Текст книги "Парижская трагедия. Роман-аллюзия"

Фролло и Эсмеральда с удивлением посмотрели на поэта.

– Почему нет? – ведьма была озадачена.

– Насколько я помню, то, что ты рассказывала про это снадобье, оно нам не поможет, – ученый подумал, что Гренгуар издевается, но тот говорил вполне серьезно. – Неужто за все время, которое вы провели наедине, он не удостоил тебя подробностями ее смерти?

Эсмеральда стояла в полном недоумении, а Фролло закрыл глаза, проклиная про себя все то, что привело его, в этот ненавистный дом.

– И что за подробности? – ведьма нахмурила брови.

– Она покончила с собой, – ответил за поэта ученый.

– Самоубийца! – воскликнула колдунья. – Гренгуар, ты понимаешь, что…

– Понимаю. Мы готовы! – с хитрой улыбкой заверил поэт.

Фролло не понимал, о чем идет речь и к чему, судя по всему, он должен быть готов.

– Это безумие! Совершенное безумие! Я запрещаю! Ни за что! Это безумие! – Эсмеральда была возмущена идеей Гренгуара, до глубины души.

– Mon chéri, mon chéri, посмотри на меня. Ты помнишь, кто я? Что я? Кому, как не мне воплощать этот план в жизнь? Эта жизнь не менее безумна, чем то, что мы собираемся сделать. Да, это может быть опасно, но, когда на кону стоит все, чем мы живем, этот риск вполне оправдан. Это мой шанс… это наш шанс узнать кто сильнее. Мы или те, кто над нами? И, вообще, верна ли эта иерархическая цепь? Понимаешь?

Эсмеральда смотрела на поэта, пытаясь решить довериться ему или нет.

– Хорошо, – в очередной раз колдунья окинула Фролло сомнительным взглядом и достала из кармана своей длинной серой юбки небольшой флакон со светящейся фиолетовой жидкостью. – Я дам тебе волшебный яд.

Ученый насторожился. Реакция Эсмеральды на это предложение Гренгуара, заставила его очень внимательно слушать, что она скажет.

– Слушай меня и запоминай, Фролло. Тот, кто любит самоубийцу больше жизни и за нее готов умереть, должен выпить этот яд. Его тело утратит жизнь, а душа спустится в самый ад и там, среди грешников, он должен найти любовь всей своей жизни и вместе с ней вернуться в царство живых. Ему передай – все кончается в начале.

Глаза ученого забегали из стороны в сторону, и он нахмурил брови, осознавая услышанное. Весь ужас сказанного нахлынул на него как цунами, и он посмотрел на поэта, а потом на колдунью.

– Я готов. Давай флакон. Я верну ее. – Фролло взял себя в руки и со взглядом полным решимости, протянул руку к емкости.

– Нет. Ты не подходишь. – Эсмеральда впервые с сочувствием посмотрела на ученого.

– Почему? Я люблю ее… больше жизни. Я готов. – Фролло был возмущен таким ответом, ведь в его душе не было места другой любви.

– Ты слишком стар, Клод. Твое тело не выдержит расставание с душой, и ад поглотит ее навсегда.

– А если быть до конца откровенным, – добавил Гренгуар, – то и от души твоей уже почти ничего не осталось.

Ученый еще пару мгновений осознавал новые обстоятельства.

– И что же тогда делать? Все напрасно?

– Ты должен найти кого-то другого на эту роль, – пояснила колдунья.

– Но это безумие. Кто еще согласится на такое? Кто ради этой девочки, готов будет спуститься в ад? – Фролло казалось, что он в ловушке, что у этой задачи нет ответа, когда на него снизошло озарение. – Знаю. Приворотное зелье. Самое сильное. У тебя же есть такое? Я прав?

– Да. У меня есть зелья любви, но, увы, ни одно из них не поможет тебе. На такие жертвы, способна пойти только настоящая любовь. Магия здесь бессильна, – ведьма уже с жалостью смотрела на ученого, но его это уже не волновало, и он не пытался скрывать вновь нахлынувшее отчаяние.

– Что же мне делать? – последняя надежда Фролло угасла, не успев догореть. А ведь он был уверен, что все получится, но теперь в груди осталась лишь пустота. – Все было напрасно.

– Не все так плохо, – вдруг произнес Гренгуар и ученый изумленным взглядом посмотрел на самодовольного поэта. – Есть один человек, который сможет нам помочь.

– О ком ты говоришь? – Фролло был уверен, что в словах поэта есть подвох.

– Расскажу по дороге, а сейчас нам надо торопиться, – и Гренгуар протянул руку к Эсмеральде, чтобы взять флакон с ядом, но она сжала его в кулак и отдернула руку.

– Я пойду с вами, а то черт знает, что вы можете натворить.

Поэт улыбнулся от уха до уха и произнес:

– Замечательно! На это я и рассчитывал. Тогда идемте.

И все трое покинули убежище ведьмы.

Глава 7. (Полуночные гости)

Проливной дождь не утихал ни на секунду. Казалось, что кто-то сверху твердо решил отмыть улицы Парижа от того огромного количества крови, пролившейся на его вымощенных проспектах и закоулках. Ни один фонарь на улице Риволи не горел, да и глупо было даже пытаться зажигать их в такой жуткий ливень, поэтому Фролло шел сквозь беспросветный мрак, почти на ощупь. Мощные потоки дождя со всей силы пытались придавить ученого к земле, и только толстый непромокаемый плащ защищал скукожившееся тело единственного прохожего от разбушевавшейся стихии. Резкий осенний ветер со скрипом раскачивал вывески лавок и мастерских и, словно заигрывая, гонял потоки воды по всей дороге.

Ученый шел, плотно закутавшись в дорожный плащ, накинув на голову капюшон. Непогода нисколько не беспокоила его. Он просто не обращал на нее внимания, ведь все его мысли были о другом – как далеко он уже зашел и насколько далеко еще придется зайти. Каков шанс, что план, который предложил Гренгуар, не провалится? И как он, вообще посмел довериться ему и этой жуткой ведьме? Он – Фролло! Но когда вариантов не остается, разве он имеет право отвернуться от той единственной, которую любил и в чьей смерти виноват больше прочих? Какое значение имеет его гений и гордость, если внутри все сгорает от боли утраты? Если есть хотя бы один шанс из миллиона, он должен… нет… он обязан его использовать. Иначе все теряет какой-либо смысл. Все его существование, вся его жизнь теряют значение.

Ученый вспомнил, как впервые увидел ее. Она была прекраснее всего, что когда-либо он видел на свете. Он смотрел в ее голубые глаза, на ее прекрасные розовые губы. Все его нутро требовало заключить ее в объятья и крепко-крепко поцеловать, но она дочь Капулетти. И потому он может любить ее только на расстоянии. И он не раз возвращался в Париж, только для того, чтобы хотя бы одним глазом взглянуть на ангела своей любви… и вот он мертв. Нет! Теперь он точно пойдет до конца и ничто его не остановит. Он сделает все, что от него требуется и убедит любого повиноваться его воли.

Фролло даже слегка расправил плечи и решительным шагом устремился в самое сердце парижской ночи, разрезая сплошные водяные потоки небес.

Несмотря на глубокую ночь, в одном из окон дома Шатопера горел тусклый свет. Одинокий ночник на большом дубовом столе освещал кабинет полицейского. Меркуцио Либертье лежал на декоративном диване, на котором не помещался в полный рост, и задумчиво подбрасывал к потолку скомканный лист бумаги. Феб стоял у окна и смотрел, как горюет столица без его прекрасной Джульетты, беспощадно орошая свои улицы бесконечным дождем. Словно всемирный потоп. Как в Библии. Еще несколько дней такой погоды и так оно и будет. Шатопер стоял неподвижно, скрестив за спиной руки, глядя в никуда.

– Она жива, – загробным голосом произнес Феб, и Меркуцио от неожиданности замер и, поймав бумажный мячик, посмотрел на напарника.

– Ты постоянно это твердишь. Я понимаю, ты любил ее, но уже пора смириться – ее больше нет. Прошло уже больше двух месяцев…

– Нет! – резко перебил Шатопер. – Она жива. Я чувствую это.

– Хорошо. Тогда где же она может быть?

– Я не знаю. Но она жива. – Феб нахмурил брови. – Она прячется от убийцы. Или ее прячут.

– Но кто же ее тогда прячет? – Либертье сел на диван и с жалостью посмотрел на своего друга. – Это точно не отец и не ты. Но кто тогда? Кто еще в этом городе может переживать за судьбу мадмуазель Капулетти так, чтобы похитить ее из отчего дома? Пойми, Феб, я твой друг. И мой долг, как друга открыть тебе глаза на правду, какой бы горькой она не была. Ее больше нет!

– Ты ошибаешься. Да, я не знаю, кто прячет ее, но я знаю, когда ее отпустят. Когда мы схватим маньяка. Тибальт.

– Боже, опять этот Тибальт! – Меркуцио вскочил с дивана и подошел к столу, глядя Шатоперу в затылок. – Ты повторяешь это имя каждый день с тех самых пор, как мы спаслись из лап головорезов, но мы ни на миллиметр не приблизились к его поимке. У нас нет ни малейшего доказательства, что это действительно тот, кого мы ищем. Только рассказ пьяного бедняка, который, судя, по твоим словам, не особо-то и с головой дружит. Но даже если принять это за чистую монету, мы не знаем, как он выглядит и где его искать. У нас есть только это проклятое имя и все.

– И что ты предлагаешь? – Шатопер резко обернулся к напарнику. – Сдаться? Смириться и жить в страхе перед сумасшедшим извергом, убивающим людей?

Меркуцио слегка опешил от резкого и эмоционального тона Феба.

– Нет. Конечно, нет. Я предлагаю начать искать убийцу, не зацикливаясь на россказнях бедноты и уж точно не возвращаться в их логово.

– И у тебя есть предложения? – Шатопер с вызовом посмотрел на друга, но тот только отвел глаза. – Вот и ответ на весь вопрос. Итак, Тибальт. Я уже оповестил всех ремесленников и торговцев, чтобы они, если что-нибудь услышат о человеке с этим именем, сразу сообщали мне. Глядишь, что-нибудь да найдется.

Феб, сел за стол, в очередной раз, принимаясь за бумаги, собранные ими по делу маньяка, когда в дверь кабинета тихо постучали.

– Да! Войдите! – громко произнес Шатопер, не отрываясь от документов.

– Прошу прощения, месье, – старая гувернантка Люси, в ночной рубашке и со светильником в дрожащей руке, вошла в кабинет. – Но к вам пришли.

– Сейчас? Кто? – Феб с искренним удивлением оглянулся и посмотрел в окно, словно оценивая, не изменилась ли погода.

– Он не представился, месье. На нем длинный черный плащ и капюшон. Не хотелось бы драматизировать, но, когда я открыла дверь, будто сама смерть стояла на пороге.

– Надеюсь, вы его пригласили? – легкая тревога отобразилась на лице Шатопера, и они с вопросительным удивлением переглянулись с напарником.

– Конечно, там же такой ливень, но месье отказался проходить дальше прихожей и очень грубо потребовал поговорить с вами наедине. У вас все друзья так плохо воспитаны, месье? – старушка кинула презрительный взгляд на Либертье.

– Так он внизу? – Феб встал из-за стола и с тревожно бегающими глазами, заметался по комнате.

– Да, месье, я же об этом и говорю.

– Скажите гостю, что я сейчас спущусь, и идите спать. Все хорошо. Спасибо, Люси, – бросил Шатопер и достал из шкафа свой дорожный френч.

– Ничего хорошего. По такой погоде и в такой час хорошие новости не приносят, месье, – прохрипела напоследок гувернантка и покинула кабинет, бормоча себе под нос что-то неразборчивое.

Как только дверь за ней захлопнулась, Меркуцио рванул к выходу из кабинета, на лестницу, ведущую в прихожую, но путь ему преградил Феб.

– Стой!

– Да, я просто хочу посмотреть, кто там заявился под таким дождем, – глаза Либертье горели от любопытства.

– Не стоит. – Шатопер застыл, словно прислушиваясь, надеясь получить хоть какой-то намек на то, кого он там встретит, но внизу была полная тишина. – Я спущусь один, а ты жди меня здесь и не высовывайся. Когда вернусь, все расскажу.

– Ладно, – Меркуцио был заметно расстроен, но не сопротивлялся.

Феб накинул френч поверх белой рубашки, схватил галстук, но тут же передумал и отшвырнул его на диван.

– Для незваного ночного гостя сойдет и так. – Он глянул на свое отражение в зеркале, висящем на шкафу, поправил воротник рубашки, схватил со стола ночник и скрылся за дверью кабинета.

Старая гувернантка медленно спускалась по лестнице, скрипя половицами и осторожно ступая на каждую ступеньку, освещая себе путь дрожащей лампой.

– Подождите, пожалуйста. Месье сейчас к вам спустится, – хрипло сообщила старушка. – Может, вы все же пройдете в гостиную? Там камин. Обсохните.

– Нет, – сухо ответил Фролло. – Я дождусь месье Шатопера здесь.

– Ну, как знаете, – проворчала себе под нос служанка и подобно призраку, проплыла мимо ученого и скрылась за небольшой черной покоцанной дверью.

Через несколько минут сверху послышались быстрые шаги и ученый поднял голову, скинув капюшон. По лестнице спускался Феб. Он осветил прихожую тусклым светом ночника, и когда ему открылось лицо гостя, замер на полпути.

– Месье Фролло? – полицейский был поражен столь неожиданным визитом.

– Месье Шатопер, – ученый слегка кивнул головой в знак приветствия.

– Что привело вас к нам в столь поздний час? – совладав с эмоциями, спросил Феб, спустившись к припозднившемуся гостю. – На улице жуткий ливень.

– Да, я это заметил, – с легким пренебрежением ответил ученый.

Клод Фролло был известен на весь Париж, и говорили о нем крайне нелестные слова. Феб слышал, что ученый проводит бесчеловечные и безбожные эксперименты в своей башне, и что надо держаться от него подальше. Он так и делал, и никак не мог ожидать, что тот сам явится к нему домой.

– Я понимаю, что я не самый приятный гость в вашем доме, месье Шатопер. Должен заметить, что и мне этот визит не доставляет большого удовольствия, но дело очень серьезное. Я думаю, вы и сами понимаете это.

– Да, конечно. Только я прошу продолжить нашу беседу в гостиной. – Фэб жестом пригласил гостя в соседнюю комнату и Фролло больше не стал сопротивляться.

Гостиная в доме Шатопера представляла собой достаточно просторную комнату с камином, в котором уже с легким потрескиванием догорали угли, а над ним висела картина с изображением графини де Шатопер в самом расцвете своих лет. Рядом располагались два мягких кресла обитых потрескавшейся слоновой кожей, стоявшие друг напротив друга. На полу лежал роскошный восточный ковер, а на нем стоял прямоугольный обеденный стол с резными ножками. Стулья были плотно придвинуты к столу и, вообще, все в этой комнате было в идеальной чистоте и порядке. Старая Люси хорошо знала свое дело.

Феб поставил ночник на стол и направился к камину, чтобы подбросить в него поленьев. Фролло последовал за ним.

– Прошу вас, присаживайтесь, – полицейскому было не по себе от столь сомнительной компании безумного ученого, но он не забывал про хорошие манеры и вежливый тон.

– Благодарю, но я лучше сразу перейду к делу. А вам действительно лучше присесть.

Шатопер, помешивая поленья кочергой, замер и настороженно посмотрел в холодные глаза ученого.

– Так что же за дело у вас ко мне, месье Фролло? – Феб отставил кочергу в сторону и медленно опустился в кресло.

– На что вы способны ради любви, месье Шатопер? – пронзительным взглядом ученый смотрел в глаза полицейскому.

– К чему этот вопрос? И я не думаю, что собираюсь его обсуждать с вами. – Феба охватило замешательство.

– Это очень важный вопрос. И мы его обсудим, ведь иначе вы никогда не получите ответ на свой, – настойчиво произнес гость.

– На свой? Но у меня нет вопроса.

– Правда? Вы не задаетесь вопросом, почему я здесь?

Шатопер хмурил брови, пытаясь понять, что хочет сказать ему ученый. Разговор начался весьма странно.

– Итак, на что вы готовы ради любви, месье Шатопер? – вновь повторил Фролло.

– На все, – не задумываясь, ответил полицейский.

– Мне кажется, вы подошли к ответу недостаточно осмысленно. Что означает ваше «на все»? Вы готовы достать звезду с небес или забраться на самую высокую башню собора Парижской Богоматери и крикнуть «Я люблю тебя!»? А может, вы готовы умереть ради любви? Вы понимаете, что слова «на все» могут подразумевать все что угодно?

– Так и есть, – уверенно произнес Феб. – Если ради любви потребуется сделать все перечисленное, я это сделаю. В любом порядке. Вы все правильно поняли, месье Фролло, ответ «на все» подразумевает все что угодно и не меньше.

Ученый еще более пристально посмотрел на собеседника, пытаясь понять, не шутит ли он, но уверенный взгляд полицейского убедил его.

– То есть даже умереть?

– Если это будет необходимо, – без колебаний ответил Феб.

– Вы очень молоды, месье Шатопер. Я не думаю, что вы понимаете, о чем говорите. В вашем возрасте свойственно бросаться подобными заявлениями и преувеличивать ценность любви. Вы сами когда-нибудь любили, чтобы убеждать в возможности подобного самопожертвования других?

– У любви не бывает прошедшего времени. – Феб поднялся с кресла и с вызовом выпятил грудь. – А раз вы так говорите, то, похоже, вам не знакомо это чувство так, как мне.

Каменное лицо ученого не дрогнуло, но глаза словно ожили.

– И кто же она, эта счастливица, которой достался столь ценный экземпляр?

– А это уже вас не касается, – уже достаточно резко ответил полицейский.

– Вы будете удивлены, когда я скажу, что это напрямую касается того дела, ради которого я к вам пришел, – в глазах Фролло вспыхнул огонек и Шатопер вдруг понял к чему был весь этот разговор.

Дыханье перехватило, и на лицо полицейского вновь вернулась тревога.

– Вы что-то знаете о Джульетте?

– Она у меня, – спокойно ответил ученый, глядя в ошарашенные глаза юноши.

– Как? Откуда?

– Мой сын, Квазимодо, похитил ее во время карнавала по моему приказу.

– Похитил? Но… зачем? – Фебу, казалось, что он спит, что все это ему снится.

– Потому что только я мог спрятать ее так, чтобы убийца не нашел ее.

– Она у вас! Она жива! Я знал! Я знал! – безмерная радость переполняла душу Феба, но до конца он не мог осознать реальность происходящего, и вдруг вновь с тревогой посмотрел на Фролло. – Она ведь жива?

Но ученный промолчал, лишь желваки напряглись на его лице, и послышался тихий скрежет зубов, но юноша все понял.

– Нет. Нет. Этого не может быть. Я не верю! – страх, безысходность, боль и отчаяние охватили Феба, и он словно загипнотизированный опустился в кресло. На его лице отсутствовало любое проявление рассудка, а глаза превратились в стеклянные льдинки, которые начинали таять, наполняясь слезами. – Как это случилось? Он нашел ее?

– Нет, – Фролло сжал кулаки. – Она не смогла перенести боль разлуки.

– Разлуки? Конечно… Ее отец…

– Нет. Разлуки с тем, кого любила больше жизни, – эти слова с трудом слетали с губ ученого.

Шатопер вновь посмотрел непонимающим взглядом на ученого и непроизвольно со всей силы сжал подлокотники кресла.

– Разлуки с вами, месье Шатопер, – пояснил Фролло. – Она нашла кусок стекла и вскрыла себе вены.

Низкий глухой и пропитанный жгучей болью стон вырвался из груди полицейского.

– Но не ради этого я пришел сюда. Все еще можно исправить, – ученый сделал глубокий вздох – с уверенностью говорить о том, в чем он сам не был уверен, доставляло ему жуткие мучения.

– Что? – Феб посмотрел на Фролло, как на душевнобольного, и тот не мог его в этом винить. – Можно исправить? Вы издеваетесь? Боже, это бред какой-то!

– Вы верите в чудеса, месье Шатопер? – ученый ненавидел весь этот разговор от начала и до конца. Он чувствовал себя полным идиотом, а осознание, что он выставляет себя таковым перед юнцом, просто сводило его с ума. Ему хотелось провалиться сквозь пол. – Лично я не верю ни во что, кроме того, что доказано наукой. Ни в бога, ни в дьявола, ни в ад, ни в рай, ни тем более в магию.

Полицейский вслушивался в слова Фролло, пытаясь понять, к чему он ведет, а из глаз непроизвольно выкатились созревшие слезы.

– Но сегодня, – продолжал гость, – оказавшись лицом к лицу со смертью самого дорого мне человека и не имея, ни единого рационального варианта спасения его жизни, я решил рискнуть и поверить. А готовы ли рискнуть и поверить мне вы?

Ученый темной тучей навис над юношей, глядя ему прямо в глаза.

– Вы говорите, что у вас есть волшебный способ вернуть жизнь девушке, которая покончила с собой? И спрашиваете, готов ли я в это поверить и помочь вам?

Фролло еще никогда в жизни не чувствовал себя так глупо, но пути назад не было.

– Да! – со всей возможной уверенностью произнес ученый.

Феб долго смотрел в глаза собеседника, словно пытаясь понять – говорит он это на полном серьезе или просто издевается.

– Готов! – с той же уверенностью ответил юноша.

Фролло не смог скрыть искреннее удивление на своем лице.

– Вы уверены? Это не случится по мановению волшебной палочки. Все будет куда сложнее и опасней. Это будет самое страшное испытание в вашей жизни.

– Страшнее чем жизнь без любимой?

Ученый не смог ответить на этот вопрос.

– Тогда я готов. Пусть и звучит все это, как бред сумасшедшего, другого выбора у меня нет. И я рискну.

– Замечательно. – Фролло поймал себя на том, что в этой ситуации крайне завидует такой легковерности этого юного полицейского. – Тогда, нам надо сейчас же отправляться в мою башню. Ее тело там. А времени у нас совсем мало.

– Мне нужно только собраться. – Феб поднялся с кресла.

– Я дождусь вас здесь. Торопитесь. – Ученый повернулся к окну, сложив за спиной руки.

Юноша бросился вверх по лестнице.

– Месье Шатопер, – окликнул его Фролло, и он обернулся, застыв на ступеньках. – Никому, ни слова о нашем разговоре, – не отворачиваясь от окна, почти с угрозой произнес ученый.

Феб, молча, кивнул и исчез на втором этаже дома.

Меркуцио метался по всей комнате, не находя себе места. Вопрос о том, с кем там сейчас разговаривает Феб, кто этот таинственный посетитель, что не побоялся такого сильного дождя, не давал ему покоя. Время тянулось очень медленно и Либертье уже не мог сдерживать свое любопытство. Он подошел к двери и слегка приотворил ее. Напряженно вслушиваясь и пытаясь уловить хоть что-то из разговора внизу, юноша застыл и задержал дыхание. Голоса снизу были слишком тихие, и до ушей полицейского доносилось только невнятное бормотание, которое он разобрать не мог. Лишь пару раз он улавливал странную смену настроений в интонациях собеседников, но этим все и ограничилось.

И вот, когда его терпение было уже на исходе, юноша услышал, как кто-то поднимается наверх и поспешил, плотно закрыв дверь, вернуться в кресло за рабочим столом. Дверь распахнулась, и в кабинет влетел взъерошенный Феб. Меркуцио бросился к нему.

– Наконец-то! Ну что? Кто там? Чего хотел?

Шатопер был очень встревожен и сильно суетился. Казалось, он не слышал вопросов сгорающего от любопытства друга, как будто того вовсе и не было в комнате. Машинально он, отстранив напарника рукой, кинулся к шкафу и принялся выбрасывать из него все вещи на пол, пытаясь что-то найти.

– Почему ты молчишь? Кто это был? Что он тебе сказал, Феб? – Либертье начинал злиться из-за такого явного пренебрежения к его персоне.

С легкой маниакальностью Шатопер продолжал копаться в груде вещей и, наконец, вытащил свой дорожный непромокаемый плащ. Он накинул его поверх френча и обернулся к напарнику.

– Это был галантерейщик с рю дэ Дэшаржер. Он слышал, где может быть Джульетта.

– Что? И где же она? – с безумным удивлением Меркуцио смотрел на напарника.

– Он сказал, что слышал, как кто-то говорил о девушке, чей голос по ночам доносится из башни Квазимодо.

– Что? Как это возможно? Ты ему веришь? – лицо Либертье застыло в изумлении.

– Я не знаю, но должен это проверить. – Феб, вытащил из ящика в столе кремневый кавалерийский пистолет и засунул его себе за пояс, прикрыв рукоятку френчем.

– Я иду с тобой, – нерешительно произнес полицейский, словно он просто должен был это сказать.

– Нет. Послушай, меня, друг мой. На этот раз я точно иду один, и не смей, как в прошлый раз, увязаться за мной. – Феб положил руку на плечо Меркуцио и заглянул в его широко распахнутые от удивления глаза. – Слышишь? Обещай мне.

– Хорошо. Обещаю. Но что же тогда делать мне? – Либертье тревожно нахмурил брови, а по всему его телу побежали мурашки.

– Ты останешься здесь и будешь ждать моего возвращения, – в глазах Шатопера читалось, что обсуждать его решение не имеет смысла.

– И когда? Когда ты вернешься?

– Я думаю, разведка займет у меня день, может два. А когда я вернусь, мы вместе решим, как спасти ее.

– А если ты… – Меркуцио не закончил фразу, но страх в его глазах говорил сам за себя.

– А это самое важное. – Феб нахмурил брови и внушительно посмотрел на друга. – Если я не вернусь, ты должен будешь спасти ее.

– Но… как? – у Либертье дрожали губы.

– Ты справишься. Придумаешь. Но ее жизнь будет в твоих руках. Ты меня понял?

Меркуцио тяжело сглотнул слюну и закивал головой, не произнеся ни слова.

– Клянись мне! – потребовал Шатопер.

– Клянусь! – Меркуцио поднял правую ладонь.

– Хорошо. Но помни, пока не пройдет двух дней, ни одна душа не должна обо всем этом знать.

– Да! Конечно! Я все понял. Ты можешь на меня положиться, – уже более уверенно произнес напарник, отойдя от потрясения.

– Я знаю, друг мой, знаю. – Феб напоследок ободряюще улыбнулся приятелю и похлопал его по плечу.

Шатопер уже направился к двери, когда его вдруг окликнул Либертье.

– Феб! – полицейский обернулся у выхода и посмотрел на друга. – Я буду молиться за вас. За вас с Джульеттой.

Шатопер улыбнулся Меркуцио на прощание и покинул кабинет, а затем и дом, шагнув вместе с полуночным гостем под неутихающий ливень.

Как только входная дверь внизу захлопнулась, Либертье медленно опустился в кресло и, закрыв лицо руками, глубоко вздохнул. Он опустил руки и с закрытыми глазами и довольной улыбкой, откинулся на спинку кресла, запрокинув голову и наслаждаясь моментом.

– Это просто чудеса! Похоже, все же там наверху действительно кто-то есть, и он слышит меня.

Меркуцио открыл глаза и, глядя в потолок, улыбнулся еще шире.

– Неужели удача, наконец, улыбнулась и мне? – отбарабанив пальцами по подлокотнику победную дробь, полицейский энергично вскочил на ноги. – Мой милый, милый Феб, истинный рыцарь, герой, похоже, пришло время, мне выйти из твоей тени. Я выполню данную тебе клятву и спасу твою возлюбленную, как ты меня и просил. Только я не могу рисковать и ждать целых два дня, ведь жизнь девушки в опасности. Тем более у меня есть и другое обещание, которое я дал значительно раньше, а Либертье человек слова, – чуть ли не приплясывая, Меркуцио подошел к окну и посмотрел на улицу, и с деланной досадой, произнес. – Видимо и мне этой ночью придется промочить свои ноги.

Плотно закутавшись в полицейский дождевик, Либертье покинул дом Шатопера, предвкушая собственный триумф.

Ливень постепенно начал стихать и превратился в грустный монотонный дождик, отбивающий печальную мелодию по крыше величественного дома. Граф Капулетти сидел в своей просторной гостиной во главе обеденного стола лицом к огромному окну и потухшим взглядом смотрел во мрак парижской ночи. Стул на противоположном конце стола пустовал уже больше двух месяцев. Ни одна свеча не горела во всем доме, но даже сквозь темноту, царившую в гостиной, было видно, как обмякло тело, некогда сильного и грозного хозяина дома. Его длинные седые вьющиеся волосы беспорядочно падали на измученное лицо. Он сильно похудел и, казалось, что жизнь давно покинула его тело. С тех пор как пропала Джульетта, на графа напала бессонница. Он почти не спал и не ел, изо дня в день, заливая свою боль огромным количеством вина.

Капулетти вновь наполнил свой бокал до краев жидкостью кровавого цвета и сделал большой глоток, когда в дверь гостиной постучали, но он даже не обратил на это внимание, а только продолжал, молча смотреть в пустоту. Тогда дверь неуверенно приоткрылась, и в комнату опасливо заглянул слуга с жидкой рыжей бородой.

– Прошу прощения, месье, – робко произнес гувернер. – Но к вам пришли.

– Пусть проваливают. Меня нет дома, – обречено произнес граф.

– Вы уж извините меня, месье, но все знают, что вы не выходите из дома…

– Кто там? – равнодушно спросил хозяин дома.

– Месье Либертье. Говорит, что у него для вас важные новости. Иначе бы я не посмел вас тревожить в столь поздний час…

Капулетти резко вскочил из-за стола и повернулся к напуганной, столь быстрой сменой настроения, прислуге.

– Что? Меркуцио? Пригласите его срочно ко мне! – граф говорил очень быстро, было видно, как его взволновало сообщение о визите полицейского. – Хотя нет. Я сам его встречу.

Не приводя себя в порядок, а только плотнее запахнув халат, который на нем уже висел, Капулетти, бросился из гостиной, чуть ли, не сбив с ног изумленного гувернера.

Меркуцио извелся от нетерпения, вышагивая вперед и назад по просторному холлу. Он очень переживал, что с последней их встречи прошло уже больше двух месяцев и тогда, он пообещал графу проследить за напарником и отыскать Джульетту живой и невредимой, даже ценой собственной жизни. И вот он опять здесь. Но он же отыскал ее, и она жива. Но как Капулетти встретит его, оставалось большим и пугающим вопросом. Мокрые волосы полицейского были сильно растрепаны и капли дождя стекали по лицу, пылающему от волнения. Юноша сильно промок, но не обращал на это внимания, ожидая, что вот-вот настанет его час, и в этот миг, в дальнем конце холла он увидел спешащего к нему графа Капулетти, больше похожего на привидение.

– Меркуцио! Наконец-то! Что-то узнал? Нашел мою дочь? Убийцу схватили? Прошу, не томи меня! Что случилось? – отбросив все любезности и хорошие манеры, набросился на гостя с вопросами хозяин дома.

У полицейского аж перехватило дыхание от неожиданности, что сам граф встречает его, да и еще так доброжелательно.

– Прошу вас, месье Капулетти, не переживайте так. Я вам все расскажу. Вы только успокойтесь и давайте присядем поближе к огню, а то я сильно промок, пока спешил к вам, – юноша получал невероятное удовольствие, растягивая столь вожделенный момент собственной значимости, прежде чем рассказать важные новости.

– Да-да! Конечно! Ты прав! Прости меня! – граф взял себя в руки и, обернувшись к слуге, командным голосом приказал. – Луи, срочно разведи камин в гостиной! Гостю нужно обсохнуть и согреться.

Гувернер со всех ног бросился выполнять поручение, а Капулетти вновь повернулся к Либертье.

– Прошу, пройдем в гостиную. Там и поговорим.

Хозяин дома и его долгожданный гость направились в гостевую комнату. Меркуцио шел и ощущал себя словно парящим к солнцу – тепло предвкушения разливалось по всему его телу, а на лице он не мог сдержать легкой улыбки.

– Итак, что же за новости ты мне принес, мой друг? – граф горел от нетерпения, усаживая Либертье в мягкое кожаное кресло у камина, в котором Луи уже развел небольшой огонь.

Меркуцио наслаждался тем, что впервые имеет власть над всей ситуацией, а тем более над таким важным и влиятельным человеком, как Капулетти. Он дождался, когда гувернер закончит с камином и выйдет из комнаты. Юноша наклонился поближе к графу и тот сделал то же самое. Выждав еще секунду и, оглядываясь по сторонам, чтобы убедится, что их не подслушивают, полицейский начал:

– Понимаете, месье Капулетти, я долго думал, кем может являться этот убийца. Это чудовище, которое с такой жестокостью уничтожает все самое прекрасное в нашем и без того порочном мире, и я понял…