Текст книги "Начнем всё сначала"
Автор книги: Татьяна Герцик
Жанр: Современные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
Глава третья
Насупившись, Новицкий пристально следил, как Жанна снимает куртку, шапку, разматывает накрученный в несколько слоев шарф. Но вот она, раздевшись в раскаленном молчании, прошла в комнату и холодно спросила:
– И чего тебе надо?
Он взмахнул руками от возмущения.
– Нет, вы посмотрите на нее! Чего мне надо?! Почему ты соврала, что едешь домой?
Она в упор взглянула на его сердитое лицо с выступившими на щеках темными злыми пятнами.
– И кто ты мне, чтобы докладывать о своих передвижениях?
Ее уничижительный тон сделал свое дело: он немного опомнился. Неверной рукой взлохматил волосы и проговорил уже более спокойно:
– Извини, но мне это так неприятно!
У Жанны перед глазами стояло несчастное лицо его ночной спутницы, и она перебила парня с непривычной для себя язвительностью:
– А мне еще более неприятно, что ты постоянно без разрешения вламываешься в мою комнату. Мне что, замок поменять или коменданту пожаловаться?
От подобного резкого тона Павел несколько растерялся. Они будто вернулись к тем временам, когда только-только познакомились и она видела в нем всего лишь местного донжуана. Отброшенным так далеко назад ему не хотелось, и он почти просительно проговорил:
– Что с тобой? Ты на что-то сердишься?
Понимая, что они, по сути, поменялись местами, она ответила вопросом на вопрос:
– На что мне сердиться?
Кошачьим движением поднявшись со стула, Павел встал рядом, не отрывая глаз от ее изменчивого лица и пытаясь понять, отчего Жанна так изменилась. Что могло случиться за несколько часов разлуки? От нее ощутимо веяло холодом. В его голове медленно зрела неприятная догадка: если она была на площади, то, вполне возможно, видела его с Любашкой. Неприятная история. Со своей патриархальностью и деревенскими взглядами она его точно не поймет, если он скажет, что давно расстался со своей далеко не первой и не последней любовницей. Придется врать.
Постаравшись соорудить правдивую физиономию, спокойно спросил:
– Почему ты не сказала мне, что хочешь сходить на городской праздник? Мы бы с Любой тебя захватили.
Она с невольным вопросом посмотрела в его лицо, и он небрежно пояснил:
– Это моя кузина, дочь папиного брата, они сегодня с нами Новый год встречали.
Это и в самом деле было правдой, только вот кузина Люба в процессе празднования поменялась на бывшую подружку с таким же именем. Но об этом, он, естественно, говорить не собирался. Да и в чем его вина? Уехав с семейного вечера под предлогом встречи с друзьями, он ненароком столкнулся с Любашкой, немедля оставившей своих друзей и буквально залившей его своими горючими слезами. Это было крайне неприятно, но что он мог сделать? Не ругаться же с ней на глазах у всех? Хорошо, что та, поняв, что ничего не добьется своим жалким хныканьем, всё-таки отстала.
Жанна продолжала смотреть на него с прежним холодным недоверием, и ему стало не по себе. Неужели по Любашкиным слезам она догадалась об их настоящих отношениях? Решил ни в чем не признаваться, давно понял, что в отношениях с девицами после искренних слов бывает только хуже.
Конечно, ее бы успокоили его слова о том, что он любит только ее одну, но вот до такой степени врать он не собирался. Он всегда гордился тем, что никогда ничего своим подругам не обещал. Впрочем, они и без его посулов выдумывали себе черт-те что.
Вместо пустых слов сделал быстрый шаг вперед и обнял ее. Прижал к себе и, не пытаясь целовать, стал покачивать, как обиженного ребенка. От негромкого стука ее сердца рядом с собственным ему стало на удивление уютно, и он расслабился, считая, что ей так же хорошо, как и ему. Но ошибся.
Вывернувшись из-под его руки, Жанна агрессивно сверкнула синими очами и заявила с откровенной угрозой:
– Погостил, пора и честь знать. И учти, я сегодня же поменяю замок!
Павел укоризненно вздохнул. Вот ведь неугомонная девица! С легкой насмешкой пообещал:
– Сегодня не получится. Сегодня праздник. Всенародный. Не работает ни один магазин. Или у тебя имеется запас дверных замков? И ты его легко вставишь сама, ведь ты у нас мастер на все руки?
Жанна чуть замялась, сообразив, что погорячилась.
– Ну не сегодня, так завтра обязательно!
Эта угроза Новицкому решительно не понравилась, и он с уже более серьезными намерениями обхватил девушку. Учитывая ее неслабую мускулатуру, с силой прижал к себе, дабы не дать возможности вырваться. Закрыл ее рот губами и чуть не застонал от охватившей всё тело истомы.
Получив несколько чувствительных ударов по икрам ног, поднял и одним широким шагом оказался рядом с кроватью. Упав в нее вместе со своей ношей, мгновенно очутился сверху. Придавив своим весом, освободил одну руку. Обхватив голову Жанны, повернул ее к себе, и впился в губы иссушающим поцелуем. Ему казалось, что он наконец достиг родника после долгого блуждания по пустыне. Она замерла, прекратив сопротивление.
Это было странно, но приятно. Но когда он оставил в покое ее губы и попытался стянуть плотный свитер, застыл от ее холодно-презрительных слов:
– И что дальше? Ни к чему не обязывающий секс? Уверена, у тебя, как у многоопытного и ответственного кобеля, всегда есть в запасе презервативы.
Ему будто огромный снежок засунули за шиворот. Он поднял голову, посмотрел в ее исполненные безжалостного презрения глаза и медленно сел, опустив голову и безвольно уронив руки.
Жанна быстро соскочила с кровати, поправила одежду и бесцеремонно предложила:
– Может, пойдешь уже? Новогодняя ночь кончилась.
Действительно, за окном разгоралась медленная зимняя заря. Он молча поднялся и так же молча вышел, даже не посмотрев на нее на прощанье. На душе было паршиво. Еще ни разу он не получал столь сокрушительного афронта. Да что это такое!? Сколько можно возиться с этой деревенской недотрогой? Ни одна нормальная девчонка так долго его не мурыжила. Ну месяц, да и то для блезира. И чего он к ней прилип? Давно пора оставить это гиблое дело!
Но злость вскоре прошла и он признал, что бросить начатое просто не в силах – слишком глубоко она его зацепила. Может, примитивно поймала на крючок? Хочет, чтобы он на ней женился? Сначала штамп в паспорте, а потом постельные утехи? А что, в их селе, видимо, только так и полагается. Но от него она ничего подобного не дождется. Не на того напала. И спать он с ней будет без всяких штампов, вот увидит!
Едва он ушел, как Жанна бросилась в ванную. Быстро раздевшись, принялась смывать с тела его запах. Ох, уж этот запах! Каждый раз, когда он обнимал или целовал ее, или даже просто прикасался, на коже оставался его запах, который еще долго потом волновал ее, не давая спокойно жить.
Вымывшись, тщательно вытерлась полотенцем. Натянув плотную фланелевую пижаму, – в общежитии было вовсе не так тепло, как хотелось, – быстро перестелила белье, хотя поменяла его совсем недавно. Если бы могла, она и подушку с одеялом поменяла, но запасных, увы, не было. Убедившись, что никаких следов от пребывания Павла не осталось, забралась в постель и уснула, вымотанная бессонной ночью.
Но неужели он не ушел? Чьи тогда эти руки, гладящие ее с нежной настойчивостью? И чьи губы, так нежно и неотвратимо ласкающие ее губы? Тело само выгибается, жаждя чего-то большего, неизвестного, но такого желанного. Жанна застонала, охваченная огнем, и повернулась, стараясь устроиться поудобнее в его горячих руках. Щека легла на холодную ткань наволочки, и в голове прояснилось. Она открыла глаза, села на кровати, полусонным взглядом обвела комнату и убедилась, что она одна. Это только сон. Дурной, порочный сон. С досадой вздохнула и откинулась на спину. Но если верить, что подсознание говорит ей правду, то неужели это то, чего она по-настоящему желает?
Сев на кровати и печально повесив голову, жалостиво пошмыгала носом, надеясь, что дурная блажь пройдет. Это не помогло, и ей пришлось признать, что она отчаянно желает близости с Павлом. Причем ее не останавливают ни внушенные с детства порядочность и осторожность, ни девичья гордость, так старательно культивируемая в их семье.
Это было очень неприятно, и Жанна обескуражено вздохнула. Неужели взыгравшие гормоны заслонили для нее весь белый свет? Что это за любовь такая, если она умудрилась влюбиться в человека, который любви вовсе недостоин? Которому нужно только ее тело, да и то ненадолго? Ведь недаром она не слышала от него никаких слов даже об элементарной привязанности, и уж ничего похожего на предложение руки и сердца.
Что это с ней? Может, в ней взыграла разбуженная Павлом чувственность? Сравнивать-то не с чем, всё впервые. Хорошо взрослым женщинам – они бы легко разобрались, что это такое, похоть или и в самом деле непрошеная любовь. И посоветоваться не с кем. Что будет, вздумай она рассказать это любой из своих тетушек! А маме о своих проблемах говорить просто стыдно. Она же так гордилась собой и своей выдержкой, даже мамины слова об осторожности слушать не хотела, а тут такой пассаж!
Вспомнив, каким разочарованным от нее сегодня ушел Павел, тяжко вздохнула. Может, он отстанет от нее наконец-то? А то долго ей не выдержать. И тут же ей стало горько. Неужели всё закончится, так и не начавшись? Вконец измучившись от собственной раздвоенности, разогрела чай и выпила его, тупо уставившись в стол. Потом, несмотря на раннее утро, пошла гулять, стараясь как можно меньше вдыхать не слишком чистый воздух, пропитанный выхлопными газами, дымом от заводских труб, грязным городским снегом и запахом где-то прорвавшейся канализации.
Вспоминая легкий, напоенный сосновым запахом воздух своей родной Ивановки, сказала себе: нет уж, ни за какие городские коврижки она не будет здесь жить после окончания универа. И дня здесь не останется!
Утро прошло спокойно и скучно. Из чистого упрямства Жанна и в самом деле дошла до большого универсального магазина, расположенного в двух кварталах от общаги, но он, как и обещал Павел, был закрыт. Еще немного пошатавшись по пустынным улицам, замерзла и вернулась в общагу. Осторожно открыла дверь и была не на шутку разочарована, обнаружив комнату пустой. Чтобы немного развеяться, пошла в фойе, где стоял общежитский телевизор. Конкурентов у нее не оказалось, студентки разъехались по домам, и она просидела в одиночестве у телевизора до вечера.
Вечером позвонили родители, поздравили с наступившим праздником и спросили, почему она не брала телефон вчерашним вечером. Повинившись, что просто забыла сотовый в комнате, в превосходной степени описала выступление артистов и так впечатливший ее фейерверк. Успокоенные родичи еще раз пожелали ей счастья и отключились, а она еще долго не могла уснуть, гадая, какое оно – счастье.
На следующий день всё пошло по-прежнему. Когда она решила, что Павел внял ее категоричным словам и больше не придет, раздался робкий стук в дверь. Уверенная, что это кто-то из соседок пришел занять сахар или соль, не спрашивая, распахнула дверь. Воспользовавшись ее оплошностью, в комнату скользящим движением протиснулся Павел с большой коробкой в руках.
По-свойски чмокнул оторопевшую хозяйку в щеку и, как ни в чем ни бывало, заявил:
– Привет! Соскучилась? – и по-свойски прошел в комнату. Поставив коробку на стол, принялся выкладывать из нее бутерброды с икрой и красной рыбой, какие-то корзиночки с салатами, пирожные, завернутые каждое отдельно в пергаментную бумагу. – Это мне мамуля после сегодняшнего застолья презентовала. – Перехватив сомневающийся взгляд Жанны, заверил: – Всё свежее, так что не отравишься, не бойся.
Она и не боялась отравиться. Просто столько она и не ела никогда. Перевела на него вопросительный взгляд. Он пояснил, с удовольствием глядя на ее раскрасневшиеся от его появления щеки:
– Нам же с тобой не удалось встретить Новый год, так что давай повторим. На бис, так сказать.
Вынув с самого дна большую бутылку с обернутым золотой фольгой горлышком, пояснил:
– Настоящее шампанское. Французское. Бокалы есть?
Хозяйка с досадой следила за его непринужденными движениями. Какой же он всё-таки настырный! Или такими и должны быть настоящие мужчины? Нахальство как элемент брутальности? Отрывая ее от решения сего философского вопроса, Павел настоятельно повторил:
– Из чего пить будем?
Жанна скучно поинтересовалась:
– А разве я хочу? Я тебя ни о чем не просила.
Повернувшись к ней вполоборота, он широко улыбнулся, сверкнув ровными зубами.
– Хочешь-хочешь, я знаю. Новый год в одиночестве встречать нельзя. Так что давай сюда посуду, а то мне придется сгонять за одноразовыми стаканчиками. Это будет шик – французское шампанское из пластмассовых стаканов!
Признав его правоту, Жанна нехотя поплелась к кухонной тумбочке, в которой хранились высокие хрустальные стаканы, оставшиеся от предыдущих поколений жильцов. При необходимости они вполне могли сойти за фужеры. Оглядев поданную посуду, парень довольно кивнул:
– Нормально! – и ловко открыл бутылку.
Жанна ждала пены и хлопка, но ни того, ни другого не было. Осторожно выпустив из бутылки газы, Павел разлил вино по стаканам, не пролив ни капли. Окинув ее тем особым взглядом, от которого в ее крови начинали бурлить такие же возбуждающие пузырьки, как в шампанском, он протянул ей вино.
Подняв свой фужер, посмотрел ей в глаза и с намеком сказал:
– За исполнение тайных желаний, моя радость! Пей до дна!
Она с сомнением оглядела полный стакан. Он был слишком велик, чтобы осилить его за раз. Пробуя шампанское, приложилась к краю и сделала маленький глоток. Шампанское было вкусным. Даже очень. Она легко выпила половину и поставила на стол. Павел, уже проглотивший всё, что было, с упреком сказал:
– Ну и зря. Сейчас загаданное не сбудется.
Она небрежно пожала плечами.
– Да я ничего и не загадывала. Зачем? У меня всё есть.
Это деловое высказывание ему не понравилось. Оно подразумевало, что у нее есть и любовь, что было попросту досадно. Молча проглотив досаду, Новицкий подвинул стул поближе к столу и радушно пригласил:
– Давай присоединяйся. Ты сегодня ела?
Признаваться в том, что аппетита у нее нет исключительно по его вине, было категорически нельзя, и Жанна пробормотала:
– Чай пила.
Назидательно заметив, что чай – это не еда, он подвинул к ней тарелки с деликатесами. Решив не спорить по пустякам, она выбрала себе бутерброд с любимой ею красной рыбой. Он просто таял во рту. Запивать было нечем, и она незаметно для себя выпила весь бокал шампанского. Павел тут же налил ей другой, не забыв и себя.
Под провозглашаемые им забавные тосты они вдвоем осилили всю бутылку, и настроение у Жанны резко поменялось. Они смеялись над каждым пустяком, даже спели какую-то современную песенку, потому что Павел не знал ни одного романса, чем сильно насмешил девушку. Она назидательно попеняла:
– Культурные люди должны знать настоящую музыку!
Посмотрев на ее разрумянившиеся щечки и заблестевшие глазки, он вздохнул про себя. Ему вовсе не хотелось быть культурным человеком. Ему больше импонировали дикари. Схватил бы ее – и делай что хочешь. Нет, всё-таки как много в современной жизни идиотских ограничений!
– Ты же понимаешь, я технарь, а не гуманоид.
Услышав прозвище студентов филфака, Жанна рассмеялась еще сильнее.
– Так я пришелец из других миров? Как приятно!
Он пересел на кровать и, протянув руку, ухватил Жанну за локоть и заставил сесть рядом. Она принахмурилась, но ненадолго. После его очередного анекдота посмотрела на него с укором, задыхаясь от смеха:
– Хватит меня смешить! Я скоро умру от смеха!
Он покорно согласился:
– Ну, хватит так хватит! – и осторожно положил руку на ее узкое плечо.
С опаской посмотрев на его шкодливую ручонку, она потребовала ответа:
– А это зачем?
Не отвечая, он прижал ее к себе и мягко приложился к ее рту. Жанна понимала, что к добру это не приведет, но здравый смысл, убаюканный непривычной дозой алкоголя, мирно дремал, не думая просыпаться, и она покорно позволяла себя ласкать.
Дыша всё тяжелее и тяжелее, Новицкий уложил ее на кровать и задрал тонкую кофточку почти до горла, обнажив белую грудь. Лифчика на ней не было, и Павел с нескрываемым сладострастием погладил горячими руками ее груди, невольно отметив их совершенную форму. Его взгляд приковали темно-розовые соски, резко выделявшиеся на белоснежной шелковистой коже. Он трепетно обвел их большими пальцами, заставив затвердеть и напрячься. Чуть помедлив, вопросительно заглянул ей в лицо.
Жанна смотрела в потолок слепым взглядом, захваченная неизведанными ранее ощущениями. Довольно усмехнувшись, Павел вновь обратился к ее груди. Обвел соски языком, оставляя влажную дорожку и принялся их посасывать, чуть застонав от наслаждения. Как много он дал бы за то, что бы она отвечала на его ласки! Хотя бы по голове погладила, что ли!
Будто услышав его тайный призыв, ее руки несмело легли на его волосы и тоненькие пальцы пробежались по чувствительной коже за ушами. От этой незамысловатой ласки у него зашумело в голове и уже поднявшаяся плоть стала такой твердой и горячей, что он закусил нижнюю губу, чтобы не застонать от боли.
Начал ласкать ее уже всерьез, с некоторым даже ожесточением, отбросив все разумные мысли. Стянул с ее несопротивляющегося тела кофточку, сбросил с себя джемпер и с наслаждением прижался к ней своей обнаженной грудью. Снова принялся целовать, раскрыв ее губы и лаская языком ее сладкий рот. Одновременно стащил свои джинсы и расстегнул молнию у нее. Просунул руку между ее бедер и накрыл ладонью бугорок, к которому так стремился. Чуть нажал и она, дернувшись, как от удара, развела ноги в стороны, открывая все свои потаенные уголки.
Его горячая чуть дрожавшая рука пробралась под ее тоненькие трусики. Она была уже влажная, и его палец легко нашел сосредоточие ее чувственности. Чуть нажал, и Жанна принялась извиваться под его рукой, что-то хрипловато зашептав. Он удвоил усилия и через мгновенье она выгнулась под его рукой и громко вскрикнула. Поймав губами ее стон, Новицкий попытался стянуть с нее джинсы, чтобы удовлетворить свое тягостное желание, но, посмотрев в ее ничего не соображающие глаза, замер и, немного помедлив, перекатился через нее и лег рядом, также слепо, как до этого она, уставившись в потолок.
Подождав, когда у нее выровняется дыхание, хотел что-то сказать, но, повернувшись к ней, увидел, что Жанна безмятежно спит. Неслышно выругавшись, встал, укрыл ее одеялом и вышел, едва шагая от мучительной боли в паху. Сев в машину, с полчаса сидел, нетерпеливо ожидая, когда придет в норму взбунтовавшееся тело. При этом неистово облегчал душу последними словами.
– Вот осел! Ну почему не взял ее, кто мне мешал? Терпи теперь, идиот!
Он сам не понимал, что его остановило. Вернее, что остановило, понимал, но почему он так сделал, – нет. Испугался, что, протрезвев, она его никогда не простит? Но когда он обращал внимание на чувства своих партнерш? Ведь ему-то от этого не легче!
Кипя от злости на самого себя, приехал домой, расстроенный и злой, повторяя в назидание: в благородство поиграть захотелось, вот и терпи теперь! А ведь мог лежать сейчас рядом с этой недотрогой, довольный и ублаготворенный, посмеиваясь над ее помятыми принципами.
Проснувшись, Жанна всё мгновенно вспомнила, и жутко покраснела от стыда за свою распущенность. Как она могла так низко пасть? Вела себя как девица общего пользования! С ужасом разлепив ужасно тяжелые веки, посмотрела по сторонам, боясь встретиться с всё понимающим насмешливым взглядом Павла. Но в комнате никого не было, и она, с облегчением вздохнув, спрыгнула с кровати. Расстегнутые и приспущенные джинсы мешали двигаться, и она быстро их поправила, тоскливо застонав от острого недовольства собой.
Какой кошмар! Как ей теперь в глаза ему смотреть? Ведь он наглядно ей доказал, что она такая же, как все остальные его девицы. Прикрыв веки и откинув голову, вспомнила потрясшее ее наслаждение и не могла не признать, что никогда ничего подобного не испытывала. Что ж, она и не сомневалась, что он очень опытный любовник. Но что же теперь делать ей?
Бунтарский характер не позволил долго хандрить. Ничего же не случилось! Просто ей нужно сделать правильные выводы из случившегося, впредь быть осторожнее и не поддаваться на провокации. А уж пить и вовсе нельзя! Но почему Новицкий остановился? Ведь ему было очень тяжело! Она помнила его надрывное дыхание, горячее тело, терзаемое мелкой злой дрожью и не могла понять, почему он не совершил то, ради чего и был задуман этот повторный праздник. Может, просто пожалел?
В это верилось плохо, и, так ничего и не решив, Жанна бросила пустые размышления. Чтобы уничтожить все следы, приняла душ, и, отчаянно проголодавшись, взялась за оставшиеся от их пира деликатесы. Наевшись, вдруг поняла, что настроение у нее чудесное и постаралась потушить странную радость. Но необъяснимое счастье захватило душу, и она, не выдержав, начала петь, искренно удивляясь сама себе. Ей же не радоваться полагается, а плакать!
Как ни в чем не бывало, Павел пришел на следующий день, принеся с собой скромный тортик. Жанна не хотела его впускать, но ему, видимо, покровительствовал языческий бог везения, поскольку появился он как раз в тот момент, когда она шла с улицы, купив свежую газету. Естественно, он прицепился к ней, и Жанна, чтобы не торчать на пороге, привлекая любопытные взоры, нехотя пропустила его в комнату.
Раздевшись, он умильно проговорил:
– Знаешь, Новый год такой энергоемкий праздник, что мне уже ничего не хочется. Если ты не против, давай просто тихонько посидим, поболтаем?
Жанна с гораздо большим удовольствием сходила бы куда-нибудь погулять, но тело, вдруг вспомнившее вчерашнее запредельное наслаждение, заныло в самых неожиданных местах. Не в силах справиться с собственными желаниями, она нервно согласилась, но села от гостя подальше, на противоположной стороне стола.
Когда Новицкий оказался рядом, так и не заметила. Вроде бы они болтали ни о чем, и он был на вполне безопасном расстоянии, как вдруг она оказалась у него на коленях, и его губы властно накрыли ее рот. Сознание раздвоилось, и она с паническим удовольствием положила руку на его сильную шею, ощущая под пальцами коротко остриженные волосы.
Она коротко вздыхала, не пытаясь протестовать, и, когда он, оторвавшись от ее губ, настойчиво предложил:
– Давай перейдем на постель! – покорно встала и сама пересела на кровать.
Не тратя время, Новицкий быстро разделся сам и раздел ее. С томительным чувством обвел ладонями ее точеные бедра и лизнул круглую впадинку пупка. На большее его не хватило, и он, неловкий от охватившего его вожделения, взгромоздился на нее. Коленями раздвинул ее ноги и мягким толчком проник внутрь.
Она не вскрикнула, только сжалась от острой боли. С трудом прохрипев, что скоро больно не будет, он начал движение, сосредоточившись на охватившем его наслаждении, и не замечая больше ничего вокруг. От взорвавшейся плоти потемнело в глазах, и он упал на девушку, обливаясь потом. Через некоторое время в глазах прояснилось, и он с благодарной улыбкой припал к ней.
– Потрясающе! Никогда у меня ничего подобного не было. Класс!
Ожидающая чего-то более чуткого, Жанна нервно вздрогнула и лихорадочно облизала вспухшие губы, чувствуя себя очередным подопытным зверьком.
Захваченный уходящим наслаждением, Павел решил исполнить давно надоевший ритуал и безразлично спросил, не глядя на партнершу:
– Как ты себя чувствуешь? Очень больно?
Жанне было неудобно, стыдно и, конечно, больно. Но признаваться в этом не хотелось. Тем более теперь, когда он лежал на ней совершенно голый, так и не выйдя из нее полностью. Шевельнувшись, чтобы он не слишком давил на нее своим довольно тяжелым телом, она выдохнула:
– Да нет, не очень.
Привстав на локтях, он с удовольствием погладил ее грудь и зажал между пальцами горошины сосков. Они тут же сморщились и потемнели. Жанна недовольно дернулась и почувствовала, как в ее лоне снова набухает его плоть. Павел с довольной улыбкой повернулся к ней.
– Пошевели еще бедрами.
С едва слышным вздохом она выполнила его просьбу. Ей вовсе не хотелось продолжения. Но у Павла уже помутнели глаза и он, напружинившись и просунув под нее руки, впился ей в губы страстным поцелуем. Прикрыв глаза, задвигался всё сильнее и сильнее, стремясь освободиться от напряжения в паху. Но вот вскрикнул и забился в пароксизме удовольствия. Снова удобно устроившись на ней, проговорил:
– Вот это да! С каждым разом всё лучше и лучше. – И, посмотрев вниз, туда, где всё еще соединялись их тела, прагматично добавил: – Надеюсь, презерватив выдержал.
Осторожно вытянув из нее часть своего тела с болтающейся на конце резинкой, пошел в ванную, медлительно перебирая ногами, как большой довольный кот.
Раздосадованная и опустошенная Жанна недовольно смотрела ему вслед. И вот это жалкое соитие стоило ее мучений? Ее сомнений и бессонных ночей? Но, может быть, Павел здесь ни при чем, и это в ней самой чего-то не хватает? Или это просто из-за того, что она спала с мужчиной в первый раз в своей жизни?
Разочарованная, она откинулась на подушку, ожидая своей очереди в ванную. Но вот он вышел, и Жанна, накинув халатик, устремилась туда же, старясь избавиться от следов своего легкомыслия. Вернувшись, увидела на полу старую простыню со следами крови, а на кровати чистую.
Лежавший на ней Павел протягивал к ней руки с ласковой усмешкой, как истый змей-искуситель. Она застыла на месте, охваченная недобрым предчувствием. Совершенно не стесняясь своей наготы, парень быстро соскочил с постели, подхватил ее на руки, и, целуя, положил туда, где только что лежал сам. Склонившись над ней, принялся ласкать и ласкал до тех пор, пока из ее глаз не ушла тоскливая обеспокоенность, и она сама не притянула его к себе.
Все новогодние праздники Новицкий провел у Жанны в общаге, лишь пару раз сгоняв домой за новыми партиями чистого белья. Они ходили гулять, заходили в студенческие кафешки, и любили друг друга в раскаленном молчании. Павел ничего не говорил ни о любви, ни о привязанности, ни даже о том, что хочет ее, но она ничего подобного и не ждала. Она была достаточно умна, чтобы понимать, что Павел не из тех, кто может верно и искренне любить, и оценивала свои шансы на замужество с ним как нулевые.
Но что делать, если она влюбилась в такого неподходящего человека? Никто ведь ее не заставлял. Хотя, если бы не его настойчивость, то, вполне возможно, она жила бы спокойно и до сих пор смотрела на мир сквозь розовые очки.
Перед первым учебным днем Жанна попросила Павла уйти, ведь в любой момент могла появиться Юлька, но он воспротивился.
– Она всегда приезжает по утрам. Вот я и смотаюсь рано утром. Не беспокойся, она меня не застанет.
И он в самом деле ушел от нее за полчаса до появления подружки. Но едва та зашла в комнату, как всё поняла – несмотря на то, что Жанна настежь распахнула окно, чтобы проветрить комнату, в воздухе стоял плотный запах постельных утех и мужского пота. Она с огорчением посмотрела на Жанну, но ничего не сказала.
Павел с нетерпением ждал выходных, чтоб остаться с Жанной наедине. Все три ночи и два с половиной дня он не выпускал ее из постели, наслаждаясь ее нежным телом. Она не возражала, но настоящей женщиной себя не чувствовала. Может быть, в этом виноват был Новицкий, не считавший нужным ласкать ее дольше, чем хотелось самому, а может, чего-то не хватало ей самой. Может быть, страстности? Но когда она пыталась проявить робкую инициативу, он перехватывал ее, нетерпеливо овладевая ею, и чуть не теряя сознание от острого блаженства.
Когда она впервые после окончания карантина собралась ехать домой, Новицкий взбунтовался.
– И зачем тебе туда ехать? Что ты там не видела?
Пришлось сказать ему, что она как ездила раз в месяц домой, так и будет ездить. Разозлившись до такой степени, что возле стиснутых губ появились белые полосы, Павел замолчал. Но потом, что-то сообразив, скомандовал:
– Ты будешь туда ездить в критические дни! Все равно они пропащие для наших встреч!
И стал внимательно следить за выполнением этого условия. Жанна понимала, что он ее просто использует, но спорить с ним и что-то отстаивать не хотела. От постельного угара у нее кружилась голова, и сил не было даже на учебу. По понедельникам она сидела на занятиях, как пустоголовый чурбан, не слыша ни слова из того, что говорили преподаватели. Отходила лишь к четвергу, но уже в пятницу всё начиналась сначала.
Дома мама сразу поняла, что дочь стала женщиной, но ничего не сказала. Отец тоже посматривал на нее с пониманием, но молчал. Жанна была искренне благодарна родителям за то, что они не лезут в душу. Ведь что она могла им ответить на простой вопрос: когда свадьба? Никогда? Что с ней просто развлекаются, а она это разрешает? Больше того, с удовольствием в этом участвует?
По сути, она предала всё, что считалось в их семье нерушимым. Все запреты, наставления, всё, чем должна руководствоваться в жизни порядочная девушка, всё было забыто. Горечь разъедала душу, и она особенно сильно ощущала свое падение дома, в патриархальной семье, где всё дышало добродетелью в исконном понимании этого слова.
Сашка тоже не принес покоя ее измученной душе. В последнюю их встречу, посмотрев на нее внимательными глазами, холодно спросил:
– Как дела?
– Нормально. Учусь помаленьку.
Он с прищуром кивнул и двусмысленно заявил:
– Вижу. Причем всему.
Почувствовав, как лицо покрывается жарким румянцем, она с вызовом потребовала объяснений:
– Что ты имеешь в виду?
Но лучше бы она этого не спрашивала. Отодвинув ворот ее водолазки, он ткнул пальцем в темное пятно, оставшееся после последних нескромных ласк Павла и прошипел:
– Вот это, дорогуша! И запомни – на таких в нашем селе не женятся! – и пошел прочь, презрительно насвистывая.
Эти жестокие слова камнем легли на сердце, тем более что она считала их вполне справедливыми. С тоской посмотрев вслед небрежно уходившему другу, села на скамейку у ворот и незряче посмотрела на высокое небо. По нему бежали кружевные кокетливые облачка, но она их не видела. Душа болела, уязвленная и презрением старого друга, и неуверенностью в завтрашнем дне.
Она прекрасно понимала, что в жизни Павла она не первая и не последняя. Так, краткая перевалочная станция на его длинном жизненном пути. И зачем она его только встретила? Хотя, возможно, она была такой незрелой, что ее мог бы соблазнить любой? Нет, с этим она была решительно не согласна. Если бы она не влюбилась, всё было бы по-другому.
Они продолжали встречаться с Павлом по выходным до июня, пока не начались экзамены, и Юлька не переехала домой. Тогда Павел стал приходить к Жанне когда вздумается, и оставаться на столько, на сколько хотел. Когда любовник сдавал свои экзамены, она не знала. Эта сессия принесла ей большие проблемы. И, хотя ей ставили отличные оценки, это было скорее данью ее прошлым заслугам. А может, ей так казалось после бессонных, наполненных жаркой страстью ночей?
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.