Текст книги "Кости в стене"

– А что будет вечером?

– Тётя Елена пойдёт проверять дом, построенный в тысяча восемьсот двадцатых годах, на сверхъестественную активность. Нынешний владелец никак не может его продать. Говорят, там водятся привидения.

Я поборол дрожь и задержал дыхание, чтобы остановить панику, поднимающуюся в груди. Нетронутые десятилетиями жили среди призраков, но встреч с ними, разумеется, не искали. Я глубоко вдохнул и медленно выдохнул:

– Как ты вообще связалась с этим?

Ханна опустила глаза в пол:

– Когда папа ушёл, тётя Елена переехала к нам в Бостон. Она экстрасенс класса «В», и на работу в Бюро её бы не взяли. А городские экстрасенсы посчитали её недостаточно сильной для них. Поэтому она нашла другой способ использовать свой дар. В Бостоне она стала одной из лучших охотниц, и здесь будет так же. Со временем она всем покажет, какими полезными могут быть охотники. – Ханна накрутила волосы на палец. – А что касается меня, почему я этим занялась? Ну, поначалу, это отвлекало меня от тоски по папе. А потом стало нравиться. Понимаешь, это… Трудно объяснить… Я чувствую, что делаю что-то правильное. Поэтому и помогаю тёте по мере сил.

Ханна вскрыла упаковку батареек и вставила их в диктофон:

– Эти приборы отличные. Очень полезные, но лучше всего иметь в команде хорошего экстрасенса.

– Значит, Елена правда экстрасенс? – Папа всегда считал сестру Самозванкой. Мама время от времени консультировалась с ней в ходе некоторых своих исследований, но старалась по возможности умалчивать об этом, поскольку правительство никогда официально не признавало компетенции охотников в борьбе с Осложнением. Отец всегда хотел, чтобы я держался подальше от экстрасенсов. На его взгляд, изучения истории оккультизма и основных оберегов было вполне достаточно. Он никогда не питал особой любви к маминой работе. Но он мирился с ней из любви к маме.

Ещё три месяца назад я бы убежал подальше от Ханны и этого разговора. Три месяца назад моя жизнь вертелась вокруг духобола, видеоигр и встреч с приятелями за пиццей. Три месяца назад была жива мама. А теперь остались только я, папа и наша некогда разобщённая семья.

А ещё миссис Уилсон.

Поэтому я и не убежал. Я остался.

– Только отчасти, – продолжала Ханна. – Она не может заранее сказать, когда услышит или увидит то или иное, поэтому её дар немного ненадёжен. Но ей очень нравилось помогать твоей маме. Мне очень жаль, что всё так случилось.

– Да, спасибо, – я уставился на свои кроссовки, и в комнате воцарилась неловкая тишина.

– Твоя мама изучала историю оккультизма. Странно, что ты так мало знаешь об охотниках и таких приборах.

– Мне было всё равно. – Ладно, это прозвучало грубо. – Я имею в виду, что я никогда не интересовался всем этим так, как ты, понимаешь? Мама была просто моей мамой. А её работа – тем, чем она занималась на работе. И мы не часто говорили об этом дома. – Я лепетал что-то, как мне казалось, бессвязное, всё сильнее увязая в собственных мыслях. – Я и не думал о её работе. Ну, знаешь, ты же не станешь увлекаться зубами только потому, что твои родители – стоматологи. Вот и здесь так же. Поэтому я так мало знаю. – Наконец я словно сдулся и, смущённый, затих.

– Я поняла. Мне очень нравится работа моей тёти, вот и всё. – Ханна пожала плечами. – Я чувствую себя полезной, помогая ей.

– Это хорошо, я думаю. Особенно если это отвлекает тебя от мыслей об отце.

Настала очередь Ханны смущаться:

– Да. Я очень рада, что она нашла применение своим навыкам и разрешила мне помогать. Мне это правда нравится. Но мне бы хотелось поработать с кем-то, кто обладает яснослышанием.

– Ясно-чем? – спросил я.

– Способностью слышать их. – Ханна обвела комнату взглядом. – Ну, знаешь… призраков. Яснослышащие – слышат, ясночувствующие – чувствуют. Они могут ощутить те же эмоции, что и дух, или, например, почувствовать, что призрак пережил в момент своей смерти. Яснообоняющие улавливают запахи, которых нет в физическом мире. Есть много видов ясновидения, но я сейчас не об этом. Я говорила о государственных экстрасенсах. БПР занимается по-настоящему жуткими сущностями: демонами и прочими злыми духами, но заблудшие, совершенно безобидные призраки часто остаются скитаться среди живых. Они тоже часть Осложнения, даже если не доставляют людям проблем. Нетронутые подчас и не знают об их существовании. На самом деле это очень грустно.

Вот оно! Миссис Уилсон – если только она реальна – почти наверняка именно такой безобидный дух.

Я вспомнил маму, навестившую меня в палате. До сих пор я старался об этом не думать, но могла ли она быть добрым заблудшим духом? Неужели она заблудилась по дороге на ту сторону и застряла здесь? Я проглотил комок, подступающий к горлу, и прикоснулся к синему Назару, который она отдала мне в больнице. Нет. Она передала мне амулет, сказала, что любит меня, и ушла. У неё не было причин оставаться. Я нервничал на пустом месте:

– Я не хочу в это вмешиваться. Я лучше буду жить своей жизнью, а призраков оставлю профессионалам. – Отлично. Теперь я заговорил, как папа.

– Ты такой же плохой, как дети в школе! – Ханна захлопнула набор.

– Что, прости? – Я нахмурился и направился к выходу из её комнаты. – Я совсем не такой, как они. – Может, раньше и был, но не теперь. Дети в школе могут быть очень жестокими. Я жестоким не был, но и помешанным на призраках тоже.

– Алекс, подожди! – Она догнала меня в коридоре. – Извини, пожалуйста… Просто в этой школе никто меня не понимает. И я… Я знаю, что не похожа на других. Раньше меня волновало, что обо мне подумают. Я переживала из-за этого. Старалась выглядеть нормально и вести себя нормально, но потом папа уехал, и мне стало всё равно. Не знаю… Наверное, после его ухода я стала больше думать о вещах, которые по-настоящему важны для меня. – Она сморгнула слёзы, и всё внутри меня сжалось от чувства вины. – В моей старой школе нашлись те, кто понял и принял меня такой, даже среди учителей, хотя всё равно считали странной. Я вижу, что мисс Граймс с трудом терпит меня, когда я рассказываю об охотниках, а ведь она преподаёт историю оккультизма. – Ханна всхлипнула. – Одноклассники считают меня Самозванкой, потому что я Нетронутая, а посмела интересоваться чем-то кроме Защиты. Они не понимают, как много пользы могут принести охотники.

Я старался не выдать того, что я думал и чувствовал похожим образом. Мне тоже хотелось – хотя бы немножечко – перестать так сильно волноваться о мнении чужих людей. И, возможно, охотники и правда могли бы помочь с Осложнением. Я знаю, что иногда папе приходилось по несколько недель ждать, когда городские экстрасенсы очистят дом, выставленный на продажу, от безобидного, но шумного духа.

– Не то чтобы я не слышу, как шепчутся у меня за спиной, – Ханна шагнула ближе, заставив меня встретиться с ней взглядом. – Я знаю, что я другая, но я не Самозванка. Понимаешь… Наверное, я просто подумала, что раз твоя мама… Ну, раз её работа была… В общем, я подумала, что… Вероятно, ты тоже другой?

Вопрос повис в воздухе, внезапно ставшем каким-то густым. Но что я должен был ответить? Что я изменился из-за несчастного случая, в котором погибла мама, а я порвал бедро? И что я больше никогда не буду играть в духобол? И что я стал другим, потому что, возможно, вижу настоящих призраков? Я не мог этого сказать. Отец отправил бы меня в психушку. Все знают, если ты не стал экстрасенсом к десяти годам, то уже и не станешь. Никогда. И я не исключение. Не могла же на меня так повлиять автомобильная авария, верно?

– Ты ошиблась, – огрызнулся я, вложив всю свою злость на свою разрушенную жизнь в эти два слова.

Лицо Ханны исказилось словно бы от боли, и слёзы наполнили её карие глаза.

Стыд и гнев пожирали меня изнутри. Мне не следовало срываться на ней. Авария произошла не по её вине, и вовсе не она разрушала мою жизнь. Но меньше всего мне было нужно сейчас, чтобы моя чудаковатая двоюродная сестра, которую я едва знал, пыталась всё усугубить. Тем более когда она так увлеклась охотой на призраков, в то время как всё, чего я хотел, – избавиться даже от мыслей о них.

– Ты позвала Алекса пойти с нами вечером? – Спокойный женский голос, внезапно раздавшийся за моей спиной, напугал меня до чёртиков.

Я вздрогнул и обернулся. На меня смотрели холодные зелёные глаза тёти Елены.

– Тётя Елена! – Ханна протиснулась мимо меня и обняла её. – Нет. Не позвала. Он не хочет знать больше. Он такой же, как все остальные.

Мне показалось, что взгляд тёти Елены задержался на мне чуточку дольше необходимого:

– О, даже не знаю, дорогая. Мне кажется, что он не прочь к нам присоединиться.

Глава пятая

– Папа, – уговаривал я. – Я не хочу оставаться с тётей Труди и Ханной. Я посижу дома. Я буду в порядке. Я не боюсь. – На самом же деле я внутренне содрогался, наблюдая, как миссис Уилсон в гостиной кружится в танце по ковру. – Я позвоню Джейсону. Мы поиграем в видеоигры или просто потусим.

– А разве Джейсон не занят с отцом?

Я сник:

– Точно, я и забыл. – Провести время с Джейсоном за играми казалось мне куда лучшей перспективой, чем общаться с тётями и помешанной на экстрасенсах двоюродной сестрой.

– Я не ожидал, что дом купят так скоро. Мне нужно проследить, чтобы городской экстрасенс укрепил и активировал все обереги и печати прежде, чем новые владельцы подпишут бумаги. Мне нужна эта сделка. Нам нужна эта сделка, – сказал он, выделив голосом «нам». Конечно, «нам». Папа уже не раз упоминал, что даже при высоком уровне продаж расходы на оплату моих медицинских счетов и мамины похороны серьёзно превысили его финансовые возможности. – Мне нужно заехать в офис и подготовить кое-какие документы. Я вернусь к девяти. Мы успеем вместе посмотреть какой-нибудь сериал.

– Но почему я должен оставаться с ними? А вдруг тётя Елена заведёт свою шарманку об охоте на призраков? – Меньше всего папа хотел, чтобы я заговорил об этом. Он ненавидел всё, что касалось сверхъестественного. – Ты запрещал мне даже разглядывать паранормальные артефакты в мамином кабинете, пока она была жива… – Последнее слово в повисшей тишине со звоном упало между нами.

Миссис Уилсон перестала танцевать, её глаза перебегали с меня на отца и обратно.

Отец, словно выйдя из оцепенения, сунул папку в свой потрёпанный портфель:

– Я не хочу, чтобы ты оставался дома один так скоро после аварии. Вдруг что-нибудь случится? Что, если ты упадёшь и тебе понадобится помощь, чтобы подняться? Это одна из причин, по которой они переехали сюда. Чтобы быть поближе к семье. Чтобы помогать.

Моя травма не сделала меня беспомощным.

– Я уже переговорил с Труди. Она сказала, что будет тебе рада. А если Елена начнёт обсуждать свою… Работу… Что ж, возможно, узнав больше о подоплёке сверхъестественного, ты сможешь избавиться от своих тревог.

– Но…

Отец поднял руку:

– Никаких «но». Доктор Миджли поделился со мной… Ты думал, что говорил с духом своей матери.

– Но я… – начал я чуть громче.

– Я твой отец, и он рассудил, что мне стоит об этом знать. – Отец повысил голос, заглушая мои возражения.

Я почувствовал себя преданным, меня бросило в жар. Мне казалось, что психиатр обязан хранить мои секреты.

– Но ведь ты ненавидишь экстрасенсов, – выплюнул я.

– Так бы поступила твоя мама.

Мы оба замерли, одинаково потрясённые тем, что кричим друг на друга. Я чувствовал невероятное напряжение, будто во мне накопилась, не находя выхода, какая-то безудержная ярость. Но папа был прав, и я понимал это. Мама наверняка бы сказала: «Собирай информацию. Информация – это сила». Да, папа ненавидел экстрасенсов. Но он любил маму. И я тоже.

И до сих пор люблю.

Отец положил руки мне на плечи. Его тело словно обмякло, и из голоса ушёл весь боевой запал:

– Послушай, сынок, я хочу, чтобы ты поправился. И я сейчас говорю не столько о твоём бедре, сколько о твоём моральном состоянии. Как бы плохо я себя ни чувствовал от того, что экстрасенсы сделали с нашим миром, с самой сутью нашего существования…

О, нет, я понял, что сейчас начнётся лекция из серии «почему экстрасенсы плохие» – вроде тех, что он читал маме за ужином, когда ей случалось рассказывать о своём сотрудничестве с экстрасенсами по поводу какого-нибудь особо мощного оккультного артефакта.

Но папа только вздохнул и покачал головой:

– Нравится это нам или нет, но экстрасенсы – необходимое зло. И, полагаю, охотники тоже. Надеюсь, Елена напомнит тебе, что Нетронутые ни видеть, ни слышать призраков не способны. А ты, без сомнения, Нетронутый. – Не говоря больше ни слова, папа подхватил портфель и направился к выходу.

Миссис Уилсон озабоченно нахмурилась:

– Немудрено, что ты не хочешь со мной разговаривать. Твой отец и мысли не допустит о том, что ты экстрасенс, скорее решит, что ты спятил.

Я открыл рот, чтобы ответить, но вовремя остановился. Нормальные люди с галлюцинациями не разговаривают.

– Не волнуйся, милый. Рано или поздно он поменяет своё отношение. – Миссис Уилсон похлопала меня по плечу пухлой ледяной ладошкой, слишком реалистичной для галлюцинации. – А после сегодняшнего вечера я уверена, что и ты тоже.

* * *

Разумеется, стоило папе уйти, как позвонила тётя Труди и сообщила, что у неё мигрень. Лично мне кажется, что она просто перебрала с пуншем на вечеринке дочери. Как бы то ни было, мне предстоит провести вечер в компании тёти Елены и Ханны, помогая им с проверкой дома.

– Приходи в офис Елены к шести часам, – напутствовала тётя Труди.

Меньше всего мне сейчас хотелось охотиться за привидениями. Кроме того, папа ушёл на работу: он не узнает, если я останусь дома, так? Я плюхнулся на диван и взял в руки джойстик, чувствуя под пальцами гравировку – Третий пентакль Юпитера и Шестой пентакль Марса с надписями на иврите[2]2
  Иврит – язык семитской семьи, государственный язык Израиля, а также язык некоторых еврейских общин и диаспор.


[Закрыть] и стихом из Псалтири. В отношении электроники чрезмерная осторожность совсем не кажется смешной. Духи любят путешествовать по проводам – наверное, поэтому в городе до сих пор в ходу газовые лампы, а автомобили ездят на бензине. В нашей школе даже предусмотрено резервное газовое освещение на случай «инцидента». В домах и офисах использовалось электричество, но его «расход» строго контролировали. Один холодильник, одна стиральная машина, одна сушилка и один телевизор на семью. По закону на каждый электроприбор в обязательном порядке наносился Третий пентакль Юпитера. Больше печатей – лучше, но дороже. Я включил телевизор и выбрал вкладку с играми.

Миссис Уилсон устроилась рядом со мной, наблюдая за происходящим на экране:

– Мой сынишка Джейми любил такие игры.

Я старался не обращать на неё внимания, но мои пальцы сильнее сжали джойстик.

– Я почти забыла… Он приходил домой из школы, бросал свой рюкзак у двери и играл в Атари, а потом до самого ужина делал уроки. – Она так горестно вздохнула, что мне стало почти жаль её. – Ох, как я скучаю по моему Джейми.

На её щеках блеснули полупрозрачные слёзы, и она всхлипнула:

– Впрочем, – она прикоснулась ко мне, отчего по моей коже забегали мурашки, и я вскочил с дивана. – Нам надлежит жить настоящим. Здесь и сейчас, правильно? Так почему бы тебе не быть хорошим мальчиком и не включить для меня «Колесо Фортуны»?

Вот так просто. Она снова чуть не дотронулась до меня. Я выключил игру и включил «Колесо Фортуны». Вероятно, мне стоит снова встретиться с доктором Миджли? Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что я включаю ТВ-шоу для галлюцинации? Я прикоснулся к маминому амулету, надеясь, что он принесёт мне удачу, и попытался успокоиться. Она хотела бы, чтобы я пошёл. Я направился к входной двери и взял куртку.

– Хорошего вечера, Алекс, – донёсся голос миссис Уилсон из комнаты. – Будь осторожен на улице…

Я захлопнул дверь. Я больше не мог этого выносить. Я не мог слышать призраков. Я не мог их видеть. Не мог чувствовать. В десять лет меня проверили наравне с остальными детьми и определили, что я совершенно точно не экстрасенс. Значит, я схожу с ума. А раз так, пойду и сделаю что-нибудь сумасшедшее в компании охотников за привидениями, и пусть они мне докажут, что я не свихнулся.

Я налёг на дверь гаража, и она со скрипом открылась. Я выволок велосипед из угла, молясь, чтобы нога позволила мне крутить педали, и с пары толчков выехал на тротуар. Бедро болело, но ехать было можно.

Я притормозил у железных кованых ворот кладбища «Лафайет № 1». Папа обещал сводить меня к маминой могиле, когда я буду готов. Я всё ещё не был.

Я отогнал грызущее меня чувство вины и направился в центр города. Я ехал, окружённый старинными кирпичными зданиями, и от последнего летнего ветерка по рукам бежали мурашки. Становилось прохладно, и я поднажал. Я надеялся, что, добравшись туда, увижу какого-нибудь призрака, а приборы Ханны ничего не покажут, и тогда станет ясно, что я просто сумасшедший. А сумасшедших можно вылечить, верно? Наверняка я словил какое-то расстройство после аварии, и теперь мне просто нужно время, чтобы прийти в себя, как и говорил доктор Миджли.

Я слез с велосипеда и покатил его рядом по разбитой брусчатке Французского квартала, вдыхая сладкий, тёплый, аппетитный аромат пончиков. Надо как-нибудь заглянуть в кафе «Дю Монд» вместе с папой и Джейсоном. Я уже несколько месяцев не ел пончиков. Я разглядывал номера домов, пока не нашёл нужный – № 900. Над входом в офис висела деревянная табличка с золотым тиснением – «Агентство Елены Ленард по расследованию паранормальных явлений». Я, наверное, сотни раз проходил мимо этого офиса, но никогда не думал, что однажды его арендует моя родная тётя. Я заглянул внутрь сквозь широкую стеклянную витрину, испещрённую сверкающими сигилами, и увидел пустые коробки и позолоченную мебель, заваленную целой кучей разнообразного паранормального оборудования.

Сердце гулко забилось о рёбра. Я не хотел общаться даже со старыми друзьями, не говоря уж о родственниках, которых почти не знал. Может, лучше я зайду в кафе и выпью кружку горячего шоколада? Позвоню папе, сообщу, где нахожусь, а на обратном пути заеду к доктору Миджли?

Тому самому доктору Миджли, который выдал папе мои секреты. Рассказал, что я видел маму…

Я сжал в ладони мамин Назар Бонджук, жалея, что не погиб вместе с ней. Амулет выскользнул из моих пальцев и прижался к груди. Либо я тронулся умом, либо действительно вижу призраков, и я не нуждаюсь в помощи доктора Миджли, чтобы это выяснить. Я должен разобраться во всём сам. Я потянулся к ручке двери.

– Алекс? – За спиной раздался прохладный голос Ханны. Я повернулся к ней. На её лице застыло что-то среднее между улыбкой и подозрением. – Удивлена, что ты вообще пришёл.

– Выбора особо не было, – не сдержавшись, огрызнулся я.

Она толкнула дверь «Агентства», держа в руках набор охотника, и злорадно усмехнулась:

– Хорошо, когда в команде есть скептически настроенный Нетронутый. Когда ты впервые увидишь наши находки и наложишь в штаны, я смогу записать это на плёнку.

Я вошёл следом и втащил велосипед, мысленно вскрывая Ханне черепушку. Наложу в штаны? Как же!

Тётя Елена сидела за круглым столом в глубине комнаты и что-то писала:

– Алекс, почему бы тебе не поставить свой велосипед здесь? – Она указала на место у стены, между книжным шкафом и стопкой коробок, затем жестом предложила сесть на стул рядом с собой.

Я прислонил велосипед к стене:

– Спасибо. Я лучше постою.

– Мы никуда не пойдём, пока вся команда не соберётся. – Она взглянула на мою левую ногу. – Бедру будет лучше, если сейчас ты посидишь. Мы ещё настоимся и находимся во время осмотра дома.

– Бедро в порядке. – Я соврал. Оно всё ещё болело. Не так сильно – почти невыносимо, – как сразу после аварии. И не так мучительно, как после операции. Боль была терпимой, но постоянной. Мешающей мне забыть.

Выражение лица тёти Елены заставило меня передумать:

– Садись, Алекс. Побереги ногу.

Я поморщился и опустился на стул.

Ханна поставила свой футляр на стол и откинула крышку.

– Всё подготовила? – спросила тётя Елена.

Ханна окинула взглядом приборы, её глаза – больше, чем у совы, – горели от предвкушения:

– Думаю, да. Батарейки новые. Все сертификаты на месте и сигилы в порядке. Я проверила, работают отлично.

– Хорошо. – Тётя Елена повернулась ко мне. – Мы ждём только Фрэнка. Ты можешь помочь Ханне. Хотелось бы записать ФЭГ, если возможно. А если приборы Ханны подтвердят то, что запишем мы с Фрэнком на его аппаратуру, будет ещё лучше. – Она подмигнула племяннице. – Давайте покажем этому городу, на что мы способны.

Забренчал колокольчик, и на пороге показался темноволосый мужчина с седыми висками. Рукава его рубашки были закатаны по локоть, и я не мог не обратить внимания на полностью забитые чёрными татуировками предплечья. Среди защитных печатей с витиеватым шрифтом и сигилов на иврите особенно выделялась фигура горгульи, настолько реалистичная, что казалось, будто она в любой момент может слететь с его руки и напасть на меня.

Вау! А я-то думал, что футболки с сигилами – это перебор. Этот дядька вывел защиту на новый уровень.

– Это Фрэнк Мартинес. Он – звезда, – с благоговением прошептала Ханна и поправила очки на переносице, словно это могло помочь ей разглядеть его получше. – Он не просто экстрасенс класса «А», ему удалось зафиксировать больше ФЭГ и инфракрасных отпечатков, чем любому другому охотнику Восточного побережья. У него в сумке полноспектральные камеры с встроенным тепловизором.

Экстрасенс класса «А»? Здесь? Настоящие экстрасенсы и так-то редкость, а что уж говорить о классе «А» – это какой-то фантастический вид. Если я правильно помнил материал пятого класса, то экстрасенсы составляют менее четырёх процентов населения Земли и только один процент из них причисляют к классу «А».

– Если он класса «А», то что он забыл здесь с вами?

– Он бывший федерал. БПР до сих пор консультируется с ним во время своих расследований, хотя он давно вышел на пенсию. Он, как и тётя Елена, считает, что сочетание техники и природных экстрасенсорных способностей приносит лучший результат. К сожалению, большинство экстрасенсов думают иначе. Они слишком честолюбивы, чтобы работать с нами. Но только не Фрэнк. Вот почему он один из лучших: он мыслит нестандартно, – нашёптывала мне Ханна. – Фрэнк и Елена – друзья. Он очень обрадовался, когда узнал, что она наконец-то переехала сюда, и пообещал сходить с нами на некоторые интересные дела. Вместе мы изменим представление об охотниках.

Я закатил глаза, но так, чтобы Ханна не заметила. История Осложнения насчитывает уже более ста лет, и она всерьёз надеется что-то изменить? Ох уж это честолюбие.

– Фрэнк, – Тётя Елена обратилась к отставному экстрасенсу и показала на меня, – это мой племянник Алекс. Сегодня он помогает Ханне с её новым оборудованием.

Фрэнк посмотрел на меня, и на секунду меня посетило тревожное ощущение, словно бы он знает, через что мне пришлось пройти.

– Мы отвели ему роль скептика в команде, – добавила Ханна, небрежно откинув назад спутанные волосы. – Он не верит в охотников и, как типичный Нетронутый, боится призраков.

– Я их не боюсь!

– А стоило бы. – Фрэнк явно уличил меня во лжи.

Я молчал. Ладно, пожалуй, я и боялся. Миссис Уилсон меня не пугала – я всё ещё не был уверен, реальна ли она, – но вот застреленный уборщик действительно наводил на меня ужас. Все Нетронутые, так или иначе, боялись призраков. Возможно, поэтому мы боялись и экстрасенсов. Не хотел бы я оказаться одним из них. Лучше уж сумасшедшим.

* * *

Мы поехали на стареньком, прошедшем огонь, воду и медные трубы внедорожнике тёти Елены: на зеркале заднего вида болтались амулеты, а окна и двери покрывали сигилы. А я-то считал маму параноиком, что, учитывая её профессию и впечатляющий багаж знаний об оккультизме, было даже нормально. Тем не менее в сравнении с росписью тёти Елены мамины сигилы и обереги выглядели, мягко говоря, несерьёзно.

– Я зову его вездеходом-универсалом, – рассмеялась тётя Елена, когда я забрался в машину, разглядывая её амулеты. – Он легко выдерживает не только охотников с их оборудованием, но и более серьёзный груз: детей с их велосипедами, – она подмигнула нам с Ханной через зеркало.

Проехав ещё немного, мы оставили позади библиотеку и пончиковую, – Фрэнк ехал сразу за нами на белом фургоне, расписанном печатями, – тётя Елена затормозила у дома, который папа назвал бы особняком в стиле греческого Возрождения[3]3
  Стиль греческого Возрождения в архитектуре получил распространение в США в начале XIX века. Главной чертой зданий в стиле греческого Возрождения считается наличие крыльца с колоннами и фронтоном, расположенного прямо по центру фасада.


[Закрыть]. Широкое крыльцо и изящные колонны словно приглашали нас в зияющую чернотой пасть двери. Я вгляделся в похожие на глаза окна второго этажа и отпрянул, гадая, была мелькнувшая за стеклом тень бликом заходящего солнца или игрой воображения.

Не паникуй. Тебе просто показалось.

Тётя Елена распахнула заднюю дверь внедорожника:

– Ну же, детишки. Поскакали. Мистер Барретт отметил, что хочет закончить расследование в эти выходные, а нам ещё кучу оборудования разгружать.

Ханна резво выпрыгнула, с трудом сдерживая волнение; чёрная футболка болталась на её худеньком теле. Я никуда не торопился. Я всегда мог списать свою медлительность на травму. Я открыл дверцу машины и вдохнул тёплый, влажный воздух. Не обращая внимания на пот, уже выступивший на спине, я высунул одну ногу и неуклюже выбрался наружу.

За тот час, что мы лихорадочно расставляли на крыльце столы, камеры и паранормальную технику, солнце село, и вечернее небо заволокло чернильной темнотой.

– Фрэнк, ты взял камеру с тепловизором?

– Да. – Фрэнк надел на шею большой Назар Бонджук с изображением Третьего пентакля Юпитера в центре и включил камеру.

Я проверил свой амулет и, подняв голову, поймал на себе взгляд Фрэнка:

– Соболезную твоей утрате. Твоя мать была высококлассным учёным-оккультистом. Я читал все её публикации.

– Вы знали мою маму? – Ого! Как с такими серьёзными связями в мире экстрасенсов она оказалась замужем за моим отцом?

Фрэнк покачал головой:

– Пару раз я видел её в штаб-квартире Бюро, когда она выступала с презентациями. Я не был знаком с ней лично. Только с её исследованиями.

Я подавил разочарование. Мамин амулет выскользнул из пальцев и стукнулся о ключицу. Может, и к лучшему, что он её не знал. Папа наверняка пришёл бы в ярость, будь у неё в друзьях экстрасенс класса «А». Да и мне присутствие рядом живого напоминания о той, кого я потерял, радости бы не доставило. Я машинально потёр ноющий шрам на бедре. Одного напоминания мне хватало с избытком.

– Ханна, включай свои диктофон и камеру. Мы заходим. – Тётя Елена сделала глубокий вдох. – Я постараюсь что-нибудь уловить. Если кто-то что-то услышит или почувствует, зафиксируйте это. Мы поможем призраку перейти. Дети, держитесь вместе. Я стану проводником и начну вместе с Фрэнком. Ханна, если я понадоблюсь тебе или Алексу, просто крикните.

Ханна покачала головой в знак согласия и расплылась в безумной улыбке, напомнив фонарик, вырезанный из тыквы.

Ума не приложу, как можно быть такой легкомысленной? Что ей с этой охоты? Я судорожно вздохнул и затолкал поглубже охватившее меня чувство давящей тяжести. Мне нужно сделать это. Я должен доказать, что вижу галлюцинации, а не призраков.

Тётя Елена вошла в дом первой, за ней последовали Фрэнк и Ханна. Я двинулся следом, с тихим щелчком притворив за собой дверь.

– Мы осмотрим второй этаж, – прорезал тишину голос Фрэнка, – вы двое, займитесь первым.

Фрэнк направился к лестнице, и тётя Елена последовала за ним.

Ничто не нарушало тишину и покой старого дома, если не считать слабо жужжащего оборудования Ханны и её лёгкого дыхания. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Нет, призраков здесь нет. Аппарат бы их уже засёк. Наверное, тень в окне мне просто привиделась, и приборы это подтверждали.

Я немного успокоился и, несколько осмелев, позволил себе осмотреться. Дом был меблирован, но скудно. Напротив кирпичного камина стоял викторианский диван, у одной из стен – старый деревянный книжный шкаф. В воздухе стоял запах пыли, плесени и гнили.

– Сюда, – позвала Ханна, и я последовал за ней в большую гостиную. Она поводила диктофоном в разные стороны, подводя нас к арке, ведущей на кухню.

И тут я почувствовал это. Странный всплеск энергии, подобный небольшому приливу на пляже, потянул меня за собой. Я замер посреди комнаты, и это чувство побудило меня направиться к запертой двери, ведущей в подвал.

На негнущихся ногах я медленно зашагал в ту сторону. Тело будто не принадлежало мне: я шёл вперёд тупо, словно оцепеневший, движимый какой-то неведомой силой. Всё ближе и ближе, пока наконец я не протянул руку и мои пальцы не сомкнулись на бронзовой ручке. Она не поддалась.

Из замочной скважины торчал мастер-ключ. Я обхватил его, надеясь, что скважина проржавела. Не повезло. Один поворот, и дверь со скрипом отворилась, а ключ остался зажатым в моём кулаке. Я сунул его в карман и вгляделся в темноту лестницы, похожей на тоннель, уходящий в недра дома.

– Алекс… Только посмотри на эту старую… – Я едва различал голос Ханны. – Во имя Соломона, Алекс, ты где?

Я не мог пойти к ней. Буквально. Что-то овладело мной. Я не хотел этого, но знал, что должен спуститься вниз. Туда. В темноту. Я должен выяснить, что там.

– Алекс, пойдём. Давай сначала осмотрим этаж. Подвал проверим после.

Но я не ответил. Вместо этого я шагнул в темноту.

– Ой, да Бога ради. Ну ладно. Я пойду за тобой, – проворчала Ханна.

Я уже был на лестнице, спускаясь в глубину дома, когда услышал дыхание.

И это была не Ханна.

Ханна щёлкнула выключателем на стене позади меня.

Щёлк.

Щёлк.

Щёлк.

Щёлк.

Она щёлкала, но ничего не происходило, и тогда она включила фонарик на камере, почти ослепив меня.

– Помогите. О, пожалуйста, помогите мне. – Глухой голос эхом отразился от стен подвала. – Есть там кто-нибудь? Кто-нибудь слышит меня?

Я замер на последней ступеньке и прислушался, чувствуя на лбу холодный пот. Я с трудом проглотил тяжёлый ком страха, застрявший в горле, и грудь сильно сдавило:

– Ты это слышишь? – Мой голос прозвучал как-то сипло, придушенно.

– Слышу что? – Ханна подняла камеру и направила её на меня.

Свет ударил в лицо:

– Прекрати, – попросил я, прикрывая глаза рукой.

Она продолжала снимать:

– Ни в коем случае. Это часть сбора улик. Если ты что-то увидишь или услышишь, я всё зафиксирую на плёнку.

– О, пожалуйста. Я знаю, что там кто-то есть. Прошу, помогите мне. Я в ловушке. О нет. Он приближается… Он… – Резко всё стихло.

Я неглубоко вдохнул и отвернулся от Ханны с её камерой:

– Пожалуйста… – Мой голос дрожал, но я ничего не мог с собой поделать. Я испугался. Испугался умоляющего зова. Испугался, что мне не показалось. Испугался, что всё слишком реально. – Выключи эту штуку. Она меня слепит.

– О, хорошо, – фыркнула Ханна и погасила свет. – Возьми это. – Она протянула мне детектор ЭМП. – Я позову Фрэнка и Елену.

– Но… – Я завозился с прибором, понятия не имея, как им пользоваться. – Нам же велели держаться вместе.