Текст книги "Змеевы дочки"

Волк никуда не делся и в человека не превратился, лежал там же, где Алексей его и пристрелил. Оказался он тяжелым, несмотря на ввалившиеся бока. Вниз по лестнице тащили его вдвоем, и волчья башка глухо билась о ступени.

– Как такое вообще может быть! – Мертвый волк напугал директрису, кажется, сильнее, чем мертвая повариха. Во всяком случае, за сердце она схватилась вполне искренне.

– Как-то так! – Демьян Петрович пожал плечами, велел Мефодию: – Отопри-ка дверь, выбросим его на улицу. С остальными волками тоже утром разберемся. Леха, потащили!

Снаружи было морозно и тихо, они швырнули волчью тушу в снег, вернулись в дом. Демьян Петрович проследил, чтобы Мефодий запер дверь, устало вытер вспотевший лоб, сказал:

– Ну, пока вот так. Вы, Аделаида Вольфовна, ступайте к себе. Если получится, поспите. До утра еще далеко. А мы с Алексеем подежурим.

Спорить она не стала. Наоборот, кажется, даже вздохнула с облегчением. Не стала она делать и еще кое-что. Не поднялась на второй этаж, не проверила, как там дети, не попыталась успокоить.

Алексей, дождавшись, когда они остались вдвоем с Демьяном Петровичем, предупредил тихо:

– Я схожу наверх, проведаю, как они.

– Там и оставайся. – Демьян Петрович опустился в глубокое кресло, стоявшее посреди просторной комнаты, наверное, некогда бывшей гостиной, кресло развернул так, чтобы видеть коридор, пистолет положил себе на колени. – Дети напуганы. Будет лучше, если ты останешься поблизости. И дров с собой прихвати. Ветки, небось, уже давно прогорели.

– Что мне сказать про повариху?

– Ничего пока. Просто скажи, что волков мы с тобой прогнали. Этого будет достаточно.

– Демьян Петрович? – Спрашивать о таком было странно, но он все равно спросил: – А о какой женщине говорил Марк? Как думаете, почудилось мальцу с перепуга?

– Почудилось. Как же иначе? – Вот только в голосе Демьяна Петровича на сей раз не было привычной уверенности.

* * *

Детей успокаивать пришлось долго. Нет, они не плакали и не кричали, они просто окружили Галку плотным кольцом. Каждый из них пытался подобраться поближе, взять ее за руку или хотя бы ухватить за край шали. Дети боялись, и страх их передавался ей самой, пробирал холодом до костей.

Галка не могла сказать, чего она больше испугалась: волков или рассказа Марка. А еще она боялась за самого Марка, боялась, что его накажут за эту ночную вылазку. Она как раз рассуждала, как защитить мальчика от гнева Аделаиды, когда в дверь постучались.

– Кто там? – спросила Галка голосом как можно более решительным.

– Это я! – отозвался из-за двери Алексей, и дети вздохнули с облегчением. – Я могу войти?

– Входи!

Он пришел не с пустыми руками, а с вязанкой дров, не говоря ни слова, подошел к печи, присел на корточки, открыл чугунную дверцу. Из-за пережитого страха они на время позабыли о холоде, а теперь вот снова вспомнили.

– Нам нельзя брать дрова, – тихо предупредила Галка.

– Почему? – Он обернулся, посмотрел на нее снизу вверх. – У вас тут холодно, как в погребе.

– Экономия. – Она дернула плечом. Стало вдруг обидно, что приходится отчитываться перед этим лихим и самоуверенным парнем. Что ему?! Вот он был, а вот и нет его! А расплачиваться за его самоуправство придется детям. Аделаида и без того зла на Марка, а тут еще и это.

– Отнеси дрова назад, – велела она решительно.

– Ты дура совсем? – спросил он обиженно. – Если сама не мерзнешь, о детях подумай.

– Я о них и думаю. Отнеси дрова назад. Или я сама!

Галка бы не уступила, сделала, как собиралась. Не получилось. Алексей встал, неожиданно крепко сжал ее руку, сказал почти ласково:

– Давай-ка выйдем, поговорим.

Не хотела она никуда выходить, но еще сильнее не хотела пугать детей, настороженно наблюдавших за их пикировкой.

– Мы ненадолго, – сказала она Марку. – Вы не бойтесь. Я буду поблизости.

В коридор она вышла с гордо поднятой головой и уже там со злостью вырвала свою руку из цепких Алексеевых пальцев. Она думала, он станет злиться, может быть, даже замахнется, а он вместо этого спросил:

– Что происходит, птичка-невеличка?

– Я не птичка!

– Хорошо, – он кивнул, – но все равно скажи мне, что происходит? Чего вы тут все боитесь?

Он не понимал. Да и откуда ему понять такое! Сытый голодному не товарищ…

– Мы ничего не боимся. – Чтобы смотреть ему в глаза, приходилось запрокидывать голову, а руками пришлось упереться ему в грудь. Уж больно близко он стоял. – А ты не вмешивайся!

– Если бы я не вмешался, Мефодий бы тебя ударил. – Алексей больше не улыбался, говорил злым свистящим шепотом. – Сначала он избил бы тебя, а потом отлупил бы мальчишку.

Хотелось сказать, что Мефодию еще представится такая возможность, когда чужаки уедут, но Галка прикусила язык. Чужаки они и есть чужаки. А ей с детьми нужно как-то выживать. Она и не заметила, как стала своей для этого темного места, как прижилась и прикипела. Но вот она – правда. И в ее новой действительности нет места этому самоуверенному, ничегошеньки не знающему о жизни парню.

Она не сказала, но Алексей, кажется, все равно все понял.

– Я не позволю, – сказал едва слышно. – Ясно тебе?! – В голосе его была злость, словно это ей, Галке, он собирался что-то запрещать.

– Дрова брать нельзя. – Смотреть ему в глаза становилось все тяжелее. Да и шея затекла. – Это против правил.

– А кто устанавливает правила?

Она не ответила, потому что вопрос был глупый, а ответ очевидный.

– Поэтому вы топите детскую ветками?

Шел бы он уже к себе, не испытывал бы ее терпение! Или лучше самой уйти?

Не позволил. Держал крепко, прижимал к холодной стене, рассматривал внимательно, словно пытался что-то важное для себя понять.

– Где вы взяли ветки?

– Нарубили в лесу.

– Ты и дети?

– Я и дети. Марк, Алена и Санечка мне помогали.

– И там, в лесу, вы видели волков. Они были далеко?

– Близко, – отрезала она.

– Насколько близко?

Вспоминать не хотелось. Не этой ночью. Но он ведь не отстанет.

– Почти как ты сейчас.

Он не поверил. Да и не удивительно, Галка бы и сама не поверила.

– Врешь?

– Вру. – Зачем же ей спорить с тем, кто не верит? Или все-таки верит, если до сих пор не ушел?

– Как вам удалось от них убежать? – поинтересовался Алексей.

– Они ушли сами.

А вот сейчас точно не поверил, даже головой мотнул раздраженно.

– Конечно, сами! Ушли, чтобы вернуться ночью и снова напасть. Даже в дом пробрались!

– Обычное дело для волков, да? – спросила она зло и так же зло толкнула Алексея в грудь. – Они тут у вас в Чернокаменске главнее людей будут.

Он ответил не сразу. Стоял, смотрел, а потом снова мотнул головой и сказал:

– Мы разберемся.

– Разбирайся. – Галка кивнула. – С волками разбирайся, а ко мне не лезь. Ясно?!

Вот она и нарушила еще один бабушкин наказ. Ей велели не выделяться, вести себя тихо, а она, кажется, уже нажила себе врага.

– Ты боишься? – спросил он вдруг. – Если боишься, то с острова тебе лучше съехать этим же утром. Демьян Петрович поговорит с доктором Палием, пристроит тебя в больницу санитаркой.

– Я ничего не боюсь и не надо меня никуда пристраивать! – Еще хотелось спросить, куда деваться с острова детям, но она не стала. Детям деваться некуда. Значит, и она останется.

– Смелая. – Алексей неожиданно улыбнулся. Улыбка у него была красивая. Куда красивее, чем он сам. – Смелая птичка-невеличка. За детей, значит, переживаешь? – Он все понял правильно. Выходит, не такой дурак, каким кажется.

– Забери дрова, – повторила Галка упрямо.

– Не заберу. Дрова вам велел Демьян Петрович принести. С директрисой он сам разберется. – Парень помолчал, а потом сказал уже другим, серьезным тоном: – Повариху вашу убили этой ночью. Так что смотри тут поосторожнее. И за детьми присмотри.

– Как убили?.. – Вся злость, все раздражение куда-то исчезли, уступили место страху. – Кто убил?

– Демьян Петрович думает, что какой-то зверь.

– Какой-то зверь? Волк?

– Может быть, и волк. – Больше Алексей не смотрел ей в глаза и к стене не прижимал. – Но пока доподлинно ничего не известно, вам тут всем нужно быть осторожными. В лес за хворостом выходить даже не вздумай. Дрова завтра привезут. Если даже завод не выделит, я лично привезу. Вам на первое время хватит.

– Как ее убили? – спросила Галка.

– Не нужно тебе этого знать, – заявил он своим прежним, отвратительно самоуверенным тоном.

Конечно, Галке не нужно знать, как умерла Матрена! Это ведь не ей оставаться на острове. Не ей и не детям.

– Я пойду. – От стены веяло холодом, а печка в детской еще хранила остатки тепла. Если прижать к ней ладони…

– Иди. – Сказал и первым шагнул к двери. – А печь я все равно протоплю. С теплом всяко лучше, чем с морозом. Правда, дети?

Ему никто не ответил. Эти дети давно научились сторониться чужаков…

Ночь казалась бесконечной. Ребята давно забылись тревожным сном, а Галке не спалось. Мысли в голову лезли всякие, одна страшнее другой. И даже слова Алексея о том, что они с Демьяном Петровичем будут дежурить всю ночь, не могли вернуть утраченный покой. Поэтому наступившему наконец утру она была даже рада.

Когда Галка спустилась на первый этаж, там уже никто не спал. В кухню ее Демьян Петрович не пустил, велел ждать на коридоре. За сухим пайком для завтрака сходил сам. Еды вынес много, целую коробку, Галка успела заметить внутри даже несколько банок с тушенкой. А еще она успела поймать полный раздражения взгляд Аделаиды. Подумалось, что после такого щедрого подношения дети рискуют остаться не только без обеда, но и без ужина, поэтому нужно экономить. Кое-что съесть, а остальное припрятать. Хотя бы даже и в старой кладовке.

Демьян Петрович словно прочел ее мысли, сказал устало:

– Иди, Галина, накорми детей! Я потом поднимусь, проверю, все ли они съели.

Это была фраза из какой-то иной, куда более счастливой жизни. В той жизни взрослые следили за тем, чтобы дети хорошо питались и наедались вдоволь. Галке вдруг остро захотелось вернуться в ту жизнь, но вместо этого девушка кивнула и приняла из рук милиционера коробку с едой.

– И Лешу там покорми! – послышалось ей вслед. – Мефодий вам сейчас чайник с кипятком принесет.

Алексей уже ждал ее в детской спальне. Легок на помине!

– Доброе утро! – поздоровался как ни в чем не бывало. – Как спалось?

– Никак. Ребята, идемте мыть руки и кушать!

На коробку с едой дети смотрели, как на какое-то чудо, обступили со всех сторон, но взять без спросу ничего не решались. Галка нарезала хлеб, приняла у Алексея вскрытую консервную банку, тонким слоем намазала на ломти жирную с тонкими прожилками мяса тушенку. Ни себе, ни Алексею бутербродов она не сделала. Обойдутся, чай не маленькие! Он ничего не сказал, сунул в рот пустой кусок хлеба, принялся сосредоточенно жевать. Хоть бы убрался в свою комнату! Ей ведь еще нужно как-то спрятать две оставшиеся банки тушенки.

Дверь открылась без стука. На пороге стоял Мефодий. В одной руке он держал дымящийся чайник, а во второй две чашки. Его появление все испортило. Дети перестали жевать, замерли с недоеденными бутербродами, а Галка едва успела накинуть платок на ящик с сухим пайком.

– Кушаете? – спросил Мефодий ласково. – Приятного аппетита! А я вам вот тут кипяточку принес.

– Очень вкусная у вас тушенка! – сказал Алексей, забирая чайник. – Только мало! Мне, знаешь ли, этой вашей банки на один зуб. Может, еще принесешь?

– Больше нету! – От любезности Мефодия не осталось и следа. – Постыдились бы, товарищ, детей малолетних объедать! – добавил он с укором и вышел.

Алексей усмехнулся ему вслед, подмигнул Галке, спросил заговорщицким шепотом:

– Сколько там у тебя еще банок?

– Две.

– И что ты с ними будешь делать?

– Тебе отдать?

– Дура. – Он обиженно поморщился и отошел к окну, а Галке вдруг сделалось неловко. Получалось, что Алексей им помог, а она с ним вот так… грубо.

Но неловкость – это одно, а голодные дети – совсем другое. И действовать нужно быстро, провизию перепрятать в какое-нибудь надежное место. Что-то подсказывало ей, что сразу же после отъезда гостей детскую комнату обыщут. Обыщут и найдут… А вот пусть найдут эту начатую пачку печенья! А остальное она прямо сейчас приберет.

– Я помогу. – Алексей оказался у коробки раньше нее. – Куда нести?

Галка молча поманила его за собой. На полу в коридоре виднелось засохшее пятно волчьей крови. Надо обязательно вымыть полы. Здесь и, возможно, на первом этаже. Там, где Матрена. Когда к горлу подкатила тошнота, пришлось напомнить себе, что она не какая-то там белоручка и может со всем этим справиться.

В кладовке царил хаос, который был Галке только на руку. Она запрятала ящик с провизией в дальнем углу, сверху привалила старым хламом, вздохнула с облегчением. Алексей не помогал, но и не мешал, просто молча наблюдал за ее действиями. И лишь когда они вышли из кладовки, спросил:

– Что, все так плохо?

Она опять лишь молча пожала плечами. Больше они не разговаривали. Галка вернулась к детям, а Алексей спустился к Демьяну Петровичу.

* * *

За подмогой в город отправился Алексей. Чтобы было быстрее, взял местную лошадку. Ружье тоже прихватил. Раньше волки лютовали только с наступлением темноты, но кто их знает… Сам же Демьян минувшей ночью не сомкнул глаз и сейчас отчаянно хотел спать. Не помог даже заваренный Аделаидой крепчайший чай. Зато приободрило умывание холодным снегом. К тому времени, как приехала бригада из города с доктором Палием, Демьян был уже бодр и полон энергии.

Тело кухарки они осматривали со всей тщательностью, почти каждый из них был охотником и о ранах, оставленных звериными когтями, представление имел, но больше всего Демьяна интересовало мнение доктора. Все-таки он единственный из прибывших разбирался еще и в человеческих ранах.

– Определенно, это сделал какой-то зверь. – Палий поправил сползшие на кончик носа очки, снизу вверх посмотрел на Демьяна.

– Какой зверь? – спросил Алексей.

– А это уж вам виднее, товарищи. Это же вы тут волчьей охотой занимались.

– Волк так не убивает. – В чем-чем, а в этом Демьян был совершенно уверен. Так же, как и остальные ребята из бригады.

– А если это какое-то оружие? – спросил Алексей. – Например, нож?

– Исключено. – Палий покачал головой. – На ребрах видны зазубрины. Вот, обратите внимание. Четыре зазубрины на равном расстоянии друг от друга. Несомненно, это когти.

– И какой длины должны быть эти когти? – спросил Демьян, борясь с острым желанием закурить прямо тут, на залитой кровью кухне.

– Какой? – Палий нахмурился. – Пожалуй, вот такой! – Он развел ладони, демонстрируя предположительную длину когтей. Точно так же, как это делал Марк.

По хребту побежал холодок, а желание закурить сделалось таким нестерпимым, что Демьян не выдержал, вышел во двор. Он встал рядом со сваленными в кучу волчьими телами, обвел взглядом мрачную панораму острова и вытащил из кармана папиросы. Следом из дома вышел Палий, окинул мертвых волков неодобрительным взглядом, тоже закурил.

– Так что, Илья Лаврентьевич, убийство исключаем? – спросил Демьян, глубоко и с наслаждением затягиваясь.

– Если речь об убийстве человека человеком, то исключайте смело. – Палий снова поправил очки. – Тело мы, конечно, заберем на экспертизу, но я вам еще раз говорю, это не человеческих рук дело. – Он искоса глянул на Демьяна, словно бы ожидал, что тот расскажет ему, какой именно зверь мог совершить такое.

Вот только беда в том, что Демьян не знал. Не было у него здравых мыслей на этот счет. А теми, что были, делиться с доктором он не намеревался. Сказать по правде, он и сам им не слишком-то доверял.

– Помнится, отец мой рассказывал занимательные истории, – Палий поддел носком сапога волчью лапу, – о том, как в прошлом веке места эти терроризировал странный зверь. От когтей и зубов его тогда погибли многие, да вот только очевидцев по понятным причинам не осталось, одни только рассказы.

– Вы про оборотня сейчас, Илья Лаврентьевич? – спросил Демьян устало. – Наслышан я уже от местного сотрудника. Да только не было вчера на острове никаких оборотней. Вы уж мне поверьте.

Оборотней не было, а страшная старуха была… Он мотнул головой, прогоняя воспоминания, загасил папиросу, сказал твердо:

– А вот с волками точно нужно что-то делать, если уж они начали в дома рваться.

– Организуете облаву, товарищ милиционер? – поинтересовался доктор.

– Давно пора. Детишек вчера эти твари напугали до смерти.

– Что-то не видно их.

– Кого? – спросил в ответ Демьян.

– Детишек. Тихо в доме, как на погосте.

– А вы думаете, после ночного происшествия они тут должны хороводы водить и частушки петь?

– Дети – существа любопытные. Хоть бы один да подлез посмотреть, как работает наша доблестная милиция.

– Насмотрелись уже вчера. – Демьян сунул руки в карманы шинели, подумал, что сегодня же следует поговорить с директором завода насчет дров и другой какой помощи. По-хорошему, забрать бы детей с острова, но кто ж станет спорить с приказами, которые спущены с самого верха?

– Как тут Галка? – спросил Палий и тоже погасил сигарету.

– Справляется.

А ведь девчонка именно что справлялась, а не жила в полную силу. Да и разве можно в этом диком месте жить нормально? Надо бы поговорить с Алешкой, пусть пригласит ее на танцы или в кино. Чтобы забылась, отвлеклась как-нибудь, а то сидит тут, как в тюрьме…

Собирались быстро, волчьи туши и завернутое в старое одеяло тело кухарки погрузили на сани, торопливо раскланялись с Аделаидой, тронулись в путь. Из-за этой поспешности Демьяну показалось, что с острова они не уезжают, а бегут. Конечно, показалось! Глупость какая…

День прошел в заботах. Отоспаться, как мечталось, не получилось. Сначала Демьян надолго задержался в милицейском участке, оформлял документы. Мог бы и позже оформить, но ведь сам же требовал от подчиненных порядка и дисциплины, значит, должен быть личным примером. Да и глупую болтовню про оборотня следовало пресечь на корню. Если уж милиционеры начнут такую ерунду обсуждать, то что говорить о простых горожанах! Места тут, как ни крути, до сих пор дикие. И люди живут дикие, на страшных сказках выросшие, так что приходится принимать меры.

Меры Демьян придумал самые решительные. На волчью стаю в ближайшие же дни придется устроить настоящую облаву. Собрать охотников поопытнее, отсеять глупую молодежь, которой только бы побравировать да удаль молодецкую показать. Не получится здесь одной лишь бравадой и удалью все решить, уж больно странные дела творятся. О том, что волки ведут себя до крайности нетипично, Демьян пока старался не думать. Придет время – подумает. А сейчас у него и других хлопот хватает. Нужно съездить на завод, договориться с директором насчет дров для детского дома. Еще бы охрану на острове поставить, но не позволят. Да и не приставишь к каждому в Чернокаменске по милиционеру.

На заводе все получилось быстро, как и думалось. К дровам директор обещал добавить десяток шерстяных одеял, а председатель заводской комсомольской ячейки так и вовсе воодушевился, озадачился организацией культурной программы для воспитанников детдома. Что это будет за программа, Демьян спрашивать не стал, лишь одобрительно хмыкнул. После ночи, проведенной на Стражевом Камне, ему стало казаться, что чем больше взрослых людей будет на острове, тем лучше. А культурные это будут люди или простые рабочие – дело десятое. Главное, чтобы дети не оставались одни.

В общем, как-то получилось, что весь день Демьян провел на ногах, позабыв об усталости и недосыпе, мотался по городу и округе, что тот волк. И когда пришло время возвращаться домой, оказалось, что уже стемнело. Темнело в Чернокаменске внезапно. Вот только, кажется, светит солнце, и вот уже на небо выкатывается луна. Ощущалась в этом какая-то природная аномалия, только Демьяну сегодня было не до аномалий, так сильно он устал.

Дорогу домой его вороной знал отлично, стоило только ослабить поводья, как конь обрадованно всхрапнул, потрусил по дороге легкой рысью. Путь от завода шел вдоль реки через редкий сосенник. Уже почти у самого города заводская дорога сливалась с дорогой, идущей от кутасовской усадьбы. Здесь лес становился гуще и темнее, приближался почти вплотную. И здесь же вороной почуял недоброе, встал точно вкопанный, замотал башкой, зафыркал. Демьян успокаивающе погладил коня по холке, сдернул с плеча ружье, осмотрелся. Света от луны хватало, чтобы видеть дорогу почти так же хорошо, как днем. Да только ничего подозрительного он так и не заметил.

– Ну же. – Он легонько ткнул вороного пятками в бока. – Вперед!

Стоило им только сдвинуться с места, как где-то совсем рядом послышался волчий вой. Конь снова нервно загарцевал, забил копытом. Чтобы удержаться в седле, пришлось натянуть поводья, крепко сжать коленями лошадиные бока. Можно было вернуться на завод, позвать кого-нибудь на подмогу, но Демьян не стал. Он начальник милиции, не к лицу ему бегать от волков. Особенно когда есть оружие. Особенно когда есть вот эта почти звериная злость. Вороной подчинился, всхрапывая и нервно косясь по сторонам, двинулся вперед в темноту.

Волков Демьян увидел очень скоро, звери и не думали таиться. Они стояли полукругом, перекрывая путь. Он насчитал пятерых изрядно отощавших, но все еще крепких зверей. Шестой лежал на снегу, разглядеть, что с ним случилось, с такого расстояния было тяжело. Да и не думал Демьян ничего разглядывать, вместо этого он вскинул ружье, прицелился.

Прогремел выстрел, один из зверей упал замертво прямо на того, что и так уже был мертв, остальные бросились врассыпную. Не выпуская из рук ружья, Демьян спешился, по замаранному кровью снегу подошел к волкам. И лишь приблизившись вплотную, понял, что одно из двух тел совсем не волчье.

…На снегу, приваленная волчьей тушей, лежала женщина. Демьян чертыхнулся, оттащил мертвого волка в сторону, присел на корточки, чтобы разглядеть все в подробностях.

Пальтецо на дамочке было красивое, но хлипкое, явно не для здешних зим предназначенное. Смешная, какая-то куцая меховая шляпка сползла с головы, оставляя открытой рыжую, в завитушках, макушку и почти полностью закрывая лицо. Демьян отшвырнул шляпку, отвел с лица короткие кудри, вгляделся. Лицо ее было мертвенно-бледное. По крайней мере, так показалось в неровном свете луны. Но никаких особо бросающихся в глаза ран он не заметил. Если волки и собирались закусить незнакомкой, то появление человека спутало их планы. По крайней мере, на первый взгляд руки-ноги целы, голова на месте… В отличие от сознания. Может, в обморок дамочка упала со страху? Шла себе по дорожке, шла, как Красная Шапочка, а тут волки… При таком раскладе запросто можно в обморок грохнуться.

Вот и ридикюльчик ее валяется на обочине, такой же смешной и нелепый, как пальтецо и шляпка. Оно и понятно, ридикюльчик волкам без надобности, а спереть его никто не успел. Да и что в нем может быть интересного? Выпавшее из ридикюльчика барахло Демьян небрежно запихнул обратно, а потом аккуратно потряс дамочку за плечи:

– Эй, гражданочка! Очнитесь!

Оно ведь как, если уж день с утра не задался, то все, пиши пропало! А сегодняшний день не задался не то что с утра, а с самой ночи. Теперь вот еще и с этой обморочной возись…

Глаза она все-таки открыла, посмотрела на Демьяна ничего не выражающим взглядом, вцепилась пальцами в борта шинели, попыталась что-то сказать. Вот только ничего у нее не вышло, снова отключилась, а кожа ее сделалась еще белее, и губы посинели, как у покойницы. Хватит с него на сегодня покойниц!

С тяжким вздохом Демьян подобрал с земли шляпку, нахлобучил на рыжую макушку, чтобы не замерзла. Следом пришел черед ридикюльчика, а потом и самой дамочки. Она оказалась легкой, почти невесомой. Не потребовалось особенных усилий, чтобы перебросить ее через седло. А вороной все равно недовольно заржал, затанцевал на месте.

Найденную посреди дороги дамочку можно было отвезти прямиком в больницу, чтобы дальше с ней разбирался доктор. Да вот только Палий наверняка с работы уже ушел, больница на другом краю города, а собственный Демьянов дом всего в пяти минутах езды. И что прикажешь делать?!

Решение имелось одно-единственное, и Демьяну оно очень не нравилось. Давненько в его холостяцкой берлоге не бывало женщин, да еще таких диковинных, с ридикюльчиками.

– Это ненадолго, – сказал он вороному. – Как очухается, сразу же выставлю за дверь.

Вороной согласно кивнул и потрусил вперед мелкой, осторожной рысью. Словно понимал, что ношу везет необычную и деликатную. К дому прибыли без приключений и без свидетелей. Вот и хорошо, не хватало еще глупых пересудов!

Калитку Демьян еще кое-как открыл, а вот с замком пришлось повозиться. Очень несподручно управляться с ключами, когда на руках у тебя дамочка и ридикюльчик. Собственная доброта злила Демьяна все сильнее и сильнее, ситуация намекала на то, что выспаться сегодня так и не удастся. Наверное, поэтому на кровать он дамочку скорее не положил, а швырнул. И раздевал без всякого пиетета.

Сапоги ее оказались такими же красивыми и такими же бесполезными, как и все остальное барахло. Ноги в них заледенели, хорошо, если не случилось отморожения. Пальтишко Демьян повесил на вешалку, по ходу не удержался, воровато ткнулся носом в пушистый лисий воротник. Уж больно вкусно от него пахло. Ни от одной чернокаменской дамочки, даже самой наипервейшей модницы, не пахло так хорошо и манко! Под пальтишком оказалось шерстяное платье, застегнутое на множество мелких костяных пуговок. Платье Демьян одобрил – теплое и практичное, вот только носить такое нужно под шубу, а не под пальто на рыбьем меху. И какой дурой нужно быть, чтобы так вырядиться?

Последней он снял шляпку, а потом с совершенно мальчишеским любопытством бережно отвел с лица незнакомки густые рыже-каштановые волосы. Эти волосы были непривычно короткими и едва закрывали мочки ушей. Они вились мелким бесом и пахли точно так же, как чертов лисий воротник. А дамочка… дамочка при ближайшем рассмотрении оказалась совсем молодой, годков двадцати пяти от силы. Красавица она или дурнушка, понять было сложно из-за противоестественной бледности и синих, как у покойницы, губ. Она дышала часто-часто, и пульс, который Демьян с трудом нащупал, тоже был частый, едва различимый. Подумалось вдруг, что это не обморок, что дело гораздо серьезнее, чем казалось на первый взгляд. И как только подумалось, Демьян увидел доказательства: на подушке, подсунутой под голову незнакомке, расплывалось алое пятно крови…

Там, на дороге, крови оказалось много, он не стал разбираться, где человеческая, а где волчья. А потом из-за шляпки не разглядел раны на затылке. Как можно было не разглядеть такую рану?!

Демьян со смесью испуга и растерянности посмотрел на свои окровавленные ладони. Те самые, которыми он мгновение назад ощупывал голову незнакомки с ощутимой вмятиной на затылке. Приплыли…

На улицу Демьян не вышел, а выбежал, кликнул соседского мальчишку Васятку, велел как можно быстрее привести доктора Палия, а потом вернулся в дом к беспамятной рыжей девице. За время его почти суточного отсутствия дом остыл, Демьян забросил в печь дров, разжег огонь, поставил на керогаз чайник с водой. Доктору может потребоваться горячая вода, или вдруг дамочка придет в себя и захочет хлебнуть чайку. Впрочем, надежда на то, что она очнется, таяла с каждой минутой. Демьян не был врачом, но и дураком он тоже не являлся, умел отличить слегка больного человека от тяжело раненного. Рыжая казалась не просто раненной, а смертельно раненной.

Палий явился быстро, чайник едва успел закипеть. Вот за что Демьян любил городского эскулапа, так это за оперативность и безотказность.

– Давно не виделись, – буркнул доктор, на ходу снимая пальто. – Ну, что у вас тут приключилось, товарищ милиционер?

– У меня приключилось вот это. – Демьян подошел к лежащей на кровати незнакомке. – Нашел на улице без сознания. Вы бы глянули, Илья Лаврентьевич. У нее там рана на затылке…

Просить дважды ему не пришлось. Доктор уже деловито рылся в своем чемоданчике.

– Приготовьте воды, чтобы я мог помыть руки.

– Уже. – Демьян развел в тазу теплой воды, поставил на табурет перед Палием, сказал растерянно: – Что-то с ней неладное. И дышит она как-то странно.

– Странно, что она вообще дышит. Отойдите-ка, товарищ милиционер. Вот к окошку отойдите, позвольте мне осмотреть больную. – Голос Палия сделался ворчливым, и это был явный признак его крайней озабоченности.

Демьян молча отступил от кровати, уставился в подернутое инеем окно. О том, что выспаться уже не доведется, не думалось. Думалось о дамочке, над которой колдовал Илья Лаврентьевич, о том, откуда она взялась и куда направлялась, о том, кто нанес ей эту страшную на вид рану. Хотелось обернуться, посмотреть, как оно там, но Демьян себе запретил. Не его это дело, пусть уж доктор сам…

Однако ж терпения не хватило.

– Ну, что там, Илья Лаврентьевич? – спросил он, не оборачиваясь. – Как она?

– Плохо дело, товарищ милиционер. – На сей раз в голосе Палия слышалась не озабоченность, а жалость. – Тяжелейшая черепно-мозговая травма. Тяжелейшая! Рефлексы и симптоматика такие, что не оставляют ни малейшей надежды на благоприятный исход. Увы, в этом случае медицина бессильна.

– Медицина бессильна или вы, Илья Лаврентьевич? – спросил Демьян осипшим вдруг голосом.

– Я бессилен точно. – Палий развел руками. – А медицина… даже если бы гипотетически была возможна операция! Так вот, я повторюсь, даже если бы была возможна операция, больная не пережила бы транспортировки.

– В больницу?

– Я не хирург и не волшебник. К сожалению, ее травма не совместима с жизнью, а смерть ее – это всего лишь вопрос времени.

– Какого времени?..

Сейчас, когда окровавленного, смятого затылка не было видно, дамочка казалась вполне себе живой, разве что излишне бледной.

– Нарушены важнейшие витальные функции. Давайте начистоту, товарищ милиционер. До утра она не доживет. Вы поймите, – заговорил Палий торопливо, – я не отказываюсь, я сделал все, чтобы облегчить ее страдания, но вернуть ее не в моей власти.

– Она страдает? – Вспомнилось, как он вез ее, перекинув через седло, головой вниз… Собственная голова вдруг загудела, словно бы это по ней ударили чем-то тяжелым, несовместимым с жизнью. А пальцы сами собой сжались в кулаки.

– Не думаю. – Палий мотнул головой. – То есть я почти уверен, что в нынешнем своем состоянии она ничего не чувствует. Для нее это благо, поверьте. Я понимаю ваше беспокойство, особенно теперь, когда я обрисовал ее перспективы… – Он запнулся, сказал уже другим, не официальным тоном: – Демьян Петрович, если вам неприятно… если не хотите, чтобы в вашем доме умирала…

– Замолчите, – сказал Демьян устало. – Каждый из нас делает то, что должен. Тем более вы сказали, что транспортировка ее убьет…