Текст книги "Леди Стойкость"

Слова заставили ее выйти из состояния полудремы. Она села и взглянула на него.

– О нет. – Она подтянула колени и уткнулась в них лицом. – О нет, нет, нет, я снова сделала это.

Он сел рядом с ней.

– Что?

– Стала жертвой. – Она замолкла, едва дыша.

Саваж дотронулся слегка до ее руки. Она подняла голову и встретилась с его взглядом, полным заботы и беспокойства, хотя она ожидала увидеть насмешку.

– Давай, Теа, ты хранила свой секрет достаточно долго.

– Какой секрет?

Он улыбнулся и качнул головой.

– Хорошо. Я расскажу за тебя. Какая-то задница с миловидным лицом на другом конце заморочила тебе голову, когда ты была еще очень молода. Он взял тебя пылкими словами и завоевал твое доверие.

Теа закрыла лицо руками и кивнула. К ее досаде, он резко развернул ее и заставил посмотреть ему в глаза.

– Ты ошибаешься, я не собираюсь осуждать тебя. – Он поднял ее подбородок кончиками пальцев, и она была принуждена взглянуть в эти нежные голубые глаза. – Я понимаю тебя, Теа, bella. У тебя доверчивое доброе маленькое сердце, которое было ранено. Расскажи мне, что случилось.

Она снова покачала головой.

– Боже милостивый, я не могу. Он посмотрел вниз на свою разорванную рубашку, на царапины на шее и груди.

– Он был дьяволом в обличье мужчины, причем довольно глупым. Женщина, которая поставила мне такие отметины, – само сокровище, которое нельзя отдать ни за какие деньги.

Теа взглянула на царапины, потом издала громкий вопль.

– Что меня беспокоит? Я сломлена. Я ненавидела тебя. Действительно. Я бы с большим удовольствием пронзила тебя твоим же столовым ножом.

– Ну а я? – усмехнулся Саваж. – Я считал, что ты предательница-папистка.

– Но ты разбойник. Разбойник! – Ее глаза заболели от накатившихся слез. Она отвернулась от Саважа, так как он отвлекал ее своим видом, полуодетый, с увлажненной потом кожей. – Я такая порочная.

– Отлично, – сказал Саваж. – Не выношу целомудренных женщин.

Теа толкнула его.

– Дурак. Моя семья… моя бабушка! Она никогда не простит меня.

Саваж занялся своей одеждой.

– М-да, для нее это уже не имеет значения.

– Ты ее не знаешь.

Поднявшись, Саваж помог встать ей и принялся поправлять ее платье.

– Я должен кое-что сказать тебе.

Она склонила голову в сторону и посмотрела на него внимательно. Он откинул длинную прядь черных волос с ее лица.

– Я получил известие из Лондона, – произнес он наконец. – Леди Хант мертва.

Она не ответила, он прочистил горло и продолжил.

– Она была убита. Зарезана в своей собственной кровати после того, как ее допросил Сесил.

Теа подошла к своей постели и села на край. Медленно она начала осознавать смысл сказанного. Мертва. Было время, когда маленькая одинокая девочка желала смерти своей бабушки за то, что та отправила ее на чужбину без единого друга, без единого человека, кто любил бы ее. Это было давно.

Бабушка не желала ее любви, только подчинения. Теа бросила попытки добиться любви старой женщины, но все же это была ее родня. Глубокая печаль наполнила ее, и она бросилась на пол, когда вспомнила, как умерла ее бабушка. Когда она подняла глаза, то увидела, что над ней стоит Саваж и тревожно смотрит на нее.

– Убита, – произнесла она. Она потирала руки о мятую юбку своего платья. – Убита.

Она была благодарна, что он оставался спокойным, ожидая, пока она все осознает и придет в себя.

– Ты действительно верен Ее Величеству? – спросила она.

Дерри распростер руки.

– Клянусь распятием, женщина. Если ты и сейчас не веришь мне, что я могу сделать, чтобы доказать тебе? Может, когда французская и шотландская армии вступят в Англию, ты поверишь мне.

– Ты думаешь, что кто-то убил бабушку, потому что Сесил подозревал ее?

Он скрестил руки и посмотрел на нее насмешливо.

– Не исключено. Скорее всего, так оно и было. Боже милостивый, сколько грязи пришлось мне претерпеть из-за этой истории!

– И значит – больше не будет попыток заговора с шотландской королевой. – Теа поднялась и подошла к окну. Солнце скрылось за деревьями, отбрасывая длинные четкие тени. Саймон Живчик шатался по двору с пучком сена в руке. Стабб поворачивал мясо на вертеле. – Она была моим другом, – задумчиво добавила она.

Саваж сочувственно коснулся ее плеча.

Теа продолжила.

– Я никогда не была женщиной, которые очаровывают, которые притягивают, которые… ну, во французском дворе я была одна такая. Я предпочитала искусство, цветы, деревья, птиц и других существ танцам, кокетству, заманиванию мужчин. – Она посмотрела на Саважа и почувствовала, что ее бросило в жар. – Если честно, если бы я умела нравиться, без сомнения, мои вкусы бы изменились.

– Они все этим занимались, эти высокопоставленные леди? Танцы и тому подобное?

– Большинство.

– Целыми днями? Все время? Вот скука-то. Лучше уж быть вором, я думаю. Разумеется, ты не присоединялась к ним. Ты слишком умна для этого.

Она выглянула в окно, чтобы не видеть его лица.

– Но я была так молода, и мне совсем не хотелось чувствовать себя чужой. Ты понимаешь, я никогда не танцевала, не кокетничала и все такое. Никто не приглашал меня на танец. Бывало, я скрывалась в уборных и в отдаленных комнатах, чтобы люди не замечали, что никто не хочет танцевать со мной. Когда кто-то заходил туда, где я пряталась, я убегала, так что никто ни о чем не подозревал. Мне было очень стыдно.

Потом, однажды, когда я собиралась вот так опять скрыться, произошло чудо. Молодой мужчина попросил разрешения пригласить меня на танец. – Теа улыбнулась, наблюдая за Стаббом, который внизу тыкал мясо ножом. – Это было похоже на чудесную перемену. Я стала как и все другие девушки.

Теа вздохнула и посмотрела на Саважа. Он глядел на нее широко раскрытыми глазами, наполненными ужасом, и она поняла, что он боится услышать конец истории.

– История печальная, и это злит меня. Я все еще ругаю себя за то, что была такой бездумной простушкой, позволила насмехаться над собой. Понимаешь, я верила ему. Я хотела любить и любила его, даже спустя время, когда прошло много дней и он уже не замечал меня. Однажды я целое утро искала его по всему дворцу.

Она отвернулась к окну и высунулась в него, прежде чем потеряла самообладание.

– И потом выяснилось, что он просто спорил со своими друзьями на деньги. – Фигура Стабба расплылась у нее перед глазами, и она, моргая, пыталась подавить слезы. – Они спорили даже не на то, что он возьмет меня, а на то, как долго это будет продолжаться.

– Господи, – сказал тихо Саваж. Он подошел к ней, положил руку на стену около окна и прислонился к ней головой.

Теа продолжила свой рассказ.

– Шотландская королева нашла меня рыдающей в передней дворца и заставила все рассказать. Она помогла мне вернуться домой. Этого мне и хотелось – уехать домой и никогда больше не появляться при дворе. Никогда не быть рядом с мужчинами.

– Но не все же…

– Не учи меня, – сказала она. – Я была совсем юная, мне было шестнадцать, и за семь прошедших лет я привыкла к своему униженному положению. И вот что я опять наделала. – Она покачала головой. – Валялась с вором.

– Ты так сказала, будто я прокаженный.

– Робин Саваж, ты знаешь, что я имею в виду.

Он ущипнул ее за нос.

– Ты имеешь в виду, что высокопоставленная леди не может делить постель с такой неотесанной деревенщиной, как я?

– Не знаю, каково твое происхождение, но «неотесанный» про тебя не скажешь.

– Благодарю.

Теа отошла чуть в сторону и окинула его взглядом.

– Таким образом, мы подошли к завершению. Когда я отправилась к шотландской королеве, чтобы предупредить ее о лорде Дарнлее, я делала это в оплату за ее доброту и помощь. Она помогла мне, когда я больше всего мечтала умереть. Я не могла позволить, чтобы она совершила такую же ошибку, как я. Особенно когда все еще можно предотвратить.

– Теа, неужели ты не понимаешь? Какая бы добрая она ни была, ее планы угрожают безопасности и благополучию нашей страны.

Она нахмурилась и прошипела раздраженно:

– Святые кости, я знаю это. Но моя совесть не может позволить, чтобы она вышла замуж за такую скотину.

– Елизавета любит Англию, – сказал Саваж. – Королева Мария любит трон. Я не освобожу тебя до тех пор, пока ты не прекратишь настаивать на том, что тебе необходимо вмешаться во все эти дела.

– Я знаю, – огрызнулась Теа. – Не считай меня дурой. Ты способствуешь чудовищной свадьбе. Это тоже грех.

Саваж подошел к ней лениво, как будто бы во сне.

– Так, значит, ты сердишься на меня?

– Да.

Он подошел ближе и положил руки на ее плечи, но она скинула их.

Он поцеловал ее в шею, она оттолкнула его. Он приблизил губы к ее уху.

– Может, ты продолжаешь сердиться и на себя за то, что страстно желаешь разбойника.

Потерев ухо, она фыркнула, но ничего не сказала.

Саваж коснулся мочки ее уха кончиком языка, потом пробежался губами вниз по шее, закончив путь поцелуем основания шеи.

– Мы оба испорчены, – сказал он и начал свой путь обратно. – Они повесят меня, если узнают, что я взял тебя. Давай же, Теа. Если мне суждено быть повешенным, покажи мне побольше из того, за что я умру.

10

Любовник должен показаться своей возлюбленной умудренным во всех отношениях, сдерживать себя и не делать ничего такого, что могло бы быть ей неприятно.

Андреас Капелланус

Дерри очнулся и почувствовал, что его лицо зарыто в облаке черного шелка. Его глаза раскрылись, и сначала он был поражен, заметив, что нежное плечо касается его обнаженной груди. Потом он понял, что спал, свернувшись вокруг Теи. Ее волосы были разметаны по его лицу. Он поцеловал ее в макушку, соскользнул с кровати, оделся и на цыпочках вышел из комнаты. Уже снаружи он просунул руки в рукава камзола, повернулся и задвинул засов на двери.

Она будет рассержена. Опять. После ночи бурной любви они проспорили до утра, потому что он отказывался освободить ее, а она отказывалась повиноваться. Он мог бы догадаться, что она не из тех женщин, которые будут относиться почтительно к нему, даже после того, как он стал ее хозяином в постели. Будь она проклята. Еще несколько таких ночей, и она сделает все, что он ни пожелает. Может быть.

Он усмехнулся самому себе, попытался отделаться от глупой гримасы, потом забылся и опять усмехнулся. Он сделал открытие и чувствовал себя, как те исследователи, которые открыли Новый мир. Она любит искусство. Когда она сравнила его ласки с ощущением, которое возникло у нее при первом знакомстве с картинами Тициана, ему с трудом удалось скрыть свою догадку. Стараясь оставаться равнодушным, он попросил ее описать работы да Винчи, Боттичелли, античные статуи. Он дал себе слово, что когда-нибудь покажет ей свою комнату с сокровищами.

Он никогда не думал встретить женщину, которая бы разделяла его страсть к искусству. Могла бы любоваться им, как восхитительным заходом солнца. Казалось, Теа насыщалась великолепием искусства, как младенец насыщается молоком матери. Из всех сокровищ, что он собрал, Теа, наверное, была самым ценным.

После того, как Дерри быстро умылся и переоделся в пыльной комнате, которую он использовал как свою собственную спальню, он вышел во двор. Стабб собирал мужчин для утренней проверки. Его разведчики обнаружили следы большой группы всадников, и Дерри послал своих людей полтора дня назад на поиски. Может быть, отец Теи уже ищет ее.

Дерри нашел ведро с водой и погрузил в него кружку. Стабб подошел к нему.

– Ну вот и вы. Иниго сказал, что вы совсем забыли про нас, но я ответил, что потребуется не слишком много… о-о-о!

Стабб закашлялся и принялся отряхиваться от воды, которую Дерри плеснул ему в лицо. Дерри сделал еще один глоток, когда его человек кончил давиться.

– После того, что я сделал с моим братом, каждому следует подумать, прежде чем что-нибудь сказать о моей леди.

– Ваша леди, да? – Стабб вытер лицо рукавом, потом оглянулся на смеющихся Иниго и Энтони Скорей-скорей.

– Я только хотел сказать, что следует быть немного повнимательнее к нам. Вас ведь совсем не заботило, что мы, бедные пьяницы, трудящиеся в поте лица, не могли мирно соснуть этой ночью из-за всего этого воркования, стонов и возни, раздававшихся по всей башне.

– Стабб! – Дерри стал наступать на своего слугу, но Стабб спрятался за горой, которая оказалась вовсе не горой, а Энтони Скорей-скорей.

– Не потому ли вы просили нас укрепить пол в этой комнате? О, понятно. Вы проверяли нашу работу, исследуя, выдержит ли пол большие нагрузки.

Обежав вокруг Энтони, Дерри рванулся к Стаббу. Стабб выскользнул из-за своего укрытия, которое загоготало и распростерло руки, чтобы защитить мучителя Дерри. Дерри погнался за Стаббом вокруг костра, но слуга улизнул за копну сена. Дерри обежал огонь и наткнулся на Иниго, который обвил его руками и закружил по кругу, посмеиваясь. У Дерри закружилась голова, и он ударил Иниго между ног. Иниго рухнул, увлекая Дерри за собой, и они покатились клубком по грязи. Пихнув Иниго локтем в живот, Дерри сел, прокашливаясь и чихая, пока бандит отряхивал грязь со своей одежды.

– Прекрати, ты, дурень!

Дерри пнул Иниго ногой, но тот рассмеялся. Рассерженный, Дерри понял свою ошибку и решил не обращать внимания на потешающихся над ним мужчин. Стряхнув грязь со своей одежды, он огляделся и заметил Моргана, наблюдающего из двери Вороньей башни. Лицо его брата украшали багровые и красные отметины, и одной рукой он держался за ребра. Дерри поднялся и направился к Стаббу, который собирался уезжать.

Стабб похлопал по шее лошадь и понизил голос:

– Не терзайтесь. У него только небольшие ушибы на лице и груди. Никаких серьезных повреждений. Конечно, теперь ему в голову не придет шутить над вами и госпожой Хант, как я этим утром. Она превращает вас в простака, в самом деле.

– Довольно, ты, сукин сын, – сказал Дерри. – Принимайся за то, что тебе приказали. Найди эту группу незнакомцев. Если они подберутся ближе, мы сбежим до того, как они достигнут Равенсмера. И попытайся выяснить, кто они такие. Маловероятно, что это люди ее отца, но мы должны быть осторожны. Теперь ступай, пока я не отодрал тебя за уши.

Он смотрел, как Стабб отправился выполнять поручение. Он бы предпочел отправиться вместе с мужчинами, но ему надо было исследовать еще раз вещи Теи, может, обнаружится ключ к шифрам, к тому же надо было записать имена друзей бабушки. Для того, чтобы добиться как можно больше деталей от Теи, придется приложить все свое мастерство.

Дерри опять повернулся к огню, и его взгляд снова натолкнулся на брата. Морган по-прежнему стоял на пороге Вороньей башни. Но когда их взгляды встретились, он двинулся вперед и медленно подошел к Дерри.

Тот стоял на своем месте, молясь, чтобы Морган не начал препирательства снова.

– Я попрошу у нее прощения, так что не надо меня мордовать, – сказал Морган.

– Я ничего не сказал.

Дерри встал на колено перед костром, где Саймон Живчик помешивал кашу. Саймон передал ему деревянную большую ложку и поспешно отошел. Дерри начал накладывать кашу в две миски.

– Я сделаю это ради нее будь ты проклят, а не потому, что боюсь тебя.

Дерри полез в мешок за хлебом.

– О Боже, дорогой братец, нет необходимости напоминать, как мило ты боишься меня.

Морган выбил ногой буханку из рук Дерри и опустился на колени рядом с ним.

– Почему? Хоть один раз ответь на мой вопрос прямо, почему ты убил его?

Подняв и отряхнув хлеб, Дерри проигнорировал его вопрос. Моргану не нужны были объяснения, он хотел признания вины. Дерри положил хлеб на поднос, где уже стояли миски с кашей, потом взглянул в гневные черные глаза Моргана.

– Когда ты будешь таким же всеведущим, как Господь, ты скажешь мне, почему я убил собственного брата.

– Я знаю почему, – сказал Морган. – Но неужели для тебя так важно быть виконтом Морефилдом? Почему бы тебе не довольствоваться собственным титулом?

Встав на колени прямо в грязь напротив младшего брата, Дерри взглянул на белесое месиво в котелке, висевшем над огнем. Каша стала красной, жидкой и наконец превратилась в кровь, и к нему вернулись события того дня. Прошло уже четырнадцать лет! Почти, потому что ему было четырнадцать, когда все это случилось.

Все началось тогда, когда он достаточно вырос, чтобы приступить к обучению рыцарскому мастерству. Его отца, который служил в войсках Генриха VIII, чуть не хватил удар, когда он узнал, что его второй сын имеет склонность к наукам более, чем к фехтованию. Такие же разные, как паписты и протестанты, эти двое – старший и младший – постоянно боролись. Дерри до сих пор содрогался при воспоминании о том дне, когда отец посмеялся над ним на тренировочном поле перед родственниками.

– Клянусь Богом, видя, как ты держишь шпагу, я начинаю думать, что породил девчонку.

Все смеялись, включая его старшего брата, Джона, и он бы хотел умереть прямо там, на поле, так как не мог вынести этих издевательств. В этот день он поклялся постичь искусство ведения боя. Он покажет отцу и всем тем, кто смеялся над ним, над его образованностью.

Тогда ему было десять, и следующие четыре года он усиленно трудился. Шпага, лошадь, турниры. Охо-та, стрельба, метание копья. Заработав более шрамов, чем юноши старше его, мало-помалу он овладел мастерством, чего так жаждал его отец, и обнаружил, что все эти страдания сделали его просто более терпимым. Откуда было ему знать, что у его отца маленькое жалкое сердце, где был уголок для Джона, его первого сына, но больше ни для кого?

Скрепя сердце, Дерри выносил презрение отца. Потом презрение перешло в целенаправленное подстрекательство. «Ты никогда не победишь своего брата в поединке. Тебе никогда не побороть его, женоподобный трус». Дерри проклинал Джона за то, что тот завоевал всю любовь их отца, и вызвал его на бой. Шестнадцатилетний Джон принял вызов с усмешкой. Он уже научился от отца презирать младшего брата. Они встретились в полдень на тренировочной площадке, на них смотрела вся семья.

Конечно, Джон начал хорошо. Он гонял Дерри по полю, как будто тот был отбившейся от стада коровой, постоянно насмехаясь и подтрунивая над ним. Ярость сделала Дерри беспощадным. Годы страданий придали стремительность атаке. Пот застилал глаза, но Дерри бросился на Джона, размахивая шпагой, как будто встретился с кабаном.

Пораженный такой яростной атакой, Джон, отражая удары, споткнулся. Лязгали шпаги, потом их тела сцепились. Джон пнул Дерри ногой. Дерри ответил, но потом упал на колени, его шпага застряла в грязи.

Он услышал над собой победный крик. Стремясь доказать отцу и самому себе, на что он способен, Дерри подпрыгнул и в последний раз освободил свою шпагу. Кончик качнулся и выпрямился как раз в тот момент, когда Джон прыгнул на Дерри. Брат напоролся прямо на лезвие.

Увидел он или только услышал, что Джон уронил шпагу? Отец чуть не убил его, он орал, как безумный, потом схватил шпагу Джона и набросился на Дерри. Пять человек с трудом удерживали его.

Много лет он размышлял, собирался ли он убить Джона.

– Отвечай мне. – Голос Моргана вернул Дерри опять к реальности. Он по-прежнему стоял у костра на коленях.

– Это из-за отца? – спросил Морган.

Дерри поставил миски с кашей на поднос с хлебом и одарил брата легкой улыбкой.

– Иди-ка ты, братец, тоже мне – невинность. Конечно, это ради Морефилда. Почему же еще?

Он покинул Моргана, который продолжал смотреть ему вслед, и вернулся в комнату Теи. Она ждала его, окруженная ведрами с водой для умывания. Она взяла у него поднос, бросила недовольный взгляд и снова отвернулась. Поставив поднос на скамейку, она взяла миску и начала есть. Ложка вонзалась в ее рот, как будто это был меч, и стукалась о края миски. Дерри начал есть молча.

– Ты запер меня, – сказала она, ложка опять ударилась о миску, – ты ушел и запер меня, после того, что было между нами?

Он посмотрел на нее и поставил миску на поднос.

– Ты не воспринимаешь то, что тебе было сказано. Оставь свои глупые попытки помочь шотландской королеве.

– Она была добра ко мне!

– Она добра и к собакам.

Теа поперхнулась элем, который пила.

– Ты сравниваешь меня с собакой.

– Прости, – огрызнулся Дерри. – Мне бы следовало сравнить тебя с упрямым маленьким быком. – Он глотнул эля и пробормотал:

– Глупая дрянная девчонка.

Он услышал, как она фыркнула, и посмотрел на нее. Она усмехалась.

– Что ты смеешься? – Он сощурился и подозрительно глянул на нее.

– Если тебе что-нибудь не удается заставить меня сделать, ты называешь меня дрянной девчонкой, что бы это значило?

– Дрянная девчонка-это ты, упрямая, высокомерная от рождения, раздражительная.

– Кто раздражительная?

– Ты, ты, чума. С того самого момента, как я впервые увидел тебя, у меня одни неприятности. О Боже, все эти ночи, что я провел без сна и покоя и… впрочем, тебе не понять.

Дерри высунул голову в окно и крикнул Саймону Живчику. Пока они ожидали его, Дерри взглянул на Тею. Она самодовольно улыбалась. Вошел Саймон и принес ее переносной стол для письма. Когда он удалился, Дерри указал на стол, который Саймон положил на кровать.

– Помнишь те имена, которые ты называла мне, знакомых бабушки? Я хочу, чтобы ты написала их.

– Напиши сам.

– Нет.

– Почему же?

– Я пишу не слишком хорошо. Давай, пиши, или я найду ремень и отхлестаю тебя.

Она скрестила руки на груди. Он устремился к ней, схватил ее, прежде чем она смогла шевельнуться, и скрутил ее руки за спиной. Когда она затихла, он наклонился к ее уху и прошептал:

– Я сделаю это. Ты знаешь.

– Чтоб ты провалился.

Он принялся собирать ее юбку, оголяя ноги. Пробежав пальцами по бедру, он нащупал ее ягодицу и сдавил ее.

– Восхитительная пухленькая штучка для битья.

– Нет!

– Ну так мы будем писать имена?

– Только потому, что ты уже знаешь их. Он засмеялся и освободил ее.

– Ну вот мы и договорились.

Теа сердито глянула на него, поправляя платье. Она повернулась к кровати, открыла доску для письма и достала перо, чернила и бумагу.

– Ты опять был подлым и низким, и я знаю почему. Ты совсем не умеешь писать. Согласись.

– Нет, я умею, – сказал он. Искоса поглядывая на нее, он продолжил. – Я знаю все пятнадцать букв алфавита.

Она остановилась, уже погрузив перо в чернила.

– Все пятнадцать?

– Да, я разве непонятно сказал? А, В, D, J, H, К, L, О, Р, Q, R, S, Т, U, V. Вот. А ты думала, я полный невежа.

– Но ты забыл кое-что.

– Да ну? – Он пересчитал буквы снова на пальцах. – Я назвал все пятнадцать.

– Но, Робин, их больше, чем пятнадцать.

– Правда? Назови что-нибудь для примера.

– Ты забыл С и Е, I и Y, и еще много. – Она написала одно имя. – Я могла бы научить тебя.

Он заглянул на бумагу, на то, что она написала, и указал на имя, которое она как раз писала.

– Что это?

– Лорд Грейсчерч.

– Это не Грейсчерч. – В возмущении он повысил голос. – Это слишком длинное имя. А произносится оно очень быстро. Ты пишешь что-то другое.

Она вздохнула и покачала головой.

– Робин, зачем ты заставляешь меня писать все это, если все равно не веришь мне?

Он взял полуисписанный лист, потом отбросил его, фыркнув.

– Я могу прочитать большую часть.

Встав с кровати, где она писала, Теа подошла к окну и выглянула наружу:

– Ты отпустишь меня?

– Я же сказал, нет.

– Я имею в виду, потом. Мы ведь должны будем распрощаться, разбойник и леди?

У Дерри перехватило дыхание на мгновение. Уже долгое время он не думал ни о чем, кроме как о своей страсти и своем задании. Что ему делать с ней? Он не может держать ее. В конце концов, она должна будет отправиться домой. Да, это единственный ответ. Как бы сильно он ни желал ее, его вожделение пройдет. Честно говоря, кажется невероятным, чтобы все это испарилось за мгновение, но ведь он еще не насладился ею сполна.

– Пока еще рано думать о прощании, – сказал он, чтобы выиграть время.

Она взглянула на него.

– Я думала… я знаю, что мой отец никогда не разрешит мне выйти замуж за разбойника.

Он увидел, как она подошла к нему, положила ладонь на его руку и посмотрела на него так открыто, что его совесть наслала приступ боли в его сердце.

– Робин, – сказала она тихо.

Он прикоснулся к ее губам кончиками пальцев, потом поцеловал ее. Интересно, что она думала о Робине Сент-Джоне, лорде Дерри, человеке, которого ненавидит Морган, человеке, которого ненавидит его отец? Потом внезапно ее лицо сделалось неясным, расплылось, и он заметил, что это уже не ее лицо, на него смотрела Алиса. Он снова ощутил холод темницы в Тауэре. Встревоженный фантазиями своего сознания, он отшатнулся от нее. Теа, казалось, не заметила, что он захлопнул тайник своей души. Она вернулась к окну и выглянула во двор. Наклонившись вниз, она пристально смотрела на что-то.

– Робин, – сказала она, – что ты думаешь об Иниго?

– Это мой лучший вор.

– Тогда тебе не понравится, если Саймон убьет его из лука.

– Как?

Дерри подлетел к окну. Во дворе разгуливал Иниго в нагруднике, украденном у одного из охранников Теи. Саймон натягивал тетиву и прицеливался. Иниго взглянул на него и похлопал по своему панцирю. Он размахивал руками и строил рожи, пока Саймон готовился к выстрелу.

Набрав побольше воздуха в легкие, Дерри рявкнул на Саймона.

– Саймон Живчик, свинячья задница, замри!

Покинув смеющуюся Тею, он выскочил из башни к Саймону.

– Ты, полоумный сукин сын, отдай мне лук. Иниго, укрепи нагрудник на бочке с водой.

Он спокойно ждал, пока Иниго выполнит его приказ. Остальные мужчины собрались позади Дерри. Иниго присоединился к ним, Дерри взял стрелу, повернувшись боком к мишени. Он отклонился назад, натягивая тетиву, и когда его пальцы, сжимавшие стрелу, оказались на уровне его рта, он разжал их. Стрела засвистела и звякнула, когда ее металлический наконечник вонзился в нагрудник. Вокруг установилась тишина. Он передал лук Иниго, чье лицо было такого же цвета, как нижняя юбка Теи.

– Никудышное снаряжение, – сказал он и направился обратно к башне.

Он взглянул вверх и увидел, что Теа высунулась из окна. Он заметил ее изумленный взгляд и улыбнулся. Саймон Живчик подбежал к бочке с водой и слегка наклонил ее.

– Клянусь распятием, Иниго, это была бы твоя кровь, если бы я выстрелил.

Во дворе раздался взрыв смеха, когда Дерри входил в башню. Теа все еще свисала из окна, когда он вошел в ее комнату. Он подошел к ней и посмотрел на мужчин, собравшихся вокруг нагрудника и бочки с водой.

– Прими мою благодарность, Теа, bella.

Она кивнула, но продолжала смотреть вниз.

– Ты видела когда-нибудь человека, стрелявшего с такого расстояния? – спросил он. – Из лука ты можешь поразить мишень на расстоянии двухсот ярдов.

– М-м-м, – казалось, она не слышит его.

Он тронул ее за руку.

– Теа, список.

– О, я закончила его.

Он взял листок бумаги с переносного стола, сложил его и сунул в свой камзол.

– Не хотела бы ты присоединиться ко мне? Я собираюсь осмотреть твои вещи еще раз. Чтобы быть уверенным, что я не пропустил ключа к шифрам, потом мне надо будет уехать.

– Ты уезжаешь?

– Завтра утром.

Он проводил ее по лестнице в комнату, находящуюся ниже. Там его люди свалили в кучу все ее вещи – узлы, корзины, сундуки, коробки. На сундуке лежала деревянная шкатулка, в которой были пуговицы с шифровками. Она подняла ее. Держа ее обеими руками, она потерла большими пальцами крышку. Он понаблюдал за ней, но она ничего не сказала, и он занялся ящиком с постельными принадлежностями. Он поднес одну из простыней к свету, когда услышал ее голос.

– Робин, я хочу пить.

– В углу есть бутыль с водой, кажется.

Теа достала бутыль. Сев на сундук, она взяла ее в одну руку, а шкатулку в другую. Он заметил, что она вовсе не хочет пить. Она снова смотрела на шкатулку.

– Что с тобой?

Взглянув на него, она поднесла шкатулку к груди и сжала ее.

– Я должна быть уверена, прежде чем… Если только все подтвердится… – Она замолкла, рассматривая шкатулку, потом снова бросила взгляд в его сторону. – Ты не должен был… обращаться со мной так хорошо.

Теперь он был в растерянности и покачал головой.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты по-прежнему не сознаешь, что все это время ты пытался не причинить мне вреда. По правде, ты мог бы выпороть меня, пока бы у меня не сошла вся кожа, чтобы добиться правды. Почему ты не сделал этого?

– Это грубо.

– Почему?

– Тогда от тебя бы не было никакой пользы в постели.

– Ты мог бы сначала насладиться мною, а потом выпороть меня.

Он мучительно искал ответ, но она продолжила, все еще сжимая шкатулку так, будто это была самая дорогая ее реликвия.

– Никто никогда не заботился обо мне так, даже мой отец, а ты, враг, ты защитил меня.

– У меня есть на то основания.

– Я знаю, – сказала она.

Она смотрела на него, изучая его, ожидая какого-то признания. Она не пыталась добиться его. Она уже много узнала от него. Женщины! Всегда пытаются заставить мужчину открыться и выложить, что у них на душе. Он не мог посмотреть ей в глаза и выказать свой гнев, так как она бы не правильно его поняла, поэтому он смотрел на ее тело. В этом нет никакого успокоения – вот так смотреть на нее и чувствовать, что горячие потоки разливаются по его проклятому неуправляемому телу.

– Я ненавижу большинство мужчин, ты уже понял. – Она остановилась, потом прокашлялась. – Робин, я не чувствую к тебе ненависти.

– Замолчи!

Он вскочил, но его ноги запутались в простыне, которую он обследовал. Выбравшись из пут, он бросился вон из комнаты, прежде чем она смогла закончить.

Он был уверен, что не хочет услышать то, что она собиралась сказать.