Текст книги "Серебро ночи. Секундо. Книга 1"

Яростно выругавшись, тот ушел, грохоча подкованными сапогами и обещая вернуться с нужными людьми, а в коридоре появился дроттин. Увидев его, Амирель ужаснулась. Еще вчера он был бодрым и полным сил, а сейчас ей навстречу двигался полутруп. Серая кожа, ввалившиеся глаза и мелкая старческая походка изменили его до неузнаваемости.

Увидев ее, учитель укоризненно покачал головой, но порицать не стал. Указав Амирель на учебную комнату, вошел следом и плотно закрыл за собой дверь. Не здороваясь, приказал:

– Тебе нужно срочно уходить. Оставаться здесь более нельзя. Если донос на тебя уже ушел в столицу, то пришлют кого-то гораздо более опытного, чем этот недопесок. Достаточно будет допросить твоего глупого братца, и эмиссар враз раскусит, что его предшественника нагло обманули. Уходить надо и твоим родным, иначе им всем грозит погибель. Но с ними я поговорю сам. А ты уедешь сегодня вечером. Прямо отсюда. Домой тебе возвращаться не стоит. – И с горечью покачал седой головой: – Власт совершенно невменяем. Он одержим мыслью найти и покарать спасшую его колдунью. – И сердито погрозил Амирель пальцем: – Вот пример того, что нельзя возвращать к жизни людей, одной ногой стоящих в могиле. Побывав за гранью, они меняются до неузнаваемости, становятся совершенно другими. И прежними уже не будут никогда. Если смерть считала его своим, твое вмешательство только усугубило всё то плохое, что в нем было ранее. Результат ты видишь воочию.

Амирель виновато посмотрела на настоятеля.

– Да, я зря его вылечила, я понимаю. Но я и не хотела его лечить, мне пришлось. – И умоляюще протянула к нему руки. – Можно я сбегаю на минутку домой, попрощаться? Только туда и обратно? Я быстро!

Но тот улыбнулся ей грустной улыбкой и отказал:

– Нет, Амирель! Из этого дома ты не сделаешь ни шагу, это слишком опасно. По деревне шастают люди эмиссара. И где они караулят, никто не знает. Вдруг попадешь в расставленную ими ловушку? Они сразу выяснят, кто ты и откуда. Помнишь, что стало с кланом Несс? Ты же не хочешь, чтоб твоя семья погибла? Твоим родным я передам от тебя привет, они поймут.

Амирель пришлось смириться.

Дроттин надел длинный шерстяной плащ и велел ученице:

– Сиди в этой комнате и не вздумай высунуть наружу свой любопытный нос! Вы с Томсом уже понаделали дел вполне достаточно.

Потупившись, Амирель кивнула. Хотя она и выполняла приказ старшего брата, но все равно чувствовала себя виноватой. Представила, что отказалась лечить Власта, и снова заболела душа: ведь тогда бы он точно умер! И как бы она жила с таким тяжким камнем на душе? Вот если б он не изменился, не стал никому ничего говорить, было бы здорово. Односельчане не стали бы лезть ему в душу, ну поправился и поправился, бывает. Порадовались бы и за него, и за его родителей, и только.

Она знала это точно, потому что за пятнадцать лет ее жизни в деревне соседи не раз видели ее пробегающей то тут, то там. Но никто лишних вопросов не задавал, и кто она такая не интересовался, хотя здесь все друг друга знали. Если у семейства Верити была необходимость скрывать своего ребенка, значит, так нужно. И все.

Если бы не глупость и неблагодарность Власта, ничего бы не случилось. И они жили бы так, как жили.

Тут же встал другой вопрос: а хотела бы она прожить всю свою жизнь вот так, как сейчас? Постоянно прячась и белого света не видя? Да ей даже замуж выйти нельзя было бы, ведь чужая семья – потемки! А вдруг и там кто-нибудь решил бы, как Власт, получить за нее награду от тайного королевского сыска?

И твердо ответила себе: нет, так жить, как жила, она больше не хочет! Возможно, то, что случилось, и к лучшему? Вдруг ей предопределена жизнь, если и не хорошая, то, по крайней мере, не скучная? Ведь один раз ей повезло, она встретила наставника, который научил ее всему, что она знала? Почему бы этому везенью не повториться еще раз? Может быть, хоть на это королевская кровь сгодится? Не все же ей неприятности доставлять да жизнь портить?

Амирель устроилась в удобном кожаном кресле, стоявшем так, чтоб свет падал на книгу, но из окна сидящего не было видно. По детской привычке поджала под себя ноги, пол в их доме всегда был холодным, и принялась читать старую книгу о политическом устройстве Северстана, которую ей велел освоить учитель. Всю ее она прочитать не успеет, но пару глав до вечера осилить сможет.

А в это время дроттин шел по пустынной улице деревушки и сокрушенно смотрел по сторонам. Из всех домов раздавались жалобные крики и плач. Сколько же горя принес его мирным прихожанам безжалостный эмиссар тайного королевского сыска! Похоже, страдания других людей ему доставляли наслаждение. Да, в тайном сыске все поголовно такие, как их глава, элдормен Ветте. Выродки и уроды, каких поискать.

Придя в дом семейства Верити, дроттин угрюмо покачал головой. Кругом царил разгром.

«Сколько подлости в этих жалких людишках! От безнаказанности они совершенно одурели. Но им за все воздастся. Высшие боги не оставляют безнаказанными тех, кто злобствует и подличает», – подумал он и подошел к главе рода Верити.

Поздоровавшись с ним, глухо проговорил:

– Амирель передавала вам привет, она остается у меня. Что будет с ней дальше, не ваша забота. Не будете ничего о ней знать, не сможете и выдать. – И остановил пытающихся спасти хоть что-то из вещей домочадцев: – Не усердствуйте, хватит! Ничего из этого вам не пригодится. Вам нужно немедленно отсюда уходить. Постарайтесь, чтоб вас никто не видел. Поезжайте, как стемнеет, в сторону столицы, но до нее не доезжайте. На ночлег останавливайтесь где придется, но только не на постоялых дворах, их будут проверять в первую очередь. Где более-менее понравится, там и обживайтесь. Кто и откуда, не говорите. Лучше даже имя рода смените.

– Но куда же мы попремся с такой оравой? – отец семейства был растерян и зол. Волком посмотрев на старшего сына, на щеке которого краснел след от добротной оплеухи, проскрежетал: – А все из-за этого дурня!

Дроттин покорно сложил на животе костлявые руки. Отец только сейчас заметил, как он изменился, и ужаснулся. Что случилось? Неужто это из-за Амирель?

– Что сделано, то сделано, – мирно вымолвил старик, успокаивая родителей. – Ничего уже не поправить, и волноваться не стоит. Рано или поздно это все равно бы случилось. Королевскую кровь не спрячешь, она себя проявит, хочешь ты этого или нет, вы это знаете и сами. Уезжайте. Возможно, на новом месте вам жить будет легче, чем здесь.

Отец растерянно посмотрел на жалкую горку медяков, лежащих перед ним на наспех починенном столе. С такими деньгами им и до Холлтбурга не добраться.

– Я знаю, денег у вас мало. – Дроттин вынул из-под рясы сверток и принялся его разворачивать. – Поэтому принес вам денег на первое время, а дальше обживетесь, устроитесь и сами себя прокормите. – Он подал отцу тугой кошель с графским вензелем. – Много скарба с собой не берите и помните, что одежду вам придется покупать новую, в других землях королевства одеваются по-другому, так что не переживайте из-за утраченного добра и лишнего с собой не тащите. Скотину раздайте соседям. Им тоже от стражников досталось, хоть как-то возместите людям ущерб, причиненный безмозглостью вашего дурного сыночка. На новом месте живите рядом, но не вместе, и под другими именами, чтоб вас труднее было разыскать. Про Амирель забудьте. Не было у вас такой дочери, и все.

Сказав, что ему пора, дроттин ушел, прихрамывая и медленно, по-старчески переставляя ноги.

– Как он постарел за один день, даже смотреть страшно! – прошептала мать, приложив руки к щекам. – Того и гляди на ходу помрет.

– Да уж, от дури Томса всем досталось! – отец посмотрел на старшего сына и прикрикнул: – А ну иди, разводи скотину по соседям. Оставишь только коней. Девки поедут на подводе, парни верхом. Живо собирайтесь!

Все засуетились. Каждый брал то, что считал наиболее ценным: мать – гранитную ступку с пестиком и лекарственные травы, запасенные с лета на всякий случай, вот этот случай и представился; больше лечить-то их будет некому. Дочери подобрали все, что уцелело от нарядов, парни – лежащие в сарае инструменты. Отец вынул из-под обломков сундука подаренный покойной матерью рушник на счастье, спрятал его в почти полностью заполненный мешок.

Сел на пол, туда, где еще недавно стояли крепкие лавки, и стал молча следить за мельтешащими перед глазами детьми, стараясь справиться с горечью и досадой. Эх, следи он больше за неслухом-сыном, и ничего бы не случилось. Пристрожи он его покрепче, и никуда бежать бы ни пришлось.

Заметив его мрачное лицо, мать бросила хлопотать и села рядом.

– Не печалься, что ж теперь делать? Дроттин сказал правду: рано или поздно это все равно бы случилось. Лучше посмотри, что он нам оставил.

Отец поднялся, развязал кошель, данный настоятелем, и вытряхнул его на стол. По дереву, зазвенев, рассыпались золотые монеты. Все ахнули. Глава семьи ошеломленно прохрипел:

– Да на такие деньги в городе хороший дом купить можно. И девкам достойное приданое дать. И парней обеспечить. Но показывать и говорить, что у нас такие деньжищи есть, никому нельзя, отберут, да еще и самих зарежут. Запомнили?

Все дружно закивали, не отрывая от золота потрясенных глаз. Мать взяла в руки золотой, блеснувший яркой искоркой.

– И чего ты переживаешь: с такими деньжищами мы везде хорошо устроимся. Главное – чтоб Амирель не нашли. Да и на нас разбойники не напали. Их, говорят, что-то много завелось в лесах.

Отец взбодрился. Его деятельная натура не позволяла долго сидеть без дела. Едва появлялась цель, он шел к ней напролом.

– Ты права, надо вооружиться! – он отправился в сарай, где под потолком висели добротные луки.

Он со старшими сыновьями ходил с ними на охоту, ну а сейчас они послужат не для пропитания, а для обороны. Принялся проверять тетивы, подсохшие смазывал жиром и грешным делом прикидывал, что случится, если в горле у разгромивших его дом стражников вдруг окажутся невесть чьи стрелы?

Немного повздыхав, отказался от этой затеи. Попасть из лука в стражника – ерунда, он белку в глаз бьет, но такое не прощается. Потом за ним и за его семьей охота начнется нешуточная. Хватит и того, что их будут искать из-за Амирель.

Или не будут? Ведь не пойман, то, как водится, не вор. Мало ли что там Власту после горячки показалось? Вспомнив этого предателя, тяжко насупился. Как можно вместо благодарности предать того, кто тебя с того света вытащил? Никогда ему этого не понять.

Уведя в крайнюю избу последнюю корову, Томс, понурясь, возвращался в разгромленный из-за его дурной доброты дом. Возле калитки в тени большой сосны ему почудился чей-то неясный силуэт. Он прыгнул туда, хватая соглядатая, не думая, что это может быть опасно, и наткнулся на Власта.

Тот всхрапнул и дернулся. Томс тут же брезгливо выпустил его из захвата и прошипел:

– Ты чего тут делаешь?

Власт как-то по-птичьи склонил на плечо голову, скорчил гримасу в нелепой попытке улыбнуться и жалобно пробормотал:

– Не злись, друган, я помочь хотел. Только вот подойти боюсь. Натворил я дел. И сам не пойму, с чего это мне такая блажь в голову ударила, будто демон какой мной понукал. Я ж слаб еще, как младенец новорожденный, как в седле держусь, не знаю. Ты уж меня прости. Скажи только, что за девчонка меня спасла? Хочу поблагодарить ее по-человечески.

Томс смерил его презрительным взглядом.

– Ты мне больше не друг. Я ведь тебе сказал, что, кто б тебя ни вылечил, будь ему благодарен. А ты что сделал? В соседнее село помчался, доносить? Больной-слабый? Как пакости творить, так сразу здоровым стал?

– Прости, Томс. Ну, не нарочно я. – Власт старательно отводил глаза. – А ты не знаешь, кто эта синеглазая девчонка? Люба она мне, ох и люба. Я бы на ней женился.

Томс насторожился. После того, как бывший друг подвел под топор не только его, но и всю деревню, он ему больше не верил. Наклонившись к нему, тихо спросил:

– Тебя не в доносчика ли тайного сыска ненароком уговорили? Чего это ты такой влюбленный в эту синеглазку вдруг стал? Ты же ее хотел на костре сжечь за то, что тебя колдовством вылечила?

Власт как-то странно поежился, отступил в тень, пряча лицо, и Томс понял, что случайно угадал – Власт вправду продался! Это было еще хуже, потому что теперь при нем ничего и сказать было нельзя.

Повернувшись, Томс молча исчез в наступающих сумерках. Добежав до первого дома, позвал хозяина и шепнул ему:

– Передай всем, что Власт продался в тайный сыск! Будьте с ним поосторожнее!

Тот охнул, хотел что-то спросить, но Томс уже мчался домой. Когда он принес эту неприятную весть родным, отец безнадежно заметил:

– Ну что, понял теперь, что не надо было этого олуха спасать? Сколько гадостей от него! Как выкручиваться будем, не понимаю. Проследить, куда мы подадимся, не проблема. Такой обоз, как наш, приметен будет всем.

Томс еще больше повесил голову. Но тут же сообразил:

– А давай доедем вместе лишь до Петерек, а там разделимся на три части. И встретимся возле столицы. Вот только в каком месте? – Томс не знал Северстана, дальше Холлтбурга ему бывать не доводилось.

Но его мать знала больше:

– Я слышала, что возле Тринали есть какой-то замок Оммодол. Название приметное, там и городок есть. Жена Вайда, соседа в третьем доме, из тех мест. Она хорошо о них говорила. Там людно, проезжих тьма, едут то в столицу, то из столицы, затеряться там просто. Давайте съезжаться там.

– Договорились! – одобрил отец. Я поеду с тремя средними, мать возьмет младших, Томс старших. Будьте настороже, откуда и кто мы, никому не говорите. Помните, что сказал дроттин. И фамилию рода себе другую возьмите, каждый разную. – Хмуро посмотрев на старшего сына, приказал: – Ты, Томс, будь умнее. Помни – ты не собой рискуешь, а всеми нами. Амирель из-за тебя теперь неизвестно куда вынуждена уйти. И хорошо, что мы не знаем, куда. Не проговоримся, ежели что.

Все поняли, «ежели что» – это допрос в тайном сыске, в котором развязывали языки самым несговорчивым.

Отец разделил данное настоятелем золото на три равные кучки и раздал старшим групп. Потом все оделись потеплее, вышли на улицу, младшие дети и женщины сели в подводу, парни вскочили на коней, и семья поневоле отправилась в дорогу.

Все ниже склоняясь под тяжестью людского горя, дроттин обходил крестьянские дома, видя одну и ту же безрадостную картину: разгромленные каморки, порубленная в щепки мебель и горькие слезы оставшихся без необходимых вещей людей. Он давал каждому главе семьи по нескольку десятков золотых монет, достаточных, чтобы с лихвой возместить прихожанам понесенный ими ущерб, но кто восстановит у них веру в справедливость властей?

Крестьяне с искренней благодарностью пытались целовать ему руки, но он лишь благословлял их, чувствуя глубокую вину. Если бы он предупредил семью Верити, запретив Томсу спасать друга, ничего бы не произошло. Пусть умер бы один, но зато все остальные жили бы как прежде, пусть тяжелой, но спокойной жизнью. А теперь непонятно, чем аукнется сельчанам визит эмиссара тайного королевского сыска.

Возвращаясь в свой дом, чувствовал непривычную тяжесть в груди. Изношенное сердце болело, напоминая о близкой смерти. Вернувшись в свой дом, застал благостную картину: Амирель, устроившись калачиком в кресле, прилежно читала о политическом устройстве Северстана. На душе у него стало легче. Рядом с этой девочкой он всегда чувствовал себя бодрее и моложе.

Забрав у нее книгу, наставник указал на окно, за которым стремительно темнело холодное зимнее небо.

– День подходит к концу, тебе нужно перекусить и отправляться в дорогу. Я и так задержался.

Встав, Амирель оправила примявшееся платье и робко спросила:

– А вы, дроттин, ужинать будете?

Он без раздумий отказался:

– Я не хочу. Иди на кухню, приготовь себе поесть. Обо мне не беспокойся. Я пока подберу тебе что-нибудь подходящее в дорогу.

Пока она жарила яичницу со шкварками и торопливо ела ее с черным хлебом, запивая горячим травяным чаем, старик вытащил из сундука теплые мужские штаны, шерстяную катаную куртку, широкую и удобную. Потом нашел сапоги маленького размера и меховую шапку. Завершил его сборы теплый плащ на медвежьем меху.

Когда насытившаяся девушка вошла в комнату, на кресле аккуратно лежала стопка зимней одежды.

Дроттин окинул ее печальным взором, прощаясь. Но сказал деловито, не показывая своей тоски:

– Одевай все это поскорее. Можешь надеть штаны под платье, выдавать себя за парня безнадежно. Мужики такими красивыми не бывают. Ехать тебе придется верхом, по-мужски, потому что дорога опасная.

– Но куда мне ехать? – Амирель представила себя одну-одинешеньку посредине ночного зимнего леса, полного дикого зверья, и ее голос испуганно дрогнул. – Я никогда нигде не бывала и никого, кроме соседей, не знаю.

Учитель поднял руку, призывая к молчанию. Достал лист плотной голубоватой бумаги, чернильницу и перо. Быстро что-то написал, свернул бумагу в тугой квадратик, капнул на нее со свечки немного воска и запечатал своей печаткой.

Подавая Амирель, строго наказал:

– Поедешь в Холлтбург, отдашь это письмо хозяйке гостиницы «Пряный ветер». Здание гостиницы в самом центре города, не заблудишься. Минуешь входные ворота, свернешь от предмостной улицы направо и проедешь по ней до конца. Увидишь вывеску, позовешь хозяйку, скажешь ей, что тебя послал дроттин храма в твоей деревне, отдашь ей это послание. И дальше будешь делать то, что скажет она. И запомни – глаз ни на кого не поднимай, от этого зависит не только твоя жизнь. Если тебя схватят, ты расскажешь все, не надейся, что сможешь вытерпеть пытки в застенках тайного королевского сыска. И допрашивать тебя будет ни кто иной, как сам элдормен Ветте, глава этой ужасной конторы. И тогда твоей семье не спастись. Чтоб этого не случилось, завешивай лицо капюшоном. Не забудь!

Амирель твердили об этом всю ее сознательную жизнь, к этому она привыкла.

– А как моя семья? – спросила и замерла в ожидании ответа.

Дроттин ее обнадежил:

– Они уже выезжают. В другую от Холлтбурга сторону. Куда, тебе знать не стоит. Этого и я не знаю. Если ты где-нибудь их случайно увидишь, не показывай вида, что вы знакомы. Тебе доверять нельзя никому. И Власт тому наглядный пример.

Она повинно опустила голову, признавая свою вину. Дроттин поспешно сказал:

– Не печалься! Раз у тебя имеются таланты королевы Лусии, то со временем, как повзрослеешь и станешь увереннее в себе, ты сможешь убеждать людей так же, как это делала она. Если ты чего-то не захочешь, тебе достаточно будет твердо сказать «нет». Этого хватит, чтоб на твою честь и твою жизнь никто покуситься не смог. Но запомни: если тебя внезапно ударят сзади по затылку, твои способности тебя спасти не смогут, поэтому будь крайне осторожной. Но я от всей души надеюсь, что ты избежишь опасностей. Мне очень жаль, но ты несешь опасность всем, кто примет в тебе участие. Эмиссары тайного сыска и особенно его глава элдормен Ветте – страшные люди. Для них не существует жалости. Они служат короне, а ты принадлежишь к ее исконным врагам.

Амирель помрачнела и принялась нервозно теребить повязанный на шее теплый платок. Наставник положил руку ей на плечо, стараясь успокоить, и утешающее произнес:

– Но ты не только опасность несешь. В тебе есть и счастье. Вот только отдать его нужно в надежные руки. Теперь одевайся поскорее. Нужно спешить. Боюсь, к утру люди из тайного сыска пожалуют сюда снова, они весьма и весьма настойчивы. И слов на ветер зря не бросают. Если сюда приедет из Холлтбурга старший эмиссар тайного сыска, всем будет плохо.

Она вопросительно взглянула на него. Дроттин вздохнул и принялся растирать грудь, будто у него заболело сердце.

– Ты хочешь спросить, что тогда будет? Старшие эмиссары, как и сам глава тайного сыска, владеют тайным знанием. И знание это называется гипноз. С его помощью они узнают все, что люди хотели бы скрыть. И я не знаю, сможешь ли ты противостоять им. И проверять не хочу. Так что поторопись.

– Но вы плохо себя чувствуете, учитель. Давайте я вас вылечу? Это быстро! – она просительно протянула к нему руки.

– Нет! – старик решительно отверг ее помощь. – Это ни к чему. Не нужно затягивать неизбежное. Поспеши!

Он вышел. Амирель принялась торопливо натягивать на себя все, что ей приготовил дроттин, раздумывая, что он имел ввиду под «неизбежным». Ее отъезд или что-то другое? Одевшись, оглядела себя со всех сторон. Все было почти впору, но от обилия одежек она чувствовала себя неуклюжим тюфяком, под самую завязку набитым соломой.

Когда она пожаловалась на это настоятелю, тот добродушно над ней подтрунил:

– Ты будешь благодарна этому тюфяку, когда проведешь верхом на лошади несколько часов по морозу. За ночь ты должна добраться до города и появиться там ранним утром, пока улицы еще пустынны. И возьми этот кошель. Деньги помогут тебе перенести невзгоды. За все плати сама, ничего в благодарность не принимай. Коня оставь хозяйке «Пряного ветра» на память от меня. Тебе пора!

Дроттин подождал, пока девушка цепляла тяжелый кошель на пояс, потом проводил ее до конюшни, помог оседлать и вывести коня. Подсадил ее в седло, из-за одежки она не смогла это сделать сама. На прощанье хлопнул вороного по крупу, проследил, пока силуэт ученицы не растает в темноте, и медленной поступью вернулся в дом.

Прошел в комнату, где столько лет обучал Амирель различным премудростям, сел в кресло, где еще совсем недавно сидела она, откинул голову на спинку и горько сказал самому себе:

– Как обидно встретить ту единственную, что могла бы скрасить жизнь, так поздно. Но я благодарен судьбе за то, что подарила мне несколько лет призрачного счастья. Возможно, я еще встречусь с ней в какой-нибудь другой жизни, за гранью этой. А сейчас мое время пришло. Я прожил на этой земле слишком долго и последние пять лет держался только из-за присутствия рядом древней магии, живущей в королевской крови. Теперь мне жить больше не для чего и можно, наконец, отдохнуть.

Он закрыл глаза, чтобы не открывать их больше никогда. Едва в тишине комнаты затих его последний вздох, морщины на челе старика расправились, лицо стало умиротворенным и гораздо более молодым.