Текст книги "Лунные драконы"

– Края? – уточнила Полина.

– Ну, не совсем края. Достаточно пригорода. Ребята должны с детства проникнуться любовью к родной природе. Изначально предполагалось, что этим займется Маргарита Петровна. Ей, как учителю биологии, тема природы, безусловно, ближе, чем вам, но Маргарита Петровна сломала ногу, – Генриетта сделала скорбное лицо. – А вы, Полина Мстиславовна, молодой, энергичный специалист. Вам и карты в руки.

– Генриетта Сергеевна, но я совсем не знаю пригород. – Жалкая попытка избавиться от неминуемого.

– Ну вот, теперь у вас появился прекрасный шанс восполнить этот пробел, – отрезала завуч. – От вас ведь и не требуется ничего сверхсложного. Вы просто должны продумать маршрут предстоящей экскурсии. Можете взять нескольких помощников из числа старшеклассников и завтра же приступать к делу. Времени у нас не так уж много.

Генриетта обернулась к классу:

– Есть желающие помочь Полине Мстиславовне? Добровольцы снимаются с субботних занятий.

Тут же поднялся лес рук.

Генриетта хмыкнула, обвела добровольцев внимательным взглядом:

– Горевая и Полянский, останетесь после занятий и обсудите с Полиной Мстиславовной детали вашей завтрашней экспедиции. Ну все, продолжайте урок, – она кивнула Полине и выплыла из класса.

Разговор с добровольцами оказался коротким.

– Я знаю классное место в двадцати километрах от города, – заявил Полянский.

– И что же там такого классного? – поинтересовалась Горевая.

– Лес, Темное озеро и конный завод – живописнейшие места. Плюс возможность увидеть живых лошадей. Желающие могут даже проехать верхом. Вы умеете ездить верхом, Полина Мстиславовна? – он с вызовом посмотрел на Полину.

– Я-то умею, да вот только кто же мне позволит? – усмехнулась она.

– Позволят, не волнуйтесь. Конезаводом управляет приятель моего отца, он меня хорошо знает.

– Ой, я тоже хочу покататься на лошадке! – Горевая нетерпеливо заерзала на стуле.

– Покатаешься, – пообещал Сергей и тут же обернулся к Полине: – Ну так как, Полина Мстиславовна, вас устроит такой маршрут?

– Главное, чтобы маршрут устроил Беллу Кононовну, – сказала она без особого энтузиазма.

– Значит, завтра в десять утра мы с Татьяной за вами зайдем. Электричка отходит в одиннадцать.

В дверь позвонили ровно в десять – на пороге стоял Полянский. Один.

– А где Татьяна? – спросила Полина.

Полянский пожал плечами:

– У Татьяны случился грипп. Температура под сорок. Придется нам с вами вдвоем маршрут прокладывать.

Прокладывать маршрут вдвоем с Полянским Полине не хотелось.

– Вас что-то беспокоит, Полина Мстиславовна? – Он ухмылялся своей коронной улыбкой.

– Да, меня беспокоит состояние здоровья Татьяны Горевой.

– И только?

– И только.

– Не волнуйтесь. У Таньки мама – врач. Она ей пропасть не даст. Теперь мы можем идти?

– Подожди, – Полина прошла на кухню, сложила в рюкзачок бутерброды и термос с кофе. – Ты про лошадей правду говорил? – спросила, возвращаясь обратно в коридор.

– Скоро все сами увидите, – Сергей неопределенно пожал плечами. – Давайте ваш рюкзак.

– Не надо, он легкий. – Полина завязала шнурки на высоких ботинках, сняла с вешалки куртку и шапку, сказала, ни к кому конкретно не обращаясь: – Ну, вперед!

На сей раз в электричке было совсем мало народа. Наверное, потому что дачный сезон уже давно закончился. Они вышли на маленькой, затерянной в лесу станции.

– Пару километров придется пройти пешком, – сказал Сергей. – Вы не возражаете?

Она не возражала. День выдался слишком погожим, чтобы бояться пешей прогулки. Солнце светило не по-зимнему ярко, на ослепительно белый снег становилось больно смотреть. В воздухе пахло весной. И даже легкий морозец был кстати.

Через полчаса они вышли к деревеньке, прилепившейся к берегу замерзшего озера. Полина присмотрелась – что-то было не так в этой пасторальной картинке, чего-то не хватало. Деревенька казалась нежилой. Добротные бревенчатые избы не производили впечатления запущенности, но ни из одной трубы не шел дым, не лаяли собаки, не бегали по улице дети. Полина вопросительно посмотрела на Сергея.

– Странная какая-то деревня.

– Это не деревня. Это что-то вроде дачного поселка для военной элиты, – пояснил тот. – Летом в здешних местах классная рыбалка, а зимой сюда редко приезжают. Только поохотиться или водочку на природе попить.

– И как же такое хозяйство без охраны?

– А кто сказал, что нет охраны? Вон видите домик на окраине? Там постоянно солдаты дежурят.

– Хорошая у них служба, – усмехнулась Полина.

– Еще никто не жаловался. Тепло, тихо, жратвы завались. Намного лучше, чем на учениях уши морозить. Вы не находите?

– Ну, если тепло и жратвы завались…

– А вон там конезавод, – Сергей махнул рукой куда-то в сторону леса. – Там кончается лес и начинается луг. Летом там красота невероятная. Пойдем, покатаемся на лошадках.

Катание удалось на славу. Полина не преувеличивала, когда говорила, что умеет держаться в седле.

– Ай да молодец! Ну просто джигит, а не девка! – восхищался Андрей Степанович, отставной офицер и директор конезавода. – Серега, ты только посмотри, как Ворон ее слушается! Нет, ну ты посмотри! Меня, стервец, так не слушается, как эту пигалицу!

Андрей Степанович закряхтел, поудобнее пристраивая раненную в Афгане ногу, с нежностью посмотрел сначала на гарцующего жеребца, потом на раскрасневшуюся от скачки Полину.

– Эх, мне бы парочку таких вот лихих да умелых! Открыл бы школу, ребятишек бы учил. Да и лошадкам моим общение.

Сергей слушал Степаныча вполуха. Слишком красивое, слишком захватывающее это было зрелище – Полина верхом на вороном жеребце. Легкость и непринужденность, с которой она держалась в седле, не приходят сами собой. Где-то она долго этому училась. Где тот мир, в котором маленьких девочек превращают в амазонок?

– Поля, иди ко мне работать! – крикнул Степаныч.

– Я бы с удовольствием, Андрей Степанович, – Полина спрыгнула на землю, погладила Ворона по шее. – Но только на общественных началах, по выходным.

– Да ради бога! Приезжай в любое время! И мне – компания, и лошадям – радость, – Степаныч махнул рукой. – Застаиваются мои детки в стойлах, да и я тут одичал совсем.

– Правда? Вы не шутите? – Полина улыбалась, как ребенок, нашедший под новогодней елкой гору подарков.

– Правда, правда. И Сережку с собой привози. А то он в седле как куль с зерном. Надо бы обучить парня азам мастерства. Ты, Серега, как, готов брать уроки у этого ангельского создания? – спросил Степаныч, пряча в усах улыбку.

– Готов, – сказал Сергей серьезно. – Только это ангельское создание, – он пристально посмотрел на Полину, – больше не желает давать мне уроки.

– А что так? Провинился?

– Провинился.

– Так извинись, – Степаныч тяжело поднялся, прихрамывая, подошел к Ворону, потрепал жеребца по холке. – Дело-то молодое: поругались – помирились.

Да, поругались – помирились. Найти бы только нужные слова…

– У нас еще есть время? – спросила Полина, когда они вышли за ворота конезавода.

– На дневную электричку мы уже опоздали, а до вечерней еще четыре часа. – Вообще-то он врал. Была еще одна электричка, на которую они запросто могли успеть, но, его бы воля, он бы и вечернюю пропустил.

– Тогда, может, присядем где-нибудь и перекусим? У меня тут, – Полина встряхнула рюкзачок, – кофе и бутерброды.

– У меня есть более заманчивое предложение.

– Что может быть заманчивее бутербродов и горячего кофе?

– Горячий кофе, выпитый в тепле.

Они шли по узкой, расчищенной в снегу тропинке. Слева от них было озеро, справа – ряд бревенчатых домиков. Сергей остановился у крайнего, загремел ключами.

– Собираешься проникнуть на частную территорию? – Полина плечом оперлась о забор. Устала, наверное.

– Что-то в этом роде.

– А уголовной ответственности не боишься?

– Это домик моего отца, – Сергей открыл замок. – Летом он приезжает сюда порыбачить, зимой поохотиться, а в межсезонье попариться с друзьями в баньке.

Дом выстыл. Когда они с отцом были здесь в последний раз? В ноябре, кажется. А сейчас уже конец зимы.

– Холодно, – Полина поежилась, пристроила рюкзачок на полу у двери, опасливо покосилась на лежащую на полу в главной комнате медвежью шкуру. – Настоящая? – спросила шепотом.

– Настоящая. – Сергей нашарил выключатель, включил свет. На дворе еще светло, а тут, в домике, уже как-то сумрачно. – Отец – заядлый охотник, это, – он кивнул на шкуру, – его трофей. Да вы не стойте в пороге, проходите. Я сейчас огонь разведу, сразу станет теплее. Попьем кофе у камина.

– Камин – это, наверное, долго, – она в нерешительности топталась в дверях, не решаясь подойти к медвежьей шкуре.

– Это совсем недолго, вон и дрова уже сложены. Соглашайтесь, Полина Мстиславовна.

Наверное, не нужно было соглашаться. Камин – это слишком по-домашнему, слишком расслабляющее, а ей никак нельзя расслабляться. Но, с другой стороны, они полдня провели на морозе. Что плохого в том, чтобы немного согреться?

– Где здесь кухня? – спросила Полина.

– Там, – Сергей указал на одну из закрытых дверей. – Кстати, гляньте в холодильник, может, там какие консервы завалялись.

Ничего съестного в холодильнике не нашлось, кусочек высохшего сыра не в счет. Полина выложила на стол содержимое рюкзака, посмотрела в окошко.

Солнце больше не было таким празднично-ярким, как всего несколько часов назад. Теперь оно заливало озеро мягким розовым светом. Снег и верхушки деревьев тоже отливали пурпуром. Красиво. Захотелось выйти на улицу, подставить лицо розовым лучам. Полина заглянула в центральную комнату – Сергей возился у камина.

– Я пойду прогуляюсь, – сказала она.

– Угу, – он был слишком сосредоточен на том, что делал. Скорее всего, он даже не услышал, что именно она ему сказала.

Отсвечивающий розовым лед манил. Прогуливаясь по узкой тропинке, Полина высматривала спуск к озеру. Наконец напротив выкрашенного в жизнеутверждающий желтый цвет домика она увидела что-то похожее на деревянные сходни – то, что нужно. Заметенные снегом доски тихо поскрипывали под ногами. Наверное, летом здорово сидеть на этом мостике с книжкой в руках, свесив босые ноги в теплую воду.

Мостик закончился, зарылся неровным краем в девственно чистый снег. Полина заколебалась: жалко нарушать эту первобытную гармонию, но уж больно хочется, как в детстве, потоптаться по целинному снегу, оставить на заснеженной озерной поверхности цепочку следов. Соблазн был велик, и она решилась.

Она думала, что снега будет гораздо больше, но ошиблась – его оказалось только по щиколотку. Подошвы ботинок заскользили по гладкому льду. Полина ойкнула, взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие.

…Что-то было не так. Спящая деревушка и это Темное озеро заманили ее в ловушку. Полина успела сделать пять шагов, прежде чем послышался хруст…

…Она ушла под лед в тот самый момент, когда приняла решение вернуться обратно на мостик. В считаные мгновения казавшаяся незыблемой твердь превратилась в месиво из снега, ледяной крошки и воды, убийственно холодной воды. Полина еще не начала бороться за свою жизнь, но уже израсходовала почти все силы. А те крохи, которые еще оставались, вымывала обжигающая озерная вода.

Она не умела плавать. Играла на пианино, владела тремя иностранными языками, прекрасно держалась в седле, но никто не позаботился научить ее плавать. Ботинки, такие удобные, такие незаменимые для длительных пеших прогулок, в воде превратились в пудовые гири, и что самое ужасное, из-за высокой шнуровки их нельзя было снять. А еще куртка, брюки и толстый шерстяной свитер. А еще холод…

У нее оставался единственный шанс удержаться на поверхности. Изрезанными в кровь, потерявшими чувствительность пальцами она из последних сил цеплялась за ледяной край полыньи.

Она цеплялась…

Лед ломался…

Полынья становилась все шире…

* * *

У Сергея не возникло никаких дурных предчувствий. Он просто вышел во двор, посмотреть, куда направилась Полина. От увиденного пустой желудок свело судорогой. Он еще до конца не осознал происходящее, а ноги уже несли его к озеру.

Оскальзываясь и падая, Сергей бежал по дощатому настилу к заполненной черной водой полынье.

– Полина! – Он орал так, что с соседнего дерева с раздраженным карканьем сорвалась стая ворон, но Полина его не слышала. А снег под ее пальцами был розовым от крови…

Еще в самом начале зимы их сосед по даче, полковник в отставке, сделал эту чертову купальню. Он был заядлым моржом, и купания в ледяной воде поддерживали его жизненный тонус. Всю зиму сосед следил, чтобы прорубь не затягивалась, да вот, видно, не уследил. Прорубь прихватило тонким льдом, потом выпал снег, и купальня превратилась в западню…

Сейчас главное не ошибиться, вспомнить, где проходят границы купальни и заканчивается крепкий лед. Сергей спрыгнул с настила, ноги по колено утонули в снегу. Снег был похож на трясину: каждый шаг давался с трудом. Когда до предполагаемой границы осталось метра три, Сергей упал на живот и пополз.

Полина была уже совсем близко. Он отчетливо видел ее лицо: синие от холода губы, подрагивающие ультрамариновые ресницы. Ей требовалось лишь протянуть ему руку, но она, казалось, ничего не слышала. Пришлось орать во всю глотку и с риском для собственной шкуры ползти на пузе все ближе и ближе, чтобы ухватить ее не за руку, а за ворот куртки. Так надежнее.

Вытащить Полину из воды оказалось многим проще, чем донести до берега. В мокрой одежде она весила едва ли не больше, чем он сам. Его собственные куртка и джинсы пропитались озерной водой. Холод пробирал до костей. Если ему так холодно, то каково ей? Сколько минут она провела в ледяной воде? Пять, десять?..

Дом еще не успел прогреться, но от горящего камина уже шли волны тепла. Носком ботинка Сергей подтолкнул медвежью шкуру поближе к огню, опустил на нее Полину. Она была в сознании, но выглядела сонно-заторможенной. В отличие от него, она даже не дрожала.

– Полина, надо снять мокрую одежду, – он потряс ее за плечи. – Ты меня слышишь?

Она кивнула, попыталась сесть, посиневшими, в кровь изрезанными пальцами нашарила замок на куртке.

– Я помогу. – Он рванул молнию, отшвырнул мокрую куртку в дальний конец комнаты.

С ботинками пришлось повозиться: шнурки Сергей разрезал ножом. С джинсами и свитером дело пошло быстрее. Когда на Полине осталось только насквозь промокшее белье, он остановился. Вернее, она его остановила:

– Я сама.

– Подожди, я поищу что-нибудь из одежды. – Сергей выбежал из комнаты.

На полке в шкафу нашлись только старые джинсы отца и его собственная, бог весть как сюда попавшая фланелевая рубашка. Зато обнаружилось банное полотенце и два шерстяных одеяла.

– Это все, что есть, – Сергей положил на колени Полине полотенце и свою рубашку. – Джинсы я возьму себе, ладно? Они тебе все равно велики.

Она молчала, прижимала к груди полотенце и смотрела на него как-то странно.

– Что?

– Отвернись.

– Хорошо, я тоже переоденусь. – Сергей отвернулся, стянул с себя мокрую одежду. – Уже можно? – спросил, застегивая джинсы.

– Можно. – Полина вытирала полотенцем волосы. Его рубашка была ей велика, и застегнула она ее не на те пуговицы. – Руки не слушаются, и пальцев на ногах совсем не чувствую, – сказала и попыталась улыбнуться. Через силу, просто, чтобы он не волновался. А как он может не волноваться?..

– Дай-ка, я посмотрю…

У него были сильные и горячие руки. Это первое, что она почувствовала. А потом в подошвы точно вонзились сотни иголок…

– Больно? – спросил он, не поднимая головы.

– Колет.

– Это хорошо, что колет. Хуже было бы, если бы не кололо.

Полина не стала спрашивать, откуда он это знает, просто доверилась его рукам, горячим и сильным.

– Так лучше?

– Лучше.

– Тебе холодно?

– Да.

Ей было не просто холодно, а невыносимо холодно. Кажется, даже холоднее, чем тогда, в проруби. Даже говорить было тяжело. А медвежья шкура вымокла и остро пахла шерстью.

– Давай-ка перебирайся сюда. – Сергей подтащил к камину кресло.

Шевелиться не хотелось, одеяло не спасало, каждое движение вызывало волну озноба. Она бы перебралась, только чуть позже…

Он не стал ждать, подхватил на руки, усадил в кресло, подоткнул одеяло, а потом, смущаясь, сказал:

– Хочешь, я дам тебе свои носки? Ты не думай, они чистые и очень теплые.

– А сам? – Спорить не хотелось, а хотелось еще больше тепла. Кажется, ей уже никогда не согреться.

– У меня ботинки на меху. Не замерзну.

Его носки были приятно колючими. И теплыми, в самом деле теплыми…

Полина не заметила, как Сергей вышел из комнаты, поняла, что его не было, лишь когда он уже вернулся с термосом и бутербродами. А еще с бутылкой, на две трети заполненной чем-то янтарно-желтым.

– Что это? – Есть совсем не хотелось. Чтобы взять бутерброд, нужно высунуть руку из-под одеяла, а она не может.

– Это коньяк – лучшее лекарство от переохлаждения.

– Я не буду.

– Будешь. Считай, что это лекарство.

Полина никогда раньше не пила коньяк. Вино и шампанское пила, горилку с легкой руки Петровича пила, а коньяк – нет. Она зажмурилась, сделала осторожный глоток. Янтарное тепло пощекотало нёбо, скользнуло вниз и уже через мгновение накрыло жаркой волной.

– Ну как? – Сергей присел на подлокотник кресла, едва коснулся мокрых Полининых волос.

– Тепло. – Она не врала, коньяк и в самом деле сотворил чудо. Или скоро сотворит, если она сделает еще пару глотков.

– Я же говорю – лекарство. – Сергей улыбнулся, забрал бутылку, отхлебнул из горлышка.

– Что ты делаешь? – Полина знала, что он делает. Знала и не одобряла.

– Пью коньяк, а что?

– Тебе нельзя.

– Почему? Почему тебе можно, а мне нельзя?

– Я совершеннолетняя. – Смешно читать морали в сложившихся обстоятельствах, но по-другому никак, он же ее ученик.

– А мне до совершеннолетия осталось меньше полугода. – Насмешливый полунаклон головы, внимательный взгляд, от которого становится жарко.

– Я тонула. Ты же сам говорил, что лекарство…

– А я тебя спасал. Я волновался за тебя. Мне тоже нужно лекарство.

Ну что тут возразишь? В каком-то смысле он прав.

– Когда электричка?

– Какая электричка? Полина, в чем ты собираешься ехать? Вот в этом? – небрежный кивок в сторону мокрой одежды. – Это не высохнет и до утра.

Не высохнет, он прав.

– И что теперь делать?

– Придется заночевать здесь.

Да, она это уже поняла и почти смирилась. Почти…

– Твой отец будет волноваться.

– Мой отец в командировке.

– Мне завтра на работу.

– Завтра – воскресенье.

– Но это неправильно…

– Да? – Сергей аккуратно поставил бутылку с коньяком на пол, посмотрел сверху вниз, спросил: – Что именно ты считаешь неправильным?

– То, что ты… то есть мы… – кажется, она покраснела.

– То, что нам придется провести ночь под одной крышей? – усмехнулся он.

– Это будет непедагогично, не правда ли? А давай я уеду и не буду тебя смущать. А завтра вернусь с сухой одеждой. Хочешь?

Полина молчала. Ей совсем не хотелось оставаться одной в этой затерянной в лесу избушке. Но правда была не в этом. Правда была в том, что ей хотелось остаться здесь с ним. Ей захотелось этого в тот самый миг, когда его пальцы коснулись ее замерзших ступней. Когда тысячи невидимых иголок впились ей в кожу, что-то похожее происходило и с ее сердцем. Кто сказал, что влюбленность – это счастье? Полина ощущала любовь через боль, через тысячи невидимых игл…

– Что случилось? Полина, у тебя что-то болит?

Наверное, ее мысли слишком очевидны, если он смотрит на нее так странно.

– Я хочу, чтобы ты остался.

Это прозвучало как приглашение к чему-то далеко выходящему за рамки «ученик – учительница». Впрочем, они уже давно вышли за эти рамки…

Они ужинали в молчании. Разговор не клеился. За окном давно стемнело, и оба думали об одном – о том, что скоро наступит ночь…

Сергей принес еще дров, подбросил в огонь несколько березовых поленьев. Полина развесила сушиться их одежду, расстелила диван. Все это было так буднично, что, когда он погасил свет, она уже почти не боялась…

Она сидела на диване, босые ноги по щиколотки утопали в медвежьей шерсти. Сергей сбросил ботинки, по-мужски, за ворот, стянул свитер.

На краю вселенной, в охотничьем домике, в окна которого заглядывают нестерпимо яркие звезды, легко делать выбор. Перед Полиной стоял ее мужчина. И разница в возрасте не имела никакого значения…

…Им было жарко под толстым шерстяным одеялом. Им было бы жарко, даже если бы не было никакого одеяла, даже если бы не горел камин. Они сами горели…

Любопытные звезды заглядывали в окно. Медвежья морда смотрела на огонь стеклянными глазами и смущенно улыбалась…

* * *

Они не спали почти всю ночь, но Сергей проснулся задолго до рассвета. Полина лежала, уткнувшись лицом в подушку, и ему вдруг стало обидно, что она спит на краю дивана, а не у него под боком. Захотелось ее разбудить, подмять под себя, еще раз убедиться, что она его, что за те несколько часов, которые они провели порознь, ничего не изменилось.

Сергей приподнялся на локте, осторожно погладил Полину по щеке. Щека была горячей, такой горячей, что жар чувствовался даже на расстоянии.

– Полина, – позвал он.

Она застонала, перевернулась на спину. Губами, как когда-то в детстве мама, Сергей коснулся ее виска. Так и есть – жар. Еще ночью она показалась ему горячей, но тогда и его собственная кровь была готова закипеть…

Ультрамариновые ресницы дрогнули, Полина открыла глаза. Сергей напрягся – испугался, что увидит в ее взгляде раскаяние или, того хуже, разочарование.

– Привет, – она улыбнулась, ткнулась горячим лбом ему в грудь.

От сердца отлегло.

– Привет, – он поцеловал ее в макушку. – Как ты себя чувствуешь?

– У меня все болит, – пожаловалась она.

– Что болит?

– Все: руки, ноги, голова… Мне бы аспирина…

– У тебя жар. Купание в холодной воде не прошло даром, золотая рыбка.

– Почему золотая рыбка? – спросила она с вымученной улыбкой.

– Потому, что я выловил тебя из проруби.

– Ну, тогда я скорее щука.

– Нет, ты рыбка. И ты должна мне два желания.

– Почему только два? Обычно три.

– Потому что одно ты уже исполнила. – Сергей притянул ее к себе, погладил по спутанным волосам.

– В термосе еще что-нибудь осталось? – спросила Полина. – Очень хочется пить.

Сергей дотянулся до термоса, плеснул в чашку остатки остывшего кофе. Она выпила кофе залпом и зашлась тяжелым кашлем.

– Ты как? – Он боялся спрашивать, видел, что неважно.

Полина отставила пустую чашку, до самого подбородка натянула одеяло.

– Голова кружится, и холодно. Когда наша электричка?

– Мы не поедем на электричке, – твердо сказал Сергей. – Ты подождешь здесь, а я схожу на конезавод. У Степаныча есть «Нива», он не откажется отвезти нас в город.

– Нет, – Полина сжала его руку. – Не надо Степаныча! Я могу доехать электричкой. Мне уже лучше, честное слово.

– Полина, – Сергей накрыл ее руку своей ладонью. – Не бойся, Степаныч нормальный мужик. Он все поймет.

– Вот именно, он все поймет…

– Он поймет, что произошел несчастный случай, что ты чуть не погибла, что нам нужна помощь. И ничего больше. Все остальное касается только нас с тобой. Никто ничего не узнает. Я тебе обещаю.

– Хорошо. – Полина с трудом села, спустила ноги на пол. – Пожалуйста, помоги мне прибраться здесь…

Всю дорогу до города Степаныч ворчал и тревожно поглядывал на дремлющую под теплым овчинным тулупом Полину.

– Да что же вы, дети, такие бестолковые? Сережка, почему сразу не позвал меня?

Сергей молчал, сжимал горячую руку Полины, вслушивался в ее неровное, с присвистом дыхание.

– В больницу надо, – решил Степаныч на въезде в город.

– Я завтра врача вызову, – Полина открыла глаза.

– Дуреха! Ты еще доживи до завтра! Это же не шутки, в ледяной воде-то…

– Степаныч, езжай в больницу! – твердо сказал Сергей.

* * *

Из больницы Полина вышла только спустя три недели. Купание в ледяной воде вылилось в двустороннюю пневмонию. Неделю она провела под капельницами в полубессознательном состоянии и только на восьмой день смогла встать с постели.

Ее навещали. Почти каждый день прибегала Света. Приходила тетя Тося, приносила свои фирменные пирожки. Один раз заглянули коллеги во главе с Антипом Петровичем. Дважды ей приносили цветы от Полянского-старшего с пожеланиями скорейшего выздоровления. Единственным, кому она запретила приходить в больницу, был Сергей. Она взяла с него обещание еще в тот самый первый их день.

– Я приду? – Он смотрел на нее так, что любому постороннему, окажись он рядом, все сразу стало бы ясно.

– Нет, я запрещаю тебе приходить. Слышишь?

– Почему?

– Потому!

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, но я не хочу, чтобы об этом знали все.

– Никто не узнает.

– Не узнает, если ты будешь вести себя благоразумно. Обещай.

Он пообещал и сдержал свое обещание.

Когда Полина наконец вышла из больницы, наступила весна. Еще лежал снег и по ночам прихватывал морозец, но в воздухе уже сквозило что-то неуловимое, что-то такое, от чего хотелось беспричинно улыбаться. Тетя Тося заскочила к ней на минутку с кастрюлькой горячих котлет.

– Отъедайся, Поля, а то совсем исхудала на казенных харчах. Вечером пирогов с капустой испеку. Приходи – чайку попьем.

Тетя Тося пробыла у нее недолго, уехала кормить свою скотинку, а Полина отправилась в ванную. О горячей воде, такой, чтобы едва терпеть, она мечтала все эти недели.

Звонок в дверь вырвал ее из блаженно-расслабленного состояния, заставил испуганно вздрогнуть. На ходу наматывая на мокрую голову чалму из полотенца, Полина подошла к входной двери.

Сергей стоял, прислонившись плечом к стене. За те дни, что они не виделись, он осунулся и повзрослел.

– Можно?

За рукав она втащила его в квартиру, прижалась щекой к холодной, пахнущей весной куртке.

– Откуда я на сей раз тебя выловил, золотая рыбка? – Он поймал губами выбившуюся из-под чалмы влажную прядь.

– Из ванны.

– А ты, как я погляжу, любительница водных процедур.

– С некоторых пор.

Целоваться в крошечной прихожей было неудобно, но дойти до комнаты у них никак не получалось. А когда наконец получилось, то выяснилось, что Полинин диван так хорош, что лежать бы на нем и лежать. Полина проявила решительность первой, высвободилась из объятий Сергея, набросила халат, вышла на кухню, поставила на огонь турку с кофе.

Они пили кофе и молчали. Не потому, что не знали, о чем говорить, а потому, что понимали друг друга без слов. Почти понимали. Оставалось кое-что, самая малость…

– Сережа, ты не должен был сюда приходить. – Полина отставила пустую чашку.

– Почему? – Он беззаботно улыбался. Глупый мальчишка.

– Потому что я твоя учительница.

– Это ничего не меняет, мы же знаем.

– Мы знаем, – она кивнула, – а остальные знать не должны. Ты еще несовершеннолетний, понимаешь?

Он все понимал, но не желал с этим мириться.

– Я уже не ребенок, Полина!

– Я это знаю. – Она прижалась щекой к его ладони. – Давай подождем, пока ты закончишь школу.

– Слишком долго. – Он не хотел ждать, он хотел все и сейчас. Беда в том, что она тоже этого хотела.

– Мы будем видеться. Просто надо быть осторожными.

– Мне мало только видеться. – Сергей сжал ее подбородок, заглянул в глаза. – Ты моя, и мне мало только видеть.

Кажется, она покраснела, потому что он вдруг усмехнулся и сказал:

– Знаешь, иногда мне кажется, что это я сплю с несовершеннолетней. Ты такая… – он замолчал, подбирая правильное слово, – ты необычная.

– Я обычная! – Полина встала из-за стола, отошла к окну.

Необычная! Никто и никогда не называл ее необычной, и не смотрел на нее так по-мужски, и не совершал ради нее никаких безумств. Никто, кроме Сергея Полянского, ее ученика…

– А у меня для тебя подарок, – он тоже встал, подошел вплотную, перекрыл пути к отступлению.

– Не нужны мне никакие подарки. Лучше веди себя как взрослый. – Не получалось у нее на него злиться, никак не получалось.

– А у меня очень взрослый подарок, честное слово.

Ей на ладонь лег кулон на тонкой цепочке – крошечная клетка с золотой рыбкой внутри.

– Я думала, рыбки живут в аквариумах.

– А эта предпочитает жить в клетке. – Сергей смотрел настороженно и испытующе одновременно. – Это специальная клетка для золотой рыбки.

– Это что-то значит? – спросила Полина.

– Да, это значит, что я тебя люблю.

– Она, наверное, дорогая. – Цепочка приятно холодила шею, золотая рыбка маленькой молнией металась в золотой клетке. – Ты не должен дарить мне такие дорогие подарки.

– Почему? Потому что я еще несовершеннолетний?

– Потому что это неправильно.

– Полина, она тебе нравится?

– Нравится.

– Вот и все. Я хочу, чтобы ты носила ее и не снимала. Можешь быть спокойна, деньги я заработал сам. Никого не грабил, ничего не крал.

Полина так никогда и не узнала, что Сергей потратил на цепочку все деньги, которые два года откладывал на мотоцикл…

* * *

Это была сумасшедшая весна: необычайно ранняя, непривычно теплая, пьяняще-беззаботная. Этой весной они поняли, что давать обещания намного легче, чем их выполнять…

Весь мир был у их ног, и ждать до лета, чтобы взять то, что и так уже твое, не было сил. Они старались сохранить в тайне свои отношения. Для окружающих ничего не изменилось. Он умный и перспективный парень с безоблачным будущим. Она серая мышь с туманным прошлым. Об их настоящем никто не знал. До поры до времени…

На дворе стоял не по-весеннему жаркий май. Им осталось продержаться всего один месяц. И они бы продержались, если бы не этот сумасшедший май. Если бы птицы не пели так громко. Если бы сирень под Полининым окном не пахла так одуряюще сладко. В какой-то момент они утратили бдительность…

Первой неладное заподозрила тетя Тося. Однажды утром она зашла в гости к Полине, окинула цепким взглядом две чашки с остатками кофе и, скрестив руки на груди, сказала:

– Ранние у тебя гости, Поля.

– Это Света. – Врать было неловко, но и сказать правду она не могла.

– Видела я твою Свету, – тетя Тося вздохнула. – Поля, что ты творишь?! Он, хоть и вымахал под два метра и морду свою глупую уже бреет, все равно ведь пацан еще. Если я заметила, что он к тебе шастает, значит, скоро весь дом заметит. Ты хоть знаешь, чей он сын? Поля, тебе неприятности нужны? Мужиков вокруг полным-полно, а ты щенка выбрала. – Тетя Тося опустилась на табурет, сказала устало: – Ну вот что, дочка, ты брось ерундой заниматься, гони от себя мальчонку, пока не поздно.

Гони. Легко сказать – гони…

– Я не могу, тетя Тося. Я его люблю. – Вот и сказала правду. Сказала, и словно камень с души упал.

– Любит она! – Тетя Тося всплеснула руками. – Ну и любились бы себе на расстоянии.

– Как? – Полина неожиданно для себя расплакалась. – Думаете, я не пыталась? Мы оба не пытались?

– Эх, молодое вино, неперебродившее, – тетя Тося погладила ее по волосам. – Что, такая любовь, что никак? Ну так хоть поберегитесь, свет в глазах погасите. Не играйтесь с огнем…

Они возвращались с конной прогулки. Уставшие от быстрой скачки лошади лениво брели по лесной дороге. Эти субботние прогулки остались единственным, что они могли себе теперь позволить. Они решили не играть с огнем, месяц можно потерпеть.