Текст книги "Медовый месяц на Бали"

Единственным пятнышком, которое омрачало ее счастье, оставалось его прошлое. Он отказывался даже говорить о своей матери или о битве за контроль над БФИ. Пока Алессандра не заговаривала на одну из этих тем – а она старательно их избегала, – он оставался мужем, о котором можно лишь мечтать.

Неделю назад он удивил ее, решив лететь с ней в Нью-Йорк, хотя она знала, что работа отнимает у него все силы.

Он проявил невероятную выдержку с Чарли, хотя вначале мальчик отказывался даже смотреть на него. Он заверил Алекс, что найдет к Чарли подход.

Он выкроил время для того, чтобы провести с ней и с Чарли целый день. Он устроил импровизированный пикник в Центральном парке и изображал с ними туриста. В конце дня Чарли уже спросил Винченцо, когда он снова приедет.

«То, что важно для тебя, важно и для меня», – сказал он ей.

Все, кроме Брунетти.

При одном упоминании Греты, Лео или Массимо он сразу становился другим. Такого Винченцо Алекс не понимала. Долго ли человек способен выдерживать такую ненависть, такой гнев – и не меняться из-за них? Когда все будет кончено, что останется для нее?

Алекс вздохнула и налила себе воды, когда рядом с ней зажужжал отдельный лифт. Сердце у нее забилось часто, как у школьницы, по спине побежали мурашки в предвкушении, когда в гостиной послышались шаги.

Она не видела его четыре дня. Каких-то четыре дня, а ей казалось, что целую вечность.

– Эй! – сказала она, прислоняясь дрожащими ногами к холодному стеклу. В горле у нее снова пересохло.

Он стоял неподвижно в арочном проеме. Расстояние между ними вдруг показалось ей пропастью. Пропастью, которую создал он.

– Что случилось? – спросила она. Сердце у нее упало.

– Ты сказала, что больше не будешь ни во что вмешиваться. Сказала, что выбрала свою дорогу… выбрала меня.

– Да, так и есть.

– Тогда как назвать интриги, которые ты плетешь у меня за спиной? Тебя невозможно оставить одну на несколько дней! Cristo, ничего удивительного в том, что Антонио считает меня побежденным!

– Какие интриги? О чем ты? – Она еще никогда не видела его таким злым; его гнев вызвал ответную реакцию. Магия рассеялась на глазах. – Кстати, буду тебе очень признательна, если ты не станешь обсуждать со стариком нашу семейную жизнь.

Он прищурился.

– Этот старик – единственная замена отцу, какая у меня была. Этот старик – единственная причина, почему я стал удачливым бизнесменом, а не преступником, который коротает жизнь за решеткой!

Так же быстро, как пришел, ее гнев ушел. Она потянулась к нему, погладила его по подбородку. Щетина приятно колола ладонь. Под глазами залегли темные круги. И ей хотелось одного: поцелуями прогнать горечь с его гордого лица.

– Я забыла, как усердно ты трудился, чтобы попасть туда, где ты сейчас.

– Алессандра, меня не нужно жалеть! – рявкнул он.

Она улыбнулась, хотя ее раздирали самые разные эмоции.

– Антонио, конечно, заслуживает моего уважения. Извини, что так отозвалась о нем. Но… – она задумалась, осторожно подбирая слова, – Ви, он явно решил привязать тебя к прошлому… – Она прижалась к нему губами – ей отчаянно хотелось ощутить его вкус. Каждое слово, какое Антонио ему говорил, каждая встреча уводила Винченцо от их счастливого совместного будущего. От возможности наконец избавиться от горечи и гнева, которые он так долго вынашивал. От нее. – И поэтому мне очень страшно.

Когда он не предложил ей утешения, у нее засосало под ложечкой. Страх сковал ее ледяными пальцами; ее пробрала дрожь.

Все так переменилось, что ей снова захотелось убежать. Но она заставила себя забыть о страхе и боли. Крепче обняла его и позволила себе снова стать беззащитной. Он небрежно поцеловал ее. Она ощутила его силу, его аромат и сумела справиться со своими страхами.

Неужели один и тот же человек способен разбить ее и придать ей сил?

Она бы посмеялась над таким вопросом, не будь ставкой в игре ее сердце.

– Ты рассказала Леонардо и Массимо об Антонио, обо всех остальных, – сказал он, отстраняясь.

– Я не думала, что это тайна.

– Я был дураком, что тебе поверил… – Он отошел. Лицо у него напряглось, губы поджались.

«Как будто я в самом деле предала его».

Вдруг ей показалось, словно она заглянула в его мысли.

Не того ли ждал от нее Винченцо? Что она его выдаст, в какой-то момент его бросит? Что она просто предпочтет отойти в сторону или убежать?

Но, вместо того чтобы злиться на его недоверчивость, Алекс вдруг кое-что поняла. Дело не в его доверии к ней, дело в приобретенной неспособности кому-либо доверять. Это шрамы, оставленные тяжелым детством, когда ему не на кого было опереться. Когда рядом с ним никого не было.

Она заговорила мягче:

– То, чего хочет от тебя Антонио, не идет тебе на пользу… Так что, конечно, он считает произошедшее предательством с моей стороны.

– Я не собираюсь это с тобой обсуждать.

– Так не обсуждай! – Она вспыхнула. – Появилась еще одна тема, на которую мне запрещено говорить, если я хочу уберечь нашу хрупкую семейную лодку от крушения!

– О чем ты, черт тебя подери?

– Я не имею права спрашивать о твоей матери. Мне нельзя упоминать о Лео и Массимо, которых я считаю своими родными. И с этим я примирилась. Ради того, чтобы быть с тобой… Я оказала им одну маленькую услугу в обмен на сотни услуг, которыми они меня осыпали. Мне надоело, что ты постоянно сомневаешься в моей преданности!

Он сел на постель, закрыл голову руками и глубоко вздохнул. Он выглядел так, словно на его плечах лежала вся тяжесть мира. Может быть, раньше так оно и было. Только все изменилось.

И продолжало меняться.

И будь она проклята, если позволит ему и дальше нести эту ношу в одиночку.

– Ви, позволь мне все объяснить.

– Почему ты им рассказала?

– Потому! Они должны знать, что поступки их отца имеют далекоидущие последствия! И ты вовсе не обязан один исправлять все, что наворотил Сильвио, добиваясь справедливости для всех, кто не в силах за себя постоять.

Он притянул ее к себе с глухим рычанием, похожим на звериный рык, когда хищник находится при последнем издыхании, и сердце ее вдруг заболело. Спрятав лицо у нее на груди, он обхватил ее за талию. Она рассеянно перебирала пальцами его жесткие волосы.

– Лео скоро станет отцом двух детей. Представь, что у нас с тобой есть ребенок и кто-то со стороны желает нашей семье столько зла, как все те люди… – Ее передернуло, и он крепче сжал ее.

– Почему тебе всегда удается мне все объяснить? – спросил он.

Их взгляды встретились. Зажглись чувством, которое возникло у обоих с первой встречи. Однако он не стремился к компромиссу и переменам, ради которых иногда требовалось пойти на жертву.

– Я уже решил не сносить виллу, – сказал он, и внутри ее зажглась искра надежды. – Но…

Больше ей ничего не хотелось слышать. Прижав палец к его губам, она сбросила тонкий халат и встала перед ним обнаженная. Их поцелуй стал сплавом желания и надежды – и того чувства, которое робко прорастало в груди обоих.

Он целовал ее грубо, страстно, отчаянно. Он не давал, а брал. Брал все, что она могла ему дать.

Она видела голод в его глазах. В его напрягшихся мускулах. Но дело было не только в похоти. Он тянулся к ней, когда земля уходила у него из-под ног. Он взял ее груди в ладони, ущипнул ее соски, а она сняла с него рубашку, сама не своя от нетерпения. Дернула молнию на брюках и просунула руку внутрь и взяла его член.

– Bella, хочу в тебя. Сейчас же.

– Да, пожалуйста! – прошептала она в ответ.

Их губы встретились и не размыкались, пока он сбрасывал с себя остатки одежды. Прижавшись к нему всем телом – грудь к груди, живот к животу, – она тихо застонала. Обвив ногами его талию, она запрокинула голову назад.

Он вошел в нее, прижав ее спиной к стене. Она медленно скользила вверх-вниз по его животу. Но он не двигался. Просто держал ее, позволяя почувствовать всего себя. Она слышала, как гулко бьется его сердце.

– В том доме будем жить мы, bella. Ты, я, наши дети. Только на таком условии я ее не уничтожу.

– Но…

– Вот мой свадебный подарок тебе, cara mia. Теперь решать тебе.

Не дожидаясь ответа, он начал двигаться, и ее глаза закатились.

Еще один пламенный поцелуй заглушил не только ее возражения. Она забыла, как дышать. Впрочем, ей и возражать не хотелось. Она возьмет то немногое, что он ей дарит. Он изменился ради нее. Из-за нее.

Опершись рукой о стену рядом с ее головой, он со стоном вышел из нее и снова вошел. Покусывая ей шею, он доводил ее до вершины наслаждения, усиливая сладость.

С каждым новым толчком его бедер ее все сильнее подбрасывало вверх. Его лицо казалось диким – он совершенно потерял контроль над собой. Но, несмотря на голод, о ней он не забывал. Он делал все, чтобы ей было хорошо. Когда он взял ее сосок в рот, Алекс распалась на молекулы. На атомы. И он последовал за ней.

Какие-то слова упорно рвались наружу. Сердце рвалось наружу… Но Алекс прикусила язык. Что такое слова? Она и сама им не верила.

Он на деле показал ей, что она ему небезразлична. И это дарило надежду.

А надежды пока более чем достаточно.

* * *

Много времени спустя, положив голову на изгиб его локтя, греясь о него, Алекс спросила:

– Что такого сделали Лео и Массимо? Чем они так разозлили Антонио? Ты мне так и не сказал.

Она ожидала, что он прикажет ей молчать; он же только вздохнул. Она понимала: ей на помощь пришла темнота. И не только. Она уже замечала в нем перемены. Сдвиг. Беззащитность, от которой у нее защипало глаза.

Из последних сил она цеплялась за свою надежду.

Он провел пальцами по ее шее и хрипло прошептал:

– Они предложили финансовое возмещение родственникам тех, кого в свое время обманул и раздавил их отец. Предложили обучение, работу… даже пакеты акций в БФИ.

У Алекс стало легче на душе. Ее вера в них снова подтвердилась. Она с трудом сдерживала радость.

– Но это ведь хорошо, разве нет?

– Хорошо? Они покупают прощение, cara, разве ты не понимаешь? – Но говорил он без всякого пыла. Он смирился. Возможно, даже принял их поступок – и надежда расцветала в ее груди. – Именно поэтому Антонио отказался даже прикасаться ко всему, что они предлагают.

– Им не нужно прощение. И они не обязаны были искупать грехи Сильвио. Они так поступили, потому что обостренно чувствуют несправедливость. – Она выдержала его взгляд в темноте, заметила, как злые искры в его глазах погасли. И вдруг она поняла. – Ты потрясен потому, что они оказались не чудовищами, какими ты их долго считал! Что они по-настоящему порядочные люди. Хорошие люди. Ви, еще не поздно. Если бы ты только…

– Алессандра, не начинай! – хрипло перебил ее он.

– Разве поводом для всего не стала помощь тем, кто не в состоянии помочь себе сам? Разве ты все затеял не ради того, чтобы возместить ущерб, причиненный им Сильвио Брунетти? Неужели для тебя важнее то, что их спасителем станешь именно ты, а не кто-то другой?

Винченцо молчал. Слова Алессандры пронзали его, как удары ножа. Ее слова лишали его гнева и горечи, которые он лелеял столько лет. Ему хотелось наорать на нее, приказать молчать. Перестать копаться в нем. Если она отнимет у него жажду мщения, стремление к справедливости, если лишит сил на битву, которая поглощала всю его сознательную жизнь, что от него останется?

Если он откажется от стремления завоевать БФИ, что останется в нем – и от него? Он так тщательно планировал каждый шаг! Пути назад нет. Нет выхода из угла, в который он сам себя загнал.

Если он остановится, как он сможет смотреть на себя в зеркало? Как вернется к себе? Как откроется, подставится сейчас, на финальном этапе?

Он понял: его гнев, ожесточение, его амбиции и жажда мщения – его броня. Броня против глупых надежд и беззащитности.

Броня против страшного осознания: он стал человеком, который не заслуживает лежащей рядом женщины.

Броня против превращения в человека, который отчаянно нуждается в любви, но не знает, как дарить или принимать ее.

Глава 11

Прошло несколько дней с тех пор, как они вернулись из Нью-Йорка. Алекс обнаженная стояла перед мраморным туалетным столиком и смотрела на свое отражение в запотевшем от пара зеркале. Что-то изменилось. Странно! Она провела пальцами по животу, вверх, к грудям, сжала их в ладонях. Они словно отяжелели и ныли – как и все ее тело.

Сказался ли стресс последних месяцев? Или с ней что-то совершенно другое?

Нет… Не может быть! Она все время принимала таблетки – еще до того, как познакомилась с Винченцо на Бали. Правда, после того, как они поженились, они перестали пользоваться презервативами.

Жаль, что ей не с кем поговорить. Но Грета уехала. Как и все остальные. Как все. Теперь вилла – их дом. Ее и Винченцо. А скоро она станет и домом для Чарли, как только они получат над ним право опеки.

А еще – она вдруг преисполнилась уверенностью – вилла станет домом и для этого ребенка.

Она положила ладонь на живот, ожидая, когда испугается.

Но страх все не приходил. Наоборот, ей стало как-то очень покойно на душе. Несмотря на то, что в эту самую минуту Винченцо, Лео, Массимо и Грета находились в штаб-квартире БФИ в Милане, где по требованию Винченцо созвали экстренное заседание совета директоров. Она знала: он почти дошел до конца. Совет директоров объявит Лео вотум недоверия. Кроме того, у Винченцо теперь контрольный пакет. И он станет главным управляющим БФИ.

Тяжело было смотреть, как Грета, Лео и Массимо покидают виллу. И все же близок конец войны, которую так долго вел Винченцо. Он достигнет своей цели!

Брунетти не испытывают ненависти ни к ней, ни к Винченцо. Скоро все начнут новую жизнь. Станут настоящей семьей. У них появятся дети – Чарли и этот малыш… И тогда, может быть, он сумеет понять, как много значат для нее Брунетти. Если Лео и Массимо простят его, разве Винченцо не поймет, что пора отпустить прошлое? Как только он это сделает, он освободится.

Алекс улыбнулась своему отражению. Надежда придавала ей силы.

В поисках жены Винченцо поднялся на верхний этаж. Его охватил неизъяснимый ужас.

Все финансовое общество Милана собралось внизу и в парке; все праздновали его победу. Прославляли его. Искали его милостей. Уже старались ему угодить.

Он с огромным отрывом победил Леонардо на голосовании о вотуме доверия. Но, конечно, он радовался бы куда больше, если бы Алекс не исчезла, едва показавшись. И когда он вернулся с заседания совета директоров, и на сегодняшнем званом вечере.

Все раздражение выветрилось, когда он вышел на террасу и увидел, что она смотрит на парк и озеро. Великолепный вид нисколько не умалял ее красоты.

Она обернулась, и он остановился. Розовое вечернее платье облегало все ее изгибы и выпуклости, подчеркивая гибкую фигуру. Красивые волосы развевались на ветру, на шее посверкивало бриллиантовое колье, которое он купил ей вчера.

И все же хватило одного взгляда на ее лицо, чтобы понять – она с ним рядом, как и полагается идеальной жене, но совсем не чувствует себя счастливой.

Более того, ей плохо.

И дело не только в физической усталости. Жизненная сила, которая так привлекла его при первой встрече, радость, которую он видел в день их импровизированной свадьбы, исчезли без следа. Он почувствовал себя виноватым. Не хотелось признаваться в том, что это из-за него у нее в глазах такое затравленное выражение.

– Ну что, теперь ты доволен? – спросила она.

Он пожал плечами. Ее тон настораживал.

– Алессандра, я хочу праздновать. Я хочу уложить тебя в постель, bella. И больше не ссориться – во всяком случае, сегодня.

– Я тоже сегодня хотела отпраздновать твою победу. Я даже думала о ней как о свободе. Свободе от оков, которые ты сам на себя надел. Свободе от прошлого. Я надеялась, что ты станешь моим. Только моим.

– Я и есть твой. Я тебе уже говорил.

– Только на твоих условиях, Ви. Теперь я это понимаю. И все же я радовалась за тебя. Я хотела лечь с тобой в постель, чтобы ты обнимал меня, когда я скажу тебе самую потрясающую новость – мне не терпелось сообщить ее тебе весь день. Я хотела… – По ее щеке скатилась слеза. – Я столько всего хотела! Но…

Он подошел к ней. Грудь ему сковал ледяной страх.

– Алессандра, ты ведь знала, что так будет.

– Да, знала. Я умоляла Лео и Массимо простить тебя. Рассказала о твоей матери, о том, сколько всего ты пережил. Я примирилась с тем, что ты – такой, как есть, и несмотря ни на что я… любила тебя! И люблю… больше всего на свете. Поэтому сейчас мне так больно. – Она положила руку на грудь. – Мне кажется, будто у меня снова разбивается сердце.

Ее слова били его в солнечное сплетение. Она любит его. Боже, она любит его! Ее слова эхом отдавались внутри. Земля зашаталась у него под ногами, и он не знал, за что ухватиться.

– Алессандра…

Она отпрянула.

– Я всегда думала, что мне удастся спасти от тебя Лео, Массимо и Грету. Мне казалось… Но их не требовалось спасать. Даже после того, как ты сместил Лео с поста главного управляющего, даже после того, как ты отобрал у них виллу, они в порядке. Зато ты потерял все самое ценное. И спасать нужно тебя.

Она как будто дала ему пощечину.

– Меня не нужно спасать!

Она продолжала, словно не слышала:

– Это самое важное, что я узнала за последние месяцы… Другие не в силах нас спасти, верно? Потому что спасаться приходится в первую очередь от нас самих… И делать это нужно самим. Единственная надежда – в том, что кто-то, кого мы любим, кто любит нас, останется рядом… Будет верить в нас, даже когда мы сами теряем веру. Когда страх так ослепляет, что… мы не видим, куда идти дальше.

Она погладила его по щеке. Из ее глаз хлынули слезы.

– Ты сделал так для меня. Ты заставил меня понять, что я должна остаться и бороться. Ты сделал меня… – Она уткнулась ему в шею. Ее слезы жгли его кожу. Его жгла ее любовь к нему. Ему хотелось прижать ее к себе и обнять. Но он не мог. Ему казалось, что он тонет.

– Алессандра, скажи, что случилось!

– Знаешь, ты был прав, сказав, что я не понимаю, что много лет назад сделала Грета. Я не понимала, какую глубокую боль ты испытываешь всякий раз, как видишь ее. Ты даже не можешь сказать матери, что…

– Алессандра! Ты все знала, когда делала свой выбор. Что изменилось?

Она вскинула голову. Ее глаза стали совершенно ясными.

– Я жду ребенка.

Ее слова лишили Винченцо дара речи. Он посмотрел на ее ладонь, лежащую на животе, и в глаза, которые горели убежденностью.

– Ты… ждешь ребенка? – Он погладил ее по голове. – Когда…

– Да. Представляешь? Мне было так плохо! Но когда я увидела, что тест положительный… у меня закружилась голова. Мы с тобой создали новую жизнь. Я думала, таким образом Вселенная дает мне то, что я хочу, – семью. Ребенка, которого я создала с обожаемым мужчиной. У меня было все, что я хотела.

– Алекс, раз у тебя такая прекрасная новость, почему ты плачешь?

– Меня переполняла радость. Я великодушно решила, что прощу Грету за то, что она с тобой сделала. Я… ей позвонила. Я сразу поняла, что что-то не так, и заставила рассказать, как ты угрожал ей. Мое счастье стало ценой, которую ей пришлось заплатить. Ее любовь ко мне и моя любовь к тебе стала для тебя разменной монетой. Ты хоть понимаешь, как это плохо? Ты…

– Алессандра, послушай. Сегодняшняя победа в БФИ…

– Нет! Я достаточно тебя слушала, Ви. Больше не могу. И знаешь, почему? – Она сердито смахнула слезы. – Потому что пропала последняя искра надежды на то, что мы можем спасти нашу семью. Что бы ты сейчас ни сказал, ничего не вернется! – Ярость сверкала в ее красивых глазах. – Ты обещал, что никогда не воспользуешься мной против них. Ты сказал, что будешь держать меня в стороне от своей войны, но нарушил слово. Лео и Массимо чувствовали себя виноватыми из-за того, что сделали с тобой другие. Ты воспользовался этим и выгнал их отсюда. По-твоему, любовь – слабость, которую можно эксплуатировать… Ты никогда не изгонишь из себя яд. Никогда не раскроешься навстречу любви. Слишком поздно. Яд слишком долго отравлял тебя изнутри. Я бы еще могла с этим примириться, но не ребенок… И не Чарли.

– Значит, ты поставила на нас крест?

– Я отказываюсь принять меньшее, чем заслуживаю. Я достойна того, чтобы жить с человеком, который признает ценность любви. Этот ребенок и Чарли должны расти с отцом, способным их любить.

– Я буду любить нашего ребенка! – воскликнул он.

– В самом деле? И расскажешь ему или ей, как ты поступил со своими братьями? Расскажешь о его кузенах и кузинах? Ви, что ты оставишь нашему ребенку в наследство? Любовь или ненависть и месть?

– Алессандра, не надо, – сказал он, и Алекс невольно смягчилась, услышав в его голосе нотки отчаяния. Он выглядел таким же опустошенным, как она. – Значит, ты готова погубить все, чего ты хотела? И от Чарли тоже откажешься?

– Нет, не откажусь. Я ни за что не откажусь от Чарли. И я добьюсь прав опеки над ним, потому что ты мне поможешь. Между нами все кончено, но не для всего мира. Пока Чарли не окажется у меня, ты мой должник. Надеюсь, тебе хватит порядочности выполнить хотя бы это обещание… Ну а растить его одной мне не придется. У меня есть семья. Лео и Массимо меня поддержат, если мне понадобится помощь. У Чарли уже есть семья, которая полюбит его – через меня.

– А… наш ребенок?

– Я буду любить и нашего ребенка. Пойду на что угодно, чтобы защитить нашего ребенка, в том числе и от тебя. Надеюсь, ты не способен разлучить мать с ребенком, верно? Хотя бы по этому поводу мне можно не волноваться.

– Ты меня бросаешь и все же веришь в меня, bella?

– Да, Ви. Потому что ты наказываешь только себя. Я видела, как ты исподтишка смотришь на Лео и Массимо. Ты не способен понять, насколько глубоко любит меня Грета. Почти двадцать лет тебя поддерживали люди, которые вложили деньги в то, чтобы ты уничтожил Брунетти. Ты словно поселился на острове. Но мне невыносимо видеть, как тебе больно и одиноко. Тебе нужны родственники, нужна семья. Я отказываюсь стоять в стороне и наблюдать, как тоска пожирает тебя изнутри, месяц за месяцем. Отказываюсь позволить горю разъесть тебя, а чувству вины – поглотить меня и еще две невинные жизни… Ты так хотел получить свою империю, Ви. Ну вот, ты ее получил. Но ты не получил меня.

Его глаза полыхнули гневом, и им овладело спокойствие.

– По крайней мере, не лги, что любишь меня.

– Я действительно люблю тебя. Всем сердцем. Я полностью понимаю, что значит так сильно любить кого-то, что желаешь одного – его счастья. Благополучия. Но любовь – не слабость, Ви. Как ни болит у меня сердце, я не могу назвать любовь слабостью.

С этими словами она ушла, высоко подняв голову. Ушла из его жизни.

А он остался с пустыми руками у подножия построенной им империи.

Слова Алессандры преследовали Винченцо, пока он бродил по залам, населенным духами его предков. В руке он сжимал бутылку лучшего виски Леонардо.

Впервые в жизни он напился в хлам, послав к чертям самообладание. Впервые в жизни на него столько всего обрушилось.

Он бродил из комнаты в комнату. Невыносимо было дольше нескольких минут оставаться в спальне, которую он раньше делил с ней. Он переходил в просторную кухню, где еще на прошлой неделе звенел смех, когда их навестил младший брат Натали, а Нея кричала, что близнецы играют в ее животе в футбол. Заглядывал в оранжерею, где каждый кусок шелка напоминал о его жене; в гостиную, где стояло старинное пианино; в сводчатую галерею с портретами его предков, которые смотрели на него, как ему казалось, одобрительно.

«Всю жизнь отец твердил мне, что я недостоин того, чтобы войти в их семью. Что я никогда не буду достаточно хорош. Но потом появилась Натали, и с ее помощью я понял: совсем неплохо не быть похожим на этих чудовищ».

Эти слова произнес Массимо несколько дней назад. Бродя по вилле, Винченцо часто натыкался на своего младшего брата, который делал то же самое. При мысли о том, какой гений его младший брат, как он завоевал верность и любовь Натали, ком подкатывал к горлу Винченцо; ему очень хотелось признать родство и привязанность к этому независимому гению, которая крепла у него внутри.

Интересно, почему, глядя на портреты своих предков, Винченцо угадывал в их лицах одобрение? Наверное, он истинный потомок Сильвио Брунетти – жестокий, способный на ненависть и разрушение.

Он так долго ненавидел своих родственников. Воспользовавшись ненавистью, он вознесся на недосягаемые высоты. Он думал, что победит, когда достигнет желаемого и отомстит. Но всепоглощающая сила, двигавшая им всю жизнь, ушла, и его душа стала такой же пустой, как проклятая вилла!

Он забрел в суперсовременную компьютерную лабораторию, принадлежавшую Массимо. По словам Алессандры, раньше здесь находился винный погреб… На вилле Алессандра была счастлива, а он лишил ее счастья.

Он ввел пароль, толкнул дверь и принялся расхаживать по опустевшей лаборатории.

Потом отправился в теплицу, которую Леонардо переделал для себя.

Оказывается, теплицу очень любила мать Леонардо, первая жена Сильвио Брунетти. Она сбежала среди ночи, оставив своего пятилетнего сына с чудовищем, от которого сама спасалась.

Влажный воздух в теплице согрел его. Он рассеянно бродил, трогая то одно, то другое, представляя себе Леонардо и его беременную жену Нею. Они наверняка обсуждают будущее своих детей. Теперь из-за него здесь тоже все опустело.

Леонардо как-то слишком легко отказался от виллы в пользу Винченцо, хотя вилла должна была достаться его детям.

Он захлопнул за собой дверь теплицы и зашагал наверх, к дому. Он понятия не имел, сколько раз ходил по одной и той же тропинке, совершая своего рода паломничество в лабораторию, теплицу и оранжерею, а потом возвращался назад.

Куда бы он ни смотрел, видел Алессандру. Она смеялась, плакала, целовала его, дразнила Массимо, обнимала Леонардо. Он чувствовал себя забытым привидением, проклятым призраком, который поселился в этих стенах, где когда-то мечтал жить. Теперь у него есть все, чего он хотел.

Но он потерял то, что ему было отчаянно нужно. То единственное, без чего он не мог жить: любовь Алессандры, ее смех, поцелуи, слезы, ее радостную близость. Всю свою жизнь он был один; почему же сейчас ему так плохо? Теперешнее одиночество давило на него тяжким грузом. Он даже не знал, что способен на такие переживания. Он сам изменился. Ему стоило остановиться уже давно, но он боялся иметь дело с тем, кем он стал. Понять, каким пустым он стал внутри.

И вот он очутился в пустоте.

Он вздрогнул, услышав шаги. Сердце ускорило свой бег. Он готов был упасть на колени, только бы его надежда оправдалась…

Луна осветила два темных силуэта в сводчатом проеме. Он зажмурился, когда зажглась яркая хрустальная люстра. Пол поплыл у него перед глазами, и он инстинктивно ухватился за рояль, чтобы не упасть. Подняв голову, он громко выругался.

Массимо расхохотался. Леонардо промолчал, но уголки его губ дернулись, и Винченцо захотелось вколотить в него презрительную улыбку.

– Что вам надо? – осведомился он, выпрямляясь.

– Пришли проверить, как ты тут. – Массимо смерил растрепанного Винченцо понимающим взглядом. – Лео, я так и думал, что мы найдем его в таком состоянии. Это почти искупает все, что он нам причинил… Почти.

Винченцо снова выругался.

– Убирайтесь! Убирайтесь из моего дома!

Леонардо подошел к нему. Губы его скривились в улыбке. Винченцо больше не мог отрицать сходства между собой и этим человеком… Из него наверняка получился бы отличный старший брат. Образец для подражания. Защитник.

– Моя жена вот-вот родит, причем двойню, неблагодарный ублюдок! А я мчусь сюда среди ночи, чтобы проверить, как ты, потому что она об этом попросила!

Массимо снова рассмеялся.

– Как видишь, наш старший брат сильно нервничает. С Неей и близнецами все вышло из-под его контроля, что сводит его с ума… Потому-то она и попросила меня отвезти его сюда. Я оставил Натали. Будь она здесь, не позволила бы Лео вколачивать в тебя здравый смысл.

Винченцо почесал затылок, стараясь понять, что они имеют в виду. Неужели они собираются его избить?

– Погодите, кто просил вас проверить, как я? Вы ведь не о Нее сейчас говорите?

– Твоя жена, кто же еще? – заревел Лео. – Женщина, которой ты разбил сердце! Которой ты не заслуживаешь!

– Она сама меня бросила, – всхлипнул Винченцо. – Ты прав. Я ее не заслуживаю. Она дала мне возможность искупить вину. А я этот шанс потерял. Я… выгнал ее. Я… собственными руками убил все, что она ко мне чувствовала!

Слова замерли у него на губах, когда он увидел потрясенное лицо Массимо.

Колени под ним наконец-то подогнулись, и Винченцо опустился на пол. Закрыл голову руками. Что он наделал?! Зачем ему эта проклятая вилла, компания, даже жизнь без нее? Он поднял голову, и его сковал страх, равного которому он прежде не знал.

– Я… все выиграл и все проиграл одним ударом!

Братья опустились на пол рядом с ним. Ему стало стыдно; он почувствовал себя беззащитным. И лишился дара речи.

– Зачем вы приехали? Ведь я выгнал вас из вашего собственного дома!

– Мы не в состоянии представить, что ты пережил. Что значит видеть мать, которая тебя не узнает. Но все можно исправить, Ви, – мягко проговорил Массимо, называя его так, как прежде называла только она. – Докажи, что Алекс не случайно поверила в тебя.

– А еще мы приехали, потому что испытывали в свое время то же самое, – добавил Лео. – Стоя на груде пепла, созданной нашими действиями. Не действиями нашего отца, Винченцо. – Впервые Лео называл его по имени. – И не Греты. А нашими. Это ты позволил уйти женщине, которая тебя любит!

Винченцо с трудом поднялся на ноги.

– Отправляйся к ней, но только если считаешь, что поступишь с ней по справедливости. Только если… – В голосе Лео снова послышались угрожающие нотки.

– Алекс заслуживает самого лучшего, – вздохнул Винченцо, и оба его собеседника кивнули.

«…Спасаться приходится в первую очередь от нас самих… И делать это нужно самим. Единственная надежда – в том, что кто-то, кого мы любим, кто любит нас, останется рядом… Будет верить в нас, даже когда мы сами теряем веру».

Она была права. Винченцо надеялся, что Алессандра останется с ним. Что он этого достоин.

– Рассчитываю на твой ответный шаг. – Массимо хлопнул его по спине.

Винченцо вытер глаза и посмотрел на двух людей, чье прощение ему только предстояло заслужить. Но сейчас еще рано.

– Cristo, если вы снова начнете нести психологическую чушь, что Алессандра думает, что я многое потерял, не став одним из вас, я с радостью скажу ей, что она ошибается. Я… мне не нужно, чтобы парочка ублюдков Брунетти говорила мне, что я облажался.

– Ха! Мы приехали сказать, что ты выбрал женщину, которая простит тебе почти все. Если, конечно, ты как следует поползаешь перед ней на брюхе… Ви.

Лео встал.

– У Массимо в таких делах большой опыт, если тебе нужно руководство.

Винченцо посмотрел на них: