Текст книги "Чудовище в саду прекрасных цветов"

Я не успела ей ничего возразить: Аматерасу взмахнула золотым рукавом и исчезла, забрав с собой всех тенинов, которые пришли проводить в последний путь Мандзю. Через мгновение большая морская волна накрыла меня с головой, и я оказалась в незнакомом лесу в мире смертных. Аматерасу ни минуты не пожелала оставлять меня в небесных полях Такамагахара[37]37
  Такамагахара – равнина высокого неба, верхний, небесный мир, место обитания небесных богов, божественных предков. Этим она отличается от земли, где живут земные духи и люди. Владения Аматерасу.


[Закрыть]. Я стала неугодной владычице небес, и она отправила меня к смертным. Но это было лучше, чем оказаться в логове отца.

Лес будто горел от опавших кленовых листьев. Он напомнил мне ту ночь, когда я расправилась с несчастным Когими. От нахлынувших воспоминаний я вздрогнула и помотала головой, чтобы поскорее прогнать прочь непрошеные картины, вставшие перед глазами. Липкие видения ушли не сразу. Чтобы отвлечься от навязчивых мыслей, я загребла ногой начавшие подсыхать опавшие листья. Алыми брызгами костра листва разлетелась в стороны. Мне понравилось это занятие, я поддела носком еще одну кучку и что есть силы пнула. Осенние искры взмыли вверх и легли обратно на землю. Где-то рядом сорвался с места и в страхе бросился наутек пятнистый олень. Прости, малыш, я не хотела тебя пугать и вообще не хотела быть замеченной тобой. И вообще никем.

– Кай-кай! – прыжок вверх, и я рыжей лисицей мягко опустилась на красный осенний ковер. Так легче оставаться незамеченной. Человеческий облик мне пока не нужен.

Возле двух хвостов у меня образовался бугорок. Время от времени он жутко чесался и зудел. Я уже знала, что это значит – у меня начал расти третий хвост. Скоро мне исполнится триста лет, и тогда появится еще один хвостик. Он даст мне новые магические силы. Лишь бы до этого времени не встретить отца. Я не хотела, чтобы он узнал о моем изгнании из Долины Небес. Лучше быть отшельницей, чем оставаться в его услужении. Не хочу вновь стать его персональным убийцей.

«Ты забываешь о том, кто родил тебя, Мизуки», – раздался вдруг раздраженный голос отца. Я не сразу поняла, что он звучит в моей голове, и с опаской осмотрелась по сторонам. Вокруг никого не было. Лишь крикливая птичья болтовня нарушала лесную тишину.

«Ты снова меня опозорила», – не унимался голос.

«Никого я не позорила. Только себя», – огрызнулась я незримому чичи[38]38
  Чичи – отец (яп.).


[Закрыть].

«Ты член нашего клана, а это значит, что, позорясь сама, ты позоришь всю семью». – У меня появилось навязчивое ощущение, что отец идет позади. Меня не отпускало чувство, что он следит за мной. И если я продолжу спорить, то он размахнется и ударит меня чем-нибудь тяжелым. Время от времени приходилось озираться по сторонам, чтобы убедиться, что отец точно не идет следом за мной.

Никого рядом не было, но ощущение присутствия отца не отпускало меня.

«Я ничего плохого не сделала, отоссан[39]39
  Отоссан – обращение к отцу.


[Закрыть]. Я не убивала этих тенинов». – Воспоминание о Мандзю острым осколком кольнуло в сердце. Из глаз тут же покатились слезы.

«Ты можешь убить хоть десять тенинов, но ты не должна была влюбляться в них!» — зарычал отец.

«Я уже большая, отоссан, мне скоро исполнится триста лет. Я могу влюбиться в кого захочу». – Откуда взялась во мне смелость заявить отцу такое. Не думаю, что мне удалось бы выдавить из себя хоть слово, будь он рядом. Все-таки с отцом, сидящим в моей голове, смело разговаривать намного легче. Не нужно срываться с места и бежать, уворачиваясь от отцовской палки.

«Да как ты смеешь! – Даже воображаемый чичи не выдержал и взревел. – Ты можешь любить только представителей своего рода, а не каких-то там прислужников ками[40]40
  Ками – духовная сущность, бог в синтоизме.


[Закрыть]. Кицунэ должны быть только с кицунэ. Так тысячелетиями продолжается наш род».

«Но ты же свой род не только с лисами продолжаешь. Ты даже смертными не брезгуешь», – я зажмурилась от страха. Не могла поверить, что осмелилась сказать это пусть даже и воображаемому отцу.

«Не путай одно с другим. Я никогда не считал смертных равными себе! Они для меня не больше чем игрушка».

«А может, Мандзю тоже был для меня игрушкой?! Почему я не могла развлечься с ним?» — И снова укол в сердце. Прости меня, любимый Мандзю, я никогда на самом деле так не думала и не подумаю. Ты не развлечение, а самая настоящая любовь, которой мне никогда не забыть.

«Как же, – усмехнулся отец, – видел я, как ты убивалась по нему. Ты рыдала так, будто он твой муж. Этот тенин предпочел умереть, чтобы не быть с тобой. И даже в смерти он не принадлежит тебе».

«Это мы еще посмотрим».

Устав от внутренних препирательств с отцом, я пустилась в бег – подальше от гневливого отоссан. Я мотала головой, пытаясь вытряхнуть из мыслей отца и ощущение, что он следует за мной.

– Тебя здесь нет! Слышишь? – эхо разнесло мой вопль по лесу. Лишь потревоженные птицы взмыли вверх, шелестя крыльями, но вскоре вернулись обратно на ветки. Я была совсем одна. Отец ушел, освободив место мыслям о Мандзю.

Как я теперь буду жить без него, куда себя деть? Если бы можно было вернуть то время, когда он был еще жив, смогла бы я что-нибудь изменить? Например, не рассказывать о его связи с Сягэ Аматерасу. Я хотела избавиться от соперницы и выполнила свой долг перед богиней. Я не виновата в смерти Сягэ, она сама себя убила. О ней мне хотелось думать меньше всего. Гибель Мандзю перекрыла всю горечь от ее потери. К тому же мысль о том, что он не выдержал разлуки с ней и умер, заставляла еще больше мучиться от ревности. Я могла бы принять облик Сягэ и находиться рядом с Мандзю в ее обличье. Возможно, тогда бы он принял меня и со временем привык бы, что с ним я, и уже любил бы меня, а не ее. И почему мне эта мысль не пришла раньше, когда он был жив и можно было все исправить? Но его больше нет, и я не хочу мириться с этой мыслью. Жизнь без него невыносима. Перед глазами постоянно всплывал его образ: улыбка, глаза, его тело и любимая родинка на шее, к которой мне однажды удалось прикоснуться губами. Мне никогда не удастся заполнить ту пустоту, которая образовалась в сердце после ухода Мандзю. Нужно хоть чем-то заткнуть эту дыру, иначе я сойду с ума.

Мне хотелось хоть ненадолго отвлечься от мыслей о Мандзю, но я не знала, куда себя деть. Поэтому решила снова наведаться в тот дворец, в котором я украла еду для погребения моего тенина. Мальчик, встретившийся мне в императорском дворце в Наниве, показался знакомым. Эта мысль не давала мне покоя, назойливой мухой кружилась над головой, время от времени досаждая мне. Пришло время наведаться к нему в гости. Он, должно быть, подрос еще. Ведь в смертном мире время слишком быстро бежит, и за несколько часов, проведенных в Небесном царстве, здесь могут пройти годы. Будет интересно узнать, каким он стал.

Чтобы беспрепятственно проникнуть в город и императорский дворец, пришлось стать невидимой. Я шла по базарной площади и не узнавала мир смертных. Все здесь было ново. Останавливаясь у деревянных повозок, на которых люди вели бойкую торговлю, прислушивалась к разговорам горожан. Пока я охраняла алую паучью лилию и пыталась завоевать сердце Мандзю, Аматерасу не теряла времени и привела в порядок жизнь вечно враждующих между собой смертных. Раньше на множестве островов Японии жили разрозненные племена и регулярно воевали. Вечно этим смертным чего-то не хватало. Так и стремятся уничтожить друг друга, создавая все более и более изощренные способы убийств. Чтобы остановить бесконечные кровопролития между ними, мудрая богиня решила объединить их в одно государство, которое будет управляться императором, и возложить на плечи одного человека заботу об объединенном народе. Аматерасу помогла своим воинам проплыть по Японскому морю, высадиться у реки Йодо и завоевать живущие там общинами племена. Воины называли себя потомками Аматерасу и основали в здешней провинции государство Ямато. Тот, кто именовал себя правнуком Аматерасу, построил дворец и основал город Нанива. Так мудрая богиня на какое-то время решила проблему с междоусобицами среди смертных. В благодарность те строили храмы для нее.

Обо всем этом я узнала из обрывков разговоров горожан. Опрятно одетые женщины без умолку судачили и делились последними новостями.

– Вы слышали, Сануки-сан, последнюю новость из императорского дворца? – прикрыв ладонью рот, быстрым шепотом делилась в более скромном кимоно женщина, укладывавшая увесистого карпа в свою корзину.

– Обо всех новостях дворца я узнаю всегда первая, Куси-сан, – не скрывая покровительственной улыбки, ответила та, что была одета побогаче. – Вы, вероятно, хотите мне рассказать о том, что сын императора скоро женится?

– Ну, раз вы уже знаете, что у наследника Корэмицу скоро свадьба, тогда мне остается лишь преклониться перед вашей осведомленностью, госпожа Сануки-сан.

Благодаря двум горожанкам я узнала, что у императора есть сын, которого зовут Корэмицу. Мое лисье чутье подсказывало, что это и был тот самый малыш, с которым я столкнулась на императорской кухне в прошлый раз. Благодаря своей магии, делавшей меня невидимой, я пробралась в императорский дворец. Наследника я нашла без труда. Вокруг него суетились слуги. Молодые прислужницы, тихо перешептываясь, бегали туда-сюда и носили коробки, в которых лежали аккуратно сложенные кимоно из дорогих тканей. Слуги быстрыми ручейками стекались в небольшой зал. Я последовала за ними. Внутри, стоя босиком на плотной циновке, разведя руки в разные стороны, стоял юноша. Он разглядывал себя в большом напольном зеркале, пока несколько портных кружили возле него, пытаясь подогнать по фигуре темно-синее кимоно, расшитое журавлями, – символами верности и счастья. На длинных широких рукавах пестрела вышивка в виде цветков сливы умэ и бамбуковых листьев – знак жизнелюбия и стойкости. Сомнений не было. Передо мной стоял сын императора и будущий жених Корэмицу. Я обошла его со всех сторон. Парень был хорош собой и, по всей видимости, счастлив. Глаза излучали свет, и довольная улыбка не сходила с лица, заставляя игривые ямочки плясать на щеках. Рядом с зеркалом, в которое смотрелся Корэмицу, дремал старый пес. Я сразу узнала его по бело-коричневому окрасу. Это он, будучи еще нескладным щенком, облаял меня тогда на кухне. Видимо, к старости чутье собаки притупилось. Пес не унюхал моего запаха – даже носом не повел. Он лишь гулко постанывал во сне, не желая принимать в свадебных приготовлениях никакого участия.

Мне не терпелось разглядеть получше, каким стал тот милый мальчик, который тайком таскал вкусности для своего мохнатого друга у бедолаги повара. Он изменился. Но стоило приглядеться, и в его лице можно было признать того самого мальчишку. Разглядывая молодого красавца, я заглянула ему в глаза. Волна острой боли пронзила все мое тело, а сердце перестало биться. Затхлый запах Ёми дыхнул на меня. В одно мгновение перед моими глазами пронеслась та жуткая ночь, когда один славный крестьянин подсунутым мною танто пронзал свое тело. Раз за разом он наносил удары, пока не вонзил в собственное сердце. Когда в его застывших глазах отразился лик луны, дух несчастного спустился в Ёми. Ну, здравствуй, Когими. Вот и встретились. Хоть одно обещание я выполнила. Ты станешь императором и будешь счастлив в браке. Твоя нескрываемая улыбка говорит о том, что будущая супруга тебе нравится.

Когими получил свое перерождение. В новой жизни его звали Корэмицу. Я так рада была снова встретить его душу. Все, что я сотворила с ним в прошлом, с лихвой окупится в новом перерождении. Я смогла исправить свою ошибку. Дух Когими счастлив. Глядя на него, я подумала, что, может, не такая я и никчемная кицунэ? Идя во дворец, у меня было ощущение, что все, к чему я прикасаюсь, тут же рушится и погибает. Слова, брошенные напоследок Аматерасу, заставили меня задуматься. Все, что я люблю, погибает от моей же руки. Но Когими я не любила, даже не успела побыть его другом. Возможно, поэтому он все еще жив и остается счастливым. Я решила уйти от дворца подальше, пока снова все не испортила.

Но мой желудок решил иначе. Когда я проходила мимо кухни, в нос ударил целый вихрь из вкусных запахов. В животе завыл голодный волк. Я забыла, когда последний раз ела. Недолго думая, нырнула в кухню, где сновало множество слуг, – все готовились к свадьбе императорского наследника. Стараясь оставаться незамеченной, я отщипывала кусочки от каждого яства, пока мой желудок не насытился. Набив живот, я немного повеселела и была не против залить пищу каким-нибудь фруктовым вином. Кладовка, где хранились припасы, нашлась легко.

– Мне нужны сливы! Я буду тушить это мясо со сливами, принесите мне их! – завопил на всю кухню изрядно потрепанный временем и еще больше раздавшийся вширь повар, так сильно не любивший императорскую собаку.

– Уже бегу, – крикнула проворная служанка, больше похожая на мальчика-подростка, чем на девушку. Она нырнула за седзи и спустилась по ступенькам.

Я последовала за ней и оказалась в темном прохладном помещении. Девушка набрала из корзины внушительную пригоршню слив и убежала обратно. А я осталась. Здесь не было окон, но сквозь узкие щели под потолком пробивался робкий дневной свет. Благодаря ему мне удалось разглядеть полки с яствами – будет что забрать с собой перед уходом. У стены, на одной из нижних полок, стройными рядами стоял рой из глиняных, раскрашенных в белый цвет и украшенных синими бамбуковыми веточками и журавлями бутылей с вином и саке. Не удержавшись, я откупорила одну бутылку и сделала пару больших глотков. Сладкое вино теплом разлилось по всему телу. Тяжесть в голове и сердце, вызванная последними событиями, тут же отступила. Даже страх перед отцом притупился. Хватка боли, что сковывала до сих пор мою душу и тело, разжалась. Я потянулась к соседней полке и взяла спелый ароматный персик. Неплохая закуска к вину. Незаметно для себя опорожнила всю бутылку. Веки отяжелели, и я свернулась клубочком прямо там, на полу. Но поспать мне так и не удалось. Снующая туда-сюда служанка то и дело спотыкалась о мои невидимые ноги и с удивлением искала вокруг себя то, на что она могла наткнуться. Когда девица споткнулась в четвертый раз и разлила на меня кувшин с какой-то пахучей маслянистой жидкостью, я перебралась в императорский сад и завалилась под первой попавшейся магнолией, широко раскинувшей свои густые ветви. Я не спала несколько дней, охраняя тело Мандзю. Крепкий, без сновидений, сон унес сразу, как только мои веки сомкнулись.

Проснулась я от того, что замерзла. Быстро остывшая земля впитала влагу, и теперь от нее веяло холодом. Даже густая шерсть не спасла меня, намокнув от травы. И почему Корэмицу решил жениться не как все, в конце весны или летом? Кто же женится осенью? Вдруг гости на свадьбе перепьют саке и так же, как и я, не обнаружив в себе сил добраться до теплой кровати, заснут на земле. Смертные оттого и зовутся смертными, что мрут как мухи от разных болезней. После такой свадьбы придется проводить много погребальных церемоний.

С такими идиотскими мыслями я бесцельно бродила по императорскому саду, пока не заметила тусклый свет в одном из круглых окон. Мне стало любопытно, и я вошла в открытое сёдзи. За низким котацу, подобрав ноги под себя, сидел сам Корэмицу. Свет от тусклого фонаря падал на его лицо. Дружище Когими и в новом воплощении родился красивым. Если еще и жена его будет красивой – императорский двор пополнится наследниками, по которым люди будут сходить с ума. Так же, как я лишилась когда-то рассудка из-за внешности Мандзю.

Корэмицу что-то старательно выводил тушью на рисовой бумаге. Я тихо подкралась и села рядом.

 
Луна заглянула в окно,
Бросая свет на клочок
Рисовой бумаги.
А я все не могу подобрать
Слова о любви к тебе.
 

Корэмицу придирчиво посмотрел на написанное, покачал головой и зачеркнул все, брезгливо сморщив нос, смял бумагу и отбросил в сторону. Взял новый лист и обмакнул кисть в тушь.

 
Уж скоро лунный свет,
Что заглянул в мое окно,
Исчезнет до следующей ночи,
А я так и не смог подобрать слова
О том, как сильна моя любовь.
 

Эти строки постигла та же участь, что и предыдущие. Смятый лист упал к моим ногам. Корэмицу был отчаянно влюблен. Вот почему он не захотел ждать до следующего лета. Ему нужно было заполучить свою любовь сейчас и ни минутой позже. Как я его понимала. Мне тоже не терпелось заполучить Мандзю. Но все мои старания привели лишь к тому, что я потеряла его навсегда. Отступившая было боль вернулась с новой силой. У Корэмицу было все впереди – его ждали счастье и любовь. У меня впереди была лишь одна пустота. Я не видела своего будущего и думала, что больше никого не смогу полюбить.

Корэмицу взялся за третий лист. Вся дворцовая знать обязана была уметь сочинять красивые танка. Было большим позором не уметь слагать стихи, которые брали бы за душу. Уверена, у Корэмицу были достойные учителя. Он справится и напишет строки, которые окончательно покорят сердце его будущей жены.

 
Как шелковы цветки сакуры
Распускают свои лепестки
По весне, утопая в цветении,
Так моя любовь расцветает
К тебе…
 

Корэмицу старательно выводил иероглифы, а мой слух привлек едва заметный шорох. Увлеченный любовными рифмами поэт его не заметил. Я посмотрела на крепко спящего неподалеку старика-пса. Тот даже ухом не повел. За окном мелькнула тень. Недолго думая, я вышла наружу. Притаившись за сёдзи, стояла темная мужская фигура, сжимавшая в руках узкий предмет. Луна вышла из-за облаков и осветила острое лезвие танто. Звериный инстинкт подсказывал, что на Корэмицу готовятся напасть. Недолго думая, я вернулась в спальню и что есть силы ударила лапой спящего пса по морде. Тот тут же распахнул глаза и, учуяв лисий запах, бросился в мою сторону. Это мне и было нужно. Я кинулась вон из спальни и села у ног одетого во все черное незнакомца. Пес устремился за мной и уткнулся в ноги чужака. Ни один, ни второй не ожидал подобной встречи. Не зная, на кого из нас двоих кинуться, мохнатый разразился громким лаем.

– Что с тобой, дружище, тебе кошмар приснился, что ли? – выбежал на шум Корэмицу и нос к носу столкнулся со своим потенциальным убийцей. Его взгляд упал на лезвие танто.

– Стража! – крик будущего императора разорвал ночную тишину.

Незнакомец бросился было на Корэмицу, но оказался ниже ростом и физически слабее. Императорский наследник на лету схватил готовящийся вонзиться в него меч и почти отнял его. Но тот, шипя, резко вырвал руку и направил лезвие себе в живот.

– Будь ты проклят, – шипел незнакомец, – она должна была достаться мне, а не тебе. Я хотел, чтобы Камэ стала моей женой. Но ты победил, забирай. Я проиграл и не достоин жизни.

Нож легко вошел в его плоть. Несостоявшийся убийца осел, сполз по стене и испустил свой последний дух. И снова во имя любви люди расстаются с жизнью. Третий всегда оказывается лишним. Смогла бы я отправиться в иной мир ради своей любви, как это только что сделал несчастный влюбленный? Я помотала головой, чтобы избавиться от этих мыслей. Благодаря мне друг Корэмицу был в безопасности и ему больше ничего не угрожало. Пора было уходить из дворца. Я была рада, что смогла незаметно спасти жизнь Когими, оказавшись полезной тому, перед кем у меня был должок из прошлой жизни, почувствовала себя не такой никчемной и искренне надеялась, что больше ничто и никто не помешает ему прожить свою счастливую жизнь рядом с той, кого он по-настоящему любил. Но мне нужно было понять и решить, что делать со своей жизнью дальше. После утраты Мандзю все краски мира поблекли для меня. Я все видела в серых тонах. Даже вкус еды больше не доставлял мне удовольствия.

В поисках смысла своего существования я вышла из дворца. В ночной тиши, вдали от города, вся боль утраты с новой силой обрушилась на меня. В памяти всплыл тот ужасный вечер, когда из-за меня погиб Когими. В ту ночь чувство совершенной несправедливости заставило меня спуститься в Ёми, чтобы искупить свою вину. И тут меня озарило: могу ли я исправить то, что случилось с Мандзю? Я же помогла когда-то Когими с перерождением. Возможно, так же смогу повлиять на реинкарнацию Мандзю и он полюбит меня в своей новой жизни. А пока он пройдет перерождение и взросление в новом теле, я смогу все устроить для того, чтобы мы были счастливы в следующей жизни моего любимого тенина. У меня не осталось никаких сомнений в успехе своей задумки. Ни теряя ни минуты, я поспешила в жуткий Ёми. Спускалась я туда с ощущением, будто этот мир скоро станет моим вторым домом. Находиться в мире мертвых всегда тяжело: того и гляди тебя поймают и не позволят больше выбраться в мир живых. Но этот страх был ничто по сравнении с предвкушением встречи с духом Мандзю.