Текст книги "Лики Богов"

Часть 1. Война за «младшего брата».

Закрой глаза, и ты почувствуешь, как широкие крылья рассекают воздух, как окидывает зоркий взор цветущие земли, данные Богами, как игривый ветерок разносит по округе пряный запах трав. Прекрасное творение Тары – нежный, хрупкий мир, который сотрясает тяжёлый топот чужих скакунов. Слышишь крик? Твой младший брат просит о помощи. Успеешь ли ты укрыть его своим крылом, закрыть широкой спиной, уберечь от расправы? Готов ли ты шагнуть в объятия Мары вместо него?

Лики Богов

Море жидким мрамором покачивалось у стен неприступной крепости, бросая пену на чешую покатого берега. Каменной вязью на лоскуте суши раскинулся город, чаруя великолепием, поражая величием. Мощёные улочки огибали увенчанные красными крышами дома, мраморные колонны тянулись ввысь, удерживая резные своды языческих храмов. Бронзовая Гера горделиво взирала на хлопочущий люд, навечно застыв немым величием прошлого. Теперь вера, которую венчала жена Громовержца, была лишь памятником древней истории, каменными эпизодами архитектурных шедевров. Больше не знали подношений святилища, не слышали молитв и песен, угасли, забытые ныне живущими. Иная вера воцарилась в головах, опустилась на трон, выстроила новую империю. В златоглавых храмах звенели колокола, восславляя Бога, дивное пение возносилось к расписному куполу, святые лики наблюдали за процессией, храня таинство священных обрядов.

За храмовыми стенами раскинулись парки и фонтаны, радуя взоры горожан. Напротив, через дорогу от святых обителей, овальным блюдом вытянулся ипподром, ожидая резвых коней, ловких всадников и ликующих зрителей. Цветущие сады шелестящей тесьмой обрамляли роскошный замок императора, развернувшийся между христианскими церквями и ипподромом. Отражением Небесного Иерусалима стал великий город, непобедимый, благословенный Константинополь.

Колоннады и галереи тянулись вдоль садов, тишина царила в императорском дворе, лишь звон колоколов отдалённым переливом венчал воцарившееся согласие. Ни единой души не было рядом, слуги и придворные не решались показаться здесь. Все знали о том, что в Константинополь прибыл очень важный гость. Гость явно ничего не опасался, ибо прибыл лишь с пятью воинами – самыми близкими к нему доверенными людьми. В лицах чужаков легко было узнать тархтар – славянских язычников, веками живущих независимыми общинами, объединяющимися лишь на время войны. Тархтары были частыми гостями в Византии, вели торговые дела, доставляя отменную пушнину, серебряные и золотые украшения, драгоценные камни, речной жемчуг, великолепное оружие. Не редко византийские императоры нанимали тархтарские дружины себе в помощь, когда ненавистные крестоносцы наносили удар на неокрепшую после арабских нашествий страну. Но при всём этом к тархтарам относились крайне настороженно, ведь отношения не всегда складывались мирно. Язычники не боялись добиваться торговых привилегий силой, когда переговоры терпели крах. Вот и теперь хмурые воины терпеливо ожидали князя, поблёскивая кольчугами, стояли в тени дворцовых стен. Свирепости их виду придавали длинные волосы и отросшие бороды, тяжеленные мечи в богато украшенных ножнах. Не до красот и манер было вымотанным двухлетней войной дружинникам, не до любования городским великолепием, не до флирта с местными красавицами. Воины ожидали князя, ведь от его слова зависел дальнейший путь.

Сам же князь, прибывая в обществе великого императора, прогуливался по цветущим садам, бросая взор на мраморное море, упирающееся в горизонт. Заремир – великий князь всех земель Тарха и Тары* – сохранял молчание, слушая красивые речи императора о мироустройстве. Сорокалетний воин, прошедший сотни сражений, не любил лишних рассуждений, отводящих от сути разговора, но при этом умел сохранять самообладание. Его глубоко посаженные карие глаза, равнодушно взирали на величие дворца, на смуглой коже выступал пот от невыносимой жары. Отбросив смоляные кудри за спину, Заремир посмотрел на императора. Он был немного старше, на пару-тройку лет, чуть ниже ростом и раздражительно красноречив. Но было одно очень важное обстоятельство, которое указывало на важность их встречи – император говорил на славянском языке.

– Не перестаю дивиться тому, аки ты, Василий, искусно изъясняешься на моей родной речи, – улыбнулся князь.

– Твои предки так часто воевали с моими, что речь ваша стала мне надобна, – засмеялся император. – Изучать её стал по мирным договорам нашим, дабы ваши писари туда не вписали чего ненароком.

– Мои пращуры воевали с вами, да никогда не обманывали, – нахмурился князь.

– Да-да, – поспешил оправдаться владыка, – посему отрадно мне от того, что теперича союзниками мы стали.

__________________________________________________________________

Великая Тархтария* – земля Тарха и Тары – огромная страна в Азии, охватывающая территории Западной и Восточной Сибири, Дальнего Востока, Средней Азии, нынешних Монголии, Китая, большей части Индии и др. стран, части Северной Америки, современных Аляски и Калифорнии.

Заремир вновь уставился на море – император ходил вокруг да около, что начинало злить.

– К тому же, – продолжал Василий, – моя сестрица давеча вернулась ко мне. Помогает теперича в изучении речи славянской. Жаль сын её не возжелал под крылом моим устроиться.

Заремир изогнул бровь, вопросительно посмотрев на императора. Тот явно приближался к цели их встречи, что рождало любопытство в Великом князе.

– Я бы мог дать ему хорошее образование, научить политике… эмм, по-вашему – ведению дел государственных.

– Знаю что такое политика, – прошипел Заремир, предвкушая очередное отвлечение.

– Да не слышит меня дражайший племянник. Говорит, без надобности оно мужу тархтарскому, – нахмурился Василий. Замолчав, внимательно всмотрелся в лицо собеседника. Подумав о чём-то, вновь заговорил, вновь издалека: – Вера ваша славянская до сих пор в умах люда крепится. Не понять мне почто нужен этот варварский пережиток. Многобожье – следствие невежества людского, необразованности. Есть один Бог – единый творец всему.

– Творец правда един, – заговорил Заремир. – Род* создал мир, всё что зримо нам да незримо. Род воплотился в сути каждого явления, породив чад своих, кои есть он. С ранних лет учился зрить во всём, что меня окружает лики Богов. В ветра порыве дыхание Стрибога* чувствовать, в солнечном диске зрить Хорса*, а сестру его – в лунном. Тару* зрить в гуще лесной, лентах рек, скатертях полей; Тарха* – в призвании своём. Перун* мой дух укрепляет, отчего страшатся вороги меча мого. Мара* баюкает павших братьев, чьи жизни Макошь* серпом серебряным обрезала. А все вместе они – есть Род, аки я, аки ты.

__________________________________________________________________

Род* – творец Богов, миров и всего живого.

Стрибог* – Бог ветра, правитель воздушного пространства.

Хорс* – бог солнечного диска.

Тарх (Даждьбог)* – бог отражённого света, тепла, плодородия и податель блага людям. Прародитель славян. Тара* – сестра Тарха – богиня-покровительница живой природы.

Перун* – Бог грома и воинской доблести.

Мара* – богиня жатвы, плодородия и Смерти, покровительница колдовства и справедливости.

Макошь* – Богиня Пряха Судеб.

Снисходительно улыбнувшись, Василий коснулся плеча собеседника, заговорил ласково:

– Почто столько образов плодить да каждого почитать? Един Бог во всех явлениях, благодатью его жизнь наша пропитана. Ему одному души зримы наши, им одним души наши движимы. Ты познай, Заремир, веру христианскую, тронет она сердце твоё, к свету обратит. А со светом благодать Божью обретёшь.

– Не вижу в том надобности, – нахмурился князь, чувствуя, как разговор вновь отходит от сути. – По мне, все религии об одном да том же говорят, токмо называют по-разному. Иконы писать али чуры* возводить – всё едино. По всему миру с дружиной хаживал, видывал земли да страны иные. Многое об укладах иноплеменных знаю, многими наречиями владею. Не надо со мной, аки с чадом малым, Василий. Не для того я с аримийских* границ сорвался, дабы о Христе речи вести. Ты про веру неспроста заговорил. По мне, вера лишь для того надобна, дабы народы единить. Вот ты, думается, так же считаешь. Скажи теперича, прав ли я? Затем меня позвал?

Застыв в удивлении, Василий всмотрелся в гордый лик Заремира. Этот варвар мог сравниться с ним в красноречии и философских рассуждениях, в политических играх. Улыбка медленно исказила лицо владыки. Дотронувшись до блестящих пластин княжеского панциря, император построил разговор иначе.

– Аримия земли тархтарские веками отобрать пытается. Отец твой с Аримией бился, теперича ты. Не думал ли о том, что всему виной уклад ваш? Вера славянская не терпит власти над людом. А земли ваши обширные, богатые. Как управлять ими, коли нет главы единой? Князей сами выбираете из лучших мужей тархтарских, а опосле гоните их. Не будет лада в устройстве таком, да земли ваши государством назвать-то нельзя. Коли соберётся на вас сила великая, так не сможете удержать градов своих. Горестно мне оттого. Богатств у вас много, а ладу нет. Как быть, когда…

– Как быть, когда волости твои, свободы желая, на тебя же войной идут? – перебил Заремир, зло улыбаясь. – Да арабам край твой лаком. Тюрки Анатолию* рвут на части, бейлики* плодя да на земли твои покушаясь. Как быть, когда вера христианская, расколовшись на части, лбами империи сталкивает, войну разжигая? Как быть, когда соседям-варварам* златом платить приходится, помощи прося? А задумаешь язычников вокруг перста обвести, торговые пошлины подняв, так они разом войной идут. Как быть, когда Византия по швам трещит, шатается, вот-вот завалится? А договориться-то не с кем, ибо у язычников нет правителя единого. Договорился ты со Святозаром о мире, а он с себя княжью власть сложил. Как быть, ждать ли какого князя тархтарского с набегом дерзким? Вот хотелось было племянника свого вразумить, на трон тархтарский ткнув, да он упёрся, аки баран в веру свою славянскую. Как быть? Как власть удержать? Хотел бы опереться, да не на кого. Горестно мне станет, Василий, коли свергнут тебя да град твой великий по камням разберут.

Застыв, подобно бронзовой Гере, Василий слушал Заремира. Глаза округлялись, по спине бегал холодок. Страх перед князем вперемешку с гневом растекался по сердцу. Не ожидая ни такой дерзости, ни такой гибкости ума, император не знал с чего начать. Совладав с эмоциями, Василий вновь положил руку на плечо князя, добродушно улыбнулся.

– Многими князьями славится Тархтария, да не с каждым дела вести отрадно. Тагур Вольный – искусный воин, да токмо гнев его разум застилает. Владимир, хоть брат тебе по отцовской крови, да ещё молод, во всём слушает свояка* свого – Влуцека. Катайский* князь Истислав образован, мудр, отважен, почитаем войском своим. Всем хорош, токмо одержим верой славянской так, что не можно говорить с ним о связях государственных. Ты же, Заремир Святозарович, воистину прозорлив. Равного в тебе я зрю. Думается, подошёл уж разговор наш к причине прибытия твого. Знаю, что сорвал тебя с границ, знаю, что тюркские бейлики край твой осаждают. Совестно оттого мне.

– Истислав с Тагуром да Владимиром надёжно границы хранят, укрепляют остроги, крепости. Лучших воинов собрал я да к берегам моря Русского супротив тюрков направил. К тебе же прибыл с людьми верными. Коли помощи просить моей станешь, то тысячное войско к берегам Царьграда причалит. Покоен будь, император великий, сил тархтарских на все войны мира хватит.

Хитро улыбнувшись, Василий сжал локоть гостя, пригласительным жестом указал на замок.

__________________________________________________________________

Чуры* – идолы, деревянные изваяния богов.

Аримия* – Китай

Анатолия* – полуостров на западе Азии.

Бейлик* – княжество.

Варвары* – люди, которые для древних греков, а затем и для римлян были чужеземцами, говорили на непонятном им языке и были чужды их культуре.

Свояки* – мужья родных сестер

Катайский край* – земли Великой Тархтарии (западная Сибирь, восточная Сибирь, Дальний Восток).

– Пройдём в покои мои, потолкуем обо всём. Большую радость нахожу в общении нашем.

Согласно кивнув, Заремир направился к замку. Что предложит ему император Византии? Сможет ли он найти то, отчего великий князь Тархтарии не сможет отказаться?

Ледяное дыхание Мары

Золотые лучи уходящего светила на прощание скользнули по глянцевой груди моря. Моряна*, сверкая бриллиантовыми каплями на стройном теле, опустила лазурные очи, явив всю чернь своей грусти на поверхность водной толщи. Высокие скалы скрыли светлый лик Хорса. Небо, укрывшись лиловыми облаками, зашлось стыдливым румянцем, ощутив жаркое дыхание солёных волн. Опускалась ночь. Затихли птицы. Даже море еле слышно шептало крошечным звёздочкам предостережения. Затмив призрачными крыльями ясноокую Дивию*, чёрный лебедь – вестник Мары – закружил над засыпающим лесом. Слепые ветры вырвались из-под его оперения, защекотали тонкие листья деревьев, качнули дрожащие в паутинах капли дождя, прижали пряные травы, разбились об острые линии горных пород.

Цокот копыт разрушил воцарившуюся тишь. Всадники мчались по окаменелым тропам во весь опор, словно сама Смерть дышала им в спины. Кони, время от времени, вставали на дыбы, пытаясь сбросить седоков; пронзительно ржали, чувствуя присутствие потусторонней силы. Да и сами наездники отчётливо слышали женский утробный смех. То была славянская Богиня, о которой османы* много слышали. Говорили, что лик её прекрасен, а синева глаз окутывает душу теплотой и радостью, но стоит ступить в её объятия, как утащит в мир теней и оставит там навечно. Захватчики этих земель были точно уверены, что ненавистные тархтары вызвали свою ледяную Богиню и наслали на их войско.

Со скал сорвались мелкие камушки, покатились к ногам скакунов. В мгновение они вспыхнули, и оглушительные взрывы последовали один за другим. В панике кони ринулись кто куда, разделив отряд надвое. Одна часть спустилась к морю, понеслась вдоль каменистого берега. В суматохе, ничего не разбирая, озираясь по сторонам в поисках незримого противника, всадники устремились к своему лагерю.

__________________________________________________________________

Моряна* – морская принцесса, дочь морского царя.

Дивия*– сестра Хорса – богиня Луны.

Османы (османцы)* – жители одного из тюркских княжеств, зарождающегося османского бейлика.

Чёрная стрела впилась в шею предводителя, повергая на земную твердь. Четверо соратников, спешившись, поспешили на помощь, но тщетно. Вторая стрела вонзилась в висок османца, оборвав его жизнь. Трое оставшихся обнажили мечи и ждали… Кони, ещё минуту назад метавшиеся по берегу, успокоились, замерли, словно каменные статуи. Один из скакунов медленно направился к хозяину. Не сразу в ночной мгле воин смог разглядеть чёрную тень на спине жеребца. Длинная серебристая лента, пропев в воздухе, облизала шею. Чувствуя, как жидкое тепло пропитывает кафтан на груди, несчастный опустился на колени, впиваясь взглядом в покрывающиеся рубиновым кружевом камни. Второй, не успев осознать происходящее, получил удар чем-то тяжёлым в висок – мир покачнулся, руки упёрлись в острые, ещё не отточенные морем булыжники.

Клинки скрестились, металлический звон пронзил влажный воздух. Османец смотрел на противника и не мог понять, чьё лицо скрывает блестящий шлем. Соперник отвёл атаку, провернул в руке саблю и в прыжке опустил её на тюрка. Тот увернулся, размахнулся мечом, но изогнутый клинок остановил его, увел в сторону. Тархтарин молниеносно выхватил вторую саблю, резко провёл острым лезвием по шее неприятеля. Карие глаза укутала пелена, хриплый стон с кровью стёк с губ.

Тархтарин отвернулся от бьющегося в агонии соперника; золочёная голова сокола сдвинула шлем с лица. Заскользив по волосам, шлем сорвался, глухо звякнул о камни, отразил последний взгляд павшего воина. Единственный выживший, оглушённый ударом османец, подполз к морю. Водная гладь отразила его измученный взгляд и девичий лик за спиной. Воин непонимающе всмотрелся в холодные голубые глаза, что-то длинное преломило лунный свет, белая пена скрыла красивое лицо девушки, и ледяное дыхание Мары прекратило земной путь несчастного.

Сабля пропела, провернувшись в узкой ладони; скользнула по рукаву, оставив на красной ткани тёмное пятно вражеской крови, и нырнула в ножны. Вторая изогнутая дива последовала примеру близняшки, покорно укрыв лик в деревянном коробе. Пальцы заправили за ушко волнистые прядки; омуженка* неспешно подошла к серому коню, что в ночи казался пепельным, провела рукой по его широкому лбу, похлопала по мокрой шее:

– Ну пошли, дружок, теперича я о тебе заботиться страну. Будешь у меня Пеплом величаться.

Девушка запрыгнула на спину жеребца и помчалась прочь, оставив после себя лишь смерть на берегу Русского* моря.

__________________________________________________________________

Омуженка* – женщина-воин. Русское* море – название в X-XIV веках Чёрного моря.

***

Кони неслись, обгоняя ветер, всеми силами пытаясь спастись от ночной нечисти. Ворвавшись в лес, не разбирая тропы, перепрыгивали поваленные деревья, каменные глыбы. Огромная тень отделилась от мрака, широченная рука ударила замешкавшегося жеребца в голову. Издав жалобное ржание, скакун повалился на сырую траву вместе с наездником. Приподнявшись на локтях, османец увидел, как злобный дух леса отшвыривает его коня в сторону, словно собачонку; как в широких лапищах со свистом вращаются клинки. Несчастный закричал, с ужасом глядя в безмятежные серые глаза гиганта. Тяжёлый меч оборвал надрывный голос вместе с жизнью.

Подоспевшие соратники, спешившись, ринулись на нечисть, закованную в стальные кольца кольчуги. Прямой блестящий клинок блокировал османский меч, увёл в сторону. Широкий металлический лоб ударил османца в нос; второй меч, резко опустившись на плечо очередного противника, разрубил тело до бедра. Стальные зеркала вновь завращались, рисуя размытые круги. Османец, растирая кровь по лицу, кинулся на лесного духа. Витязь провернулся, отбил клинок одним мечом и во вращении снёс голову вторым. Последний соперник с криком атаковал нечисть, но тот припал к земле, выставил над собой клинок, остановив меч противника, и вторым рассёк живот. Османец выронил оружие; согнувшись, обхватил себя руками. Мелодично пропев, тяжёлая сталь оборвала его страдания.

Услышав знакомые шаги за спиной, мечник улыбнулся. Тонкие руки легли на его плечи, согревая металлическое кружево.

– У тебя всё? – шепнула девушка.

– Угу, – кивнул воин, убирая мечи в ножны. – Я так понял, у тебя тоже.

– Да, – улыбнулась златовласая, – я тебе скакуна раздобыла.

– Умница ты моя, – одобрил витязь, прижимая к себе омуженку, – поспешим тогда к нашим.

Порождения ночи, оседлав коней, ринулись к лагерю осман, на который должна была напасть их дружина.

***

Тяжёлый двуручный меч со свистом кромсал воздух, калеча тела противников; светло-карие медовые глаза подмечали каждую мелочь, что позволяло старшему дружиннику действовать на опережение. Он с размаха выбил вражеский меч, схватил османца за горло, лишая несчастного воздуха, и, ощутив за спиной движение, с разворота снёс голову нападавшему. Бой кипел раскалённой лавой, пронизывая ночь металлическим скрежетом и криками поверженных. Стрелы одна за другой бесшумно впивались в тела османцев. Как не силились захватчики, не могли рассмотреть этого лучника. Лишь тихо скрипнули могучие ветви, тонкая тень проскользнула в сплетённых кронах; густые ресницы, слегка прикрыв огненные глаза, вновь взмыли вверх… довольная улыбка скривила чётко очерченные губы – новая позиция, новая цель.

Кольчуги мелодично позвякивали, клинки певуче вторили им. Дружинники обращали османцев в бегство, вселяли в их сердца ужас. Ужас. Ненавистные тархтары, эти непобедимые русы или как их ещё называли – славяне, занимали огромную территорию, забрали себе все самые плодородные земли, побережья рек и морей. Никто не мог противостоять им, как бы не старались. Ещё лето назад тархтары помогли Византии оттеснить войско Османского бейлика*, ослабив его и сделав лёгкой добычей для персов*. Немалой силы стоило османам отбить натиск соседа и сохранить территориальную целостность. Теперь, затаившие зло тюрки*, прознав о затянувшейся войне славян с Аримией, выступили на Малую Тархтарию* в надежде взять под свой контроль богатую крепость Кырым*.

Совсем некстати император Аримии сдался и подписал мирный договор с Великим Князем всех земель Тарха и Тары – Заремиром Святозаровичем. Владыка разделил своё войско, оставив одних с князем Истиславом охранять аримийско-тархатрские границы и Катайский край, других выслал на подмогу в Кырым. Дружинники пробивались к братьям по крови славянской, освобождая окрестные деревни. Эта ночь была свидетельницей очередной вылазки умелых подопечных прозорливого воеводы Демира Акимовича, которого многие называли Вещим. Тархтары понимали друг друга с полувзгляда, изводили противника хитростью и ловкостью, душили небывалой силой.

Старший дружинник кулаком сбил противника с ног, описал мечом круг, отбив атаку неприятеля и, вернув клинок обратно, рассёк его тело от плеча до пояса.

– Не уж толь все? – раздался откуда-то сверху девичий голос.

__________________________________________________________________

Османский бейлик* – одно из княжеств Анатолии, добившееся политической независимости от Персии.

Персы* – жители Персии – древний народ, который населял территорию современного Ирана.

Тюрки* – прародители современных турков, узбеков, казахов и прочих азиатов.

Малая Тархтария* – автономный округ Великой Тархтарии на берегу реки Танаис (Дон).

Кырым* – город-крепость Малой Тархтарии.

– Все, слезай, – кивнул витязь.

Ветвь скрипнула, и изящная фигурка приземлилась на сизую траву. Тонкие пальцы, отбросив светло-русую косу за спину, отправили лук в налучье*. Равнодушный взор окинул поляну, усеянную трупами, остановился на старшем дружиннике. Спрятав меч в ножны, воин заозирался по сторонам:

– Волот с Умилой не вернулись ещё?

– Не видала их пока, – вздохнула лучница.

Цокот копыт пробежал по земле лёгкой дрожью, заставив дружинников обернуться. Прибывшие всадники спешились – громадный воин, под два метра ростом и без малого метр в плечах, направился к друзьям. За ним следовала стройная девушка, которая едва доходила ему до подбородка. Её грациозная походка приковывала к себе взгляды окружающих, голубые глаза блестели озорством.

– Сами управились, стало быть, – ухмыльнулся витязь.

– Сомневался? – фыркнул старший дружинник, изогнув бровь.

– Переживал, – поправила девушка и, внимательно посмотрев на собеседника, заботливо провела рукой по перепачканной кровью щеке. – Ранен ты, Зорька?

– Нет, Умилушка, то не моя кровь, – заверил Зорька, успев коснуться губами нежной кожи её запястья.

Умила смущённо одёрнула кисть, посмотрела на подругу.

– Настрелялась, Радмила?

– Вдоволь, – скривилась лучница, поправляя обрезанные пальцы перчатки.

– Стройся! – раздался властный голос.

Спешно выстроившись, воины обратили взоры на широкоплечего мужчину лет сорока семи. Его густые усы уходили в бороду, голубые глаза окидывали дружинников холодом, на шлеме танцевали серебряные отблески луны, крепкая ладонь сжимала резную рукоять меча, а русые волосы волнами ниспадали на могучую спину.

– Все целы? Никто не ранен? – спросил воевода.

– В порядке все, батый*, – ответил старший дружинник.

__________________________________________________________________

Налучье* – футляр для ношения и хранения лука.

Батый* – Батя, отец.

– Заночуем в той деревне, – чеканил он, – пошли.

Воины двинулись вперёд, омуженки, оседлав коней, поскакали к деревне, желая отыскать братьям по оружию ночлег. Навалившись на друга, Зорька ухмыльнулся:

– Ну что, могучий Бер*, напугал османцев?

– Ну, мы их с сестрицей сначала погоняли, – улыбнулся тот, сняв шлем с головы, – напугали шибко, разделили да перерезали… Аки всегда.

– М-да, любите вы то, – смеялся друг.

– Говорил с ней, Баровит? – шепнул Бер, глядя в след удаляющейся Умиле.

Баровит – старший дружинник, искусный воин, коего все кликали Красной Зорькой – заметно помрачнел, вздохнул и буркнул нехотя:

– Говорил. А толку?

– Сызнова отказала? – догадался друг.

– Скажи мне, Волот, чего твоей сестре надобно? – спросил Баровит. – Ведь просто разворачивает меня, дескать, не пойду за тебя, а отчего не говорит.

– Сам не понимаю, – пожал плечами Бер. – Я же вижу, как она рвётся к тебе, а почто замуж не хочет, не знаю. Ты не сдавайся, токмо.

– Ну-ну, – горько ухмыльнулся Зорька, – доконает она меня, видят Боги. Умила, аки пламя – красивая да завораживающая, а коснёшься, опалит да не заметит… Непокорна да строптива, тем хороша.

– Ой, ну куда она денется? Сдастся крепость твоя, терпения наберись токмо, – заверил Волот, похлопав Баровита по плечу.

Баровит улыбнулся, страстно желая верить словам друга. Деревенька была уже близко, слышались глухие стуки в двери и девичьи голоса, покой они сулили уставшим воинам. Ночлег, да кружка воды – всё чего им так сейчас хотелось.

Бурное море выбрасывало на берег хрустальные бусы, Дивия сыпала бисер звёзд над вязью полей. Синеглазая Мара ходила меж павших воинов, унося души по тропам птичьих стай, в край дремлющих ветров, погружая их в вечное забвение. Тишина, покой и небо, дожидающееся тонких игл инея рассвета.

__________________________________________________________________

Бер* – медведь.

Поцелуй Лады*

Стада белоснежных овечек-облаков паслись на лазурном безмятежном небе. Золотые струны Хорса пронизывали их густую шерсть, щекоча нежную кожу. Дивно пели птицы, где-то вдали бежала речушка, раскидывая кудрявые пряди по сухим кромкам берегов. Ударив в нос горьким соком, трава обняла могучую спину воина. Холодные озёра его глаз любовались красотой этого мира, а сердце бешено колотилось, предвкушая долгожданную встречу. Она никогда не испытывала терпение витязя, никогда не заставляла себя ждать. Вскоре в небе появилась белая лебедь. Рисуя круги на голубой толще, стала снижаться, и чем ниже опускалась дива, тем темнее становились её перья. Почерневшая лебедь, ударившись о землю, обратилась в высокую стройную женщину. Грациозная гостья направилась к мужчине, кутая томным взором серых глаз. Золотистые прямые волосы, подобно нежному щёлку, струились по спине, белые руки спешили заключить воина в объятия. Воевода с огромным желанием принял их, сжав хрупкое тело в широких ладонях.

– Скучал, свет очей моих? – улыбнулась дива, поцеловав его губы.

– Не успев прожить день, я уже спешу к тебе, душа моя, – шептал он, покрывая нежную шею поцелуями. – Такая мука жить без тебя, Аделюшка.

– Демир, – лепетала златовласая, – мой могучий воин, сила твого духа огромна, ты нужен нашим чадам… да не токмо им.

– Знаю, – кивнул воевода, проведя рукой по гладким волосам жены, – но с каждым летом я всё больше жду, когда же ты придёшь за мной.

– Я всегда рядом, – шепнула Аделя, целуя огрубевшие от меча ладони, – но никогда не смогу перейти в Славь*, мы не будем вместе, моё солнце.

– Я останусь с тобой в Нави*, – решительно заявил Демир, – откажусь от перерождения, Мара услышит меня. Буду служить ей вечно, лишь бы быть с тобой, неважно где.

– Я люблю тебя, – сказала супруга, припадая к губам.

Небо над головой покачнулось, птицы тучами поднялись ввысь, закричали, заметались. Демир чувствовал, как тело любимой превращается в облако, тает на его груди.

С криком воевода вырвался из сна, подпрыгнув на подстилке из сена.

__________________________________________________________________

Лада* – Богиня любви и красоты у славян.

Славь* –Мир Предков (Светлая Навь).

Навь* – мир усопших и духов Хаоса.

– Аделя, – шептал он… каждое утро… уже шестнадцать лет.

Ярило* слепил глаза, огненные петухи кричали во всё горло, возвещая о наступлении утра. Демир поднялся, пригладил усы и нехотя пошёл будить подопечных. Его строгий нрав знали все, поэтому дружинники уже топили бани и варганили завтрак из того что наловили сами или чем угостили их гостеприимные селяне. Батый придирчиво осматривал двор, подмечая кто чем занят и оказывают ли дружинники помощь по хозяйству радушным старикам, приютившим отряд. Не найдя огрехов, Демир направился к Радмиле, внимательно перебирающей стрелы. Её янтарные глаза в свете яркого солнца казались огненными, грозились опалить густые ресницы. Откинув за спину широкую косу и обтерев взмокшие ладони об штанины, девушка вновь принялась за работу. Те стрелы, что не вызвали у лучницы нареканий, отправились в тул*, другие же – остались лежать на расстеленном полотне, ожидая девичьих прикосновений. Тонкие пальчики пробежали по налучью, выхватив из кармашка ножницы и камешек для заточки. Красное оперение обжёг придирчивый взгляд. Радмила аккуратно подрезала края, всмотрелась в перо, провела пальцем, подняла стрелу выше. Подставив под яркий лик Ярилы, вновь всмотрелась, медленно прокрутив древко*. Ножницы опустились на ткань, девушка сжала камушек и бережно провела по наконечнику. Дунув на стальной зуб, лучница коснулась его подушечкой пальца. Вновь камушек заскользил по наконечнику, вновь девичье дыхание унесло стальную пыль, вновь остриё кольнуло палец. Улыбнувшись, Радмила отправила стрелу в тул.

– Утро доброе, дочка, – пробасил воевода.

– Доброе, Демир Акимович, – просияла она.

– А где Волот с Умилой? – нахмурился Демир, не найдя взглядом детей.

– Осмотреться ушли, небось, – ответила девушка, пожав плечами.

– А Баровит? – ещё сильнее сдвинул брови воевода.

– Он раньше петухов поднялся, аки всегда, – ухмыльнулась Радмила, – на разведку ушёл… небось.

– А меня спросить не надобно?! – вспылил батый.

__________________________________________________________________

Ярило*– Бог весеннего Солнца, почитаемый как Бог Плодородия и страсти, умелый воин и первый земледелец.

Тул* – колчан – сумка-чехол, в которой носились стрелы.

Древко* – тело стрелы.

– Нет, ну завсегда так, – взорвалась лучница, бросив стрелу на землю и засучив рукава рубахи, – они куда-то уходят, а попадает мне! Я здесь сижу, указа жду. А то твои чада, батый, твой ученик, с них спрашивай. Я – простой дружинник, в божественных дарованиях ваших ничего не смыслю… Одного на заре утренней мёртвые ведут куда-то, второго – духи зовут, а у третьей шило в заднице свербит, покоя не даёт. Вот ответы на все вопросы!

– Ладно, остынь, Радмила, – отступился Демир, – понял я всё.

– Надеюсь, – проворчала девушка, принимаясь за следующую стрелу.

Воевода решил построить имеющихся дружинников и дождаться отсутствующих. Может, и наказание им какое придумать? А если с пользой вернутся? Ведь к Баровиту мёртвые просто так не являются, да и к Волоту духи за зря не взывают, а Умила уходит, лишь беду почувствовав чью-то. Неспокойно стало на сердце отцовском, видать буря грядёт, готовым к ней быть нужно.