Текст книги "Золотая ловушка"

С пятого раза размочаленный клинышек удалось выбить, она зашла с другой стороны и принялась четко, почти не промазывая, рубить отсюда. Пот заливал глаза, волосы прилипли ко лбу, во рту было сухо и горько, но она не позволяла себе передохнуть и даже не смотрела, как там Берг…

Ей показалось, что она рубила ствол толщиной с пластиковую бутылку не меньше часа. Рябина жалобно крякнула и стала валиться. Пока она страшно медленно падала, Маша успела взглянуть на часы – прошло десять минут. Она вцепилась в упавший ствол, дергала и крутила его, пока не вытащила на тропинку, потянула за собой.

У глиняной лужи развернула рябину и постаралась уложить ее параллельно рюкзаку, чтобы под руками у Андреаса оказался именно ствол. Он перехватил его руками, стал вытягивать себя из трясины, но ничего не получалось. Тогда Маша подхватила вершину, развернула ее вдоль тропы и стала тоже тянуть изо всех сил.

Ветки царапали лицо и руки, обломанным сучком она разодрала ладонь, но не почувствовала боли. Она отталкивалась ногами, почти ложилась на тропинку. Ей казалось, что сейчас лопнут глаза, что ничего не получается, но Берг, видимо, почуял подмогу и стал выворачиваться из глины синхронно с усилиями Маши.

Вот он почти лег на ствол, вот появился на поверхности глиняный зад, вот выдернул одно колено, второе… Замер на несколько секунд – Маша тоже привалилась к земле. Потом Берг еще раз рванулся – и лег на ствол всем телом.

На одной ноге – Маша увидела это почему-то особенно четко – не было хваленого берговского ботинка на толстой подошве, подбитой желтыми гвоздиками. Как же он мог расшнуроваться? – как-то отстраненно подумала Маша.

От ног Андреаса или от грязевой трясины поднимался легкий пар. Там же горячо! – с запоздалым ужасом подумала Маша и подскочила как ужаленная.

– Что, Андрюшенька, миленький, что, обжегся? Там что, горячо, да? – бормотала она, тряся Берга, пытаясь поднять его голову, заглянуть в лицо.

– Ни-чего, Мария, весь порядок, – хрипло пробормотал Берг, подтягиваясь по стволу и волоча собственные ноги, как сбитая машиной кошка.

Маша тянула его за свитер, плакала, размазывая по лицу глину, пока он не оказался на тропинке и не смог сесть. Обламывая ногти, она развязала шнурок на уцелевшем ботинке стащила с ног Берга носки с налипшим на них толстым слоем грязи. Ноги были с вздувшимися венами, одна – ярко-розовая, а вторая, та, что потеряла ботинок, – красная, ошпаренная, как огромный чудной рак.

Тихонько подвывая и непрерывно шепча «Сейчас-сейчас, Андрюшенька, миленький, потерпи!», Маша нашла в траве свой пакет, оскальзываясь на склоне, спустилась в распадок, набрала в ручье воды и так же бегом вернулась к Бергу. Вылила воду на его распухшие ноги, побежала еще раз…

Когда она вернулась с водой, Берг уже вполне осмысленно смотрел на нее – налившееся краской от усилий и боли лицо приобрело почти нормальный цвет, он даже пригладил набок слипшиеся от грязи волосы.

– Очень больно? – стараясь сдержать сбившееся дыхание, спросила Маша.

– Мария, пожалуйста, там в рюкзаке был несессер, там есть лекарство от ожога. – Акцент Берга был слышнее, чем обычно.

Маша порылась в куче высыпанных из сумки вещей, нашла что-то вроде косметички – синюю сумочку с кармашками, в которые были разложены коробочки и баночки. Подала Бергу. Он достал красно-белый баллончик, свинтил крышечку и щедро набрызгал из него белой, тут же объемно вспухающей на ногах пеной.

– Как же мы теперь пойдем? – с отчаянием спросила Маша. – Вы же не сможете.

– Нет-нет, Мария, не беспокойтесь, я смогу, сейчас, момент. – Берг попытался перевернуться, ему это удалось. Опершись на руку, второй он обломил большую ветку со спасшей его рябины, сделал что-то вроде крючка и пополз к коварной яме с грязью.

– Вы что, Андреас, с ума сошли! – не выдержала Маша. – Куда вы опять?

– Мне необходимо достать рюкзак (у него получилось «ругзаг»), – спокойно объяснил он Маше. – Иначе мне не будет в чем нести свои вещи.

Чертов аккуратист, не в чем ему будет вещи нести, разозлилась Маша. Только что мог свариться заживо и захлебнуться грязью, а тут – вещи ему надо нести!

От острой жалости и сочувствия, которые еще двадцать минут назад заставляли ее остервенело рубить дерево и тащить тяжеленного Берга из грязи, не осталось и следа. Она неприязненно смотрела, как он несколько раз пытался зацепить грязный «ругзаг» импровизированным крючком, но ничего не получалось.

Берг, однако, продолжал свои попытки, пока не зацепил лямку и, опять покраснев лицом, не выдрал свой драгоценный вещмешок из глины. Он удовлетворенно откинулся на траву, полежал немного. Подволок «ругзаг» к рябине, почистил налипшую грязь веточкой без особого успеха.

Пена на его ногах совсем исчезла, он попытался встать и, ковыляя, добрел до своих разбросанных вещей. Порылся, нашел пару чистых носков. Еще раз обработал ноги лечебной пеной, напялил носки.

Маша наблюдала за всеми его телодвижениями скептически, но и с невольным уважением – вот ведь упертый какой. Она представила, как в подобной ситуации вел бы себя Олег. Сравнение было явно не в его пользу – даже при банальной простуде он начинал незамедлительно умирать, изводил Машу капризами, ныл, отказывался от любых лекарств, требовал читать ему вслух, прикладывать холодный компресс на голову, словом, болел по полной программе. А уж если бы ошпарил ноги – это была бы мировая трагедия. Железный немец, явно преодолевая боль, собрал манатки в свой «ругзаг», заки нул его за плечи и выжидающе улыбнулся Маше.

– Спасибо, Мария, вы спасли мне жизнь, – неожиданно произнес он. – Поверьте, я это не забуду никогда. Вы удивительная женщина, я никогда подобной не встречал.

– Чего ж тут удивительного, – пробурчала Маша от неловкости. – Можно подумать, другая вела бы себя иначе.

– Наверное, русские все такие, – поднял брови домиком Берг. – У нас не принято так рисковать, если шанс на успех маленький.

– Не знаю, какой был шанс, а вот то, что нам попадет от Полякова, это будьте уверены – не зная броду, не суйся в воду!

– В воду? – недоуменно переспросил Берг. – Мне кажется, я не совсем понимаю, что вы сказали.

– Поехали, – махнула рукой Маша. – То есть пошли.

Она посмотрела, как Берг развернулся и зашагал, осторожно ступая ногами в белых носках по сухой тропинке. Он сильно прихрамывал на ошпаренную ступню, видно было, что каждый шаг дается ему с трудом, но Берг не издал ни звука.

Маша вздохнула, подлезла под его руку, положив ее себе на плечо, обхватила толстую талию. Комбинезон Берга подсох, глина обламывалась с него чешуей. Маша приноровила свой шаг к ковылянию Берга. Сначала он явно старался обойтись своими силами. Но последние метров триста до привала уже тяжело опирался на Машино плечо. Показалось ей или он действительно скрипел зубами, она так и не поняла.

У костра сидел Поляков, пахло его знаменитым «кондером», и Маша поняла, как ужасно проголодалась. Поляков только присвистнул, увидев скульптурную группу «Эвакуация раненого». Пока Маша коротко рассказывала, что произошло, он все качал седой головой, явно показывая, как глупы и неосторожны его подопечные. Но комментировать ничего не стал, налил Бергу полкружки из заветной бутылки, разложил по мискам «кондер». Маша тоже хотела попросить выпить, но постеснялась. Впрочем, она и без поляковского алкоголя уснула крепко.

Берг ругал себя последними словами. Ноги, особенно правую, немилосердно пекло, но его волновало не это. Собственное ротозейство, легкомыслие – вот чего он не мог простить себе. Уже почти достигнув цели, он так неосмотрительно рисковал, пойдя на поводу у собственного азарта. А если бы он провалился в фумаролу полностью, если бы у Маши не хватило сил и смелости тащить его?

Маша… Он осторожно повернулся. Она спала, уткнувшись носом в край спальника, дыхания не было слышно. Удивительная женщина! – в который раз подумал Берг. Как отчаянно она рубила дерево, пока он барахтался там, в грязи. Как кричала… Глаза сверкали щеки порозовели от усилий – она ни за что бы не дала ему провалиться, пропасть. Но разве можно рассчитывать на такое везение? Ты же всегда все просчитываешь заранее, но не мог просчитать, что эта девочка окажется стойким бойцом. И куда полез ради красивого кадра, болван?

Берг попытался повернуться и задел ошпаренной ногой край палатки. Боль пронзила насквозь. «Не стоит рисковать там, где риск не оправдан», – как наяву он услышал холодный голос Барбары. Светло-голубые глаза смотрели чуть брезгливо, отстраненно. «Ты никогда не рассчитываешь свои силы, это безрассудно!» Как бы она повела себя сегодня, увидев его в этой ситуации? Наверное, подошла бы поближе, рассмотрела его со всех сторон, взвесила, хватит ли у нее сил помочь. И никогда не стала бы так отчаянно рубить дерево, так кричать – это «непродуктивно». Как же он не заметил, что веселая, бесшабашная даже девчонка превратилась в эту холодную, уверенную в себе женщину, перед которой он всегда испытывал какое-то непонятное чувство не то вины, не то неполноценности? «Эмоции не могут быть основой правильных решений, Андреас!»

«Нет, нельзя расслабляться, мне надо дойти, – сам себе приказал он. – А сейчас спи, утром надо собрать все силы и не подавать виду, что больно. Но разве от Машиных внимательных глаз можно спрятаться?» На этой неправильной мысли Берг и заснул.

Маша проснулась глубокой ночью от тихих стонов Берга. Пошевелилась, посмотрела на светящиеся стрелки – три часа, повернулась на бок, прислушалась. Стоны тут же затихли. Маша долго лежала не шевелясь, но упертый немец так больше и не застонал.

Утром Бергу явно было лучше, но о том, чтобы он вынес полный дневной переход, не могло быть и речи. Поляков почесал седой ежик и решительно сказал:

– Вот что, тут неподалеку стоянка геологов, до нее километра два. От них ходит в поселок вездеход, будет оказия – довезет вас. А нет, поживете у них дня два-три, дождетесь. А мне надо возвращаться. Ты как, два ки ло метра осилишь? – скептически осмотрел он Берга, который опять был в свежих белых носках.

– Да-да, конечно, Юрий, я дойду два километра, порядок! – разулыбался Берг.

Поляков только хмыкнул, но пока Маша собирала вещи, вырубил для немца посох из молодой ровной березки. В вещах Берга оказалась и пара запасных кроссовок. Расшнуровав их полностью и вытянув языки, свесившиеся набок, как у собаки в жаркий полдень, Берг как-то натянул их на ступни.

Тронулись медленно, приноравливаясь к скорости ошпаренного. Кофр с аппаратурой и полный рюкзак, с которого он кое-как счистил основную грязь, Берг упрямо нес сам.

Осилив небольшой подъем, в лесочке на склоне пологой сопки они обнаружили бивуак геологов – большую армейскую палатку, кострище, навес, под которым были вкопаны в землю импровизированный стол и скамейки, умывальник, прибитый к старой лиственнице, а чуть поодаль была сооружена и брезентовая будочка с канистрой сверху – наверное, душ.

У палатки, умывальника, деревьев там и сям стояли деревянные фигурки в метр высотой, вырубленные, судя по всему, из стволов или пней. Веселые старички-лесовички, Баба Яга, леший с бородой веником… На толстой ветке над умывальником разлегся здоровенный деревянный котище, нагло свесив хвост чуть ли не в лицо умывающемуся.

Маша едва не ахнула – чувствовалось, что неизвестный скульптор был талантлив, хотя тонких инструментов в его распоряжении явно не имелось.

– А, Петрович. – Из палатки им навстречу вышел высокий парень с буйно заросшей русыми кудрями головой и такой же кудреватой бородкой. – Здоров! Ты чего это, с новенькими?

– Да нет, журналисты тут приехали из Москвы, водил их на серные речки. Оставил на час, а один, видишь, умудрился в грязевой фумароле ноги ошпарить, – с досадой проговорил Поляков, пожимая парню широкую ладонь.

Парень присвистнул:

– Сильно ошпарил? – протянул он ладонь и Бергу.

Маша кивнула издалека.

– Нет-нет, уже почти все прошло, – с готовностью доложил Берг.

– Кой там прошло, – махнул ладонью Поляков. – Ваш вездеход-то когда на базу пойдет? Довезете?

– Не вопрос! – кивнул парень. – Завтра-послезавтра с той стороны вернется, доставим. Да вы снимайте рюкзаки-то, отдыхайте, сейчас обед сварганим. Кирилл меня зовут, – еще раз протянул он руку Бергу.

Тот учтиво представился. Маша чуть не прыснула, ей показалось, что он сейчас по всей форме стукнет расхристанными кроссовками и своими ошпаренными пятками.

– Вы пока устраивайтесь! – Кирилл кивнул в сторону палатки. – Серега и Михалыч сегодня на восточном склоне кернят, там заночуют. Еще двое наших в Рыбачьем в партии сидят, напарник мой Димка на траншее, на вулкане Кудрявый, скоро вернется. А вездеход за продуктами ушел, но нам на обед и ужин хватит, – весело оскалился Кирилл. – Сейчас сообразим.

– Да я пойду сейчас, мне к вечеру надо домой, – крепко потер лоб Поляков. – Так ты смотри, доставь гостей в целости, а то будет у нас международный скандал.

– Дак ты хоть пообедал бы, Петрович, – огорчился Кирилл.

– Нет, пойду помолясь, а то ходу-то тут часов семь, не хочу по-темному. Ну, бывайте! – протянул он ладонь Бергу.

– Момент, Юрий, – засуетился тот, – мы должны расплатиться.

– Да чего там расплатиться, я тебя чуть инвалидом не оставил, какой там! – Поляков с досадой махнул рукой.

– Нет-нет, Юрий, мы договорились, я должен оплатить ваши услуги.

– Вот вернешься в поселок, мы с тобой выпьем как следует, тогда и поговорим, – засмеялся Поляков. – Гут?

– Зер гут! – хлопнул по протянутой ладони Берг.

Маша решила не встревать в мужской разговор, в конце концов, не ее это дело, как они договорятся. Поляков еще раз махнул всем на прощание и бодро зашагал вдоль глубокой двойной гусеничной колеи, которая вела вниз по склону.

– Ну ладно, я сейчас. – Кирилл вытащил из палатки большой котелок.

– У нас продукты, – засуетился Андреас. – Мы совсем обеспечены.

Он начал было распаковывать рюкзак, но Кирилл остановил его, похлопав по плечу ладонью шириной с хороший совок:

– Не суетись, друг, я тут рыбки наловил, сейчас ушицу сообразим.

Но фляжке шнапса, извлеченной из недр Бергова рюкзака, обрадовался: спиртное в партии закончилось много раньше, чем продукты.

Кирилл быстро развел костер, повесил на огонь котелок. Пока он чистил рыбу, а Маша занялась картошкой и луком, Берг ходил вокруг становища, снимал деревянные скульптуры, пейзажи, Кирилла с длинной деревянной ложкой в руке…

– А вы, извиняюсь за любопытство, с какой целью приехали-то? – не утерпел Кирилл. – Экзотику поснимать?

– Да-да, экзотику, – не понял скрытой иронии Берг. – Для наших читателей здесь экзотика, конечно. Природа, океан, Императорские ванны, например. Но мне интереснее всего люди.

– А-а, Императорские ванны все фотографы здесь снимают, – засмеялся Кирилл. – И все хотят клад там найти. Только никто ничего не нашел – сказки все это.

– Сказки? – заинтересовался Берг. – Расскажите, пожалуйста, какие сказки здесь рассказывают. Мне очень интересно.

– Ну, старожилы рассказывают, что зарыт где-то на побережье клад японского императора вроде. То ли он бежал сюда в семнадцатом веке, то ли, наоборот, от него кто-то бежал… В общем, зарыты тут драгоценные камни и золото на несметные суммы, поэтому японцы и хотят отобрать острова наши. Тут кто только клад не искал! А так сообразили бы: стал бы кто-то клады тут закапывать, если добраться до них – целая проблема. Ведь зимой здесь не проехать, летом тайфуны и штормы постоянно. Не-е, я лично не верю ни в какие клады. Кроме, конечно, ископаемых – вот этого добра тут навалом. Чего только нету! Полная таблица Менделеева: сера, кобальт, цинк, титаномагниевые россыпи, рений.

– А это что? – не утерпела Маша.

– Редкоземельный металл такой, в оборонной промышленности на вес золота. – Кирилл попробовал уху, сдвинул котелок на край перекладины.

– А золото есть? – заинтересованно спросил Берг.

– Ну и золото, конечно, ищем, – быстро покосился на него Кирилл. – Кой-чего есть, но пока непонятно, промышленных масштабов или нет. А вы что, золотом интересуетесь?

– Интересуюсь? О нет, это просто любопытство: вы ищете золото, а это всегда интересно, – как-то слишком быстро сказал Берг.

Кирилл посмотрел на Машу, хмыкнул и возвестил:

– Уха готова, прошу к столу!

К ужину пришел напарник Кирилла – высокий худой парень с резкими чертами лица, которое отчего-то показалось Маше очень знакомым. Он исподлобья посмотрел на пришельцев, что-то буркнул.

– Дим, ты все образцы собрал? – Кирилл налил ему полную миску ухи.

– Собрал, – хмуро ответил тот.

– А будильник зачем взял?

– А чего?

– Да я его еще не описал, в следующий раз возьмешь, – примирительно сказал Кирилл.

Маша ничего не поняла из этого диалога, но видела, что Дмитрию явно не нравится их присутствие.

После ужина он сразу начал собирать рюкзак и какой-то еще мешок с лямками.

– Ты что, решил сейчас идти? – Кирилл удивленно смотрел на напарника. – Вроде хотел утром?

– Пойду, – сквозь зубы ответил Дмитрий, увязывая тяжелый мешок. – Тебе и так не скучно будет.

– Так будильник-то оставь, – еще раз напомнил из палатки Кирилл. – А то потеряешь, как в прошлый раз птичку.

– Да что ты заладил: будильник, будильник! – неожиданно зло проговорил Дмитрий. – Достал уже!

– А ты хочешь, чтобы я о твоих художествах Герману рассказал, да? – Кирилл подошел к напарнику.

– Напугал ежа голой задницей, – сплюнул Дмитрий. – Ты что думаешь, Герман не знает? Все он знает, еще и побольше тебя!

– Ну, Димон, гляди, допрыгаешься! – Кирилл показал напарнику скрещенные решеткой пальцы. – Или, думаешь, сестрица за тебя словцо замолвит Поповичу по старой… дружбе? А Попович разбежится тебя отмазывать?

– Что мне Попович! – Дмитрий нагло расхохотался. – Вот где у меня твой Попович, со всеми потрохами! – Он сжал сухую кисть в кулак, поднес к носу Кирилла. – Сам не отмажется, если что!

– Так, ну-ка, пойдем выйдем. – Кирилл встал в проеме палатки, поднял полог.

Зло отшвырнув рюкзак, Дмитрий вышел вслед за ним. Маша подошла к выходу, прислушалась. Разговор явно шел на повышенных тонах, но слов было не разобрать. Пару раз, правда, слышен был откровенный мат, но содержательную часть разговора она так и не поняла – геологи явно понижали голоса, чтобы посторонние их не слышали.

Наконец, в палатку вошел взбешенный Дмитрий. Он рванул свой мешок, вынул из него что-то увесистое и кинул в сторону вошедшего следом Кирилла. Тот поднял брошенное, отнес в угол палатки и сел там, насвистывая незамысловатый мотивчик.

Показалось Маше или нет, но Дмитрий пробурчал себе под нос что-то вроде «Погоди, падла, дорожки в тайге кривые!», но она предпочла думать – показалось. Мужские разборки часто грешат избыточными угрозами, как у рассорившихся пацанов.

Дмитрий надел рюкзак на спину, а тяжелый мешок повесил на грудь и так, напоминая черепашку-ниндзя из мультфильма, отправился в дорогу, снова буркнув что-то неразборчивое на прощание.

– Образцы породы с новой траншеи понес в партию, – коротко объяснил Кирилл, вставая в проем палатки. – А чего на ночь глядя, можно было и завтра. Упертый паренек, первый сезон с нами, не притерся пока.

Маша представила худую гибкую фигуру, маленькую голову на высокой шее, плотно прилегающие к черепу черные волосы – кого же он ей напомнил? Конечно! «Змею» Викторию, донимавшую Берга на дне рождения Марины, жены начальника заставы!

– А как его фамилия? – спросила она, сама не зная зачем.

– Димки-то? Пегов, – сморщился в улыбке Кирилл.

– И у него сестра есть, красивая такая? – наугад спросила Маша.

– А как же! – Кирилл разулыбался еще шире. – Красотка первостатейная, Виктория! Замужем, к сожалению, за нашим милицейским бугром. А он боров боровом, совсем не пара ей. Теперь она мужняя жена, не подступись. А раньше, говорят, веселая девчонка была! Только меня тогда здесь не было, а жаль! – Кирилл скорчил гримасу и подкрутил светлые усы. – Я б ее не пропустил!

Спать улеглись в палатке, навеки пропахшей крепким мужским духом – табака, портянок, сыро мятной кожи, костра, какой-то горькой травы…

Маша сгребла в подобие матраса несколько спальников, залезла в свой, долго ворочалась вздыхала, вспоминала пионерское детство – палаточный дух напомнил те давние походы с ночевкой в тайге. Андреас дисциплинированно принял холодный душ, влез в свой невесомый спальник. Кирилл уже давно ровно сопел в углу палатки.

– Мария, можно я спрошу вас? – вдруг раздался тихий, но совсем не сонный голос Берга.

– А, что? – очнулась от дремоты Маша.

– Когда вы вытаскивали меня там, в грязи, вы кричали «Андрюшенька!». Это так детей называют с именем Андрей, да? – неловко спросил Берг.

– Почему детей? – переспросила Маша. – Можно и взрослых, это уменьшительно-ласкательная форма имени.

– Уменьшительное – значит для маленьких?

– Уменьшительно-ласкательное – значит для близкого, хорошего человека, – рассердилась Маша. «Вот ведь, немец, запомнил. Хорошо хоть, не спрашивает, почему я орала «миленький», как ему объяснишь-то!»

– Андрюшенька, миленький, – вдруг мечтательно проговорил Берг. – Да, это ласкательно, правда.

– Спокойной ночи, Андреас, – с нажимом проговорила Маша и сердито отвернулась.

Берг еще долго ворочался на старых бугристых спальниках геологов. Он уже понял, что Маша стала для него чем-то большим, чем партнер по командировке. Он любовался ее лицом, аккуратной крепкой фигурой, смеялся ее шуткам – все в ней вызывало ощущение тепла и радости. Иногда он представлял, как обнимает и целует ее, но тут же обрывал себя, не позволяя мыслям двигаться в этом направлении. Он для нее – всего лишь работодатель, к тому же навязанный, а не выбранный ею самой. Закончится их поездка – и она, вероятно, с облегчением вернется к своей привычной жизни. А его ухаживания может воспринять как назойливость. Но ее слова «Андрюшенька, миленький» все равно звучали в его ушах райской музыкой…

Маше снилось море. Теплое, едва плещущее о берег, оно качало ее, легонько брызгало в лицо. Сильно кричали чайки, почему-то человеческими голосами…

– Вставайте, быстрее, надо поднять спальники повыше! – кричал кто-то прямо в ухо.

Маша испуганно очнулась. Среди палатки в мечущемся свете фонарика размахивала руками длинная фигура. «Кирилл! – сообразила Маша. – Что-то случилось».

– Просыпайтесь, Маша, циклон! – сквозь плеск и завывания ветра прокричал Кирилл. – Палатку заливает!

Маша увидела, что полураздетый Берг – в трусах и футболке – таскает в верхний угол палатки спальники. В углу на каких-то ящиках уже возвышалась темная куча геологического барахла. Только теперь она поняла, что под нею, поднявшись над дощатым настилом, струится вода, нижний спальник уже совсем промок.

Выбравшись из мешка и не обращая внимания на свой тоже не слишком парламентский вид, Маша принялась помогать мужчинам. Тонкие стены палатки ходили ходуном, на улице гремело, по крыше время от времени хлестало, словно какой-то великан стегал длинным бичом.

Кирилл, мокрый с головы до пят, выскакивал наружу, что-то вносил, и в эти моменты было видно, как глубокую темень снаружи прорезают синие сполохи, потом с запозданием в распадке грохотало и еще несколько раз перекатывалось по сопкам эхо. Было жутко.

– Кирилл, давно это началось? – дрожащим голосом спросила Маша.

– Черт его знает, сейчас полшестого, я тоже проснулся с полчаса назад, когда гром загремел, – отрывисто крикнул тот. – А льет-то, наверное, с ночи. Вон какой потоп по склону.

Под полом палатки теперь уже несся поток, который захлестывал ее все выше и выше. Резко похолодало. Не оставалось ничего иного как ждать рассвета, и они втроем устроились на куче спальников, натянув на себя свитера, брюки, носки. Вся обувь была мокрая, Маша натолкала в нее старых сухих газет, которые обнаружила в одном из ящиков.

По часам было уже девять, но снаружи посветлело совсем чуть-чуть. Палатку трепали порывы ветра, у полога оторвало петли, и теперь он трепыхался, как треугольный флаг, то врываясь внутрь палатки, то отлетая наружу.

Положив на настил мокрые чурбаки, а на них пристроив кусок широкой доски, Кирилл попытался разжечь примус, который, оказывается, тоже был у геологов в запасе. Кое-как ему удалось вскипятить полчайника, развести в кружках пакеты кофе с молоком, которые вытащила из рюкзака Маша.

– Что будем делать? – вполголоса спрашивала она у Берга, пока Кирилл хлопотал «по кухне». – Вездеход, конечно, сегодня не придет. Останемся тут? Или попытаемся пройти пешком? Как ваши ноги, выдержат?

– Под таким дождем двадцать пять километров пешком? – с сомнением переспросил Берг. – Быть может, целесообразнее подождать? Дождь закончится…

– Закончиться он может и через сутки, и через двое, и даже через трое, – покачала головой Маша. – Ну, давайте подождем. Только еды у Кирилла и без нас нет, и наши припасы заканчиваются.

К полудню дождь как будто стал потише, зашумел ровно, резкие удары хлыстом по палатке прекратились. Кирилл вышел из палатки, постоял у выхода.

– Вcе-таки вам, наверное, придется пешком до Курильска топать, – сказал он с сомнением. – Колея раскисла. Колян наш ни за что по такой не поедет – угробит вездеход. А для него эта железяка дороже собственной шкуры.

Посоветовавшись, решили все-таки дождаться утра, а если погода не улучшится, идти пешком. Дождь шумел и всю вторую ночь, ветер то усиливался, то ослабевал, но под утро снова начал рвать палатку, завывать в вершинах деревьев. Маша лежала во влажном спальнике, стиснутая с обеих сторон мешками Кирилла и Берга – они улеглись так с вечера, чтобы сохранить тепло, – и сквозь дремоту прислушивалась к свисту и вою ветра.

Вдруг под особенно сильным порывом палатка затряслась как припадочная, раздался сильный треск, сверху на брезент рухнуло что-то огромное, пропарывая плотную ткань. Весь дальний угол палатки смяло, сквозь дыры лезли какие-то угловатые руки, лилась вода…

– Спокойно, – хрипло прокричал Кирилл, – лиственница рухнула. Хорошо, не на нас. – Он вышел наружу, повозился там и вскоре внес в палатку своего хитрого кота, кото рый отлетел с упавшей лиственницы в грязь.

Берг спросонья крутил головой, пытаясь понять, что произошло. Маша тряслась мелкой дрожью.

Едва рассвело, стало понятно, что в палатке оставаться нельзя: стойки, вырубленные из нетолстых стволов, были надломлены, она все больше кренилась, грозя рухнуть на голову. Маша и Берг решили пробиваться к поселку, Кирилл сказал, что по правилам чрезвычайных ситуаций он должен идти на ближнюю точку по хребту, где, по его расчетам, должны были находиться двое его товарищей.

Выложили на спальник все имеющиеся продукты – с десяток сухарей, шоколадку, несколько пакетиков с кофе и какао с молоком, две банки тушенки. Поделили на две равные кучки – так настояла Маша, полагая, что их с Бергом путь по наезженной колее будет безопаснее и быстрее приведет к цели, чем путешествие Кирилла по сопкам.

Первыми уходили Маша и Берг, закинув за плечи полегчавшие рюкзаки. Кирилл проводил их немного до колеи, посмотрел на небо – по нему неслись серые с черным подбоем тучи, в разрывах которых перекатывались какие-то огни.

– Ничего, дойдете, – с сомнением в голосе попытался он успокоить журналистов. – Только смотрите, с колеи не сходите, она вас доведет прямо до моста через Курилку.

– Пока, спасибо за приют. – Маша искренне обняла Кирилла, едва дотянувшись до длинной шеи, он смущенно похлопал ее по спине, пожал руку Бергу:

– Счастливо добраться!

Обе глубокие колеи были доверху заполнены водой, полоска глины между ними раскисла, ноги на ней расползались в разные стороны. На обувь моментально налипли огромные комья, поднимать которые оказалось невозможно. Отдуваясь, Маша остановилась:

– Нет, так не пойдет, давайте попробуем по обочине. – Она кое-как счистила налипшую грязь, перепрыгнула через воду на узкую обочину, продавленную вездеходом в кустах и высокой траве. С них хлынул маленький водопад, и без того влажные брюки стали мокрее мокрого. Идти приходилось почти боком, настолько густы были заросли кустарника, к тому же колючего. Дождь начал усиливаться, но теперь было уже все равно – ни одной сухой нитки на них все равно не осталось.

Пару раз и Маша, и Берг оскальзывались с обочины в глубокую колею, один раз Маша даже села в глиняную жижу, Берг едва вытянул ее оттуда. Но тут лесную дорогу пересекла новая преграда – промоина метров четырех в ширину. Казалось, полоса почвы не просто провалилась, а ухнула в тартарары, дна у промоины не было видно, только внизу клокотала вода.

Маша обреченно смотрела на Берга. Обойти промоину можно было только снова поднявшись по склону сопки. И на сколько это удлинит путь, невозможно было даже предположить.

– Пойдемте вверх! – Она махнула Бергу рукой и первой стала карабкаться по склону, цепляясь за кусты мокрыми руками.

Они поднимались минут двадцать, пока не вышли на каменистую осыпь. Отсюда и начиналась безобидная лощинка, которая ниже превратилась в адскую расщелину.

Еще через несколько минут, поскальзываясь на щебне, они поднялись до тропинки, пересекавшей склон. Видимо, до тайфуна она была достаточно широкой, но теперь ее сверху за валило мусором, который принесла вода, – валежником, какими-то корягами, камнями. Пробираясь сквозь них и помогая друг другу сохранять равновесие, они миновали опасный участок. Спуск оказался еще труднее – раскисшая земля проваливалась под ногами. Временами они просто съезжали вниз на пятой точке, вывозились и устали. Когда внизу снова показалась знакомая колея, Маше хотелось одного – упасть в мокрую траву и полежать хоть полчаса. Но деваться было некуда – и они снова пустились по обочине, густо заросшей колючим кустарником.

Километра через два кустарник сменился густым бамбуковым лесом, вплотную подошедшим к колеям, и они поначалу даже обрадовались. Длинные, высотой метров пять, гибкие бамбучины торчали вверх, словно тысячи удилищ в каком-нибудь диковинном магазине «Ры бак и охотник». Но зато они были светлые, гладкие, между ними почти не было травы – такой чистенький удочный лес…

Маша смело двинулась вперед, раздвинув первые «удочки» руками. Они туго разошлись в стороны, открывая узкий проход. Маша сделала шаг вперед, отпустила удилища и тут же вскрикнула от неожиданности и боли: бамбучины упруго качнулись на место, чувствительно ударив ее по спине и ягодицам. Андреас, сначала сунувшийся было по ее следу, оторопело остановился, когда перед его носом вновь сомкнулась стена бамбука.

Но Маша поторопила:

– Давай-давай, не бойся, только отпускай осторожней!

Так они и пошли, с усилием раздвигая твердые стволики и осторожно, медленно отпуская их за собой. Черные тучи клубились над головой, потоки воды хлестали из них, как душ, но ветра здесь, среди бамбука, почти не чувствовалось, настолько густыми были его заросли.