском кодексе, либо он планировал какую-нибудь отвратительную месть. Угроза нависла над ней дамокловым мечом, раз уж он и его отец приехали в Эшборн. Пусть они откроют послание короля, молилась она, и скорее уедут.

– …церковного характера?

Эмлин посмотрела на гостя широко открытыми глазами. Что он спросил? Она не слушала и теперь старалась проследить за ходом его мыслей. До этого он упоминал Хоксмур.

Он наклонился ближе и громко сказал:

– Вы кажетесь расстроенной, миледи. Позвольте, я повторю. – Он отчетливо произносил каждое слово, словно она была глухой: – В Хоксмуре есть новая часовня. Может быть, ваш дядя согласится нарисовать там рисунки церковного характера?

– Вы должны попросить об этом его настоятеля, аббата, – поджав губы, ответила она, смущенная своей невнимательностью. Она надеялась, что у него заболит нога, ведь он уже так долго стоит возле нее.

– Значит, я так и сделаю.

– Расскажите мне, о чем говорится в документе короля. Скажите, что вам известно о моем брате Гае.

– Нет, – ответил он.

– Зачем вы взяли с собой столько людей? – спросила она. – Вам нужен вооруженный отряд против девушки и троих детей?

– Трое детей? – озадаченно переспросил он.

– У меня двое младших братьев и сестра, – ответила она. – Один из них совсем младенец. Вы бы не пострадали от нас, сир, если бы решили взять наш дом силой.

– Никто не упоминал о младенце. – Хоквуд нахмурился и о чем-то задумался. – И мы не собирались применять здесь силу. – Коснувшись обеими руками ее головы, он удерживал ее у стены. Доспехи на его руках заслонили свет, а в его дыхании чувствовался запах пряностей, лука и корицы… Он возвышался над ней. – У меня уже были небольшие неприятности из‑за вас сегодня, юная леди, – мягко напомнил он ей. – Я не желаю еще больше. Перестаньте расспрашивать и примите неизбежное.

Эмлин чувствовала, как ее сверлят его глаза, она отчетливо осознавала его силу и мужественность. На долю секунды ей показалось, что он собирается наклонить голову и поцеловать ее. Девушка прижалась затылком к стене и крепко сжала рот, пристально вглядываясь в его нижнюю губу, полную, мягкую, и ровные белые зубы за ней.

– Я не имею отношения к документам короля, – сказал он. – Видит Бог, если бы спросили моего мнения, в них все было бы по-другому.

– Скажите мне хоть что-нибудь о моем брате, сир, – попросила Эмлин.

Он посмотрел на нее долгим взглядом.

– Ваш брат жив и здоров, из того немногого, что я слышал о нем, – наконец ответил Николас. Опустив руки, он сделал шаг назад. – А теперь покажите, где моя комната, миледи. Я хотел бы отдохнуть, пока не вернется мой отец.

– Та маленькая дверь в дальнем конце ведет наверх в галерею, где вы увидите свою комнату, – ответила она. Хоквуд быстро кивнул, повернулся и ушел.

Эмлин вдруг стало холодно, она сняла с вешалки на стене зеленый плащ, накинула его на плечи и возвратилась в опустевший зал. Она подошла к камину и села на корточки возле Каджиля, который обнюхал ее руку и положил морду на ее колено. Она гладила его шею, задумчиво глядя на языки пламени.