Текст книги "Чудовище в саду прекрасных цветов"

«Ага, как же, – крутилось в голове в ответ, – я смогу быть счастлива только рядом с тобой. Кроме тебя, мне никто не нужен. И я найду способ, чтобы ты смог разлюбить свою Сягэ и ответил мне взаимностью». Но вслух я сказала:

– Мне нужно снова побыть наедине с собой. Ты не будешь возражать, если следующую ночь я не буду вместе с тобой охранять хиганбану? Мне нужно привести в порядок свои мысли.

– Я понимаю твои чувства. Конечно, я не буду возражать. Возьми себе времени столько, сколько тебе нужно. К твоему возращению я приготовлю что-нибудь вкусное, чтобы порадовать тебя.

Обернувшись лисицей, я убежала в поля. Меня терзали вопросы, ответ на которые хотелось найти внутри себя. Чем я хуже Сягэ? Почему он выбрал ее, а не меня. Разве Мандзю не сказал, что я красива? Сказал. И если бы не было Сягэ – полюбил бы меня. Именно эти слова засели внутри меня, раздувая искру надежды. Если бы не было ее… Этой доброй прекрасной тенинки. Без нее я была бы счастлива. Зачем мне такая подруга, если ее присутствие в моей жизни причиняет боль? Теперь, после объяснения с Мандзю, кроме ненависти, я ничего к ней не испытывала. Мне больше была не нужна ее дружба. Я всю жизнь обходилась без друзей. Обойдусь и без подруги, которая стала соперницей. А соперников нужно устранять со своего пути. Когда мне было лет сто, отец праздновал что-то с двумя друзьями. Он веселился с ними, улыбался им, пил с ними крепкий сётю[26]26
  Сётю – крепкий спиртной напиток. В V в. н. э. саке еще не изготавливали.


[Закрыть]. Когда все напились и улеглись прямо там же, где и пили, распластавшись на циновках, уснувший раньше всех отец поднялся и осмотрелся. Он был абсолютно трезв. Его глаза зло сверкнули, и он достал из рукава острый нож. Громкий храп заглушал брачную мелодию цикад. Я не спала и наблюдала за отцом. Он взмахнул ножом, и спустя пару мгновений храп стих навсегда.

– Не спишь? – ухмыльнулся отец, заметив застывший ужас в моих глазах.

– Зачем вы это сделали, отец? Это же ваши друзья.

– Они были когда-то моими друзьями. Я должен был стать повелителем лисьей долины. Но эти двое встали у меня на пути и поддержали моего соперника, а не меня. Какие они друзья после этого? Всегда избавляйся от соперников, Мизуки. Только тогда ты сможешь получить то, чего хочешь.

Этот урок я запомнила навсегда. Отец тогда добился своего. Он стал повелителем лисьей долины, и никто не посмел препятствовать ему. Я дочь своего отца, несмотря на то, что ненавижу его всем сердцем. Из него вышел плохой папа, но учителем он был хорошим.

Я лежала у горной реки и слушала, как быстрый поток разговаривает с камнями. Свет луны падал на пенные завитушки маленьких волн, и те начинали искриться и блестеть. Вода казалась серебряной. Я молила реку унести мои печали далеко-далеко в море, чтобы они растворились в соленой воде вместе с моими слезами. Но река была глуха ко мне. И моя ревность все больше росла в груди. Она ширилась с каждой мыслью о том, что там, возле алой паучьей лилии, сидят два тенина и наслаждаются друг другом. Сомнений в том, что Сягэ пришла к Мандзю этой ночью, у меня не было, но я решила проверить. Что есть мочи я пустилась к цветку. Мне нужно было увидеть собственными глазами любовь Мандзю, когда он смотрит на НЕЕ. Собрав все силы, я пустилась обратно. Чем ближе становился ликорис, тем чаще билось мое сердце. Оно знало, что будет больно. Но я решила, что должна это увидеть. И увидела.

Мандзю смотрел на Сягэ так, как никогда не смотрел на меня. Нежность, восхищение, страсть, любовь – все, что можно испытывать к поистине любимому человеку, читалось в его глазах. Сягэ смотрела на него так же. Они без остановки осыпали друг друга поцелуями. Казалось, они готовы были съесть друг друга. Приподняв голову над травой, я наблюдала за ними из темноты. Но эти двое были так увлечены друг другом, что будь тут стая лис, они никого бы не заметили. Тихо смеясь, они легли на землю. Мандзю с жадностью срывал с Сягэ одежды и впивался губами в ее тело. Она тихо постанывала в ответ, выгибаясь навстречу его губам. Смотреть на это дальше у меня не было сил. Мандзю снова разбил мне сердце. Решение пришло само собой: молнией сверкнуло перед глазами, и я поняла, что нужно делать. Я покинула влюбленных и пошла искать Аматерасу.

Великую богиню я нашла ближе к рассвету. Она уже встала и готовилась показать миру свой солнечный лик. Я переминалась с ноги на ногу, не решаясь войти. Решила, что будет лучше, если появлюсь перед ней в человеческом обличии. Подпрыгнула, обратилась и приземлилась девушкой. Открыв глаза, я обнаружила Аматерасу, стоявшую прямо передо мной.

– Мизуки? Что ты здесь делаешь? Разве ты сейчас не должна присматривать за тенинами, охраняющими цветок?

– Прошу прощения, Великая богиня, что побеспокоила вас, – я поклонилась ей как можно ниже. – Вы просили меня проследить за двумя природными духами и доложить вам, если что-то пойдет не так. – Я отвесила ей еще один поклон, более низкий: буквально легла на колени, выставив перед собой руки.

– Можешь встать, – добродушно разрешила Аматерасу. – Рассказывай, что там случилось. Надеюсь, моя алая паучья лилия не пострадала?

– Хиганбана чувствует себя прекрасно. Ее хорошо охраняют.

– Раз с цветком все хорошо, тогда зачем ты пришла?

– Тенины, моя госпожа, – с поклоном ответила я. Сердце защемило, ведь именно сейчас я вынесу приговор Мандзю и Сягэ. К горлу подкатила тошнота, но я поборола в себе это чувство и решительно продолжила, потому что после увиденного этой ночью я начала невольно ненавидеть и самого Мандзю. – Они нарушили закон богов.

– Что? – глаза Аматерасу гневно сверкнули. – Что они сделали?

– Они полюбили, Великая богиня. Мандзю и Сягэ нарушили закон, полюбив друг друга. Этой ночью они отдались любви целиком и полностью, наплевав на все запреты. Но прошу не наказывать обоих, моя госпожа, я видела, как Сягэ умоляла Мандзю нарушить закон. Он отвергал ее, но она пришла к нему с ножом и просила лишить ее жизни из-за неразделенной любви. Из жалости к ней Мандзю согласился. Поэтому стоит наказать только Сягэ.

– Да как они посмели?! – Аматерасу не дала мне закончить: богиня махнула своим длинным шелковым рукавом, попутно накрыв меня им. И, когда рукав спал с моего лица, я оказалась на поляне Хиганбаны. Я вновь обернулась лисицей. Найти спящих влюбленных не составило труда. Они лежали в обнимку возле ликориса. Мандзю крепко держал в своих объятиях Сягэ. Она положила голову ему на плечо. Даже у спящей на лице играла блаженная улыбка. Аматерасу не стала церемониться с ними и сразу приступила к делу.

Сонные, ничего не понимающие Мандзю и Сягэ испуганно смотрели на Аматерасу, силясь понять, что происходит. Великая богиня взмахнула широким рукавом, сотканным из нежнейшего шелка и расшитым тысячами солнц, и тело Сягэ оторвалось от земли и взмыло в воздух. Несчастная не отрывая глаз смотрела на своего возлюбленного и тянула к нему руки. Мандзю вскочил и кинулся к тенинке. Он протянул к Сягэ руки, но смог лишь едва коснуться ее кончиками пальцев. Увидев это, Аматерасу нахмурила брови и взмахнула другим рукавом, отчего Мандзю отлетел в сторону и упал навзничь. Он быстро поднялся на колени и так и стоял на четвереньках, не в силах пошевелиться. Природные духи не отрывая глаз смотрели друг на друга. Сягэ по-прежнему тянула руки к своему возлюбленному:

– Мандзю… – тихо прошептала она.

– Сягэ… – он тянул к ней руки так, как подсолнух тянется к выглянувшему из-за туч солнцу в пасмурный день.

– Довольно! – прогремела на всю долину Аматерасу.

Рукой, которая силой энергетического потока удерживала Сягэ в воздухе, Богиня отшвырнула тенинку в сторону хиганбаны, тело природного духа упало рядом с цветком и скрылось под землей.

– Сягэ! – закричал Мандзю. Его пригвоздило к земле, и он не смог сорваться с места.

Оставшийся на поверхности земли тенин с болью в глазах посмотрел на Великую богиню. Губы дрожали, и он поджал их, прикусив изнутри зубами.

– Ты не должен был нарушать закон богов, – холодно сказала Аматерасу.

Она пристально посмотрела на него сверху вниз, а затем махнула рукой, и тот шумно выдохнул и обмяк.

– Я виноват, Великая богиня. – Мандзю встал на колени и опустил в глубоком поклоне голову, уперевшись ею в землю. – Прошу, не наказывай Сягэ. Накажи только меня.

– Вы больше никогда не встретитесь и не будете вместе, – назидательно сказала Аматерасу и отвернулась от едва сдерживавшего рыдания тенина.

– Да, Великая богиня, – голос Мандзю дрожал. Не смея поднять головы, он так и остался стоять в глубоком поклоне, практически распростертым по земле.

Бедная Сягэ оказалась под землей. Мандзю же остался присматривать за цветком, пока тот не уронит свой последний лепесток. Богиня сделала так, что тенины больше никогда при жизни не смогли увидеться друг с другом. Как только наступит время охранять листья, Мандзю должен будет исчезнуть до самой осени, когда начнется осеннее равноденствие хиган[27]27
  Хиган – день осеннего равноденствия. Праздник, отмечаемый в Японии. Именно в этот период расцветает ликорис.


[Закрыть]. Когда же придет время цветения, Сягэ скроется под землей, так и не встретив возлюбленного. Таково было их наказание.

Аматерасу окинула меня взглядом, и внутри у меня все задрожало от страха. На ее лице промелькнула едва уловимая ухмылка. Богиня обожгла меня ледяным взглядом.

– Ты хорошо потрудилась, – обратилась ко мне Аматерасу. – Продолжай следить за ними. Больше они не смогут нарушить закон.

– А что будет с ними дальше? – робко поинтересовалась я.

– Ничего. Отработают свой срок и умрут. Бессмертными они уже больше не будут. Не заслужили.

– Значит, они умрут?

– После того, что натворили, – да. – Собираясь уходить, богиня отвернулась от меня.

– А что будет после того, как они окажутся в Ёми?

– Переродятся в смертных и проживут обычную человеческую жизнь, – бросила Аматерасу и, не удостоив меня слов прощания, исчезла, оставив после себя звенящую тишину.

На поляне, возле распустившейся в огненном пожаре хиганбаны, мы с Мандзю, оглушенные случившимся, остались совсем одни.

Оставшееся время цветения ликориса Мандзю не разговаривал со мной. По утрам он молча делал мне приветственный поклон и готовил завтрак, жестом приглашая к трапезе. Ели все так же молча. У меня кусок в горло не лез из-за его молчания. Я пыталась поговорить с Мандзю о случившемся, но он отмахивался от меня как от назойливой мухи. Вставал и уходил в сторону, едва я открывала рот. Не так я представляла себе наше уединение с ним без назойливого присутствия Сягэ. Надежда завоевать его сердце, как только устраню соперницу, таяла день ото дня. Отчаяние сковывало меня. Когда я шла к Аматерасу, чтобы рассказать о проступке Сягэ, я надеялась, что, оставшись наедине с любимым тенином, смогу влюбить его в себя. Его отказ общаться со мной был неожиданностью. Он даже в мою сторону смотреть не хотел. А когда наши взгляды все же встречались, в его глазах читался упрек. Чувствуя траурную атмосферу в воздухе, будто где-то неподалеку умер человек, хиганбана быстро угасала, теряя свои тонкие лепестки, похожие на паучьи лапки. С замиранием сердца я следила за тем, как редеет головка цветка. С каждым днем таяла надежда на примирение с Мандзю. А он все молчал, но продолжал безмолвно заботиться обо мне. Я предала его, а он готовил мне еду несколько раз в день. Я разлучила Мандзю с Сягэ, а он накрывал меня ночью одеялом, когда осенний ветер становился особенно злым и холодным. Однажды ночью, притворившись что сплю, я все-таки набралась смелости и положила лисью голову ему на колени. Он не отодвинулся и не оттолкнул. Замер и просидел, не шевелясь, до утра. Я наивно подумала, что это победа и Мандзю перестал злиться на меня.

– Мандзю. – Я вновь попыталась с ним заговорить, но он не дал договорить, махнул рукой и отошел в сторону.

Солнце осветило его силуэт. Разглядывая его, я обнаружила, как сильно Мандзю похудел. Я видела его сидящим с ложкой в руках, но как он из нее ел, не могла припомнить. Тяжелый вздох вырвался из моей груди. Он так и не простил меня. Я перевела взгляд на хиганбану. Ужас сковал мое сердце. Тонкая струйка ветерка сорвала с цветка последний лепесток и закружила его над поляной. Алый завиток, кружась в предсмертном танце, взвился в воздух и, описав дугу, медленно опустился в траву. Я обернулась на Мандзю. Всего мгновение назад он был со мной, а потом исчез.

Зиму мне пришлось проживать одной. Цветок отдыхал, как отдыхали и тенины, но каждый по отдельности. У меня было достаточно времени, чтобы продумать план, как добиться прощения Мандзю и завоевать его сердце. Оставив цветок под своим энергетическим куполом, я бродила по Долине Небес, погружаясь в свои мысли и мечты о том, как буду счастлива с Мандзю, когда добьюсь его любви. Я даже успела придумать имена нашим детям. Смущало только то, что Аматерасу сделала его смертным. Как долго он еще проживет? Сколько времени отмерено нам на счастье? Я надеялась, что он доживет до моего тысячелетия и тогда я смогу поделиться с ним своей кровью и сделать Мандзю бессмертным. Я думала, он оценит столь щедрый подарок.

С Сягэ я решила не общаться так же, как не разговаривал со мной Мандзю. Я легко могла прожить без бывшей подруги. Ее мне не было жалко. Она стала для меня тем самым другом, который преградил мне путь к счастью. Меня больше не мучила совесть при мысли о том, что я предала нашу дружбу, разлучив ее с Мандзю.

Когда весеннее солнце растопило снег в Долине Небес, вокруг снова зазеленели травы, а розовые цветы сакуры цветочным дождем пролились на поляну, хиганбана выбросила первый листок. Я ждала возвращения Сягэ. Но она не явилась ни в этот день, ни на следующий. На третий день еще не до конца разогретая солнцем земля выплюнула ее скорченный полуразложившийся труп. Там, под землей, несчастная влюбленная Сягэ не вынесла разлуки с возлюбленным и умерла от тоски, охраняя листья священного цветка. Оставив цветок под своей защитой, я поспешила доложить о случившемся Аматерасу.

– Ступай, – богиня раздраженно махнула мне рукой, – ты же хотела ее наказания. Сягэ наказала себя вдвойне, освободив тебе путь и еще больше осквернив свою карму. Охранять цветок теперь будешь ты до прихода Мандзю.

С одной стороны, я чувствовала облегчение. Сягэ больше никогда не будет препятствовать мне. И не увидится с МОИМ возлюбленным. И не будет мозолить мне глаза, охраняя листья цветка. Я принялась ждать наступления осени. Теперь Мандзю принадлежал лишь мне. Без Сягэ этот тенин полюбит меня. Он обещал.

Лето в ожидании тянулось мучительно долго. Я считала дни до начала цветения ликориса. Слоняясь от скуки по округе, я наткнулась на глинистую почву возле реки. Засучив рукава, я вылепила несколько кувшинов, сосудов для воды, мисок для риса и ложек для супа. Развела костер и обожгла получившуюся утварь в огне. Я даже умудрилась нарисовать на стенках посуды узоры, чтобы они выглядели не такими скучными. Мандзю они должны были понравиться. Я надеялась, что за долгую зиму он смирился с разлукой с Сягэ и мне удастся вернуть его расположение. О боги, как же я ошибалась.

В последние летние дни, когда листья хиганбаны увяли, с восходом солнца появился тенин. Я его не узнала. Это уже не был мой любимый прекрасный Мандзю – передо мной была лишь его тень. Тонкая, посеревшая кожа обтягивала кости. Под глазами залегли темные круги. Грязные, спутавшиеся, давно не видевшие гребня волосы безжизненными сосульками свисали с плеч. Увидев меня, она выдавил улыбку и приветствовал низким поклоном. Я поклонилась в ответ.

– Приветствую тебя, Мандзю, – не скрывая улыбки, поздоровалась я.

– Приветствую тебя, Мизуки-сан, – официально ответил он.

– Я всю зиму и все лето готовила речь. Но, увидев тебя, забыла все нужные слова. Мне больно от того, что ты больше не разговариваешь со мной. Я бы хотела начать все сначала…

Он махнул рукой:

– Да и не надо ничего говорить, Мизуки. У меня тоже было время подумать обо всем. И о тебе в том числе. Мы с Сягэ преступили закон и поплатились за это. Этого и стоило ожидать. Если бы не ты, боги все равно рано или поздно узнали бы о нашей любви и наказали бы за это. А ты… – Он умолк на мгновенье, взглянул на меня измученными, но по-прежнему добрыми глазами. – Тобой двигала ревность. И любовь. Мне жаль, что я стал твоей первой любовью, потому что любовь эта не стала взаимной. Ты заслуживаешь ответной любви, Мизуки. Но не со мной. Мне следовало лучше приглядывать за маленькой лисичкой и заметить вовремя первые признаки влюбленности, чтобы остановить первые ростки твоих чувств и отправить обратно к Аматерасу. Но я был настолько беспечен, что упустил этот момент, за что и поплатился. Ты права, давай начнем все сначала. Но больше никакой любви. Она приносит одни несчастья. Договорились?

Мандзю посмотрел на меня и примирительно улыбнулся. За эту улыбку я готова была все отдать. Я снова получила свой шанс на счастье с Мандзю. Пусть он отказывается от любви сейчас. После смерти Сягэ у меня появилось достаточно времени для того, чтобы Мандзю смог изменить решение и ответить взаимностью.

– Я так давно не ел, – он погладил живот и подарил мне смущенную улыбку, – давай я приготовлю нам еду.

– У нас теперь много новой посуды. Я вылепила из глины утварь для того, чтобы еда казалась еще вкуснее.

Он оценил мои старания и принялся варить набэмоно.

– Надеюсь, Сягэ так же, как и я, простила тебя. У вас были весна и лето. Этого времени достаточно для того, чтобы примириться. Вы хорошо провели время? – поинтересовался Мандзю, втягивая губами горячую похлебку с ложки.

– Нет… – тихо ответила я и отвела взгляд. Пламя костра, на котором стоял котелок, угрожающе зашипело.

– Неужели Сягэ не смогла простить тебя? Это не свойственно природному духу.

– У нее не получилось.

– Ты сама не хотела мириться? – Мандзю наклонил голову, взял двумя пальцами меня за подбородок и повернул мое лицо к себе. Он внимательно посмотрел мне в глаза. – Что случилось, Мизуки?

В глазах тенина закралась тревога.

– Сягэ умерла, Мандзю. Весной земля вернула ее мертвое тело.

Отчаяние, боль, неверие – все эти эмоции одна за другой появлялись на лице Мандзю. Он бросил ложку и упал лицом в траву, закрывшись руками. Глухие рыдания уходили в землю. В ту самую плодородную землю, в которой прошлой зимой покинула этот мир Сягэ. Я хотела утешить его. Обнять, чтобы он мог выплакать свое горе у меня на руках. Было больно видеть его таким. Я протянула руку и погладила Мандзю по спине, но он дернулся, стряхнув мою ладонь.

– Видишь, что твоя ревность наделала? – Он поднял лицо и посмотрел на меня покрасневшими, полными слез глазами.

– Я не думала, что все произойдет именно так. Я не хотела смерти Сягэ.

– Ты права. – Он поднялся на ноги и встал передо мной. – Ты лишь выполняла поручение Аматерасу. Она ведь тебя следить за нами сюда прислала. Ты ничего не нарушила. Это я во всем виноват! Я нарушил закон богов и накликал проклятье. Если бы я не поддался своему чувству, Сягэ была бы жива. Это только моя вина.

И он ушел. Мандзю весь день сидел поодаль, прячась в траве. Я думала, что ему нужно время, чтобы пережить утрату, и после мы сможем поговорить о нас. Но Мандзю больше не проронил ни слова. Он таял день ото дня. Гладил стебель ликориса, который видел смерть Сягэ под землей. Вместо ласкового, нежного с легкой хрипотцой голоса я теперь слышала тяжелые вздохи и глухие рыдания по ночам. Ни единого звука, ни одного брошенного взгляда в мою сторону я так и не дождалась. Лишь безумное, безудержное горе, которое захватило Мандзю. Он перестал есть, лишь изредка пил воду из горной реки. Все сидел неподвижно у цветка, молча неся свою службу. Я чувствовала, что теряю его.

В середине осени я почувствовала приближение утраты. Красный цветок начал ронять лепестки. С замиранием сердца я наблюдала, как редеет алая головка хиганбаны. К концу октября у любимого цветка Аматерасу остался последний лепесток, он держался несколько дней. К тому моменту измученный Мандзю уже не вставал и тихо лежал, обвив своим телом злосчастный цветок своей богини. В ту последнюю ночь мне было страшно заснуть: боялась пропустить момент, когда хиганбана уронит свой последний лепесток. Хотелось увидеть уход Мандзю и на прощание сказать ему, как сильно я люблю его и что буду с нетерпением ждать прихода следующей осени. Я буду ждать.

Меня разбудил ледяной ветер. Несмотря на толстую лисью шкуру, я продрогла. Стряхнув с себя ночную влагу, я подняла голову и посмотрела в сторону цветка. Мандзю по-прежнему лежал, свернувшись вокруг хиганбаны. На верхушке тонкого стебля одиноко покачивалась пустая головка. Я подошла ближе, чтобы рассмотреть последний лепесток. Алая полоска лежала на мертвом лице Мандзю. Пока я спала, проклятый лепесток упал, забрав с собой жизнь моего тенина.